Текст книги "Швейцарский Робинзон"

Автор книги: Йоханн Давид Висс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Когда троица приблизилась ко мне и крутившемуся рядом Поспе-шилке, Жак стал еще жалобнее охать, стонать и с самым мрачным видом приговаривать:

– И тут болит, и там болит… Ни одного живого места на мне. Калека я!

Осмотрев сына, я, к счастью, не нашел ни ран, ни серьезных ушибов; на теле были заметны только несколько пятен – следов от сильного толчка или удара. Парень жаловался на боль в мышцах.

– Перестань, – попросил я, – ведь ничего страшного не случилось. Ты жив, ты вне опасности. Скажи лучше, что же произошло с бравым молодым охотником?!

– Да, я как пришибленный, – причитал Жак, – как через мясорубку прокрученный! Окажись зверюга хоть на сантиметр ближе, он вспорол бы мне живот, и тогда прощай молодой охотник… Но смелые собаки и гарпун Фрица показали чудовищу, где раки зимуют.

– Ну говори же яснее! Без всяких околичностей. Что случилось?!

– Страшный африканский кабан, – взял инициативу на себя Эрнст. – С отвратительными мясными наростами под глазами, с полуфунтовыми клыками до висков и пятачком размером в ладонь. Он пропахал землю точно лемех плуга, оставив после себя порядочную борозду.

– Теперь понимаю. Опасность была действительно немалая. Что ж, придется заняться несчастным пострадавшим. Помочь ему прийти в себя, восстановить силы…

Я дал больному бокал Канарского шампанского, еще раз осмотрел ушибы и отнес в лодку, уложив где помягче. Жак почти тотчас же заснул. Более о его здоровье нечего было беспокоиться.

Сойдя на берег, я обратился к Эрнсту:

– Ну, а теперь, расскажи все поподробнее, внеси наконец ясность!

– Когда я с Буланкой первыми вошли в лесок, – начал он, – собака неожиданно рванула в кустарник. Там, должно быть, и отдыхал этот зверь. Сильно хрюкая и сопя, он показался из-за кустов, остановился неподалеку и стал тереться клыками о дерево. Я рассмотрел его – страшилище. Между тем подтянулся и Жак. И как только Поспешилка с Буланкой учуяли поблизости дичь, они завыли и стали ходить кругами, примеряясь к нападению. Я осторожно перебегал от дерева к дереву, чтобы незаметно приблизиться к кабану на расстояние выстрела. Но Поспешилка вдруг неожиданно подскочил слишком близко к зверю и получил сильный удар, от которого с визгом перевернулся. Тогда Жак разозлился, прыгнул вперед и выстрелил, но то ли не попал, то ли слегка задел хряка. Тот, конечно, взбесился и помчался на обидчика. Жак бросился бежать. Чтобы помочь ему, я выстрелил, но тоже промахнулся и еще больше разъярил зверя. Наш отважный молодой охотник так быстро улепетывал, что споткнулся о корень и упал. Зверь мог наброситься на него, но Буланка и Поспешилка уже пошли в атаку, и кабану самому пришлось защищаться. А потом подоспели Билли и Каштанка. Они стали таскать зверя за уши, а сверху на него налетел орел. Оставалось только выстрелить и прикончить кабана.

Мы помогли стонущему Жаку подняться и возвратились с поля битвы как настоящие герои, хотя и пострадавшие.

При этих словах я не удержался и рассмеялся, вспомнив, как наш герой смело расправлялся с ужином.

Незаметно наступила ночь. Пора укладываться спать. Собаки остались лежать возле убитого кабана. Как всегда, мы разожгли костер, перекусили бутербродами, возвратились к лодке и спокойно проспали в ней до утра, так, словно ночевали в своем Скальном доме.

Утром встали, прихватили оружие и отправились к месту схватки, чтобы обследовать убитого кабана и решить, что же делать дальше. Жак остался лежать в лодке – герой явно нуждался в дополнительном отдыхе.

Едва мы приблизились к роще, как Поспешилка и собаки радостно бросились нам навстречу. Они, наши верные помощники, провели всю ночь на страже у туши кабана. Меня изумили размеры хряка и его устрашающий вид. Думаю, этот кабан мог бы оказать достойное сопротивление и дикому буйволу, и даже самому льву.

