Текст книги "Шальные деньги"

Автор книги: Йенс Лапидус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

ЮВе нарядился в только что купленный блейзер, слава «Харви Николсу», – прибарахлился так прибарахлился.

Накинул кашемировое пальто.

Теперь хоть куда.

Абдулкарим назвал отель – «Савой». Очуметь – не встать! Один из десяти лучших в мире.

На Вест-Энде. При отеле ресторан – одна звезда в каталоге «Мишлен».

Впустили как миленькие. Главное ведь что – морду понахальней и напрямки, точно у себя дома, в «Харме». Обратился на ресепшн. Через две минуты спустился он – в темном пиджаке гламурного покроя, из нагрудного кармана торчит шелковый платочек. Волосы зализаны назад. Сам весь в расслабоне. Сомнений никаких – натуральный наркобарон.

Хозяин представился по-шведски, говорил он с чуть приметным акцентом:

– ЮВе? Привет! Наслышан, наслышан. Я – Ненад. Время от времени мутим с Абдулкаримом темы.

Ложная скромность. Честнее прозвучало бы: Абдул мутит моитемы.

ЮВе успел соскучиться по родной речи. Потрепались. Ненад приехал в Лондон на один день. Значит, с переговорами скоро управятся.

В Ненаде ЮВе увидел себя самого – стурепланский мажор левого замеса.

Сели в фойе. Ненад взял себе коньяк. Наилучший, X. О.

Массивные хрустальные люстры. Родные ковры под классическими кожаными креслами. Пепельницы из серебра.

Ненад расспрашивал. ЮВе восполнял лакуны – там, где араб недопонял или понял, да не так. Ненад, походу, уяснил суть. Оценил потенциал, риски и перспективность. Через час принял решение: брать партию, да покрупней, желательно – в капустных кочанах.

ЮВе с ним согласился.

Поговорили еще. О расценках в Англии, а главное – о стокгольмских ценах. О способах хранения, транспортировке, о расширении бизнеса. О методах сбыта и уловках барыг, о вербовке новых людей. О способах оплаты: Money Transfer, SWIFT или наликом.

ЮВе сильно понаторел в базарах с Хорхе. И теперь слова чилийца, его мысли и идеи так и лились из его уст.

Ненаду по вкусу пришлись и базар ЮВе, и идеи.

Кончив говорить о деле, закурил сигару:

– Ты, ЮВе, еще раз обмозгуй все, чем мы тут разродились. В семь пойдем тереть с той стороной. Беру тебя с собой. Держи наготове всю свою арифметику.

ЮВе встал, поблагодарил Ненада. Только что ножкой не шаркнул:

– До встречи. Круто!

Душа парила в облаках.

Вспомнил тот вечер в бомбовозе, взятом напрокат у Абдулкарима, – когда впервые решился толкать кокс. А ныне поди ж ты: семи месяцев не минуло – разруливает крутейший бизнес в «Савое» с самим Ненадом.

ЮВе при делах.

Реально.

В шаге от сделки века, йоу!

42

Две плохие новости. Первая – опозорили. Вторая – отобрали кусок хлеба.

Три хорошие новости. Оставили в бригаде: чай, не на улице побираться. Есть еще порох в пороховницах, – может, кривая еще вытянет наверх, без Радо. А в-третьих, жив пока.

Целых два дня прошло с той стрелки на лыжном спуске, а Мрадо помнит нагоняй от Радована до мельчайших подробностей. Каждую фразу, каждый жест, каждый акцент.

Радо сам себя накачивал. Чмырил. Чванился. Чуть было не замочил.

Пронесло. Живехонек-здоровехонек ушел от Радо, как уходил с сотни таких встреч. Под конец ее как ни в чем не бывало потрещали о том о сем: о тачках, клубах, отмывании денег, финансовых задумках.

Один хрен – уничтожен.

На обратном пути в «рейнджровере» царило молчание. Одно Мрадо знал наверняка: Йоксо бы совсем по-другому разрулил ситуацию. Уж он бы не стал исходить на говно. Не слил бы своего лучшего подельника.

Авторитет не авторитет, но жизнь-то продолжается. Мрадо зачастил в качалку. В «Панкриз». Дрался с остервенением, как в былые времена. Удостоился похвалы от самого Омара эль-Альбауи.

– Как глушит, как глушит, сукин кот! – вскричал он, увидав, как Мрадо добивает спарринг-партнера.

Чтобы Омар так закричал – слыханное ли дело!

