Текст книги "(не)любимая (СИ)"

Автор книги: Ярослава А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

(не)любимая

Глава 1 «Дочь бывшего мужа»

– Ольга Николаевна, вы что-то сегодня запаздываете!

Едва я поднимаюсь на порожки корпуса, как меня догоняет высокий темноволосый мужчина в распахнутой темной куртке и с кожаной сумкой для ноутбука в руке.

– Запаздываю, Павел Петрович. – Дружелюбно киваю нашему новому главврачу и, по совместительству, моему начальнику. – Снега сегодня намело – еле машину откопала.

Павел Петрович галантно открывает передо мной двери, и я с благодарным кивком захожу в здание, попутно стряхивая с сапог остатки снега.

– Да, давно такой снежной зимы не было. – Замечает мужчина и, последовав моему примеру, добавляет: – Я уже подумываю, что нам надо всем коллективом выходить на чистку снега. Николай Иванович совсем не справляется.

Вместе поднимаемся на третий этаж.

Идем по коридору.

– Вы, как раскидаете текучку, после обеда загляните ко мне на пару слов.

– Хорошо, Павел Петрович.

Дальше мы расходимся.

Он идет к себе в приемную главврача, а я дальше, в самый конец коридора, где за скромной табличкой с надписью «Дефектолог» находится мой рабочий кабинет.

Открываю ключом дверь, захожу и привычно щелкаю выключателем.

Не успеваю я снять и убрать в шкаф пуховик, как в дверь стучатся.

– Да-да! – громко отвечаю на стук. – Заходите.

В кабинет заглядывает взволнованная мамочка – привычное дело.

– Можно к вам? Мы сегодня первый раз на занятия.

– Проходите. – Вежливо киваю и забираю у женщины санаторно-курортную карту. – Не переживайте. Можете присесть тут.

Следом за мамой заходит мальчик.

Глазки умные, смышленые, но… По кривой походке и осанке сразу видно, что наш клиент.

– Привет! – Присаживаюсь перед мальчиком на корточки. – Я Оля. А тебя как зовут?

– Д-и-има-а-а, – с трудом выговаривает мальчик.

– Хочешь немного поиграть? – спрашиваю у мальчика, показывая игрушки на столе.

Тот смотрит с радостным интересом и блеском в глазах.

Усаживаю его за стол с игрушками, а сама пока веду первичную беседу с мамой и заполняю все положенные документы.

– Не переживайте. – Успокаиваю ее. – Посмотрите, как Дима ловко справляется с пазлом.

На самом деле этот пазл предназначен для детей гораздо младшего возраста, но зачастую мамам нужна поддержка и ободрение не меньше, чем самим малышам, а то и больше, поэтому я стараюсь всегда их настроить на позитивный лад настолько, насколько это вообще возможно в их ситуации.

С мамой Димы мы довольно долго разговариваем.

Она рассказывает их недолгую, печальную историю.

Я слушаю и краем глаза наблюдаю за мальчиком, уже профессионально подмечая, что можно сделать за то короткое время, что они будут на лечении у нас.

А сделать можно многое!

Самое главное стараться и научить маму потом работать в нужном направлении. Многое будет зависеть именно от нее.

Вскоре они уходят, а коридор возле моего кабинета привычно наполняется народом. Вчера прибыл новый поток пациентов, и сейчас мамочки с детишками ходят по консультациям. Вскоре эта толпа рассосется, и ко мне будут ходить только те несколько человек из потока, которые на самом деле нуждаются в моей помощи.

Через пару часов напряженной работы, когда люди в моем кабинете идут постоянным потоком, наступает небольшое затишье, и я решаю немного передохнуть.

Беру кружку, щедро сыплю туда обычный растворимый кофе и иду к нашей техничке за кипятком.

– Здравствуй, Олечка! – Улыбается мне наша пожилая техничка Нина Сергеевна. – У тебя сегодня аншлаг?

