Текст книги "Искатель. 1967. Выпуск №6"

Автор книги: Ярослав Гашек

Соавторы: Игорь Росоховатский,Лев Скрягин,Владимир Гаевский,Виталий Меньшиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Я зашел в радиорубку, там первый помощник Веретенников успокаивал радиста Петю, хорошенького паренька лет двадцати, у того совсем разошлись нервы: работает ключом, работать он не бросил, а по лицу потоком льются слезы. «Ладно, – говорит ему Веретенников, – нагрудники у нас отличные, море тоже не так чтобы очень холодное, продержимся до помощи, чудак, даже если шлюпки разобьет, ну, перестань, чудак». Нагрудник на Пете закреплен, а свой помполит держит в руке.

Радист увидел меня, вскочил, хватает за руки, рыдает в голос, чуть лишь не вопит в ужасе: «Спасите! Спасите!» Веретенников, мой первый помощник, душевнейший человек, старый партиец, пришел к нам с завода, по-береговому он умел отлично, а в морской специфике разбирался слабовато, и, вижу, разговор его с радистом для штилевой погоды еще подошел бы, а в ураган не годится.

– Прекратите рев на работе, иначе немедленно отстраню должности, Котлов, – говорю радисту поледенев, – Сообщите, какие передачи в эфире.

– Англичане запрашивают, не нужна ли помощь для спасения судна? – говорит радист, вытирая рукой лицо. Выговор мой подействовал, голос его нетверд, но уже без плача. – «Янтарь» на подходе. Что передать англичанам, Виктор Николаевич?

– Передайте, товарищ Котлов, что в помощи англичан для спасения судна не нуждаемся, справимся сами. – Нарочно называю его на «вы» и товарищем, официальность в иные минуты необходима.

Веретенников с сомнением смотрит на меня.

– А может, позовем их на помощь, Витя? Положение наше грозное…

– Англичане – настоящий морской народ, – говорю громко, чтоб радист тоже слышал. – На спасение людей они не будут запрашивать специального приглашения, сами сделают все, что в их силах, чтоб спасти. А вытребовать их спасателя для «Бурана» не считаю нужным, когда кругом столько наших судов, к тому же и «Чурленис» вышел из Лервика.

В это время, заглушая рев бури, над нами разнесся грохот моторов. Со стороны Мейнленда появился английский вертолет и одну за другой стал бросать осветительные ракеты на парашютах между нами и Фанзи-Нессом. Только теперь, когда эта грозная каменная стена, хорошо освещенная, вздымалась почти что рядом, я мог по-настоящему оценить, на какую дьявольщину нас несет. Одного крепкого удара об этот гранитный барьер было бы достаточно, чтоб погрузиться в пучину – глубины у подножья скал в самом мелком месте здесь превышают тридцать пять метров. А что иной судьбы нам не уготовлено, в свете парашютных фонарей было видно ясно – на Фанзи-Несс обрушивались валы высотою метров в десять, если не в пятнадцать.

Я сказал, что на свету смерть все же легче, чем в темноте, но как-то вдруг ослабел, увидев со всей отчетливостью, какова рожа у нашей смерти. Смешно сейчас в этом признаваться, но среди прочих мыслей пекла меня тогда и мысль, что ребята мои увидят, как я перепугался, и про себя прокричал: «Не смей! Возьми себя в руки!» Рядом со мной очутился Веретенников с нагрудником в руке, тоже всмотрелся в скалу и сказал, поеживаясь:

– Вид, однако! А ты почему без спасательных принадлежностей, Витя?

– Успеется со спасательными, – ответил я и показал на кружившийся над нами вертолет. – Спасибо, что осветили поле крушения, в темени на шлюпках выгребать было бы труднее.

Тогда я еще не знал, что вертолет не так освещал нам место нашей предполагаемой гибели, как обеспечивал условия для съемки кинофильма «Гибель советского корабля у грозных скал Фанзи-Несс». По не зависящим от оператора причинам фильм этот на экраны не вышел, но отдельные кадры из него нам потом, уже в Лервике, показали. Зрелище было впечатляющее, и, глядя на все глазами зрителя, а не участника, я обязательно бы поеживался.

