Текст книги "Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле"
Автор книги: Йохен фон Ланг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
ЛЕСС. Вот протокольная запись командующего полицией безопасности в Гааге от 6.12.41. Она касается эмиграции евреев, а именно небольшой группы голландских евреев, состоявших в НСБ, голландской национал-социалистической партии. Вот документ о них. Хотите высказаться?
ЭЙХМАН. Конечно. Первый пункт свидетельствует, что пять или шесть евреев, состоявших до недавнего времени в НСБ, теперь из нее исключены и, таким образом, принадлежность к национал-социалистической организации утратили. Однако рейхскомиссару и высшему руководителю СС и полиции представляется нежелательным валить их в одну кучу с другими евреями, например, при выселении. Поэтому дается поручение побудить так называемых НСБ-евреев к эмиграции. Дело представлялось таким образом: этих пятерых или шестерых евреев можно выслать заодно с каким-нибудь "доверенным", когда "доверенный" едет за границу. Это выезды агентуры, которые проводило управление VI, секретная служба Главного управления имперской безопасности. А далее сказано, что 21.4.43 эти евреи переселены в Терезиенштадт. Отмечено также, что я настаивал в принципе на том, что в данном случае эмиграцию, то есть в порядке исключения, разрешать не нужно. Но когда проводится выселение, таких НСБ-евреев можно придержать, чтобы они оказались в числе последних.
ЛЕСС. Это решение было принято вами?
ЭЙХМАН. Наверное, потому что дело было простое. 20 декабря 41-го вышел основополагающий приказ рейхсфюрера, согласно которому эмигрировать запрещалось.
ЛЕСС. По этому делу имеется протокольная запись по отделению IV В 4 командующего полицией безопасности в Гааге от 5 октября 42 г., подписанная тамошним уполномоченным по еврейским делам Цёпфом.
ЭЙХМАН. Так точно, это... Значит, здесь Цёпф пишет, что в соответствии со сведениями, полученными от меня, евреев, которых, с одной стороны, по возрасту или их заслугам не следовало бы ставить в один ряд с остальными отправляемыми в Освенцим евреями, но которым, с другой стороны, нечего оставаться в Голландии, – что Гаага могла бы в любое время отправить их поездом из концлагеря Вестерборк в показательный Терезиенштадт. И еще тут ссылка на директивы, где и говорится, что, начиная с определенного возраста, нельзя отправлять в Освенцим, но можно везти в Терезиенштадт.
ЛЕСС. Следует понимать это так, что евреи любого возраста и с любыми заслугами должны быть депортированы?
ЭЙХМАН. Да, в Терезиенштадт могли попасть все. "Все" – это не значит все, а вот такие случаи, исключения.
ЛЕСС. Когда словацкое правительство пожелало увидеть, как живут в Польше депортированные из их страны евреи, вы написали – вот в этом документе: "Осторожно! Чем смотреть еврейский лагерь, пусть лучше посетят Терезиенштадт". Это написано потому, что Терезиенштадт, так сказать...
ЭЙХМАН. Конечно, разумеется! Как я уже позволил себе сказать, господин капитан, Гиммлер ведь устроил этот Терезиенштадт в качестве витрины для внешнего мира. Он хотел иметь в руках хоть какое-нибудь свидетельство, я думаю, на случай, если очень уж важные иностранные службы обратятся к нему из-за убийств евреев и т.д., чтобы он мог сказать: "Это же не так, поезжайте в Терезиенштадт". И тогда те люди сказали бы: "Ну, так плохо, как пишет пресса или вещает пропаганда, это все же не выглядит".
ЛЕСС. Разве евреев из Терезиенштадта не депортировали в лагеря уничтожения?
ЭЙХМАН. Да, по приказам Гиммлера – мероприятие по рассредоточению; провести эвакуацию стольких-то евреев из Терезиенштадта... Обычно он указывал, куда направлять эшелон.
ЛЕСС. Кто должен был договариваться об эшелонах?
ЭЙХМАН. Я, то есть мой отдел должен был – обычное дело – утвердить расписание с министерством путей сообщения, а Главное управление делами и хозяйством давало нам утвержденную Гиммлером станцию назначения.
