Текст книги "Цветок забвения. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Явь Мари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
– Чили, не сжимай так… – попросила я, робея, но вместо того, чтобы отстранится, она наклонилась к моему уху.
– Хочу, чтобы тебе всегда было мало меня. – Её рука по-хозяйски сжала меня между ног. – Даже когда я буду так близко, как только возможно… когда буду двигаться глубоко внутри, хочу, чтобы ты требовала большего.
Я заёрзала, пытаясь высвободиться, но добилась лишь обратного результата.
– Отпусти… Мне тяжело… – Поняв, что моё сопротивление вызывает в ней лишь какой-то животный азарт, я крикнула: – Мне больно!
Эхо разлетелось по саду – намного более громкое, чем я ожидала – и ещё долго блуждало по округе. Чили отпрянула, а я накрыла рот ладонью, будто хотела вернуть свой крик обратно.
– Прости, – шепнула я, перепугавшись ещё сильнее.
Мы обе тяжело дышали, глядя друг на друга.
Через минуту раздался её нервный, беспомощный смех.
– Солнце. – Я подобралась к ней, скидывая с плеч обрывки платья. – Мне не было больно. Я просто испугалась. Мне приснился кошмар, я не до конца проснулась, вот и всё.
– То, что я делаю, – проговорила Чили, глядя на свои руки, – бездействие, по сравнению с тем, что хочу сделать. Я только об этом и думаю. Прошло столько времени, а я до сих пор пытаюсь держаться от тебя подальше, хотя вроде бы от меня требуется обратное… Меня тянет к тебе, сильно, но, похоже, Мята была права: моя привязанность противоестественна. То, что я чувствую, глядя на тебя – полная противоположность гармонии. Плевать, вообще-то, это уже давно вышло за рамки обучения. Я не стремлюсь освоить высшее мастерство, чтобы оправдать надежды клана или вроде того – это бесполезно. Но мне бы хотелось…
Она замолчала.
Если бы я знала, что это сделает её такой несчастной, то держала бы рот на замке.
– Мне не больно, – повторила я, в самом деле, не понимая теперь, что меня отпугнуло. – Просто ты никогда раньше не делала так, и я растерялась… Ты же сама знаешь, какая я трусиха. – Я прильнула к ней. – Мне понравилось, Чили. Мне нравится всё, что нравится тебе. Я чувствую то же, что чувствуешь ты. Слышишь?
Мне пришлось потормошить её, чтобы Чили очнулась.
– Прости.
– Не извиняйся, – тихо возразила я. – Твои прикосновения были чуть ощутимее солнечного света. Даже ткань на моей коже чувствовалась грубее. Так что спасибо, что порвала моё платье, оно было таким тяжелым.
– Об этом я и говорю.
– Ты избаловала меня. – Я ластилась к ней, выпрашивая внимания.
– М-м. Ты всё больше становишься Девой, а я всё больше – Калекой.
– Нет, наоборот.
– Да, наоборот. – Мы опять спорили, как дети.
Чили усмехнулась, закрыв глаза.
– Забавно, их техники позволяют убивать одним прикосновением. Мне, судя по всему, нужно освоить им противоположные.
– То есть техники Дев.
Она задумалась, играя с моими волосами.
– Калеки… Они единственные из отшельников, кто владеет телом безупречно. Их контроль движений и терпимость к боли – именно то, что мне нужно в дополнение к сущности Девы.
Чили не имела об их мире, быте и тренировках ни малейшего понятия, но мысленно уже давно причислила себя к ним. Нам в отместку или просто чтобы как-то мириться с тем, что этот мир её отверг.
Но учитывая то, какой отчаявшейся она выглядела пару минут назад, я была рада её боевому настрою.
– Чили, тебе не надо осваивать никакие техники, чтобы быть со мной, – напомнила я. – Ты моя пара. Неловкость, недопонимания и ссоры, – всё это только потому, что мы ещё не достигли гармонии. Но завтра всё изменится. – Говоря «завтра», я имела в виду будущее вообще. – И, кстати, я не позволю ни одному Калеке даже взглянуть на тебя. Я убью их всех, если они просто посмотрят на тебя, правда.
