Текст книги "Шальные деньги"

Автор книги: Йенс Лапидус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

ЮВе лишний раз убедился: богатая публика знает толк в гульбариях.

Лихо отплясывая с двадцатилетней силиконовой старлеткой из Paradise Hotel, увидел еще одного охранника, стерегущего вход в боковую комнату. Старше и неприметней первого, с зализанными назад волосами. Кабы не прикид, и не проссышь, что за чел. Черная водолазка, черные джинсы и легкая кожанка – это в доме-то. ЮВе узнал его: директор самого крутого Стурепланского ЧОПа Том Шульценберг.

Подумал: вот где, оказывается, место-то заветное.

У этого охранника был другой список. ЮВе в нем числился.

Войдя в спальню Джетсета, обнаружил импровизированную ливанскую кофейню – super privé. Кровать вынесли, на ее месте расставили латунные кальяны с фруктовыми табаками. Стены задрапированы лиловыми и красными тканями. Толстый ковер на полу, пуфики с кисточками, шитая золотом парча – весь комнатный интерьер, казалось бы, навевал умиротворение. Обстановка тем не менее была самая оживленная: полная веселья, игривости и сексуального возбуждения. ЮВе с порога угадал, в чем дело. Посредине стоял стеклянный столик. А на столике лежал целый кокаиновый сугроб.

Прикольно.

Вкруг стола на подушках восседали шестеро. Двое из них только что оприходовавшись. Еще двое мастырили дорожки. И каждый хлюпал носом, отряхивал порошок с ладоней, чихал и блаженно рассуждал о радости бытия.

Твоих рук дело, ЮВе, твой товар. Вот он, ВИП! вот он, размах! вот он, класс!

Упал на вишневую подушку. Дотянулся до лезвия, стал выкладывать им дорожку. За этими трудами пристально наблюдала девица напротив, пожирая ЮВе взглядом. Он приветливо улыбнулся ей, вдохнул кокс через трубочку. Стеклянную.

Прошло четыре часа. ЮВе весь взмок. Успел и поколбасить, и потусоваться, и на глазах у Софи потискаться с той телкой из ВИП-каморки. Софи будто не замечала его. За весь вечер пробыли вместе в общей сложности минут семнадцать. Он рассыпался в комплиментах, как только не хвалил ее. Решил: она будет моей сегодня или никогда. Потусил с Джетсетом, потусил с приятелями, закинулся с ними, потом еще на пару с силиконовой старлеткой из Paradise Hotel. Потрещал со звездами и олигарчонками. Пиарился как бы.

Месседж предельно ясен: я мегакрут, я ваш местный барыга. Надо? Обращайтесь.

Откуда ни возьмись – Софи. Встала перед ЮВе, взяла за руку, посмотрела в глаза. На этот раз явно не затем, чтоб просто поговорить. Как-то почувствовалось.

ЮВе к тому времени раздухарился не на шутку. Любить ли, трахаться, торчать – в таком состоянии ему было все едино. Протиснулись сквозь толпу. В четыре утра праздник пошел на убыль. Нет, пипл еще тусил вовсю, но как-то подрассосался. Свою куртку ЮВе отыскал на полу под вешалкой, пальто Софи, правда, висело. Вызвали лифт. Синхронно засмеялись. ЮВе сжал ее руку. Большего ему пока не позволялось. Среди сладких грез вдруг тревожная мысль: а вдруг опять продинамит?

Поехали вниз. Софи спросила:

– Что теперь?

Он взглянул на нее. Прикололся. Шаблонно схохмил:

– Теперь ты можешь пригласить меня к себе и напоить чаем.

Она улыбнулась. ЮВе напрягся еще сильнее, но старался не подать виду.

Вышли. Музыка с верхнего этажа разносилась по всей улице.

ЮВе сказал:

– Странно, никто не жалуется на именинника. Он что, всех соседей сбагрил в «Гранд-отель»?

Она (с улыбкой Джоконды на устах):

– А может, им музыка понравилась.

Пошли. ЮВе в непонятках. Играет с ним? Прикалывается? Такой разворот на сто восемьдесят градусов – сперва сторонилась, будто в нем меньше прикола, чем в беспонтовом пиве, теперь вот тянет куда-то.

Шли-шли, она вдруг остановилась. Вид такой, будто сказать что-то хочет. Сердце у ЮВе сделало кульбит.

– В самом деле, пойдем ко мне пить чай.

Сбыча всех мечт?