– Я спущусь в столовую, там собрались все производственники и обслуга, – продолжал Веретенников. – Настроение, сам понимаешь, ждут с секунды на секунду приказа бросаться в волны. Поговорить надо с ними, что ли? Отвлечь, что ли…

– Поговори, – сказал я, не оборачиваясь. Мне показалось, что течение меняется у берега, я следил за взлетающим и рушащимся носом корабля, нос явственно поворачивало от берега. Якорь хоть и не держал, но вместе с вытравленной цепью все же гасил скорость дрейфа.

Веретенников положил свой нагрудник у моих ног и пошел, держась руками за переборку, чтоб не сшибло. Он и до сегодняшнего дня не научился ходить в шторма свободно, всегда нужно ему за что-нибудь хвататься. Впрочем, в ту передрягу никто из нас не мог двигаться по-иному. На палубу выползали, лишь страхуя себя линем, привязанным к чему-нибудь.

Я крикнул ему:

– Надень нагрудник!

Он улыбнулся. Бледнее он был не меньше Поморного, но улыбнуться нашел все же силы. Два года мы с ним проплавали и все два года жили душа в душу.

– Успеется, Виктор Николаевич. Ты наденешь, я вместе с тобой.

– Виктор Николаевич, – сказал мне тихо Поморный, когда Веретенников ушел, – видите?

– Течение меняется, это определенно, – ответил я. – Но вот куда нас теперь несет, это вопрос. Посмотрим карту.

На карте метрах в двухстах от Фанзи-Несса был обозначен подводный камень. Вскоре мы узрели его в бинокль, голова его то обнажалась, то покрывалась волною. Чем ближе нас подносило к берегу, тем яснее становилось, что Фанзи-Несс мы оставляем правее. Но вот пройдем ли мимо проклятого рифа или корабль шваркнет о него, этого предугадать было нельзя. И тот и другой варианты – столкновение с гранитной стеной или удар о риф – были одинаково губительны, разница могла быть лишь в количестве отпущенных нам минут агонии.

Я вызвал машинное отделение и приказал механикам готовиться покинуть судно.

– Витя, продержись! – услышал я яростную мольбу стармеха, – Всеми чертями прошу, полчасика дай, у нас налаживается.

Я сказал, что дал бы охотно ему полчасика, но обстоятельства, похоже, не дадут нам их. Он прокричал еще, что механики не собираются покидать корабль, и отключился. Риф приближался, сомнений уже не было, что нас несет на него. Я сам стал за руль, полностью положил его влево, расчет был такой – якорь хоть и не держит, но притормаживает «Буран», значит, течение обгоняет нас, а идем мы по течению, лагом к ветру, то есть упираемся, и результат такой, как если бы мы спокойной воде потихоньку двигаемся назад. А если имеется движение вперед или назад, то восстанавливается управляемость и судно хоть немного, но должно слушаться руля.

Не знаю, правилен ли был мой расчет или течение в этих местах такое, но нас вывернуло точно на середину между мысом Фанзи-Несс и рифом и понесло в горловину бухты Уик-оф-Треста. И тут окончательно у Поморного сорвало нервы. Вася прыгал, размахивал руками, орал со слезами: «Спасены!» Я прикрикнул на него, он не услышал. До спасения было еще далеко. Течение снова прижимало нас к берегу. Минуты через две Вася пришел в себя и сменил меня у руля. Расчет наш был теперь такой. Всеми силами отваливать от берега, пока не доползем до входа в маленькую бухточку, как раз за выступом мыса, там, за каменной стеной Фанзи-Несса, будет если не безопасно, то хоть немного спокойнее, И на этот раз обстоятельства сложились благоприятно, течение вывернулось на север, и нас втащило в бухточку и дальше не понесло – якорь держал! Волнение здесь было меньше, чем в открытом море, и ветер наваливался не с такой страшной силой. Я крикнул механикам, что могу дать им испрошенные полчаса, и добавил, что пятнадцать минут из них считаю использованными, а по корабельному радио объявил, где мы и каковы перспективы, готовность к выгрузке в шлюпки не отменил, но нервное напряжение постарался снять, немедленная гибель уже не грозила.