Шальная мысль: а что, если забить на приказ Радо да прошвырнуться вечерком по гардеробам? Тут же одернул себя – моча, что ль, в башку стучит? Ты ж не камикадзе.

С другого бока – Радо тоже не Кощей Бессмертный. Сам тянет на Йоксо, а ведь того же Йоксо убрали как нечего делать.

А это тема: лишить Радо его монополии.

Есть такая маза. Надо бы ее реализовать.

Мысли бродили выхолощенными тропами. Но мало-помалу все же оформились во что-то дельное: сила Радо – в его замазках; лишись он связей, тут-то ему и трындец, вероломному гондону. Хочет перетасовать югославскую иерархию, значит, кого-то еще отцепил. А кого? Это Мрадо и надо выяснить.

Мотал на ус слухи. Собирал сплетни. Там Ратко чего сболтнет. Тут Боббан краем уха что-то слыхал. Радован отсеивал неугодных.

Кого? Мрадо стал гадать. Горана? Вряд ли. И не Стефановича. Может, дружка моего – Ненада?

Начал готовиться к завтрашнему замесу.

Рискнуть, как в покере (хоть в последний раз и облажался в казюке конкретно: со своим биг-сликом). Одно из двух: все или ничего. Мрадо решился. Поставить на карту все – сыграть ва-банк.

Мрадо супротив главного стокгольмского авторитета. Тут наскоком не возьмешь: нужен план.

Мрадо против наследника Йоксо. Тут хитрость надобна.

Мрадо против лоха. Мрадо сорвет куш – надо просто поверить в собственные силы.

Вытащил запылившийся блокнот – лежит без дела с тех пор, как Мрадо выщемил чилийского бегунца.

Припомнил, как из кожи вон лез ради Радована, когда еще только искал чилийца. Сломал пальцы Серхио. Вломил его чиките до кучи. Потом сутки проторчал в машине, расспрашивая бомжей из ночлежки. Навешал люлей чилийцу. А вместо благодарности?.. Нет, решено – нельзя просто утереться после такого плевка.

Вверху страницы написал: «Личная безопасность».

Дальше перечислил меры.

Сменить жилье. Или подселиться к кому-нибудь, снять хату без контракта, купить дом на подставное лицо, взять трейлер.

Перечитал только что написанное: взять трейлер… хм… не, не вариант. Ладно, пусть будет. Сейчас важней мозговой штурм. Писать, что на ум взбредет.

Продолжил.

Поменять тачку.

Завести собаку: питбуля, овчарку, любую другую бойцовую псину.

Не снимать броника.

Взять другой револьвер, полегче. Чтоб всюду таскать с собой.

Поставить новую противоугонку на тачку. В доме, который будет, тоже поставить сигнализацию.

Нанять гориллу. Подходящие кадры: Ратко, Боббан, Махмуд. На кого из них можно положиться?

Уйти из «Фитнес-клуба».

Уйти из «Панкриза».

Не обедать «У Клары» и «У Бронко».

Сменить мобилу и симку.

Пойти в другую качалку.

Поменять привычки. Ездить разными маршрутами в одни и те же места. Поменять расписание тренировок.

Увезти Ловису, найти ей новую школу, какой-нибудь секретный адрес.

Завести абонентский ящик.

Записать и хранить в надежном месте все, что знаю о делах Радована. Лучшая гарантия безопасности.

Снова пробежал глазами список.

Верный себе, подчеркнул слово – «Ловиса».

Наиважнейшее. Наитруднейшее.

Набрал ее матери, на которую точил зуб, – Аннике.

Глухо.

Оставил сообщение на автоответчик. Понадеялся, что она перезвонит, несмотря на былые судебные терки.

Повторил про себя: накажи Радована. Только горячку не пори. Быстро только кошки родятся. Главное – подготовиться.

Два дня спустя. Тягучий голос Ненада в трубе:

– Мрадо, ты в надежном месте?

– Не вопрос. Как сам? Когда вернулся из Лондона?

Интересно. В интонации Ненада послышался какой-то звоночек.

– Когда? Да пару дней назад. Опупенный трип! А в нашем болоте есть какие вести? Как доча? Канат-то под тобой выдержит?

Походя так спросил, как будто узнавал результат последнего турнира К-1, показанного по телику.

– При наших-то раскладах? С «Новой»-то? Да нас с тобой псы легавые день и ночь пасут! Ich don't think so.

– Может, забьемся в «Рингене» минут через двадцать? Базар есть.

Погода шепчет. Мартовская тоска словно забыла, что ей пора прочь со двора. Торговый центр «Ринген» был безотраден, под стать погоде. Напротив светился разноцветными огнями огромный подъезд отеля «Кларион».