Услышав это, Чили рассмеялась, кажется, впервые чистосердечно, хотя я была серьёзна как никогда.
– Думаю, я тоже, – согласилась она, когда я смущённо отвернулась. – Да, точно, я тоже.
Глава 12
То, что наши сёстры, одна за другой достигали заветной цели раньше нас, беспокоило меня. Некоторые сочувствующие подруги Метрессы давали нам советы по обретению гармонии: от нелепых суеверий до сложных ритуалов, и я прислушивалась к каждому. А она сама посоветовала сходить на горное озеро.
Научиться плавать вместе, погрузиться в стихию, где мы сможем максимально прочувствовать, насколько зависимы друг от друга. Ошибка одной могла потянуть на дно другую. Моя ошибка, конечно, несмотря на то, что я весила куда меньше Чили. Ведь в отличие от меня она умела плавать и со временем не растеряла навык.
– Ты раньше часто бывала там? – спросила я по дороге, и Чили ответила, что да. Что она росла ужасно непоседливым ребёнком, матери было нелегко воспитывать её и в то же время скрывать её сущность. Пока ещё Чили не умела хранить их секрет, даже не подозревала о нём, свобода ей предоставлялась только на озере, подальше от чужих глаз.
– Ты когда-нибудь приходила туда вместе с Виолой? – решила я уточнить на всякий случай, и Чили обернулась на меня.
– С ума сошла? Нет, конечно.
Это было её тайное место, и я шла туда с волнением, предвкушая некое посвящение. Это было важно для меня ещё и потому, что самую главную её тайну я узнала от других. Я бы хотела, чтобы Чили раскрыла её сама, сделала этот выбор и доверилась именно мне, а не Виоле…
– Ты устала? – спросила Чили, когда я сбавила шаг. От скалистого дворца до озера было полдня пути, я никогда не заходила так далеко.
– На мифи мы бы мигом добрались.
– Можешь оседлать меня, – предложила она тихо, с намёком, и я улыбнулась.
– Это не добавит нам скорости, прости.
– Уже близко, – подбодрила меня Чили, и я решила, что это относится не только к месту, но и ко времени, когда я смогу оседлать именно мифь. Вновь почувствовать восхитительное скольжение меха по коже…
Почти такое же восхитительное, как объятья чистой, как слеза, и ласковой, как поцелуй, воды, манящей испытать её глубины, но, в то же время, пугающей ими. Огромное зеркало в огранке из скал. Зеркало, достойное солнца.
– Живя в саду, я не представляла, что есть места прекраснее, – призналась я, когда оказалась на берегу. В водном просторе, взятом каменным массивом в кольцо, было больше величия, свободы и красоты, чем в буйстве цветов моего дома. Я понимала, почему Чили возвращалась сюда снова и снова. – Не могу представить вида лучше.
– Вон там, – неожиданно ответила Чили и указала на горный пик, на который нам однажды придётся взойти. – Оттуда видно все миры. И, наверное, нечто большее, не зря же туда пускают только раз в жизни.
Да уж, Девы проходят последнее испытание отнюдь не ради красивого вида. И, возможно, когда мы окажемся там, нам тоже будет не до него.
В сравнении с царящими там силами мой страх перед этой ласковой стихией был нелеп. Вообще-то, я любила плескаться в воде вместе с Чили, но ширина и глубина этой «купальни» меня ужасали.
– Интересно, наша основательница, правда, могла ходить по воде? – подумала я вслух.
– Если да, то она многое потеряла, – ответила Чили, быстро раздеваясь. Переведя взгляд с неё на озеро и обратно, я попыталась отсрочить неизбежное:
– Разве ты не устала?
– Я? Нет. – Откинув одежду, она предстала передо мной во всей красе. – Так тебя взять на руки?
Наверное, это было единственное место, где Чили могла почувствовать себя свободной. Ограничивать её в такой момент было бессердечно, и я неуверенно кивнула. Это единственное движение, которое от меня потребовалось. Чили с ещё большей охотой, чем всегда, раздела меня, и хотя в другой раз это бы меня ободрило, сейчас я сжалась, пытаясь закрыться руками.
– Не бойся.
– Ладно. Я не боюсь. Только не заходи слишком глубоко.
