Текст книги "(не)любимая (СИ)"
Автор книги: Ярослава А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Глава 16 «Мы друг другу не чужие»
Ольга
В кабинете у Елены Андреевны очень душно.
Чего у них так сильно топят?
Или мне это от нервов кажется?
Расстегнув верхнюю пуговицу строгой белой блузки, тихонечко вздыхаю.
Нет. Лучше не становится.
Елена Андреевна ушла в соседний кабинет консультироваться со своими специалистами по моему вопросу и до сих пор не вернулась.
Долго же они совещаются…
Чтобы хоть как-то себя занять это время и не думать о плохом, просматриваю сообщения на телефоне, от родителей своих детей. Почти всем идея с открытием цента пришлась по вкусу. Народ уже потихоньку подтягивается в небольшой импровизированный чат и ждет начала занятий, а я…я сейчас даже приблизительно не могу сказать, когда будут готовы мои кабинеты.
Максим обещал организовать нам мебель, пока я скачу, разрываясь между работой, больницей и опекой.
И что бы я без него делала?
За какие такие заслуги Бог послал мне такого замечательного мужчину, который не спрашивает ничего, а просто берет и делает?
Наши отношения с ним настолько хорошо складываются, что порой мне даже становится страшно. И как же я раньше без него жила? Без его теплого и одновременно твердого взгляда, без его нежных и уверенных рук.
Пока я думаю о Максиме, в кабинет возвращается Елена Андреевна.
Судя по кислому выражению лица, порадовать меня особо нечем.
– Ну, что? – в надеждой заглядываю ей в глаза.
– Ничего хорошего, Олечка, – вздыхает женщина, – На мать у нас есть пару эпизодов, жалобы, алкоголизм, но даже этого маловато для лишения прав. И при всем при этом ты не забывай, что у девочки твоей есть отец. А он у нас со всех сторон образцово показательный.
– Но он бросил ее в больнице!
– Ты сама знаешь, что по возрасту Дарина уже может находиться на лечении без сопровождения родителей. Официального диагноза аутизм у девочки нет. А у Данилова этого работа в Москве. Там он, сама понимаешь, уважаемый человек.
– Что это значит? У меня нет вариантов?
Едена Андреевна сокрушенно качает головой.
– Прости, Оль. Но Дарину ты из больницы забрать не сможешь. Только с согласия родителей.
– С согласия…
– Я бы на твоем месте позвонила Игорю и поговорила с ним. Не зверь же он. Я так понимаю у него сейчас дома некому особо о ребенке заботится. С Владкой он разводится.
Вот это новости!
– Серьезно? – пораженно перепрашиваю я.
– Да. Я разговаривала по телефону с матерью Влады. Последняя сейчас находится на принудительном лечении, а дед и бабкой слабы здоровьем и не могу взять к себе девочку. И если я правильно поняла из разговора, то Дарина, после развода радителей, останется жить с отцом. По суду определят место жительства и все.
– Понятно…
Елена Андреевна пару мгновений молчит, а после поднимает на меня довольно суровый взгляд и говорит:
– Оль, я понимаю, что ты прониклась к этому ребенку, но я бы на твоем месте не лезла туда.
– Вы ни понимаете, Елена Андреевна, – вздыхаю, – У нее откат пошел. Она сейчас там в больнице на дикого зверя похожа. Я ухожу, а она визжит, орет. Ее успокоить не могут после еще часа два.
– Ну, так пусть Игорь специалистов наймет.
– Он нанял. Но не все решают деньги.
– Я понимаю, Оля, но сама знаешь: не делай добра – не получишь зла. Девочку жаль, но тебе все это аукнется. Потом крайняя будешь во всем.
Елена Андреевна, разумеется, права. Тут даже не поспоришь.
Но разве объяснить это глупому сердцу.
Привязалась я к Дарине. Прикипела.
Ее слезы – это моя боль.
Как она бежит по коридору и кричит «мамочка»
За мной бежит и мне кричит.
– Я поговорю с Игорем, – твердо заявляю я, – Хотя бы на период лечения Дарина поживет у меня. Будем на уколы ездить.
– Ох, аукнется тебе эта самодеятельность, Оля, – с досадой качает головой женщина, – Даниловы жуть такое неблагодарное семейство. Тебе ли не знать…
– Знаю, Елена Андреевна. Все знаю. Но иначе не могу. Хоть ты убейся!
