Текст книги "Шальные деньги"

Автор книги: Йенс Лапидус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Стол убран стильно и изысканно. Белая льняная скатерть, отглаженные зеленые льняные салфетки в кольцах серебряных салфетниц. Старинные подносы для графинов. Сверкающее столовое серебро, хрусталь – уровень!

ЮВе был в восторге.

Вели беседы. Мальчики обожали звук собственного голоса. Джетсет заливал, Ниппе острил невпопад, Фредрик генерировал бизнес-идеи. Всё как всегда.

Анна принялась рассказывать о последней поездке в Сен-Мориц. Рассказ был бы короче, если б она не ваксила губы блеском после каждого предложения. Они с подружкой затусили там с игроками поло, их команда ежегодно наезжала в те места, чтобы погонять в поло на льду альпийского озера. Вообще они служили в лондонских банках, а поло так – маленькая отдушина. ЮВе встрял с рассказом о своем прошлогоднем отдыхе в Шамони. Врал безбожно, сочинял и придумывал. В Альпы он ездил лишь однажды. По дешевке, на каникулах, в тесном автобусе. Он и еще четырнадцать недорослей из Умео и Робертсфорса, сидя друг у друга на голове, спали и пердели все двадцать семь часов подряд.

Анна симпатичная, милая. Только скучная. Ни рыба ни мясо. Он слушал ее рассказ, старательно смеялся, когда она шутила, задавал вопросы по ходу действия. То бишь изображал живейший интерес. Та пуще прежнего разливается: такой приятный собеседник! А у ЮВе все мысли о Софи.

Застолье продолжалось. Гости, хотя набрались изрядно, безобразничать не безобразничали. Гунн знай успевала подать-унести. Все томились в предвкушении.

Фредрик поблагодарил хозяев за обед.

Тогда встали из-за стола и перешли в комнату, обставленную на манер бара. Широкие диваны с бессчетными подушками с двух сторон. У каждого дивана низкий столик. По столам Гунн расставила канделябры «Ииттала» четырех цветов. В углу была оборудована классическая барная стойка с деревянным верхом. За стойкой во встроенном посудном шкафу хранились бокалы, хайболлы, коллинзы, кружки, рюмки. На полках выстроились несметные ряды бутылок.

Густав встал за стойкой. Крикнул, что сегодня он за бармена, налетай. Кто-то врубил музон. Бейонсе. Закачало.

Пили. Яблочный мартини, джин-тоник, пиво. У папы Густава нашелся настоящий миксер. Намешали фруктовых коктейлей: дайкири с клубникой, пинаколаду.

ЮВе налегал на пиво. Поглядывал, как там приятели.

Ниппе осаждал Карру, Джетсет у стойки беседовал с барменом Густавом, остальные гости лениво трепались, развалившись на подушках.

Фоном играла музычка. В столовой гремела посудой Гунн.

Чего-то не хватало.

Грохот тарелок мешал, раздражал ЮВе.

Вдруг понял: слишком пустынно – никто не колбасит, не гогочет, не кричит. Вывод очевиден: нужен драйв, иначе пати – коту под хвост.

Он зашел за стойку, встал рядом с Густавом. Немного послушал, что вещает Джетсет, потом извинился. Сказал, что им с Густавом надо поговорить тет-а-тет. Попросил Густава выйти в столовую.

Со стола уже убрали. Ловко же управилась Гунн! Пододвинул Густаву стул.

– Густав! Просто мегавечер, грех было не выбраться! Обед охренительный. – ЮВе железно усвоил: ругательства употреблять только в комплиментах. – Прикинь, я тут подумал. Взял с собой малость чарли. Ну, того, ты уже пробовал. Оттопыримся слегонца? Движняк пойдет еще круче, гарантирую.

– Ба, истину глаголешь. У тебя есть кола? Очуметь! Это ж то, что доктор прописал! И почем нынче хлеба?

Сам спросил, умничка. Избавил ЮВе от неприятной необходимости обговаривать шкурный вопрос. Щедрый Густав решил задвинуть гостей на собственный кошт. Кто ж откажется на халяву-то?! ЮВе согласился поделиться:

– Вообще-то я не торгую, но сейчас у меня излишек. Шесть грамм. Тебе отдам по штуке двести за грамм. Хватит на весь вечер. Телки будут кипятком ссать, да что тебе объяснять…

Густав вернулся за стойку. Объявил во всеуслышание:

– А вот кому снега?! Налетай, подешевело! – И выложил на стойку девайсы, выданные ему напрокат ЮВе.

