Текст книги "Искатель. 1967. Выпуск №6"

Автор книги: Ярослав Гашек

Соавторы: Игорь Росоховатский,Лев Скрягин,Владимир Гаевский,Виталий Меньшиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА IV. ВЫХОД ОДИН – ВЗРЫВ!

Хотя уполномоченный СС Линдеман и оказался корректным человеком и пребывание его на объекте прошло спокойно, без придирок и неприятных разговоров, все же директор Шисль вздохнул с облегчением после того, как лично отвез Линдемана в Вену. По традиции перед отъездом он свозил Линдемана в ресторанчик на Шнееберге.

Через несколько дней после отъезда Линдемана коменданта охраны Штумпфа срочно вызвали в Вену. Как он и ожидал, речь пошла о том, что почти все охранники объекта должны быть направлены на фронт. Вместо них на объект собрались прислать пожилых крестьян, давно вышедших из призывного возраста. Штумпф был не в восторге. Но приходилось мириться: дела на фронте обстояли так, что, казалось, скоро туда станут направлять и пожилых крестьян.

Выйдя из управления, Штумпф медленно зашагал к автобусной станции. Машины ему не полагалось, и обычно он добирался в Вену и обратно на объект автобусом. Неподалеку от центрального мясного рынка неожиданно его кто-то окликнул. Штумпф посмотрел влево и увидел, как рядом с ним, у самого края мостовой, притормозила машина. Из нее выглядывал улыбающийся уполномоченный Линдеман. Ом гостеприимно распахнул дверцу, приглашая Штумпфа сесть рядом с ним.

– Господин уполномоченный, – сказал Штумпф. – Нам, наверное, не по пути. Ведь я возвращаюсь на объект.

– Вот и отлично. Я как раз еду в том направлении и смогу довезти вас почти до самого объекта.

Дорога была совершенно безлюдной, и Линдеман вел машину на большой скорости. Неожиданно он свернул влево на узкую дорогу и, проехав метров четыреста, остановился.

Опережая вопрос Штумпфа, пояснил:

– Здесь отличное место для отдыха, я хочу вам его показать…

И действительно, здесь было удивительно красиво. Величавые дубы сбрасывали осеннюю листву. Деревья стояли не густо. Было хорошо видно, как они поднимаются в гору, к самой вершине. Из-под упавших багряно-желтых сухих листьев проглядывала нежная зелень травы.

Линдеман взял с заднего сиденья портфель, достал из него два стакана и две бутылки – с минеральной водой и вином, смешал то и другое и протянул один стакан Штумпфу. Тот молча взял и кивнул головой в знак благодарности.

И вроде бы случайная встреча с Линдеманом в Вене, и поездка по пустынной дороге, и, наконец, непонятная остановка в лесу – все это показалось теперь Штумпфу подозрительным. Он выжидательно посмотрел на Линдемана, спокойно сидевшего рядом и как будто поглощенного созерцанием природы. Линдеман тоже посмотрел на Штумпфа, и, поняв беспокойные мысли, бродившие под хмурым лбом Штумпфа, сказал:

– Господин Штумпф, вы совершенно правы в своих предположениях: мы с вами встретились сегодня далеко не случайно. Я хотел бы рассказать вам о некоторых своих умозаключениях. А вы мне потом скажете, прав я или нет. В Берлин поступили сигналы – правда, не в гестапо, а непосредственно в канцелярию рейхсфюрера СС – о том, что на вашем объекте предполагается наличие саботажа. Заметьте – пока единичные сигналы… Они ни на чем не основаны, не подтверждаются какими-либо фактами, более того, сообщения о непорядке на объекте были анонимными… Я не имею права говорить, для чего используется продукция вашего завода. Однако могу сообщить, что малейшая неточность в качестве деталей, выпускаемых на объекте, может привести к срыву программы производства сверхсекретного оружия! Большие неполадки уже имели место. Однако авторитетная комиссия установила в качестве причины этих неполадок конструкторские недоработки. Скажу вам откровенно, что я позволил себе не согласиться с выводами комиссии и добился, чтобы меня направили на ваш объект. Я не ошибся в своих предположениях. На заводе действительно существует тщательно законспирированное подполье. Я почти уверен, что вы имеете к нему определенное отношение…

Сидя вполоборота к Штумпфу, Линдеман заметил, как у того лицо стало наливаться кровью и густые брови полезли вверх.

