Текст книги "Крейсер-призрак HK-33. Боевые операции немецкого ВМФ в Индийском океане"

Автор книги: Йохан Бреннеке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 16
«ПИНГВИН» ИДЕТ НА ЮГ

Крюдер вел «Пингвин» в западную часть Индийского океана на встречу с другим немецким вспомогательным крейсером «Атлантис», которым командовал капитан Рогге.

Погожие тропические дни сменяли друг друга. Ветра не было, и, глядя на горизонт, часто невозможно было определить, где заканчивается небо и начинается водная гладь. Крюдер решил воспользоваться преимуществами, предоставленными прекрасной погодой, и днем грелся на солнышке, сидя на мостике в удобном кресле. Как-то раз, наслаждаясь теплом и покоем, он стал просматривать документы потопленных «Пингвином» судов.

– Должен признать, удивительно уместное имя, – заметил он, – можно сказать, не в бровь, а в глаз. – И он передал список фамилий азиатов – членов команды судна «Ноушера» лейтенанту Габе, который в тот момент оказался на вахте.

Габе начал читать фамилии:

– Ли Хинг, кочегар, Кантон, Панг Фунг, кочегар, Кантон, Саламат Али, матрос, Калькутта…

– Нет, я имел в виду вот это, – сказал Крюдер и ткнул пальцем в список.

– Вонг Сау, буфетчик, Квантун, – прочитал Габе.

– Представьте себе, что вам подает блюдо из свиных ножек буфетчик по фамилии Сау, [15]15
  Sow– свинья, свиноматка (англ.).


[Закрыть]– мечтательно проговорил Крюдер.

Крюдер принял решение закончить австралийский вояж. Здесь он сделал все, что мог, и пока никто не знал, как выглядит немецкий рейдер. Обстановка в оперативной зоне «Пингвина» была накаленной. Эфир был наполнен просьбами о помощи. В условиях всеобщей нервозности некоторые грузовые суда начинали посылать в эфир сигналы SOS, лишь только замечали другое судно, которое, как правило, оказывалось вполне дружественным.

1 декабря 1940 года Чарли Брунке передал домой зашифрованное сообщение:

«HK-33 военно-морскому командованию. На сегодняшний день потоплено 79 000 брутто-регистровых тонн. Относительно успеха минирования информация неопределенная. Отправляю приз „Сторстад“ с приказом идти в точку „Андалусия“ в Атлантике».

Затем началась подготовка бывшего норвежского танкера к перевозке пленных. Для британских капитанов была приготовлена каюта в средней части судна по левому борту, а для женщин – по правому борту. Раньше это были каюты норвежских офицеров, так что у англичан не было повода жаловаться, что им предоставили не соответствующее их рангу помещение. Кроме того, такое размещение давало дополнительное преимущество: капитаны содержались отдельно от своих команд. Над ними находились каюты немецкой призовой команды, а еще выше – только мостик и штурманская рубка. Британских офицеров разместили в помещениях норвежской команды, а всем остальным пленным европейцам предстояло жить вместе в носовом трюме. Это было наилучшее из возможных решений, поскольку «Сторстад» был всего лишь танкером. Пленным неевропейцам был отведен бывший минный отсек. Крюдер распорядился, чтобы им предоставили возможность готовить себе пищу. Норвежским механикам предложили занять места в машинном отделении. Поколебавшись, они согласились. Крюдер не сомневался, что этим людям можно доверять. Командование должен был принять лейтенант Ханефельд.

– Вы справитесь с десятью парнями, Ханефельд? – спросил Крюдер. – Боюсь, это все, что я могу вам выделить.

За исключением экстренных ситуаций, Крюдер редко отдавал приказы, не давая подчиненным высказать разумные возражения.

– Все будет в порядке, господин капитан, мы справимся.

– Тогда предоставляю вам отдых до того самого момента, как вы нас покинете. Вам предстоит долгий и трудный поход, и, скорее всего, у вас не будет возможности как следует выспаться.

– Спасибо, господин капитан.

