Текст книги "Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле"
Автор книги: Йохен фон Ланг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
ЛЕСС. Не в связи с этим вопросом?
ЭЙХМАН. ...но ведь не в связи с этим вопросом! Нет, никакой это был не цинизм, наоборот. Я... я был... я был в состоянии, которое вообще не допускает цинизма, которое только... выражает только глубокую горечь, ведь миллионы жертв и с нашей стороны... миллионы с вражеской стороны тоже... И я сказал тогда о примерно пяти миллионах – это верно. Пять миллионов, сказал я.... и все напрасно... Я только для... Только одно я сказал: но целых пять лет им пришлось биться с рейхом! Но что до цинизма, извините!
ЛЕСС. С одной стороны, если Визлицени говорит здесь: он смеясь прыгнул бы в шахту, потому что чувствовал, что у него на совести пять миллионов человек...
ЭЙХМАН. Нет, нет, нет, господин капитан, я это отрицаю, я действительно должен отрицать это. Эту... этой... эта фраза совершенно не моя! И, кроме того, она же неверна. Мои люди сочли бы меня невеждой с манией величия, они ведь точно знали, что это не я убил пять миллионов евреев. Визлицени точно знал, по меньшей мере, не хуже меня, что убийствами мы не ведали.
ЛЕСС. Во всех ваших заявлениях вы все время прячетесь за слова "это было не в моей компетенции, это не моя область, это были предписания, которые я получал, это относилось к управлению железных дорог..." и т.д.
ЭЙХМАН. Да, а что же мне делать, господин капитан? Ведь как начальник отдела IV В 4 я действительно отвечал не за всё, а только за свой довольно четко очерченный круг задач. И этот довольно узкий круг задач можно в любое время установить. Я ведь не мог делать что захочу.
ЛЕСС. Здесь у меня материалы Нюрнбергского процесса главных военных преступников, это 38-й том. Вот документ. Он касается организации и распределения функций в Главном управлении имперской безопасности по состоянию на 1 октября 1943 г. Снабжен грифом "Секретно". Там значится в числе прочего: Отдел IV В 1: Политический католицизм (Штурмбаннфюрер Ротт). IV В 2: Политический протестантизм и секты (Ханненбрух). IV В 3: Прочие церкви, масонство (Вандерслебен). Затем IV В 4: Еврейские дела, мероприятия по очистке; конфискация имущества враждебных народу и государству лиц, лишение германского гражданства. Это ваша фамилия?
ЭЙХМАН. Так точно! И все верно.
ЛЕСС. Окончательное решение еврейского вопроса считалось решающим фактором войны?
ЭЙХМАН. С точки зрения верхов, наверное, ведь сверху все время... Я хотел бы указать здесь на одно различие, господин капитан. Сначала, с какого-то времени, мы только и слышали – не вести никаких работ, кроме имеющих военное значение. По мере того как война продолжалась, слова "имеющие военное значение" не были отброшены, но дополнены словом "решающее". И когда что-либо проверяли, преимущество отдавалось тому, что имело категорию "решающего военного значения".
ЛЕСС. И окончательное решение еврейского вопроса относилось к этой категории?
ЭЙХМАН. Так точно, относилось. Уже потому, господин капитан, что это понятие... гм... как бы это сказать? Это я помню – относилось потому, что транспорт... э... заявки, понимаете, заявки на вагоны в имперское министерство путей сообщения удовлетворялись, только если было "военн..." (Эйхман берет сигарету.) ...Большое спасибо, только, если был гриф "военного значения" вначале, а потом – "решающего военного значения".
ЛЕСС. Ваши люди, сотрудники вашего отдела, подавали заявления о желании пойти на фронт?
ЭЙХМАН. О да! Постоянно, постоянно, всегда. Как и я. Потому что каждый хотел подальше от этого...
ЛЕСС. Такие ходатайства вами удовлетворялись или принципиально отклонялись?
ЭЙХМАН. Господин капитан, такие вещи, как правило, не передавались по службе дальше. Потому что официально – и это точно знал каждый – это не имело смысла. Они "пропадали". И, кроме того, считались недопустимыми, потому что мы были поставлены на этот пост приказом и были обязаны оставаться на посту. Несмотря на это, многие пытались; скажем, за много лет у него с кем-то из начальства сложились, как ему казалось, личные отношения и тому подобное, ну, и он обращается, надеясь, что тот не откажет. Точно так, как делал я сам. Если бы я, например, подал официальное заявление по службе с просьбой перевести меня на фронт, то получил бы – за нарушение субординации и чтобы остальным не повадно было – такой нагоняй, что только держись. И так поступили бы начальники с любым подчиненным.
