Текст книги "Шальные деньги"

Автор книги: Йенс Лапидус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Как и везде, больше тридцати процентов посетителей – азиаты. Остальная публика – аборигены, пожилые иммигранты, бальзаковские тетки с черными кругами вокруг глаз, стайка молодых зевак да профессиональные игрочилы, торчащие в казино ночи напролет.

Кое-кого Мрадо знал, здоровался. Отправился выше – на четвертый этаж, где играли по-взрослому. В покер.

Второй этаж – коричневые ковры, столы с блек-джеком, рулеточные столы чуть поменьше и автоматов до черта. Бар. Мрадо подошел к стойке. Поприветствовал бармена. Поинтересовался обстановкой. Все было тихо-мирно. Фоном пел Синатра. Мрадо проследовал дальше.

Третий этаж ничем не отличался от второго, за вычетом бара. На лестнице Мрадо наткнулся на одного из пацанов, дежуривших на ресепшне в качалке.

– Ну как оно? – поздоровался Мрадо.

– Да засада. Все просрал, продулся вчистую. Тридцать штук просадить за вечер, а? Прощай, отпуск! Теперь хоть и пизда захочет, так хер не вскочит.

– Забей, в первый раз, что ли? Не ссы, отыграешься еще.

– Надо бы в качалке потренироваться. Там пацаны не лучше моего. Не замутить ли нам в покер как-нибудь вечерочком, что скажешь? Дернем вискаря, сигару выкурим.

– А что, это мысль, камрад. Только вот с бухлом того, многие соскочат. Шибко калорийное, вредно.

– А кому, сука, легко? А то против здешних волчар мне вообще ловить нечего.

– Никак нынче тяжелая артиллерия подтянулась?

– Не то слово!

– Ратко не видал?

– Не-а, тут нет. Да и в качалке его не видел. Он что, должен был подойти?

– Уж минут двадцать как. У него должна быть ну о-очень серьезная отмазка.

– Ладно, увижу – скажу, чтоб искал тебя тут наверху и что ты на него в обиде. Пойду я, пожалуй, до дому, а то быть беде.

Мрадо пошел дальше. Пацан этот, с которым говорил на лестнице, видать, подсел на азартные игры по самое не хочу. Еще неизвестно, на что хуже подсесть – на стероиды или на карты, подумал Мрадо.

Войдя в дверь-вертушку, очутился на верхнем этаже. Ковры здесь были изумрудные. Под стать игорным столам. Черные потолки с неприметными точечными светильниками. Никаких зеркал. Впрочем, шулера и без них не бедствовали. Мрадо стал здороваться направо и налево. Этим вечером за столом собрались легендарные стокгольмские картежники: Берра К., Джокер, Петр Б., Майор и другие профи. Личности эти жили по ночам, точь-точь как Мрадо. Просиживали за картами с десяти вечера до пяти утра, когда заведение закрывалось. Носили в кармане не меньше пятидесяти тонн наличными в пачках, перетянутых резинкой. Гении от математики, унесенные не тем ветром.

На одной половине зала стояли сплошь однорукие бандиты.

На другой – столы для игры в покер. Вкруг столов шли толстые бархатные канаты, не дававшие зевакам и соглядатаям подходить слишком близко. Покер был в фаворе. С длинного края по центру за каждым столом сидел казенный дилер – в белой рубашечке, шелковой жилеточке и черных брючках со стрелочками. Лица у всех сурьезные, напряженные, сосредоточенные.

Два стола – для крупных ставок. Вот кто-то уже чуть не плачет от отчаяния: видать, спустил семейные накопления. А кто-то сияет: верно, сорвал куш тонн двадцать или тридцать. Остальные игроки с головой ушли в игру.

Свободные места только за дорогими столами. No limit– безлимитный покер: принимаются любые ставки, разрешена игра ва-банк. До двадцати раздач в час. Государство отщипывает себе пять процентов с выигрыша. Дорогое удовольствие, не говоря уже о проигравших.

Идея Мрадо состояла в том, что на крупные выигрыши (свыше двадцати тысяч крон) в казенный покер выдавался квиток, то есть бабки становились легальными. Мрадо звезд с покерного неба не хватал, но иногда фартило и ему. Если карта шла, играл по-крупному. Сегодня особо ловить было нечего – больно уж сильный подобрался состав. С другой стороны, чем выше ставки, тем больше бабок отобьется. Если попрет, можно отмыть до двухсот штук. План Мрадо: играть тайтово. Засаживать только с сильной стартовой руки. Играть малой кровью, с минимальным риском.