На «Пингвин» перегрузили еще 3000 тонн топлива со «Сторстада», и 5 декабря 1940 года танкер вышел в поход протяженностью 20 000 миль – именно такое расстояние отделяло его от дома, – чреватый многочисленными трудностями и опасностями. Крюдер подарил лейтенанту Ханефельду на счастье бутылку виски «Король Георг V». Не было ни одного человека в команде «Пингвина», который не желал бы отважным морякам удачи. К тому же «Сторстад» вез их письма домой.

Через несколько дней «Сторстад» встретил в море «Атлантис» и принял на борт дополнительное количество пленных. Теперь их было 623 человека, и капитан Рогге выделил Ханефельду еще несколько немецких моряков, чтобы укрепить команду. В следующей точке встречи «Андалусия» бывший норвежский танкер принял пленных с «Адмирала Шеера», и Ханефельд получил себе в помощь офицера.

Дважды пленные под руководством группы британских капитанов, подстрекаемых неугомонным капитаном Торнтоном, пытались захватить судно. В конце концов Ханефельду удалось найти приемлемое решение и заключить джентльменское соглашение с Торнтоном. После этого проблем с пленными не было. На их месте Ханефельд действовал бы так же, а понимание позиции противника всегда помогает.

Два британских капитана – Дадли Краутер, бывший пассажиром на «Ноушере», и, конечно, Торнтон – поклялись, что их не сможет удержать ни один немецкий лагерь для военнопленных и они сбегут, лишь только окажутся на твердой земле.

– Полагаю, вы ведете себя безрассудно, джентльмены, – сказал Ханефельд. – Неужели вы считаете, что вас не будут охранять, если я сообщу о ваших намерениях?

Торнтон взглянул на Ханефельда своими проницательными глазами:

– Но вы этого не сделаете.

– Нет, – был вынужден признать Ханефельд, – думаю, что не сделаю.

Кстати, оба капитана сдержали слово. Задолго до окончания войны они сбежали из плена и добрались до Англии через Португалию.

Подходя на «Сторстаде» к атлантическому побережью Франции, Ханефельд очень волновался, поскольку не имел соответствующих карт и вполне обоснованно сомневался в своей способности без них провести судно по району, изобиловавшему навигационными опасностями. Вскоре судно было замечено с воздуха британским «Сандерлендом». Самолет подлетел ближе. Ханефельд распорядился расстелить на палубе яркий турецкий флаг. Однако летчиков это явно не удовлетворило, и они просигналили:

«Какое судно? Какое судно?»

Ханефельд в ответ просигналил нечто невразумительное на немецком языке, при этом задумчиво пробормотав:

– Надеюсь, им это показалось достаточно турецким.

Ситуация была довольно-таки деликатная.

«Не понимаю, повторите», – просигналили с «Сандерленда».

Ханефельд немедленно подчинился, повторив то же самое.

Обмен сигналами продолжался еще некоторое время, пока летчикам «Сандерленда» это не надоело. Самолет скрылся из вида.

Затем Ханефельд направил судно к северному побережью Испании и наконец получил радиосообщение от немецкого военно-морского командования, которого так долго ждал:

«Следуйте указанным курсом. Вас ожидают немецкие военно-морские суда и авиация».

По воле случая изменение курса, предпринятое Ханефельдом после встречи с «Сандерлендом», оказалось именно тем, что нужно, и судну оставалось только идти вдоль французского берега до устья Гаронны. Погода была ненастной, а ночи – угольно-черными. Однажды ночью «Сторстад» неожиданно оказался в самом центре рыболовной флотилии. На следующее утро на горизонте показался маяк, отмечавший вход в устье Гаронны. Днем позже Ханефельда и его людей поздравил лично адмирал де ла Перье. Дождавшись удобного момента, Ханефельд решился попросить об одолжении для своих людей:

– Если возможно, господин адмирал, я бы хотел позволить моим людям взять с собой кое-что из продовольственных запасов, имеющихся на борту. Понимаете, они отправляются домой в отпуск и хотели бы привезти что-нибудь для своих семей.

– Прекрасная идея, – с энтузиазмом согласился адмирал. – Они это, безусловно, заслужили.