ЛЕСС. Охраняли ли вы и ваш отдел эшелоны с заключенными из гетто Терезиенштадт, направляемые сначала в лагеря уничтожения в Риге, Минске и генерал-губернаторстве, а затем – исключительно в Освенцим?
ЭЙХМАН. Охраняли? Нет, ничего такого, всем этим занималась Прага.
ЛЕСС. Были вы ответственны за выделение подвижного состава?
ЭЙХМАН. Это да, конечно, так точно!
ЛЕСС. Вы сопровождали швейцарца Дюнана из Международного Красного Креста во время посещения им Терезиенштадта 6 апреля 45-го года?
ЭЙХМАН. Как его звали, я не знаю, господин капитан, но я его сопровождал, так точно. Но не только я. Главным лицом был командующий полицией безопасности и СД в Праге. Я был там тоже, потому что получил приказ ехать туда из Берлина. У К.Г.Франка, статс-секретаря, не было времени, и тогда швейцарского представителя пригласили на ужин в Градчаны от его имени.
ЛЕСС. А вы почему принимали в этом участие?
ЭЙХМАН. Я получил приказ.
ЛЕСС. От кого?
ЭЙХМАН. Наверное, от Кальтенбруннера, начальника Главного управления имперской безопасности и СД. Или даже от Гиммлера, или еще как-то. Но, во всяком случае, приказ я получил через Мюллера.
ЛЕСС. Вот у меня брошюра Международного Красного Креста, изданная в Женеве в июне 1946 г. Французское название звучит в переводе так "Документы о деятельности Комитета МКК, Международного Красного Креста, в пользу гражданских лиц, заключенных в концентрационных лагерях в Германии, 1939-1945 гг.". На странице 99 напечатано: "Пятого апреля 1945 г. я отправился в Прагу, чтобы осмотреть гетто в Терезиенштадте. Шестого апреля посещение состоялось, при этом мы должны были провести важные переговоры с д-ром Вейнманом, начальником службы безопасности протектората Богемия и Моравия, и оберфюрером Эйхманом, специалистом по всем еврейским вопросам. Последний прибыл из Берлина в Прагу, чтобы вместе с представителями МКК обсудить различные вопросы, относящиеся к евреям. Оберфюрер Эйхман играл главную роль в концентрационных лагерях в Люблине и Освенциме. Как он сообщил мне, он являлся непосредственным уполномоченным рейхсфюрера СС по всем вопросам, относящимся к евреям. Во время приема, состоявшегося в Градчанах, у меня была возможность беседовать до поздней ночи с обоими названными людьми. Особенный интерес для МКК представляли не условия жизни и обустройство в гетто, а сам факт – служит ли это гетто всего лишь пересыльным лагерем для евреев, и в каких пропорциях происходили депортации на Восток (в Освенцим). Как я смог установить в гетто Терезиенштадт, даже еврейский староста, представитель заключенных в лагере доктор Эпштейн, был, как и многие другие, депортирован в Освенцим. На основании этого факта я потребовал сообщить мне, когда имели место эти депортации и в каких пропорциях. В течение вечера Эйхман развивал свою теорию относительно еврейской проблемы. По его мнению, евреям в Терезиенштадте жилось, в том, что касается питания и врачебной помощи, лучше, чем немцам. Он сказал, что Терезиенштадт – это создание рейхсфюрера СС Гиммлера, который хотел дать евреям возможность организовать общественную жизнь при почти полной автономии и с еврейским руководством. Разбудить идею расового сообщества... Из Терезиенштадта евреи должны быть затем перевезены в другую местность, где они будут жить совершенно отдельно, изолированно от немецкого населения. Что же касается общей проблемы евреев, то Эйхман того мнения, что в настоящее время Гиммлер уже обдумывает гуманные методы. Лично Эйхман не во всем разделяет методы Гиммлера, но, конечно, как хороший солдат слепо следует приказам рейхсфюрера. В течение вечера я настойчиво высказывал Эйхману мое желание посетить лагерь Берген-Бельзен. Эйхман объяснял, что в этом лагере вспыхнула эпидемия тифа. Он пообещал мне, что в последующие дни поедет в этот лагерь вместе со мной. Этого не произошло, поскольку возможности застать Эйхмана в Берлине у меня уже не было".
