Текст книги "Искатель. 1967. Выпуск №6"

Автор книги: Ярослав Гашек

Соавторы: Игорь Росоховатский,Лев Скрягин,Владимир Гаевский,Виталий Меньшиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

ПОСЛЕДНЯЯ ГИПОТЕЗА

В самом центре Нью-Йорка, на острове Манхаттен, среди небоскребов, силуэт которых напоминает исполинский забор с неровно обломанными зубцами досок, высится красивое здание. Оно называется «Уайтхолл». В нем размещается главная контора американской судоходной компании «Джеймс Винчестер и K°». В наши дни эту фирму возглавляет Ной Винчестер – внук бывшего владельца «Марии Целесты». Примерно раз в месяц Ной Винчестер получает письмо с просьбой рассказать подробнее об обстоятельствах исчезновения команды «Марии Целесты».

До конца дней своих такие же письма получал живший в Брэдфорде сын капитана Бриггса – Артур Бриггс.

Судьба экипажа «Марии Целесты» продолжает волновать людей и поныне. Фантазия не знает границ – это порождает каждый год все новые версии и гипотезы.

Одни исследователи убеждены, что вся эта запутанная история была результатом детальной и основательной подготовки Бриггсом и Морхаузом еще до выхода в море. Мистификация удалась – следственная комиссия английского адмиралтейства стала в тупик, а страховое вознаграждение, притом немалое, было получено. Другие считают, что в последнюю минуту Морхауз, решив, что афера может быть раскрыта, изменил задуманный план действий и поручил своему штурману убить всех, кто находился на борту «Марии Целесты». Сторонники этой версии основывают свою гипотезу на следующих фактах.

Возникновение всех этих тринадцати «почему» может быть объяснено только тем, что их создали умышленно, чтобы сбить с толку даже самых квалифицированных сыщиков.

Вскоре после окончания следствия в Гибралтаре из здания суда была похищена часть следственных материалов, включая судовой журнал «Марии Целесты».

Спустя много лет стало известно, что многие из этих документов оказались у сына капитана «Деи Грации» – Гарри Морхауза. Отец его умер в 1905 году. Гарри Морхауз сейчас живет в Нью-Йорке. Он управляющий гостиницей «Элайси». Когда, еще в тридцатых годах, один из американских морских историков обратился к нему с просьбой разрешить ознакомиться с документами, относящимися к делу «Марии Целесты», Морхауз-младший заявил, что весь семейный архив погиб при пожаре.

Одна из самых любопытных современных версий – гипотеза американца Кобба, племянника Бриггса. Говорят, что Кобб каким-то образом сумел на время заполучить у сына капитану Морхауза семейный архив и изучить все материалы, относящиеся к тайне «Марии Целесты». Версия Кобба изложена на страницах его книги «Розовый коттедж», изданной в Америке в 1940 году. Вот вкратце его гипотеза.

Причина трагедии – груз «Марии Целесты». Тысяча семьсот деревянных бочек со спиртом не были герметично закрыты. 24 ноября 1872 года в кормовом трюме бригантины произошел взрыв скопившихся паров спирта. Взрыв этот был небольшим, и деревянные люковые крышки остались на месте. Бриггс приказал проветрить трюм – матросы сняли люковые крышки. Позже в носовом трюме также взорвались пары спирта… Этот взрыв был сильнее первого – люковые крышки, отброшенные взрывной волной, оказались перевернутыми.

Бриггс, решив, что через несколько минут бригантина взлетит на воздух, дал команду немедленно спустить шлюпку. Все это происходило в обстановке наступившей паники. По всей вероятности, первыми в шлюпку сели жена капитана, его дочь, штурман Ричардсон и один из матросов. Бриггс бросился к себе в каюту, в спешке собрал судовые документы, взял хронометр и секстант, забыв при этом о судовом журнале. Кок в это время брал с камбуза провизию для шлюпки (вот почему на «Марии Целесте» не нашли следов приготовленной пищи).

