Текст книги "Цветок забвения. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Явь Мари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
По мере обучения я всё сильнее убеждалась в том, что не знаю самого главного. Разговоры о прошлом были, конечно, важны, но важнее было то, что творилось с нашим кланом сейчас. Его лихорадило в преддверии бунта. Это чувствовали все, даже дети. И я понимала, что приближаюсь к истине вплотную, лишь когда смотрела на Чили.
– Прекрати на меня таращиться.
Чили не посещала уроки наставницы, потому что сама Метресса обучала их с Виолой всему, что должны знать и уметь великие отшельницы. Тем не менее, Чили появлялась у священной ивы время от времени в обществе верной подруги, чтобы о них не забывали. Виола всячески привлекала к их паре внимание, красовалась, хохотала и сплетничала. Странно, что в такие моменты, Чили выводило из себя именно то, что на них смотрят.
– Уставилась так, будто думает, что от этого её слепой глаз прозреет.
Скорее уж ослепнет последний. И дело не только в угрозе, звучавшей в её голосе.
Солнце…
Она была всего лишь ребёнком, но вызывала страх, который я никогда ни перед кем не испытывала.
– Слышишь меня? Ты что-то особенное увидела?
Она, в самом деле, ждала ответа. Рядом, чуть позади неё, стояла Виола, кажется, больше недовольная вниманием Чили ко мне, чем моим – к ней.
– Твоя косточка, – проговорила я нерешительно.
– Что с ней?
– Не клади её в рот.
– Вот как?
– Лучше поменяй её.
– И на какую, интересно? – встряла Виола, приняв это за вызов ей. – Даже не пытайся! Мы предназначены друг другу, нас никому не разлучить, уж тем более не такой калеке.
Не знаю, как так вышло, что они оказались «предназначены друг другу», но, думаю, судьба тут вообще ни при чем. Чили просто выделили девочку, которая привлекала к себе почти столько же внимания, сколько и она сама. Это не было родством душ. Они просто прятались друг за другом. Виола – за популярностью дочери Метрессы, а сама Чили – за агрессивной привязанностью своей подружки, которую трактовала как верность и любовь.
– Отдай мне свою косточку, пожалуйста, – попросила я, не в состоянии рассказать всей правды. Узнай Чили, что её ритуальное зерно отравили, она донесёт на Мяту Метрессе, и наставницу казнят. Её абсолютно точно казнят, если я не вмешаюсь.
Я протянула к ней ладонь, по которой ударила Виола.
– Размечталась. Чили её вырастит для меня! А ты жуй свои дурацкий мак! Уверена, твоих сил не хватит даже на то, чтобы и его прорастить!
По сравнению с косточкой персика это, в самом деле, пустяковое испытание.
– Я не хочу, чтобы она растила его для меня. Я не люблю виноград, – призналась я, чем оскорбила их ещё сильнее. Осуждать вкус этой парочки?
– А я не люблю мак! – заявила Чили.
– Да? – Я извиняюще улыбнулась. – Он красивый. Похож на тебя.
Чили растерянно моргнула, не зная, что на это ответить. Но ей на помощь пришла верная подруга.
– Вот и радуйся! Это всё, на что такая, как ты, может надеяться! – Виола вскинула руку, чтобы вцепиться в мои волосы, но я схватила её за запястье, крепко сжимая.
Я занималась тем ремеслом, которое укрепляет тело, и была выше неё, поэтому мои руки были сильными. Пока. Виола же, совсем не привыкшая к физическому воздействию, закричала скорее от страха, чем от боли.
– Она ударила меня, Чили! Она меня ударила!
В следующую секунду я уже валялась на спине, с лёгкостью подчинённая силой, превосходящей ту, которую я обнаружила в себе только что. Меня будто накрыло волной, сбивая с ног. То, что я раньше считала побоями, меркло перед мощью стихии, уместившейся в теле моей ровесницы.
Я чувствовала, как пальцы сдавливают мою шею, как меня прижимает к земле чужое тело, и я тоже захотела испуганно, жалобно кричать. Вот только у меня не было никого, кто бы тут же прилетел на помощь.