Вертолет, установив, что мы не пожелали погибнуть, улетел. Между прочим, до сих пор не понимаю, как он осмелился подняться в такую погоду, впрочем, возможно, то был не вертолет, а самолет, у нас не было возможности разбираться, кто там и как кружит. Зато показались огни «Янтаря». Мы связались с ним по радио, я подключил разговор с капитаном «Янтаря» к корабельной трансляции, чтоб голос помощи услышали все. Правда, капитан на радостях, что мы живы, так лихо пустил ураган через семь гробов в центр мирового равновесия, что если не урагану, то нашим женщинам пришлось определенно дурно, но по чрезвычайности с этим можно было не посчитаться.

«Янтарь» зашел к нам с правого борта, боцман со старпомом сами, закрепив себя концами, чтоб не снесло за борт, метали ему буксирный трос. И тут случилось такое, во что бы я ни за что не поверил, не происходи это на моих глазах. Волны, как почти всегда во время ураганов, становятся огромными, но не частыми, мы то падали куда-то в бездну, нос рушился вниз, словно пытаясь завернуть под мостик, то, наоборот, взлетали вверх, и нос поднимался перед рубкой стеной, так что приходилось задирать голову, чтоб разглядеть, что там творится. И это совершалось скорее медлительно, чем быстро, иногда проходило по минуте от падения к подъему и от подъема к падению. Сама по себе качка эта не так уж страшна, если у корабля хорошая остойчивость, а об остойчивости нашего «Бурана» можно сказать лишь одно – отличная. Но совсем иное дело, если рядом по борту с тобой корабль и то этот корабль вздымается над тобой, то ты над ним вздымаешься, а он летит в кипящую пучину.

«Буран» и «Янтарь» мотало на разных волнах – когда его несло на гребень, нас спускало в долину, а когда мы карабкались на вершину волны, он катился вниз. И вот в какой-то момент нас потащило в провал, а «Янтарь» стал вздыматься над нами. Не знаю, как это произошло, то ли нас подвернуло к нему, то ли ветер покачнул его, но корма «Янтаря» вдруг поднялась над нашей палубой, ударила о мачту, погнула ее в три погибели – мачту потом выпрямили, но вмятины остались, можете при случае проверить – и осела на палубу, круша фальшборт и надстройки. Мы с Поморным и рулевым едва успели отскочить. Правое крыло мостика было снесено начисто, а перед самыми нашими лицами, дико звеня, вращался в воздухе винт. Скажу откровенно, я много видал невеселых картин, ураганы в тропиках тоже не сахар, но страшнее этой картины вращающегося у глаз винта я еще не знал и, думаю, не узнаю. Если бы на один метр забросило «Янтарь» дальше к нам на корму, от нас троих, находившихся тогда в рубке, не осталось бы ни одной целой косточки, всех бы нас в доли секунды перемололо на фарш. Застывшие, даже не закричав, мы трое прижались к стенке рубки, и только глядели на вращающийся винт, такой ужас напал. Картина усугублялась тем, что прожектор не повредило и бронзовый винт попал в световой поток – огромное зловещее солнце сверкало над нами, ослепляя и парализуя.

А в следующий момент «Буран» покатился в ложбину между двумя волнами, а «Янтарь» понесла вверх вершина волны. Очнувшись, я схватил за руку оцепеневшего рулевого и ринулся наружу, а Поморный выскочил за нами. Надо было торопиться, пока корма «Янтаря» снова не осела, а другой раз могло получиться хуже.