Разговор с Игорем по телефон оказался коротким и на удивление продуктивным. Я не стала терять время на реверансы и сказала все как есть:
– Я была у Дарины в больнице. Ей там очень плохо. Как ты смотришь на то, что я ее заберу к себе на период твоего отъезда, буду возить на уколы-капельницы, а после уже когда приедешь домой, то заберешь ее.
Игорь, кажется, растерялся от моего напора.
Не знаю, что у него там в жизни произошло, но он на удивление покладисто согласился. И даже предложил выдать доверенность на мое имя. Отказываться я не стала. С документом мне будет как-то спокойнее.
Тем же днем мы с Максимом забрали Дарину ко мне домой.
Ох, и как же радовался ребенок.
Она просто светилась от счастья.
Носилась по кухне, как угорелая пони Пинки Пай, и вопреки своему обыкновению всех целовала и обнимала. Даже Максиму досталось, что в этот вечер был странно хмур и молчалив.
Когда он начал собираться к себе, я вызвалась его проводить.
– Что случилось, Максим? – решилась спросить я, когда мы вышли на крыльцо, – На тебе лица нет.
Он привычно достал пачку сигарет, сунул одну в зубы, но тут же нервно вытащив, буркнул:
– Это я у тебя хотел спросить. Что происходит Оля?
Его глаза обычно живые и тёплые, сейчас смотрят на меня с немым укором и холодностью.
Вся радость мгновенно испарилась.
Не понимая, что он хочет услышать в ответ и в чем собственно суть претензий, я поежилась под прохладным весенним ветром и прямо посмотрела ему в глаза:
– Я не поняла. Что конкретно тебя не устраивает?
Глаза точно острые льдинки впились в мое лицо и, такие родные, теплые губы, сжались в суровую линию.
– Меня, Оля, многое не устраивает, но я хочу быть с тобой и готов со многими вещами мириться. Не мальчик – могу и потерпеть.
– Тогда в чем проблема?
– Проблема в тебе и в твоем виденье нашего совместного будущего.
– Я о нем не думала как-то, – четно признаюсь я, совершенно не понимая к чему он клонит.
– Вот видишь, – криво усмехается он, – Ты не думала, а я думал и продолжаю думать. Посмотри туда?
Он указывает рукой в сторону своего участка, где уже стоят стены нового добротного, кирпичного дома.
– Для кого я это делаю? – спрашивает он.
– Для себя? – неувенено кошусь на него.
– Нет, моя хорошая, – обиженно качает головой, – Для тебя стараюсь. Думаю, вот дострою новый, красивый дом и приведу в него Олю жить. Мне-то зачем такие хоромы. Я и у бабки бы снимал дальше.
– Но у меня свой дом есть, – зачем-то напоминаю я.
– Есть, – соглашается он, – Но я хочу, чтобы ты со мной жила. По-настоящему, Оль. Понимаешь?
Не понимаю.
Мысли его не до конца улавливаю.
У нас же все хорошо и легко было.
Зачем все усложнять?
– Это ты мне так сейчас завуалированно предложение делаешь? – растерянно спрашиваю не знаю уже что и думать.
– Стар я уже для предложений и реверансов. Ты меня знаешь – я мужик конкретный. Люблю и жить зову. Если захочешь – распишемся.
Вот!
В этом и есть весь Макс.
Все уже решил. План себе построил. Хороший такой. Меня только забыл спросить.
Одна радость, что ведь любит! Сказал же четко «люблю»
– Хм. Как-то неромантично…
– А я такой и есть. Не романтичный.
– Ну, хорошо, – киваю я, принимая его суровую «не романтичность», – А что не так-то?
– А как, Оля, позволь спросить, в нашу жизнь впишется Дарина с ее папашей?
Вопрос ставит меня в тупик.
– А при чем здесь Дарина и тем более Игорь?
– При том, что дочь его уже живет с тобой, – намекает Макс на толстые обстоятельства, – Скоро и папашка примчится.
– Глупости. С чего это он примчится? Мы сто лет уже как в разводе.
– А за каким чертом он, по-твоему, тебе дочь свою на бумаге доверил?
– Я не поняла. Ты сейчас против Дарины или просто к Игорю ревнуешь?