ЛЕСС. Но все же обычно людей, желавших пойти на фронт, отпускали.
ЭЙХМАН. Да, но не из гестапо, господин капитан. Отсюда никого не отпускали. Я не раз просил Мюллера...
ЛЕСС. Употребляли ли вы в течение сорок первого – сорок пятого годов алкогольные напитки в большем количестве, чем раньше?
ЭЙХМАН. No, no, nо. Могу сказать – уж скорее, наоборот. Ведь во время войны – я ведь жил в Берлине – бывали, я помню, воскресенья, когда я и хотел бы откупорить бутылку, да ее у меня не было.
ЛЕСС. Ратовали ли вы в беседах с другими эсэсовцами, не работавшими в вашем отделе, но связанными с вами по службе, за полное уничтожение всех евреев, всех, до кого только можно добраться?
ЭЙХМАН. No! Я никому такого не говорил. Этого не сможет утверждать никто – ни один человек. Никто не сможет утверждать такое.
ЛЕСС. Состояли ли вы в служебных отношениях с учреждением "Наследие предков. Институт прикладных исследований" в Берлине?
ЭЙХМАН. No, no, nо.
ЛЕТОПИСЕЦ. Организация "Наследие предков" была чисто гиммлеровской и полностью отвечала характеру шефа, имея хаотичную структуру и романтические цели. Любая бессмыслица оправдывалась тезисом о цели, которая оправдывает любые средства. Под прикрытием невинного исследования родословных скрывались такие заказные работы, как опыты над живыми узниками лагерей, с одной стороны, и изучение истории древних германцев, с другой. Руководителем этого подозрительного заведения был профессор Вольфрам Зиверс.
ЛЕСС. Вы знали штандартенфюрера СС доктора Зиверса, руководителя "Наследия предков"? Имели служебные отношения с доктором Зиверсом?
ЭЙХМАН. No, no, nо. Не помню. Совершенно не помню.
ЛЕСС. Вы знали гауптштурмфюрера СС профессора доктора Хирта из Сграсбургского университета?
ЭЙХМАН. Хирта? No. Тоже нет.
ЛЕСС. Занимались ли вы или ваш отдел переводом заключенных из одного концлагеря в другой?
ЭЙХМАН. Нет, нет, нет. Из одного концлагеря в другой?
ЛЕСС. Допустим, из Освенцима в Маутхаузен? Или из Освенцима в Натцвейлер?
ЭЙХМАН. Нет. Нет. Нет. Я за это совершенно не отвечал. За это... это же... это было в ведении отдела превентивного заключения.
ЛЕСС. Имели ли вы служебные отношения с оберштурмбаннфюрером СС доктором Рудольфом Брандтом из личного штаба рейхсфюрера СС?
ЭЙХМАН. Личный врач Брандт? Да, он был личным врачом... Брандт. Я не знаю, был он личным врачом Гитлера или...
ЛЕСС. Гиммлера?
ЭЙХМАН. Да, Гиммлера! No, никаких отношений с ним я не имел.
ЛЕТОПИСЕЦ. Д-р Рудольф Брандт не был врачом. Он был адъютантом Гиммлера, но должность не отражает характера его деятельности и влияния. А д-р Карл Брандт, даже не родственник Рудольфу Брандту, был врачом, одним из личных врачей Гитлера. То, что Эйхман путает этих людей, демонстрирует явно: сам он поднялся не слишком высоко в иерархии нацистского государства. Иначе должен был знать уж, по крайней мере, Рудольфа Брандта, который был при Гиммлере чем-то вроде "старшего куда пошлют". На процессе нацистских врачей в 1946 г. Рудольф Брандт был приговорен к смертной казни, приговор приведен в исполнение. То усе и с лейбврачом Гитлера Карлом Брандтом. Но подозревать, что Эйхман хотел бы скрыть такое знакомство, не имеет смысла – из него не вытекают обвинения, которые могли бы ухудшить и без того плачевную для Эйхмана ситуацию.