Пока я разглядывал добычу, раздался веселый голос Фрица:

– Вот и представилась возможность пополнить запасы вестфальской ветчины, которая уже на исходе. Неплохие окорока получатся. Большущие!

– Надо не забыть о голове, – заметил Эрнст, – Жак хотел использовать ее в качестве музейного экспоната. Давайте потащим тушу на берег и там разделаем ее.

– Я готов, – заявил Франц.

– Согласен, – отозвался я, – только, боюсь, мясо старого африканского кабана не годится для жаркого.

Между тем Фриц срубил с ветвистого, покрытого густой листвой дерева много веток. Мы соединили их в вязанки, разложили рядком на земле, перетянули веревками, прихваченными с собой в большом количестве. Договорились, что четыре окорока и голова будут для нас. Соорудили из ветвей пять волокуш. В три впрягли трех собак, я взял на себя четвертую, Эрнст и Фриц – пятую. Каждая собака тянула за собой окорок, достался и мне окорок, а братьям – огромная кабанья голова, которой они хотели порадовать Жака. Сказать откровенно, мы не особенно годились на роли тягловых животных, но в общем-то справились с заданием и без остановок дошли до берега. Распрягли себя и собак; собаки тотчас бросились назад, так как поняли, что остатки добычи – в их полном распоряжении.

Фриц быстро взял лопату и начал копать яму, ему помогал Эрнст.

– Мы хотим, – сказали они, – преподнести Жаку сюрприз и зажарить кабанью голову по-таитянски. Должно всем понравиться.

Молодые люди разожгли в яме костер и развесили над ним окорока, чтобы опалить щетину с помощью докрасна раскаленных металлических прутиков.

Жак между тем проснулся и включился в общую работу. В основном он занимался головой кабана. Очищать окорока от паленой щетины – занятие не из приятных! – взялся я.

Когда стало смеркаться, раздался вдруг страшный, оглушительный рев. От неожиданности все застыли на месте. Что это? Грозные рычания повторялись с небольшими перерывами снова и снова – то сильнее, то слабее. Потом наступила тишина. Мы стали надеяться на лучшее, но все же всматривались в темноту. Рычали явно из леса. Скоро все повторилось снова, казалось, рев вырывался из груди гигантского животного. Фриц выжидающе выпрямился, в глазах его загорелся огонек.

– Должно быть, лев! – промолвил наконец он. Схватил ружье и прыгнул в свою лодку. – Раздувайте огонь, – крикнул он нам, – подготовьте ружья к бою, я зайду с другой стороны.

И он стрелой помчался вдоль берега к устью ручья. Мы, не раздумывая, бросились выполнять его план. Подбросили в костер дров – сколько успели второпях, схватили ружья, достали охотничьи ножи, прыгнули в лодку и стали ждать, готовые в любую минуту принять бой или плыть в сторону открытого моря. Неожиданно из лесу прибежали собаки, а вместе с ними Поспешилка и Щелкунчик. Обезьянка скалила зубы, металась по берегу, пытаясь прыгнуть в лодку. Собаки и шакал с вздыбленной шерстью и навостренными ушами встали позади костра и уставились в сторону леса, иногда громко лая, иногда жалобно поскуливая. Рев не прекращался, исходил он приблизительно с того места, где лежала туша кабана, потом стал приближаться к нам. Вероятно, хищника привлек запах кабаньих кишок.

Но действительно ли нам предстояло сразиться со львом? Я в том почти не сомневался. Хотя за все годы, проведенные на острове, мы ни разу не встретили хищника. Но вот почти рядом с костром промелькнула чья-то тень. Свирепый рев, два стремительных прыжка – и вот перед нами царь зверей! Стало по-настоящему страшно. У костра лев свернулся почти клубком и сверкающими глазами поводил то на собак, то на подвешенные окорока. Потом он медленно, как бы нехотя, поднялся, потоптался, остановился, издал грозное рычание и закружил вокруг костра. Несколько раз он удалялся в сторону ручья, пил воду, потом снова возвращался. И каждый раз, угрожающе рыча, все ближе подходил к огню – осторожно, но уверенно. Собаки позади костра скулили, поджав хвосты. Я не решался стрелять; неровное пламя костра, непредсказуемые движения льва не позволяли спокойно прицелиться. И вот теперь лев остановился, прогнулся, подобрался к костру, прилег, опустил голову на вытянутые передние лапы: глаза искрятся, хвостом бьет по земле… Я поднял ружье… И тут прозвучал выстрел – откуда-то из темноты. Я понял: это Фриц! Лев хрипло проревел, очевидно в последний раз, привстал на несколько секунд, потом покачнулся и рухнул на землю.