Вероятно Бриггс не намеревался совсем покинуть бригантину – он просто хотел переждать взрыв на достаточно безопасном расстоянии. Для этого шлюпке нужно было отойти на 100–150 метров. Но буксировочного каната такой длины на «Марии Целесте» не оказалось. Второй штурман, Джиллинг, с матросом отцепили для этой цели дерик-фал – длинную снасть, которой поднимают косой парус. Вот почему на грот-мачте «Марии Целесты» парус был спущен.

Когда отцепили дерик-фал и все сели в шлюпку, Бриггс вспомнил, что не взял с собой компаса. Матрос, которому это было поручено сделать, охваченный паникой, в спешке погнул нактоуз и уронил компас на палубу.

Шлюпка, быстро отойдя от бригантины примерно на 130 метров, удерживалась на буксире. «Мария Целеста» дрейфовала, так как паруса фок-мачты были поставлены соответствующим образом. Сидя в шлюпке, все ждали третьего, сильного, взрыва. Но Бриггс не учел, что третьего взрыва не могло практически произойти, потому что оба трюма уже были вскрыты и пары спирта улетучились. Никто не заметил, как ветер неожиданно изменил направление и наполнил паруса бригантины. «Мария Целеста» быстро набрала ход, а тяжелая, перегруженная людьми шлюпка стояла на месте. Дерик-фал натянулся и лопнул. Шлюпка не смогла на веслах догнать бригантину. «Мария Целеста» ушла на восток. А шлюпка Бриггса исчезла в безбрежных просторах Атлантики…

Роберт ЯНГ
СРУБИТЬ ДЕРЕВО

Рисунки Г. НОВОЖИЛОВА

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В последнюю минуту перед подъемом Стронг повернул древолифт с таким расчетом, чтобы оказаться спиной к стволу. Чем меньше он будет сейчас смотреть на дерево, тем лучше. Но лифт, не пройдя и ста футов, возвратился в исходное положение. Нравилось это Стронгу или нет, дерево решило навязать ему свое общество с самого начала.

Ствол находился от него футах в пятнадцати. Более всего он напоминал Стронгу скалу, выпуклую живую скалу с буграми коры и трещинами – эдакую древесную стену, уходящую ввысь, в величественное зеленое облако листвы.

Он не собирался глядеть вверх, но глаза его сами поднялись вдоль ствола. Он быстро опустил их. Чтобы обрести внутреннее равновесие, он посмотрел вниз: там, на постепенно уменьшавшейся деревенской площади, виднелись знакомые фигуры его трех компаньонов.

Сухр и Блюскиз, покуривая свои первые утренние сигареты, стояли на древнем могильном холме. Стронг поднялся слишком высоко и не видел выражения их лиц, но он почти не сомневался, что тупые черты Сухра дышали упрямством, а на лице Блюскиза было его «буйволово выражение». Райт был примерно в ста футах от подножия дерева, у пульта управления лебедкой. Лицо его наверняка оставалось таким же, как всегда: странная смесь доброты и решительности – разве что оно чуточку напряглось от волнения. Физиономия, по которой безошибочно угадывался руководитель.

Стронг перевел взгляд на домики, окружавшие площадь. Сверху они выглядели еще очаровательнее. В золотисто-багровом сиянии Омикрона Сети яркими, красками переливались коньки крыш, многоцветные зайчики танцевали на пряничных фасадах. В ближайших домиках сейчас, конечно, никого не было. Деревня в радиусе трехсот футов от подножия дерева опустела, и эту часть ее огородили веревкой. Но когда Стронг глянул на домики, ему в голову пришла фантастическая мысль: ночью в них поселились феи и теперь вовсю хозяйничают там.

Эта мысль развлекла его, но ненадолго. Ее спугнула процессия огромных транспортировщиков древесины; они въехали на площадь и выстроились в длинную очередь.

Вновь перед ним оказалось дерево. Он поднялся выше, и стволу пора было стать поменьше. Но Стронг этого не заметил. Ствол по-прежнему напоминал выпуклую скалу, и древоруб чувствовал себя скорее альпинистом. Взглянув вверх, он различил первую ветвь. Ее можно было сравнить с секвойей, растущей параллельно земле на вертикальном склоне древовидного Эвереста.