– Не трогай мою единую! – процедила свирепо Чили. – И не смотри на меня! Прекрати смотреть! Слышишь?! Закрой свои глаза и моли о пощаде!
– Сначала отдай мне косточку! – Я плакала и извивалась, то ли пытаясь выбраться из-под её тела, то ли отыскать в её одежде футляр, мешочек или свёрток, где хранилась драгоценность, с которой ни на миг не расстаётся любая юная Дева. – Ты ведь носишь её с собой?
– Ты чокнутая! Ты ничего от меня не получишь! Держись от меня подальше!
– Ты не понимаешь! Я хочу спасти тебя!
– Смеёшься?! Кто из нас нуждается в спасении?
– Отдай! Ну пожалуйста!
Моя рука наткнулась на выпуклость в районе бёдер, и я сжала её, дёргая на себя. Раздавшийся следом вопль совсем не соответствовал моим благим намерениям. Чили не выглядела спасённой. Стиснув зубы, она свалилась с меня и закрыла руками, сжала бёдрами, окружила всем своим телом то, что я хотела присвоить. Казалось, она защищает нечто куда более ценное, нежели косточка. Судорожно дыша, Чили покачивалась, будто утешая саму себя.
Я недоумевала. То, что оказалось под моей ладонью, было частью её тела? Как такое возможно? Но тот крик… Я впервые причинила кому-то такую боль. Довела до слёз. И от этого мне самой захотелось кричать.
– Чили! – пискнула Виола, напуганная её неожиданным поражением. – Поднимись! Не стой на коленях перед ней! На тебя же все смотрят!
Действительно, вокруг собрались девочки, осуждающе на нас глядя. Драка? В клане Дев? За такое могли отлучить от обучения. И, судя по выражениям их лиц, точно отлучат, потому что в ту самую минуту они придумывали будоражащие подробности моего отступничества.
– Что она сделала с тобой?! – Виола тряслась над своей подругой. – Очень больно? Покажи. Дай мне посмотреть.
Но на её помощь Чили отреагировала так же, как и на моё нападение. Оттолкнув Виолу от себя, она рявкнула:
– Не трогай!
Её глаза сверкали. Злость и страх исказили черты её лица и голос настолько, что она потеряла всякое сходство с обступившими её сёстрами.
– Ты с ума сошла? – прошептала Виола, побледнев. – Это же я, Чили. Почему ты отвергаешь меня?
Солнце с трудом встала на ноги. Её взгляд упорно избегал меня, будто она боялась показать, насколько сильно я её ранила. Не физически. Даже если бы я не схватила, а просто задела её там, это бы сломило её. Уничтожило.
– Прости, – выпалила я, будто могла словом предотвратить катастрофу. Которая только начиналась.
То, что по-настоящему пугало Чили, не исчезло так же быстро, как и боль. Эти пытливые взгляды, устремлённые на неё, назойливое перешёптывание, растерянность Виолы… Если бы её тело могло так же быстро решить ещё и другую проблему, созданную мной.
– Что с тобой? – повторяла Виола, хныча. Когда Чили пошла прочь, она посеменила следом. – Расскажи мне, прошу! Доверься! Дай мне утешить тебя!
Не знаю, сколько я сидела на земле, прежде чем Мята не появилась на месте преступления. Ученицы кинулись к ней, обступая.
– Ива набросилась на Чили и Виолу с кулаками! Она их избила и прогнала! – говорили наперебой свидетельницы. – Она пыталась отобрать у Чили косточку, потому что, наверняка, свою опять потеряла. Она ей и не нужна, всё равно никто не хочет с ней водиться.
Мята встала передо мной, не помогая подняться и не присаживаясь, как делала всегда, когда была на моей стороне.
– Что из этого правда?
– Я не хотела причинять ей боль! – Я разревелась, показывая ей свои руки. – Что мне теперь делать, наставница? Я не смею никого ими утешать и стирать слёзы. Она так кричала… Я никогда не слышала, чтобы кто-то так кричал. Я хуже мужчин! Я заставила плакать свою сестру!
Она медленно закрыла глаза, будто этими словами я причинила ей не меньше боли.
Наверное, Мята подозревала, что рукоприкладство спровоцировала не я. Но Чили – неприкосновенна, закон будет на её стороне в любом случае. Как бы наставница ни хотела превратить меня в Ясноликую отшельницу, моё обучение, похоже, закончится сегодня.