ЛЕСС. У меня здесь фотокопии документов, предъявленных на Нюрнбергском процессе номер один по делу врачей. Отправитель письма – "Наследие предков", имперский руководитель. Я вам читаю: "Берлин, 2.11.42 Секретно. Оберштурмбаннфюреру СС д-ру Брандту. Дорогой товарищ Брандт, как вам известно, в свое время рейхсфюрер СС приказал, чтобы гауптштурмфюрер СС проф. д-р Хирт получал для своих исследований все, что ему требуется. Для определенных антропологических исследований – о них я уже доложил рейхсфюреру – необходимы 150 скелетов заключенных евреев, которые надлежит доставить из концлагеря Освенцим". И т.д. и т.д., подписано: "С товарищеским приветом, хайль Гитлер, ваш Зиверс". Второй документ – докладная этого профессора Хирта: "По вопросу: получение черепов еврейско-большевистских комиссаров для научных исследований в имперском Страсбургском университете". Там написано: "Имеются обширные коллекции черепов почти всех рас и народов. И только черепов евреев так мало, что работа с ними не может дать надежных результатов. Война на Востоке дает нам теперь возможность пополнить их количество. Сохраняя черепа еврейско-большевистских комиссаров, представляющих собой отвратительный, но характерный тип недочеловека, мы будем иметь возможность получить представительный научный материал. Беспрепятственное получение и сохранение черепов целесообразнее всего организовать путем распоряжения по войскам вермахта – немедленно передавать в дальнейшем полевой полиции всех еврейско-большевистских комиссаров живыми. Ответственный за сохранение материала – в скобках: военнослужащий вермахта или даже полевой полиции – молодой врач или студент-медик обязан сделать необходимые фотографии и серию антропологических измерений. Затем, после умерщвления еврея, чья голова не должна быть повреждена, он отделяет голову от туловища и отправляет ее в консервирующем растворе, в специально приспособленной для этой цели и надежно запирающейся металлической емкости к месту назначения". Теперь следующие документы. Письмо от 21 июня 1943 г. из "Наследия предков", гриф "государственная тайна". В Главное управление имперской безопасности, отдел IV В 4, оберштурмбаннфюреру СС Эйхману, лично. "По вопросу: создание коллекции скелетов. В соответствии с письмом от 25.9.42 и имевшими место личными договоренностями по данному вопросу сообщаем, что уполномоченный для выполнения данного специального задания сотрудник д-р Бруно Бегер закончил в связи с имеющейся опасностью эпидемии работы в концлагере Освенцим 15.6.43. Всего обработано 115 человек, из них 79 евреев, 2 поляка, 4 среднеазиата и 30 евреек. Эти заключенные, раздельно мужчины и женщины, помещены в настоящее время в лазарет концлагеря Освенцим и находятся в карантине. Для дальнейшей обработки этих лиц в настоящее время необходимо передать их в концлагерь Натцвейлер, при этом, в связи с опасностью эпидемии в Освенциме, – в кратчайшие сроки. Именной список указанных лиц прилагается. Просим соответствующих указаний". Теперь последний документ: "Рейхсфюрер СС, личный штаб, полевая ставка, 6.11.42. Секретно. В Главное управление имперской безопасности, отдел IV В 4, оберштурмбаннфюреру СС Эйхману лично. – Рейхсфюрер СС дал указание, чтобы директору анатомического отделения в Страсбурге гауптштурмфюреру СС проф. д-ру Хирту было предоставлено все необходимое для его исследований. По поручению рейхсфюрера СС прошу в связи с изложенным обеспечить условия для создания планируемой коллекции скелетов. – По поручению: оберштурмбаннфюрер СС Брандт".
ЭЙХМАН. Я и теперь не могу вспомнить фамилию. Во всяком случае, это был приказ рейхсфюрера СС и начальника германской полиции, так следует из всей переписки. Наверное, я спихнул все это дело, согласно распределению обязанностей, в Главное управление делами и хозяйством. Где мне было взять черепа убитых?
ЛЕСС. Речь идет здесь о скелетах, а еще больше – о живых людях.
ЭЙХМАН. Это верно. Так точно!
ЛЕСС. Это значит, о живых людях, которых надо превратить в скелеты.