Прошли улицей Линнея, мимо стекляшки «7-Е1еуеп». Внутри человек десять, только что от Джетсета, заправлялись хотдогами. ЮВе сделал вид, что их не знает, чего людей зря стремать?

Дорогой молчали на пару, не так, как обычно. Так, молча, и добрели до дома Софи.

Зашли в квартиру на Грев-Турегатан, маленькую однушку – тридцать пять квадратов. Софи пошла на кухню. ЮВе не втыкал: они что, реально будут гонять чаи? Ни целоваться, ни ласкаться, ни обниматься, ни болтать потом ночь напролет. Ах, как же хотелось затащить ее в кроватку, даже сильнее прежнего!

Таска от кокса была на исходе. Вдруг родилась идея. Заперся в туалете, пустил воду. Чтоб шумела. Выпростал писюн, стал надрачивать. Как в фильме «Все без ума от Мэри». Представил голую Софи. Через две минуты кончил. Отличная профилактическая мера – теперь, если выгорит с Софи, сможет продержаться подольше.

Открыл дверь, вышел.

Софи стояла у кровати. С одного плеча сползла бретелька. Призыв к действию?

Она выразительно глянула ЮВе в глаза, словно удивляясь: кого ждем?

Он приблизился на два шага, расстояние до ее лица сорок сантиметров. Ждал ее реакции? Давай же, чертов трус! Даже теперь, получая от нее все мыслимые и немыслимые импульсы, он мялся перед ней в нерешительности. Нервничал, робел. Боялся облажаться, сжечь все мосты. Упустить шансы на будущее. Софи сделала шажок. Носы их соприкоснулись. Он надеялся, она не заметит: его сердце колотилось с частотой двести тридцать ударов в минуту.

Чмокнула его. Ух, наконец-то!

Улетел. Поплыл в экстазе.

Обнял. Поцеловал в ответ. Вкусная, вкусней не бывает: аромат сигарет, ликера и Софи. Повалились в кровать. Бережно снял с нее топик. Ладонями, поверх бюстгальтера, обхватил груди. Она лизнула его в шею.

Опустил руки на джинсы, потрогал ягодицы. Расцеловал шею, грудь, живот. Расстегнул ее узкие джинсы, насилу стянул. Поцеловал в ямочку у самого паха. Софи застонала. Ему и присунуть было невтерпеж, и растянуть удовольствие хотелось. Тут Софи сама сняла с себя стринги. Р-раз – в своем стиле. Он целовал вокруг устья, рукой же принялся ласкать левую грудь. Легонько ущипнул за сосок.

Спросил:

– Там поцеловать можно?

Ему сладко промычали в ответ. Едва касаясь языком, стал лизать губы. Потом проник языком внутрь, неторопливо вращая им. Сперва по кругу, затем вверх-вниз. Не верил своим глазам. Она тащится от его ласк?! Она стонет от его ласк?!

Софи притянула его к себе, перевернула на спину, оседлала. Сорвала рубашку. Сорвала штаны. Взяла в рот. Жадно присосалась. ЮВе украдкой наблюдал, пытаясь записать эту картинку на жесткий диск в своей голове: он с Софи.

Встал. Боялся кончить прежде времени. Она, не отпуская член, зачем-то потянулась к ночному столику. Пошарила. Чего это она? – недоумевал ЮВе, которому уже не терпелось приступить к делу. Вернулась в исходное положение. Достала из упаковки презерватив.

ЮВе напрягся – терпеть не мог резинки.

Спросил:

– А это обязательно?

Она:

– Ты чё, прикалываешься? Конечно.

Он пожалел, что заговорил об этом. Ладно, придется попробовать. Она надела резинку, прижала ЮВе к себе. Но не успел он очутиться внутри, как уже отстрелялся. Делано хохотнул. Она недоуменно приподняла брови. ЮВе вздохнул. Лег на спину.

Спросила:

– Похоже, ты не ладишь с презервативами?

– Блин, Софи. Я так рад…

Хотел продолжить, что сегодня – счастливейший день в его жизни, но спохватился: хватит откровенничать. Не стоит слишком обнажаться, даже перед ней – чудеснейшей девчонкой на свете.

– Сам не пойму, в чем загвоздка. Ну не получается у меня с резинками.

Софи сняла тряпочкой висевший презерватив. Стала нацеловывать член. Тот налился опять. Оттянув крайнюю плоть, лизала головку. Прицеловывала яйца. Встало так, хоть дрова колоть. Достала из упаковки новый презерватив. ЮВе пытался расслабиться, отвлечься. Взял у нее презерватив. Напялил. Остался лежать на спине. Насадил на себя Софи. Она только тронула рукой, пытаясь вставить член поудобней.