– Успокойтесь, господин Штумпф, – по-прежнему мягко сказал Линдеман. – Хоть мы с вами и не на судебном процессе, но вот вам некоторые факты. В деталях, производимых на вашем заводе, имеются микроскопические изменения, которые обычный контроль не в состоянии установить. Но именно эти изменения в деталях имели столь пагубные последствия для испытаний сверхсекретного оружия. Рабочие – обычные или из числа заключенных – должны были бы иметь специальные штампы для того, чтобы при поточном производстве так незаметно портить детали. Эти штампы могли быть доставлены только извне. Возникает вопрос: кто это сделал? С другой стороны, я узнаю, что господин Штумпф очень бдительный человек и каждый день проверяет, как заперты сейфы, что оставлено в корзинах для бумаг и не забыты ли на столах чертежи. И наконец, последнее, господин Штумпф: только вчера мне стало известно, что вы действительно потеряли свою ногу в 1918 году на Украине, но только не из-за партизанской, а из-за немецкой пули…

Штумпф судорожно вздохнул. Его правая рука как бы автоматически потянулась к карману.

– Господин Штумпф, – почти весело сказал Линдеман. – У вас нет никаких причин для беспокойства. Вы должны были бы подумать, для чего я выбрал столь безлюдное место, а не, к примеру, здание гестапо в Вене.

Советской власти шел только второй год, а Андрею было всего восемь лет, когда его родное село заняли немцы. Все утро Андрей рыбачил на Десне и отправился домой лишь к обеду. Он быстро взобрался по крутому песчаному склону и увидел, что у края села стоит группа людей в странной форме. Один из них, заметив Андрея, оживился и поманил мальчика пальцем. Когда Андрей подошел, немец одобрительно протянул: «Гут, гут», а потом забрал у Андрея рыбу и слегка подтолкнул его в спину – уходи, мол, пока цел.

Но самое страшное случилось на следующий день. Кто-то донес, что отец Андрея комиссар у «москалей» под Брянском, и в маленькую хатку ворвались три дюжих гайдамака, пришедших в село вместе с немцами. Они молча схватили мать Андрея и потащили ее к церкви. Туда уже согнали всех жителей села.

На маленьком пятачке перед церковью стояла кучка людей. Андрею, прибежавшему вслед за матерью, все они были хорошо известны. Когда вскоре после революции отец вернулся с фронта, в их хату набивались бывшие солдаты – такая же голытьба, как и отец Андрея, – курили жестокий самосад, о чем-то спорили и расходились по домам только под утро.

Немцы, оцепившие пятачок, стояли с безучастными лицами. Грязную работу делали гайдамаки. Они не спеша секли шомполами людей, согнанных на пятачок. Когда очередь дошла до матери, Андрей, наконец, понял весь ужас того, что должно было случиться. Он не кричал, а лишь отвернулся в сторону и стал смотреть на равнодушно-сытые физиономии немцев. Правда, один из них вел себя как-то странно. Лицо его побагровело и покрылось испариной, а рот судорожно кривился. Может быть, Андрей и забыл бы этого немца, но через неделю после того страшного дня верные люди доставили Андрея и его мать в густые придеснянские леса к партизанам. Вот там-то у партизан Андрей снова встретил того странного немца. Оказалось, что немец за два дня до этого сам пришел к партизанам, все время повторяя, пока его вели к землянке командира: «Золидаритэт» и «Зоциаль-демократ». Немецкого языка в отряде никто не знал, но эти два слова были понятны всем. Правда, командир отряда не знал, что делать с немцем. А пока что тот помогал на кухне и даже приготовил картофельные галушки, которые он называл «кнедель».

Сомнения командира рассеялись в первом же бою. Немец, которого звали Ганс, выпросил у повара винтовку и так лихо стрелял по гайдамакам и своим же немцам, что повар снова оказался в одиночестве. Его помощник превратился в заправского партизана. Ганс научился пить горилку, курить корешки и есть украинское сало, запивая молоком.

В одном из боев немецкая пуля раздробила кость на правой ноге Ганса, и он мучительно и громко стонал, когда отрядный фельдшер пилил ему кость ниже колена…

Все эти воспоминания снова пронеслись в голове Артура, когда он увидел, что лицо господина Штумпфа побагровело и покрылось испариной, как в тот день, когда гайдамаки избивали мать Андрея. Линдеман незаметно вздохнул, вспомнив тот солнечный день и тихую рыбалку, глаза матери, ее искривившийся от боли рот.