Кто бы мог подумать, что на этот раз настаивать на купании будет именно она.
– Ты так дрожишь, – заметила Чили, подхватив меня на руки, и я пробормотала:
– Ты тоже. – Хотя, очевидно, не от страха.
Для Чили это был знаковый момент, впервые совет матери понравился ей, и она торопилась поделиться со мной восторгами своего детства. Слишком торопилась… или всему виной рельеф дна: сделав всего несколько шагов, Чили погрузилась по пояс. Я чувствовала, как вода касается спины, обхватывает туловище, поднимается к груди и выше… Это было похоже на настойчивые объятья, даже более настойчивые, чем те, которые удерживали меня. Охватившее всё моё тело давление усиливалось. Когда Чили остановилась, ей было уже по плечи, и я отчаянно цеплялась за неё, пытаясь забраться выше, потому что эта глубина была смертельной для меня.
– Расслабься, я же держу тебя, – проворчала Чили.
– Нет, не держишь.
– Тогда, получается, тебя держит вода, как истинную Деву.
– Я тону, Чили!
– Здесь невозможно утонуть.
– Я намного ниже тебя! Я не чувствую дна!
– Это и называется плавать. У тебя уже отлично получается, гляди. Давай я… – Стоило ей чуть разжать руки, как я вцепилась в неё ещё крепче. В тот самый момент мне было, действительно, мало её, я не знала, за что ещё ухватиться. Озеро волновалось вокруг нас. – Тише, Ива… Да подожди ты! Не вырывайся так.
Оступившись, Чили погрузилась в воду с головой, и я упала за ней следом. Вода залилась в нос, ударила в голову. Захлебнувшись, я испугано забарахталась, из-за чего окончательно запуталась в наших волосах.
Я не помнила, как оказалась на берегу.
Впервые воздух причинял боль, лёгкие горели, а горло раздирал кашель. Я всё никак не могла отдышаться. Чили бормотала что-то утешающее, нависнув надо мной. Она выглядела такой же испуганной, какой я себя чувствовала.
– Ты жива? – прохрипела я, и она нервно рассмеялась.
– Да, ты спасла меня.
– Я старалась.
– Говорю же, ты отлично плаваешь. – Убрав прилипшие пряди с моего лица, Чили тихо, но с упрёком добавила: – Ты должна доверять мне во всём. Свои мысли и свою жизнь тоже. В этом вся суть нашего урока.
– Урока? – Разве не она говорила, что наши отношения уже вышли за рамки обучения?
– Ты должна научиться держаться на воде не только ради единства. Это пригодится в дальнейшем. Мало ли.
Я не могла представить, каким образом, но спорить не стала.
– Тебе видней, наставница, – вздохнула я, когда Чили легла рядом, согревая.
– Красиво звучит. Кажется, я понимаю, почему ты любимица Мяты, – прошептала она.
– Твоя методика мне нравится больше.
– Правда?
– Так я точно научусь ходить по воде. Что тогда будешь делать? Я превзойду тебя, и ты уже никогда не сможешь меня догнать.
Чили усмехнулась.
– Похвальный энтузиазм. Ты можешь попытаться. – Поцеловав меня в шею, она на полном серьёзе добавила: – После того, как наши волосы расплетут, связь между нами станет лишь крепче, так что ты никуда не денешься от меня.
Я попыталась. Попыталась превзойти её, как Чили и предложила. Учась плавать, я училась заново дышать и ходить. Моя походка стала плавной, из движений исчезли неловкость, суетность и другие непривлекательные повадки садовницы, от которых меня не смогли избавить даже уроки танцев.
За новыми впечатлениями почти позабылась истинная цель нашего путешествия. Никто из нас не знал, какие секретные упражнения для достижения единства нужно выполнять, поэтому мы просто купались, потом сушили волосы у огня, бродили по округе в поисках еды, отдыхали, чтобы снова поплавать. Никогда прежде мы не проводили столько времени наедине и без одежды… при таком раскладе обретение гармонии было неизбежным, думаю.
Но это не наступило одномоментно. Всё началось с того, что нам стали сниться одинаковые сны. Мы просыпались одновременно. Делясь мыслями, мы с удивлением замечали, что думаем об одном и том же… Именно так я и понимала единство, хотя, на самом деле, просто стояла в его преддверии.