Запах латекса.

Спекся.

Сказала:

– Не расстраивайся, со всеми парнями бывает.

Ага, подумал ЮВе, читали года два назад: газета «Дагенс нюхетер», рубрика «Дела семейные», список типичных отговорок в постели.

21

Мрадо коротал вечер в подвальчике кафе «Пьястовска» на Тегнергатан. Заказал фирменный шницель «Бельведерский» с квашеной капустой и польским пивом «Окочим». Любил это местечко. Кирпичные стены, деревянные панели. На одной из торцевых стен польский государственный флаг с орлом. К потолку приклеена реклама пива. Официантка – классика жанра: чистокровная полька лет пятидесяти, с проседью в волосах.

Достал ручку, бумагу.

Кругом дым коромыслом. Выходной, как-никак. Кто-то отмечал тридцатилетие – столы сдвинули, соорудив один длинный. Заказали пивасик, с верхнего этажа позвали трубадура.

Тот пришел – жердяй с акустической гитарой, свисавшей с тонкой шеи на черном ремне. Бархатным голоском запел: «Я – космический бродяга». Компания юбиляра взревела от восторга.

Мрадо отключился. От усталости – этой ночью спал даже хуже, чем когда-то в боснийском окопе.

Но мозг продолжал трудиться. Раскладывать по полочкам. Анализировать. Искать зацепки. На столе блокнот. В левой колонке Мрадо писал вопросы. Что успел сделать Хорхе? Куда заныкался? Кто в курсе, где он сейчас? В правой колонке записывал наиболее вероятные ответы. Чилиец, когда базарил с ним насчет паспорта, звонил из шведского таксофона. Выходит, пока не свалил.

Хорхе, походу, большую часть своего плана замутил сам. Стало быть, пособников у него почти нету. Раз хоронится от сеструхи, значится, и от мамки тоже. Если в Соллентуне на дно залег, на улицу, скорее всего, носу не кажет. С бабками у него голяк, не припас. Полтора года назад, когда его упаковали на Эстерокер, был гол как сокол. Да и теперь пытается отжать Радована.

Итого: Хорхе укрылся в какой-нибудь галимой дыре в Швеции, скорее всего в Стокгольме или окрестностях. Действует в одиночку.

В середине страницы еще одна колонка: вопросы пока без ответа. С кем за последнее время пообщался Хорхе? Куда сунулся сразу после побега? Мрадо подчеркнул два главных слова: «где», «сейчас». Все его поиски ничего не дали. Спрашивать себя, где этот чушок, все равно что складывать пазл с изображением неба, на котором все кусочки одинакового лазурного цвета.

Конечно, Мрадо мог наехать на Хорхе, когда тот сам позвонит. Пригрозить, что изувечит сестру/мать. Но Радо как сказал? «Найти, ввалить и показать, кто держит мазу». И потом, Хорхе забил на семью. Грози не грози, все фиолетово.

Допил пиво. Попросил счет. Расплатился. Оставил чаевые. Когда поднимался по лестнице, в кармане зажужжало. Так, новая подсказка. Эсэмэска. Достал мобильник. Сообщение пришло с какого-то левого номера. Прочел: «звони на этот номер 20.00 /Рольф». Ага, знакомый коп. Со своей-то мобилы писать очкует, взял у сынка или у дочки. Ладно, эсэмэска – хорошая новость. Походу, нарыл чего.

Восемь часов. Мрадо сидел в «мерине» перед бойцовским клубом «Панкриз» на Оденгатан. Набрал Рольфу. В разговоре никаких имен – ни своего, ни Рольфа, ни лишних подробностей. Коротко и по теме, как обычно.

– Здорово, это я.

– Все пучком?

– Ага. А у тебя?

– А я это… как бобик целый день. Из-за баранки не вылезаю. Радикулит заработал.

– А ты на физкультурку налегай. Утром пробежки хоть иногда, вечерком пятьдесят приседаний, тебя и отпустит. Узнал чего?

– Да, после нашего базара пробил я твою тему. Короче, месяц назад северные допросили одного пряника. Зовут Серхио Салинас Морена, соллентунский отморозок. Двоюродный брат известной тебе личности. Расколоть не раскололи, но подозревают в укрывательстве.

– Молоток, уважил. Кланяюсь. Проверю. У тебя все?

– Все. Созвонимся.