Максим пару секунд молчит, будто собираясь с мыслями, а после делает глубокий вдох и отвечает:
– Я не против Дарины. Я против твоего желания повесить на себя чужого ребенка. И не смотри на меня так. Она тебя уже мамой зовет и этим все сказано. И да! Я ревную. Вот увидишь, буквально через пару дней этот козел прикатит и начнет подбивать к тебе клинья.
– Ну и что! – начинаю психовать я, – Это же не говорит о том, что я поведусь.
– Ты уже ведешся.
– Чушь! Ты прекрасно знаешь, как я люблю Дарину! – почти перехожу на крик, – Я не могу ее бросить в беде и точка!
– Она чужой ребенок, у которого есть живые и здоровые родители, – сухо напоминает мужчина.
– Которые на нее наплевали. Ее кроме меня и бабки никто не любит. Не любимая она пойми же ты!
– И что будет дальше? – складывает руки на груди Макс и требовательно смотрит в упор, – Как ты видишь нашу дальнейшую жизнь? Ты и Дарина?! А я? Какое место ты отводишь моей скромной персоне?
– Ты, я и Дарина. Тебя это не устраивает?
Он не отвечает сразу.
Долго смотрит на меня, прожигая яростным взглядом.
С горечью осознаю, что ничего не смогла ему доказать. Он не чувствует того, что чувствую я. Он, как я, не терял ребенка…
– Во-первых, меня не устраивает воспитывать чужого ребенка. А, во-вторых, не получится так, как ты это преподносишь. И меня не устраивает то, что в твоей картине будущего меня нет рядом, – наконец говорит он.
И слова его эхом боли отдаются в моем сердце.
Он не злится. Он просто боится потерять.
– Ты ошибаешься, Макс, – хрипло шепчу я.
– Я был бы рад ошибиться, Оля, – словно потеряв запал, он с грустью качает головой.
Теплые руки касаются моих рук…плеч…притягивают к широкой груди, крепко сжимая в кольце объятий.
Легкий поцелуй в макушку и шумный выдох.
– Поехать ко мне не предлагаю. Понимаю – не актуально. Поеду я, Оля.
– Ты же приедешь завтра?
– Приеду.
– Что приготовить на ужин?
– Да мне без разницы. Ты главное жди меня. Ладно?
Макс уходит, оставив после тяжелый флер беспокойства и неправильности происходящего.
Глаза отчего-то на мокром месте, а в душе полный раздрай.
Возвращаюсь в дом и, чтобы хоть немного отвлечься, принимаюсь за уборку. Пылесошу и без того чистый ковер, мою пол на кухне, натираю до блеска зеркала.
Ритка, глядя на мою бурную деятельность, лишь тактично молчит, а после предлагает свою помощь. В итоге мы вместе полностью генералим кухню.
Через пару часов уставшие садимся пить чай.
Ритка с энтузиазмом уминает клубничный кекс, а я без аппетита и без удовольствия от проделанной работы, пью пустой чай и с тоской смотрю на серый пейзаж за окном.
Апрель в этом году холодный и какой-то не солнечный. До печенок уже надоел этот пронизывающий ветер и сырая хмарь на улице.
– Ты чего такая грустная? – спрашивает Ритка, – С Максимом поругались?
– Почти, – признаюсь я, – Он не в восторге от Дарины и в целом от ситуации.
– Ну, его можно понять, – понимающе хмыкает она.
– Да, – тяжело выдыхаю, – Я это знаю и…и не виню его…но…
– Но, – Ритка вопросительно изгибает темную бровь, – Если выбирать между Максимом и Дариной, кого ты выберешь?
Вопрос Маргариты застает меня врасплох.
Эта такая странная для меня тема.
Такая тонкая материя.
– Не знаю, Рит, – честно отвечаю я, – Они оба для меня много значат.
– Да брось, Оль. У Дарины есть отец, а вы с Максим еще нарожаете.
– Не нарожаем, – выдавливаю из себя сухое откровение, – Я не смогу ему родить.
Ритка давится чаем и смотрит на меня не верящими глазами.
– Это точно, – спрашивает она, – Врачи могут ошибаться.
Видимо она ожидает подробностей. Но их не будет.
Больная тема, которую мне не очень хочется обсуждать.
– Не в моем случае, – коротко поясняю я, – А Даринка…Я к ней прикипела.
– У Макса есть сын, – напоминает девушка.