Настоящее же единство проявилось так, как я понимала смерть. Оно охватило меня среди ночи жаром, удушьем и болью, обрушилось страхом и злостью.
Я чувствовала, как режут мою плоть, как горят мои волосы и плавится кожа. Всё в этом мире причиняло мне боль. Даже любовь. Любовь матери – требовательная, одержимая, истощающая. Любовь к паре – полная непонимания, неутолённой страсти, жадной ревности. Ненависть ко всем остальным. Отвращение к себе. Одиночество вопреки сплетённым волосам. Неутолимый голод. Вечное разочарование. Нарастающее безумие. И над этим всем ярость, ярость, ярость и опустошающее желание мести. Самой жестокой, какую только может совершить мужчина.
Я распахнула глаза, чувствуя себя снова тонущей. Вода стекала по моему лицу и плечам. Было так шумно. Темнота сменялась светом. Оказывается, пока мы спали, разразилась гроза. Научившись полностью контролировать себя в воде, я и теперь неосознанно потянулась к Чили, когда пошёл дождь. Моя кожа была влажной, только и всего, но мне почему-то казалось, что я не могу выплыть.
Это и есть единство?
Какая… мука.
Я ещё долго не могла пошевелиться. Никогда бы не подумала, что просто повернуться к Чили станет сродни последнему испытанию для меня. Очевидно, гармония достигалась не только познанием пары. Принятие после было гораздо важнее. Полное, безоговорочное принятие…
– Ты тоже чувствуешь это? У нас получилось, Чили? – Слова давались мне с трудом. Я тронула её за плечо. Вспышка молнии на секунду осветила её бледное лицо.
– Как ты можешь… – Она не смотрела на меня. Капли стекали по её подбородку, падали с ресниц. – Как ты можешь видеть во мне что-то… что-то настолько красивое?
– А? – Я приблизилась к ней, веря, что ослышалась.
– Моё уродство… Ты считаешь его красивым.
– Уродство? Ты о чём?
– Ты любишь меня.
Не знаю, почему это стало для неё сенсацией, но Чили повторяла это снова и снова, будто не могла поверить. Может, я редко говорила ей об этом? Или, вычурные слова лишь обесценивали чувства? А может, она просто привыкла жить во лжи…
– Несомненно, любовь к тебе – самое большое моё достижение. Но я ведь не лучшая в этом, – решила отшутиться я, намекая на Метрессу. Но Чили была серьёзна, как никогда.
– Ты любишь, я чувствую. Ты будешь со мной всегда. Есть что-то лучше этого? – На фоне непогоды её признание звучало более чем убедительно. Запрокинув голову, Чили тихо рассмеялась, но заметив мои слёзы, спросила: – Почему ты плачешь?
– Я боюсь грозы. Из-за молний мне не по себе. Прости.
Мне, правда, хотелось верить, что внезапный страх смерти вызван вспышками (ведь когда-то одна такая лишила меня глаза). Что он естественен именно сейчас, и Чили тут ни при чём: её неуязвимость избавляла от необходимости беспокоиться по таким пустякам. Но время шло, гром стих, а я всё никак не могла отделаться от чувства преследования, угрозы, враждебности всего мира.
Я поняла, что не выжила бы, окажись на её месте. Просто не смогла бы мириться с презрением самых почитаемых отшельников, которых почитают как раз за то, что есть во мне в куда большей мере. Всё это так несправедливо…
Когда-то у меня хватало наглости сравнивать наши с Чили положения, упоминая собственное увечье, хотя меня, например, никто не пытался сжечь за проблемы со зрением. Репьи в волосах? Моим волосам от меня самой сильнее доставалось. В последнее же время на меня вообще никто не обращал внимания, только на Чили. И я боялась, что ей придётся пережить новые нападки, пусть даже это будет интерес совсем иного рода, но такой же нежеланный и изнуряющий. Я боялась за неё: не ограниченная «оковами» теперь, Чили могла сорваться. Всё это время я недооценивала силу её ненависти. А ведь ради мести она готова была пойти на всё.