– Сколько они могут взять?

– Пусть берут все, что смогут унести.

– Большое спасибо, господин адмирал.

Ханефельд мысленно ухмыльнулся, представив, как свою долю уносит матрос Дитман. В мирной жизни гамбургский докер, он мог, при желании, взять под мышку и унести весельную шлюпку.

Спустя несколько дней пленные сошли на берег. Ханефельд наблюдал, как они сходят на причал по трапу. Когда очередь дошла до капитана Торнтона, тот протянул немецкому офицеру руку и дружелюбно улыбнулся:

– Желаю удачи, но только вам, а не вашей стране.

Моряки обменялись сердечными рукопожатиями.

8 декабря впередсмотрящие на «Пингвине» заметили на горизонте мачты. Крюдер отправил наверх сигнальщика с двумя флагами, чтобы передать и принять установленные сигналы.

– Все правильно, – сказал он, получив ответ. – Команде построиться на палубе. Форма одежды – парадная.

«Пингвин» взял курс на приближающееся судно. Это был немецкий вспомогательный крейсер «Атлантис» под командованием капитана Рогге. Крюдер и Рогге были старыми друзьями, а их вспомогательные крейсера – кораблями одной серии и когда-то принадлежали компании «Гонза». Несмотря на маскировку, эксперт, безусловно, заметил бы сходство.

Доктор Хассельман описал встречу в своем дневнике.

«Мы вышли на палубу в парадной форме, но дисциплине не уделялось должного внимания. Два корабля уже подошли так близко, что вполне можно было разглядеть лица собравшихся на палубах людей, и вскоре старые знакомые махали друг другу руками и выкрикивали приветствия. Когда же мы оказались рядом, на палубах творилось нечто невообразимое. Это было похоже на встречу соскучившихся школьников. Потом начался обмен визитами. Люди обсуждали наболевшие вопросы и давали друг другу полезные советы. Обмен опытом шел вовсю! И старые военные, и бывшие торговые моряки встретили старых знакомых. Моим коллегой на борту „Атлантиса“ был Георг Рейль, которого я знал еще по колледжу в Киле».

Встреча была радостной и запомнилась всем без исключения, но оказалась очень короткой. Спустя двое суток, то есть 10 декабря, корабли разошлись, каждый лег на свой курс. Крюдер теперь вел судно в Антарктику, в район между островами Крозе и Принс-Эдуард.

Если считать потопленный тоннаж, корабль Крюдера был самым успешным вспомогательным крейсером Второй мировой войны, а «Атлантис» побил мировой рекорд продолжительности пребывания в море. В течение шестисот двадцати двух дней постоянно готовый к бою вспомогательный крейсер «Атлантис» бороздил океаны и ни разу не зашел в порт. В конце концов он был обнаружен в точке встречи со своим судном снабжения и потоплен британским крейсером «Девоншир».

На борту «Пингвина» люди уже знали, куда направляется судно, и спешили насладиться последними теплыми деньками. Дул легкий приятный ветерок, море было ослепительно синим и таким прозрачным, что брошенный в воду предмет можно было видеть очень долго, пока, наконец, он не терялся в темноте глубин.

Может показаться странным, но в периоды спокойствия, которые следуют за периодами волнений и смертельной опасности, люди обычно страдают от скуки. Так получилось и на «Пингвине». Свободные от вахты матросы маялись от безделья и лениво слушали музыку, транслируемую из радиорубки. Их почему-то даже не радовал тот факт, что они пили лучшее бременское экспортное пиво, славящееся во всем мире. Они даже почти не разговаривали. Все, что люди хотели сказать друг другу, было уже давно сказано, а желания пофилософствовать не возникало ни у кого. Хотя, если бы оно возникло, люди, по всей вероятности, пришли бы к единодушному выводу, что война – это идиотизм. «Какого черта мы здесь болтаемся, когда могли бы быть дома?»