Летом 1934 года профессор физики Венской высшей технической школы Хаккерт лишился своего лучшего студента: подобно многим другим пассивным и активным участникам неудавшегося фашистского путча, Артур Линдеман бежал в Германию. В Зальцбурге были усилены посты австрийских пограничников, и нацистам пришлось пробираться через маленький пограничный городок Браунау.

Рольф Драйэкк, главарь национал-социалистов на факультете Артура, хорошо знал эти места и повел студентов тихим переулком. Неожиданно он остановился у довольно большого двухэтажного дома. По торжественному выражению на лице Рольфа все догадались, что они находятся там, где родился фюрер.

Артур твердым шагом вышел вперед и прерывающимся от волнения голосом предложил поклясться на верность идее у дома, о котором вечно будут помнить все народы! Студенты подняли руки в гитлеровском приветствии, а Рольф порывисто обнял Артура и прошептал ему, что теперь они навеки связаны братской клятвой.

Перейдя границу, все парни оказались в полицейском участке. Комендант и какой-то не-молодой человек в штатском («Наверное, из гестапо», – подумал Артур) долго говорили с Рольфом и время от времени поглядывали на Артура, одобрительно кивая головой.

Для Артура, пострадавшего в Австрии за национал-социалистскую идею, не составило большого труда поступить в Берлинское высшее техническое училище. Правда, он дал подписку, что по первому приказу готов будет снова выехать в Австрию…

Артур старательно учился, посещал все лекции и вовремя сдавал экзамены. Линдеман чувствовал, что к нему присматриваются, проверяют: то небольшая дискуссия на острую политическую тему со случайным соседом на лекции, то таинственные намеки на предстоящие изменения, которые невнятно бормотал подвыпивший бюргер, как бы невзначай севший рядом с Артуром в маленьком пивном погребке, то назойливые расспросы квартирной хозяйки Артура фрау Бретшайд относительно источников его существования…

По приказанию из центра Артур свел до минимума встречи в Берлине со своим руководителем – они виделись не чаще одного раза в полгода. Для передачи денег и заданий использовались незаметные места в разных частях огромного города. Руководителю, которого Артур про себя называл «стариком», хотя тому было всего сорок лет, приходилось тяжело с Артуром – парень все время рвался в бой, требовал, чтобы его направили в Испанию, предлагал сколотить подпольную группу из числа студентов, клялся, что у него есть на примете отличные ребята.

Но «старик» проявлял железную выдержку и требовал от Артура соблюдения строжайшей дисциплины и конспирации. Он подробно анализировал все действия Артура, детально расспрашивал о всех его знакомствах и ставил перед Артуром совершенно конкретные, строго ограниченные задачи. «Вот ведь стал педантом, совсем как немец», – думал про себя Артур, но тщательно выполнял все указания «старика». Много позднее Артур понял, какую великолепную школу разведчика он прошел под руководством этого опытнейшего подпольщика-революционера.

«Не зарывайся, – не уставал повторять руководитель Артуру на их редких встречах. – Твое время еще придет. У Гитлера достаточно крикунов, умеющих только похваляться тем, как они пришли к власти. Но этой громадной машине нужны в первую очередь знающие люди: специалисты и партийные фанатики одновременно. Ты должен стать таким человеком. Знакомства, связи среди адвокатов, экономистов и особенно предпринимателей – все это тебе понадобится как воздух. Именно эти люди делают политику».

Среди студентов восьмого семестра Артур считался общительным парнем. Он находил время и для занятий в «гимнастическом союзе», и для посещений альпинистской секции, и для прогулок верхом на лошади в берлинском парке Тиргартеке. Богачом Артур не был. Поэтому лошадь он нанимал в компании с одним приятелем – сыном известного авиаконструктора, который держал своего наследника в ежовых рукавицах и выдавал на карманные расходы строго ограниченную сумму. Во время подготовки к летним Олимпийским играм, которые состоялись в Берлине в 1936 году и которым Геббельс придавал колоссальное значение для пропаганды Третьего рейха и фюрера, Артур был направлен партайляйтером технического училища в специальный студенческий комитет, отвечавший за организацию досуга участников Олимпиады.