Мрадо завел машину. Поехал на пересечение Оденгатан и Свеавеген. Свернул к Северным воротам. На сегодня тренировка отменяется. Звякнул Ратко – у него свои люди в Соллентуне. Ратко в этот вечер гужевался у подружки в Сольне. Судя по голосу, не особо горел желанием срываться на охоту за Серхио. Но согласился: подсел в машину на Росундавеген. А что ему оставалось? Таков закон: если Мрадо о чем-то просит, ему не отказывают.

В Соллентуну добирались трассой Е4. Сам Ратко Серхио Салинаса Морену не знал. Набрал Боббану: тот слыхал про такого. Предположил, что чувак по-прежнему живет в Соллентуне. Больше ничего путного сказать не мог.

Дорога была плохо освещена. Ратко стал обзванивать старинных приятелей из Мерсты и Соллентуны, спрашивал про Хорхе. Мрадо был на удивление рассеян. Совсем не вникал в разговоры Ратко. Не было сил. Все думал о Ловисе. Скоро слушания в суде. Анника не хотела, чтобы он встречался с дочкой даже раз в две недели. Сволочь!

Топили во весь дух. Мрадо частенько лихачил. Один случай запомнился особо: когда гнал в роддом. Жене срочно делали кесарево. А он в тот вечер зависал с компанией в Сольвалле. Тут позвонила Анника, сказала, что начались схватки, только воды пока не отошли. Позвонил в роддом. Там ответили: это нормально, вот станут схватки регулярными, тогда пора. И Мрадо остался в Сольвалле. На кой подрываться раньше времени? Когда возвращался, позвонил на домашний. Никто не взял трубку. Тревога. Как так?! Уехала, не сообщив?! На столе нашел записку: «Меня забрали в Худдинге срочно!» Мрадо бегом обратно в тачку. Втопил с места. Выжимал до ста семидесяти, надеясь поспеть в роддом. Утюжил повороты. В жизни так не волновался. По длинной дорожке добежал до главного входа. Ворвался в палату, весь в мыле, а Ловису уже вынули. Не дождались – еще б чуть-чуть, и остановилось сердечко. Перед тем как положить Аннику на стол, главный врач предупредил остальных: на все про все пять минут. От ЧП до рокового сечения. Опоздать к рождению кровиночки – этого Мрадо себе никогда не простит. Зато два следующих часа, пожалуй, лучшие в его жизни – когда лежал в соседней палате с Ловисой, три килограмма сто тридцать грамм, сопящих на груди. Притулила головку у него под бородой. Крошечными губками нежно мунычила шею. Потом сладко приснула. Анника еще не отошедши от наркоза. Только Мрадо и Ловиса – как оно и должно быть. И верно, так и было бы, решись он выкинуть белое полотенце на ринг. Завязать со всей этой байдой.

Ратко распихал его:

– Эй, да ты не слушаешь!

Ратко взял след. Серхио Салинас Морена шоферит в службе доставки, обитает на Аллевеген в Ротебру.

Мрадо – по газам. Пролетели Соллентуну. Дальше на север по Е4. У Стекетвегена свернули налево.

Хлестал адреналин. Росло напряжение. Мрадо входил в азарт.

Салинас Морена жил на четвертом этаже. Проверили окна на этаже. Горело шесть из девяти. Всего на этаже три хаты. В каждой горело по меньшей мере одно окно. Стало быть, в каждой хате кто-то дома. Дом ветхий. В сгущавшихся сумерках еще можно было разглядеть уродливые граффити на стенах. Облупившуюся штукатурку.

Ратко остался внизу, на шухере. Мрадо поднялся. Нажал на кнопку звонка, одновременно заткнув пальцем дверной глазок.

Изнутри донесся женский голос, что-то крикнули по-испански.

И глухо. Мрадо позвонил еще.

Открыл чувак. Мрадо прикинул. Лет двадцать пять. Черная футболка с принтом во всю грудь: «El Vatos Locos» белыми готическими буквами. Потертые джинсы. Смоляные волосы. Репа нахальная. Воображает, что он в Лос-Анджелесе среди своих или чё?

Серхио вопросительно уставился на Мрадо. Молча. Только бровь одна приподнялась. Как бы говоря: ты чё, бля, за хрен с горы?

За спиной Серхио Мрадо разглядел примерную планировку квартиры. Коридор, три комнаты. В одной бубнил телевизор. Женщины, чей голос донесся через дверь, не видно. А так – убитый гадюшник. Лысый палас на полу. Постеры на стенах. Туча стоптанных кроссовок, разбросанных по передней.

– Серхио? Можно войти?

– Еу. Ты КТО?

Вконец эти бурритосы респект потеряли, подумал Мрадо.