– Вот именно, – согласно киваю, – У него есть сын, а у меня никого не будет. Понимаешь?
По глазами вижу – не понимает.
Это вообще сложно понять. Тем более, что Ритка очень молода и пока еще совсем по-другому смотрит на мир.
Что же касается Макса…
Я люблю его.
Да, люблю.
Но любовь к мужчине не должна ослеплять и лишать разума.
Я это уже с Игорем проходила.
В такой любви легко потерять себя.
И я чуть было себя потеряла.
Стоило оно того?
Нет!
– Пожалеешь потом. Максим хороший мужик, – с умным видом поучает меня Ритка.
– Хороший, Рит, – соглашаюсь с ней, – И если нам суждено быть вместе, то время все расставит по своим местам.
С этими словами, поднимаюсь со своего места и иду мыть кружку, словно подводя черту под этим разговором.
– Ладно, – девушке хватает ума и такта не развивать дальше эту тем, – Поздно уже. Пойду я спать. Спокойной ночи.
Она уходит в зал на диван, где и ночует все последние дни.
К ней тут же забирается в постель Фифи и, развалившись на одеяле мурчит в свое удовольствие.
– Маленькая предательница, – с улыбкой беззлобно бурчу я и иду в спальню, где маленькая девочка, сидя за моим письменным столом, при тусклом свете настольной лампы что-то старательно рисует.
– Дарина! – зову я.
Она не оборачивается, продолжает увлеченно чертить карандашом.
Медленно подхожу ближе и заглядываю ей за плечо с интересом глядя что же она там изображает.
На белом листе бумаги нарисована лужайка из странной очень высокой травы, а по центру три человеческие фигуры. Две побольше и одна поменьше.
Люди на рисунке прорисованы очень детально.
Вот сама Дарина. Вот Игорь. Его легко можно узнать по красивому деловому костюму. А вот и Влада с копной светлых волос.
– Ты маму с папой нарисовала? – ласково глажу девочку по плечу, – Какая ты молодец!
Та трясет головой.
– Нет. Это Радуга Деш.
– Что? – переспрашиваю я.
– Пинки Пай, папа и Радуга Деш, – девочка тычет пальцем в рисунок, – Мама злая, а Радуга Деш добрая. Видишь?
С этими словами она соскакивает со стула и обнимает меня за талию, прижимаясь к моей груди.
Я же не могу оторвать глаз от рисунка.
Есть в нем что-то странно, гипнотическое.
Такое простое желание маленькой девочки, видеть рядом с собой любимых людей.
– А как же мама? – сипло спрашиваю я.
– Ты теперь мама, – уверенно говорит она и крепче цепляется пальцами.
Мне же ничего не остается, как прижать ее к себе крепче и гладить….гладить…
Вкладывая в каждое движение любовь и заботу.
Чувствую, как напряжение этого дня отступает и вместе с этим на глаза наворачиваются непрошенные слезы. Они тихо катятся по цекам, капая на светлую макушку Дарины.
Чуть позже я укладываю спать девочку в своей комнате, а сама, терзаемая неясными душевными порывами, еще долго сижу на кухне, глядя на стены нового дома и пишу Максиму:
«Мне тебя не хватает»
Ответ приходит практически сразу, словно он сидел и ждал моего сообщения.
«Хочешь я к тебе приеду?»
«Хочу»
И они приезжает.
Буквально через десять минут свет фар озаряет пустые кухонные окна.
Я выбегаю на крыльцо, как есть в одном халате и тут же попадаю в крепкие объятия. Меня утаскивают в теплую машину, а после мы долго, точно подростки целуемся, не в силах оторваться друг от друга.
Он уезжает уже когда часы переваливают за час ночи, обнимая напоследок и шепча спокойное:
– Все будет хорошо, Оля. Мы со всем справимся. Веришь?
– Верю.
Глава 17 «Выбор»
Ольга
Жизнь наша постепенно вошла в колею.
Я по-прежнему много работаю.
С утра и до четырех часов в санатории, где довольно успешно приняла на себя обязанности заместителя главного врача. Работа здесь теперь в основном административная, на занятия с детьми нет особого времени. Их вместо меня в сенсорной комнате теперь проводят в паре две молодые девушки-психологи. Я их, разумеется, курирую и направляю, постепенно обучая полезным практикам и методикам. Они молодцы – стараются, к детям относятся с терпением и вниманием. Работа кипит и меня это радует.