Вот здесь-то Артур и познакомился с Элизабет Бингель, студенткой философии Берлинского университета. После долгого спора членов комитета о том, куда вести американских спортсменов – в цирк «Буш» или в варьете «Фридрих-штадтпаласт», – Артур и Элизабет вышли на улицу. Начинало темнеть, но фонари на Унтер-ден-Линден еще не зажигали. Идя рядом с Элизабет, Артур незаметно рассматривал девушку. Элизабет почувствовала его взгляд и улыбнулась. В ее улыбке было что-то задорное, но доверчивое. Темно-голубые глаза тепло смотрели на Артура. От легкого ветра ее светлые с каштановым отливом волосы рассыпались по плечам. Элизабет была стройной рослой девушкой – немного ниже Артура. Одета она была в простое серое платье, но видно было, что эта простота стоила больших денег. Свое платье Элизабет наверняка сшила у очень дорогого портного.

Весело болтая об Олимпиаде, потрясающем успехе американских легкоатлетов-негров, Артур и Элизабет медленно шли по Унтер-ден-Линдеп. Как и всегда, проходя мимо здания советского посольства, Артур отвернулся в сторону. Свыше его сил было видеть, как из посольства выходят такие близкие и такие далекие теперь для него люди. В эти минуты Артур чувствовал страшную зависть к ним и громадное желание вбежать в посольство, скинуть с себя личину немецкого бурша, вдоволь поговорить по-русски, поиграть в волейбол во дворе посольства (он почему-то был уверен, что дипломаты играют в волейбол), а потом не спеша пить чай вприкуску, наливая в большую чашку крепкую заварку..

Они миновали Бранденбургские ворота, «Зигесзойле» – «Колонну победы», воздвигнутую кайзером в честь победы над Францией в войне 1870 года, и Тиргартен. На Курфюрстендамм, одной из главных улиц Берлина, Элизабет иногда останавливалась у витрин ювелирных магазинов, любуясь блеском камней. Неожиданно рядом с ними заскрипели тормоза машины. Из черного «хорьха» с гофрированным багажником торопливо выскочил шофер в форменной фуражке и открыл заднюю дверцу. Пожилой плотный господин во фраке и цилиндре не спеша вылез из машины и направился прямо к Элизабет. На Артура он не обратил ни малейшего внимания. Лишь мельком взглянул на него холодными рыбьими глазами.

– О фати![11]11
  Фати (нем.) – папочка.


[Закрыть] – радостно воскликнула Элизабет. – Разреши тебе представить моего нового…

– Я еду на прием в чилийскую миссию, – перебил ее отец. – Мать осталась дома. У нее мигрень, поэтому не опаздывай.

Отец Элизабет молча повернулся, снова бросил подозрительный взгляд на Артура и направился к машине. Лицо Элизабет пылало от смущения.

– Ради бога, не обижайтесь на моего отца. Он все еще считает меня маленькой девочкой и был страшно шокирован, когда узнал, что у меня появились знакомые мужского пола и даже, – она задорно взглянула на Артура, – поклонники.

Но все же настроение было испорчено, и они молча дошли до Груневальда, аристократического района Берлина, где жила Элизабет.

Следующее воскресенье Элизабет и Артур решили провести на озере Мюггельзее. В поезде электрички они доехали до остановки Фридрихсхайн и лесом прошли к самому озеру. На берегах громадного Мюггельзее царил «хохбетриб».[12]12
  Хохбетриб (нем.) – горячее время, часы «пик».


[Закрыть] Артур с трудом раздобыл лодку, и они долго катались по крошечным заливам, каналам, к которым со всех сторон примыкали небольшие дачи, принадлежащие бюргерам среднего достатка.

После катания они отправились закусить и чего-нибудь выпить на открытой веранде ресторана «Шультхайс», расположенного рядом со знаменитой вышкой «Мюггельтурм». Артур заказал светлое слабое пиво со сладким сиропом «берлинер вайсе мит шусс» и сосиски с маленькими булочками – шриппе.

За соседним столиком сидели два молодых парня в форме штурмовиков. Судя по их мокрым от пота коричневым рубашкам, выпили они не один литр пива. Вначале Артур не обратил на них внимания. Но штурмовики, увидев Элизабет, стали возбужденно переговариваться, делая руками совершенно недвусмысленные движения, которые должны были изображать фигуру девушки.

– Пойдем отсюда! – сказала Элизабет, заметив злое выражение на лице Артура. Он оставил деньги на столе, и, не дожидаясь кельнера, они направились к выходу. Элизабет шла впереди.