ЭЙХМАН. В общем и целом отчет, мне кажется, в порядке. Есть несколько небольших неправильностей. Вот совершенно неверно, что я был – я бы никогда так не сказал, потому что я им не был, – непосредственным уполномоченным рейхсфюрера по всем вопросам, относящимся к евреям. Может быть, я сказал: я представитель рейхсфюрера здесь, сейчас, в связи с этим визитом. Это возможно, а что я играл главную роль в концентрационных лагерях в Люблине и Освенциме – это тоже неверно по существу. Когда гетто Терезиенштадт основывали, то цель, которая здесь названа, действительно была. Но до этого не дошло, потому что со всех сторон нажимали всевозможные ведомства и кого только не везли в Терезиенштадт.
ЛЕСС. Что вам известно о судьбе жителей Лидице?
ЭЙХМАН. Вообще ничего. Я не имел с этим никаких дел.
ЛЕТОПИСЕЦ. 27мая 1942 г. в Праге было совершено покушение на заместителя рейхспротектора и начальника Главного управления имперской безопасности, обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха; он был тяжело ранен при взрыве бомбы и спустя неделю скончался. Покушение совершили чешские эмигранты, прошедшие обучение для выполнения этого задания в Англии и сброшенные на парашютах в оккупированную Чехословакию. При допросах в гестапо выяснилось, что необходимые для организации покушения сведения передавались в Англию из поселка горнорабочих Лидице, расположенного к западу от Праги. С целью возмездия и устрашения Гитлер приказал расстрелять все мужское население Лидице, всех женщин посадить в концентрационный лагерь, всех детей "собрать и пригодных для онемечивания передать семьям эсэсовцев в рейхе. Остальных подвергнуть иному воспитанию...". Поселок был сожжен. Дома сравнены с землей. Отряд исполнителей убил 199 мужчин, а 191 женщину бросили за колючую проволоку в концлагеря. Шестнадцать детей были признаны годными "для онемечивания", 93 ребенка попали в лагерь, находившийся в ведении радикальнейшего из гауляйтеров, правившего в Познани с деспотической жестокостью. Только 143 женщины и 16 детей остались в живых к концу войны.
ЛЕСС. Вам известно, что произошло с частью тех детей?
ЭЙХМАН. Я этого не знаю. И с Лидице я вообще не имел ничего общего, никаких дел, ни единого... Я бы сказал, даже понятия не имел.
ЛЕСС. Вам известно что-либо об отправке по приказу командующего полицией безопасности в Праге транспорта с детьми из Лидице в Лицманштадт – теперь снова польский город Лодзь?
ЭЙХМАН. Нет, нет, мне ничего не известно.
ЛЕСС. Показываю вам фотокопии, относящиеся к обращению с 88 чешскими детьми из Лидице, прибывшими 13 июня 1942 г. в Лодзь. Первая – это письмо с подписью Крумая, который был одно время вашим сотрудником, а тут действовал в качестве начальника Центра по переселению.
ЭЙХМАН. Это подпись Крумая. Так точно.
ЛЕСС. Датировано 17 июня 1942 г. в Лодзи. Адресовано командующему полицией безопасности и СД, Прага, и касается доставки чешских детей в Лодзь. Вторая копия – это телеграмма Крумая от 20 июня 1942 г. из Лодзи в Берлин. "Главное управление имперской безопасности, отдел IV В 4, оберштурмбаннфюреру Эйхману лично. По вопросу: доставка 88 чешских детей из общины Лидице в Лицманштадт. Основание: договоренность с оберштурмбаннфюрером Эйхманом". Желаете высказаться об этом?