– Потом скажу, впусти сначала. Так я войду? – Все, пусть только попробует, спросит еще раз.

Серхио стоял как вкопанный. Неотрывно пялился.

Глаза в глаза, не отводить взгляда. Чувак, походу, воткнул, что Мрадо не легавый. А вот просек ли, что к нему наведался великий и ужасный, один из самых авторитетных пацанов на Стокгольме? Не разобрать.

Вот наконец Серхио всплеснул руками:

– Да чё тебе надо-то?

– Ты будешь Серхио?

Чувак отступил на шаг. Впустил Мрадо. Внутри воняло горелым луком.

– Ну, я. А ты-то кто такой, блин?

Настырный какой, падло, удивился Мрадо, неймется ему.

– Давай так, кто я такой, тебе знать ни к чему. Как и мне – сверх того, что ты Серхио. Ты ответишь мне на один вопрос, и я уйду. Где Хорхе?

Левая рука Серхио невольно дернулась. Шея напряглась.

Что-то знает.

– Какой еще Хорхе?

– Ты дурака-то не включай, за умного сойдешь. Знаешь ведь, где он. Сам вспомнишь или помочь?

– Ты о чем вообще? Я без понятия.

– Я не вообще, я в частности.

– Пендехо, блядь, приперся ко мне, еще несет какую-то пургу.

Мрадо не ответил. Только выразительно глянул. Эка выбесился. Видать, король бубей в своей подворотне – а по жизни абсолютный нуль. Все тупит.

Серхио стал орать по-испански. Из комнаты с теликом выползла чикита в трико и черной майке. Серхио не унимался. Мрадо спокойно выжидал. Чилиец занес кулаки. Встал в боксерскую позу. Одна рука выставлена, другая защищает репу. Чикита подошла к Серхио. Сказала что-то по-испански. Видимо, пыталась успокоить. Посмотрела на Мрадо, в глазах знак вопроса.

Серхио: Ну чё ты? Давай, боров хорватский!

Мрадо шагнул навстречу. Серхио ударил с правой. Метил под сердце. Сам напросился – Мрадо блокировал удар. Схватил Серхио за руку. Заломил кисть к предплечью. Потом вывернул всю руку. Серхио заверещал. Попытался ударить с левой. Шлепнул по плечу. Не удержался. Рухнул. Чикита запричитала. Мрадо насел на Серхио. Продолжая выламывать руку.

– Слышь, ты, Серхио. Скажи своей бабе, чтоб заткнулась.

Чикита и не думала замолкать. Мрадо привстал, схватил ее за руки. Усадил на пол. Спиной к стене. Но она вскочила и снова орать. Между тем Серхио, лежа на полу, лягнул Мрадо. Да больно. Сами напросились – нечего было бесить Мрадо. Чикита подскочила к нему. Мрадо отвесил ей оплеуху. Она рухнула. Треснулась башкой о стену. Глухо, как теннисный мячик о тренировочный щит. Больше не встала. Зато поднялся Серхио. Вот бардак, блядь. Мрадо втащил ему под дых. Чувак согнулся пополам, раззявил рот. Задохнулся. Чикита завыла. Мрадо вынул из кармана скотч. Блин, хотел ведь обойтись без крайностей. Поймал левую руку Серхио, резко нажал между большим и указательным пальцами. Причиняя дикую боль. Заломил руку за спину. Намотал на нее скотч, примотал к правой. Серхио бешено засучил ногами. Мрадо аккуратно подмял его, будто на тренировке в «Панкризе» – в режиме высокоскоростной съемки. Склеил по ногам.

– Ебаный мудак! – ярился Серхио.

Мрадо не обращал внимания. Действовал четко. Следом связал бабу. Унес в комнату. Блядь, хотел без шуму, а вышел такой замес. Позвонил Ратко, велел подняться.

Нагнулся к Серхио:

– А ведь могли по-хорошему, бля.

– Пендехо.

– Словарный запас у тебя не богат, как я погляжу. Еще какое матерное слово знаешь?

Серхио заткнулся.

– Расклад простой. Ты говоришь, где Хорхе. Я его сдавать не собираюсь, не ссы.

Серхио молчал.

– Ты, походу, уже догнал, с кем связался. Я ж с тебя не слезу, пока не скажешь. Хорош уже быковать, а? Тебе оно надо – портить такой дивный вечер? Расскажи, и всех делов-то.

Вошел Ратко. Запер за собой дверь. Увидев разгром, помрачнел. Коцы и шмотки разметаны по всему коридору. Оба постера сорваны. Табуретка вверх ногами. В довершение ко всему на полу в исступлении бьется спутанный латинос.