Все, кроме двух ребят, угостились, по двадцать милиграмм на рыло.

Пошел мегаотжиг.

Музон врубили на максимум. Три девицы повскакивали на столики, пустились в расколбас, виляя бедрами. Фредрик ревел раненым медведем под «Call Me On» Эрика Придза. Софи улетела, Ниппе бесцеремонно лапал Карру, утопив ее в диване. Густав, оголившись по пояс, прыгал на соседнем диване в такт их подрыгиваниям. Джетсет отрывался не по-детски. Скакал как мажор под техноклубняк, выбрасывая руку в такт музыке.

Праздник удался – это факт. Перемена была разительной. Те двое, что сперва отказались, сдались. Словив искомый кайф. Всеобщий галдеж, пиздеж и расколбас. Музыка сносила башню. Вечеринка жгла. Пипл угощался выпивкой. Орал под музон, смеялся без причины, плясал, неугомонно сновал, подобно кроликам «Дюрасел». Перся от себя. От своей красоты. От своей крутизны. Мажоры. Девиз всех тел: энергия, эрудиция, эрекция. Движуха от Густава – зе бест. Rock on.

Через пять часов кокаин кончился. А кайф не кончался. Всю ночь не спускал ЮВе глаз с Софи. А та его в упор не видела. Его задело.

Зато подкатила Анна. И как он ей симпатичен, сказала, и как не дал умереть от скуки за столом. Пошла танцевать с ним. Лозой обвивала, все крепче, плотнее. Половина гостей уже отключилась. Другая нежилась на диванах: кто беседовал, кто тискался.

ЮВе с Анной отправились к ней в комнату.

Половина шестого утра. ЮВе чувствовал себя бодрячком.

Заперлись. Сели на кровать.

Анна хихикнула. Посмотрели. Поцеловались. Вспыхнули. ЮВе сквозь блузку стал ласкать ее груди. Она расстегнула ему ширинку, выпростала член, наклонилась, припала. Размазала по головке весь свой блеск для губ. Довольно мычала. Сдерживала себя, еще не дошла до кондиции. Он вывернулся, встал, стянул с нее шмотки. Принялся лизать соски. Она снова нащупала член, вставила.

Долбились, как кошки.

Кончили быстро. Он едва вынуть успел, спустил в руку.

Вытер о простыню.

Полежали, помолчали, перевели дух.

Анну тянуло потрещать, обсудить минувший вечер.

ЮВе было не до бесед. Кокаин – он ведь покруче виагры будет, четверти часа не прошло, стояк тут как тут.

Побоку прелюдии: вжарил ей без лишних предисловий.

Кончил за две минуты с небольшим. До обидного мало.

Почувствовал себя высосанным.

Отрубился.

12

Зона ответственности Мрадо в империи Радована: трясти гардеробы, муштровать пацанов, ну и дань собирать. Изредка, по заданию, ходил вправлять мозги слишком борзым толкачам и сутенерам, возомнившим себя Драганом Йоксовичем, и шалашовкам, отказывавшимся работать на дядю. С собой брал Ратко или еще кого из качков.

Был у Мрадо и личный замут. Контора. Импортировали дерево из Таиланда. Тиковое. Черное. Бальзу. Сбывали краснодеревщикам, дизайнерам, застройщикам. Неплохой навар. Но главное – Мрадо нужен легальный доход.

Проблемы Мрадо: ходка Патрика. Вряд ли бывший скин расколется, но кто его знает… И какого он полез на рожон? А что еще хуже для Мрадо: не в кассу было закидывать удочку насчет доли, раз босс так осерчал. Непонятка вышла, а ведь теперь самая пруха! Дальше: где искать свинтившего барыгу Хорхе? Еще Радован велел Мрадо следить за проектом «Нова» (легавые задумали вместе с прокуратурой покончить с мафией в городе). И наконец: Мрадо мечтал повидать Ловису, иначе его терпение лопнет. Анника, стервозина, отсудить дочку хочет. Что ж, Мрадо готов к битве. Кажется, все общество ополчилось на него. Нет такого, сука, права не давать ему видеться с родной дочкой.

Мрадо не спалось. Не дела его напрягали, не куча проблем, которые надо решить, – мысли о Ловисе и планы на новую жизнь все покоя не давали. Боялся, что уже не увидит дочь. Прикидывал, как заживет, если завяжет с криминалом. Вдруг есть такое дело, где он придется ко двору! А, чепуха, не стать ему другим. Этому городу нужны только такие, как Мрадо. Из всех проблем проще всего было решить вопрос с попкой для видеопроката. Этим он и занялся.