– Здравствуйте, Нина Сергеева. Да. В этом потоке много «речевиков», и Анатольевна всех ко мне посылает сначала.

– Ох-ох! – Качает головой женщина и сует мне в руки горсть вкусных шоколадных конфет. – На вот, покушай! Бери-бери! Худющая стала – смотреть больно. Одни глаза остались.

С благодарностью беру конфеты, заваренный кофе и спешу обратно в свое логово.

Пока иду, замечаю в конце коридора, рядом с моим кабинетом, знакомую женскую фигуру.

Поначалу малодушно решаю, будто я ошиблась, но по мере приближения по позвоночнику бежит предательский холодок страха.

Не обозналась, значит…

Возле кабинета стоит моя бывшая свекровь.

– Добрый день, Антонина Михайловна, – первая здороваюсь я.

Высокая довольно полная женщина в распахнутой белой норковой шубе медленно поворачивает голову в мою сторону и стреляет оценивающим взглядом.

Невольно ежусь.

Я уже и забыла, какая у этой женщины тяжелая энергетика.

– Здравствуй, Ольга. – Царственно кивает она.

– Вы ко мне?

– К тебе.

– Какими судьбами? – Искренне удивляюсь я.

– Нужна твоя консультация, как специалиста, – словно нехотя говорит она.

Бывшая свекровь поднимается со своего места, и тут я замечаю прижавшегося к стене ребенка.

Яркий желтый мембранный комбинезон.

Шапка валяется рядом.

Тонкие светлые косички топорщатся в разные стороны.

Отсутствующий взгляд направлен прямо в стену напротив.

Девочке на вид лет пять, не больше.

– Это… – севшим голосом почти шепчу я.

– Да, – с едкой хрипотцой подтверждает бывшая свекровь. – Это дочь Игоря.

В груди что-то тяжело бахает и отдается болью по всему телу.

Вдыхаю запах кофе из кружки, но даже он причиняет адскую боль.

Дочь Игоря.

Дочь человека, который катком прошелся по моей жизни, растоптал и выкинул мое сердцу, пожевал и выплюнул душу…

Внезапно девочка, словно прочитав мои мысли, вскидывает голову и пронзительно смотрит.

– Встань! – гаркает на нее бабка, но та не реагирует. – Встань и поздоровайся!

Молчит.

Отводит взгляд.

Бабка недовольно цокает языком и брезгливо поджимает губы.

– Не в нашу породу пошла…

Я молча смотрю, как девочка начинает шевелить губами, словно беззвучно поет песню.

Неугодная внучка.

Такая же, как и я – нелюбимая.

Где-то на этаже громко хлопает дверь, и я, вздрогнув, сбрасываю внезапное оцепенение.

– Полагаю, с внучкой на консультацию? – Голос мой тверд, и едва ли по внешнему виду можно определить бурю в душе.

– Разумеется, – в своей излюбленной манере, типа «дура могла бы и не спрашивать», заявляет женщина и, сграбастав девочку за руку, собирается пройти в мой кабинет.

Как всегда, Антонина Михайловна поражает меня свой естественной бесцеремонностью. Эта женщина и без мыла влезет куда ей надо и не надо.

Вот только она забывает, что я уже не та молоденькая девушка, которой можно было помыкать.

– Куда вы? – Выразительно изгибаю бровь. – У меня через пару минут занятие. Я не занимаюсь частной практикой, тем более, в стенах санатория.

Бывшая свекровь медленно поворачивает голову в мою сторону, и глаза ее недобро сужаются.

Зря стараетесь, Антонина Михайловна – на меня это уже давно не действует.

Свою прививку от вашего вздорного нрава я уже получила.

– Хорошо. – Нехотя отступает назад она. – И где же ты можешь нас принять?

Вопрос, конечно, риторический.

Хочется зло рявкнуть – нигде!

Но какая-то неведомая сила заставляет меня заглушить эти лишние эмоции.