Сел играть.

Игра: техасский холдем. Мегапопулярный с тех пор, как по шведскому Пятому каналу стали транслировать американские турниры. Желторотики толпой повалили за столики, их не пугало даже то, что техасский холдем – самая зубодробительная из всех разновидностей покера. Быстрая, с максимальным количеством раздач за час, с наибольшими шансами на успех. Банк крупней, чем в омахе или в семи-карточном стаде, больше игроков за столом. Никаких открытых карт, кроме пяти общих. Покер для тех, кто играет быстро и по-крупному.

Сегодняшний вечер обещал стать историческим.

Бернхард Каиткинен, более известный как Берра К. Еще более известный как обладатель «самого длинного» в Стокгольме, чем без устали бахвалился сам – Берра с питоном в штанах. Ходил всегда в белом костюме, словно в Монте-Карло. Познакомил питона с большинством светских львиц Стокгольма: Сусанной Роос, главредом глянцевого журнала «Свенск дамтиднинг», Шарлоттой Рамстедт и прочими. Берра К.: трепло, жовиал, джентльмен. Но главное – игрок от Бога. Мрадо знал его уловки. Чувак бесконечно трындел о том о сем, отвлекал от игры, создал себе имидж игрока, у которого не закрывается рот.

Петр Биековски – бледный поляк. Несколько лет назад стал чемпионом мира по коротким нардам. Перешел на покер – другие бабки. Носил темный пиджак, черные брюки. Белая рубашка из жатой ткани, с двумя незастегнутыми верхними пуговицами. За столом дергался, играл с опаской. Бесконечные охи-вздохи, бегающие глазки. На такие приемчики велись разве что не нюхавшие пороху лохи. Но не Мрадо. Серб знал: чем засаживать по-крупному с Петром, лучше сразу отдать ему свой лопатник.

Напротив Мрадо – молодой крендель в солнечных очках, лицо какое-то знакомое. Мрадо уставился на юношу: типа в Лас-Вегасе себя вообразил или чё?

Мрадо стартовал с большого блайнда: тысяча крон – обязательная ставка для игрока, желающего войти в игру (в данном случае – Мрадо). К игре допускали только тех, кто мог поставить большой блайнд или больше.

Петр сидел с малым блайндом – пятихаткой.

Дилер сдал карты.

Рука у Мрадо: пятерка и шестерка червей.

На пре-флопе.

Первым отреагировал Берра К. Сказал:

– Эти карты напомнили мне прошлое лето в Сандхамне, где мы резались на какой-то яхте. Вдруг гроза, ливень, пришлось срочно свернуть партию.

Мрадо не купился на эту байду.

Берра К. сбросил карты.

Крендель с пляжа засадил штуку.

Петр поставил еще пятьсот, уравняв до большого блайнда.

Мрадо еще раз посмотрел на свои карты. Шваль, конечно, зато одномастная связка – suited connectors, к тому же этот круг он мог пройти без взноса. Чекировал, остался в игре.

Флоп: пришли три карты – семерка червей, шестерка треф и пиковый туз. Не фонтан, при его-то руке. Оставался мизерный шанс на флеш. Петр запричитал – в своем репертуаре.

Мрадо пришлось хорошенько подумать. Ставки высоки. Возможно, Петр блефует, чтобы партнеры, купившись на его дешевые стенанья, жалобы и вой, задрали их еще выше. Если так, лучше упасть, несмотря на шанс собрать флеш или стрит. Пообещал самому себе не лезть на рожон.

Спасовал, торг продолжился без него.

Крендель с пляжа прочухал. Засадил четыре штуки. Неслабо. Походу, один из тех выскочек, которые насобачились играть в Сети. В реале-то все иначе.

Терн: на стол легла четвертая карта. Бубновая семерка.

Петр зашел первым. Поставил на банк еще пятнадцать штук.

Крендель с пляжа ответил тридцатником. Вдвое поднял, красава!

Все взоры обратились на Петра. У поляка либо тройка, либо фул-хаус, прикидывал Мрадо. Но скорее всего, блефует.

Однако Петр ответил – ва-банк! На кону сто тысяч.

Крендель с пляжа прямо поперхнулся. Стал теребить фишки.

Мрадо посмотрел на Петра. Сто пудов, блефует – глаза поляка предательски блеснули. Встретились с глазами Мрадо. Поляк понял, что Мрадо раскусил его.