– Идём, – бросила она тихо, приняв какое-то решение. О суровом наказании, конечно. Потому что наказание, которое придумает для меня Метресса, будет намного суровее. Мяте нужно было доложить о том, что я уже получила по заслугам прежде, чем наша госпожа, разъярённая слезами дочери, придёт меня проучить.
Мы шли к лесу – к самому опасному месту Внешних и Внутренних миров. Ни пустыня Старцев, ни снега Калек не сравнятся с жестокостью этих гор. Пусть я сама не раз приходила сюда за хворостом, ягодами и травами, я никогда не забиралась вглубь, помня о кровожадных стражах, усмирить которых могут лишь техники Дев.
Мята заходила всё дальше, спускалась ниже, не сбавляя шага и не оборачиваясь на меня. Я спотыкалась, мои волосы цеплялись за ветки, к влажному лицу и рукам липла паутина… Но неизвестность терзала куда мучительнее, и, когда я подумала, что уже достаточно наказана, послышался шорох: из-за деревьев с изяществом, которая никак не вязалась с его жестокостью, вышел зверь.
Его мех был ослепительно белым, как и его клыки, которые он ощерил, увидев чужака.
Огромный!
Я замерла на месте, веря, что это отсрочит неизбежное с большим успехом, чем побег.
Значит, вот какое наказание мне придумала наставница? Быть растерзанной мифью? Она уготовила мне смерть мужчин, которые покушались на наш клан? Справедливо. И всё равно я зарыдала в голос, закрывая лицо руками.
– Что это с тобой? – спросила Мята. – Любая ученица мечтала бы оказаться сейчас на твоём месте, а ты хнычешь.
– А… – Я приподняла голову.
– Садись давай.
Удивлённо распахнув глаза, я следила за тем, как мифь, обнюхав наставницу, стала ластиться к ней. Просто глядя на них, я уже дрожала, а она предлагала мне сесть?
– Смелее.
Притихнув, я нерешительно потопталась на месте. Конечно, этот хищник выглядел безобиднее моих сестёр… но, серьёзно, меня ведь только что едва не растерзала дочь Метрессы и, я не хотела давать такой шанс мифи.
– Прикоснись к ней.
Разве этот урок не должен был, наоборот, отучить меня тянуть руки, куда не следует?
Стараясь не смотреть людоеду в глаза, я подобралась поближе. Подняв руку, я задела кончиками пальцев густой мех… осторожно пощупала ворс… после чего с наслаждением запустила всю пятерню.
Облако.
Я будто дотронулась до чего-то неземного, приобщилась к божественному, и ощущение собственной уязвимости усиливало эффект.
Даже просто гладить мифь было захватывающим приключением. А потом я представила, каково было бы оседлать её…
– Иди сюда.
Мята помогла мне забраться, после чего сама разместилась позади.
– Держись за загривок. Расслабь спину, а бёдра напряги… – наставляла она, положив руки на мою талию. – Когда она пойдёт, ты поймёшь, как двигаться.
– Я упаду, – думала я вслух. – Точно упаду.
– Нет. Это твой трон.
И я всё ещё не могла поверить, что она посадила меня на него вместо наказания. Мне оказывалась честь, которой не удостаивался прежде никто из непосвящённых.
– Почему вы это делаете? – спросила я, когда немного пришла в себя.
– Хочу показать тебе мужчину, чтобы впредь тебе не приходило в голову себя с ними сравнивать, – ответила наставница, и я едва поборола желание взглянуть на неё, потому что боялась свалиться. В обморок.
То, что я сочла самим подарком, было лишь обёрткой? Впечатления, которых мне хватит на всю жизнь, просто готовили меня к действительно будоражащему опыту. Этот зверь вёз меня на встречу с другим зверем, от которого он нас защищает.
Я бы снова сказала, что это неправильно, но не потому что не хотела знакомиться с нашим врагом, а потому что не хотела показываться ему сама.
Но Мята всё предусмотрела.
Он уже был мёртв.
О приближении к месту сообщил запах. Зловоние становилось всё гуще, тяжелее, и я заткнула нос рукавом.