Ветер усилился, температура воздуха быстро понижалась. «Пингвин» приближался к Антарктике – тому месту, где Атлантический, Тихий и Индийский океаны сливаются воедино, образуя гигантское водное пространство. Изменился и цвет морской воды: из сине-зеленой она стала грязно-серой. Все реже встречались альбатросы – эти величавые монархи птичьего царства, их сменили другие птицы – предвестники грядущих штормов, и множество чаек. Пронзительно крича, они летали вокруг редкого гостя.

16 декабря «Пингвин» вошел в полярные воды, а на следующий день на борту воцарилось волнение, ничуть ни меньшее, чем было бы при встрече с эскадрой британских военных кораблей. На самом деле на пути «Пингвина» встретился всего лишь первый айсберг. Потрясенные до глубины души моряки собрались на палубе и с уважением следили, как бело-голубой монстр величаво проплыл мимо. Крюдер провел судно так близко, как это было возможно, не подвергая его ненужному риску, чтобы люди могли как следует рассмотреть ледяное чудо.

– Я никогда не был склонен к преувеличениям, – сказал Михаэльсен, – но айсберг – есть само преувеличение. Боюсь, они еще доставят нам много неприятностей.

Пессимистичный прогноз оказался пророческим. Очень скоро айсберги стали встречаться уже не в одиночку, а группами. Особенно сильное впечатление они производили на лейтенанта Хеммера, который глазел на них, как школьник – на игру знаменитой футбольной команды.

– Вокруг нас плавает уже штук сто пятьдесят, – сказал Крюдер и отправился в каюту спать.

На следующее утро, когда он вышел на мостик, Хеммер сообщил:

– Докладываю о наличии в пределах видимости ста пятидесяти айсбергов.

Крюдер рассмеялся:

– Вам придется внести существенный вклад в рождественскую подарочную копилку, если это не так, – сказал он и начал считать. Айсбергов оказалось ровно сто пятьдесят. Крюдер немало удивился, затем добродушно расхохотался и сам внес щедрый вклад в рождественскую копилку.

Глава 17
ЗАХВАТ РЫБОЛОВНОЙ ФЛОТИЛИИ

В период между Рождеством и Новым годом Крюдер дал людям отдохнуть, а затем отправил «Арадо» в разведывательный полет. Авиаторы вернулись ни с чем. Команда на это никак не отреагировала, люди сочли разведку доказательством осторожности Крюдера. Однако «Пингвин» пришел в Антарктику вовсе не для того, чтобы позволить морякам спокойно встретить Рождество, и даже не для того, чтобы выскользнуть из сети, раскинутой противником для его поимки. У Крюдера был вполне определенный план, и заключался он ни много ни мало в том, чтобы захватить весь норвежский китобойный флот, желательно, конечно, без единого выстрела.

При встрече «Атлантиса» и «Пингвина» капитан Рогге передал Крюдеру исключительно ценную для выполнения его плана документальную информацию, включающую подробные морские карты Антарктики с указанием основных районов плавания. Эти документы были обнаружены на борту захваченного моряками «Атлантиса» норвежского танкера «Тедди». Зимой 1939/40 года «Тедди» использовался как снабженческое судно норвежского китобойного флота, и его курс вокруг островов Буве был нанесен на карту. Понятно, что норвежцы, соблюдая предосторожность, его стерли, но единожды нанесенную на бумагу линию легко восстановить снова.

Крюдер знал, что военно-морское командование рассматривало вопрос о направлении крейсера «Адмирал Шеер», который как раз находился в Южной Атлантике, для участия в этом захвате, но, поскольку никаких определенных инструкций, касающихся проведения совместной операции, не было, приходилось действовать самостоятельно. А «Адмирал Шеер» можно было использовать для других целей. Крюдер решил воспользоваться предоставленным шансом. И прежде всего предстояло выяснить, где именно находятся норвежцы.

Вначале ситуация казалась безнадежной. Одного только взгляда на карту было достаточно, чтобы прийти к выводу о нереальности подобной задачи. Тем не менее через несколько дней после Нового года радист «Пингвина» перехватил обмен радиосообщениями на норвежском языке. Крюдер теперь очень много времени проводил в радиорубке, а радист Пастор вообще туда переселился, чтобы в любое время находиться под рукой. Мать Пастора была норвежкой, и он хорошо говорил на этом языке. В конце концов немецким морякам, основываясь на данных радиоперехвата, удалось определить местонахождение норвежской флотилии, но это было очень сложно из-за многочисленных помех, вызванных близким соседством Южного полюса.