– Спасены! – крикнул я, почти задыхаясь от волнения. – Фриц, кажется, попал ему в сердце! Мастерский выстрел! Оставайтесь пока в лодке и держите наготове оружие, все может случиться. Я побегу туда.

Несколько взмахов веслом – и я оказался почти у берега. Подбежали, радостно повизгивая, собаки, но потом снова стали всматриваться в ту сторону, откуда пришел лев. Значит, опасность не миновала? Из темноты двигался к нам прыжками зверь, такой же большой, как и убитый. Да, это была львица! Перед костром она остановилась, начала подвывать и кружить вокруг огня, не обращая внимания на собак. Очевидно, искала своего друга. Какое счастье, что они не пришли вместе! Но вот она увидела его, прыгнула, тронула лапой, лизнула рану. Потом высоко подняла свою голову и протяжно, жалобно завыла. Мы вздрогнули. И в ту же секунду раздался выстрел, и правая передняя лапа зверя опустилась. Я тотчас поднял ружье, прицелился и выстрелил. И снова страшный вой – выстрелом львице раздробило нижнюю челюсть. Теперь вперед бросились собаки. Они напали на раненую и стали кусать ее. Все закрутилось в едином клубке тел – прыгающем, катающемся, извивающемся в свете догорающего костра. Яростный рев мешался с визгом собак. Стрелять я не мог, боялся задеть собак. Львица вдруг сильно ударила Билли, отчаянно вцепившуюся ей в горло, и разорвала бедняге живот. Вне себя от горя я подскочил и всадил охотничий нож прямо в грудь зверя, но было поздно. Скоро появился Фриц. Враг был мертв, но за его смерть пришлось заплатить дорогой ценой.

Мы позвали Эрнста и Жака и, потрясенные случившимся, все еще не верили, что потеряли столь дорогое нам существо.

– Сходите, – наконец произнес я, – принесите факелы. Давайте внимательно обследуем поле битвы.

Да, Билли погибла, она лежала все еще судорожно вцепившись челюстями в горло львицы. Рана ее была ужасна. Билли пала жертвой собственного мужества и верности.

– Вот что, Эрнст, – сказал Фриц после долгого молчания, – ты обязан написать добрую эпитафию в честь Билли. Она заслужила это.

– Согласен, – ответил Эрнст, – только дайте мне опомниться, оправиться от потрясения. Видите, какие у зверей лапы, а пасти какие! Плохо бы нам пришлось.

– Да, – согласился я, – без снайперского выстрела Фрица дело, похоже, обернулось бы катастрофой. Спасибо тебе, сын! И сегодня ты вел себя как полагается!

Фриц покраснел от радости и смущения.

– Давайте завтра снимем с убитых врагов шкуры, – предложил он, – а что касается Билли, то похороним ее немедленно при свете факелов, воздадим ей честь, она того заслужила.

Фриц и Жак быстро вырыли могилу, грунт был нетвердым. Я высвободил челюсти собаки, осмотрел раны Каштанки, Буланки, Поспешилки – они оказались неопасными.

Мы уложили павшую героиню в готовую могилу, засыпали землей и поклялись, что со временем возведем над ней величественный курган.

– А когда же будет готова эпитафия? – спросил Фриц.

– Пожалуйте, – сказал Эрнст и начал с пафосом читать:

 
Вот здесь могила Билли.
Собаки? Что с того?
Не часто встретишь в мире такое существо!
Она была охотницей, защитницей, подругой,
На ласку отзывалась, сражалась без испуга.
 

 
Она в борьбу вступила и смерь свою нашла,
Но жизнь своих хозяев такой ценой спасла.
Шла, как идут герои, на зов судьбы своей,
Пока в крови не пала от львицыных когтей.
 

– Очень хорошо, парень, – сказал Жак и пожал руку брату.

Решено было позже поместить на могиле эту эпитафию, на вечную память.

– Что, так и будем всю ночь стоять как на вахте? – спросил вдруг Жак. – Не знаю у кого как, а у меня уже бурчит в животе. Не откушать ли нам мяска? Свиная голова ни в коем случае не должна превратиться в мумию.