Мрадо шлепнул Серхио по щеке. Щека тут же побагровела, стала похожа на кровавый грейпфрут. Чилиец – ни гугу. Мрадо шлепнул снова. Приказал говорить. Не подействовало.

Стали играть в доброго-злого югослава. Мрадо принялся хлестать по щекам, еще и еще. Орал на Серхио. Ратко по-доброму объяснял, что Хорхе никто пальцем не тронет, что Серхио развяжут, подгонят лаве, пусть только намекнет, где его братец.

Без толку.

Тогда Мрадо взял ладонь Серхио в свою – детская ручонка в мозолистой батиной пятерне.

Серхио обмер. Жилы вздулись от напряжения.

Хрустнул мизинец.

Чилиец взвыл. Сник. Весь понт как ветром сдуло.

Зарыдал. Захныкал.

Запищал:

– Я не знаю, не знаю! Я без понятия! Клянусь!

Ответ неправильный, Мрадо покачал головой. Настала очередь безымянного пальца. Взялся.

Очень медленно стал выгибать назад.

Еще чуть, и пипец.

Серхио сдулся. Выдал все как на духу. Ну или почти все.

– Ладно, ладно. Козлы драные! Да, помог ему слегка. Когда он вышел. Прятал его на хате у моей тетки. Дней пять там сидел. Потом его переклинило. Везде копы в гражданском мерещились, за каждым углом, в каждой тачке. Глюки, типа. Ну, пристал ко мне, мол, давай увези меня к чертовой матери. Бабок ему дал взаймы. А куда подался, хрен его знает. К тому же кинул он меня. Говорил, отблагодарю за помощь. Ни шиша он не отблагодарил! Говна моего, сука, не стоит!

– Во как! А куда ты его повез, помнишь?

– Да хули помнить-то! К Эдди и повез, корешу одному. Потом меня следак вызывал. Хорхе как прознал про допрос, так и сгорел. Куда – не знаю, могилой отца клянусь. Ей-богу!

Мрадо присмотрелся к Серхио – нет, не врет.

– О'кей. А теперь давай мы с тобой позвоним этому самому Эдди и спросим его. Он-то должен знать, где Хорхе. А ты прикинься, что все в норме. Скажи, что обещал подогнать кузену то да се. И это… мой кореш… – Мрадо показал на Ратко, – шарит по-испански. Так что без фокусов.

Стали звонить с мобилы Серхио. Мрадо снова взялся за пальцы. Предупредил:

– Один лишний звук, и рука тебе больше не понадобится.

Первый номер не ответил. Мрадо пробил по записной книжке. Всего три номера: Эдди (моб.), Эдди (дом.), Эдди (раб.). Набрали на домашний. Эдди взял трубку. Беседа шла на испанском. Мрадо старался следить за ее ходом. Надеялся, что Серхио не просек развода: Ратко шарил по-испански примерно так же, как Серхио по-сербски. Но как ни силился Мрадо, уловил разве что пару междометий. Серхио записал что-то со слов Эдди на обратной стороне конверта. Ратко заметно вспотел. Дергается, что ли? Никита угомонилась. Соседи не парились. Время застыло на месте.

Серхио договорил. Сказал с безучастным лицом:

– Эдди говорит, Хорхе свалил с его хаты в тот день, когда меня вызвали к следаку. Пошел куда глаза глядят. Сказал, будет ночевать в парке или в ночлежке, нароет лаве.

– А где гарантия, что ты не врешь?

Серхио вспылил. Вернулась былая борзость:

– Я тебе не «Трюгг-Ганза», жирный придурок. Нужны гарантии – вали в страховое агентство.

Мрадо схватился за безымянный палец.

Сломал его.

– Не груби мне. Скажи так, чтоб я тебе поверил, а то всю клешню изломаю.

Серхио закричал. Завыл. Запричитал.

Через несколько минут успокоился. Потух. Говорил отрешенно, себе под нос.

– Хорхе оставил Эдди записку. Шифрованную. Мы с Хорхе придумали шифр. Несколько месяцев назад. Эдди зачитал. Можете сами у него спросить. Если мне не верите. Только не трогайте больше, пожалуйста.