Глава 13
Так настало долгожданное время Песни и Танца, которое предваряло последнее испытание, сулящее нам вечную разлуку.
Каково это, если я чувствовала себя покинутой, даже когда Чили отходила дальше, чем я могла дотянуться до неё. Потерять её из виду было подобно смерти, ведь я приучилась чувствовать её рядом даже во сне. Мы так долго притирались друг к другу, а теперь наши волосы расплели, и это внезапное расторжение причиняло физическую боль. Иногда я заговаривала по привычке, ожидая ответа, но не получала его, тогда меня пронзала паника, с которой я не могла справиться даже когда вспоминала, почему Чили нет рядом.
Её часто не было рядом. Она задолжала очень много внимания своей матери. Но это вовсе не означало, что она просто сменила одни оковы на другие: Чили вовсю наслаждалась свободой. В честь этого она перестала соблюдать придуманные специально для неё правила приличия и разгуливала теперь с голым торсом, беззастенчиво демонстрируя жилистую фигуру. Намеренно провоцируя. Или, вернее, удовлетворяя всеобщее любопытство, делая то, о чём сами Девы не посмели бы попросить.
Мою тоску усиливало то, что большую часть времени я праздно слонялась, ведь юные Девы в эту пору освобождались от работы. Безделье перестало приносить радость уже через несколько дней. Я ненавязчиво помогала Имбирь, хотя она не подавала вида, что в этом нуждается. Тем не менее: если бы за некоторыми посадками не ухаживали другие отшельницы, приходящие к своим погибшим сёстрам, сад бы одичал. В нём бы появилось намного больше заросших укромных уголков, в которых любили прятаться дети. И Чили, как ни странно. Очевидно, она считала своим долгом эротизировать каждую забаву, безобидной версией которой не смогла насладиться в полной мере в детстве.
Чили любила подсматривать.
Расстояние меняло меня до неузнаваемости, я выглядела иначе, двигалась по-другому, вела себя непривычно, и ей, похоже, нравилось изучать меня с новых сторон. Первое время, замечая её, затаившуюся, «охотящуюся», я пугалась, но в дальнейшем находила особое удовольствие, подыгрывая… и проигрывая ей.
Мне ни разу не удавалось скрыться от неё, даже если Чили бросалась в погоню не сразу, нарочно выжидая. Это были довольно опасные игры, но Чили помнила о моей хрупкости, поэтому не прикладывала особых усилий, чтобы поймать меня.
Мы дурачились, не сдерживая смех, но шутливая борьба довольно скоро выходила из-под контроля.
Когда наступали такие моменты, Чили чувствовала себя в своей стихии. Если она не думала о мести, то думала о том, как бы удовлетворить желания своей требовательной плоти наибольшим количеством способов. И ей не было равных в этом, даже с учётом того, что она толком ничего не делала. Просто позволяла любоваться собой, разговаривала, прикасалась…
Наш жадный до наслаждений клан склонился бы перед ней, если бы понял, насколько она хороша в этом.
– Прости. – Она жарко дышала мне в шею, накрыв своим телом. – Может показаться, что у меня с твоей одеждой личные счёты, но это не так.
– Люблю твою несдержанность.
– Я буду вести себя хорошо с твоим праздничным нарядом, обещаю. Хотя не думаю, что смогу испачкать его ещё сильнее…
– Сильнее, чем что? Так ты всё-таки покрасила его кровью Виолы?
Чили глухо рассмеялась.
– Нет.
Проверенное средство Мяты от «любой грязи» почему-то не сработало, и наставница, досадуя, сорвалась на Чили. По привычке обвинив её во всех бедах клана, она приказала ей самой разбираться с последствиями, что Чили и сделала, выкрасив кружева в алый.
После этого их отношения с наставницей испортились раз и навсегда, но Чили была даже рада этому, о чём она не говорила, но что я чувствовала, когда мы оставались наедине. Её напрягало то, что мы с Мятой теперь выглядели ровесницами и общались соответственно. Когда я навестила её в гордом одиночестве, Мята радовалась так, будто я уже прошла испытание стихий. Не помню, чтобы мы ещё хоть раз так долго и свободно разговаривали с ней…
– Я ревную, – прошептала Чили, и я вздрогнула. Может, она, в самом деле, научилась читать мои мысли?