Мифь сбавила ход, но теперь я была этому не рада. К запаху добавились «красочные» виды, которые мне будут сниться в кошмарах до тех самых пор, пока я не научусь спать правильно, сознательно.
Застрявшие в деревьях копья и стрелы. Кровь на листве. Ошмётки мяса. Обглоданные кости. Воздух гудел от мух. У тел возились падальщики, которых спугнуло появление хищника… который служил мне «троном», во что до сих пор не верилось.
– Вон тот сохранился лучше всего, – сказала Мята, слезая и помогая спуститься мне. – Только не подходи слишком близко.
Я несмело поблагодарила её за этот персональный урок.
– Если честно, то я сама собиралась вернуться сюда, правда, позже, – ответила Мята, и я не стала уточнять, для чего. Наставница отошла, разглядывая разбросанное оружие – замысловатые человеческие изобретения – будто ища что-то конкретное. Я же осторожно приблизилась к мужчине, преодолевая тошноту.
Не знаю, обезобразила его смерть или он был таким изначально.
У него были короткие волосы на голове, но длинные – на лице, будто таким нелепым образом он хотел противопоставить себя женщинам. Волосы росли у него из его щёк и подбородка, кучерявые, жёсткие на вид. Его кожа морщинилась. Сам он был раздутым, никакой стройности в теле, которое тоже было покрыто порослью волос. Его одежда была разорвана, хотя она, похоже, изначально представляла собой лохмотья. Окружающие «декорации» и нестерпимый запах дополняли образ, превращая охотника в безобразное чудовище. При том что он выглядел куда лучше своих товарищей.
Мужчины.
Они, правда, правят безграничными нижними землями? Глядя на трупы, а потом на оружие, которое Мята собирала в сумку, я поняла, насколько Внешний мир отвратителен и беспощаден. Учитывая мужскую жестокость и жажду убийства, для удовлетворения которой им уже не хватает собственных территорий, там, внизу, должно быть всё залито кровью…
Когда Мята бесшумно приблизилась ко мне со спины и положила руку на плечо, я вздрогнула. Я была так впечатлена знакомством с мужчинами и обстоятельствами этого знакомства, что наставница, тревожась за мой детский разум, сочла необходимым показать мне нечто прямо противоположное в завершение урока.
– Эти леса не только убивают, – заговорила она назидательно. – Они полны прекрасной жизнью.
Поразительно, но это тоже было связано с мифями. А ведь я, увидев воочию, на что они способны, даже не сразу согласилась вновь забраться на угодливо подставленную спину.
– Эти люди пришли сюда, отлично зная, что никто не возвращается с этих гор. Их погубило собственное любопытство и жажда наживы, а не клыки и когти, – говорила Мята, придерживая меня, когда я сползала набок. – Тебе может показаться, что та расправа устроена безжалостным монстром, но всё это – проявление материнской любви.
– Материнской любви…
– Мифи сами по себе беспощадны к людям, заходящим на их территорию. Но самки во время кормления выводка впадают в настоящее бешенство. – Когда я снова переспросила, Мята улыбнулась. – Сейчас увидишь.
Логово мифи находилось неподалёку от места расправы. Мы спешились у глубокой пещеры, в которой копошились, пытаясь выбраться, три белых пушистых комочка. Спрыгнув вниз, мифь облизала каждый, после чего улеглась. Её бока раздувались от усталости. Обрадованные возвращением матери, детёныши уткнулись ей в живот.
– Что это? – прошептала я, наклоняясь вперёд. – Что они делают?
Наверное, в глазах всезнающей наставницы я выглядела слабоумной. Но Мята добродушно рассмеялась.
– Они пьют её молоко.
– Молоко?
– Питательный сок, который у нас заменяет ивовый отвар. Она вскармливает их сама, как и любая мать своего неокрепшего ребёнка.
– Любая…
– Да. Тебя тоже кормили точно так же, пока ты жила во Внешнем мире. – Я понесла руки к собственной груди, и Мята вздохнула. – Да, ты всё правильно поняла, они отнюдь не бесполезны.
– Но никто из Дев не кормит детей молоком.
– Чтобы оно появилось, надо сначала родить дочь.