Перетер с пацанами в качалке. Те наотрез. Терять-то им особо было нечего, по крайней мере никаких таких богатств, о которых бы знал старший брат, просто не хотели брать на себя банкротство. Чуваки мечтали о большом бизнесе. Рано или поздно заняться хоть каким-то легальным делом. Стало быть, не хотели лишний раз пятнать свою репутацию.

Мрадо наезжать на пацанов не стал. И то – выйдет шухер, пусть другие потеют.

Решил, наберу-ка другим бригадирам: Горану, Ненаду или Стефановичу. Тем, кто тоже ходит под югославским бароном, равные Мрадо по важности. В авторитете. В то же время соперники Мрадо в борьбе за благосклонность Радована.

Позвонил Горану.

Горан рулил импортом табака и водки. Та еще шестерка и жополиз. Радован пальчиком шевельнет, Горан готов на брюхе перед ним стелиться. Как дворняжка. Но дело свое знает туго. Бабосы заколачивал знатные, семнадцать лимонов в год.

Импорт табака и водки: навороченная система снабжения, административный расчет, отлаженный механизм доставки и фрахтования. Целый международный концерн со штаб-квартирой в мафиозном Стокгольме. От сивухи до благородных напитков. Везли через Финляндию из России, Прибалтики, Польши и Германии. Меняли упаковку, данные о производителе. Имели крутые замазки в шведском транспортном профсоюзе. Знали водил. Знали точки. Подмазывали нужных людей. Знали, как тайно провезти товар по Европе. Выправляли липовые накладные, выдумывали правдоподобные схемы доставки, отправителей и получателей. Держали крепких работяг. Которым лишь бы срубить по-быстрому. За долю малую. И все черным налом.

Вот такого бы человечка Мрадо. Не то что его качки. Ухайдоканного. Без амбиций. Чтоб кирял не по-детски. Звезд с неба не хватал. Старпера, короче.

Горан снял трубку. Мрадо так искренне изобразил радость, чуть сам не поверил. По-сербски:

– Горан, дружище. Привет!

– Мрадо, ты, что ль? У меня таких друзей как грязи.

Горан никого в грош не ставил, кроме своего патрона, мистера Р. Мрадо стерпел. Обидно, но дело прежде всего.

– Мы с тобой под одним хозяином ходим. Мы – земляки. Выпили с тобой цистерну водки. Отчего же не друзья. Даже больше чем друзья.

– Слышь, друг, ты мне не брат и не сват. У меня бизнес. А вот что ты за птица, я не догоняю. Гасишь несчастных гардеробщиков. Походу, еще и куртки тыришь?

– Ты чё несешь?

– Ничё! В прошлую субботу у меня куртку прямо из гардероба увели. Пидоры эти гардеробные в отказ. Мол, пришел кто-то, куртку взял, номерок, говорит, обронил.

– Бывает.

– Бывает! Что, и в твоих гардеробах бывает?

– А мне почем знать?

– А ты спроси.

– Горан, ты знаешь, я не часто прихожу к тебе за помощью. Я и сейчас не за этим. Я тебя озолотить хочу, какая ж тут помощь?

– Брось ты мне загадки загадывать. И так чую, может выйти толк из твоего базара. Только вот какой? Больно сладко ты поешь. Дружище, друзья…

Скажи кто другой, Мрадо уже давно бы закончил разговор. Нашел мерзавца. И удавил бы. Но сперва, в экспериментальных целях, откромсал бы ему все пальцы секатором – один за другим.

– Сечешь, Горан, как всегда. Нужен мне человечек, чтоб в водилах шарил. Надежный. Найдешь такого, тебе пять процентов от чистой прибыли.

– И сколько это будет в месяц?

– Сам пока не в курсах, у Радо какое-то сладкое дельце на мази. Мне надо устроить ему две конторы. Походу, обломится кусков пять, а то и поболе.

– Пять косарей за имя! В месяц? Ты куда меня втягиваешь?

– Никуда не втягиваю. Просто мне край как надо, чтоб все в елочку было. За то готов поделиться.

– Ништяк. Ну, валяй дальше. А я чем рискую? И что ты конкретно хочешь?

Мрадо объяснил суть, не слишком вдаваясь в подробности.