В крохотном аппарате радиосвязи «земля – дерево», прикрепленном к мочке левого уха Стронга, раздался голос Райта:

– Уже видели дриаду?

Стронг включил миниатюрный передатчик:

– Пока нет.

– Если увидите, дайте мне знать.

– Черта с два! Вы забыли – я вытащил длинную травинку! У меня исключительные права на дерево. Что бы я здесь ни нашел, принадлежит мне. Мне одному.

Райт рассмеялся.

– Я хотел помочь вам.

– Благодарю. Не утруждайтесь. На какой я высоте?

Пауза. Стронг хорошо видел маленькую, как сигарета, фигурку Райта. Он склонился над контрольной панелью лебедки. И спустя немного:

– Сто шестьдесят семь футов. Еще сто двадцать, и вы поравняетесь с первой ветвью… Как вы себя чувствуете?

– Вполне прилично.

– Хорошо. Сообщите, если возникнут какие-нибудь неполадки. Даже самые незначительные.

– Обязательно.

Становилось сумрачнее. Нет, не сумрачнее. Зеленее. Чем выше он поднимался, тем глубже становился оттенок бледного хлорофиллового сияния, в которое, с трудом просачиваясь сквозь бесчисленные наслоения листвы, превращался солнечный свет. В нем шевельнулась боязнь дерева, но он поборол ее, прибегнув к способу, которому его научили в школе древорубов. Противоядие было очень простым: «займитесь чем-нибудь, чем угодно». И он произвел инвентаризацию оборудования, прикрепленного к металлической полосе основания лифта: древоколья, древорацион, одеяла, древопалатка, обогревательный прибор, молоток для забивания кольев, тросомет, резак, санитарная сумка, пояс альпиниста, веревочное седло, шнур для ветвей, агрегат Тимкина, древощипцы, фляжка…

Наконец лифт втянул его в нижние слои листвы. Листья были маленькими и изящными и напомнили ему листья красивого сахарного клена, который когда-то в изобилии произрастал на Земле. Вскоре перед ним простерлась первая ветвь, и стайка алых птиц-хохотушек встретила его прибытие жутким издевательским смехом. Несколько раз они облетели вокруг Стронга, бесцеремонно разглядывая его своими маленькими в форме полумесяца глазами, потом спиралью взвились к верхним ветвям и исчезли.

Эта ветвь была подобна хребту, который, вырвавшись из горной цепи, навис над деревней. Ее боковые отростки сами по себе были настоящими деревьями, и каждое из них, упав, могло бы разрушить по крайней мере один из домиков, столь милых сердцу колонистов.

И в который раз Стронг с недоумением спросил себя, почему коренные обитатели 18-й планеты Омикрона Сети строили свои деревни вокруг основания подобных древесных чудовищ? Разведывательный Отряд отметил в своем докладе, что местные жители, несмотря на свое умение строить красивые здания, на самом деле очень примитивны. Но даже если так, все равно они должны были знать, какую потенциальную опасность таили эти гигантские деревья во время гроз; и прежде всего они должны были понимать, что избыток тени ведет к сырости, а сырость – предвестник гниения.

Совершенно очевидно, что они до этого не додумались. Из всех деревень, построенных ими в свое время, лишь одна эта не сгнила и не превратилась в отвратительные зловонные развалины; так же, как это дерево было единственным, не заболевшим той странной болезнью, от которой, как предполагали, засохли и погибли все остальные.

Разведывательный Отряд утверждал: местные жители возводили свои селения вблизи деревьев потому, что деревья эти являлись для них религиозными символами. И эта гипотеза, несомненно, подтверждалась. Когда деревья начали гибнуть, местные жители, все без исключения, ушли в «пещеры смерти», расположенные в северных пустынях. Однако Стронг все же не мог до конца согласиться с такой гипотезой. Судя по архитектуре домов, аборигены отличались практичностью и большим художественным вкусом, а практичные мыслящие существа вряд ли пошли бы на массовое самоуничтожение только потому, что их религиозные символы оказались подверженными болезням. Более того, Стронгу приходилось и раньше рубить деревья на многих заново открытых планетах, и он неоднократно убеждался: Разведывательный Отряд достаточно часто ошибается.