ЭЙХМАН. Да, да, врачей посылали в концлагерь, чтобы они их там искали. С какой стати они обратились ко мне, непонятно. И ведь здесь нет письма от меня – ответа, что ли. Возможно, значит, что все это дело... конечно, не по моей инициативе... а по указанию Мюллера, поскольку существовал приказ рейхсфюрера, я и передал это по подчиненности в главное управление "Д. и X.", делами и хозяйством. Ничего иного нельзя себе представить, я же не мог... я же не мог поставлять скелеты... поставлять живых людей. У меня ведь... у меня нет лагеря, в котором их могут отобрать. Это же может произойти только в концентрационном лагере.
ЛЕСС. Да, но затем вы, наверное, дали лагерю указание, чтобы...
ЭЙХМАН. Я не мог дать указание, потому что указание уже дал рейхсфюрер.
ЛЕСС. Да, но вы же дали указание, что людей надо отправить в Натцвейлер.
ЭЙХМАН. Нет, я и этого не мог сделать, это должен делать отдел превентивного заключения.
ЛЕСС. Из этого письма Зиверса следует, однако... что... что пишет он на основании беседы с вами.
ЭЙХМАН. Да, вот это верно...
ЛЕСС. Что это была за беседа?
ЭЙХМАН. … верно, потому что я помню, как это происходило, конечно! Но я не знал – что о скелетах. Я знал только про черепа убитых... После того как меня поставили в известность, что рейхсфюрер СС и начальник германской полиции лично распорядился и приказал, дело надо было передать в инстанцию, которая за это отвечает. Я ведь не был ответственным.
ЛЕСС. Вы провели это дело?
ЭЙХМАН. Проводить его я не могу, господин капитан, проводить должен... должно главное управление Д. и X., а не я.
ЛЕСС. А все же? Что же сделали вы?
ЭЙХМАН. Наверное, спихнул в то главное управление, по принадлежности. Не по собственному усмотрению, ведь был приказ рейхсфюрера. Не могу себе представить, чтобы по такому делу я обращался, например, к Гессу... к Гессу – коменданту Освенцима. Я и не могу по такому делу писать непосредственно Гессу... В общем, это просто неверно, что IV управление, гестапо, доставило скелеты.
ЛЕСС. Людей...
ЭЙХМАН. ...доставило людей. Потому что в Освенциме... в Освенциме... ведь это... это же было в Освенциме, верно? Этот врач поехал туда и отобрал там людей. В Освенциме были ведь, были десятки тысяч людей. Мне там нечего указывать, если приказал рейхсфюрер СС и начальник германской полиции.
ЛЕСС. Но позвольте: вот Зиверс пишет вам, что его сотрудник поехал, отобрал себе людей, и Зиверс просит вас позаботиться о том, чтобы...
ЭЙХМАН. ...Чтобы они попали в Натцвейлер.
ЛЕСС. ...Дать указание, указание!
ЭЙХМАН. Но какое же указание я должен дать, господин капитан?
ЛЕСС. Спрашиваю я! Я желаю это знать!
ЭЙХМАН. Да, но... Пожалуйста, я хотел бы... я... да... Я не знаю... я, я, я... я говорю – какое же указание мог я дать? Чтобы их убили? Мне не надо было давать никаких указаний... господин капитан, потому что убивать там – это было в компетенции Гёсса. И ему не нужно было из-за 160 человек – мне приходится выражаться совсем ужасно, чтобы вообще, гм.. обо всем этом деле... но мне приходится, – ведь если к Гёссу, ну, э... каждую неделю приходило столько-то эшелонов, и у него приказ, у него приказ фюрера – убивать их... Почему же я должен Гёссу, который по приказу фюрера убивает тысячи людей в неделю, почему я должен давать ему свой приказ убить 160 человек, который я не могу дать, потому что это другое главное управление, он служит в другом главном управлении!
ЛЕСС. Их ведь не убили в Освенциме, а отправили в Натцвейлер.