Время – пятнадцать минут четвертого. Воскресенье.

Явился Ненад. Воротник поднят – норковый мех прижимается к трехдневной щетине. Взгляд: никогда еще Мрадо не видел у Ненада таких затравленных глаз. Любопытно: трясется? очкует? или просто растерян? Но что-то стряслось, к гадалке не ходи.

Вошли в «Кларион».

Ненад поговорил со сладенькой администраторшей на ресепшне. Как пить дать все загодя продумал – заказал мини-спа.

Поднялись на второй этаж. Уже в коридоре в нос шибануло хлоркой.

Подошли записаться к другому ресепшну. Им выдали полотенца с монограммой «Клариона», вышитой золотой нитью. Шерстяные тапочки. По набору флаконов: крем для душа, шампунь, бальзам, смягчающий лосьон. Махровые халаты.

Запотевшие двери в бассейн.

Отправились прямиком под душ. Ополоснулись. В бассейн не полезли.

Ненад не поскупился: заказал отдельную сауну.

Сауна на шесть персон – по трое на верхнем и нижнем полках. Вагонка на стенах и потолке. На торцевой стороне окошко с видом на Сканстулльсбрунский мост – мегаурбанистично. Клево.

Присели – каждый на свое полотенце.

Мрадо вернулся к изучению физиономии Ненада. Глаза и правда как-то изменились, да и видно, что устал сильно. Куда только былая спесь подевалась? Что-то тут не так.

– Мрадо, я только на тебя могу положиться, больше не на кого.

– Чё стряслось-то? – Мрадо взял быка за рога.

– Засада, бля.

– Не тупой, и так ясно. По тебе и так видно, что засада. Позволь, сам догадаюсь. С Радо поцапался?

– Бинго! Так и думал, что знаешь. Отцепил. Растоптал. Размазал.

– Выкладывай.

Тактика Мрадо: выждать, а потом ошарашить своей бомбой.

– Позавчера возвращаюсь, значится, из Лондона. Сделку там намутил крутейшую. Охренительную, ты даже представить не можешь. Ну а дальше. Дальше звонит мне Радован в час ночи. Я как раз кувыркаюсь с самой сладкой задрыгай на всем Эстермальме. Ну, хуй с ним, еду. К нему домой, значится. Стефанович ведет меня в библиотеку. На аудиенцию к Радо, в натуре. Тот читает мне длинную лекцию, толкает всякую лабуду – какие-то идеи, мать их, гонит чего-то насчет организации нового типа. Под конец запрещает мне заниматься коксом, оставляя только девочек по вызову, – понижает меня как бы. Мол, ты, Ненад, ноль по жизни. Мол, забудь, кем ты был раньше. А я, прикинь, сижу обтекаю. Чую, что прессуют, но и рыпнуться не рыпнешься: Стефанович на подхвате тут же стоит. Вот блядь! Отблагодарил, блядь. Уебок! Я, блядь, замутил такую партию в Лондоне. Крупнее всех, которые были.

Реакция Ненада отличалась от реакции Мрадо – Ненад воспринял отставку трезво, наивно, близко к сердцу. В самый раз, когда тебя мордой в грязь. В обратку.

– Ненад, у меня та же байда была за день до тебя.

Рот Ненада черной дырой остался зиять посреди банного пара. У обоих на душе одно и то же. Однако важнее, что оба вдруг облегченно вздохнули. Не одному расхлебывать дерьмо. Не одному готовить бучу.

Базарили часа два. Выходили из сауны, заходили снова. То сидели на деревянных наклонных лавках в предбаннике. То мылись в душе. То плавали. То лили из ковша на каменку. Поддай жару. Хватали обжигающий воздух ртом. Рассуждали. Анализировали. Уговаривали.

За что такая немилость? Как отреагировать на такой беспредел? Проглотить или рубануть сплеча?

Мрадо подробно описал, как хотел выпилить себе кусочек с гардеробного пирога, как межевал рынок. Кто мог бы пособить. Что есть хорошие замазки с «бандидосом» Юнасом Хааконсеном, с «волком» Магнусом Линденом, еще кое с кем. А главное – поведал, как кончилось доверие между ним и Радо.

Никогда еще не терли за бригаду так откровенно. Во многом сошлись их мнения о Радоване, и это окрыляло.

Прежде чем расстаться, успели договориться о трех вещах. О раскладе как он есть. О молчании – помалкивать в тряпочку. О единственно верном ответе – или Радован в клочки, или они вдребезги.