Листва окружала его со всех сторон. Он находился теперь в совершенно обособленном, туманном, золотисто-зеленом мире, усыпанном цветами. На Омикроне Сети-18 этот месяц соответствовал июню, и дерево было в цвету. И единственными обитателями прекрасного мира были он сам, птицы-хохотушки да насекомые, которыми они питались. Иногда сквозь ажурные просветы между листьями он видел кусочки пустынной площади, и ничего больше.

Когда до ветви, на которую он забросил трос еще будучи на земле, оставалось около пятнадцати футов, он попросил Райта остановить лебедку. Взяв тросомет, он прижал приклад к плечу и принялся раскачивать лифт. Стронг наметил самую верхнюю из видимых ему ветвей. Она нависала над ним примерно в восьмидесяти футах. И во время одного из взлетов лифта, в момент, когда он находился в крайней точке амплитуды, Стронг прицелился и спустил курок.

Тросомет, словно паук, выплюнул бесконечно длинную нить. Тонкий, как осенняя паутина, трос взметнулся вверх, и его конец с грузилом, захлестнув намеченную ветвь, полетел вниз сквозь листья и цветы и закачался в нескольких дюймах от протянутой руки Стронга. Он поймал его во время следующего взлета и, продолжая раскачиваться, прижал трос к вершине треугольной рамы лифта. Он отпустил трос только тогда, когда его микроскопические волокна проникли в сталь, срослись с ней. Теперь можно было подниматься выше.

Стронг попросил Райта снова пустить в ход лебедку. Покрытый тончайшим слоем Тимкина, делавшим его практически неразрываемым, нитевидный трос заскользил через ветвь, и лифт возобновил подъем. Стронг откинулся назад насколько позволял спасательный пояс, закурил сигарету…

И увидел дриаду.

Или ему это почудилось…

Дело в том, что все разговоры о дриадах были их общей шуткой.

Стронг убеждал себя в том, что это не более, чем шутка. Ему было чертовски хорошо известно: никогда ни на каком дереве, ни на какой планете не спустится к нему прекрасная фея по тропе, устланной листьями и цветами. И хотя он непрестанно повторял себе – этому никогда не бывать, в самом дальнем уголке его сознания, к которому не отваживался приблизиться здравый смысл, жила мысль: а быть может, это все-таки когда-нибудь произойдет.

Этой шуткой они перебрасывались во время перелета с Земли и пока ехали из космопорта в деревню. Если верить болтовне Сухра, Блюскиза, Райта… и его собственной, на последнем гигантском дереве Омикрона Сети-18 должна была жить по крайней мере одна дриада. И вот будет потеха, если они ее поймают!

Что ж, подумал Стронг. Ты ее увидел. А теперь посмотрим, как ты ее поймаешь.

Видение мелькнуло и исчезло – лишь слабый намек на контуры тела, вспышку красок, волшебное лицо – и вслед за растаявшим образом постепенно растаяла и его уверенность, будто он видел ее. Лифт внес его, в шатер из листьев, где, как ему казалось, она только что была, но он уже не сомневался, что ее там не будет. Ее не было.

Он заметил, что у него дрожат руки. Усилием воли он вернул им твердость. «Смешно так волноваться из-за причуд солнечного света на листьях и ветвях», – сказал он себе.

А на 475-м футе подъема ему показалось, что он увидел ее снова. Только что выяснив у Райта, на какой он находится высоте, Стронг случайно взглянул в сторону ствола. Она стояла там, прислонившись спиной к коре, и ее длинные стройные ноги опирались на ветвь, с которой он в этот момент поравнялся. Тонкая фигура, сказочное лицо феи, золото волос. До нее было не более двадцати футов.

– Выключите лебедку, – тихо сказал он Райту.

Лифт остановился. Он расстегнул спасательный пояс и ступил на ветвь. Дриада не шелохнулась.