ЭЙХМАН. Да. Во-первых, должен сказать, что вообще не помню ничего о таком деле. Во-вторых: если – а из этой бумаги ясно, что каким-то образом это проходило через мой отдел... если ссылаются на договоренность со мной, могу себе представить, что речь шла о каких-то чисто транспортных вопросах и... Вот вижу здесь – что семь детей признаны главным управлением по расовым вопросам и расселению... пригодными к онемечиванию.
ЛЕСС. А что произошло с детьми, которые не были признаны "пригодными для онемечивания"?
ЭЙХМАН. Этого я тоже не знаю. Если их отвезли в Лицманштадт... Ведь, в конце концов, все эти дела обрабатывались не мной, то есть не моей службой; а вообще Лидице – этим занимались наверху. Что там приказывали, я не знаю.
ЛЕСС. Детей отправили в концлагерь Кульмхоф на "особое обращение"?
ЭЙХМАН. Я этого не знаю, господин капитан. Я этого не знаю. Этим я хочу сказать, что с тем же успехом могло быть и так и иначе. Я не знаю.
ЛЕСС. В Кульмхофе ликвидировали как евреев, так и неевреев?
ЭЙХМАН. Я не... В Кульмхофе я не был за исключением тех двух случаев, о которых я... я там больше никогда не был. Я не знаю. И всё это Лидице – это дело, которое... им же должно было заниматься какое-то центральное учреждение! Но я не знаю, какое именно.
ЛЕСС. Почему же Крумай пишет именно вам о судьбе этих 88 детей?
ЭЙХМАН. Наверное, все эти дела как-то связаны с транспортом. Может быть, их прицепили к какому-то эшелону, к еврейскому эшелону. Возможно, что я получил указание прицепить к эшелону. Так могло быть.
ЛЕСС. О судьбе этих детей вы...
ЭЙХМАН. No, no, я этого никогда не решал.
ЛЕСС. ...Вы принимали решения или давали указания?
ЭЙХМАН. Нет, нет, нет, ни в коем случае.
ЛЕСС. Вот в этой телеграмме от 22 июня 1942 г. Крумай пишет в Главное управление имперской безопасности: "В ходе известной акции 88 оставшихся без родителей чешских детей из общины Лидице поступили 13.6.42 в Лицманштадт. Поскольку до настоящего времени дальнейших указаний о пребывании этих детей не последовало, прошу дать соответствующие распоряжения. Я поставил в известность о прибытии этих детей отдел IV В 4, полагая, что предусмотрено особое обращение с ними. За это время Главным управлением по расовым вопросам и расселению изъяты из этих детей семеро, признанных пригодными для онемечивания".
ЭЙХМАН. Гм. Да, тут опять такое дело... Наверное, была какая-то более высокая инстанция, которая распорядилась о... о возмездии за покушение на Гейдриха, я думаю. И может быть, сам рейхсфюрер отдал необходимые приказы?
ЛЕСС. В этом письме, адресованном вам, Крумай ссылается на разговор с вами. Из второго письма следует: он считал, что эти дети подвергнутся особому обращению, т.е. будут убиты. Не означает ли это, что и этот пункт обсуждался в разговоре с вами и что он написал это письмо на основании вашего разговора с ним?
ЭЙХМАН. Возможно, конечно, что Крумай усомнился и запросил: что с этими, их на особое обращение или нет? На это я, наверное, ответил ему: да, это не в моем ведении. Я ведаю евреями, а не чешскими детьми. А что было приказано, я не знаю.
ЛЕСС. В связи с этим показываю вам следующие копии. Одна из них – письмо от 9 июля 1942 г. в Главное управление имперской безопасности, отдел IV В 4, оберштурмбаннфюреру Эйхману лично. "По вопросу: чешские дети. От представительства Р.-Р. (это Главное управление СС по расовым вопросам и расселению) нами получены 12 непригодных для онемечивания несовершеннолетних в возрасте от 1 до 15 лет из районов Лидице и Лесаки. Просим дальнейших указаний". Затем телеграмма от 14.7.42 из Берлина: "ПСЦ (Центр по переселению), Лицманштадт, оберштурмбаннфюреру Крумаю лично. По вопросу: чешские дети. Основание: ваше письмо от 9.7.42. Двенадцать непригодных для онемечивания детей прошу немедленно передать в гестапо Лицманштадта, получившее дальнейшие указания". Подписано: РЗХА, IV В 4, подписал по поручению – Гюнтер". Желаете что-либо сказать об этом?