ЭЙХМАН. Или в Натцвейлере. Ведь в каждом концентрационном лагере... убивали людей, если их полагалось убить. Коменданты концентрационных лагерей... получали такие приказы по подчиненности от Главного управления делами и хозяйством. Но я не могу себе представить, чтобы мы, отдел IV В 4, чтобы IV В 4 давал указания Освенциму. Наверное, мы переправили все бумаги в главное управление Д. и X., по принадлежности. Ведь это – прошу вас! – это, в принципе, совершенно все равно, потому что приказывает рейхсфюрер, начальник германской полиции. Если бы я что-то совершил, я не подлежал бы никакой ответственности, потому что присяга, которую я принял, обязывала меня к верности и послушанию. Мне приказал высший руководитель! И я находился в положении подчиненного и был обязан исполнить приказ. Это ясно.
ЛЕСС. А присяга на верность – которой вы должны были следовать и следовали – предусматривала и такие "акции"?
ЭЙХМАН. Исключения не были предусмотрены.
ЛЕСС. Кто перевез этих людей?
ЭЙХМАН. Перевозками занимался я, то есть эвакуацией – верно?
ЛЕСС. Нет, эти 120 человек – они были...
ЭЙХМАН. Ах, перевозка, транспорт. Да, были ли там мои люди, господин капитан, я этого тоже не знаю, но я не хочу отрицать, не хочу отрицать, господин капитан. Но могу себе представить также, что транспортировка из одного концентрационного лагеря в другой была проведена служащими лагеря.
ЛЕСС. Мне здесь непонятна одна вещь: если это компетенция Главного управления делами и хозяйством, то почему сначала переписка с вами, почему обсуждение с вами?
ЭЙХМАН. Да, я знаю, что это было не в нашей компетенции. Пожалуйста, господин капитан, если теперь это на 160 человек больше или меньше, то мера моего наказания не станет от этого ни меньше, ни больше. Я готов признать всю эту историю. Я спрашиваю теперь только вот что: здесь вся переписка за 42-й, за ноябрь 42-го? Я ведь должен теперь что-то сказать о ней?
ЛЕСС. Ну конечно. Он ведь пишет, он ссылается на ваше письмо. Зиверс ссылается на ваше письмо...
ЭЙХМАН. Да, и этого письма у вас нет?
ЛЕСС. К сожалению, нет.
ЭЙХМАН. Удивительно. Ведь для прояснения этого дела было бы очень хорошо, если бы, по меньшей мере, было это письмо... Удивительно.
ЛЕСС. Люди, к которым было применено "особое обращение"... Это "особое обращение" решалось не гестапо?
ЭЙХМАН. No, фюрером... э... самим... самим Гитлером.
ЛЕСС. Приказ лагерям отдавало гестапо?
ЭЙХМАН. Приказ концлагерям, например, об умерщвлении газом?
ЛЕСС. Приказ. Не важно X или Y...
ЭЙХМАН. Ну, в отдельных случаях... отдельные случаи... конечно. Да-да, так точно, так точно.
ЛЕСС. Вот и в этом случае делом занималось, наверное, гестапо. Люди ведь подверглись "особому обращению". Нужны ведь были их скелеты.
ЭЙХМАН. Указание... видите ли, господин капитан, указания, принципиального распоряжения не надо... можно было уже не давать. Ведь приказ высшего начальника имелся. Дело шло только об организационном исполнении этого приказа, т.е. о чисто... чисто административной передаче дела. Если бы я мог вспомнить, я бы сказал сразу: так точно, тогда-то на основании приказа рейхсфюрера я передал дело в Освенцим и сказал: "Вот, отправьте 160 евреев по выбору Хирта, или как там его, в Натцвейлер и т.д.". У меня же был документ, так приказал рейхсфюрер.
ЛЕСС. Входило ли в обязанности ваши или вашего отдела IV В 4 руководство лагерем в гетто Терезиенштадт?
ЭЙХМАН. Отдел IV В 4 не отвечал... Нет, за это я не отвечал. Соответствующей надзорной инстанцией был командующий полицией безопасности и СД в Праге. Вот когда происходили посещения, нам приходилось туда ехать. Из Красного Креста были посещения, кажется, два раза, и надо было туда ехать. Обычно выезжали заранее, потому что командующий полицией безопасности и СД в протекторате не мог сам дать такое разрешение, этими делами ведал сам рейхсфюрер. Когда такое было в первый раз, поехал даже Мюллер и взял меня с собой.
ЛЕСС. В остальном же вы не отвечали за руководством лагерем?