Дочь моего бывшего мужа, что практически куклой висит в цепкой хватке бабушки, снова смотрит на меня. И, кажется, этот взгляд, к слову, очень похожий на отцовский, заставляет меня сказать совсем не то, что хотела:

– Я вам сейчас открою сенсорную комнату. Там подождете. Девочка может поиграть в шарики. Как освобожусь, то сразу пойду к вам.

– И долго тебя ждать?

Она неисправима…

– Антонина Михайловна, – серьезно смотрю прямо ей в глаза, – если вам и вправду нужна моя консультация, то вы подождете столько, сколько нужно. А так, думаю, вы сможете найти в нашем городе не менее квалифицированных специалистов.

Она открывает было рот, чтобы поставить меня на место, но тут же закрывает, ибо никаких других специалистов в нашем захудалом провинциальном городе попросту нет.

– Хорошо, – высокомерно цедит она и идет следом за мной в небольшое помещение, которое я использую для групповых занятий.

Захожу, включаю свет.

– Располагайтесь. Верхнюю одежду можно повесить на крючок.

Вернувшись в свой кабинет, с грустью понимаю, что кофе мой уже остыл, конфеты не радуют, а в дверь уже кто-то стучится – привели ребенка.

Привычным жестом убрав выбившийся локон волос за ухо, выдыхаю и натягиваю на лицо спокойную улыбку.

– Войдите!

Сегодня ко мне на занятие пришел Миша.

Коренастый плотный мальчик-подросток и его не менее плотная мама.

– Здравствуйте, Ольга Николаевна! – Вымученно улыбается женщина и подталкивает сына в мою сторону. – Не против, если одни с Мишей позанимаетесь? Мне нужно срочно позвонить по работе.

Мама Миши – одна из тех немногих мам, которые успевают заниматься воспитанием особенного ребенка, но и еще работают. Отец ушел из семьи, как только узнал, что у ребенка неизлечимая патология. С тех пор мама Миши тянет его одна.

– Хорошо. – Киваю ей и переключаю свое внимание на мальчика. – Привет, Мишенька. Как твои дела?

– П-ет. – Улыбается солнечный мальчик Миша. – О-шо.

– Отлично! – подбадриваю его. – Я сегодня придумала для тебя интересную игру. Хочешь поиграем?

Он активно кивает и несется за игровой стол.

Я же беру со стола заранее подготовленный материал и, отхлебнув из кружки противный холодный кофе, иду к Мише.

Через сорок минут возвращается его мама.

– Отзанимались? Как у Миши дела? – с порога заваливает вопросами.

– Хорошо. Он большой молодец! – И это чистая правда.

Миша – старательный ребенок, но в силу своего диагноза многое не может и никогда не сможет. Его маме важен каждый микроскопический шаг прогресса, поэтому я трачу минут десять на то, что подробно все объясняю, попутно даю еще кое-какие рекомендации.

– Спасибо вам, Ольга Николаевна! – с чувством благодарит она.

Рассеянно киваю ей в ответ и, выдав Мише заслуженную сегодня наклейку с котиком, возвращаюсь к своему рабочему столу. Там, порывшись в ящиках, набираю карточки для первичной диагностики.

Пора идти в сенсорную комнату.

Подхожу в двери и замираю на несколько мгновений.

– Что ты делаешь? – Слышу за дверью грозный голос Антонины Михайловны. – Немедленно положи это на место! Оглохла?! Я что тебе сказала?

Вот уж никогда бы не подумала, что моя бывшая свекровь будет такой отвратительной бабушкой. Сыновей своих она всегда любила до беспамятства.

Тихо приоткрываю дверь и захожу внутрь.

– Что здесь происходит? – все так же строго спрашиваю я.

– Вот видишь! – шипит Михайловна. – Сейчас тётя на тебя ругаться будет!

Вот спасибо за медвежью услугу.