ЭЙХМАН. Конечно. Если я говорю, что не помню, то должен подтвердить и теперь, что мне об этом ничего не известно. Я с этим, как я уже сказал, не работал. Подписал мой заместитель.
ЛЕСС. Телеграмма Гюнтера подписана – IV В 4!
ЭЙХМАН. Ну да, телеграмма! Это же... телеграмма действительно подписана. Тут ничего изменить нельзя. Что я ее не подписывал, это безразлично. Конечно, она из отдела... вышла из моего отдела. Это ясно. Но подписал и работал с ней, во всяком случае, кто-то другой, не я. Но – чешских детей передать немедленно в гестапо Лицманштадта, получившее дальнейшие указания?..
ЛЕСС. Разве из этого не следует, что дальнейшие указания в гестапо Лицманштадта вышли из вашего отдела?
ЭЙХМАН. Инструкций у меня нет, это значит, отдел IV В 4 не мог их давать по такому делу. Самое большее – мог переслать. Ведь отдел сам не мог приказывать, а только – если в самом деле получил определенное указание сверху... если поступило сверху. С делом Лидице отдел IV В 4 не работал, с Лидице действовали на основании... общего указания сверху.
ЛЕСС. Следует ли из документов, которые я вам предъявил, что вы имели какое-либо отношение к судьбе этих детей?
ЭЙХМАН. Какое-то... было отношение...
ЛЕСС. Да...
ЭЙХМАН. Я бы сказал так: во всяком случае, так из них следует. Я не хочу сказать, что я... Но отдел – это я ясно здесь вижу...
ЛЕСС. Да, а руководителем отдела в 1942 г. были вы!
ЭЙХМАН. Руководителем отдела был я, совершенно ясно. Лидице было делом, на которое ни один отдел, или начальник отдела, или руководитель группы отделов не мог влиять решающим образом, потому что оно... сверху... это общее указание...
ЛЕСС. Проводилась ли вашим отделом IV В 4 также депортация цыган в лагеря уничтожения?
ЭЙХМАН. Так точно. Но я не знаю, всех ли цыган... этого я не знаю. Цыгане из стран Запада, с Запада – нет. В лагеря? В... гетто, а не в лагеря. В гетто в Лицманштадте. Это было вначале, до войны с Францией... Я думаю, когда летом 40-го началась германско-французская война. Или позже? Я не знаю.
ЛЕСС. Разве цыган не отправляли потом в Освенцим и не умерщвляли там газом?
ЭЙХМАН. Господин капитан, теперь я этого не знаю. У нас было только обеспечение вагонами и составление расписания.
ЛЕСС. Никаких директив, относящихся к...
ЭЙХМАН. Никаких директив, никаких директив.
ЛЕСС. ...относящихся к цыганам?
ЭЙХМАН. О цыганах решал сам рейхсфюрер. Да, а директивы – по цыганам они были простые. Это я знаю. Вообще ничего! Всё рейхсфюрер! Вот по другим директивам, там надо было то и дело запрашивать другие инстанции. Господин капитан ведь видел: МИД над нами висел, надо было учитывать разные обстоятельства с подданством и так далее. А с цыганами, насколько я помню... вообще ничего не надо было учитывать, ни в какой форме, я думаю.
ЛЕСС. В чем, собственно, была причина, что всех цыган уничтожали?
ЭЙХМАН. Господин капитан, это такая... такое дело, мне кажется, сам... сам фюрер. Или рейхсфюрер. Я теперь уже не знаю... Это ведь так... так внезапно, неожиданно возникло. И было приказано... Я не знаю. Насколько мне известно, ни один отдел, никто в Главном управлении имперской безопасности ими никак по существу, скажем так, не занимался. Я вот что имею в виду: их происхождение, откуда пришли, обычаи, быт. Тут нет вопроса, скажем, об организационных формах или, допустим... ну, объединениях и т.д. Где их центры и тому подобное. Я не знаю, кто с этим работал. Во всяком случае, в управлении IV ими никогда не занимались. Цыгане там не предусматривались.