Пастор переводил все радиограммы, которыми обменивались норвежцы, и судовой журнал становился все толще и толще. Крюдер часами изучал записи. После этого на карте появлялись новые линии, образующие весьма причудливое хитросплетение. Но для опытного моряка в этом нагромождении линий не было ничего сложного. Все они сходились в одной точке, которая и была позицией плавучего рыбозавода – главной цели немцев.

Из обмена радиосообщениями было ясно, что капитан плавучего рыбозавода, носящего имя «Оле Веггер», ожидал прибытия второго аналогичного судна, которое уже находилось на пути из Южной Америки, чтобы забрать груз китового жира и отвезти его домой. В общем, перспектива была настолько заманчивой, что Крюдер сдержал свое вполне естественное нетерпение немедленно напасть на норвежцев.

А тем временем информация о рыболовной флотилии норвежцев накапливалась, становясь все более полной. Крюдер знал, сколько китового жира подготовлено к отправке, сколько судов занимается промыслом, фамилии их капитанов, сколько голубых китов ожидает переработки и т. д. Один из капитанов жаловался на избыточный дым из трубы, указывая на возможность того, что немецкие рейдеры заберутся даже в эти воды.

Крюдер ухмыльнулся, прочитав ответ, направленный осторожному капитану с судна-рыбозавода.

«Расскажи это кому-нибудь другому, Кнут. Здесь нам не о чем беспокоиться».

Однако недовольный капитан не желал успокаиваться.

«Нет никаких причин, которые могли бы помешать немецкому рейдеру нанести нам визит. Тем более что, по сообщениям из Лондона, он где-то здесь».

«Ерунда! – последовал весьма оптимистичный ответ. – Они все давно потоплены, а те, что уцелели, болтаются где-то в норвежских водах».

«А как насчет подводных лодок?» – упорствовал упрямый норвежец.

«Думай головой, Кнут! Откуда они возьмут топливо, чтобы добраться сюда? Ты со своей подозрительностью скоро станешь принимать китов за немецкие подводные лодки. Мы в полной безопасности, как у Христа за пазухой, хотя здесь, конечно, не так тепло».

Они заблуждались оба: и капитан китобоя с чадящей трубой, и капитан рыбозавода, обладавший необоснованным оптимизмом. Немецкий рейдер был рядом, и его капитану не нужно было видеть дым из трубы, чтобы определить местонахождение флотилии.

13 января Крюдер узнал от радиста, что с «Оле Веггера» сообщили о прибытии второго рыбозавода – судна «Полглимт».

Крюдер знал все, что необходимо, о местонахождении судов и решил атаковать в первых бледных сумерках, иными словами, около полуночи. Ровно в 20.00 двигатели «Пингвина» взревели, достигнув максимальных оборотов. Погода благоприятствовала успеху. Низкие облака снижали видимость почти до нуля. «Пингвин» шел по счислению. Когда, судя по расчетам, он должен был находиться в непосредственной близости от плавучих рыбозаводов, облака поднялись, словно занавес в театре, и окрашенный пастельными тонами вечер полярной ночи – он длится всего около часа – явил взорам всех желающих два норвежских судна. Рядом с ними в воде виднелись туши еще не переработанных китов. Норвежцы явно чувствовали себя в полной безопасности, их суда стояли рядом.

Крюдер приказал абордажным партиям, стоявшим наготове, спустить шлюпки. Одновременно замигала сигнальная лампа. Норвежцам был передан сигнал: «Не делайте попыток сопротивляться. Бесполезно. И не используйте радио, иначе я открою огонь».

Однако на борту норвежских судов не было никого, кто мог бы прочитать сей грозный приказ. Даже впередсмотрящие отсутствовали. Нигде не было видно ни души. Только несколько масляных ламп покачивались на ледяном ветру.