Но капризная волна отвернула «Янтарь» в сторону, и, когда нас стало вздымать, он осел рядом, так близко борт о борт, что можно было перескочить с судна на судно. И в этот момент старпом швырнул выброску, тянущую буксирный трос, а ребята на «Янтаре» поймали ее и стали трос выбирать.

Как удачно у них получилось, я узнал потом, в эту минуту мы трое, выскочив из рубки, боролись с ураганом, старавшимся вышвырнуть нас за борт. Я хватался за леера, за меня хватались Поморный и рулевой.

Второй якорь тоже срезало. Теперь мы, полностью беспомощные, зависели от того, сумеет ли «Янтарь» закрепить нас на буксире.

«Янтарю» удалось отвалить от нас, он отдалился, повернул на запад и начал потихоньку выводить нас из бухточки в залив Уик-оф-Треста. Наружу вылез Веретенников и спросил, как дела, похоже, что наши злоключения кончены. Я не спешил с окончательными выводами. Я словно предчувствовал, что случится в следующую минуту. А в следующую минуту буксир, прочнейший стальной трос, порвало, как нитку. Нас с «Янтарем» по-прежнему мотало на разных волнах, и сила несущейся водяной стены оказалась мощнее скрутки железных проволочек.

– Все, – сказал я Веретенникову, когда «Буран», безвольный, неуправляемый, замотался на волнах. – Кажется, пришла пора объявлять шлюпочную тревогу.

Мне ответил не Веретенников, а стармех, пулей вылетевший наружу. Мы еле удержали его в четыре руки. Он, ошалев, даже не сопротивлялся ветру.

– Все! – орал он. – Все, Виктор Николаевич! Сочи не отменяются. Полный не гарантирую, а малым пойдем.

Что еще сказать вам? Больше всего я теперь боялся оставаться в крохотной бухточке, прикрытой с востока стеной Фанзи-Несса. Она нас спасла, но могла и погубить – ветер менялся, как почти всегда ветры меняются при циклонах. Он уже заходил с юго-востока, а если бы еще повернул южнее, спасительная бухточка обернулась бы могилой – без якоря обязательно размолотило бы о скалы. В общем я выбираюсь помаленьку в залив Треста, там все же поспокойнее, и намерение одно – выскочить в открытое море, подальше от обрамленных опасностями окал. И тут подходит «Чурленис».

Остальное представляет уже мало интереса. «Чурленис» взял нас на буксир и отвел в Лервик, где мы и отремонтировались. Там же, в Лервике, я купил якорную скобу за 30 фунтов для запасного якоря, а один военный корабль («Восхищен вашими мужеством и умелостью», – просигналил он, когда мы входили в порт) подарил нам к якорю свой вертлюг, предохраняющий якорную цепь от скручивания. Вообще в Лервике много было толков о нашем происшествии. О кинокадрах, где запечатлена наша борьба с ураганом, я уже говорил. На судно часто приходили люди, поздравляли, жали руки, много получали телеграмм и от своих и от англичан, а от одной англичанки из города Стоун-Тауна пришла открытка с горячими поздравлениями и приглашением побывать у нее в гостях. Но мы, конечно, ни о каких гостевых прогулках и не думали, надо было скорее торопиться к себе в порт, там ведь тоже предстояло – уже на берегу – выдержать немалый шторм.

– Понимаю, – сказал я. – Вы опасались, что береговые начнут продираться, выискивать неточности в ваших распоряжениях. Давно известно, что с берега виднее, как действовать в штормы на море.

– Нет, что вы! – сказал он, удивленный. – В управлении у нас немало капитанов, попадавших в ураганы и пострашнее того, что бушевал у острова Фетлар. Все мои действия признали правильными, особенно отметили выдержку и спокойствие, а какое реально было спокойствие, за уже вам подробно рассказывал, Стармеху, правда, вставили фитиля, что решительно не настоял на ремонте главного двигателя, прежде чем выходить в открытый океан, зато «Янтарь» получил премию за самоотверженность при спасении нашего «Бурана».