– Расскажи, – поддразнила я её, но Чили молча наклонилась к моему лицу.
Это был очередной требовательный, такой очень-в-духе-Чили поцелуй, но что-то в нём изменилось.
– Твой вкус…
– Нравится?
Кисло-сладкий, терпкий, незнакомый.
– Что ты пробовала, перед тем как идти сюда? – спросила я, проводя пальцем по её губам. – Или, может, кого?..
– Он почти созрел для тебя.
– Он?
– Виноград. – Чили откинулась на спину, глядя в небо. – К следующему полнолунию он будет готов, и ты, наконец, сможешь насладиться плодом, выращенным специально для тебя. Он переполнен любовью к тебе, ты сразу почувствуешь это.
Только если способ дегустации будет таким же, как сейчас.
– Полнолуние… Ты придёшь на праздник? – осторожно спросила я, заранее зная ответ. Чили всегда сторонилась толпы, а безудержно веселящейся – вдвойне. Не только потому что терпеть не могла смех, «наряды», танцы, а потому что это было небезопасно для неё.
– Да.
Ладно. Это довольно… неожиданно.
Такой нетипичный ответ немного меня встревожил, но я не подала вида. Чили пришлось бы налаживать отношения с кланом рано или поздно. Лучше это делать в полнолуние, когда Девы не настроены скандалить, в благословенную пору, когда Чили дозволено всё по их же закону. Если это не лучший момент, чтобы признать Чили частью нашей семьи, то лучшего уже не будет.
– А сегодня ночью ко мне? – спросила я. – Придёшь?
По крайней мере, в этом ответе я не сомневалась. Поэтому была так удивлена, когда той ночью меня навестила Виола.
Я сидела у костра, когда заметила движение краем глаза. Это не была уверенная походка Чили, но и не робкая поступь заплутавшей Девы. Тем не менее, я была достаточно дружелюбна, чтобы окликнуть блуждающую в потёмках сестру. Которой оказалась бывшая подруга Чили.
Это не имело никакого смысла, поэтому я сочла её появление причудливой игрой света-тени. Как раз ветер переменился, бросив дым в лицо, и я надолго зажмурилась, борясь со слезами.
– Доброй ночи, Ива.
Очевидно, мне это не привиделось.
Встав на ноги, я осмотрелась, веря, что Виола не могла заявиться сюда в одиночку. Не похоже на неё. До этого она либо показывалась на глаза с подругами, либо тайком подглядывала.
Но в этот раз Виола пришла одна. О чём сама же сказала, чтобы у меня не осталось сомнений.
– А где Зира? – спросила я, как будто только её тут не хватало.
– Мы не обязаны ходить повсюду вместе.
Издевается, что ли?
– Да, но вы, похоже, не только вместе не ходите, а идёте в противоположные стороны, иначе как бы тебя сюда занесло?
Виола задето хмыкнула.
– К слову о противоположностях… Где Чили?
Даже догадываясь о том, что её привело, я всё равно была ошеломлена.
Она осмелилась произнести её имя так, будто ничего не случилось.
– Тебя это с некоторых пор волновать не должно, – процедила я. Взглянув на костёр, я подумала над тем, чтобы напомнить ей лучшим образом, с каких именно пор. – Тебе даже стоит радоваться, что её здесь нет. Чили бы не стала с тобой любезничать. Чтобы ты поняла, насколько ты ей ненавистна – мне достанется от неё уже просто за то, что я говорила с тобой. Так что лучше скажи, что заблудилась, и я с удовольствием выведу тебя из сада.
Странно, но она не закричала истерично, как это часто происходило в детстве. Виола лишь улыбнулась, но как-то жалко, комкая что-то в руках.
– Ты так добра, Ива. Хотя не думаю, что доброта – лучшая твоя черта. Скорее твоя… Как сказать? Недалёкость.
– Да?
– Ну кто ещё в клане на полном серьёзе считает Чили равной нам Девой? Даже одного взгляда хватит, чтобы разобраться, но ты жила вместе с ним так долго… – Она многозначительно замолчала. – Мне казалось, всё изменится, ты увидишь и в итоге поймёшь. Но нет, ты до сих пор считаешь его «сестрой». Я даже подумала, что никакого единства между вами не было и нет, и вы всем солгали.