– После прибытия второго судна парни, должно быть, работали без отдыха, и теперь все спят, – предположил Крюдер. – Что ж, тем лучше.

А тем временем шлюпки с абордажными партиями приближались к норвежским судам: одна – к «Полглимту», другая – к «Оле Веггеру». Остальные двигались к промысловым судам, которые тоже можно было попытаться захватить внезапно.

Создавалось впечатление, что действие разворачивается в некие доисторические времена: мрак, холодное серое море, ледяной ветер, безжизненные суда.

Моряки в шлюпке лейтенанта Баха едва не вылетели в море, когда шлюпка налетела на незамеченного во тьме кита, ожидавшего переработки у борта «Оле Веггера». Моряки поспешно забрались на спину убитого животного и моментально пожалели, что выбрали именно этот способ подъема на борт вражеского судна. Это было хуже, чем идти по льду.

Лейтенанту Баху было уже за пятьдесят, но он был человеком жилистым и необычайно выносливым. Он первым забрался на борт и, взглянув сверху на своих людей, не смог сдержать улыбки. Ну прямо Дикий Запад, подумал он.

– Давайте, парни, – вполголоса проговорил он, – осталось немного.

Немецкие моряки, стараясь, по возможности, соблюдать тишину, разбежались по местам, а Бах направился к каюте капитана, дверь в которую, как он и предполагал, располагалась по правому борту. Почему, интересно, плавучие рыбозаводы в этом отношении должны иметь разные конструкции? Стараясь не шуметь, он открыл дверь. Капитан спал, но не крепко, как и любой капитан в море. Инстинктивно почувствовав опасность, он рванулся к своему кителю, висевшему на спинке стула. Но Бах уже был в каюте и успел отбросить стул, оказавшийся вне пределов досягаемости капитана.

– Спокойно, капитан, – сказал он. – Оставьте оружие на месте. Ваше судно занято немецкой абордажной партией, но у вас и вашей команды не будет никаких неприятностей, если, конечно, вы не будете на этом настаивать.

Потрясенный норвежский капитан, наконец, осознал, что произошло, и попросил разрешения встать и одеться. Бах извлек из его кармана толстый бумажник и пистолет и передал китель капитану.

Полностью одевшись, норвежец представился:

– Андерсен, капитан этого судна.

– Лейтенант Бах, – слегка поклонился немец. – Примите мои извинения за причиненные неудобства, но вы должны понимать, идет война.

Тем временем остальные члены абордажной партии делали свое дело. Они заняли радиорубку, собрали на палубе норвежскую команду. Норвежцев оказалось около 300 человек. Они стояли на палубе, засунув руки в карманы, и мрачно поглядывали на незваных гостей. Некоторые из них были настоящими громилами с плечами широкими, как корма судна.

Уорнинг сообщил с «Полглимта», что там тоже все в порядке. Оба рыбозавода были в руках немцев. Крюдер наблюдал за происходящим в бинокль с мостика «Пингвина».

– Все сработало просто прекрасно, – пробормотал он. – Норвежцы ведут себя как овцы.

Но трое из овец оказались упрямыми. После того как ситуация стала очевидна, три судна подняли якоря и начали двигаться в западном направлении.

Крюдер приказал им вернуться, иначе все они будут потоплены.

«У меня проблемы с машинами, – ответили с одного. – Вернусь позже».

– Черт бы его побрал! – выругался Крюдер. – Уходит!

– Мы в любой момент можем отправить его на дно, – пожал плечами ожидавший приказа артиллерист.

– Разнесите эту посудину ко всем чертям! – воскликнул взбешенный Крюдер. – Нет, подождите. Он все равно не сможет воспользоваться рацией. Слишком далеко.

«Не могу повернуть, – доложили с другого китобоя. – Винт обмотан канатом».

Третий капитан вообще не потрудился ответить, и все три уходили полным ходом.