Пора начинать боевые действия.

43

Ясен перец, с ней что-то приключилось.

Хорхе обзвонился в бордель – последние двое суток набирал мамке раз по пятнадцать на дню. Итог: та вообще перестала отвечать. В трубке шли длинные гудки. Походу, сменила номер. А до того твердила одно и то же: «Ой, да откуда мне знать, где твоя Надя?» Сто пудов, mentirosa.

Дело ясное, что дело темное: и пропажа Нади, и животный ужас в глазах той шалашовки, которой досталась Надина комната, и вранье мамки.

Мучил другой вопрос: не твоя ли это вина? Нестерпимая мысль. Ведь обычно Хорхелито рассуждал как: жизнь слишком коротка, чтобы сидеть и ждать, когда тебе привалит лаве. Заботься о себе, а другие пусть выплывают как хотят. Такая философия прокатывала на коксе. Прокатывала, когда приторговывал чинариками на Эстерокере. Прокатывала по любой теме, когда у ровного пацанчика Хорхе был свой шкурный интерес. Но тут не то – что-то другое зацепило его.

Сам Хорхе давно вообразил себя эдакой сербской немезидой. Воевал-то с сербами, но осколки ведь могут попасть в других. Воткнул, не дурак. Тогда сербы угрожали расправиться с Паолой. Теперь вот Надин черед. Где она? Что она знала?

Когда он выяснит, что с ней стряслось, предъявит Радовану и за это. Проект «Р» становился все актуальней.

Из Лондона вернулись Абдулкарим с Фахди. Явно намутив какую-то суперсделку. Звонил Абдулкарим. Больше отмалчивался. Да шила в мешке не утаишь – в голосе так и проскакивали ликующие нотки. Скупо сообщил: через несколько месяцев придет груз. А что за груз – большой ли, от кого, когда придет и каким макаром – не сказал. До этого велел сбыть остатки бразильского, того, что Хорхе доставил с курьершей. И прочую мелочовку. Главное – дальше расширять рынок. Мутить новые каналы, захватывать новые территории, набирать пацанов.

Кокаин превращался в реально крутую тему. Хорхе уже не жалел, что в свое время решил задержаться на шведской стороне. Вспомнил, как ЮВе стоял, склонившись над ним в лесу. Расписывал наполеоновские планы Абдула по захвату пригородных рынков. Ныне же Хорхе поднимал лавандос покруче иной корпорации. Логичная карьера любого иммигранта с городской окраины.

Хорхе все больше воспринимал деньги не как цель, но средство. Необходимый инструмент для реализации проекта «Р».

Следующий этап – найти Карла Джинсета.

Хорхе знал следущее: Радован заправлял шалашовками. Смотрящим назначил Ненада. Шлюх везли из бывшей Югославии и других восточноевропейских стран. «Лиля навсегда», в натуре. Припрягали и шведок. В одном из таких борделей и встретил Надю. Мамкой в апартаментах была некая Елена Лукич, при ней горилла в пиджаке. Хорхе пробил – зовут Златко Петрович. У Нади был личный – не то сутенер, не то бойфренд – геркулес Микке. Что за птица этот Микке, не совсем понятно. Интересней другое: кроме этой хаты, были у царя Радована в его публичном царстве-государстве и другие. Где и обстановочка поцивильней, и девочки почище. Надя рассказывала про движухи, затеянные единственно ради того, чтобы шведские аборигены могли присунуть девочкам защеканского. Благоразумненько рассчитываясь за услуги с Радо. А югославский барон за это еще и пользовался их защитой и покровительством. Загвоздка в том, что при таком раскладе нечего предъявить ни самому Радо, ни даже Ненаду. Все знали, откуда ноги растут, но спроси любого – скажут, ничего не видел. Все, кроме одной – Нади, которая пересекалась с Радо на такой оргии. Край надо встретиться с ней. Расспросить еще.

По словам Нади, телок для таких движух подгоняли двое – Йонте и Карл Джинсет.

По словам Софи, главным массовиком-затейником и устроителем мегагламурных сейшаков на Стуреплан был золотой мальчик Карл по прозвищу Джетсет.

По мнению Хорхе, вряд ли это совпадение – слишком уж созвучные кликухи.

Вечерний час. Тусили у Фахди, в его логове. На столе водяра, швепс и травка. Рюмки «ИКЕА», полурастаявшие кубики льда в глубокой тарелке, папиросная бумага, зажигалка. На экране: американские качки жарят в два смычка Дженну Джеймсон. В колонках: Ашер. Фахди важно сообщает: за всю историю «Биллборда» первый негр, у которого три хита в штатовских чартах. Гребаные расисты. Фахди явно заразился от Абдулкарима. Считал Штаты исчадием ада. Не упускал случая поглумиться над пиндосами.