Он медленно направился к ней. Она по-прежнему была неподвижна. Он протер глаза, втайне надеясь, что она не исчезнет. Она стояла на том же месте, спиной к стволу, застывшая, подобная статуе, и ее длинные ноги опирались на ветвь. На ней была короткая, сотканная из листьев туника, которая держалась на перекинутой через плечо ленте; изящные сандалии, тоже из листьев, оплели ее ноги до середины икр. Ему начало казаться, что она действительно существует. И в этот самый миг она вдруг угасла.

Никакое другое слово не могло передать того, что произошло. Она не ушла, она не убежала и не улетела. Строго говоря, она даже не исчезла. Просто она была там, а в следующую секунду ее там не было.

Стронг остановился. Усилие, потраченное им на то, чтобы взобраться на ветвь и пройти по ней несколько шагов, было ничтожно мало, однако он весь покрылся испариной. Он ощущал пот на щеках, на лбу и шее; он ощущал его на груди и спине, он ощущал влажное прикосновение своей взмокшей от пота древорубашки.

Он достал носовой платок и вытер лицо. Сделал шаг назад. Другой. Дриада не материализовалась. Там, где она только что стояла, была лишь заросль листьев. И солнечный блик.

В наушном приемнике раздался голос Райта:

– У вас все в порядке?

Стронг секунду колебался.

– Все отлично, – наконец проговорил он. – Произвожу небольшую разведку.

– Как она выглядит?

– Она… – Стронг вовремя сообразил, что Райт спросил о ветви. Он снова вытер лицо, скомкал платок и засунул его в карман.

– Она огромна, – ответил он, когда уже смог положиться на свой голос. – На самом деле огромна.

– Ничего, мы его одолеем, это дерево. Нам и раньше попадались немаленькие.

– Но не такие гигантские, как это.

– И все-таки мы справимся с ним.

– С ним справлюсь я один, – заявил Стронг.

Райт усмехнулся.

– Не сомневаюсь. И все же мы будем поблизости на тот случай, если… Вы готовы к подъему?

– Одну минуту.

Стронг поспешил к лифту.

– Пускайте, – сказал он.

На пятисотфутовой высоте ему снова пришлось забросить трос, а потом еще раз, когда он поднялся до пятисот девяноста.

Футах в шестистах пятидесяти от земли листва временно поредела, и он смог метнуть трос более чем на сто пятьдесят. Он уселся поудобнее, чтобы насладиться подъемом.

На высоте около семисот футов он оставил на одной из особенно толстых ветвей древопалатку, одеяла и обогревательный прибор и закрепил их. Всегда лучше ночевать на больших ветвях. По мере того как он поднимался выше, ему лишь мельком удавалось увидеть деревню. Порой его взору открывались крайние домики, за которыми до самого горизонта простирались обогащенные химикатами поля. Растительность еще едва пробивалась, и поля были покрыты золотистой щетиной крохотных стебельков недавно посеянной пшеницы – эндемической разновидности, которая изо всей Галактики росла только на Омикроне Сети-18. К середине лета пшеница созреет, и колонисты снимут еще один из тех сказочно обильных урожаев, которые постепенно превращали первое поколение поселенцев в миллионеров.

Он мог разглядеть снующие на задних двориках крохотные фигурки домохозяек и жуками ползущие по улицам жирокары. Он мог разглядеть детей, которые казались отсюда не больше головастиков – они плавали в бассейне. Для полноты картины не хватало только маляра, красящего дом, или чинящего крышу кровельщика. Их отсутствие объяснялось очень просто: эти домики никогда не требовали ремонта.

Во всяком случае, так было до сегодняшнего дня.

Дерево, которое пошло на их строительство, и качество работы не имели себе равных. Стронг побывал только в одном из домов – в местной церкви, которую колонисты превратили в отель, – но хозяин отеля (он же мэр деревни) заверил его, что, в сущности, отель представлял, собой только увеличенную и несколько богаче декорированную копию других зданий. Нигде раньше Стронг не видел такой безукоризненной отделки дерева, такой совершенной, панельной обшивки. Все было идеально продумано и составляло такое единое целое, что невозможно было определить границу между фундаментом и полом, между опорными балками и стенами.