Ничего не понял только крендель с пляжа. Струсил от такого напора.

Упал.

Ривер: последняя карта уже не понадобилась.

Жестко играет сегодня поляк, подумал Мрадо. На таком безрыбье обостряет.

Сдали по новой.

Продолжили игру.

Раздача за раздачей.

Мрадо играл по ситуации.

Петр – агрессивно. Берра К. травил за телок. Сбивал с панталыку. Крендель с пляжа все еще отходил от нокдауна.

На двадцать четвертой раздаче Мрадо получил червовый биг-слик. Классика покера: король и туз. При удачном раскладе можно собрать флеш-рояль – самую крутую покерную комбинацию. А при неудачном – шиш с маслом. Палка о двух концах: подфартит – ты на коне. Нет – сливай воду.

На лбу у Мрадо выступила одинокая капля пота. Это шанс! До сих пор он играл тайтово. Теперь Петр, Берра К. и крендель с пляжа не поверят, что он засадил, не имея сильной руки. С другой стороны, почему бы не поймать их на этом? Убаюкать бдительность осторожной игрой, чтобы все привыкли, что он не рискует. А потом блефануть так блефануть!

Его лучшая рука за весь вечер. Решился: ставлю по-крупному ради фирмы, чтобы хоть как-то задобрить Радо.

Капля пота сползла на бровь. Близок флеш-рояль, а в итоге и пары штук не зацепишь.

Повертел в руке фишку.

Сказал себе: эх, была не была.

Поставил пять тонн.

Берра К. просек. Пять тонн. Шутки кончились.

Крендель с пляжа упал. Надо быть идиотом, чтобы ввязываться в агрессивную игру при беспонтовом раскладе.

Петр, с большим блайндом, повысил ставку. Поднял еще. На кону уже четвертак. Жесть!

Перед Мрадо, Петром и Беррой К. россыпью фишек лежало целое состояние.

Мрадо подумал: ну, теперь – пан или пропал. Понимал: с такой рукой, одной из десяти лучших в покере, шансы велики.

Посмотрел на Петра. Заметил уже знакомый блеск в глазах. Как при первой раздаче, когда поляк блефовал. Ощущения те же. Сто пудов, козни строит. При гнилом раскладе на понт берешь? Э нет, брат: нынче очередь Мрадо сорвать куш.

Ответил. Поставил на банк еще двадцатку.

Берра К. опять завел свою шарманку. Сказал, что много безумных розыгрышей видел на своем веку, но до такого безумия еще не доходило. И с тем вышел из игры. Кто бы сомневался.

За столом остались только Мрадо и Петр, друг против друга. Ждали первых трех карт на флопе.

Крендель с пляжа снял очки, даже Берра К. неожиданно умолк. Карты сдавали в полной тишине.

На флопе пришли трефовый туз, бубновая двойка и червовая дама.

Петр засадил еще пятнашку. Походу, чтобы пощупать Мрадо на слабо. Охренительные бабки на кону.

Теперь у Мрадо по-любому выходила тузовая пара – лучшая из возможных. Да еще с наивысшим кикером – королем, у Мрадо вообще нехилый расклад. Притом что еще оставался шанс на флеш-рояль. Решил продолжать. Ответил пятнашкой. Коллировал.

Пытаясь дожать долбаного поляка.

Терн: валет червей. Адская пруха! Мрадо в шаге от флеш-рояля. Ну, теперь-то отступаться точно нету смысла. К тому же росла уверенность: поляку крыть нечем. Блефует не по-детски.

Вынос мозга, да и только.

Поляк поднял еще на тридцать кусков.

И опять Мрадо почудился блеск в его глазах.

И Мрадо поверил в свой фарт, пошел ва-банк: собрал все оставшиеся фишки – все сто двадцать тонн на подносе. И кинул их на кон. И помолился Богу, чтоб не подвело чутье, подсказавшее, что Петр пытается развести его.

Петр тут же коллировал.

Дилер чувствовал, какое напряжение витает над столом. Мрадо с Петром вскрыли карты.

Все, как по команде, нагнулись, чтобы разглядеть их.

У Мрадо почти что флеш-рояль – не хватало червовой десятки.

У Петра – тузовая тройка.

У Мрадо все опустилось. Вот ведь сучий потрох – не блефовал в этот раз. А глаза, походу, блестели, потому что предвкушал победу. Если на ривере не придет десятка – хана.