– А где сейчас ваш «Буран», Виктор Николаевич? Почему вы не на нем?

– «Буран» ремонтируется, и дело это долгое – полгода займет, не меньше. Мог бы, конечно, я пожить в гостинице в это время, потихоньку наблюдать за ремонтом, Но как вам объяснить? Скучно мне на берегу, если долго задерживаюсь, тем более ремонт за границей, семья все равно далеко. Представился случай идти в рейс на «Славе» старпомом, я согласился. Вот отплаваю здесь месяца три-четыре, а потом, естественно, опять возвращусь на свой «Буран».

Игорь РОСОХОВАТСКИЙ
СИГОМ и СОЗДАТЕЛЬ

Рисунки В. ЧЕРНЕЦОВА

СТАРИК

Он сидел в глухой аллее парка и читал газету. Из раскрытой хозяйственной сумки выглядывал замороженный цыпленок. Воздух был почти неподвижен, в нем парили пахучие пушинки…

В аллее появился высокий молодой человек с крупными, слишком правильными чертами лица, которые обычно не запоминаются. Увидев старика, он подошел к нему и сел на скамейку. Заглянул в газету. Старик обрадовался возможному собеседнику, поспешно сказал:

– Взгляните, не правда ли, впечатляет, – он ткнул в газету кривым пальцем. – Известный гонщик. Разбился, достигнув скорости триста миль в час…

– Зачем?

– Что – зачем? – удивился старик.

– Зачем ему нужна была эта скорость? Он спешил на свидание, на помощь кому-то, спасался от опасности?

Старик внимательно посмотрел на собеседника и пожал плечами. На всякий случай даже немного отодвинулся.

– Сколько вам лет? – спросил незнакомец.

– Семьдесят шесть.

– Чем вы занимаетесь?

– Я был мастером на строительстве, потом служил в конторе.

– А теперь?

– На пенсии.

– Что же вы делаете?

Старик улыбнулся. Этот широкоплечий молодой красавец чем-то напоминал сына.

– Живу. Читаю газеты. Смотрю телевизор. Помогаю детям воспитывать внуков. Но и те и другие плохо слушают мои наставления.

– И повторяют ваши ошибки?

– Пожалуй, так, – засмеялся старик.

– А цыпленка вы несете им?

– Им и себе, – старик насторожился. В голосе собеседника ему послышались новые, странные нотки.

– Где они живут?

– Кто?

– Внуки. Те, кому вы несете цыпленка. Адрес?

«Сумасшедший? Грабитель? Чего он от меня хочет? Адреса-то я ему не скажу…» На миг в памяти старика мелькнул адрес, и тут же незнакомец вслух повторил его.

«Как же это я проговорился?» – ужаснулся старик. Его губы тряслись.

– Зачем вам адрес?

– Хочу отнести вашим внукам цыпленка. Они не должны оставаться голодными.

– Но я же принесу его…

– Вы не сможете этого сделать.

– Почему?

– Видите ли, я не просто человек, а человек синтезированный – сигом. Я питаюсь не так, как вы, люди. Вы употребляете в пищу растения и животных, затем следует длинный цикл переработки пищи, накапливается в клетках топливо – АТФ, аденозинтрифосфорная кислота. И только потом вы извлекаете из нее энергию, необходимую для жизни. А я питаюсь чистой АТФ. И когда я беру ее из существа, оно погибает. А сейчас я проголодался…

– И вы хотите… – от страха старик не мог продолжать. В мозгу металась жалкая мысль: «Он обманывает, шутит… Или это сумасшедший? Но тогда он может убить. Хоть бы кто-нибудь из прохожих появился. Надо же мне было сесть в этой аллее…»

– Я не обманываю и не шучу. Как видите, я знаю ваши мысли. И никто из прохожих не поможет. Успокойтесь. Это будет мгновенно, не успеете ничего почувствовать.