После четырех мы на пару с Дариной, что к слову и в санатории со мной торчит весь день, едем в наш центр, где уже образовалась небольшая группа ребятишек. Там мы проводим несколько непростых, но очень продуктивных часов.
Здесь в просторной уютной комнате, за самыми настоящими партами мы учимся базовым навыкам общения, культуры и воспитания, а также простейшим умениям письма, счета и чтения.
Основная задача научить непростых детей работать, как индивидуально, так и в команде.
Дарина за эти недели сильно изменилась.
Словно повзрослела.
Исчезла постоянная напряженность во взгляде. Она стала, хоть и не очень охотно, но все же идти на контакт с другими детьми и взрослыми.
Я ее не тороплю.
Наш главный друг в этом сложном деле – время.
Цель: пойти в обычную школу.
Навыки для этого, слава Богу, имеются.
Она способная девочка.
После занятий в центе, нас обычно забирает на машине Макс, и мы все вместе едем ко мне домой.
Время уже переваливает за восемь вечера, когда мы уставшие и голодные подъезжаем к дому. В нем тихо, нигде не горит свет, никто, кроме вездесущего Бурана, не встречает – Маргарита на днях съехала.
Они с Максимом за моей спиной провернули тайную рокировку: Марго теперь снимает у Лидии Георгиевны ту самую часть дома, а Макс…переехал ко мне.
– Ты же меня не выгонишь? – нагло скалится этот невозможный мужчина.
– Не выгоню, – вздыхаю и прижимаюсь к его плечу, – Просто за Ритку переживаю.
– Она девочка взрослая и самостоятельная, – резонно замечает Макс.
– А вдруг ее кто-то обидит?
– Не обидит. Так знаешь как Георгиевна бдит?! Это ей со мной не о чем было поговорить, а с Риткой они теперь заживут душа в душу. А ты перестань переживать. Лучше давай думать, что будем готовить на ужин и чем кормить твою капризную принцессу.
Перевожу взгляд на хмурую Даринку, что с недовольной миной следит за нашим перешептыванием.
Принцессу…да…ревнивую.
Тому, что Максим будет теперь жить с нами, Дарина не обрадовалась и вот уже пару дней молчаливо протестовала, отказываясь есть, что-либо кроме магазинных пельменей.
Такая себе еда для ребенка, которому прежде всего нужны натуральные витамины и кальций.
Но что поделать, если от всего остального отказывается.
Раньше можно было уговорить хоть на кашу и творог, а теперь принцесса обижается и дуется, волком смотрит на Макса и постоянно бурчит о том, что ее папа лучше.
С одной стороны, можно понять желание ребенка жить в полной семье.
А с другой, не все в этой жизни будет по ее указке. И чем быстрее маленькая манипуляторша это поймет, тем лучше же для нее.
Сегодня на кухне колдует Максим.
Он хорошо готовит.
С неясным щемящим чувством глядя на то, как он ловко чистит картошку и маринует куриные ножки, чтобы потом выложить в форму и поставить в духовку, я сажусь за стол и говорю:
– Знаешь, мне сегодня звонила Антонина Михайловна.
– М-м-м…и что она хотела?
– Ей пока еще тяжело говорить после инсульта, но насколько я поняла – она хочет увидеть Дарину.
Мужчина, отложив нож и картошку, поворачивается ко мне и, вопросительно изогнув брови, тянет:
– И-и-и-и?
– Отвезешь нас завтра к одиннадцати? – мне под его взглядом отчего-то становится неловко.
– Ты забыла, что завтра нас Самойловы позвали на плов к часу? – в голосе его сквозят раздраженные ноки.
– Нет, конечно. Мы там побудем совсем немного, а после поедем к Самойловым.
– А мне что это время делать? Ждать точно холоп вас в машине?
Поднимаюсь, подхожу к нему, обвиваю руками со спины и прижимаюсь щекой к теплому свитеру.
– Ну, пожалуйста, – прошу тихо и заискивающе, – Мы постараемся очень быстро.
Максим какое-то время недовольно сопит, а после все же сдается:
– Хорошо. Пока вы будете у бабки я в строительный магазин смотаюсь. Хотел к утеплителю присмотреться.
Дальше разговор сворачивает в тему стройки.
Вот о чем Макс может говорить воистину бесконечно!