Мрадо кивнул. Серхио подал ему конверт, на обороте которого написал: «Pq vgpiq kt. Vxgtoq gp nc ecnng. Rxg. Fkgu og caxfg». Абракадабра какая-то. Тайнопись. Походу, расшифровать будет нетрудно. Серхио пояснил. Проще простого, берешь испанский алфавит и передвигаешь каждую букву на две назад. Получается: «No tengo donde ir. Duermo en la calle. Que Dios me ayude». Мрадо велел перевести. Серхио недоуменно покосился на Ратко.

– Да не шарит он, – признался Мрадо.

Чилиец перевел: «Мне надо уходить. Буду ночевать на улице. Да поможет мне Бог!»

Домой Мрадо и Ратко ехали в тишине.

Мрадо:

– Чё, думаешь, перебор?

– Чё, думаешь, китайцы едят рис? – раздраженно съязвил Ратко.

– Не загоняйся. Не пикнет. У самого рыльце в пушку.

– По-любому не надо так нарываться. Соседи могли услышать.

– Да у них, походу, каждый день такая ботва.

– Хрен там. Так визжал, покруче боснийской прошмандовки.

– Ратко, сделай одолжение…

– Чё?

– Ничё, никогда больше не учи меня, как надо, понял?

И Мрадо повел машину дальше. Высадил Ратко в Сольне. Обратно к подружке. Позавидовал приятелю: у него вон хоть какая-то жизнь.

Итак, по новым сведениям, чилиец подался восвояси. Бомжует или спит в ночлежках. Но сейчас на дворе дубак. Если Хорхе дружит с головой, то ночует где-нибудь под крышей. Скорее всего, в ночлежке.

Мрадо позвонил в справочную. Узнал номера и адреса трех приютов в Стокгольме. Два – при Стокгольмской городской миссии: «Сова» и «Ночная кошка». Третий – «Каризма-кэр» на Фридхемсплан.

Поехал в «Каризма-кэр».

Позвонил. Вошел. Маленькая приемная. Напротив стола дежурного администратора огромная информационная доска с рекламой бесплатной социальной газеты «Ситуашун Стокгольм»: искали распространителей. Курсы Народной школы: скидки для бездомных. Брошюры с информацией о пособиях и социальных программах. Фотографии из социальной столовой Армии спасения. Курсы йоги в Мелархейдене.

За столом сидела худенькая чернявая дежурная. В синей блузке, сверху кофта.

– Здравствуйте! Я могу вам помочь?

– Я ищу некоего Хорхе Салинаса Баррио, который ночует у вас уже четыре недели, – деловито сообщил Мрадо.

– Боюсь, не смогу вам помочь. По инструкции мы не имеем права разглашать такие сведения.

Мрадо даже не подумал обидеться на нее. Очень уж приветливая.

Оставалось одно. Вернулся в машину. Стал устраиваться на ночлег. По максимуму опустил заднее сиденье. Решил дождаться утра, чтобы опросить всех бомжей, когда те потянутся из ночлежки, включая самых ранних.

Спалось ему уютней, чем дома в кровати. Снилось Мрадо, что гуляет он по берегу и его не пускают в ночлежку, построенную посреди детской площадки у лесной опушки. Тогда он начинает бросаться песком в постояльцев. Те ржут. Странный сон.

Проснулся. Шесть часов. Зашел в магазинчик «7-Eleven», купил кофе с розаном. Бодрствовал. Слушал новости по радио. Семичасовой выпуск: на Ближнем Востоке прошли демонстрации протеста против действий Соединенных Штатов. Ну и?.. По-любому от пиндосов иракцам меньше зла, чем от своих вождей. Европейцы, как всегда, не всасывают, что почем. Не то что сербы. А то, что пиндосов чехвостят, так это завсегда гут. Мудачье! Нечего было бомбить Югославию.

На улице ни души. Мрадо начал клевать носом.

Десять минут восьмого: из ночлежки выполз первый бомж. Мрадо открыл дверь машины, окликнул. Убогий сперва шарахнулся, но потом все же подошел – седая щетина, сто одежек без застежек и засаленные дутые сапоги. Мрадо заговорил с ним ласковым голосом. Показал фото Хорхе. Пояснил, что тот мог перекрасить волосы или еще как-нибудь изменить внешность. Сказал, что чилиец живет в этом приюте четыре недели. Посулил косарик за хорошую наводку. Бомж напряг все извилины (особенно когда услыхал про косарик), но ничего путного выдать не смог.

Мрадо стал ждать следующего. Через десять минут на пороге приюта показались еще двое. Они подверглись той же процедуре, что и первый. Они тоже не знали Хорхе.

Охота продолжилась. К половине девятого расспросил дюжину бомжей. «Каризма-кэр» закрывалась через полчаса. И хоть бы кто что знал, а главное, похоже, все говорили чистую правду.