У Хорхе же планы на вечер были нехитрые. Махнуть в центр. Прошвырнуться по Стуреплан. Разыскать Джетсета. Побакланить с чуваком. Ну и на закуску снять на пару с Фахди по блондинке. Если пофартит, перепихнуться на их территории.

А Фахди все Лондон нахваливал. Гордо демонстрировал куртец от «Гуччи». А какие там сладкие стриптизерши! А какие навороченные бутики! А пипла-то, пипла сколько! Хвастался и стволом, с которым там разгуливал.

Хорхе слушал не без интереса. Вспомнил, что в шкафу у Фахди спрятана целая оружейная палата. А сам чувак – ходячий арсенал.

Приняли на грудь.

Хорхе встал.

– Ну чё, возьмем с собой децл торчева? – кивнул в сторону кухни, где весы и конверты валялись вперемешку с коксом в прозрачных пакетиках с красными зажимами.

Фахди встал следом:

– Для себя или на продажу?

– Не, ты че «на продажу». Я уж забыл, когда в последний раз кокс на улице толкал. Потом, это территория ЮВе. Мы ж не конкуренты сами себе. А когда он-то вернется?

– Без понятия. У него там какие-то замуты в Англии. Задержался на пару дней.

Хорхе (про себя): дебилы из «Тупой, еще тупее» просто Эйнштейны на фоне Фахди. Вообще не рубит правил игры. Пирамиду – кто-то барыжит на улице, кто-то толкает уличным барыгам, кто-то продает дилерам, которые толкают уличным барыгам. Хорхе теперь поднялся, почитай, на самый верх. Ладно, есть у Фахди и сильные стороны: природная доброта и, естественно, внушительная мускулатура.

Вызвали такси. Автоматический голос сказал: «Если вы хотите заказать такси на Русенхилсвеген прямо сейчас, нажмите на цифру один».

– И почему надо обязательно проорать адрес в два раза громче всей остальной фразы, чтоб потом до утра в ушах звенело? – проворчал Хорхе и нажал «1».

Спустились. Запрыгнули в такси.

На город опустилась ночь.

На Стуреплан ночная жизнь била ключом.

Вышли перед «Свампеном». Огляделись. С чего начать?

Клубешники в центре Стокгольма делились на классы: «Харма», «Лярой», «Плаза» и «Кухня» – высшая категория. Для самых богатых/крутых/избранных. Ступенькой ниже – «Стурехоф», «Стурекомпаниет», «Лидмар-хотель». Изящно/гламурно/для олдового клиентоса. «Спай-бар», «У Клары» – места для сербских братков, известных качков и прочего публичного люда. «The Lab», «Ист» – только для своих. «Ундичи», «Спятившая лошадь» – тошниловки для почтенного шведского обывателя.

Арифметика проста: Хорхе и Фахди отправились гулять по высшему разряду. А кому легко? Особенно когда в элитный кабак вваливаются двое «сами мы не местные» и на лбу у каждого из них ярким пламенем горит надпись «чебурек»!

Ломанулись в «Кухню». Очередь – я тебе дам, семнадцатилетние педовки в столь эфемерных прикидах, что диву даешься, как они не замерзли в эту теплую ночь. Эстермальмские молокососы в плащах и с гламурными причами. Пылкие вьюноши постарше, плащи помоднявей, такие же гламурные причи. Всю свою мажорскую жизнь эти мотыльки проводят в одном районе. Брокерствуют в конторах по соседству со Стуреплан, кушают бизнес-ланчи в кафешках на Библиотечной, Биргер-Ярлсгатан и Греф-Турегатан, живут в минуте ходьбы от центра – на Брахегатан, Командорской, Линнегатан. Ну и клубятся, понятное дело, тоже тут.

В первых рядах очереди выделялся легендарный Паддан. Настоящее имя – Петер Стремквист. Законодатель стокгольмских мод. Денег куры не клюют. СуперВИП. Зван на все движухи, попасть на которые голубая мечта любого блюдущего свою светскость мажора. Знает всех и вся. То, что он нынче заглянул в «Кухню», – добрая примета.