Неожиданно один из штурмовиков, ражий детина с совершенно бесцветными волосами, крошечным носом и дегенеративной верхней губой, встал и загородил дорогу Элизабет. Она свернула вбок, стараясь его обойти, но он протянул руку, покрытую рыжими волосами, чтобы похлопать ее по спине.

У Артура из головы вылетели все уроки «старика». На этот раз выдержка изменила ему, Он бросился вперед и с силой ударил штурмовика под ложечку. Тот согнулся от боли, и Артур тут же нанес ему страшный удар двумя сцепленными руками по спине, чуть выше поясницы. Молодчик рухнул рядом со столом, за которым сидел его напарник.

Тот тупо и пьяно моргал осовелыми глазами и, видимо, никак не мог сообразить, что, собственно говоря, произошло. Из кухни выбежал испуганный хозяин. Проходивший мимо ресторана парень в белой морской фуражке весело свистнул: «Ну, жди теперь поленте».[13]13
  Поленте (жаргон) – полиция.


[Закрыть]

И действительно, буквально через несколько минут на месте происшествия появились два шуцмана, а вскоре оба штурмовика, Артур и Элизабет оказались в полицейском участке… Элизабет пыталась что-то объяснить ревирин-спектору, но пришедший в себя штурмовик разразился такой бранью, что полицейский попросил девушку выйти в коридор.

В душе Артур клял себя за то, что «сорвался», хотя, с другой стороны, ему было ясно, что иначе поступить он не мог.

Эпилог «ресторанной истории» оказался гораздо лучше, чего опасался Артур. Выйдя в коридор, Элизабет сразу же позвонила домой. Вскоре в участок торопливо вбежал ее отец в сопровождении мрачного типа в черной эсэсовской форме со знаками различия обершарфюрера. Тот молча подошел к обоим штурмовикам, хотел было ударить одного из них, но, видно, передумал и только угрожающе пробормотал: «Мало вам дали в тридцать четвертом!»[14]14
  В 1934 году Гитлер с помощью СС расправился с руководителями штурмовых отрядов Ремом, Гайнесом и другими.


[Закрыть]

Очевидно, Элизабет рассказала отцу обо всем случившемся еще в коридоре, потому что на этот раз он сам подошел к Артуру, поблагодарил за «защиту дочери от пьяных хулиганов» и, наконец, назвал себя: «Коммерциальрат[15]15
  Коммерциальрат (нем.) – советник коммерции.


[Закрыть] Бингель!»

На следующий день Артуру позвонил его приятель по Вене Рольф Драйэкк. После бегства из Австрии он бросил учебу и теперь быстро делал карьеру в CС.

– Ну и хитер же ты, парень! – весело кричал он в телефонную трубку. – Подцепил такую курочку!

– Не понимаю, – сдержанно ответил Артур.

– Ну как же, пеге Бингель солидный финансист и промышленник и далеко не беден. Но самое главное – его кузен, генеральный директор «Сименс-Шуккерт» Рудольф Бингель является членом «кружка друзей рейхсфюрера СС Гиммлера»! Думаешь, почему вчера тебя прибежал выручать один из наших ребят? Все из-за кузена. В общем доучивайся и иди к нам в СС. Карьера будет обеспечена.

Как бы там ни было, но после этой загородной прогулки Артур стал желанным гостем в доме родителей Элизабет.

Летом 1937 года Артур стал дипломированным инженером. Еще через полгода он завершил свою докторскую работу, а в марте 1938 года, когда фюрер под вопли ошалевшей толпы ехал в открытом «мерседесе» по улицам Вены – столицы захваченного нацистской Германией государства, доктор-инженер Артур Линдеман торжественно обвенчался с Элизабет Бингель.

Так началось его движение вверх, о чем мечтал, к чему готовил его «старик», незадолго до этого срочно выехавший в Москву.

Штумпф все еще недоверчиво смотрел на Артура. В его голове царил полный беспорядок. Маленький украинский мальчуган, мать которого умерла через две недели после того, как ее избили шомполами, и этот лощеный, с надменной физиономией офицер-эсэсовец, перед которым трепетал директор Шисль! Можно было сойти с ума от всех совершенно диких мыслей, которые лихорадочно проносились в голове Ганса Штумпфа.

И все-таки он поверил, поверил, когда Артур в мельчайших деталях описал трехмесячное пребывание его, Штумпфа, в партизанском отряде, вплоть до того дня, когда ему ампутировали ногу.