Крюдер ничего не мог сделать, только открыть огонь и потопить непокорных, но именно этого он и не хотел. Промысловые китобойные суда могли делать до 14 узлов, да и «Пингвин» находился не в том положении, чтобы начинать преследование. Когда он подошел к своей добыче, Крюдер после команды «Полный вперед» дал команду «Полный назад», в результате чего произошла поломка одного из двигателей. Теперь «Пингвин» был беспомощен до окончания ремонта поврежденного двигателя. Крюдер также ни на минуту не забывал, что рядом находится еще один рыбозавод и он должен действовать очень быстро. У него не оставалось времени на преследование маленьких китобойных судов, поэтому, когда их капитаны не подчинились, он просто махнул на это рукой.

Он отдал приказ своим людям убедить норвежцев разделать оставшихся китов и, как только «Пингвин» был готов, повел его в восточном направлении, оставив на рыбозаводе горстку немецких моряков. Численное соотношение между немцами и норвежцами было примерно один к двадцати, поэтому следовало поторопиться, пока последние не осознали, что «Пингвин» будет отсутствовать много дней. В дополнение к этому норвежцы не знали, что «Пингвин» – единственное немецкое судно в регионе. Они, похоже, пребывали в уверенности, что в непосредственной близости находится военный корабль. Слишком уж уверенно вели себя захватчики. В действительности ближайшим к месту событий немецким кораблем был «Адмирал Шеер», до которого было 600 миль. Его командир все еще ожидал радиограммы о том, что Крюдер преследует норвежскую китобойную флотилию и что можно начинать совместную операцию.

«Пингвину» снова повезло. Туман снизил видимость, и он смог застать врасплох третий плавучий рыбозавод – «Пелагос». Обнаружить его оказалось совсем просто: из трубы судна вырвались клубы дыма – команда в поте лица трудилась, перерабатывая добытых китов. Норвежцы и здесь не оказали сопротивления, но на этот раз Крюдер, быстро усваивавший уроки, принял меры предосторожности, чтобы не дать уйти китобойным судам. Как только абордажная партия захватила судно, Крюдер отправил на него Пастора, и тот приказал по-норвежски китобоям возвращаться на базу. Никто из капитанов ничего не заподозрил, услышав чужой голос, поскольку радиотелефон искажал звуки. План сработал. Капитаны китобойных судов были в бешенстве из-за того, что их охоту прервали, но все послушно вернулись к рыбозаводу, волоча за собой убитых китов. А когда они явились на борт «Пелагоса» узнать, что произошло, то оказались лицом к лицу с вооруженными немецкими моряками. На лица этих людей, понявших, как ловко их обманули, стоило посмотреть.

Таким образом, в течение двадцати четырех часов «Пингвин» захватил 40 000 брутто-регистровых тонн, причем это было сделано, как Крюдер и планировал, без единого выстрела.

Когда обстановка стала спокойнее, доктор Хассельман вернулся к своему обожаемому дневнику:

«На борту норвежских рыбзаводов работа велась без перерыва. Только „Пелагосу“ предстояло переработать тридцать пять китов. Мне было чрезвычайно интересно. Никто из нас, и я в том числе, не видел кита вблизи. Теперь мы получили возможность познакомиться с ним детально. Они были огромными – больше любого доисторического динозавра. Самый большой оказался длиной более тридцати метров и весил около 160 тонн. Столько же весят 30 взрослых слонов или стадо из 150 быков. Огромных животных, а это именно животные, а не рыбы, какими их некоторые считают, подвешивали в корме и очищали от кожи. Затем их плоть резали на большие куски и опускали под палубу в танки, где извлекали китовый жир. Затем скелет протаскивали вперед, где обрезали оставшееся мясо и консервировали его.

Все мы попробовали китовое мясо, хотя и не без предубеждения. Лично мне оно понравилось, немного напоминает говядину. Кости тоже не выбрасывают. Их распиливают на куски и измельчают в муку в специальной мельнице. Китовый ус собирают. Нет необходимости говорить, что особое внимание уделяется печени и другим жизненно важным органам, поскольку в них очень много витаминов. В общем, идет практически безотходное производство. Перерабатывается весь кит, разве что кроме фонтана.