Здесь, как нигде более, выпирала чужеродность таких, как Хорхе. Людская масса напоминала феодальный строй в миниатюре. Чья-то милость жаловала право на вход. Кто-то мнил себя мелким князьком на стокгольмской вотчине. Другие, Джетсет и ему подобные, королевали. Третьи, вышибалы, закладывали свою душу, подавшись в ландскнехты. Инородным же смердам, как подлейшему сословию, оставалось лишь уповать на улыбку фортуны и пресмыкаться, лишь бы впустили.

Хорхе знал лишь одно чудодейственное средство – дать на лапу.

Фахди торил путь. Разгребая толпу малолеток. В руке – свернутая в трубочку пятихатка. Вышибала сперва не всосал. Лицо вытянулось, приняв выражение «Чувак, ты чё, сам не видишь, что попутал?». Но тут узрел бумажку. Перевел взгляд на Хорхе.

И пропустил.

Не продохнуть.

Долбил музон, мелодия – какой-то рингтон из мобилы.

В баре несколько мальчиков пытались прельстить двух девиц шипучкой в ведерках со льдом. Девицы отплясывали на месте. Подмигивали. Прельстились.

Фахди отправился к стойке. Взял два пива.

Хорхе спустился по лестнице на нижний танцпол. Миновал диджейскую. Нынче вечером играл DJ Sonic. Обычный чувак, волею судеб превратившийся в золотого тельца эстермальмских мажоров. Перед ним уже маячила перспектива повышения в классе. Улыбкой старого знакомого одаривал девяносто процентов проходящих мимо цыпочек.

Кое-кого Хорхе знал в лицо. Чилийца же не узнал никто. Слава Абдулкариму и автозагару. Да толку-то: все равно для этой публики Хорхелито – негрила. Ноль без палочки.

Дернул первую подвернувшуюся деваху.

Перепугалась.

– Расслабься, синьорита, только один вопрос – а Карл Джетсет сегодня здесь?

Молча мотнула головой. О ком это он?

Пошел расспрашивать дальше. Нарисовался Фахди с двумя кружками. Поинтересовался, что за дела.

Объяснять – себе дороже.

Хорхе пошел от него в пляс.

Спросил у других.

Телки все с пережаром. Мальчики – вылитый ЮВе. Хорхе ходил вверх-вниз по лестнице. Наклонялся к уху танцующего, задавал один и тот же вопрос. Напускал на себя безразличный вид. Чтоб не подумали, что снимает или типа того.

И так минут сорок.

Наконец одна из девиц проорала ему на ухо – слова тут же потонули в музыке:

– Так он же в «Харме» вечно зависает.

Хорхе принялся отыскивать в толпе Фахди. Безуспешно. Позвонил по мобильнику. Даже не услышал сигналов – да разве Фахди услышит мобилу посреди такой долбежки?

Плюнул.

Выскочил наружу. Пошел по Стурегатан. Сбросил сообщение Фахди: «я в Харму. приходи попозже».

Очередь напоминала булькающую биомассу, усыпанную грудой человеческих тел. В такую холодрыгу, когда на дворе ноль градусов, толкаться в ней еще унизительней – расистский плевок по всей роже.

Улучить момент. Метнуться. Сунуть. В пятерню вышибале. Пятихатка. Встретиться взглядом. Нетерпеливый взмах. Проходи скорей.

Вошел. Сказал себе: Хорхе, мой мальчик, ты вошел.

Perfecto.

Взял в баре бутылочку «Хайнекена». Осмотрелся. Узнал пару счастливчиков нешведской наружности, таких же чурок, как он сам. Подошел к их столику. Те его не признали. Но, походу, приняли за своего, поняли, что он сейчас в той же шкуре, что и они. Залетный и оттого счастливый.

Потрещали чуток. Заценили телок. Раскрыли тему сисек. Забраковали тему попок. Хорхе предложил на скорую руку зашмыгнуть по дорожке. Отвернувшись к стене. С банковской кредитки – шморг-шморг. Прокатило.

Мир ускорился. Хорхе в экстазе.

Спросил у бармена, где Джетсет.

– А, подойдет еще, – махнул рукой халдей, – он всегда к часу подтягивается, у кассы гостей встречать.

Джетсет – грязный сводник.

Хорхе стал ждать. Соседи за столиком времени даром не теряли – подбивали клинья к двум гимназисточкам с Юрсхольма. Холеные телки испытали небывалое культурное потрясение. Было видно, что им в диковинку общаться с заморскими парнями, не из Европы; разве что в классе был один такой, да и тот приемный. А у заморских парней логика проста: все шведки хотят меня, а потому все они – ляди.