– Как Метресса?
– Да, как Метресса.
– Значит, она вскормила Чили своим молоком?
– Да.
– Понятно, почему она такая… – прошептала я, прикоснувшись к губам, пытаясь вообразить вкус. – Её носила в своём чреве, а потом вскормила сильнейшая из Дев. Удивительно, что Чили с рождения не владеет техниками.
– Нет, не удивительно, – мрачно ответила Мята. – Я уверена, что ей это будет не под силу даже после обучения.
Ну да, вы же задумали её убить.
Обхватив колени, я смотрела вниз, наблюдая этот удивительный круговорот жизни и смерти. Сожрав тех людей, теперь мифь кормила своих детёнышей. Будучи ласковой матерью со своими малышами, она превращалась в кровожадное чудовище при любой угрозе им.
Вспомнив растерзанные тела, я поняла, что со мной сделает Метресса.
Глава 4
Но к моему огромному удивлению на следующий день меня никто не пришёл казнить. Наоборот – последствия моей нечаянной жестокости опять ударили по Чили.
Когда я, сидя под ивой, смотрела на собирающихся на занятия сестёр и мысленно с ними прощалась, Чили возникла на горизонте вспышкой. Она шла быстро, сбиваясь на бег, и эта спешка, конечно, была вызвана желанием мести. Сглотнув, я отползла к самому стволу, прижимаясь к нему спиной, морально готовясь. Но когда я смогла разглядеть лицо Чили, то увидела не гнев, а жуткую панику. Только потом я заметила Виолу, хотя она шла перед подругой. Убегала от неё, и это была отнюдь не игра.
– Не трогай меня!
– Стой, Виола! – требовательно вскричала Чили. Никогда бы не подумала, что она может выглядеть настолько обеспокоенной. – Ты как будто хочешь спастись от меня. Подойди! Посмотри на меня!
– Смотреть?! Девам это запрещено, между прочим! Да я и… я попросту не хочу тебя видеть! Ты лгунья! Да и к тому же…
– Нет! Не делай этого! Не говори им!
Поздно. Всё внимание уже было приковано к ним. Небывалый случай: лучшая пара, которой все здесь завидовали, вдруг рассорилась, когда, казалось бы, их судьба была решена.
Ещё вчера глядящая на Чили с обожанием Виола теперь видела в ней врага. Она демонстративно морщилась от отвращения и отдёргивала руки, похоже, в большей степени играя на публику. Ей надо было как-то реабилитироваться. Ведь когда всё выяснится, она тоже окажется под ударом.
– Зира, ты же ещё не нашла себе пару? – Виола подошла к одной из своих подруг. – Пожалуйста, будь со мной.
– Ты что творишь?! – Чили схватила её за плечо. – Мы же договорились давным-давно! То, что ты узнала, ничего не меняет!
Виола завопила, и Чили отдёрнула руку.
– Больно! Сколько раз повторять?! Ты не смеешь меня трогать! Ясно?
– Да что с вами творится? – спросила Зира, водя взглядом от одной к другой.
– Помнишь, что нам говорила наставница о мужчинах? – прошипела Виола, ткнув в сторону Чили пальцем. – У неё всё это есть! Я видела вчера!
Девочки отпрянули, накрыв ладонями рты. А вот я наоборот подалась вперёд.
– Хватит вам. Это не смешно, – нервно улыбнулась Зира, но Виола заголосила ещё громче, думая, что так скорее оправдает себя:
– Никто тут и не шутит! Она лгала нам всем! Вела себя, как наша госпожа, хотя была мужчиной!
– Мужчиной? – Слово подхватил десяток голосов.
Чили не опровергала сказанное. Не пыталась сбежать. Замерев, она смотрела перед собой, вряд ли в состоянии осмыслить, что это происходит именно с ней. Предательство. Оскорбления. Ненависть. Насмешки. В самом недосягаемом месте на земле с ней, самой неприкосновенной из Дев…
– Это правда? – Виолу окружили подружки.
– Ты рассказала об этом своей мати?
– А наставнице?
– Не плачь, Виола.
– Пусть убирается отсюда! – вопила она. – Прогоните её! Ей не место среди нас!