– Не буду я ругаться, – твёрдо проговариваю, глядя на бывшую свекровь, подхожу ближе и присаживаюсь на корточки рядом с девочкой. – Это комната для детей и тут можно играть во что хочется. Как тебя зовут, милая?

Девочка молчит, не оборачивается и даже ухом не ведет в мою сторону.

Она увлечённо раскладывает карточки с английским алфавитом в удивительно правильном порядке.

– У вас есть какие-то документы или обследования? – решив пока не трогать ребенка, спрашиваю я. – Вы куда-то обращались уже?

– Нет, конечно! Никуда мы не обращались. Еще не хватало, чтобы весь город говорил о том, что у меня внучка недоразвитая.

– К-х-х, – невольно закашлялась я. – Понятно. А родители? В Москве же лучшие специалисты.

Взгляд Альбины Михайловны на миг становится точно стеклянным. а уголки губ расстроенно сползают вниз.

– Ну, видимо, не лучшие, раз девчонке уже почти шесть лет, а она говорить толком не может!

Судя по ответу, делиться со мной информацией, даже если она есть, никто не будет.

Да и ладно.

Мне оно как-то и не нужно было.

Обращаю свое внимание на девочку.

– Как ее зовут?

– Дарина.

И снова грудь простреливает острой болью. Да так, что больно дышать.

Дарина…

Я так назвала свою девочку.

Ту, что когда-то давно потеряла.

– Красивое имя. – С трудом выдавливаю из себя.

– Да уж… Красивое, – говорит женщина, выражая все, что она думает об этом имени. – Лучше бы Александрой назвали, как мать мою. Может, ума бы больше было. А так…

– Хорошо. – Обрываю поток лишней для меня информации и снова обращаю свое внимание на девочку.

Маленькая.

Худенькая.

Светлые чуть вьющиеся волосы смешно пушатся на затылке. Косички кривые какие-то. Из-за этого вид у ребенка неопрятный. Хотя вещи на ней явно чистые и дорогие.

Тонкими пальчиками с неровно остриженными ногтями она перекладывает с места на место карточки.

Занятно…

– Антонина Михайловна, какие у вас жалобы? – осторожно интересуюсь у бывшей свекрови. – Поведение? Речь?

Та, словно ожидая этого вопроса, резко выпаливает:

– Да все! И поведение, и речь!

– Можно поподробнее?

– Поведение безобразное, – жалуется бабка. – Дома постоянно сидит в планшете – отец подарил. Не оторвать. Если забираешь, то закатывает безобразные истерики. Сама не одевается, не дает ее причесывать. Уж не знаю, как ее воспитывала мать, но такое чувство, что это не ребенок, а дикая обезьяна.

Встаю со своего места и подхожу к девочке чуть ближе.

Она не замечает моего движения – полностью погружена в свою нехитрую игру.

Карточки с буквами снова приходят в движение.

– Не разговаривает. Только орет постоянно. Учиться не хочет. – Продолжает Антонина Михайловна. – Бывает, что что-то поет сама себе.

– Поет? Что поет?

Пожилая женщина неопределенно пожимает плечами.

– Да кто ее знает? Что-то под нос. Не разобрать. Одним словом – с головой что-то.

– Какие лекарства давали? – Продолжаю мягкий допрос я.

Женщина замирает, словно пытается что-то вспомнить, а потом вздыхает:

– Много всего кололи, давали… Да что толку? Она от этих лекарств совсем дурная становится.

– Как кушает? Туалет? Сама?

– Ну… Да…

Значит, не такая уж она и дикая, потому что, пока мы с Михайловной беседовали, Дарина сложила из английских букв слово.

– Candy! – читаю я вслух, и девочка мгновенно оборачивается.

Смотрит с опаской и легким интересом.

Достаю из кармана конфету, одну из тех, которыми меня угостила техничка.

Опускаюсь на ковер рядом и протягиваю угощение девочке.

Та быстро хватает, раскрывает и засовывает в рот.

Фактик бросает тут же на ковер.