ЛЕСС. А картотеки по отдельным случаям – они у вас велись?
ЭЙХМАН. Цыганский приказ, если я правильно помню... Собственно говоря, все это дело я вообще не могу вспомнить. Я думаю, мне в отдел эту тематику дали гораздо позже. И когда мне ее передали, их ведь уже не было. Много их и быть не могло, ведь западные страны не были заметно цыганскими. Как, допустим, Венгрия или Румыния. Там было гораздо больше цыган, чем... ну, скажем, чем на территории, как это тогда называлось, Великой Германской империи. На территории рейха, я полагаю, их было не больше 5.000 или 6.000. Не думаю, чтобы больше.
ЛЕСС. Разве не было от 700.000 до миллиона цыган в Польше, в России, Румынии, Венгрии?
ЭЙХМАН. Этого я не знаю, господин капитан, этого не знаю.
ЛЕСС. Вы помните, что уже несколько раз упоминали здесь вашего заместителя Гюнтера – как Гюнтер рассказывал о синиль... об истории с газом?
ЭЙХМАН. Так точно! Сразу же, с самого начала я уже...
ЛЕСС. Вы не говорили Гюнтеру: "Да как ты мог? Как ты мог такое делать? Чего ты лезешь в это дело?"
ЭЙХМАН. Конечно, конечно.
ЛЕСС. "Как я, Эйхман, должен отвечать за это перед Мюллером?"
ЭЙХМАН. Так я ему, пожалуй, не говорил.
ЛЕСС. Не говорили?
ЭЙХМАН. No! Я могу, мог себе представить, что он сказал: "Вот, прошу! У меня приказ – действовать так-то и так".
ЛЕСС. Теперь я показываю вам четыре страницы документов. Желаете что-нибудь сказать?
ЭЙХМАН. Это письма рейхсминистра оккупированных Восточных областей рейхскомиссару Остланда (Речь идет о Латвии) от 25 октября 1941 года. В первом сообщается, что "обердинстляйтер Брак из канцелярии фюрера сообщил о своей готовности содействовать в устройстве помещений, а также аппаратов для умерщвления газом. В настоящее время не имеется достаточного количества таких аппаратов. Их необходимо еще изготовить. Поскольку, по мнению Брака, производство аппаратов в рейхе связано с большими трудностями, чем на месте, Брак считает наиболее целесообразным командировать немедленно своих людей, прежде всего химика д-ра Кальмайера, в Ригу..." и т.д. и т.д. "В связи с изложенным прошу вас обратиться через вашего руководителя СС и полиции к обердинстляйтеру Браку в канцелярию фюрера и ходатайствовать о приезде д-ра Кальмайера и его помощников. Следует, также иметь в виду, что штурмбаннфюрер Эйхман, ведущий дела по еврейскому вопросу в Главном управлении имперской безопасности, согласен с этим предложением. По сообщению штурмбаннфюрера Эйхмана, в Риге и Минске должны быть устроены лагеря для евреев, в которые возможно будет помещать также евреев из рейха"... Еще здесь "Памятная записка о переговорах, проведенных нашим советником юстиции – фамилия не указана, наверное, д-р Ветцель из министерства оккупированных восточных областей – с обердинстляйтером Браком и штурмбаннфюрером Эйхманом". Мне об этом больше нечего сказать.
ЛЕСС. Здесь говорится о поставке газовых... аппаратов для умерщвления газом?
ЭЙХМАН. Да, но вот в чем дело: их взяла на себя канцелярия фюрера, как я здесь читаю. Главное управление имперской безопасности только запросило о согласии, и такое согласие было мной высказано. Это означает, что я ему сказал то, что и должен был сказать. Спрашивается, кто же поручил министерству восточных областей, собственно, людям советника юстиции д-ра Ветцеля предпринимать что-либо относительно этих газовых машин? Должна же была существовать некая побудительная сила. Может, дело было так, что где-то в министерстве восточных областей сказали: дело должно происходить более прилично, пальба – это уже не годится! Мне теперь приходит в голову – раз я не приказывал Гюнтеру, чтобы он закупил сто килограммов синильной кислоты, – мне приходит в голову, а не был ли мой заместитель Гюнтер связан непосредственно с Глобочником и не... не добыл ли он химикаты для тех, кто должен был приобретать их сам.