В сбивающем с ног шквале негодования и страха едва можно было разобрать самые осмысленные восклицания. Кто-то побежал за Мятой. Кто-то кинулся разнести новость по окрестностям. Кто-то утешал Виолу, которая продолжала причитать и обморочно закатывать глаза. А Чили так и не сдвинулась с места.
Несмотря на всю абсурдность ситуации, мне было непонятно лишь одно: почему она не защищается. Её безмолвие и неподвижность распаляли сестёр ещё сильнее. Прояви она хоть каплю той силы, которую продемонстрировала мне вчера, все бы тут же присмирели. Но она даже не думала об этом.
Чили ждала, когда её бывшие подруги-подхалимки растерзают её. Жизнь закончилась. Такой немыслимый позор… Я смотрела на неё, не узнавая ту горделивую насмешницу, которая пыталась отвести от себя подозрения, подставляя под удар меня.
Внезапно я поняла причину её враждебности. Виня себя за неосторожные слова, я не понимала, что настроила Чили против себя уже только своим внешним видом. В тот раз я кичилась своей женственностью в насмешку над ней, компенсирующей её недостаток сложными нарядами, закрывающими тело от подбородка до пят. Я словно бросала ей вызов. Легкомысленная и беззаботная, я жутко её раздражала. Она хотела отомстить мне…
Теперь ей было во сто крат больнее, чем мне. И эта боль никогда не стихнет. Никто не утешит Чили в достаточной степени, чтобы она забыла об этом хоть на секунду.
– Угомонитесь! – возвысился над хаосом голос наставницы. Ей не нужно было использовать техники, чтобы сосредоточить внимание на себе. Даже Чили перевела на неё затравленный взгляд. – Не думайте, что стали причастны чуду. Это же надо было поднять такой шум из-за какого-то мальчишки.
Мята усмирила разошедшуюся толпу, но так, что это стало ещё большим издевательством. Пренебрежение в её голосе, этакая реакция истинной Девы на низшее существо, довели Чили до отчаяния. Она бросилась прочь, но не в сторону скал, где жила её мать, а к реке. Наверное, побежав за ней следом, я усугубила ситуацию, неким образом подтвердив слова Виолы: никто здесь так и не увидел доказательств мужской природы Чили, но то, что я ринулась за ней, говорило о несомненном родстве наших сущностей.
– Постой, Чили! – окликнула я, когда она приблизилась к горному потоку, срывающемуся вдали водопадом. – Не делай этого!
– Не делать чего? – Она обернулась, недоумевая. – Я не собираюсь прыгать, Но даже если и так, тебе-то что? Опять хочешь меня спасти? Ты молчала там всё время, а теперь, когда тебя никто не слышит, решила заговорить? Не поздновато ли?!
– Я верила, что ты… Что ты сама сможешь… – Конечно, я должна была вмешаться. Но, как оказалось, Чили злило не это.
– Это ты должна была рассказать им всем! – заявила она, совершенно меня обескураживая. – Ты, а не Виола! Ты же поняла всё вчера. Так почему промолчала? Почему именно Виола…
Предала меня?
Ей казалось, что такое развитие событий она перенесла бы менее болезненно.
Это был единственно приемлемый сценарий: когда её тайна открывается в ходе происка врагов, а не когда она, поддавшись на уговоры Виолы, решит сама во всём признаться. Пусть даже последствия были бы точно такими же: оскорбления, всеобщий страх, презрение и изгнание. Но тогда Чили могла бы обвинить во всём меня. Ненавидеть меня. Проклинать.
Потому что проклинать Виолу она не умела.
Да, у меня было больше причин испортить ей жизнь. Я не клялась ей в верности. Она насмехалась надо мной. Под священным деревом, в момент, когда девочки искали себе пары, она определила меня как своего врага.
Возможно, поэтому Чили решила в итоге не отступать от первоначального плана.
– Это всё из-за тебя!
Рухнув на колени, она не заплакала, а по-звериному зарычала от злости и унижения. Я поняла, что она пришла к реке, чтобы шум воды заглушил её крик. Она стыдилась своей боли и гнушалась утешений. Но я всё же подошла ближе, садясь напротив, а у Чили не нашлось сил прогнать меня.