ЭЙХМАН. Когда протектору Богемии и Моравии барону фон Нейрату пришлось уйти, его сменил заместитель рейхспротектора, до этого – начальник полиции безопасности и СД обергруппенфюрер Гейдрих, сохранивший за собой и эту должность. Едва его назначили, как он устроил пресс-конференцию. После чего он вызвал меня к себе вместе с пражским командующим полицией безопасности доктором Штальэккером. Еще там был статс-секретарь К.Г.Франк. У меня в памяти остались две фразы Гейдриха. Первая: он рад, что переведен с негативной работы, каковой является любая полицейская деятельность, на позитивную. И вторая: что на пресс-конференции он забежал вперед. Он-де сказал журналистам, что через восемь недель протекторат будет очищен от евреев. Так вот, надо протекторат Богемия и Моравия, а это приблизительно 120-150 тысяч душ, за восемь недель от евреев очистить!
ЛЕСС. Под душами вы подразумеваете евреев?
ЭЙХМАН. Так точно, конечно! И тогда я сказал заместителю рейхспротектора: существует только одна возможность – предоставьте столько места, чтобы евреи, живущие в разных местах протектората, там поместились. На это Гейдрих и Франк стали называть различные местности, и в конце Франк сказал: Терезиенштадт! Гейдрих с этим сразу согласился и сделал нужные распоряжения. Я сам поехал в Терезиенштадт и осмотрел место. И увидел, что его слишком мало. Я сказал, что это будет полный провал. Но ничего уже нельзя было сделать. Карл Герман Франк ненавидел не только чехов; Карл Герман Франк был еще и юдофоб – скажем, типа Штрейхера, типа читателей его "Штурмовика". И дальше посыпались, чуть не каждую минуту, все новые приказы рейхсфюрера СС, согласно которым терезиенштадтское гетто надлежит сделать чем-то вроде образцового "дома для престарелых".
ЛЕСС. В рамках эвакуации из Терезиенштадта в Освенцим или в другие лагеря отбирались только молодые люди или также старые, пожилые?
ЭЙХМАН. Как предписывалось. Терезиенштадт был подчинен самому... непосредственно, я бы сказал, приказам Гиммлера. Он оставил Терезиенштадт, так сказать, за собой, и я думаю, что даже сам командующий полицией безопасности и СД ничего там по своему усмотрению не решал, не спросивши согласия своего шефа.
ЛЕСС. Директивы, относительно... относящиеся к отправке в Терезиенштадт, издавались вашим отделом?
ЭЙХМАН. Нашим отделом?.. Директивы, мне кажется, были много раз. Когда я еще служил там, они поступали только из протектората. Вскоре появились и "соседи" – гауляйтеры или крайсляйтеры, которые сосватали свои дела рейхсфюреру. Были отдельные случаи, когда центральные инстанции рейха что-то внушали Гиммлеру. Мне там пришлось организовать еврейскую полицию, кажется, человек 150 или 200. А потом пришел однажды приказ Гиммлера, что он желает преобразовать Терезиенштадт в особое гетто, но какой в этом заключен смысл, никто из нас сначала вообще не думал.
ЛЕСС. Директивы о депортации в Терезиенштадт издавались вашим отделом?
ЭЙХМАН. Так точно! Конечно, после того, как... Я теперь уже не могу вспомнить, как проходили директивы... это же особое гетто... Были директивы, которыми рейхсфюрер СС и начальник германской полиции очертил примерно круг лиц. Наверное, речь шла и о возрасте, о социальном положении; например, согласно одному из приказов рейхсфюрера, имевшие награды за мужество в Первой мировой войне переводились в Терезиенштадт, имевшие ранения в Первой мировой войне тоже, это я помню. Еще старшие офицеры. Это пункты, которые я припоминаю.
ЛЕСС. Почему депортация евреев в Терезиенштадт считалась переездом на новое место жительства?
ЭЙХМАН. Да, переезд... Я тоже не знаю, от кого идет эта форма. Потому что у важных людей были в Терезиенштадте квар... да, были квартиры, они жили в квартирах. Больше ничего я вспомнить не могу. Это называлось переселением в Терезиенштадт, переселением в особое гетто, и эти... нет, наверное, изредка, в спешке, записывали – "эвакуация". Как правило, же, называлось так: переезд.
ЛЕСС. Однако когда вы говорите об эвакуации на Восток, то о переселении, об изменении места жительства речи не идет.