Хорхе понаблюдал за флиртом. Пацаны угощали выпивкой. Вились вьюном. Телки угощались, комплименты слушали. Но дальше брезговали. Хорхе смотрел на них и думал: такие фифочки дают нашему черному брату лишь при одном раскладе – ухрюкавшись в дым.

Час ночи.

Наконец нарисовался тот, кто подходил под описание Джетсета. Стал за кассой у входа. Пиджак в меловую полоску. Джинсы. Лоферы «Гуччи» с пряжками. Церемонился со всеми симпатичными гостями.

Всем своим видом кричал: никогда не теряю самообладания.

Хорхе направился к нему:

– Здорово!

Джетсет удивленно обернулся.

– Ты, что ль, тот самый Джетсет?

Мажор скривился, пытаясь натянуть на лицо улыбку:

– Ага. Так меня зовут мои знакомцы.

Ударение на слове «знакомцы» – явный наезд на Хорхелито. Мол, кто б ты ни был, ты мне НЕ знакомец.

– Мне про тебя рассказывали. Про то, что держишь это заведение и какой ты классный чувак. Ну и еще насчет кое-чего.

Джетсет положил руку на плечо чилийцу. Оба были одного роста.

– Простите, не понимаю, о чем вы.

– Мне говорили про тебя и про Йонте. Типа вы мастаки бомбить всякие приятные штуки.

В глазах Джетсета что-то блеснуло. Какая-то хитринка. Впрочем, уже через мгновение лицо приняло привычное надменное выражение.

– Рад, что зашли. Извините, мне надо работать. Позже поболтаем. Развлекайтесь.

Отбрил Хорхелито. Но эта лукавая искорка в глазах Джетсета, она была.

Хорхе послал еще несколько эсэмэсок Фахди. Пришел ответ: «аллах велик, седня мне фартит, снял класную зажыгалку. зовет меня к сибе». Обломилось-таки ливанцу. Красавчик!

Хорхе продолжал зависать за иммигрантским столом.

Дело близилось к двум часам. Таска от кокса почти улетучилась. Пошел в сортир – догнаться. Замастырил тридцать миллиграмм. Вырубил не по-детски.

Вштырило. Потянуло на подвит. На максимальных оборотах.

Выплыл.

Снова подкатил к Джетсету:

– Базар есть.

Личико у Джетсета заметно скисло.

– Извините, я занят. Давайте потом, а? – И нетерпеливо отмахнулся.

Но Хорхе приспичило пожужжать. И сильно.

Не успел.

Кто-то схватил его с тыла, приподнял. Чилиец было развернулся, но где там – шея сдавлена будто тисками. Широченные лапы. Суровые объятия вышибалы.

С криками. Навынос. Вон.

В бешенстве: блядь, как понадобился Фахди, так его нет.

Хорхелито выпихали в шею. Как лузера. С несмываемым позором. Тут тебе не там, чурка немытый. В «Харму» приличные люди ходят, понял? И дружкам своим растолкуй.

Однако Хорхе раз и навсегда зарекся: никому и никогда не позволять глумиться над собой – ни южкам, ни прочему сброду.

Кокаин накатывал девятым валом.

Чилийцы не сдаются.

Сегодня его вечер.

Вечер проекта.

Становись раком, Радован. Джетсет не Джетсет. Насрать. У Хорхе и так вагон компромата.

Ах, кабы еще поговорить с Надей.

Нарыл у Фахди номерок Златко Петровича. Звонил-звонил, обзвонился весь – нет ответа.

Застыл посреди Стуреплан. На заднем плане: лавочники, бухая школота, синие от холода мажоры, сорокалетняя алкашня.

Вытащил мобилу. От Фахди сообщений нет: напросился-таки в гости.

Снова набрал сутенеру – Златко.

Пошли длинные гудки.

Наконец ответили, в первый раз с этого номера:

– Внимательно!

– Привет! Оттянуться желаю.

– Это ты по адресу обратился. А звать нас как?

Хорхе назвался погонялом Фахди.

– Ол райт. Придумаем что-нибудь для тебя, не вопрос, – сказал Златко.

– Круто. Я Надю хочу.

На том конце замолчали.

– Туго доходит? Надю хочу, – повторил Хорхе.

– Много хочешь, мало получишь. Она у нас больше не работает. Сорри.

Водка из холодильника, наверное, и то теплее, чем тот ледяной тон, которым ответил Златко.

– А где работает? Она офигенная.

– Слушай и втыкай. Забудь про Надю, понял? У нас ее нет. А тебя я вычислил. Еще одно слово об этой драной суке, и я тебя урою.