Горан сказал:

– Есть у меня человечек. Кристер Линдберг. Я тебе скину эсэмэской его мобильный. По рукам?

– А то. Благодарю. Наберу тебе на недельке, скажу что да как. И все же ты мужик что надо.

– Мужик?! Мою собаку зовут Мужик. Ясно?

Мрадо положил трубку. Пытаясь понять, кто в итоге остался в дураках.

13

Наступала настоящая осень. Из двадцати четырех последних ночей Хорхе только четырнадцать провел в ночлежке. Какой-то торчок из Соллентуны продал ему свой социальный номер за три косых. Ночлежки отправляли фактуры в социальный центр, где соответствующую сумму снимали с его социального счета. Чувак транжирил кровное пособие – позарез нужна была наличка на героин и амфетамины.

Хорхе недоумевал: уж если кто и нищий, так это иммигранты, отчего ж тогда в ночлежках сплошь шведюки? Последнюю гордость растеряли?

Жизнь в ночлежке – грех жаловаться. Хорхе сытно кушал утром и вечером. Смотрел телепередачи. Почитывал газетки. Хоть бы слово напечатали о побеге!

В беседе с другими постояльцами больше помалкивал.

Урывками, когда никто не видел, отжимался, делал приседания, прыгал со скакалкой. Бегать пока не мог, нога все болела после прыжка с тюремного забора.

Долго, конечно, так продолжаться не могло. Волосы не накрутишь – пойдут расспросы. Автозагаром не намажешься – все время на виду. К тому же, того и гляди, кто-нибудь из бомжей признает в нем толкача Хорхе. И в довершение всех бед через две недели проживания ночлежка стала сдирать уже не по двести, а по пятьсот крон. Нет в мире справедливости. Денежки на счете кончатся. Социальный работник заподозрит подвох.

Еще не знал, чем расплатиться с кузеном Серхио и бывшим вертухаем Вальтером. Стыдоба.

Вселенский облом.

Хмурые, тревожные мысли. Ничего, что взбодрило бы его дух.

Тренироваться нельзя. Спит плохо. Ничего, что взбодрило бы его тело.

Стоило ради этого бежать!

Где же срубить бабла?

Месяц как на воле. Само по себе не худо. Хотя бы удачнее, чем у других бегунков. Но лавры-то где? Где все то, о чем мечтал? Или ты думаешь, пластическая операция, ксива и лопатник, вспухший от лавандоса, тебе на халяву обломятся? И в ночлежке «Сова» под подушкой тебя ждет забытый кем-то килограмм кокоса? А сестра уже оборвала твой телефон, сказать, что замутила тебе билет на поезд до Барселоны и выпросила у своего хахаля паспорт ради тебя? Раскатал губу!

Серхио сильно рисковал. Свалив с квартиры Эдди, Хорхе не получил ни одной весточки от кузена. Его мучила совесть. Надо бы отблагодарить. Но как?

Куда ж, сука, податься?!

Он догадывался, что псы не больно-то будут стараться засечь его телефон. Кто он для них? Мелкая сошка, сколотая беспонтовка. Вот ограбления инкассаторских машин, насильники и прочая мокруха – это тема. А ты, Хорхелито, бежал без крови – твое счастье. И все же вольные хлеба – не сахар. Нужны бабки.

Дума о Радоване. Его козырной туз в рукаве.

Пускать его в ход рановато. Все ночи напролет в приюте Хорхе лежал и думал, как быть. Ворочался. Потел. Как тогда, до побега. Только еще хлеще. Тут или пан, или пропал. Либо лоханется, либо лоханется конкретно. А все-таки надеялся. Вдруг прокатит.

Суть идеи: до тюрьмы Хорхе ишачил на группировку Радована. Знал кое-какие тайны, раскрывать которые Радовану ой как не хотелось бы. И главное – Радован не знает, какие именно тайны известны Хорхе. Так что маза взять его на понт есть. Одну премудрость на зоне Хорхе усвоил железно: за молчание надо платить. Стало быть, югам придется раскошелиться.

Но Радована не так-то легко разыскать. Мало кто знает или захочет выложить какому-то Хорхе его номер.

Так что самого сербского босса не достать.

Правда, есть еще его горилла Мрадо, проходивший свидетелем по делу Хорхе и вломивший его. Эту падлу разыскать реально. Хорхе так и поступил.

В итоге нашел старого барыгу, который и дал номер мобилы. Мрадо, конечно, не Радован, но его правая рука. Сойдет.