– Но вы же не захотите совершить преступление…

– А если бы вас убил голодный тигр, он бы совершил преступление? А когда вы и ваши внуки едите цыпленка? Так вы устроены. А я устроен несколько иначе. Я и так делаю для вас все, что могу. Я ведь не убиваю внуков, которым предстоит повторить ваши ошибки. А Вам уже ничего не предстоит. Зачем вам жизнь? Внуки будут только рады избавиться от лишних наставлений.

– Но разве нельзя получить это вещество, это топливо от животного, от собаки например, – старик хватался за соломинку. – В парк приходят гулять с собаками…

– Они – далеко, вы – близко. Их надо искать и тратить время. Это неразумно.

…Через несколько секунд сигом взял сумку и отправился по адресу. Истекало время его прогулки.

– Ты, наверное, проголодался. Я приготовил для тебя пищу, – сказал Создатель. – Они внизу, в первом отделении вивария.

Сигом расслышал тоскливый лай собак, доносившийся из бетонированных подвалов, где на первом ярусе находились виварий и склады, а под ними на семи ярусах подземелий размещались лаборатории.

– Спасибо, – сказал сигом. – Но мне не хочется есть.

Создатель поднял брови:

– Сыт?

– Да.

– Значит, тебе пришлось…

– Да, – быстро сказал сигом и, предупреждая вопросы Создателя, добавил: – Это был человек, старик.

– Разве не нашлось ничего другого?

– Он был ближе всех. Он уже не работает, не производит ценностей. Принадлежал к тем, кого ты сам называл бесполезными.

Взгляд сигома был чист и ясен, как у ребенка. Создатель почувствовал легкий озноб, подумал: «Пожалуй, я был прав, когда запрограммировал в нем Любовь к Создателю». Спросил:

– Ты говорил с ним?

– Да. У него есть внуки. Он купил для них убитого цыпленка. Я узнал их адрес и отнес им пищу.

– Ну что ж, ты поступил разумно, – сказал Создатель.

– Помню программу, – ответил сигом. – Есть только два критерия: разумно и неразумно. Все остальное – ложь.

Что-то в его тоне не понравилось Создателю. Он спросил:

– У тебя осталось сомнение в разумности своего поступка?

– Да, – ответил сигом. – Я говорил с его внуком. Если информация, которую накопил старик, нужна этому подростку, то не могла ли она пригодиться и мне? А я получил от него только АТФ и навсегда утратил его информацию. Не правильней ли было сначала получить информацию, а потом АТФ?

– В следующий раз будь умнее.

– Постараюсь, – пообещал сигом. Он думал: «Если бы старик остался жить, то продолжал бы накапливать информацию. Не значит ли это, что его жизнь полезна мне?» Спросил: – Пожалуй, если бы люди, не такие мудрые, как ты, узнали о моем поступке, они бы назвали его злом и преступлением?

– Добро и зло – пустые понятия, сын мой. За ними нет логики. Это паутина, которой сильные опутывают мир, чтобы управлять. Это щит, который подымают слабые, чтобы защититься. Поэтому ложь устраивает и тех и других. Но тебе она не нужна. Не засоряй память. Помни: ты создан для того, чтобы стать вождем и помочь людям построить мир, основанный на строгой разумности.

– Да, Создатель, – ответил сигом. В его голосе больше не было сомнения.

Человек, которого называли Создателем, довольно улыбнулся. Его голубые глаза смотрели на собеседника почти нежно, но две четкие складки, идущие от короткого носа к губам, не давали улыбке стать сентиментальной. Он продолжал:

– Люди выработали слишком много ложных ценностей, ложных понятий, придумали слишком много лживых слов. Но все это не должно ни обмануть, ни испугать тебя. В минуту опасности создай вокруг себя энергетическую оболочку. Помни о двух критериях.

– Буду руководствоваться только ими, Создатель.

– Помни второй закон программы – ты не смеешь заходить в библиотеки, читать книги и газеты, кроме тех, которые тебе предлагаю я. А теперь иди. Используй время своих первых прогулок для наблюдений и бесед…