ЛЕСС. Вопрос, касающийся поставки газа, в другом: мог ли Гюнтер это сделать без вашего ведома? Вы говорите: связан непосредственно с Глобочником. Первые связи установлены через вас, вы посещали Глобочника.
ЭЙХМАН. Конечно, это все верно. Это верно.
ЛЕСС. Вы ездили к Глобочнику, вы ездили во Львов, вы инспектировали Освенцим, вы побывали во всех местах, где уничтожали людей. Вы видели методы, которые там применялись. Убивали выхлопными газами двигателей, расстреливали, и ваш доклад Мюллеру, или Гейдриху, или Гиммлеру – кому там у вас полагалось представлять доклады – показал, что такие методы, скажем на этот раз совсем грубо, нерентабельны. Следовательно, надо было найти другой путь, чтобы ускорить убийства. Также учитывая, что это, безусловно, отражается на тех, кто должен проводить такого рода операции по уничтожению людей. Надо было учитывать, что страдали ваши люди, которым велели расстреливать сотни и тысячи людей. Не каждый – такой безжалостный убийца. Может быть, он испытывает потом угрызения совести от того, что он сделал. Значит, лучше делать это не в такой вызывающей форме. Может быть, газ? Наверное, таким и был ход мысли. И тогда Гюнтеру, вероятно с вашего ведома, было поручено предпринять соответствующие шаги, и газ стали доставлять.
ЭЙХМАН. Я не думаю, что дело было так, господин капитан. Хоть что-то осталось бы у меня в памяти. Не входило в задачи полиции безопасности добывать этот газ. Не было у нас такой задачи, это была не наша задача.
ЛЕСС. Но как вы объясните тот факт, что умерщвление газом применялось и что люди, которые им занимались, все указывают на Эйхмана и отдел IV В 4?
ЭЙХМАН. Да, тут... прямо анекдот какой-то, ну... просто... Мы же с этим не имели никакого дела, совершенно никакого. Мы не имели с этим никакого дела. Нисколько, нисколько, нисколько.
ЛЕСС. Тогда, эти заявления...
ЭЙХМАН. Я не имел... никакого служебного... Служебного отношения к этому мы вообще не имели, и вне службы я этим тоже не интересовался. Я не... я не имел к этим вещам никакого отношения, я могу говорить об этом открыто. И не может быть никого, кто доказал бы мне обратное.
ЛЕСС. Но вы знали по службе, что людей убивали газом!
ЭЙХМАН. Это я знал, разумеется, это знал.
ЛЕСС. Каким было ваше отношение к тотальному физическому истреблению еврейства в рамках окончательного решения еврейского вопроса?
ЭЙХМАН. Это я уже сказал, господин капитан: когда я услышал, в первый раз услышал об этом, что я тут... что мне... я... меня словно ударило. И когда я впервые увидел, об этом я вам тоже говорил, у меня подкосились ноги. Это... это факт, и я был безмерно рад все эти годы, что не имел дела с уничтожением. Я дела с уничтожением не имел.
ЛЕСС. Разве депортация и уничтожение – не одно и то же?
ЭЙХМАН. Господин капитан, я уже говорил: кто был включен в процесс работы, а кто нет – это не входило в мою компетенцию. У меня был приказ – депортировать. И если мой сотрудник Визлицени пишет в своих признаниях, что были возможности обойти приказ Гитлера, то я хотел бы увидеть, что это была за возможность. Я заявляю: есть одна возможность, была одна возможность – взять... вынуть пистолет и застрелиться. Просто и понятно. Я этого не сделал.
ЛЕСС. И это значит, что вы тогда не были настроены против?