На станции метро «Эстермальмсторгет» нашел таксофон.

Дрожащими пальцами набрал номер.

Сразу узнал голос. Голос Мрадо. Густой. Тягучий. Зловещий.

Сперва чуть в штаны не наложил со страху. Потом собрался с духом:

– Здорово, Мрадо! Узнаешь Хорхе Салинаса Баррио?

Немая сцена. Потом Мрадо кашлянул и сказал:

– Хорхе! Как я рад слышать тебя! Ну, как тебе на воле?

– Хорош порожняк гнать! Один раз вы меня, сучары, уже вломили, два года назад. Все из-за твоих мудацких показаний. Но сейчас у меня другой интерес – поторговаться хочу.

– Правильно, сразу корову за вымя? Ну и чё ты хочешь?

Хорхе не повелся на подколку:

– Сам знаешь чего. Я за вас с Радованом горой стоял. А вы меня слили на суде. Причитается с вас.

– Правда? – ехидно усмехнулся Мрадо. – Ну, раз так, мы в лепешку разобьемся, лишь бы тебя не обидеть.

– Вы, конечно, можете положить на меня. Только я завтра же сам солью вас кое-кому. А прикинь, я ж делишки Радована от и до знаю. Меня, по вашей же милости, на шесть лет закрыли.

– Не гони, Хорхе. Тронешь нас, прямиком отправишься обратно на шконарь, за нами не заржавеет. Вот поторговаться – это не вопрос, в чем твой интерес?

– Да всего ничего. Передай Радовану, чтоб он сделал мне паспорт и дал сто штук кэшем. Свалю за бугор, и больше вы обо мне не услышите.

– Я передам твою просьбу Радо. Только вряд он будет сильно доволен. Рэкет – его профиль. И ему западло, когда наезжают на него самого. А как тебя найти?

– Ты чё, меня совсем за лоха держишь? Я сам тебе позвоню через десять дней. Откажет – ему хана.

– Скажи спасибо, что Радо этого не слышал. Ладно, позвони через две недели. Грамотную ксиву с кондачка не замутишь.

– Не пойдет, я сказал «десять дней». Закажите хоть в Таиланде, хоть где, мне пох. И еще: если со мной что-то случится, ну, ты понимаешь, я вас сразу сдам с потрохами.

– Да понял я, понял. Лады, через две недели.

И Мрадо положил трубку. Заартачился. Ладно, инициатива все равно за тобой, Хорхе. Поздняк теперь метаться. Две так две. Вышло даже лучше, чем задумывал, – скоро разживешься бабками. Неужто снова поднимешься?

Постоял. Мимо рекой текли пассажиры.

Эх, Хорхе, один-одинешенек ты на этом свете!

Позабыт-позаброшен. Соло и абандонадо!

Хорхе решил не упускать еще одну возможность. Шведы заколачивали на зиму свои дачи. Самое время окучить новый рынок недвижимости. По крайней мере одну тему закроет.

Финансы пели романсы. Из пяти штук, полученных от Серхио, осталась одна.

Потратиться пришлось изрядно. Три штуки ушли на ночлежку. Один сеанс в солярии – шестьдесят пять крон. Децл проел – обедать-то надо. Еще купил штаны, перчатки, две футболки, свитер, труселя, носки и поношенный пуховик в комиссионке Красного Креста. Утеплился к осенним холодам.

В последний раз сходил в солярий. И так уже чернее ночи. Походка уже как родная. Движения точные. Надо перебазироваться. На время, пока не ответит Радо.

Сел в метро, доехал до Королевского технологического института. Куда дальше ехать, бог весть. Решил двинуть на север. В какую-нибудь глухомань. Экспрессом в Нортелье не поехал. Предпочел автобус № 620 – тоже в Нортелье, только кружным путем.

В дороге дремал.

Проехали Окерсбергу. В автобусе остались одни деревенские. Бабулька с двумя таксами таращилась на Хорхе.

Вышел на остановке, где покрасивше. Вирабрук. Пластиковый пакет со шмотками закрутился на запястье. Раскрутил его.

На земле непривычно. Хорхе только раз в жизни выезжал за город, со школой на лесную прогулку, ему тогда тринадцать было. Тот поход закончился плачевно, Хорхе с позором отправили домой. А нечего было жечь костры в лесу.

Справа виднелась каменная церковь. Серая деревянная часовня стояла отдельно. Слева пригорок. Лесная опушка. Дорога шла прямо, потом сворачивала налево. Дальше поля. Сжатые.