Как только норвежцы смирились со случившимся, все пошло так, словно нас и не было. Они спокойно работали, а к нам относились если и не дружелюбно, то, по крайней мере, не враждебно. Они нас почти не замечали и не пытались изменить создавшееся положение, хотя, безусловно, могли это сделать. В отсутствие „Пингвина“ на борту было слишком мало немцев, чтобы противостоять хорошо спланированному удару. Полагаю, что такая пассивность объяснялась их уверенностью в том, что где-то недалеко находится немецкий военный корабль».

Крюдер придумал новый трюк. Пока рыбозаводы занимались переработкой оставшихся китов, он повел «Пингвин» на запад, иначе говоря, именно в том направлении, откуда норвежцы могли ожидать помощь. Никаких радиограмм от убегающих промысловых судов перехвачено не было, но Крюдер предположил, что они направляются на базу китобойной флотилии – остров Южная Георгия или к плавучему рыбозаводу «Торсхаммер», располагавшемуся где-то на западе. Перехваченные переговоры по радиотелефону подтвердили эту догадку.

«Пингвин» на полной скорости шел северо-восточным курсом мимо острова Буве по направлению к Южным Сандвичевым островам. По пути с него было отправлено длинное шифрованное сообщение домой. Для его отправки потребовалось сорок пять минут и три радиста, которые, сменяя друг друга, не уставали чертыхаться, удивляясь необычной длине радиограммы. Если бы они не доверяли Крюдеру, то наверняка решили бы, что их капитан спятил, отправляя такое фантастически длинное сообщение в эфир вблизи британской военно-морской базы. На всех радиостанциях противника оно, безусловно, было перехвачено, да и местонахождение «Пингвина» успели засечь все кому не лень. Но, поскольку Крюдер пользовался безоговорочным доверием команды, люди понимали: без серьезной причины он не делает ничего.

Так и было. Посылая необычайно длинное радиосообщение, забравшись так далеко на запад, Крюдер точно знал, чего хочет добиться. Обычно радиосообщения старались сделать максимально короткими, но это должно было ввести противника в заблуждение. Крюдер хотел, чтобы его местонахождение стало известно. Когда «Пингвин» шел обратно, его радисты перехватили первые сообщения противника в эфире, и Крюдер с ухмылкой обнаружил, что на поиски неуловимого немецкого рейдера с Фолклендских островов и из Симонстауна отправился линкор, авианосец и еще несколько британских военных кораблей.

Из-за плохой видимости с «Пингвина» на обратном пути не заметили захваченные китобойные суда, и Крюдер повел судно на юг, где он и его люди в первый раз в жизни увидели границу паковых льдов. И в последний. Затем «Пингвин» пошел снова на север. К тому времени погода заметно улучшилась и установить контакт с захваченными китобоями не составило труда. Путешествие, предпринятое только для того, чтобы направить противника по ложному следу, продолжалось десять суток. Теперь Крюдер повел «Пингвин» и захваченные китобойные суда на восток. «Пингвин» двигался первым, за ним – промысловые суда, а замыкали кильватерную колонну три плавучих рыбозавода, имевшие воистину гигантские размеры. Три рыбозавода вместе имели 35 000 брутто-регистровых тонн грузового пространства и везли на борту 22 000 тонн китового жира. В дополнение к этому «Пингвин» захватил одиннадцать промысловых судов. Это была уникальная победа в истории войны на море.

Команда «Пингвина» с некоторым опозданием получила рождественский подарок. Он был извлечен из темных, больше похожих на деревенские погреба трюмов «Оле Веггера». Это было нечто неказистое, мелкое, круглое или немного продолговатое и, в довершение всего, не слишком чистое. С точки зрения ботаники оно принадлежало к семейству пасленовых. Иными словами, это была довольно редкая в Антарктике вещь – картошка. В течение долгих месяцев люди на «Пингвине» ели только ее сушеную разновидность, которая из-за климата и, возможно, влажного соленого воздуха приобрела такой специфический вкус, что стала почти несъедобной. Но картошка в трюмах «Оле Веггера» была настоящей, и ее появление на столе команды было встречено восторженными криками.