В духовке печется курочка, на плите варится картошка, на коленях у меня довольно урчит Фифи, рядом за столом Дарина лепит из розового пластилина пони, а мы с Максом живо обсуждаем ход строительства его дома.
Все это так живо, по-домашнему.
Словно мы самая обычная семья.
Такого в этом доме давно не было.
С тех самых пор, как умерли мои папа и мама.
И дом ожил и я, вместе с ним ожила.
– Летом ударно потружусь, а к зиме, думаю, переедем, – говорит Максим с довольным видом.
– Хм, – сдвигаю брови я, – А как же мой дом? Он опустеет?
– Ты так говоришь, будто он живой и будет страдать от недостатка внимания, – со смешком замечает Макс.
– Быть может….
– Ты неисправима, Оля. Что за фантазии?
Молчу, думая о том, что Максим, возможно, прав и в новом доме нам будет удобнее, но сердце при этом болезненно ноет. Незаметно тру левую сторону груди и ласково глажу Фифи по мягкой шерсти.
Что толку думать о том, что еще не произошло?
Столько времени еще впереди…
На следующий день в наш единственный выходной, мы все встаем пораньше.
Я готовлю вкусный и полезный завтрак. Дарине овсяную кашу с фруктами, а нам с Максим яичницу с тостами.
Сегодня наша принцесса странно себя ведет.
Не просит пельмени.
Не вредничает.
С загадочным видом, лопает свою кашу, а потом заявляет мне:
– Не хочу туда ехать!
Последние недели у нее произошел резкий скачок по части развития речи. Это радует и немного пугает одновременно, потому что Дарина говорит все, что взбредет в голову. А мысли у нее не всегда радужные.
– Почему? Ты не хочешь увидеть бабушку?
– Он злой! – ей еще трудно даются окончания слов, и она постоянно путает их.
– Не он, а она, – мягко поправляю я и добавляю, – А бабушка по тебе соскучилась. Она тебя очень любит.
Девочка дарит мне взгляд из серии «что-то я сомневаюсь»
– А давай мы оденем то красивое розовае платье. Ты в нем, как принцесса. Бабушке точно понравится. Вот увидишь!
Дарина какое-то время думает, а после соглашается.
Я подозреваю, что согласие ее связано не сколько с желанием увидеть бабушку, а покрасоваться в новом платье. В этом, конечно, нет ничего плохого. Платье и вправду очень красивое, а на улице сегодня очень теплая и солнечная погода.
После завтрака мы долго наряжаемся.
Я одеваю привычные джинсы с толстовкой, а вот Дарина долго крутится перед зеркалом, модничает. Я заплетаю ей красивые косы, прицепляю бантики.
– Я Пинки, – заключает Дарина и трогает на груди эмблему со своим любимым пони.
– Девочки, вы так еще долго? – заглядывает в комнату, уставший нас ждать Макс.
– Одну минуточку! – кричит ему Дарина, копируя любимую интонацию Марго.
У девочки сейчас новое развлечение. Она любит готовить фразами из мультиков, или копировать других людей. Необычно. Но у Дарины вообще ничего обычного не бывает.
До дома моей бывшей свекрови мы доезжаем быстро – буквальо за десять или пятнадцать минут.
Мы с Даринкой выбираемся из машины, я и тут я вспоминаю слова Макса о «холопе»
– Может с нами пойдешь? – предлагаю я.
– Нет, – качает головой он, – Я лучше в магазин. Позвонишь, как освободитесь.
– Мы не долго.
Он уезжает, а мы неуверенными шажочками идем в сторону высокого кирпичного забора, за которым стоит огромный особняк семьи Даниловых.
Когда-то здесь на воротах дежурил охранник.
Сейчас же кирпичная будка пуста и ворота приоткрыты.
Я иду, едва передвигая ноги.
Неприятные эмоции вызывает у меня это место.
Никогда в этом доме мне не были рады, всегда унижали и оскорбляли.
Эмоции, конечно, подтерлись за такое количество лет, но память осталась.
Была бы моя воля ни за что не переступила больше в жизни порог этого дома, но Антонина Михайловна бабушка Дарины и, конечно, имеет право видеть внучку. Тем более, что родителям похоже глубоко фиолетово, где и как живет их дочь. Ведь за все то время, что девочка находится у меня никто из них так и не приехал. Игорь пару раз звонил и даже перевел деньги на содержание дочери, а вот Влада будто и вовсе забыла, что у нее есть ребенок.