Небо хмурое.

Побрел понуро.

Развилка. Осмотрелся, решил повернуть налево. Редкие дома, машины на стоянке. Подошел поближе.

Слева журчал ручей. Красиво. Мостик. Клены. Дорожка. Красный ларек. Его так торопились закрыть на зиму, что впопыхах забыли картонного клоуна – щит с рекламой мороженого. Поодаль три высоких дома, между ними площадка, усыпанная гравием. На домах пояснительные таблички. Замшелая школа. Приходский молельный дом. Старая усадьба. В школу проследовала пожилая пара. Хорхе чувствовал здесь себя белой вороной. И где твои дачи? Музей сплошной какой-то, мать его.

Вернулся на большак.

Пошел куда глаза глядят. Спустя четверть часа. Ни одного дома на горизонте.

Спустя еще четверть часа.

За деревьями замаячили дома.

Приблизился.

В первом, кажется, жили. Под окнами стоял «Вольво-V70».

Направился к другому. На лесной опушке.

Хорхе засомневался: может, не стоило забираться в такую глушь? Все ж таки чужая территория. Просто для справки: ни следопытство, ни практическая биология, ни ориентирование явно не были сильной стороной Хорхелито, ребенка каменных джунглей и фастфуда.

До облюбованного им дома идти было метров триста. От первого дома его скрывали деревья. Машины во дворе нет. Сам дом просторный. Две застекленные веранды. Облупившаяся красная краска. Белые углы. Зеленые оконные рамы. Нижняя веранда едва виднелась из-за зарослей кустарника и молодых деревьев. Хорхе пошел по дорожке. Под ногами захрустел гравий. Вход в дом со двора, с дороги не видно. Отлично. Хорхе заглянул в окна. Ни души. Постучал в дверь. Тишина. Кликнул хозяев. Никто не вышел. Вернулся на дорогу. Безлюдно, других домов не видать. Воротился. Пошарил, нет ли сигнализации. Nada. Надел перчатки. Разбил стекло. Аккуратно просунул руку. Потянул за крючок. Тот поддался. Открыл окно. Запрыгнул на подоконник. Спрыгнул внутрь.

Прислушался. Не пищит. Снова кликнул: есть кто-нибудь? Никого.

Все чики-пики.

Через два дня совсем освоился, осмелел.

Устроился спать в комнате, к окну которой вплотную подступали кусты. В других окнах старался не мельтешить. Поскреб по сусекам, надыбал макароны, консервы, пиво, селедку. Просроченное икорное масло. Те еще деликатесы, ну да не до жиру.

Днем отжимался, прыгал со скакалкой на одной ноге. Дополнительно: приседания, упражнения на спину, растяжка. Не хотел растерять кондиции. Спешил набрать ту форму, которая была до ночлежки.

Нервы шалили. Ушки на макушке. Вслушивался, не едет ли машина. На шуршит ли гравий. Не голоса ли людские? Повесил пустую банку из-под пива на дверную ручку: кто войдет, банка упадет на пол – достаточно, чтобы разбудить его.

Но вокруг было спокойно. Тихо. Безмятежно. До ужаса уныло.

Через десять дней надо позвонить Мрадо.

Ночью не спалось. Одолевали мысли. Что делать, если Радо скажет нет? Где разжиться деньгами? Есть маза скорешиться с кем-то из старых кентов по кокаиновым делам. Выклянчить граммулечку. Толкнуть. Подняться на бабки, вернуться к старому ремеслу.

Как там Серхио? Эдди? Его сестричка? Мама? Надо позвонить им. Показать, что не забыл их.

Вспомнил Сонгвеген. Свои первые бутсы. Зеленое футбольное поле на Фрихетсвеген. Рекреацию в Туребергской школе. Подвал. Первый косяк.

Е-мое, как кумарит-то!

Встал. Выглянул в окно. Светало. От земли поднимался туман. Сельская идиллия. Как ни странно, Хорхе – дитя городского асфальта, упивался этим незатейливым миром шведских аборигенов. Любовался красотой природы.

В эти минуты ему было по фигу, что его могут заметить.

14

ЮВе скоро прослыл реально крутым пацаном. Сейшак в Левхелле прогремел так, что еще несколько недель народ смаковал мегаотжиг у Густава. Молва расплывалась кругами по воде. Как снесло башню Ниппе, как прикольно было видеть Джетсета у питым в хлам, какие клевые байки травила Лолла, как маньячил Ниппе. Испорченный телефон раздул и объемы выпитого, и буйство плясок на столах, и масштабы скандалов, и угар веселья, и все это было только на руку ЮВе.