На ривере дилер медлил со сдачей. Петр заерзал в кресле. Все игроки за другими столами повскакивали с мест, прочухав, что тут наклевывается грандиозная развязка. В случае удачи Мрадо поднимется на триста тонн.

Дилер сдал карту: тройка треф.

Мрадо в ауте.

Победитель – Петр. За тройку. Банк как с куста. Мрадо одним махом продул сто шестьдесят тысяч. Здравствуй, Шарик, ты – балбес.

Мрадо слышал шум собственного дыхания. Словно обухом по башке. Голова кружилась. Подступила тошнота.

Чувствовал, как бьется сердце. Колотится, рвется из груди.

Петр сложил выигранные фишки стопками. Сгрузил со стола себе в пакет.

Встал. Вышел из-за стола.

Кто-то позвал Мрадо. На другом конце, за бархатным канатом, стоял Ратко. Мрадо кивнул ему. Повернулся обратно к столу.

Так и сидел как в дыму. Бросало в жар. В пот.

Наконец дилер, собравшись духом, спросил его:

– Вам сдавать?

Дилер просто хотел узнать, намерен ли серб остаться в игре. Но для Мрадо вопрос этот был равносилен той беде, которая только что разыгралась с ним.

Он встал. Побрел восвояси.

Как любил говаривать Боббан: быстро только в хоккей продувают. Теперь Мрадо мог бы возразить ему: еще быстрее – в холдем. Просадить сто шестьдесят штук в полчаса – не хрен собачий. Не мой сегодня день, решил он. Надо было с ходу врубаться: народ-то за столом прожженный, дальше некуда.

Ратко, стоя к автоматам передом, к покерным столам задом, заряжал двадцатками однорукого бандита.

Мрадо похлопал товарища по плечу:

– Чё опоздал?

– Я-то? Ну опоздал, зато теперь уже час торчу, тебя жду. Пока доиграешь.

– Да, но опоздал не я, а ты. Мы забили на десять.

– Ну мой косяк. Как сыграл-то?

Мрадо не ответил.

– Чё, непруха?

– Такая, сука, непруха, что хоть с Кларабергского моста вниз головой.

– Сочувствую.

Мрадо постоял, посмотрел, как играет Ратко. В полном раздрае. Нечего было соваться в игру, раз с ног валишься от усталости. Деньги-то прокатные. Как бы все это не вылезло наружу.

Твою мать!

Ратко тем временем загрузил последнюю двадцатку. Нажал на старт. Закружились клубнички с семерками.

И еще сильней – головушка Мрадо.

28

Снова при делах. Вот она, радость выстраданная, долгожданная: Хорхе – самый крутой гангстер в городе. Эль хоро. Восстал из пепла. Думали, золотой мальчик в нокауте, а он поднялся.

Жил меж двумя заботами: торгуя коксом по-взрослому и лелея праведную ненависть к своим обидчикам. Наркота: ходил под Абдулкаримом. Обидчики: Радо и Ко., отметелившие его до полусмерти.

Но Хорхе не был бы Хорхе, кабы не планировал отомстить, раздавить империю Радована раз и навсегда. Упаковать югославского мафиози или хотя бы надрать ему задницу.

Дни мистера Р. сочтены. За это Хорхелито ручается.

Воспоминания.

Оклемался Хорхе на удивление быстро. Там в лесу, когда ЮВе набрел на его измочаленное тело, чилиец сперва вообще не врубался. Какого хуя надо этому эстермальмскому мажору? Грузит какой-то лабудой насчет новых рынков сбыта, развития кокаинового бизнеса. Зовет в дело.

Четверть часа распинался перед измудоханным чилийцем.

Тот почти не слушал.

ЮВе обещал прислать машину, надыбать анальгетики.

Хорхе же твердил: уйди.

ЮВе пошел к дороге.

Хорхе остался один. От малейшего движения тело пронзала дикая боль. Подмораживало. Хорхе хотел забыться. Исчезнуть. Однако настырней боли одолевали вопросы, вертевшиеся в голове. Тронут ли южки Паолу? Вернутся ли за ним? Уехать из Швеции сразу или погодить? Если уезжать, что там ловить? Ни бабла, ни документов, ни связей. Иными словами, шансов выкарабкаться не больше, чем у залупившейся шестерки на зоне.

В лесу смеркалось. Погода портилась. Стволы деревьев почернели. Ветви клонились долу.

В плечах и ногах будто не осталось целой косточки. Спина разламывалась пополам. Рядом с жопой выросла еще одна такая же – доведя до совершенства видимое стремление природы к симметрии. Две руки, две ноги, два глаза, два уха, две ноздри – теперь вот до кучи две жопы.