– Так ты пришла сюда убедиться в этом?
Если честно, мне было не по себе от того, что она так спокойно рассуждала о чём-то настолько личном. Будто это касалось не только меня и Чили. Будто всё это время в наши отношения вмешивалась Виола. И, боги, в каком-то смысле так оно и было.
– Я пришла, чтобы… – Она показала то, что всё это время держала в руках. – Чтобы отдать вот это письмо.
Я онемела на несколько секунд.
– Ты серьёзно?..
– Как ты и сказала, прийти к нему лично, не ставя тебя в известность, будет с моей стороны легкомысленно. Даже грубо. Ты этого не оценишь.
Можно подумать, от идеи с письмом я в восторге!
– Ты серьёзно думаешь, что Чили будет читать его? Прикасаться к нему? Думаешь, она сможет тебя простить?!
– Простить? – переспросила Виола недоуменно. – Нет. Это я прощаю его.
В тот момент я окончательно пожалела о том, что ввязалась в этот разговор. Нужно было уйти, как только я поняла, кто передо мной. Пусть это было бы трусливо, но, по крайней мере, я бы не услышала то, после чего сбежать точно не смогу.
Она прощает Чили?
Пока Виола рассуждала о том, как смело было с её стороны сделать первый шаг и самой пойти на мировую, я гадала, как мне защитить свою единую. Ведь Чили нуждалась в этом лишь при одном условии: если дело касалось Виолы.
– Не знаю, чего ты добиваешься, – перебила я её. – Но ты делаешь только хуже. Чили ни за что, ни при каких обстоятельствах не согласится говорить с тобой. Она не простит тебя, Виола, никогда. Забудь.
Она закатила глаза.
– Тебе не стоит решать за него. Разве ты ещё не поняла: Чили не любит этого? – Много ты понимаешь в том, что она любит. – Кстати, ты хоть представляешь, сколько раз мы с ним ругались? Постоянно. И всегда мирились, потому что…
– Неважно. Это не тот случай.
– И в чём же разница?
Как бы не сбиться со счёта…
– В том, что ты предала её. В том, что вы больше не дети. В том, что у Чили теперь есть я. – Для меня последний аргумент был самым весомым. Для неё – наоборот.
– Сейчас – да, но после испытания стихий Чили будет невероятно одиноко, – проговорила Виола. – Ты представляешь?
Не то чтобы я собиралась умирать, но ответила:
– Да, представляю. Но как бы плохо ей ни было, это не будет стоить и капли той боли, которую ей причинила ты. Уверена, даже моя неудача на последнем испытании не расстроит её так.
Виола приняла это за комплимент, похоже. Смущённо потупившись, она проговорила:
– Я была всего лишь напуганным ребёнком. Сама подумай, все вокруг говорили нам, какая это честь – стать частью клана. За любое непослушание нам грозили изгнанием во Внешний мир, о котором ты знаешь лишь понаслышке, в отличие от меня. – Заметив, как я на неё уставилась, Виола призналась: – Мне было три года, когда я появилась здесь. По меркам жриц я уже «пустила корни», у меня остались отчётливые воспоминания о прошлой жизни, это было недопустимо для будущей Девы. Даже сейчас я прекрасно помню чувство голода, беспомощность и… невыносимую вонь. Мой отец был рыбаком, – пояснила она. – Это такой человек, который…
– Ловит рыбу на продажу. – Познавательные чтения с Чили не прошли даром.
– Да. На продажу. Из-за этого я буквально жила на такой шумной, многолюдной, смердящей площади, где её продавали.
– На рынке.
Виола вновь затеребила письмо, её рассказ стал сбивчивым.
– Жрицы должны были понять, что я стану лучшей отшельницей, именно потому что я прекрасно знала, что такое нищета Внешнего мира и мужская жестокость. Отец постоянно бил нас, всерьёз, а не так, как твоя «злая» Имбирь. Я была младшей и вечно плакала, потому что хотела есть. Рядом со мной постоянно роились насекомые. Я была настолько жалкой, что жрицы не хотели меня даже в святилище пускать… Как думаешь, что я испытала, оказавшись здесь? Мне ни в коем случае нельзя было оплошать и вернуться обратно. Этого я боялась больше всего. Я должна была доказать мати, что она не зря выбрала именно меня из всех детей. Я дала ей слово стать лучшей.