– Если причина твоих слёз – я… – Я осторожно протянула к ней руку. – Тогда позволь мне стереть их.
Она вскинула на меня удивлённый взгляд, который тут же ожесточился.
– Просто поразительно, какая ты изобретательная, когда дело касается издевательств.
– Мне жаль, что моё утешение выглядит издевательством. – Я опустила руку. – Похоже, мне, правда, не стать Девой.
– Так ты теперь считаешь, что мы одинаковы?
– Нет. Но что важнее, я считаю, что ты и на мужчин не похожа.
– Много ты понимаешь!
– Я видела их.
Чили широко распахнула переполненные слезами глаза, и я только теперь узнала, что они светло-голубого, небесного, божественного цвета.
– Ты видела… – Очевидно, сама она не имела о них ни малейшего понятия, и те её слова под ивой были отражением слухов, не более.
– Да. – Я задумалась. – Они больше похожи на животных, чем на людей. У них шерсть повсюду, а на лице они отращивают себе длинные волосы, под которыми прячут рты, не умеющие улыбаться. Их тела бесформенны. Они точно не умеют танцевать. Их руки грубые и большие, предназначенные для убийства, а не для объятий. На них страшно смотреть. Их ничем не украсить и сами они никогда не станут украшением чего-либо. Если бы ты увидела их, то никогда бы больше не сомневалась в том, что ты – истинная дочь клана. Ты другая – да. Но таким и должен быть ребёнок, рождённый Метрессой.
Чили слушала меня, затаив дыхание. Для пущей убедительности я достала из кармана зеркальце, которое мне после вчерашнего «урока» подарила наставница. Она сказала глядеться в него каждый раз, когда меня оскорбят. Кто бы мог подумать, что однажды оно пригодится прекраснейшей из нас.
– Посмотри на себя. – Я придвинулась к ней. – Твоей красоте завидуют все. Каждая хочет, чтобы твои глаза взглянули на неё хотя бы раз. Сама подумай, разве Метресса могла родить мужчину? Разве её плоть могла настолько искалечить собственное дитя? Она любит тебя больше, чем всех своих сестёр и дочерей. Ты более едина с ней, чем была её единая когда-то. Твоим Внутренним миром было чрево нашей госпожи. Она подарила тебе тысячу настоящих материнских поцелуев. Она сама вскормила тебя. Она утешала тебя и пела колыбельные. Любая ненависть кажется жалкой на фоне такой любви.
Чили заворожено слушала, смотря не в зеркало, а на меня, и я смахнула её слёзы. Притихшая, раскрасневшаяся от плача и смущения, она казалась ожившим маком…
– Чему ты веришь больше: им или своим глазам? – спросила я. – Они просто глупые трусихи, которые боятся любого упоминания о мужчинах. Вот увидишь, завтра они снова будут заискивать перед тобой.
– Виола… Моя единая сказала мне убираться.
– Никто не смеет тебя прогонять. Ты родилась у хозяйки этого места, а мы только гости здесь. Нас выгнали из нашего родного мира, и мы пришли в твой. Кто такая Виола, чтобы командовать здесь?
– Ты не понимаешь. Мы предназначены друг другу уже давно. Я не могу без неё… – Чили запнулась, когда её «озарило». – Так вот чего ты добиваешься? Хочешь занять её место?
– Нет. Мне это ни к чему. Я вообще не хочу обучаться.
Она прищурилась.
– Тогда с чего тебе быть такой доброй со мной? Разве ты не должна смеяться громче всех? Даже моя пара отвернулась от меня, а ты готова ради меня отвернуться от всего клана? Хватит этого жалкого вранья! – Она швырнула зеркальце в реку. Драгоценный подарок Мяты, знак её покровительства и любви, утонул. – Если бы ты в тот раз не тянула руки, куда не следует, ничего бы этого не случилось! Вот и всё, что от тебя требовалось! Не смотреть, не разговаривать и не лезть ко мне! Когда ты рядом, становится только хуже. Всегда. – Она вскочила на ноги. – Просто… просто оставь меня в покое.
Я молча провожала её взглядом, ещё более разозлённую, чем до моего утешения. Как она могла подумать, что я хочу стать её единой? Очевидно же, нам даже подругами быть не суждено.