Мы все тоже вдруг почувствовали голод, но когда подошли к кострищу, то вместо жаркого обнаружили обугленные головешки. Ребята приуныли. Только я решительно проткнул несъедобный верхний слой до самого рыла. Оно оказалось вкусным и приятным, хватило на всех. Насытившись, мы решили отдохнуть в лодке. Но было холодно, поэтому пришлось утепляться.

Резкая смена дневной жары ночным холодом часто опасна для человека; кстати, перепадом температур, скорее всего, объясняется то, что многие звери теплых зон, такие, например, как гиена и лев, имеют густую шерсть…

Встали с восходом солнца и, бодрые и веселые, принялись снимать шкуры с животных. На это ушло несколько часов. Звериные туши остались лежать на месте. Незамедлительно, откуда ни возьмись, налетели птицы. Солнце грело довольно сильно, запахло гнилым, зловоние исходило от наших устриц на берегу. Оставив все как есть, мы поспешили домой.

Жак посчитал, что шкура льва отлично заменяет пальто, и набросил ее себе на голову и плечи. Братья смеялись и называли его Геркулесом.[78]78
  Убийство страшного немейского льва было первым подвигом древнегреческого героя Геракла (Геркулес – римский эквивалент греческого имени).


[Закрыть]

Еще он не захотел плыть в каяке, уверяя, что от двухлопастного весла у него болят руки, а от ударов кабана саднят раны. Жак и Эрнст сели ко мне в лодку, где благодаря парусу можно было плыть, не прибегая к особым физическим усилиям.

Фриц поместил в каяк провиант и всем своим видом дал понять, что предпочитает плавание в одиночестве.

Мы тоже загрузили лодку охотничьей добычей, подняли якорь и покинули Жемчужную бухту. Двигались в направлении к рифу, к уже упомянутому проходу, соединявшему бухту с открытым океаном. Мы потратили почти два часа, чтобы выйти в океан, и это произошло из-за Фрица. Он причалил к нам и передал мне письмо, якобы полученное с утренней почтой, когда я еще спал.

Я не особенно удивился, так как привык к «почтовым» шуткам ребят и розыгрышам. Однако все же спустился в «каюту», чтобы изучить содержание послания. Конечно, голова моего сына была забита мыслями о несчастной англичанке, о необходимости помочь ей. Чтобы отговорить парня от авантюрных планов, я покинул «каюту», но дать доброе напутствие Фрицу не удалось – он был уже далеко и греб в противоположном нашему курсу направлении. Я взял рупор и прокричал ему вслед: «Доброго пути, Фриц, будь осторожен и поскорее возвращайся!» Но он, кажется, не слышал моих слов, поскольку не отозвался и скоро скрылся за предгорьем, которое, находясь напротив мыса с аркой, служило границей для прекрасного Жемчужного залива. Я предложил назвать этот выступ мысом Прощания.

Фрица решили не ждать, чтобы не волновать матушку поздним возвращением; курс взяли на восток и к вечеру благополучно прибыли в бухту Спасения. Матушка радовалась нашему прибытию, но опечалилась отсутствием Фрица. Франц горевал из-за гибели славной Билли. Но свиные окорока и львиные шкуры смягчили боль утраты.

На следующее утро я сам отвез шкуры животных в дубильню на Акульем острове. Там заложил их в кислый раствор на протравливание. Захотелось сохранить на шкурах ворс и изготовить из них мягкую пушнину. Миновало пять дней со дня отъезда Фрица, он не появлялся и не посылал вестей. Мы обеспокоились. Наконец я не выдержал и предложил ехать ему навстречу – во всяком случае до Жемчужного залива, куда Фриц, по всей вероятности, уже прибыл. Мой план одобрили, даже матушка решилась ехать с нами. Она всех поторапливала. Я принялся готовить пинасу к отплытию. Без промедления приступили к делу: мы положили судно на бок, начисто оскоблили и проконопатили днище, кое-что подправили на киле. Двое из братьев были моими подручными, а третий помогал матушке, которой предстояло со многим управиться: привести в порядок паруса, изготовить большие и маленькие мешки, собрать провиант. Через несколько дней все было готово к отплытию, к тому же и погода установилась хорошая. Вот мы и отправились ранним утром в путь под крики «ура!» и радостный лай собак. Свежий ветерок подхватил нас и понес из тихой бухты Скального дома в открытое море. Не успели мы оглянуться, как были уже почти на месте; убрали парус и повернули вправо в сторону суши. Более крупное судно могло пройти здесь с большой осторожностью, мы же вошли в бухту и тихо заскользили по зеркальной глади вод. Скоро нашу лодку окружили игривые дельфины. Вдруг я заметил дикаря в каноэ;[79]79
  Каноэ – легкий, обычно долбленный из цельного ствола дерева челнок американских индейцев; гребут на нем коротким вертикальным веслом, которое держат в руках. Видимо, у автора просто описка, потому что чуть дальше речь идет опять о каяке.