– Ты поэтому связалась с Чили? – спросила я, ведь моя единая была просто олицетворением слова «лучшее».
– Чили… – Виола усмехнулась. – Судя по тому, как ты на нас таращилась в тот раз, ты и сама прекрасно знаешь, почему я с «ней» связалась. Я была такой земной, а Чили – совсем наоборот. Стоило только взглянуть на эти волосы, черты лица, глаза… Конкурировать с кем-то подобным? Я даже не думала об этом. Так что, узнав правду, в глубине души я даже испытала облегчение. – Она покивала сама себе. – Сначала я была напугана. Думала, его убьют, а меня изгонят, так и должно было случиться, все говорили об этом…
– Но этого не случилось, и ты решила устроить самосуд сама, – напомнила я.
– Я жалею об этом, что бы ты ни думала.
– Да? А выглядело это как месть.
– Наверное, потому что я имела все основания мстить. Разве нет? Меня предали! – раскричалась она. – Весь клан чувствовал себя обманутым, а я – больше остальных! Из всех Дев только я знала, что такое беспомощность перед мужчиной! Я не хотела иметь с ними ничего общего больше, а в итоге? Ты понятия не имеешь, как я боялась потерять эту дружбу! Я дорожила этими отношениями, я верила, что их ничто не сможет испортить, но всё обернулось так, что хуже не придумаешь! Но как бы сильно я ни злилась, я даже не думала вредить Чили. Ты сама видела: если бы он не преследовал меня, никто бы не узнал ничего в тот раз. Я бы не стала разбалтывать его секрет, но он не оставил мне выбора! Я была напугана, разочарована, растеряна, я чувствовала реальную угрозу от него… А что касается поджога? Хочешь знать? Я подслушала разговор мати с подругами, где она сказала, что это лучшее, что я могла бы сделать. Она знала, что я слышу её. Мне самой ничего подобного бы в голову не пришло, но…
– Я видела тебя, Виола, – перебила её я. – Ты не была похожа на жертву, ты наслаждалась этим.
Она надолго замолчала, прежде чем холодно выдать:
– Ну и что? Он никогда не знал боли, а та боль, которую мы в силах ему причинить, всё равно не оставит на нём ни следа. Не важно, что я сделаю, Чили никогда не понять, что перенесла я сама.
– Тем не менее, ты написала это письмо.
Она посмотрела на уже порядком измятую бумагу.
– Не я. Зира.
Чего?!
Я думала, что она даже не знает о том, чем её единая занимается.
– Вообще-то это была её идея. Сама бы я никогда не осмелилась подойти к тебе, и уж тем более к Чили, хотя и думаю об этом постоянно, – ответила Виола. – Ты же знаешь, Зира, как моя пара, переживает всё это наравне со мной. Это мучит нас обеих, но Зира намного решительнее меня. А ещё у неё явный поэтический талант. – Из её груди вырвался какой-то болезненный смешок. – Скоро наш черёд проходить последнее испытание, и она сказала, что я должна разобраться с этим раз и навсегда.
– «Разобраться»?
– Чили нужно знать, что хотя бы один человек из всего клана принимает его таким, какой он есть, – пояснила Виола, похоже, забыв о моём существовании. – Мне нужно было время, чтобы пройти этот этап. Я переосмыслила многое, и это касается не только Чили, но и наставниц, и мати. Я всегда старалась потакать им, и это не сделало меня лучше. Сейчас же я ни в чём себе не отказываю. Разве не для этого предназначено время Песни и Танца? Теперь я только и делаю, что нарушаю их запреты, не считаясь с чужим мнением, и это… прекрасно. Любить, ненавидеть, бояться так, как ты сама хочешь, а не так, как нас научили. Сама подумай, это так нелепо: нам внушают страх изгнания, но при этом отправляют на верную смерть, когда приходит час последнего испытания.