– Ай-ай! – Качаю головой. – Зачем ты намусорила? Не хочешь убрать за собой? Вот корзина для мусора.

Показываю на ведро, но Дарина и ухом не ведет.

Словно не слышит и не понимает, что от нее хотят.

Значит, когда нам надо, мы все слышим и понимаем.

А когда не надо – нет.

Интересная позиция…

– Хорошо. – Поднимаюсь и возвращаюсь к бывшей свекрови за стол. – Что вы хотите от меня, Антонина Михайловна?

– А разве не понятно?! – Пыхтит она в ответ. – Хочу, чтобы она стала нормальной. Если есть шанс ее вылечить, конечно. Говорят, что ты умеешь корректировать поведение. Вот и скорректируй!

– Это так не работает. – Качаю головой я. – Двух и даже трех часов в неделю недостаточно для реального прогресса. Я могу только направить и подсказать родителям. Коррекция поведения и в целом любая коррекция – это прежде всего тяжелый и каждодневный труд родителей.

– Вот еще! – Возмущенно таращится на меня. – А за что тогда ты деньги получаешь?

Да-а-а. Антонина Михайловна считает, что люди за копейки должны ее вылизывать с ног до головы. Совершенно потребительское отношение к людям, особенно если они из обслуживающего персонала.

Признаю, цепляет неприятно.

– Я свою зарплату полностью отрабатываю. – Холодно смотрю на женщину и поднимаюсь со своего места. – Свое мнение я озвучила, а остальное ваше личное и семейное дело. Извините, но мне пора уже работать. Комнату не закрываю, можете спокойно тут одеть ребенка. Всего доброго.

С этими словами под пораженным взглядом бывшей свекрови покидаю сенсорную комнату.

Время уже перевалило за обед.

Пациенты разошлись по корпусам и номерам.

Пора идти на ковер к начальству.

Залетаю в кабинет, хватаю ежедневник и спешу в приемную Павла Петровича, еще не зная, что там меня тоже ждет не очень приятный разговор…

Глава 2 «Зима в сердце»

– Можно? – Заглядываю в кабинет Павла Петровича после короткого стука.

– Заходи, Ольга Николаевна, заходи. – Приглашает жестом и поднимается со своего места мне навстречу. – Присаживайся. Чай будешь?

– Нет, спасибо, – мягко отказываюсь. – Только кофе попила.

Аккуратно сажусь в новое кожаное кресло, чувствуя себя несколько неловко.

Несколько месяцев назад в кабинете главного врача сделали шикарный ремонт. Раньше тут был совок, а сейчас все такое новое и шикарное, что даже заходить страшновато. Краснов Павел Петрович всего полгода занимает пост главного врача нашего детского санатория, а уже столько всего сделал, сколько прежний и за десять лет не смог.

Павел Петрович возвращается на свое место и, усевшись в кресло, внимательно с легкой улыбкой смотрит на меня.

Пауза затягивается, и я, чтобы как-то снять напряжение, привычно поправляю ворот белой водолазки у горла.

– Вы что-то хотели обсудить? – спрашиваю. – Простите, но у меня не так много времени. Через двадцать минут уже занятие.

– Да, хотел. – Чуть прищурившись, кивает тот и, подавшись корпусом вперед, ставит локти на стол.

Мой взгляд, рассеянно блуждающий по кабинету до этого, останавливается на мужских руках, чисто по-женски оценивает их и стыдливо утыкается в раскрытый ежедневник.

– Я хотел обсудить с вами, Оля, возможность расширения вашего маленького кабинета.

– Мне вполне хватает места. Есть еще сенсорная комната.

– Нет. Вы не поняли. Я имел в виду расширение штата.

– Правда? – Удивленно распахиваю глаза. – Я столько просила об этом…

– Что устали ждать? – Криво улыбается мужчина и крутит в руке ручку. – Вы же понимаете, настолько неповоротлива бюрократическая машина.