Стены переходили в окна, окна переходили в стены. Лестницы не просто спускались: они словно струились окрашенными под дерево потоками. Что же касается освещения, то свет испускало само дерево.

Разведывательный Отряд, признав местных жителей примитивными, основывал свое заключение главным образом на том (и это, по мнению Стронга, возможно, было большой глупостью), что аборигены научились обрабатывать металлы только в позднем периоде своего существования. Но пыл, с которым колонисты мечтали сохранить эту единственную уцелевшую деревню (на что было получено разрешение Департамента Галактических Земель), красноречиво свидетельствовал о том, что неумение местных жителей творить чудеса из железа и меди с лихвой возмещалось их способностью творить чудеса из дерева.

Перед тем как покинуть лифт, он забрасывал трос еще три раза. И теперь, стоя на ветви, Стронг надел пояс верхолаза и с помощью специальных замков-защелок прикрепил к нему нужные инструменты. Потом он отцепил от основания лифта конец шнура и защелкнул карабин у правого бедра.

С расположенной выше развилки, точно серебряная лиана, свисала седельная веревка. Развилка находилась на двадцать футов ниже самой верхней точки дерева и более чем в тысяче футов над землей.

Эта цифра не укладывалась в сознании. Ему не раз приходилось взбираться на высокие деревья; некоторые из них достигали даже пятисот футов. Но по сравнению с этим они казались пигмеями. Это возвышалось над землей более чем на тысячу.

Тысяча футов!

Седельная веревка приобрела новое значение. Он потянулся к ней и коснулся рукой ее поверхности, которая мягко присасывалась к ладоням. Проследовал глазами вдоль ее двух серебристых полосок. И полез вверх, перехватывая веревку, подтягиваясь и пропуская веревку между ногами, «стоя» на ней, когда вновь начинали действовать руки. Переполнявший его восторг умножил силы; горячими волнами разливалась по телу кровь; пело все его существо. Поднимался он неторопливо и уверенно. Добравшись до развилки, он влез на ветку и посмотрел вверх.

До последнего разветвления оставалось еще каких-нибудь десять футов. Нажав маленькие кнопки, он освободил вмонтированные в подошвы древоботинок стальные шипы и, встав, приложил ладони к темно-серой коре, На этой высоте диаметр ствола был меньше фута и поверхность его была гладкой и шелковистой, как шея женщины. Стронг поднял левую ногу и опустил ее под углом к стволу. Надавил. Шипы глубоко вонзились в дерево. Он перенес тяжесть на левую ногу, наступил правой. И полез вверх.

Даже закрыв глаза, вы безошибочно можете определить, что приближаетесь к вершине дерева. Любого дерева. Чем выше вы поднимаетесь, тем сильнее раскачивается ствол, который под вашими руками становится все тоньше; по мере того как вокруг редеет листва, все ярче светит солнце; все быстрее и быстрее бьется ваше сердце…

Добравшись до последней развилки, Стронг уселся верхом на ветку и посмотрел вниз, на раскинувшийся перед ним мир.

Отсюда листва еще больше напоминала зеленое облако – огромное зеленое облако, которое скрывало почти всю деревню. За его кружевными краями были видны только самые крайние домики. А дальше бесшумно катилось к горизонту «Великое Пшеничное Море» – как он мысленно называл поля.

Хотя более уместным здесь было бы слово «архипелаг». Потому что, куда бы он ни бросил взгляд, повсюду виднелись «острова». «Острова» сгнивших деревень; одни – увенчанные зловещими серыми маяками мертвых деревьев, другие – засыпанные серыми обломками упавших. «Острова» контейнеров с отбросами из прочной стальной фольги, «острова» ангаров из того же материала. В них находились сеялки-геликоптеры и облегченные комбайны, взятые колонистами в аренду у Департамента Галактических Земель.

Вблизи деревни виднелись «острова» поменьше: завод по обеззараживанию сточных вод, мусоросжигательная печь, крематорий, И наконец, еще один, новенький с иголочки, «остров» – лесопильный завод, на котором колонисты собирались обработать древесину этого дерева.