Хотел уснуть. Куда там!

Холодно.

Прошла вечность: полтора часа, проведенных чилийцем в лесу, пока не вернулся ЮВе. С ним пришел какой-то шкаф, настоящая горилла. Вдвоем подхватили чилийца. Тот чуть не помер от боли, второй раз за четыре часа. Не чума, так холера. Сперва избит до беспамятства сербским отморозком, теперь снесен замертво ливанским бугаем.

На дороге их ждала белая «мазда» с фургоном. В фургоне нашлись носилки на вате. Положили на носилки, стянули фиксирующими ремнями. Чувак, по виду швед (Хорхе тогда принял его за настоящего санитара), дал морфия. Чилиец отключился. Снились ему авоськи со жратвой, ходившие сами по себе.

Остальное помнил отрывками.

Очнулся в холодной комнате. В непонятках. Вроде в безопасности, но стремно – вдруг в больничку свезли? Попасть к лепилам все равно что спалиться – с ходу отправят до родимой хаты на Эстерокер. Вдруг пронизало. Взвыл от боли.

Показался шкаф, тот самый, что вынес его из лесу. На нем водолазка и черные джинсы. Его образина ну никак не вписывалась в образ медбрата. Грубое, суровое лицо. Правая щека исполосована шрамами. При улыбке обнажался верхний ряд зубов, среди которых ярко поблескивал один золотой. Наверное, именно из-за него и сложилось окончательное мнение: слыханное ли дело, чтоб шведский медперсонал форсил золотыми фиксами?

Шкаф, звали его Фахди, вдруг оскалился:

– Аллаху акбар, живой!

Прошло несколько дней. Очнулся. Кто-то заботливо поставил компресс на больную руку, рука была болотного цвета. На руке и левой ляжке со ссадин начала отваливаться корка. Дело шло на поправку. Уже можно считать, что отлуплен не до посинения, а только до позеленения.

Пацан, ставивший компрессы на руку, представился Петтером и добавил: «Ты оклемаешься, чувак!» Хорхе бессильно уронил руку на кровать. Тогда Петтер взял стакан с какой-то красной жидкостью. Из стакана торчала трубочка. Петтер вставил трубочку в рот чилийцу. Тот попробовал. Малиновый компот, что ли?

Петтер вышел. Хорхе глянул на стену перед собой. Опущенные шторы. Интересно, есть ли за ними окошко? Попытался поворочать головой. Скорчился от боли.

Больше не дергался, лежал тихо. Уснул.

Ловил глюки под морфием: вот они с Паолой бредут какой-то темной дорожкой. Вдоль дорожки идет высокий каменный забор, покрытый зеленым мхом. Кое-где дорожку освещают лучи прожекторов. Асфальт мякнет под ногами. Хорхе шлепает по нему, оставляя глубокие следы в теплой зернистой гуще. Мысли Хорхе: а вдруг сейчас бежать, с какой скоростью стартану? Сестра вдруг поворачивается к нему: «Мой принц, а давай сыграем в войнушку?» Хорхе силится вытащить из асфальта ногу. Та вязнет. Асфальт намертво цепляется к ней. Чернющий, уродливый. Колодкой висит на ноге.

Проходит несколько ночей. Паола играет в резиночки. Две веревки, скрученные из простыней. В них впряглись две подружки Паолы, сама Паола прыгает. Сестре восемь лет. Хорхе подбегает к резиночке. Спотыкается. Падает. Откуда ни возьмись на полу возникает синий мат, как в секторе для прыгунов. Хорхе падает на мягкое. Катится. А подняться не может. Мат слишком мягкий. Точно зыбучий песок. Хорхе начинает тонуть. Пытается упираться руками, локтями, коленями. Паола хохочет. Подружки тоже. Хорхе рыдает.

Позже: Петтер, парень, ставивший компрессы, сел у его кровати. Сказал, все будет хорошо. Что из Хорхе сделают писаного красавца. Даже еще краше.

А Хорхе был слишком слаб.

Даже не поинтересовался, что они собираются с ним делать.

Просто отвернулся. Закрыл глаза.

Инстинктивно почувствовал, как кто-то приблизился к его лицу.

Незнакомец (этого он прежде не видел) склонился над ним и помазал нос какой-то дрянью.

Вдруг адская боль.

Вопль.

Будто напрочь срезали нос.

Хорхе подскочил.