– Да-да. – Понимающе киваю я. – И много дополнительных мест?

– Всего два. Но нам еще предстоит найти персонал. Справитесь?

– Конечно, Павел Петрович!

– И еще, по поводу совмещения ваших занятий с групповой физиотерапией – очень занятная тема. У нас есть небольшой пакет финансирования на обновление оснащения. – Поднимается со своего места, обходит стол и опирается бедрами на него, рядом со мной, будто бы нависая. – Я думаю переоборудовать немного вашу любимую комнату и расширить. Как вы на это смотрите?

– Надо подумать… – бормочу, чувствуя себя некомфортно от его близости.

– Подумайте. – Великодушно кивает. – Распланируйте. К пятнице жду ваши предложения в письменном виде. Успеете?

– Успею. – Киваю я и решительно встаю, собираясь уже откланяться, но мужчина меня останавливает.

Делает шаг вперед, и я оказываюсь между ним и креслом.

– Оля… – Смотрит, как удав на кролика. – Как вы относитесь к грузинской кухне?

– Что? – Непонимающе смотрю на него, прижимая к груди ежедневник.

– Составите мне компанию сегодня за ужином?

– Не думаю, что это уместно… – Пытаюсь выскользнуть из ловко расставленной засады.

– Почему? – Не больно, но крепко прихватывает за локоть.

И правда?

Почему, Оля?

Мужские пальцы обжигают прикосновением.

Ноздрей касается свежий и приятный аромат дорогого мужского парфюма.

Краснов довольно молод и хорош собой.

Высокий, подтянутый и ухоженный мужик.

Все наши бабы в санатории по сему сохнут.

Кажется, он в разводе…

А я… Слишком долго была одна.

– Мне кажется, нам стоило бы попробовать. – Его ласковый шепот так близко.

Щеки касается теплое мятное дыхание, а на талию уверенным жестом ложится мужская рука.

Шумно вздыхает:

– Ты так вкусно пахнешь…

Я на мгновение прикрываю глаза, пытаясь понять, распробовать ощущения и…

Чувствую его ладонь на своем подбородке.

Он явно собирается меня поцеловать.

И тело мое явно хочет этого поцелуя.

Я черти сколько лет не целовалась вот так по-настоящему, но…

– Нет! Никуда я с тобой не пойду. – Грубо отталкиваю от себя мужчину, мгновенно закрываясь.

Павел, явно не ожидавший такого поворота, глядит сначала с недоверчивым изумлением, а после с обидой.

– И не заставляю! – зло бросает он. – Идите работать, Ольга Николаевна!

Вылетаю из кабинета, точно ошпаренная, и несусь в туалет.

Там, закрывшись на щеколду, долго держу руки под холодной водой и, глядя на свое бледное лицо, думаю о том, что дура.

Обидела человека.

По сути, ни за что.

Ведь это не преступление какое-то – поцеловать понравившуюся женщину, путь вы и вместе работаете. Он же просто на ужин позвал, а не в сауну.

Павел давно уже оказывает мне небольшие знаки внимания, но я не думала, что он решится на что-то большее.

Не думала, не хотела…

Просто… Этот кабинет и вся ситуация в целом – это самый настоящий триггер.

Был инцидент в прошлом. И думалось мне – все былью поросло, а нет.

Человеческий мозг – странная штука. Вот казалось бы, что я теперь уже взрослая адекватная тетка. Не девочка…

А до сих пор заклинивает.

Конечно, Павел не виноват.

И я обязательно извинюсь перед ним.

Но после.

Смотрю на себя в зеркало: глаза сухие, даже тушь не потекла.

Я давно разучилась плакать, и это тоже плохо. Нормальный организм через плач перезагружает элементы в нервной системе, дает выход скопившемуся напряжению.

Стресс у меня сегодня был, а выхода напряжения нет.

Вот и досталось Паше.

Надо с этим что-то делать…

В сеансы психотерапии я не верю. Не помогает. Верю лишь в долгую работу над собой до изнеможения.