С тяжелым сердцем я поднимаю руку и негромко стучу в дверь.
Нам долго не открывают.
Это заставляет меня нервничать и на каком-то особом ментальном уровне чувствовать незримый подвох.
Дарина вертится на месте, тянет меня за руку.
– Потерпи немного, – уговариваю я, – Сейчас нам откроют.
Не успеваю я это сказать, как дверь и вправду распахивается, и на пороге появляется высокая, крепко сложенная женщина с гладким пучком темных волос.
Вероятно, сиделка.
– Здравствуйте, – выдавливаю из себя натянутую улыбку, – А мы по приглашению Антонины Михайловны.
Женщина переводит взгляд с меня на Дарину.
– А! – догадывается она, – Вы бабушку проведать?
– Да-да.
– Проходите-проходите, – поспешно отходит она в сторону, – А мы с Антониной Михайловной вас заждались уже.
Снимаем у порога куртки, переобуваемся в предложенные тапочки и идем вглубь дома.
Странное дело, но за много лет, в этом доме ничего не изменилось.
Все та же броская роскошь убранства, разве что какая-то поблекшая за давностью лет.
– Вы проходите в большую комнату, – машет женщина в сторону зала, – Мы сейчас приедем.
В зале богато накрыт стол.
Чай, конфеты, торт.
Дарина сразу же бросается за конфеты.
– А руки ты мыла? – выразительно смотрю на нее.
Та морщит нос: конфеты мы хотим, а руки мыть не очень.
– Ты же знаешь где здесь ванная. Сходи и сама помой. Ты же большая девочка?
Разумеется Дарина, как и любой другой ребенок не считает себя малявкой.
Она большая!
А значит надо соответствовать.
Вздыхает и плетется в сторону кухни. Если мне не изменяет память, то там гостевая ванная.
Как только девочка скрывается за поворотом, я тихо выдыхаю скопившееся напряжение.
Хочется уже поскорее пережить этот визит и уйти.
Вскоре возвращается Дарина, и почти сразу же в комнате появляется сиделка, что катит перед собой инвалидное кресло с Антониной Михайловной.
– Ну, я вас оставлю ненадолго, – мягко улыбается женщина и обращается ко мне, – Могу я вас попросить разлить чай?
– Да-да, конечно, – отзываюсь, а сама напряженно смотрю на Антонину Михайловну.
Та молчит.
Смотрит то на меня, то на Дарину.
Поразительно, как болезнь меняет людей.
Я надеялась, что женщине с такой силой духа и упрямством, как у госпожи Даниловой, будет под силу восстановиться.
Но, увы…
То, что я вижу перед собой это лишь бледное подобие той блистательной Антонины Михайловны.
Да на ней все те броские драгоценности, довольно яркий и искусный макияж, прическа, элегантный трикотажный костюм, но…
Ничто не может скрыть перекошенные мышцы лица, потухший взгляд и удушающий флер больного тела вперемешку с лекарствами.
Она умирает…
Мучительно и неотвратимо.
И мне от этого осознания очень не по себе.
Ведь, когда-то, давно-давно, находясь в отчаянии и безумии я желала ей смерти.
И теперь это воспоминание рваным комом горькой вины тревожит душу.
– Да-ри-на, – слова даются женщине с трудом, – По-дой-ди.
Девочка подходит с опаской.
Отвыкла она от бабки.
Она и раньше-то не особо ее жаловала, а сейчас, когда та в инвалидном кресле и того больше.
Антонина Михайловна осторожно, с трудом ворочая языком во рту задает Дарине какие-то вопросы. Та не особо хочет отвечать и по обыкновению молчит, считая разглядывание пони на юбке своего платья гораздо более интересным занятием.
Я разливаю чай и даже немного расслабляюсь, как вдалеке дома громко хлопает дверь, затем раздаются быстрые стремительные шаги и громкое:
– Мама, Любовь Борисовна! Я дома!
Я застываю с чашкой чая в руке, обращая свое внимание на двери, где в следующее мгновение появляется Игорь.
Высокий, красивый, несущий в себе, какой-то непостижимый заряд позитивной энергии. Он широко улыбается и первым делом подходит ко мне:
– Привет, Оля, – мягко говорит он, – Рад тебя видеть.