ЭЙХМАН. Может быть, так было предписано сверху... уже не помню, почему именно. Но я думаю, что это был, наверное, штамп, словесная формула для украшения того гетто. Это будет ближе к истине.
ЛЕСС. Чтобы подсластить пилюлю?
ЭЙХМАН. В известном смысле, так, а если говорить честно – да!
ЛЕСС. Теперь я показываю вам директивы по переселению евреев в Терезиенштадт, изданные вашим отделом 20 февраля 1943 г. Желаете о них высказаться?
ЭЙХМАН. Конечно! Они подразделяются на положения о распределении обязанностей между службами, затем определен круг лиц; далее собственно перевозка в эшелонах, их сопровождение и отчетность об отправке и прибытии; учет расходов и обращение с имуществом. В положениях о контингенте я вижу пункты, которые пришли в голову лично рейхсфюреру СС и начальнику германской полиции: лица, награжденные за ранение на фронте, награжденные военными орденами и так далее. Вот еще разные сведения из параграфов, из законов о евреях – это от министерства внутренних дел. Потом учет расходов; что это был за указ, я не знаю. (Эйхман читает.) "Обращение с имуществом: по поводу обращения с имуществом отправляемых евреев будут даны особые указания". Тоже не знаю, о чем это.
ЛЕСС. Вы сказали перед этим, что круг лиц обозначил Гиммлер. Следует ли понимать это так, что всех остальных евреев от 14 до 65 лет надо было депортировать на Восток?
ЭЙХМАН. Согласно этому изложению, которое здесь... Тех, кто не подпадает под действие параграфов 5 или 1 приложения к имперскому закону о гражданстве от такого-то числа... разрешено эвакуировать на Восток, тут ясно написано. Остальных – тут оставалась некоторая неопределенность; их, если я должен это сказать, – очевидно, переселять в Терезиенштадт.
ЛЕСС. Я все еще не понимаю, в чем у вас разница между переселением и эвакуацией. Евреи, которых предусматривалось отправить в Терезиенштадт, обязаны были отдать свое имущество – не имели права взять его с собой. Должны были отдать всё. Вот тут написано, что они могли взять: один чемодан или рюкзак с одеждой и обувью (громоздкие не разрешаются), столовую посуду, тарелку или миску, ложку. Даже без вилки и ножа... Постельное белье с одеялом, это же...
ЭЙХМАН. Да. Так было. Только было и следующее, господин капитан. Жизнь – конечно, не привычная нормальная жизнь, – но если сравнить жизнь в концентрационном лагере и жизнь в Терезиенштадте, то разница была – как день и ночь. Например, в Терезиенштадте еврейский совет старейшин на самом деле многое определял в распорядке. Отдельные категории вообще освобождались от любой работы. Если производство переводилось в Терезиенштадт, это уже позже, какие-то изделия военного значения – отражатели или что-то в этом роде, – то за работу платили. Была разница... большая разница, если кто-то попадал оттуда в Освенцим. И так же все остальное... Вот я вспоминаю, ага, вот как раз вспомнил: например, из Терезиенштадта летом 1944 г. я взял целую группу – архитекторов, инженеров и рабочих – в провинцию Бранденбург, где надо было строить запасные помещения для управления IV, для гестапо. Да ведь по дороге туда, к месту назначения, люди могли сбежать в любую минуту, но они не сбежали. И из Терезиенштадта выезжали на машинах на уборку сена и т.п.
ЛЕСС. Что такое договоры обеспечения?
ЭЙХМАН. Что за договоры?
ЛЕСС. Договоры обеспечения, которые заставляли подписывать евреев, депортируемых в Терезиенштадт.
ЭЙХМАН. Они мне неизвестны. Договоры обеспечения? Я эти слова слышу в первый раз.
ЛЕСС. Если я не заблуждаюсь, дело происходило так, что евреи, которых отправляли в Терезиенштадт... Что им настоятельно рекомендовали, в большей или меньшей степени принуждали их – передать свое имущество, которое оставалось, потому что его нельзя было взять с собой, управляемому вами имперскому Объединению евреев в Германии, подписав соответствующий "договор обеспечения". За это им гарантировалось, что в Терезиенштадте... что их пребывание будет оплачено пожизненно. Их будут снабжать продовольствием, одеждой – всем, что им...