Незнакомец уложил его обратно.

Дал выпить какого-то раствора.

Хорхе забылся.

Кто-то потряс его:

– Подъем, чувачок! Сколько можно спать?

Хорхе приоткрыл глаза. Над ним стоял незнакомый араб. Тридцатник или около того. Смоляные волосы. Костюм. Рубашка с накрахмаленным воротником. Верхние пуговицы расстегнуты. На башке белая шапчонка а-ля Крейг Дэвид.

– Давай, давай просыпайся!

Хорхе молча смотрел на араба.

– Я – Абдулкарим. Твой счастливый лотерейный билет. И твой господин.

Хорхе в непонятках.

– Три недели лежишь тут, да? Скоро совсем на морфий подсядешь, совсем плохой будешь. А должен хороший быть, да? Ну-ка, рука подними.

Хорхе поднял. Только плечо было желтушного цвета, а так – вроде ничего.

– Эй, да ты в порядке, чувачок. Аллах велик!

В руке у Абдулкарима было зеркало.

Хорхе увидел в нем себя: худой, смуглый парень лет двадцати пяти, борода, черные брови, массивный нос, сломанный, будто у боксера, оливковая кожа.

Хорхе нового образца.

Усмехнулся. В то же время досадно было. С одного бока вроде, вот он – шанс. Абдулкарим этот, кто бы он там ни был, здорово поработал над ним. Намазал каким-то новым автозагаром, завивку забацал, волосы подчернил. Мастерски, не то что Хорхе. Да еще лицо осунулось – не узнать.

Но нос – что с ним-то такое?

– Что вы сделали с моим носом?

– Сломали в двух местах, чувачок, – заржал Абдулкарим. – Позвали специалист, он тебе все поправил. Надеюсь, хоть не очень больно было. А щто, красивый сопатка, да? Расплющился немного, зато конкрэтный такой, ха-ха.

Хорхе – вторая Никита: заснул на улице. Проснулся – новый грим, новое лицо, готовый суперсолдат. Вот только счастливый ли конец у этой истории?

Абдулкарим же трещал без умолку:

– Они тебе здорово отделали. Такой был, черника-смородина похожий, да? Потом в Халк превратилси. Зэленый такой. Был бы в тебе его сила!

Хорхе отвернулся к стене.

А Абдулкарим знай себе хохмит:

– Такой поросята, да? Чпокнули тебе, нет? А кто снизу был?

Хорхе уснул.

Поправился быстро. Уже почти восстановился после жестокой порки. В память о Мрадо и Ратко остался только маленький шрам на спине да боль в одном плече. Зато нарисовалась маза задержаться в Швеции и срубить песет. А что нос сломан, а после выправлен арабским лепилой – так это к лучшему. Кривой, широкий. Теперь Хорхе вообще не узнать.

Много времени прошло с тех пор, как он сделал ноги с Эстерокера. Фотка его уже не выскакивает в первой сотне разыскиваемых, когда легавые шарят по своей компьютерной базе. А с нулёвым фейсом да с арабскими бабками и помощью, глядишь, и выбьется в люди Хорхелито.

До Хорхе дошло, почему Абдулкарим так вцепился в него, – специалист в области «коксологии», да притом зависимый и испытывающий чувство долга перед арабом, чилиец станет самым верным псом в своре Абдулкарима.

Бизнес-план Абдулкарима сработал точно так, как разжевывал ему тогда Юхан. Пригород дозрел до кокаинового бума. Хорхе оценил креатив. Он и сам планировал замутить подобное, еще когда чалился на Эстерокере.

В ноябре Хорхе с Юханом, сидя на хате у Фахди, несколько дней готовили схему. Заходил Абдулкарим, обсуждал с ними генеральную линию. Сколько товара подогнать в январе. С каких районов начать. Хорхе сыпал именами. Называл корешков, с которыми стоит побазарить. Барыг, с которыми можно договориться. Народ, с которым стоит посоветоваться. Фахди едва успевал подносить пиццу и кока-колу.

Абдулкарим тер за импорт. Говорил, что нужно возить больше. Мутить схемы похитрее.

Хорхе щедро делился своими знаниями. Гламурный Юхан хавал их с жадностью одиннадцатиклассника, дующего пиво на выпускном балу. Абдулкарим считал, что у Юхана талант впаривать марафет пиплу со Стуреплан. С Хорхе, конечно, этот мажор рядом не стоял. Тем не менее строил из себя матерого волка. С гонором чувак. Не любил таких Хорхелито.