* * *
Новость обрушилась на горы стихийным бедствием, и даже те, кто знал о тайне Чили, присоединились к всеобщей панике.
Метресса родила мальчика?!
Последняя капля в чаше терпения её сестёр.
Одно только то, что она нарушила негласный запрет Дев и вышла во Внешний мир в полнолуние, поставило на неё клеймо падшей. Потом она родила ребёнка, от чего возопил весь Внутренний мир, но, учитывая, что это случалось не впервые, волнения удалось подавить. Преступление же, которое открылось теперь, касалось не только главы. Это было падением всего клана. Это подрывало священные устои. Ставило под вопрос необходимость самой изоляции.
Мужчина жил среди нас всё это время. Единственный, кому удалось проникнуть в наш мир.
Уже на следующий день у скалистого дворца собрался весь клан. Некоторые из Дев распаляли толпу, задумав устроить самосуд. Большинство пришло туда из любопытства. Среди них была моя мати. Впервые, находясь в окружении живых, она пребывала в хорошем настроении.
Что за чудесный праздник!
Действительно, нигде и никогда больше нельзя было встретить разом столько прекрасных женщин, сплотила которых ненависть. Ропща и толкаясь, они требовали Метрессу выйти к ним, потому что сами никогда в жизни не стали бы штурмовать её величественный дом. Вырубленный прямо в скале, украшенный колоннами и скульптурами – он появился здесь по воле Мудреца одновременно с мифями. И те, кстати, тоже были частью убранства. Ручные питомцы Метрессы разгуливали во дворе, делая защиту абсолютной. Они рычали в сторону толпы и точили когти о камень, создавая идеальный аккомпанемент для брани.
– Где она?! Почему не выходит?!
– Казнить!
– Она приговорила себя к казни в тот момент, когда впустила мужчину в своё тело!
– И выпустила другого! Дважды падшая!
Я разглядывала ряды окон, гадая, где сейчас может быть Чили. Наблюдает она за происходящим? Или прячется?
Гул голосов становился всё громче. К скалам прибывали женщины. Они переговаривали между собой, обсуждая небывалый случай и гадая, кто станет следующей главой клана. Кандидаток было много, и я не раз услышала имя Мяты. Я не сомневалась в том, что наставница достойна этого титула… но когда к толпе вышла действующая Метресса, я поняла, что никто не сможет с ней соперничать.
Рождённая Девой, вскормленная Девой, унаследовавшая титул Метрессы, королева Восточных гор. Императрицы и святые девственницы не были достойны прислуживать ей. Эта женщина выглядела совершенно недосягаемой. Я не представляла, насколько хорош должен быть человек, из-за которого она теперь смиренно сносила нападки.
Госпожа облачилась в красное – её любимый цвет, очевидно. На её голове возлежала корона из алых роз. Её тёмные волосы волнами спускались до самого пола. Мифи с тихим урчанием улеглись у её ног.
Один её вид заставил всех притихнуть, и сам собой возник вопрос – как против неё можно восстать?
– Мои милые дочери, – заговорила она, как будто бы негромко, но при этом её слышали все. – Каждая из вас дорога мне. Но, прошу, не шумите, моё самое любимое дитя напугано вашими криками.
Её вежливая просьба обескуражила меня. А её подданных распалила ещё пуще.
– Охраняешь его покой? Прислужница мужчин!
– Ты должна была убить его, как только он покинул твоё чрево!
– Ты предала нас всех! Попрала наши законы!
– Не лицемерьте, – утомлённо вздохнула Метресса, – вы тоже родились не без мужского участия.
Какое-то время никто не знал, что ей на это ответить.
– Как ты смеешь оправдывать этим своё собственное падение?!
– Оправдывать? Я вышла сюда не оправдываться. – Госпожа мрачно оглядела собравшихся. – Чем я провинилась перед вами? Тем же, чем и матери, давшие вам жизнь? Какие законы я нарушила? Разве законы нашего клана не совпадают с законами Природы, которой мы поклоняемся? Я сделала то, что полагается делать Деве в полнолуние. Но если я оскорбила кого-то этим, знайте: родовой болью я искупила всю свою вину перед вами.