ЭЙХМАН. Во всяком случае, если такие договоры заключались, господин капитан, то в мое время это, скажем так, не предпринималось.
ЛЕСС. Директивы по Терезиенштадту были изданы до отправки туда людей или после?
ЭЙХМАН. Их было много, вообще-то каждый раз, когда... Один раз опять все поставили с ног на голову распоряжением Гиммлера, чтобы Терезиенштадт реорганизовали, превратили в "образцовое гетто".
ЛЕСС. Разве первые директивы были не в 1942 г.?
ЭЙХМАН. Этого я не знаю. Но во всяком случае – безразлично когда, – указания тоже были... Чехи... из Терезиенштадта в тысяча девятьсот... Когда Гейдрих стал рейхспротектором? 1939-й... кажется, так; тогда чехов выселили из Терезиенштадта, причем не мы, а чешское министерство внутренних дел.
ЛЕСС. И если здесь сказано: "Питание должно происходить в общественных кухнях. Для денежного содержания переселяемых евреев будут привлечены средства еврейских организаций в Берлине, Вене и Праге..."
ЭЙХМАН. Так точно, да, я это... к этому... мне добавить нечего. Наверное, всё так.
ЛЕСС. Вы назначали руководителей еврейского совета в Терезиенштадте?
ЭЙХМАН. Да, поскольку сначала... надо было его создать. Потом – потом нет, я уже на это не влиял.
ЛЕСС. Как часто вы приезжали в Терезиенштадт?
ЭЙХМАН. О, я там очень часто бывал. Проезжая... Там была автомобильная дорога, если ехать... По делу или так, я всегда... всегда там останавливался.
ЛЕСС. Хочу показать вам теперь брошюру о правовом положении евреев в протекторате Богемия и Моравия по состоянию на 31.7.1942, изданную д-ром Францем Фридеманом. Для внутреннего пользования еврейской общины в Праге. Вот, на странице 26... Говорю об этом потому, что вы заявляете, будто Терезиенштадт, гетто Терезиенштадт, основано уже в 1939 г. Здесь написано: "В конце концов, было приказано сконцентрировать евреев в гетто, для чего распоряжением рейхспротектора Богемии и Моравии от 16 февраля 1942 г. была упразднена городская община Терезиенштадт, и командующий полицией безопасности при рейхспротекторе был уполномочен параграфом 14 принять необходимые служебные меры для создания еврейского поселения".
ЭЙХМАН. Ага! Это я так ошибся в годах?..
ЛЕТОПИСЕЦ. Эйхману важно представить себя одним из основателей гетто Терезиенштадт. Этим он подкрепляет свое утверждение, что никогда не был юдофобом и что только эсэсовская присяга и приказы Гиммлера вынуждали его участвовать в истреблении евреев. Его аргументы: он не раз стремился помочь евреям найти приют, но всё, что виделось ему подходящим – Палестина, Ниско на реке Сан в Польше, Мадагаскар, – все оказывалось неосуществимым. Разумеется, Терезиенштадт тоже не стал тем, чего он хотел, – слишком тесен, слишком мал, слишком примитивно все устроено. Но все же какое-то убежище от оголтелых расистов. Однако настаивать на своем участии в создании этого гетто можно было только при условии, что оно основано в том году, когда он, Эйхман, возглавлял "центральный отдел" по еврейской эмиграции в Праге, т.е. в 1939г. И вот он "переносит" въезд Гейдриха в Пражский град с 1941-го на 1939 год... Действительно, Терезиенштадт был не столь ужасен, как другие гетто, но это не означает, что там можно было жить по-человечески. По нацистским меркам это не был концлагерь, там не существовало газовых камер. Но запертые в тесном пространстве люди были лишены свободы, как заключенные, они подвергались любому произволу и находились под постоянной угрозой смерти. То, что многие из них купили себе место в таком "доме престарелых" ценой всего своего имущества, не давало им никаких прав. Условия жизни и питание были отвратительны, но и на этом власти нередко "экономили", отправляя пенсионеров тысячами в лагеря смерти. Однако гетто Терезиенштадт никогда не пустовало. Пополнение прибывало до самого конца, и в гетто, бывало, допускали иностранных представителей, пытаясь таким образом маскировать массовое уничтожение евреев в концлагерях. Даже тогда, когда нацистский режим уже трещал по всем швам.