Абдулкарим тот мутный, но так – ничего. То благодарил Аллаха, то рассуждал, почем толкать кокос, – других пластинок у него не было. Как-то на хате у Фахди спросил:

– Хорхе, могу спросить тебе один серьезный вещь?

Хорхе кивнул.

– Ты религия веришь?

Хорхе покачал головой. Попытался отшутиться:

– Вот матушка моя – католичка. А мой бог – рэпер Тупак. По крайней мере, он живой.

Араб ответил:

– Идет война, понимаешь? Ты должен решить, на чьем ты сторона? Ты думаешь, все эти карлсоны-шмарлсоны длинный чюлок полюбят тебя просто за бабки? Аллах укажет истинный путь.

Как пояснил Юхан, араб таким быт не всегда. Прежде его интересовал только кокаин. Походу, Всевышнему удалось потеснить кокс на поле мыслительной деятельности араба.

В конце ноября Хорхе снова вышел на свет божий. Сперва стремался, как параноик. Оборачивался на каждом третьем шагу – не гонятся ли легавые или сербы из его ночных кошмаров. Спал у Фахди. Когда ливанец возвращался за полночь, Хорхе вскакивал, думая: все – пипец, накрыли. Правда, уже через несколько мгновений Фахди врубал порнуху и Хорхе успокаивался. Кроме прочего, чилиец ведь понимал, что не похож на себя прежнего. Поджарый. Чернявый. Носатый.

Регулярно загорал в солярии. Подкручивал волосы. Никак не мог наловчиться надевать линзы карего цвета, которые дал ему араб. Ходил плавнее день ото дня, очень уж хотелось Хорхелито освоить гангстерский походняк.

Подумывал снять собственную хату.

Набрал Серхио, рассыпался в благодарностях. Сказал, что в вечном долгу/по гроб жизни обязан. Еще сказал, что у него все ровно, но пересечься пока рановато. Серхио понял, не дурак, сам тоже кое-чем поделился, мол, пальцы еще не зажили. А девушка его не отошла от шока.

Хорхе пуще прежнего возненавидел сербских братков.

Эсэмэской сбросил Паоле номер мобилы, выданной ему Абдулкаримом. Написал: «жив. здоров, как ты? за меня не бойся, привет маме. обнимаю/Х».

С коксом у Хорхе на подхвате было два пацана – швед Петтер, вытащивший его с того света, и тунисец Мехмед. По наводке Хорхе разыскивали его корешков в Соллентуне. Выдавали дозы правильным людям. Те толкали. Хорхе тем временем окучивал другие районы. Там, где его никто не знал даже в прежнем обличье.

Все шло как по маслу. В январе толкнули на четыреста тысяч крон грязными. За вычетом стоимости закупки и доли араба, получилось сто пятьдесят кусков на троих – Хорхе, Петтера и Мехмеда. Царская жизнь пошла. Хорхиус Великолепный.

Одно лишь некогда было додумать до конца: была ли его участь предопределена изначально? Неужели пацану из стокгольмского гетто ничего не светит по жизни, кроме как толкать кокос? Неужели круг замкнулся в тот самый миг, когда матушка решила уехать из Чили и начать нормальную жизнь в новой стране? Словно сел в вагон и вдруг понял, что поезд везет тебя не в ту сторону. И поделать ничего не можешь. И сойти не сойдешь. Может, аварийную кнопку нажать? В детстве Хорхе с дружками так частенько хулиганил. Увы, поезда никогда не вставали на полпути – дотягивали до следующей станции. На фиг он нужен тогда, такой стоп-кран, если поезд все равно завезет тебя не туда?

Потихоньку менялись и виды Хорхе на будущее. Слинять из Швеции успеется. Сперва бы упаковать Радована. А до этого еще ох как далеко. Кое-что о кокаиновых делишках Радована он знал еще до ходки, не без того, но мало. Сам-то серб, походу, испугался, что у Хорхе козыри на руках. Иначе не послал бы по его душу Мрадо с Ратко. Хорхе нужно больше палева, реальный компромат, чтобы пустить серба ко дну с одной торпеды.

Чтобы не подставлять Паолу.

Чтобы утолить жажду мщения.

Планы Абдулкарима займут немало времени. Надо наладить сбыт кокса. На западных окраинах города плюс в части южных: Бреденге, Хегерстенсосене, Фруэнгене. Мало того, араб планировал ввозить еще больше «беленького». Может, даже из самой Бразилии.