За эти недели он заработал хорошие деньги. Абдулкарим в нем души не чаял. Строил блестящие перспективы, предрекал – скоро столица падет к их ногам. ЮВе не знал, говорит ли араб серьезно или стебется. А того несло, не остановить.

ЮВе бросил таксовать, уступил местечко знакомому пареньку. Сперва спросив Абдулкарима. Араб дал свое благословение.

Отныне ЮВе видел себя в новом свете: баловень судьбы, наркобарон и Казанова (за две недели оприходовал трех телок). Личный рекорд. Ниппе в миниатюре.

Днем совершал безжалостные набеги на бутики. Из трофеев: новенькие лоферы от «Гуччи» и зимние ботинки «Хельмут Ланг». Купил костюм «Акне» с рельефной отстрочкой лацканов. Броский, даже пижонский. Далековато от строгого стиля. ЮВе купался в ворохе рубах с двойными манжетами: «Стенстрёмс», «Хуго Босс», «Пал Зилери». Скупал джинсы, брюки, носки, ремни, белье и запонки. И покупка из покупок: зимнее кашемировое пальто от «Диора». Двенадцать тонн. Дорого, кто спорит, но гламур требует жертв. ЮВе повесил пальто у кровати, чтобы оно было первым, что он увидит, пробудившись от сна. Глаз не оторвать, просто чума!

ЮВе упивался каждой минутой нового бытия. Спускал все до последней кроны.

Вспоминая о «феррари», повторял себе: в тот год в Швеции было два таких. Не исключено, эта зацепка выведет его на кого-нибудь, кто знал Камиллу или, на крайняк, чуть больше полицейских. Петер Хольбекк, владелец одного из авто, на своем почти не катался. Да и непохоже, что у него с Камиллой могло быть что-то: чувак в Швецию носу не казал. Остается лизинговая фирма «Дельфин финанс АБ». Которая разорилась год назад – тут явно что-то не то.

ЮВе навел справки о компании в Государственном реестре юрлиц. Приобретали ее как фирму «под ключ», «Грюндстенен АБ», но тут же сменили название на «Лизингфинанс АБ». Полгода спустя фирма стала называться «Финансиерингсакутен и Стокгольм АБ». Еще год, и ее переименовали уже в «Дельфин финанс АБ». То есть имя поменялось трижды меньше чем за три года. Fishy. От самой покупки фирмы «под ключ» до банкротства ее бессменным председателем был некий Леннарт Нильсон, 14 мая 1954 года рождения. ЮВе обратился в адресный стол.

Выяснилось, что Нильсон мертв.

ЮВе заказал копию отчета конкурсного управляющего.

Описание странное: Леннарт Нильсон, хорошо известный в Накке хронический алкоголик, скончался от цирроза печени. Как предположил управляющий, обязанный непременно указывать на все возможные подлоги, данный гражданин использовался в качестве подставного лица.

Круг замкнулся. «Феррари» брали напрокат у фирмы, фирма разорилась, ее официальный председатель сыграл в ящик. Где теперь искать?

Последняя ниточка – это связаться с конкурсным управляющим лично. Стал звонить, каждый раз трубку брала секретарша, просил соединить его с адвокатом. Видать, дел невпроворот – всякий раз секретарша говорила: «Перезвоните, пожалуйста, позже. У него встреча». Попробовал передать через секретаршу, чтоб адвокат связался с ним сам. Надеялся, тот клюнет. Не клюнул. Пришлось звонить по новой. Через неделю таки дозвонился.

Побеседовали, в итоге – крутой облом. Адвокат (управляющий) не смог прибавить к своему отчету ничего нового. У фирмы не было ни учета, ни сотрудников. Годовые отчеты самые скудные. Аудитор не из Швеции, кто акционер – неизвестно.

Ниточки, тянувшиеся к желтому «феррари», оборвались на банкротстве, само банкротство попахивало уголовщиной.

Яснее ясного, в деле был какой-то подвох, и на несколько дней ЮВе даже выбросил «феррари» из головы. Ну что еще тут можно раскопать?

Решил забить.

Не вышло. Мысли о сестре не давали покоя. Не могла она сгинуть, должны быть другие зацепки.

Четыре года назад следак растолковывал их семье, какова вероятность, что Камилла найдется.