Тут вышел еще один мужик, лет сорок-пятьдесят. Гнилые зубы. Но так ничего, не запущенный. В плаще, черных штанах, перчатках. Мрадо подозвал его. Начал по новой: втолковывал, показывал, умасливал. Обещал штуку. Мужик задумался. Видно, знал что-то.

– Ну видел я этого пряника.

Мрадо на радостях вытащил две пятихатки. Потер друг о дружку.

Мужик, скосившись на бабки, продолжил:

– Видел, стало быть, чудилу-то этого раза три. Тут, значится, в «Каризме». Я чего запомнил-то, думаю, чегой-то он все по полу валяется да приседает без конца. А после этого, значится, в душ бежит мазаться. Кремом. Коричневым, что ли. Во, думаю, не все дома.

– Так, значит, он был черней, чем на этой картинке?

– Так оно обыкновенно как? Черные косят под белых вроде этого, который с приветом, ну, Майка Жексона. А белые, значится, наоборот. А этот придурок с твоей картинки, он вроде и сам по себе не снегурочка, вот что странно-то. Да, еще у него волосы курчавые, не так, как на картинке, бороденка побольше, что ли. Я как-то дай, думаю, поговорю с ним. Ну да из него слова не вытянешь. Но он точно ночевал и в других бомжатниках, тама тоже можешь поискать.

– Ты почем знаешь?

– Это я-то? Так он всю дорогу ныл. То ему не так, это. В других местах, говорит, лучше. В «Сове» там. Чудило, что с него возьмешь? Ночлег, завтрак и ужин – все вместе за двести крон, почитай даром, а он еще ноет. Да тут много таких нытиков. Нет бы спасибо сказать.

Мрадо поблагодарил мужика. Порадовал так порадовал. Отдал обе пятихатки. Просил пустить слух среди горемык, мол, если кто что знает про смуглого курчавого придурка, Мрадо готов отстегнуть деньжат.

22

Перво-наперво Хорхе заморил червячка.

Соллентунский центр, «Макдональдс»: биг-тейсти, чизбургер, самая большая порция фри и кетчуп в белых пластиковых бачках. Хорхе кайфовал. В то же время боялся страшно: Мрадо звонить только через два дня, а в карманах ни шиша. «Где надыбать БАБКИ?» – барабанной дробью стучало в башке.

Ради этого он и вылез из своего логова. Прихватив целый арсенал вискаря из бара. Всю дорогу проспал. Как же сладко дремать в автобусе – самое безопасное место в городе! Реальная расслабуха. Доехал прямиком до Соллентуны. Серхио и Эдди тревожить не рискнул. Копы их пасут, походу. Позвонил старинным корешам – Вадиму да Ашуру. В старые добрые времена вместе торговали коксом.

Благоразумнее, конечно, было бы не обращаться к ним, но Хорхе не удержался – очень уж соскучился по человеческому общению.

Встретили его по-королевски. Хорхе Великолепный: неуловимый ходок, кокаиновая легенда. Латинос в авторитете. Подогнали бабок сходить в «Макдак». Вспомнили счастливые денечки, корешей по «раёну», соллентунских прошмандовок.

Эх, жисть!

Вадим и Ашур: интернациональное братство. Вадим иммигрировал в Швецию из России в 1992 году. Ашур – турецкий сириец.

По мнению Хорхе, Вадим мог бы далеко пойти. Энергичный, сметливый, с богатыми родичами (держали компьютерные лавки на каждой пригородной станции на полпути до Мерсты). Сгубила его непреодолимая тяга косить под гангстера. Думал, толкнет децл кокса и тотчас станет королем улиц. И что же? Немного попылил и сдулся, не то что Хорхе. Походил на испитого алкаша. Печально. Пацану реально пора завязывать.

Ашур: вечно с серебряным нательным крестом вот такой ширины! Этот свой шесток знает. Цирюльник. Пользовал местных баб насчет клубнички. Днем укладывал им локоны, ночью – их самих. Любовных поражений не знал – какая ж дура откажется от халявной стрижки и мелирования?

Стрематься Хорхе нечего. Особенно в его нынешнем мавританском обличье. Вадим даже не признал его сперва.

Набив пузо гамбургерами, отправились к Вадиму. Пацан жил в четверти часа ходьбы, на Мальмвеген: на полу во множестве бычки, трубочки, пивные банки, бумажки. На столе зажигалки, картонки из-под пиццы, порожние бутылки, обожженные ложки. Какого только хлама не было у Вадима!