[Закрыть] он выплыл из-за рифов, понаблюдал за нами, а потом скрылся за прибрежными скалами.

Я испугался, велел зарядить пушки, подготовить к стрельбе ружья и поскорее соорудить из мешков с кукурузными початками заслон, на случай если дикари станут метать стрелы, копья или камни.

Снова появилось каноэ, в нем сидел гребец, он тоже чего-то выжидал. Самым разумным было поднять на судне белый флаг, чтобы дать дикарям знак о наших мирных намерениях. Правда, вскоре появилась еще лодка. Создавалось впечатление, будто сменяющие друг друга разведчики наблюдают за нами и поочередно удаляются для донесения о результатах разведки. Мы подошли ближе к тому месту, где заметили последнего разведчика. Я схватил рупор и прокричал несколько приветствий на малайском языке, позаимствованных из книг о путешествиях. Однако ответа не последовало. Тогда Жак, смеясь, отпустил несколько сочных матросских ругательств. Казалось, они подействовали, так как тотчас появился дикарь с зеленой ветвью в руке. Греб он прямо к нам. Прошло еще несколько минут. И вдруг Жак громко захохотал:

– Ох, да это же Фриц! И чего он дурачится!

И действительно, мы узнали Фрица. Он плыл на своей лодке, украшенной моржовой головой, его лицо и руки были черными, одежда очень странной. Он кланялся, кивал головой, посылал воздушные поцелуи и вел себя, по словам Жака, как сумасшедший.

Скоро мы подняли его и лодку на палубу. Объятиям и приветствиям не было конца. Все даже перепачкались в черную краску, что послужило поводом для новых шуток и прибауток.

– Юноша, как ты выглядишь и что за представление ты устроил! – наконец воскликнул я.

– Все расскажу, – пообещал он, – дайте только срок.

Я отвел его в сторону и быстро спросил:

– Ты достиг цели своей поездки? Говори, не тяни!

– Да, – ответил он, – я очень счастлив, отец.

– Так, а что означает сей маскарад?

Он засмеялся:

– Я принял вас сначала за настоящих малайских морских разбойников и попытался с помощью всяких приемов удержать на расстоянии от того островка, где вы увидели меня в первый раз. А ночью хотел забрать мою подопечную и доставить в Скальный дом.

Разговор наш прервала матушка, которой я рассказал о цели поездки Фрица. Она потребовала от сына прежде всего привести себя в порядок, ей не по нраву было видеть перед собой «мавра». С большим усердием мы чистили и скребли Фрица, пользуясь всеми доступными средствами, пока наконец не увидели перед собой европейского человека, готового удовлетворить наше любопытство.

Но сначала нужно было найти подходящее место и поставить пинасу на якорь – начинался прилив. Фриц настоятельно рекомендовал именно тот маленький островок, на котором он высадил свою спутницу. Я с радостью одобрил это предложение, сердце забилось сильнее, как только представилось, что скоро поздороваюсь с другим существом, попавшим, как и мы, в беду. После стольких лет одиночества! И вдруг… человек! Я взглядом дал понять Фрицу, что согласен. И Фриц сразу развил бурную деятельность: подскочил к мачте, развернул парус, там – подтянул тали, а здесь – что-то ослабил, кричал мне, куда править, и, наконец, соскочил с палубы в каяк, уже снова спущенный на воду.

Он шел впереди, определяя нужное направление, и привел нас к маленькому, романтическому островку в большом Жемчужном заливе, где две узкие полоски земли окаймляли с двух сторон глубокую бухточку, так что судно можно было с помощью каната надежно привязать к ближайшему дереву.

Фриц проворно выпрыгнул из своей лодки и, не оборачиваясь и не сказав ни слова, ринулся в ближний лесок, где под сенью высоких пальм стоял шалаш, построенный почти по готтентотскому[80]80
  Готтентотский шалаш – круглая в плане, легко разбираемая постройка диаметром 3–4 м. Несущие жерди хижины углублялись в ямки, скреплялись горизонтальными планками и покрывались плетеными тростниковыми циновками и шкурами. Низкая (не выше 1 м) дверь прикрывалась циновкой.