В некотором смысле дерево уподоблялось урожаю, потому, что на Омикроне Сети-18 высоко ценилась древесина – почти так же, как на Земле. Но даром они ее не получат, подумал Стронг; им таки придется раскошелиться и отвалить компании «Убийцы деревьев, инкорпорейтед» кругленькую сумму.

Стронг расхохотался. Он не очень-то симпатизировал колонистам. Как и Блюскиз, он отлично понимал, что они творят с почвой и как будет выглядеть Омикрон Сети-18 через пятьдесят лет. Временами он их ненавидел…

Но не сейчас. Сейчас, когда утренний ветерок вздувал его древорубашку и утреннее солнце касалось его лица, когда над его головой распростерлось необъятное небо, а у ног раскинулся весь мир, сейчас ему вообще трудно было что-либо ненавидеть.

Он выкурил сигарету. На вершине мира, под чужим ветром и солнцем, она показалась ему особенно приятной. Он затягивался, пока окурок не ожег ему пальцы, потом загасил его о подошву ботинка.

Когда он поднял руку, на его указательном и большом пальцах была кровь.

Сперва он решил, что порезался, но, когда он стер кровь, на руке не оказалось ни малейшего пореза, даже царапины. Он нахмурился. Быть может, он поранил себе ногу? Он наклонился, и увидел окровавленную подошву ботинка и кровь, каплями стекавшую с шипа. Он наклонился еще ниже… и увидел кровавый след, оставленный шипами на гладкой серой поверхности ствола. Наконец он понял, в чем дело. Кровь была не его. Это была кровь дерева.

Искрилась на солнце дрожавшая под ветром листва, и лениво качался из стороны в сторону ствол. Из стороны в сторону, из стороны в сторону…

Сок!

Ему уже начало казаться, что это слово никогда не отстоит свои права, а его сознанием навыки завладеет его ложный синоним.

Сок…

Ведь ему совсем не обязательно быть прозрачным. При соответствующих пигментах сок мог быть любого цвета под солнцем. Пурпурного. Зеленого. Коричневого. Красного…

Кроваво-красного…

Из того, что обычные деревья обладали определенными особенностями, вовсе не следовало, что те же особенности должны быть свойственны и этому дереву. Не было такого закона, по которому сок дерева обязательно должен быть бесцветным.

Ему стало немного легче. Красный сок, подумал он. Надо поскорее сообщить Райту!

Но когда Райт связался с ним, он не сказал ему об этом ни слова.

– Вы готовы? – спросил Райт.

– Нет… не совсем. Произвожу небольшую разведку.

– Как я погляжу, сегодня это ваше любимое занятие.

– Отчасти.

– Ладно, раз уж вы решили оставить дриад себе, не буду вам мешать. Тем более вы слишком высоко. А такому немолодому древорубу, как я, взобраться к вам не под силу. Я хотел вам сказать, что мы собираемся немного закусить. Советую вам сделать то же самое.

– Слушаюсь, – сказал Стронг.

Но есть он не стал. Лежавший у него в кармане древорацион не возбуждал аппетита. Посидев еще немного на развилке, он выкурил еще одну сигарету и спустился по стволу до ветви, через которую проходила седельная веревка. Руки его обагрились кровью, и ему пришлось вытереть их носовым платком.

Убрав шипы, он обвил ногами веревку и «слетел» вниз на развилку, через которую проходил шнур. Пробыв там ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы сесть в седло, он молниеносно спустился к концу шнура и прикрепил к поясу щипцы. Первая стофутовая ветвь находилась под ним футах в двадцати. Он в секунду преодолел это расстояние и стал на ветвь. Потом он приладил к ветви щипцы. Их острые клешни вгрызлись в дерево. Работа подействовала на него успокаивающе, и, включив передатчик, он машинально заговорил в том шутливо-официальном тоне, в котором они с Райтом иногда беседовали по линии «земля – дерево».

– Теперь дело за вами, мистер Райт. Я готов.

Молчание. И наконец:

– Вас, мистер Стронг, не очень-то устраивают длинные обеденные перерывы, а?