Тщательно мою руки с мылом, вытираю полотенцем, приглаживаю волосы.

И хорошо, что Антонина Михайловна так себя повела.

На самом деле нужен был лишь повод, чтобы отказаться работать с этой девочкой. Да, не самый лучший поступок. Не красит меня как человека и специалиста. Но так будет лучше для всех. Бывают в прошлом люди, с которыми в ты в настоящем никогда не захочешь встречаться. Так вот, мой бывший муж Игорь и вся его семья в целом – это и есть такие люди.

Девочку жаль…

А ведь она умненькая.

Просто со странностями.

Где-то я читала о подобном. Не помню…

Но ничего. С возможностями и деньгами семьи Даниловых Антонина Михайловна найдет в столице дефектолога не хуже, чем я, а может, даже и лучше.

Окончательно придя в себя, возвращаю на лицо маску непоколебимого спокойствия и, настроившись на рабочий лад, возвращаюсь к себе в кабинет.

Остаток дня проходит без происшествий.

К вечеру, когда все расходятся, включаю старенький компьютер и принимаюсь за разработку программы лечения, под которую, собственно, и будут рассчитаны новый персонал и средства реабилитации.

Увлекаюсь программой настолько, что совершенно не замечаю, как за окном стремительно темнеет. Бросаю взгляд на часы – время уже перевалило за шесть вечера. Основная часть санатория рассосалась кто куда: пациенты – по корпусам и номерам, а работники – по домам.

Поднимаюсь со своего места, тянусь, разминая затекшие шею и плечи, включаю свет, и тут дверь моего кабинета открывается.

На пороге стоит Павел Петрович. В небрежно распахнутом темно-сером пальто. Домой, видимо, собрался.

– Опять допоздна? – спрашивает он, как ни в чем не бывало.

– Не поздно же… – Неопределенно пожимаю плечами.

– Ты долго еще? – спрашивает, переходя на ты и этим давая понять, что хочет разговора.

Кидаю взгляд на незаконченный документ и решаю, что его можно доделать и завтра.

– Закончила уже.

– Подвезти?

– Если не сложно…

– Тогда собирайся. Жду тебя в машине.

Уходит, а я быстро натягиваю пуховик, сапоги и, привычно проверив, везде ли выключен свет, выхожу в темный коридор, а потом и из самого корпуса.

На самом деле я живу недалеко от работы. Быстрым шагом всего минут пятнадцать ходьбы, но я обещала самой себе, что перед Павлом нужно извиниться.

– Холодно. – Сажусь в машину на переднее сиденье и тру озябшие ладошки.

– Без перчаток? – Осуждающе цокает языком. – Грейся о печку.

И я греюсь, искоса поглядывая на четкий профиль мужчины и жалея, что зима не только на улице… В душе моей зима. Не думаю, что смогу испытать с ним что-то большее, чем тупое физическое влечение. А Павел явно достоин и хочет большего.

Через пару минут авто двигается с места, уверенно гребя колесами по плохо чищенной дороге. Снега в этом году столько, что дорожная техника никак не справляется. Центральные дороги стараются не запускать, а сюда, на окраину, редко заглядывают.

Машина у Павла Петровича хорошая: высокая, с большими колесами и дорогая. Явно купленная не на зарплату обычного, пусть и главного, врача.

По дороге не разговариваем.

Павел, сжав губы в тонкую линию, внимательно смотрит на дорогу, а я греюсь и никак не могу согреться.

Бьет легкий озноб.

Только заболеть мне не хватало.

До моего дома мы доезжаем до обидного быстро.

Как бы не хотела оттянуть этот разговор, а перед смертью, как говорится, не надышишься.

– Спасибо, Павел, – благодарю я и поворачиваюсь к мужчине. – Прости меня, пожалуйста, за ту сцену в твоем кабинете. Я повела себя как истеричка.