[Закрыть] способу. Мы, конечно, шагали следом и вскоре увидели перед шалашом очаг из крупного кругляка, посередине которого вместо сковородки или кастрюли лежали красивейшие створки моллюска.

Фриц не заметил, что мы пришли с ним почти одновременно. Он шел по лесу и кричал: «О-го-го-го» и «Ау-ау». Когда наконец он обернулся и увидел нас, то сильно покраснел.

Почти сразу же послышался шорох в листве ближайшего дерева – по стволу спускался на землю стройный молодой подросток в матросском одеянии. Увидав нас, он испугался.

А мы? Мы стояли, словно пригвожденные, не смея дышать, не смея верить собственным глазам. Человек! После десяти лет одиночества, и вот – человек! После десяти лет – посланец из далекого большого мира! Ощущение небывалого счастья охватило нас, мы и слова были не в силах вымолвить. Незнакомец в смущении тоже застыл на месте. Фриц горделиво смотрел то на нас, то на своего подопечного, а потом сорвал с головы шляпу, подбросил ее вверх и с ликованием возвестил:

– Да здравствует молодой лорд Монтроз с Дымящейся горы; мы приветствуем его как друга и брата в нашем семейном кругу!

Когда первое напряжение спало, мы окружили незнакомца. Я как мог сдерживал бурные проявления чувств своих ребят, так как понял, что Фриц не хотел пока раскрывать правду, не хотел говорить, что это – девушка. Я обменялся понимающим взглядом с женой, потом взял юного лорда за обе руки и подвел к матушке, которая встретила его с распростертыми объятиями, улыбкой и всхлипываниями.

Растроганный до слез, я сказал:

– Добро пожаловать, дорогое дитя.

– Иди сюда, – воскликнула матушка, притянула его к себе и поцеловала в губы.

Юный лорд тоже не удержался от слез и спрятал лицо на груди матушки. Фриц старался не смотреть на нас, он волновался, радовался, беспокоился. Тогда я обратился к ошалевшим от радости ребятам и сказал, что расспрашивать спасенного еще не наступило время, прежде нужно позаботиться о еде, помочь незнакомцу освоиться с новой средой, отдохнуть. Таков долг хозяина.

– Трудно, конечно, сдерживаться, – высказался Жак. – Я страшно счастлив, не знаю что и делать. Такое небывалое событие, попробуй вести себя прилично!

– Пошли, – сказал Эрнст, – принесем еду и питье из лодки. А после сытного праздничного обеда послушаем рассказ Фрица.

Ребята побежали к пинасе. Достали походный стол, стулья, посуду и столовые приборы. Был настоящий праздник! Матушка принялась колдовать над стряпней, не скупясь, расходовала фисташки, изюм, миндаль, сахар и выпечку кассавы. Получился, по словам Жака, «пир богов». При этом молодой лорд Эдуард так умело и ловко помогал матушке в приготовлении праздничного стола, что чуть не выдал себя. Ведь у мальчиков, как они ни старались, все равно получалось иначе, слишком по-мужски. После выпитого шампанского из кубков местного производства ребята не в меру развеселились, стали шутить и поддразнивать молчаливого, скромного незнакомца. Одним словом, вели себя так, как принято у молодых людей в компании, когда они хотят кому-то понравиться. Фриц забеспокоился, но старался скрыть свою озабоченность под маской наигранной веселости.

Я понял, что требуется мое вмешательство, и строго скомандовал: «Пора спать!» Сэр Эдуард хотел было снова устроиться на дереве, но матушка запротестовала: согласно правилам гостеприимства гостю предоставили ночлег на нашем корабле. Там было удобно, тепло и уютно.

– Ах, наш новый друг нисколько не избалован, – сказал по этому поводу Фриц, – он спал на дереве, когда я отдыхал в шалаше. Во время переезда сюда мы почти всегда ночевали на скалах в море, боясь нападения хищных зверей. Иногда ночевали в лодке – вытаскивали на сушу и прятались в отверстиях для сидений, укрываясь камышами. На головы надевали большие шляпы из тростника, а заряженное оружие всегда клали рядом с собой. На этом островке мы тоже провели несколько дней, так как нужно было починить лодку.