– Во всяком случае, не тогда, когда у меня под носом маячит такое огромное дерево.

– Включаю лебедку. Дайте знать, когда шнур натянется.

– Слушаюсь, мистер Райт.

Заработала лебедка, шнур, до этого висевший дугой, превратился в струну. Ветвь вздрогнула, затрещала…

– Выключите лебедку, мистер Райт.

Стронг направился к стволу, устроился в седле и достал резак, с виду похожий на пистолет. Настроив резак на десятифутовый луч, он направил дуло на основание ветви. Он уже совсем было собрался нажать курок, когда у самой границы его поля зрения мелькнули контуры тела и цветовое пятно. Он перевел взгляд туда, где полуденное небо ласково гладило отягощенные листьями боковые ветки…

И увидел дриаду.

– Мы ждем вашей команды, мистер Стронг.

Стронг судорожно глотнул. Выступивший на лбу пот потек вниз и залил ему глаза. Он вытер его рукавом рубашки. Дриада не исчезла.

Опершись на локоть, она полулежала на ветке, слишком тонкой, чтобы выдержать ее тяжесть, а ее легкое платье настолько слилось с окружающей листвой, что, если бы не ее волшебное лицо, не золотистые руки и ноги и не пушистая копна желтых волос, он мог бы поклясться, что она ему почудилась; но, даже разглядев ее, он все равно почти готов был поклясться, что ее там нет, ибо лицо ее могло быть только что распустившимся цветком, ее руки и ноги – золотистой пшеницей, проглядывавшей через просветы в листве, а волосы – горстью солнечного света.

Он снова протер глаза. Но она не желала исчезать. Чувствуя себя дураком, он помахал ей рукой. Она даже не шевельнулась. Он опять помахал ей, чувствуя себя уже полнейшим идиотом. Потом выключил передатчик.

– Уйди оттуда! – крикнул он.

Она и глазом не моргнула.

– Почему задерживаетесь, Стронг?

Тон Райта и опущение насмешливо-официального обращения «мистер» свидетельствовали о его нетерпении.

«Послушай, – сказал себе Стронг, – ведь до этого ты взбирался на сотни деревьев, и ни на одном из них ты не видел ни одной дриады. Ни одной. На свете вообще нет никаких дриад. Никогда, не было. И никогда не будет. Ни на этом дереве и ни на каком другом. И сидящая на той ветке дриада не более реальна, чем шампанское в твоей фляжке!»

Он с трудом перевел взгляд на нижнюю часть ветви, куда был нацелен резак, и заставил себя нажать курок. Дерево рассекла узкая щель; он почувствовал почти физическую боль. Стронг включил передатчик.

– Поднимайте, – произнес он.

Струной зазвенел натянувшийся шнур; вздохнула ветвь. Он углубил разрез.

– Поднимайте, – повторил он.

На этот раз ветвь приподнялась уже заметно.

– А теперь тяните шнур равномерно, мистер Райт, – сказал он и медленно поднял невидимый луч резака, вонзая его в ткань ветви, дюйм за дюймом замораживая молекулярную структуру древесины. Когда он отрезал ветвь полностью, она повисла параллельно стволу, готовая к спуску.

– Принимайте ее, мистер Райт!

– Слушаюсь, мистер Стронг!

Пока ветвь опускалась мимо него, он срезал самые большие боковые ветки, чтобы она не застряла по дороге. Когда с ним поравнялся ее последний отрезок, он внимательно осмотрел его. Дриады там не было и в помине.

Он заметил, что у него снова дрожат руки, а взглянув в сторону ствола, увидел такое, отчего они задрожали еще сильнее: луч на некоторое время заморозил поверхность среза, но сейчас, когда на срез упало солнце, из раны начала сочиться кровь…

Нет, не кровь. Сок. Красный сок! Господи боже, что это с ним происходит? Однако, несмотря ни на что, он продолжал следить глазами за шнуром, чтобы успеть предупредить Райта, если ветвь застрянет. Но ветвь оказалась очень покладистой: она беспрепятственно прошла сквозь нижние ветки, и вскоре он услышал голос Райта: