Текст книги "Чужая тень (СИ)"

Автор книги: Ярослав Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

– Да кто же знал-то, – всплеснул руками адвокат.

– А надо было знать. Прежде чем лезть. Шустрый, а вот учиться плохо умеешь. Думал, я не докопаюсь, чем ты в Калининграде промышлял? Думал, раз далеко – то и не дотянется старый нотариус?

Адвокат побледнел, но попробовал хорохориться:

– На что вы намекаете? Я юрист, и это подтверждают все документы, и они подлинные.

– Ай-ай-ай, ну зачем ты обманываешь старика? Я такие вещи проворачивал, когда ты под стол пешком ходил. Хочешь, расскажу как было? Создал парочку липовых нотариальных контор, а потом начал за процент организовывать торговлю чужим наследством. В архиве бумаги подделал, уже законную копию по запросу получил. Завещание организовал, как бы выехали к старику на место, поскольку больной он, прямо там и оформили? Копия завещания и остальных документов ещё в архиве нотариальной конторы должна храниться? Так закрылась она, контора-то, а пожар уничтожил архивы, которые при ликвидации положено в государственное хранилище отправлять. Вот он, один единственный экземпляр на руках у наследника остался. Раз прокатило, два, три. Смотрю, неплохо заработал, на старинных-то домах, а? Недвижимость дело прибыльное, согласен. Только жадность, она до добра не доводит.

– Ну простите, бес тогда попутал, – признался адвокат.

– Этот бес называется круглая сумма в пятьдесят кусков зелёненьких казначейских билетов из-за окияна, – усмехнулся Соломон Глебович. – Только не проверил, что старичок-то при делах был, и стоял над ним некий Чили Калининградский. Но уважаю, молодой и шустрый, раз лыжи успел смазать раньше, чем его мальчики тебя нашли. Тут бы на дно залечь, да опять не устоял, такое выгодное дело подвернулось. Эх, молодость, молодость. Тебе бы или тихо сидеть, или хотя бы гонораром за подделку и юридическое сопровождение ограничиться. Год мог из этой дуры деньги тянуть, по судами апелляциям с ней ходить, и ничем бы особо не рисковал. Но ты ведь уже всерьёз на деньги Медянского нацелился? Это тебе пообещали?

– Да что вы такое говорите…– начал адвокат и поперхнулся.

– Умолкни, сопляк, и не вякай, пока я не разрешил, – холодно бросил Соломон Глебович. – Иначе гонор свой будешь показывать мальчикам Чили. Прямо отсюда отправишься в камеру, а дальше я весточку в Калининград подам. Даже руки об тебя пачкать не придётся, всё за меня сделают. Жоржика, который тебя с бабкой свёл, собаки живьём жрали. Хочешь повторить?

Адвокат побелел и быстро-быстро замотал головой.

– Умница, вижу, что не хочешь. Тогда слушай сказку дальше. Когда дело только начиналось, и вы с Жоржиком к бабке только подкатили, обратился к тебе один человечек. Или он всё бабке расскажет – или ты его слушаешь как родного отца, а он за это обещает помочь. Этот человечек даёт советы по юридической части, подделывает документы по суду, ну а потом тебе поможет деньги Медянского загрести. Ты за это гарантируешь: сразу как девочка окажется у бабки, ты организуешь передать дочку Медянского твоему заказчику. Угадал?

– Да, Соломон Глебович. Так и было, вот вам крест.

– Перед попом будешь креститься, когда грехи начнёшь отмаливать. А мне сейчас нужно, чтобы ты всё про этого человечка рассказал. Кто, где, как, с первого до последнего слова. Будешь хорошо говорить – зачтётся на этом свете, а покажется мне, что ты чего-то не договариваешь… ну тогда, мил человек, пеняй на себя. Так вот, раз уж крестишься, давай, по примеру первых христиан, ты передо мной облегчишь душу, а я за это дам тебе шанс на отпущение грехов. Фору… скажем, в четыре часа, за которые, обещаю, тебя никто из сегодняшних мальчиков искать не будет. А перед этим мои мальчики доставят обратно домой, и считать время будем от твоего порога, чтобы потом не говорил, что обманул тебя старик. Деньги, остальное, всё успеешь прихватить. Успеешь скрыться, раз ты такой шустрый. И ни сам, ни через мальчиков, которые тебя привели, обещаю, эти четыре часа следить не буду. Моё слово твердо.

– Конечно, конечно, Соломон Глебович. Записывайте.

– На память не жалуюсь. Говори давай.

Говорил адвокат долго, а когда ушёл, в одиночестве Соломон Глебович сидел недолго. Зашли Медянский и Евграфов. Уважаемым гостям нотариус достал не виски для выпендрёжа, а бутылку настоящего марочного вина из Франции и разлил на три бокала.

– Прямо соловей, – хмыкнул Медянский. – Что скажете, Егор Алексеевич?

– Соловей. Только не с той жёрдочки петь начал. Запись разговора я уже отправил кому следует. Про его «партнёра» можно забыть. Это в декабре, поскольку этот Константин так неудачно помер, хозяин сумел сдать всех остальных, но сам отвертеться, а теперь – всё. Прошу прощения, что без подробностей, связан должностью. Но попытка эмигрировать, скрываясь от старых долгов, чтобы на новом месте заняться тем же самым, у нас категорически не поощряется. Раз у нас на руках запись, вместе с результатами декабрьского расследования доказывающая, что он участвовал сам, а всё это не инициатива его подельников… Теперь по его следу официально пойдут те, от кого скрыться невозможно. Но моё вам уважение, Соломон Глебович. И ведь этому молодому человеку вы не соврали ни капли.

Нотариус усмехнулся. Адвокат был шустрый, но дурак. А может, про Омский Совет и Евграфова просто не знал. Потому, когда занялся самодеятельностью, решив «усилить свою позицию» в торговле с заказчиком, и через Жоржика попробовал организовать похищение Сони – то не сообразил, что за киднепинг с помощью ведовства он как непосредственный заказчик тоже несёт полную ответственность. Четыре обещанных часа у него будет, но всё это время его будут вести люди Совета.

– Хотите мнение одного старого юриста, который за свою долгую жизнь видел многих таких же шустрых молодых людей? Жадность – это самый страшный грех, который я знаю в человеке. А этот – очень жадный. На самом деле, Егор Алексеевич, сейчас у него ещё есть шанс уйти даже от ваших людей. Бросать всё, мчаться в аэропорт на первый попавшийся рейс, там несколько раз пересаживаться и попробовать запутать следы. Но из-за собственной жадности он свой шанс упустит. Он вложил столько денег здесь, создавая себе образ в глазах вашей тёщи, Андрей Викторович, что бросить всё это будет просто не в состоянии.

Они как раз допили вино, когда на телефон Евграфова пришла эсэмеска. Прочитав её, глава Совета сказал:

– Соломон Глебович, ещё раз снимаю шляпу перед вами и вашим знанием людей. Вы были правы. Он сначала перетаскал самые ценные вещи из квартиры в машину, а теперь едет по трассе в Новосибирск.

Рыжая джинна, стоя невидимая в тенях деревьев во дворе, проводила взглядом машину убегавшего в ночь адвоката и осуждающе покачала головой. Вокруг – дома с сотнями квартир. Там спят в том числе и маленькие дети, а он с таким рёвом стартует. Подумала на миг, не заставить ли машину сломаться, но потом решила – не стоит. Тогда люди Евграфова не смогут устроить охоты и погони, а эта мелкая душонка помимо наказания тела не успеет испытать пытку страхом и отчаянием как наказание души. Такие вот ничтожества она терпеть не могла. Сколько злых дел становились злее и страшнее, потому что такие вот людишки старались выслужиться перед главным негодяем или попутно заработать свой интерес, а лучше и то и другое? Но пусть им занимаются местные ведуны. Ей же предстояло поставить в этом деле точку. Закон работает только тогда, когда его соблюдают, даже если это не очень выгодно и хочется его немножко нарушить для удобства. Поэтому она и не могла нанести этот визит ещё в декабре, пусть очень и хотелось. Зато сегодня – самое время. На руках у Совета Омска появились доказательства, и его глава официально обратился к джинне по поводу нарушения законов их мира как Перекрёстка.

Изображать из себя человека сейчас не было необходимости, так что джинна не пожелала использовать какой-либо транспорт, а стала призраком и в несколько шагов оказалась на другом конце города, в частном секторе. Здесь был один из самых глухих и трущобных районов города, фонари вдоль улицы не горели ни один, ночь своим нутром как чёрная дыра всосала округу до утра, разделив дворы на маленькие изолированные мирки. Едва джинна приняла материальную форму, как сразу за забором ближайшего дома заворчала собака, но больше для профилактики. Как бы предупреждая: дом под присмотром, и постороннему на территорию заглядывать не стоит.

Джинна играючи перемахнула двухметровый забор, дождалась, пока псы на неё кинутся, и превратила обоих в кровавое облако, забрызгавшее снег. Будь это обычные собаки – она их, может, ещё и пожалела бы, животные за хозяина не отвечают. Но под видом собак прятались две боевые химеры. Выращены они были в магическом мире, внутри несли небольшой заряд магической маны, и были способны порвать и сожрать всё, что пересечёт ночью границу. Причём сожрали бы и плоть, и вещи, желудки позволяли переваривать даже металл. Напасть же джинна позволила исключительно потому, чтобы хозяин получил сигнал от химер и вышел разобраться, кого там выловили его охранники. А также что с незваным гостем сделать: отпустить случайно ошибившегося домом местного алкаша – или заставить незваного гостя исчезнуть. Джинне тоже хотелось сделать всё тихо, а если ловить хозяина внутри, придётся, скорее всего, разгромить весь дом. Тогда дополнительно возиться, имитируя какую-нибудь аварию вроде утечки газа.

Хозяин вышел во двор почти сразу. Несмотря на ночь – в неизменных больших тёмных очках. Сначала его взгляд невольно споткнулся о кровавое пятно прямо посреди двора, только затем он заметил гостью… и стало поздно. Больше ничего сделать он не успел, скованный затвердевшим вокруг него воздухом. Следом с носа слетели очки, обнажая белки глаз с зелёными прожилками и густо-фиолетовую, почти чёрную радужку.

– Здравствуйте, Юйлинь. Если честно, очень не хочется терять время, а хочется просто свернуть вам шею, но, к сожалению, я обязана вам объяснить за что. Так сказать, зачитать приговор, поскольку у нас сейчас не убийство, а суд.

– Кто вы? – дёрнулся мужчина. – И какой это суд из одного человека? Который сам же и палач. Раз уж пришли, то не надо фарса.

– Вы верны себе, Юйлинь. Бороться – так до конца. Заставить меня потерять сосредоточенность, а лучше втянуть в дискуссию, а потом ударить, разрушить чары и сбежать. Ради этого вы готовы потратить два своих последних накопителя маны. Я вас разочарую. Это не колдовство, а в накопителях уже нет маны. Ибо я так решила.

– Кто вы?.. – прохрипел пленник.

– А ведь стоит соблюдать законы, которые в своём доме устанавливает его хозяин. Даже если лично вам очень надо их нарушить. Знаете, эньши Юйлинь, если позволите к вам так обратиться, некоторые говорят жадность – самый плохой из смертных грехов. И глядя на вас, с этим хочется согласиться. Вы ведь были Великим магом Цюйцзина, у вас были власть и деньги, вы могли затащить в свою постель почти любую женщину империи. Сколько подданных императора отдали бы душу, чтобы хоть на пять минут оказаться на вашем месте? Но вам этого оказалось мало, вы захотели власти живого бога. Не только отдавать приказы всем магам империи, но и возложить на свой лоб венец императора, а в руках нести жезл Семи богов. Проиграв войну, урока не усвоили. Вы бежали на Перекрёсток, и здесь опять решили, что по-настоящему великий человек тем и отличается от остальных, что освящённые тысячелетиями законы – это для простолюдинов, а не для него. Действительно, сделанное в других мирах – на Перекрёстке силы не имеет. Но нарушать уже наши законы вам не стоило.

– Вы… вы… – Юйлинь наконец-то сообразил, кто перед ним.

– Совершенно верно. Вы зря решили, что законы Перекрёстка вас не касаются. Иммигрант, нарушивший здешний закон, судится по совокупности преступлений здесь и у себя дома. Знаете, почему я сказала, что жадность – это тяжкий грех? Вы очень скользкий тип, раз опять сумели проделать то же, что и дома. В декабре прошлого года вы подставили всех, кто вам доверился и пошёл за вами. Всех, кого вы купили обещаниями, что едва у вас в руках окажется наследство Князя – вы сможете вернуться и привести Цюйцзин к покорности, а соратники получат лучшие куски. Немногие, кстати, соратники, в этот раз за вами пошли одни лишь отбросы. Какую-то помощь вам удавалось купить за золото, но всё равно пришлось местами мараться самому. Самое глупое, что вас подвела инерция мышления. Вы измеряли ведьмаков привычными вам категориями магов. Не было там никакой тайной лаборатории по изготовлению амулетов – по которой вы хотели восстановить технологию. Ведунам, в отличие от магов, такая лаборатория просто не нужна. Вам бы, пока не нашлось прямых доказательств вины уже на вас – бежать. Да, за новый переход вы бы отдали почти всё, что сумели захватить с собой из императорской сокровищницы. Да, пришлось бы жить очень скромно, забившись в какую-нибудь глушь без права снова шагнуть на Перекрёсток. Но зато могли бы жить. А вы остались, уверенные в завтрашней победе, и что сразу после этого ключ от наследства Князя у вас в руках. И сейчас от имени жителей Перекрёстка я выношу вам приговор: виновен. У вас есть, что сказать в свою защиту?

– Будь ты проклята!

– Подсудимый не сумел привести в свою защиту никаких смягчающих обстоятельств. Приговор вступает в силу.

Внешние эффекты как с химерами были уже не нужны, поэтому преступник просто исчез, распавшись на атомы. Сразу после этого пропала кровь от химер, снег стал чист, если не считать цепочки следов, как будто хозяин дома просто вышел куда-то… и не вернулся.

Эпилог

Заседание суда по идее обязано было стать настоящей сенсацией, журналисты на него должны были слететься как мухи. Но в коридоре, ожидая, пока всех пригласят входить в зал заседаний, переминались с ноги на ногу всего два человека из самых жёлтых и низкопробных изданий. И никого другого… и это было очень странно. Ладно, газета самого Медянского. Но его конкуренты должны были ловить каждое слово, чтобы потом до всех разнести – как его размажут. Однако не отправили даже самого завалящегося стажёра, не говоря уж про телеоператора. И это внушало бабушке Софьи тревогу не меньше чем то, что адвокат опаздывал. Стоявшая рядом дочь сморщилась и сказала:

– Я же говорила тебе, мама, что нельзя ему доверять. А ты всё «шустрый, сало в голове, язык умеет держать за зубами». Хорошо я озаботилась!

И бросила победный взгляд дальше по коридору, где стоял нанятый ей юрист. Не доверяя местным, она специально ездила для этого в адвокатскую контору в Новосибирске, и не пожалела денег. Нанятый юрист в это время стоял и разговаривал с Соломоном Глебовичем. Пусть заочно, но друг друга оба знали, относились друг к другу как к сопернику, но уважаемому коллеге, поэтому перед началом заседания могли позволить себе пообщаться без лишних ссор и обид.

А вот кузины, стоявшие рядом с бабушкой, смотрели на двоюродную сестру с высокомерием и злорадством – как они скоро на ней оттянутся, начав унижать прямо сразу после заседания суда. Если уж в прошлый раз, когда у неё ещё был непонятный статус, мать сквозь пальцы смотрела на издёвки, то сегодня чуть ли не открытым текстом разрешила всё что угодно… Правда, с условием, что не раньше окончания суда и как все сядут в машину на обратную дорогу. Своего отношения к племяннице тётка не скрывала. Непонятно было одно: с чего эта дурочка такая спокойная? Неужели и впрямь, как говорит их мама – дура недоразвитая, и просто не понимает, что суд может закончиться исключительно победой бабушки?

Медянские в суд приехали втроём, Марину вызвали как свидетеля, а Аня отпросилась поддержать подругу. Пока ждали начала заседания, Софья, демонстративно встав к бабушке и кузинам спиной, играла с Аней, Мариной и Соней в камень-ножницы-бумага. Судьёй выступал папа. Ставкой же были подарки тому, кто первый выиграет пятнадцать раундов. Аня ставила на кон акварельный портрет, Соня – именное музыкальное произведение, Софья – тоже рисунок, но карандашом, а Марина обещала торт. Пока лидировала Соня, буквально ей в затылок дышала Марина.

Проиграв очередной раунд, Аня вздохнула и спросила:

– Слушай, а ты вообще ни капельки не нервничаешь? Нет, я знаю, что вы всех разоблачили и обязательно победите. Но неужели всё равно не страшно?

– Не-а, – улыбнулась Софья. – У меня нашлась сестра, у нас с папой и Соней только жизнь начинается. Ещё у нас новое выступление скоро. Да куча всего. А если на всякую ерунду нервы тратить – их просто не хватит. Это вот они пусть нервничают. И кстати. Аня, как ты отнесёшься к идее, чтобы как-нибудь разок составить мне как подруге компанию. Хочу в знак примирения, так сказать, семьи напроситься на недельку к моим кузинам в гости? С прошлого моего раза у бабушки я кузинам много чего задолжала, хочется вернуть долги с процентами. Я когда к Марине домой ездила, мне её брат столько интересных фокусов показал… Предлагаю соревнование. Я тебе все их тоже объясняю, а потом – кто больше приколов опробует на моих кузинах и не попадётся, тот и выиграл.

– Принято, – Аня ухватила подругу за руку и попросила: – Марина, разобьёшь?

Марина на это демонстративно схватилась за голову:

– Какая была тихая и послушная девочка, когда я с тобой познакомилась. И какое чудовище выросло. Ромке, чур, не говорить, а то зазнается.

Все рассмеялись, и тут в динамиках раздался голос помощника судьи, приглашавший всех пройти в зал заседаний. Люди в коридоре разом пришли в движение. Софья внезапно подумала: а что же именно она загадала тогда, осенью, столкнувшись с Пустым и ощутив, как он готов исполнить любое её желание? Кажется, новую жизнь? Или что-то иное? Да и неважно. Взяв одной рукой сестру, а другой папу, Софья зашагала с ними к дверям в зал заседаний. Вот они двое, её семья для неё отныне важны, важны друзья, которые идут следом. Всё остальное уже точно не имеет значения.