Матушка заявила, что нашему новому другу нужен покой. По всему видно, он очень устал. Она повела гостя к кораблю. Ребята, разгоряченные вином и возбужденные встречей с незнакомым человеком, остались у огня, щелкали орехи, лакомились ядрышками из шишек пинии и старались получить как можно больше информации о случившемся.

Фриц добродушно отвечал на все подковыристые вопросы. Он подробно рассказал об альбатросе и настолько увлекся, что не заметил, как несколько раз назвал сэра Эдуарда мисс Дженни, а потом, забывшись, стал с жаром рассказывать о несчастной англичанке и ее страданиях. Братья тотчас поняли, в чем дело, многозначительно переглянулись, но ничего не сказали. Когда же Жак спросил, почему Фриц не понял обращения на малайском языке, тот ответил:

– Конечно же понял! Однако испугался, вспомнив о морских разбойниках, промышляющих именно в этих местах. О них мне рассказал сэр Эдуард. Поэтому я и принял все меры предосторожности. Ну а когда услышал английские слова, а точнее – очень грубые матросские выражения, то подумал, что сюда на розыски доброй мисс Дженни прибыл корабль, и тут…

– Ха-ха-ха, – не удержались теперь ребята, – выдал, выдал себя с головой, господин Фридрих![81]81
  Фридрих – полное немецкое имя; Фриц – уменьшительное.


[Закрыть] Значит, сэр Эдуард превратился в мисс Дженни, а будущий брат – в будущую сестру. Да здравствует и еще раз да здравствует сестра!

Фриц оторопел оттого, что его так просто раскусили, ему ничего не оставалось, как радоваться вместе с братьями и кричать «Виват!». Наконец всех сморила усталость, и мы отправились на покой.

Утром ребята с лукавыми улыбками и ухмылками приветствовали маленькую фрейлейн,[82]82
  Фрейлейн – барышня, девица (нем.).


[Закрыть] назвав ее просто сестрой Дженни. Девушка смутилась, покраснела, не смела глаз поднять, но потом тоже улыбнулась и подала насмешникам руку для поцелуя, заявив, что надеется на братскую любовь с их стороны.

Завтрак прошел в дружеской и веселой атмосфере. Фриц приготовил горячий шоколад, особенно понравившийся молодой мисс, так как напомнил ей о прошлом в родительском доме.

За обедом обсуждались планы на будущее. Было решено возвращаться в Скальный дом, чтобы познакомить мисс Дженни с нашим жилищем и бытом. После обеда стали готовиться в путь. Имущество Дженни было упаковано в посудину, специально изготовленную Фрицем еще на Дымящейся горе. После кораблекрушения удалось спасти немного. Ее багаж состоял преимущественно из предметов, которые она сама изготовила на острове в пору своего полного одиночества. Изготовила с большим вкусом и умением. С помощью одного лишь большого ножа, который всегда был при ней, ей удалось смастерить за три с половиной года отшельнической жизни множество полезных вещей. Материалом служили кости, перья, клювы, лапы, кишки и шкуры различных животных, которые она заполучала хитростью или силой. На некоторых искусно сплетенных из собственных волос лесках были перламутровые рыболовные крючки; из крупных рыбьих костей с прожженным в них ушком она наделала разных по размерам иголок. Большая, похожая на сердце раковина с фитилем из нитей от хлопчатобумажного шарфа служила ей лампой; более крупная, такого же типа раковина – кухонной кастрюлей. Здесь были симпатичные кисточки из тюленьего волоса, укрепленные в основания птичьего пера; маленькие раковинки из вьюнков, наполненные прекрасной пурпурной краской. Эту краску она использовала для писания. Из тюленьего меха, а также из птичьих шкур с перьями девушка изготовила себе жилет, пояс и чулки и, наконец, из вдвое сшитой кожи тюленя – две пары сандалий.

Мы перенесли этот драгоценный скарб на наше судно и бережно упаковали его.

Утром Дженни проснулась первой и приготовила сюрприз для нас. Оказывается, она прибыла к нам с бакланом, которого приучила ловить рыбу по китайскому способу. Пищу она спрятала по причине ее неприятного запаха невдалеке от места причаливания.

Наконец мы поднялись на корабль и взяли курс на Жемчужный залив, намереваясь отдохнуть там перед возвращением в Скальный дом.