Уж не знаю, что так забавляет мужчину в этот момент, но он неожиданно улыбается и говорит:

– Прощу, если все же сходишь со мной на ужин.

Опять двадцать пять!

Упорный…

– Зачем?

– Я же сказал тебе до этого: я считаю, что у нас получится что-то хорошее.

– Нет. – Печально смотрю на него. – Не получится. А портить хорошие рабочие отношения разовой интрижкой плохая затея.

– Оля, я похож на подлеца, чтобы оскорбить тебя, как ты выразилась, интрижкой?

Из груди вырывается неуместный хриплый смешок, больше похожий на карканье.

– Дело не в тебе, а во мне. Прости, Паша, но нам лучше остаться просто хорошими коллегами.

С этими словами я распахиваю дверь авто и бодро спрыгиваю на снег.

– Оля! – Мужчина всем корпусом подается к распахнутой двери и шутливо грозит: – Я ведь так просто не отстану. Подумай о этом…

Захлопываю дверь и, не оборачиваясь, иду в сторону своего дома, зная, что он провожает меня взглядом.

Открываю калитку, захожу в свой нечищенный от снега двор и, вздохнув, начинаю пробираться к двери сквозь сугробы. Чистить двор некогда. Утром – на работу, вечером – поздно с работы. Не досуг. В выходные почищу.

Тут из-за угла выскакивает здоровая хаски и с задорным лаем кидается навстречу, вызывая настоящий снежный мини-вихрь.

– Фу! Фу, Буран! – предупреждающе командую я, но моему любвеобильному и малость придурковатому псу, как обычно, по барабану.

Кидается на меня, чтобы естественно запечатлеть свою пламенную любовь, и попросту опрокидывает в снег. Пытается лизнуть в лицо, но я довольно ощутимо луплю его по наглой моське.

– Фу! Дурачина дурацкая! Вот кто так делает? А?

Пес обиженно отходит, но обида его долго, естественно, не длится. Тут же, со своей собачьей непосредственностью, он носится вокруг меня, равнодушно наблюдая, как эта странная двуногая, тихо матерясь, выскребает себя из сугроба, а после, кряхтя, точно старая бабка, идет отпирать дверь.

Буран рвется со мной в дом, но я его, естественно, не пускаю.

Разнесет ведь все.

Пусть во дворе бегает. У него такая шуба – всем шубам – шуба! Может на снегу спать и в минус тридцать.

Закрыв за собой дверь, приваливаюсь к ней спиной, пытаясь вспомнить содержимое своего холодильника, потому что кушать надо, а в магазин не хочется.

– Мур-мяу! – Раздается рядом.

– Привет, Фифи. – Ласково треплю свою пушистую любимицу по мохнатой голове и медленно раздеваюсь.

Как же хорошо дома.

Переодеваюсь в просторную пижаму, смываю макияж и готовлю себе нехитрый ужин, который состоит из одного вареного яйца, тонко нарезанной куриной грудки и гречки. Насытившись, ставлю в микроволновку разогревать кости для Бурана и сыплю Фифи ее любимого корма.

Когда все питомцы сыты, довольны и занимаются своими делами, я, заварив себе большую кружку сладкого какао, забираюсь с ногами в кресло и открываю на планшете популярное книжное приложение.

Что же делать по вечерам одинокой женщине далеко за тридцать, если не читать?

Просматриваю списки бестселлеров в жанре любовного фэнтези, чешу развалившуюся у меня на коленях Фифи и периодически попиваю свое ароматное какао.

А за окном опять валит снег…

Но дома тепло и уютно. И совершенно не хочется думать о том, что завтра нужно вставать на работу, снова надевать маску серьезного дефектолога и врать самой себе, что все у меня в жизни хорошо.

Почти уже выбрав книгу, я на мгновение отрываю глаза от яркого экрана планшета и внезапно замечаю на улице яркий свет автомобильных фар.

Сердце делает у груди тревожный кульбит.

Кто-то приехал?