ЭЙХМАН. Я повиновался. Что бы мне ни приказывали, я повиновался. Разумеется, повиновался. Я повиновался, я повиновался. Я не мог менять свои взгляды, господин капитан. Я... такими были мои взгляды тогда, так обстояло дело. Приказам, которые я получал, я повиновался. И присяга есть присяга. Я ей тогда слепо следовал. Сегодня я бы не принял никакой присяги. Никто меня к этому больше не подвигнет, никакой судья, даже к присяге свидетеля. Я этого не признаю, не признаю, и прежде всего по моральным причинам. Потому что извлек опыт: если следовать присяге, то рано или поздно придется отвечать за последствия. Ведь я вижу – теперь надо отвечать потому, что я бездумно следовал присяге. Но если бы тогда я не повиновался, меня наказали бы. Так что... так что кончается, как всегда: если исполняешь присягу, худо будет в любом случае.
ЛЕСС. Ваш друг и коллега Дитер Визлицени пишет об этом: "Сотрудники Эйхмана были приучены слепо исполнять приказы. Сопротивляться пытался, кроме меня, еще только оберштурмбаннфюрер Крумай в Венгрии. Сколько раз я ни пытался, но призывом к порядочности невозможно было побудить этих людей к пассивному саботажу или к промедлению. Личное влияние Эйхмана на этих, по большей части совершенно примитивных, людей было слишком велико".
ЭЙХМАН. Никакого сопротивления ни со стороны Визлицени, ни от Крумая я не замечал. Никоим образом.
ЛЕТОПИСЕЦ. Дитер Визлицени вступил в СС немного раньше, чем Эйхман, и продвигался по службе в СД быстрее, так как был более образован и, кроме того, мог быть полезен своими знаниями в области истории. Какое-то время он был начальником Эйхмана в еврейском отделе, но, по мнению последнего, Визлицени не был по-настоящему трудолюбив; когда его подчиненные занимались скучной канцелярской работой, он почитывал книги по истории. В то время дружба между обоими эсэсовскими фюрерами была настолько тесной, что Визлицени стал крестным отцом Дитера, сына Эйхмана. Но после того как в гонке за новыми званиями бывший старший по рангу Визлицени отстал от своих сотрудников и руководство отделом перешло в конце концов к Эйхману, Визлицени почувствовал себя обойденным. Он злился – но только втайне. Эйхман утверждает, что ходатайство о повышении его друга в звании Гиммлер отклонил, потому что тот не был женат. Чтобы не быть постоянно на глазах у нового начальника отдела, Визлицени ушел во "внешнюю службу" – советником по еврейским делам при словацком правительстве в Братиславе. Депортацию евреев из этого марионеточного государства организовал он. А после того как был отозван с этой должности, занимался отправкой эшелонов с греческими евреями в Освенцим. После войны Визлицени был арестован западными союзниками и давал показания Международному Военному трибуналу в Нюрнберге. Затем Чехословакия потребовала его выдачи, и его судили в Братиславе. Он был приговорен к смерти и казнен.
ЭЙХМАН. Если Визлицени пишет в своих показаниях: "На основании моего личного опыта, еще раз утверждаю, что личное участие Эйхмана в сокращении численности европейского еврейства, в нанесении ему колоссального ущерба было решающим и что он, несмотря на то, что действовал по приказам Гитлера и Гиммлера, должен нести за это полную ответственность, потому что возможности обойти приказ Гитлера были", – то я могу сказать об этом, что уклоняться от выполнения приказа не разрешается.
ЛЕСС. Вы говорили: "ответственность за приказы...".
ЭЙХМАН. Я, вероятно, ответствен за то, что я... за дела, исполнять которые я был обязан согласно приказу. Я с самого начала сказал, господин капитан, что я от этого никак не пытаюсь устраниться. Этого я ведь и не могу. Но с другой стороны, я отказываюсь отвечать за то, о чем не получал приказов и чем не занимался. Я принадлежу к людям, которые не говорили в 1945 г. и не говорят сегодня "Я всегда был против!..", надеясь с помощью таких – позвольте сказать, дешевых – заявлений выпутаться из петли. Это было бы неправдой.