Они снова налили по стакану вина и выпили по-русски залпом, дружески и даже с любовью поглядывая друг на друга.

– У нас очень мало времени, – сказал Артур, посмотрев на часы. – Довольно воспоминаний. Перейдем к делу. Значит, у тебя в группе три человека (Ганс утвердительно кивнул головой). Для будущих действий этого мало, но выход мы найдем. Теперь слушай внимательно: к вашей группе подбирается провокатор. Ты его знаешь: это помощник главного конструктора Зепп Эшмюллер. – Артур сделал паузу, увидев, как Штумпф вздрогнул. – Я пошел на грубейшее нарушение конспирации, напрямую устанавливая с тобой связь. Это должен был сделать кто-нибудь другой из наших. Но времени не было.

По донесениям Эшмюллера в канцелярию Гиммлера, – продолжал спокойно говорить Артур, – чувствовалось, что он вот-вот нападет на след подпольщиков…

– Черт побери, – перебил Штумпф Артура, – но это действительно так. Я собирался с ним переговорить относительно сотрудничества в следующий четверг. Ах, проклятая скотина!

– К счастью, в своих доносах Эшмюллер не назвал ни одного имени. Поэтому, – твердо сказал Артур, – его нужно убрать в ближайшие два дня. Кстати, не забудь проверить, что там у него в сейфе и письменном столе – может быть, останутся какие-нибудь опасные для твоей группы бумаги. Лучше всего, если с Эшмюллером произойдет несчастный случай. Он, кажется, заядлый охотник… Но в общем ты сам, товарищ Штумпф, найдешь, как лучше разделаться с опасным провокатором. А теперь самое главное: изменение конфигурации деталей с помощью штампов вы придумали неплохо. Но долго продолжаться это не будет. Дураков сейчас мало. Максимум еще две-три недели, а потом все полетит к черту. Поэтому нужно готовить серьезную операцию. Твоя группа должна уничтожить подземное производство, а наземные цехи – это уже работа авиации.

Заметив, что Штумпф хочет что-то сказать, Артур вопросительно посмотрел на него, но тот молчал.

– Я, разумеется, понимаю твои сомнения: как силами трех человек осуществить такое крупное дело? Людей вы получите. – В ответ на недоверчивую улыбку на лице Ганса Линдеман добавил: – Я еду сейчас в «кацет» Маутхаузен. Мне поручено отобрать наиболее толковых заключенных для работы на оборонных заводах, так как от директоров предприятий на имя Гиммлера идут жалобы на то, что им все время подсовывают самых бестолковых кацетников. Один директор в письме Гиммлеру вполне резонно жалуется, что среди русских заключенных не могут быть только одни «безграмотные мужики», а к нему на завод присылают именно таких. – В глазах Артура промелькнула лукавая усмешка. – Вот я и буду теперь подбирать для них «интеллигентных славян». Тебя я, разумеется, тоже не обижу.

– Артур, позволь два вопроса. Первый. Как мы доставим на подземный объект такое количество взрывчатки – при нашей охране и контроле? И второй. Никто из нас четверых в минировании не разбирается. Как и где следует размещать заряды, чтобы получить наибольший эффект? Сам понимаешь, смерти мы не боимся. Но жаль идти на такой риск и не добиться никакого результата. – Штумпф вопросительно посмотрел на Артура.

– Сейчас я тебе все подробно объясню, О дамбе, которая отвела в сторону ручей, протекавший в пещере, ты уже, конечно, подумал. За дамбой образовалось небольшое озеро. Вы уничтожаете дамбу, и вода из озера зальет пещеру. Но это не радикальное решение. Воды не очень много, и ее будет легко откачать, а станки от этого не пострадают. Так что производство будет прекращено максимум на неделю. Мне кажется, решение нужно искать в другом. Я тут на днях нашел в библиотеке университета любопытную книжку, изданную в конце прошлого века: «Структура почвы Вены и окрестностей». Автор утверждает, что на определенной глубине как раз под объектом находится подземное озеро. Если сделать концентрированный взрыв, направленный в глубину, то произойдет смещение почвы, и тогда… директору Шислю придется заниматься садоводством вместе со своей женой. Дополнительные расчеты я тебе пришлю в ближайшее время. Связь будем поддерживать через Вену.

Они тепло распрощались. Артур довез Штумпфа до первой же остановки междугородного автобуса, а затем, не заезжая в Вену, отправился в Маутхаузен.