Конец связи – Златко нажал красную кнопку.

Хорхе взял такси и помчался к Фахди. Безбашенный. Уколбашенный.

Перед глазами: Паола вместе с Надей. Еще: Мрадо, Ратко, Радован. Этих в топку. Сжечь. Отомстить. За себя. За Надю. Всадить Радовану маслину между глаз. Так отпинали в лесу! Искаженное лицо Паолы.

В мозгу бессистемно отплясывали воспоминания.

Ненависть.

Паола.

Ненависть.

Очко Радована.

Пендехо.

Таксист с беспокойством поглядывал на Хорхе:

– Друг, может, тебя проводить?

Хорхе отказался, мол, спасибо, я сам. Но просил обождать.

Бегом к Фахди. Ключи у Хорхе завсегда при себе – на случай, если вдруг понадобятся ключи от склада, упаковка или весы, хранившиеся у Фахди. Отпер. Позвал. Никого. Стало быть, сбылась голубая мечта Фахди.

К шкафу.

Хорхе искал не просто так. Месяц назад Фахди сам бахвалился, раскладывая перед ним с ЮВе свое добро. Чилиец нагнулся.

Пошарил в шкафу.

Достал дробовик. Открыл, отведя в сторону ключ затвора. Воткнул два патрона, толстых, точно клеящий карандаш. Еще жменю патронов сунул в передний карман джинсов. Карман оттопырился.

Спрятал ствол под курткой. Не придраться. Хорошо ходить с обрезом.

Такси ждет внизу.

Кайф на излете.

Закинулся остатками кокса, пока таксист заводил машину. Интересно, просек?

Дали по газам.

Халлонберген.

По балкону гуляет холодный сквозняк. Хорхе напоролся ногой на чей-то снегокат, опрокинул. Значит, по соседству с борделем живут обычные семьи с детьми.

Позвонил.

С той стороны кто-то отодвинул лепесток дверного глазка. Голос изнутри:

– Как звать?

Кажись, мамка. Хоть бы Златко не успел стукнуть ей, как говорил с Хорхе пятьдесят минут назад. Чилиец назвался кодовым именем Фахди. Был еще пароль. Знал и пароль.

Открыла. Вот она, мамка, в чудном прикиде – пиджаке, декольтированном со спины. На мордасах тонна штукатурки. Отврат.

Хорхе прикрыл за собой дверь. Зарядил с порога:

– Я хочу видеть Надю.

Мамка аж остолбенела. Сто пудов, в курсах.

Сказала с жутким восточноевропейским акцентом:

– Слушай, ее тут нема. Если это ты звонил до меня стотыщмильенов раз – можешь убыть.

Надо ж, как разозлилась. Нарочно понтится.

А у Хорхе реально крышу рвет. Кокс ударной волной накатывал на лобную кость изнутри. Будет уже этим сербам глумиться над ним.

Шагнул навстречу грымзе:

– А ну, манда с ушами, говори, где Надя, а то сейчас огребешь.

Децибелов в голосе маман заметно прибавилось:

– Да ты, блядь, кто такой?

Рык возымел действие – из недр коридора нарисовался Златко.

Мамка заверещала. Кричала, чтоб Хорхе убирался. Что он еще пожалеет о своем наезде.

Златко встал в тридцати сантиметрах от Хорхе, на версту разя перегаром. Сказал с расстановкой:

– Ты чё, не догнал по телефону? Тормозишь? Тебе же сказали, кончай вынюхивать. Пшел вон.

Типичный сербский гонор. Будто сам Мрадо сказал.

Заныла спина. Руки. Ноги.

Хорхе выхватил дробовик.

Нá тебе, Златко.

Живота как не бывало. На его месте зияет сквозная дыра.

Позади на стене – кровавая каша.

Мамка завыла.

Нá тебе, мамка. Голова с плеч. Мозги разметало по бархатным диванам.

Отдачей стукнуло в плечо. Да больно.

Открыл затвор. Сунул руку в карман. Перезарядил, дослав два патрона.

Из коридора выскочил мужик. С лица белее мела. Голый по пояс. В одних штанах, мотня нараспашку. Сам в шоке.

Выстрел. Мимо. В гипсокартонной стене дырень метр на метр. Пыль столбом.

Хорхе подскочил к мужику. Тот путался в спущенных штанах.

Рыдал. Умолял.

Хорхе стоял над ним. Приставив обрез к голове бедолаги.

Порылся в его карманах. Отыскал лопатник. В лопатнике права.

Прочитал вслух: Торстен Юханссон.