Я, скупо киваю в ответ, слишком ошарашенная его появлением.
– Папа! – кричит Даринка и бежит к отцу.
Его она любит.
Наверное, даже больше, чем меня.
В грудине больно отдается укол злой ревности.
Я не должна думать об Игоре плохо, но отчего-то не получается.
Его присутствие здесь поднимает в душе ядовитую волну боли и ненависти, к этому человеку. Те чувства, что когда-то отпустили, болезнью возвращаются.
Как он может так легко и радостно улыбаться дочери, на которую по факту забил?
Вот точно, если люди, у которых ни стыда не совести, и мой бывшим муж один из них.
– Ну, а у тебя как дела, Оля? – спрашивает он, вальяжно усаживаясь за столом.
– Нормально, – нехотя буркаю я и прячу глаза в чашке с чаем.
– Мне чайку нальешь? Устал с дороги, как собака.
Что поделать.
Приходится наливать ему чай, накладывать торт.
– А ничего посущественнее нет? – спрашивает и почему-то смотрит на меня, будто я тут хозяйка в доме.
Молча пожимаю плечами, мол, пойди и сам посмотри.
Не думал же он, что я побегу на чужую кухню обед ему накладывать.
Да я и на своей-то не стала этого делать. Приятного человека и угостить приятно, а Игорь мне давно глубоко неприятен.
– Папа, – встревает Дарина, – Ешь тортик. Он вкусный.
Столько слов подряд от Дарины в это семействе еще не видели.
– Вау, – восхищается Игорь, – Ты так здорово стала говорить. А расскажешь еще что-то? Как ты живешь у тети Оли?
И девочка рассказывает, коверкая слова, местами уходя от сути, но выкладывая все.
И про собаку, и про кошку и, естественно, про…дядю Максима.
Недавно мы с Максом ездили в торговый центр и провели целый день в парке развлечений. Дарина была, как и любой ребенок ее возраста просто в восторге.
Теперь же девочка взахлеб делится впечатлениями.
Дядя Макс то, дядя Макс сё.
Слушая весь этот восторженный лепет, бывший муж переводит на меня взгляд, а в нем все: и злость, и ревность и неясная мне обида.
Дядя Макс оказался папой лучше, чем ты?!
Так не я в этом виновата.
А ты сам.
– Понятно, – тяжело роняет Игорь и, вероятно, делает какие-то свои выводы.
Мне как бы на них откровенно плевать, но в груди поселяется напряжение.
И не зря.
– А я вот с работы уволился?
– Ч-то? За-чем-м? – изумленно смотрит на него Антонина Михайловна, – Долж-ность же?
– Да бог с ней с должностью, – отмахивается Игорь, – Я здесь нужнее.
И вновь смотрит на меня.
Долго и пронзительно.
– Кх-х, – прочищаю горло и спрашиваю, – И чем же ты будешь заниматься в нашем захолустье?
Тонкий намек на то, что у Игоря всегда были на первом месте свои амбиции, которые он вероятно не очень-то успешно смог реализовать в столице.
– Центром займусь. Мама сейчас не может им руководить по понятным причинам. Там сейчас полный развал. Придется потрудится, конечно, но я не боюсь трудностей. Дарина опять же растет без отца… Это неправильно.
– Она и без матери растет, – сухо напоминаю я о существовании Влады.
Игорь несколько мгновений думает, а после говорит:
– У Влады теперь другая семья и другие интересы. По итогам развода суд определил место жительства Дарины со мной. Так оно и будет. Видит Бог я долго терпел Владу и сносил все ее выходки, но и моему терпению пришел конец. Больше она дочь не увидит.
Я чуть чаем не поперхнулась.
Вы поглядите на него: ну просто мученик!
Как он ловко ситуацию повернул в свою сторону.
– Но Влада все же ее мать, – с нажимом повторяю я, – Когда-нибудь она захочет общаться с девочкой.
– Влада алкоголичка законченная и дура!
И столько в его словах возвышенного праведного гнева, что я не удерживаюсь от саркастической шпильки:
– А раньше ты так не считал. Как же все меняется…
– Об этом я тоже хотел с тобой поговорить, – неожиданно заявляет Игорь и поднимается из-за стола, – Оставим на несколько минут Дарину с бабушкой. Ты не против составить мне компанию в саду?