– По нашему опыту, если человека не нашли за неделю, его уже, увы, нет в живых. В девяти случаях из десяти, – объяснил он и добавил: – Чаще всего речь не об убийстве, сами гибнут: то утонут, то сердечко прихватит, кто в яму свалится. Тело со временем отыщут. А если не отыщут, тогда, значится, по другой причине погиб человек.

Припомнив тот разговор, ЮВе набрел на новые мысли. Последний раз Камилла объявлялась вечером 21 апреля. Звонила подруге Сусанне Петтерсон, единственной, кстати, знакомой Камиллы в Стокгольме, которую смогла разыскать полиция. Связывала подруг лишь учеба в вечерней школе. Может, потому он и не придал этому знакомству никакого значения в первый раз.

ЮВе сделал вывод, что розыск вели кое-как: ведь снимки с Камиллой в «феррари» у следака были, сто пудов. А в деле, с которым знакомили семью ЮВе, о них ни слова. Значит, могли прохлопать и другие улики.

Решил зацепиться за ничтожный шанс – один против десяти.

Что Камилла уцелела.

ЮВе продолжил поиски. Им двигало чувство долга перед сестрой. Через неделю после того, как подтвердилась информация о смерти председателя правления «Дельфин финанс АБ», ЮВе позвонил Сусанне Петтерсон. Разговорились. Выяснилось, что вечерку она бросила. Теперь работала продавщицей в «Хеннес и Мауриц» в торговом пассаже «Чиста галлериа». Он предложил встретиться, а она спросила, разве, мол, телефонного разговора мало? Ей было явно влом углубляться в историю с Камиллой.

Он все же поехал в «Чисту». Вдоволь послонявшись по широким, ярко освещенным галереям, насилу нашел «Н & М», спросил Сусанну. Представился ей.

Встали посреди магазина. Покупателей раз-два и обчелся, и это в разгар дня. «Как только окупаются?» – недоуменно подумал ЮВе.

Сусанна – крашеная блондинка (под перманентом проглядывали корешки натурального темно-русого цвета). Узкие джинсы заправлены в сапоги, розовый тоник с надписью «Cleveland Indians» на груди. Дала понять всем своим видом: не о чем нам с тобой говорить. Руки скрещены на груди, сама смотрит куда угодно, лишь бы не на Юхана.

ЮВе попытался разговорить ее добром:

– А какие предметы вы вместе учили?

– Да, я много чего учила-переучила. Математику, английский, шведский, обществоведение, историю, французский. Да, видно, не мое это – школа. На юриста хотела учиться.

– Так еще не поздно.

– Скажешь тоже, у меня уже двое детей.

ЮВе изобразил самую искреннюю радость:

– Классно! И сколько им?

– Год и три, и ничего «классного»: мой козел ушел от меня, когда младшего еще не родила, на шестом месяце была. Так что буду торчать здесь, пока меня не сожрет целлюлит.

– Жаль. Ладно, не отчаивайтесь. Может, еще повезет.

– Ага.

– Может-может, поверьте. А можете еще что-нибудь рассказать о Камилле?

– Да на что тебе? Полиция и так меня наизнанку вывернула четыре года назад. Нечего мне рассказывать.

– Да не беспокойтесь вы. Мне любопытно просто. Понимаете, о сестре почти ничего не знаю, о родной сестре. Вот и спрашиваю, что вы вместе учили и прочее.

– А из меня вышел бы юрист, я ведь, когда надо, смогу предъявить аргументы. А этот козел, Пьер, мне всю жизнь поломал, гадина. Теперь вот стой тут. Знаешь, сколько нам платят?

Нет, подумал ЮВе, в юристы ты точно не годишься. Вообще не втыкаешь, о чем тебя люди спрашивают.

– Скажите, на какие уроки вы ходили с Камиллой?

– Дай подумаю. Кажется, шведский и английский. Домашние задания вместе делали, к контрольным готовились. Она отличницей была, хотя прогуливали мы дай боже. Мне-то параши ставили. Я без понятия, чем она там занималась. Да я толком ее и не знала.

– А с кем еще общалась, знаете?

Сусанна призадумалась:

– Да не то чтобы…

ЮВе заглянул ей в глаза:

– Сусанна, пожалуйста. Это же моя сестра, я переживаю. Имею я право узнать, куда она делась? Разве не могу спросить вас о ней? Мне всего лишь надо убедиться, что сестра жива. Плииз.