Хорхе упивался полнотой своей вольной жизни.

29

«Шведские железные дороги», поезд дальнего следования. ЮВе направляется в Робертсфорс.

Домой ли он едет? Или из дому? Где теперь его дом? В апартаментах мальчиков? в эксклюзивных толчках «Хармы», где он впаривает кокос? в съемной комнатушке у фру Рейтершельд? или все-таки в Робертсфорсе – у папеньки с маменькой?

Дорогой слушал плеер ( Coldplay, The Sadiesи прочую попсу), жевал разноцветные «машинки» из пакетика – белые, зеленые, красные. Как всякий, кому доводилось пробовать их, пытался решить извечный вопрос: различаются ли мармеладки разного цвета по вкусу? Дегустировал с закрытыми глазами.

Снаружи стемнело. В стекле ЮВе мог любоваться собственным отражением. Подумал: лучше не придумаешь, особенно для такого нарцисса, как я.

Полупустой вагон. Есть в жизни студента свои плюсы – можно позволить себе билет на любой поезд в любой день недели. Конечно, при своих-то барышах ЮВе и так мог кататься на любых поездах и самолетах, даже самых дорогих. Но оно ему нужно? Да и глупо – родители могут заподозрить неладное.

Ему бы впору не мармеладки лопать, а ботанеть. Засесть за реферат по макроэкономике: о взаимозависимости процентных ставок, инфляции и курса валют. Вот и ноутбук ждет, услужливо распахнувшись на коленке. Но сил нет – порастрясло в поезде. Укачало.

Захлопнул комп. Сунул в рот горсть «машинок», зажмурился. Пережевывал, вспоминал.

Уже четыре месяца, как вытащил из лесу Хорхе. С той поры только и забот, что хлопотать над реализацией наполеоновских планов Абдулкарима по расширению кокаинового рынка. Руководили этим «проектом» ЮВе и Хорхе на пару – каждый отвечал за свой надел. Лавандос капал – по сотне косых в месяц. ЮВе еще чуток подкопить – купит «бэху», наличными, и квартирку. Правда, сперва придется отмыть бабки.

Учебу задвинул конкретно. Еле выплывал на зачетах. А еще клялся себе учиться! С другой стороны, успел стать заметной фигурой в стурепланских джунглях. Теперь каждый гламурный торчок был в курсах, кто такой ЮВе. По наставлению Абдулкарима, делясь заветным номерком своей мобилы, ЮВе не забывал страховаться. Звонивший попадал на автоответчик, оставлял сообщение. А кому легко? ЮВе потом перезванивал, прощупывал чела, ставил условия. Играл по правилам араба – наверняка.

Зависал с мальчиками, все больше сближаясь с Джетсетом и другими полезными отпрысками из Броммы, Сальтшебадена и Лидинге. Из Юрсхольма. Кстати, поправочка: пипл в теме говорит «с Юрсхольма», а не «из Юрсхольма», как думают грамотеи. Пипл с Юрсхольма, в отличие от грамотеев, имел связи и бабло, устраивал гульбарии и нюхал кокс – основная клиентура ЮВе.

ЮВе уже окучивал круги, приближенные к августейшим особам. Мегагламур. Детишки поместных дворян. Баловни судьбы, отрывавшиеся в родовых особняках. Ценный кокаиновый актив. Собственные колизеи с ломовыми ценами за входной билет.

С Софи встречались дважды-трижды в неделю. Иногда выходили в город – в ресторан или погулять.

ЮВе беспокоило, что их отношения не развиваются. Точно они с Софи продолжали вести какую-то игру. Она могла пропадать по нескольку дней. Сам ЮВе тоже не звонил. Ждали. Кто первым не выдержит.

На трезвяк секс не клеился вообще. Такие обломы дико нервировали. Напрягали. Десять секунд. Не дольше. Тогда ЮВе стал регулярно закидываться перед трахулями. Помогло.

Так прошло несколько месяцев, они наконец более-менее сошлись. Теперь ЮВе ночевал у Софи по нескольку раз на неделю. Но какая-то дистанция оставалась. Нет-нет да Софи вдруг отказывалась встречаться с ЮВе, не объясняя причины. А он, стоило им расстаться дольше обыкновенного, принимался страшно тосковать по ней.

Хорхе не подкачал и, хотя был совсем другой породы, пришелся по нраву ЮВе. По кокаиновой теме чилиец рубил фишку конкретно. С жадностью губки ЮВе впитывал его рассказы, перенимал знания и хитрости.