Текст книги "Пепелище славы"

Автор книги: Ярослав Денисенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 1.

Ривендор недоверчиво покачал головой:

– Быть того не может!

– Тише! – шикнул Мардок. – Услышит же! Говорю тебе, сам только что видел. На стуле, за столом и…

– О чем это вы тут шушукаетесь? – осведомился Орог, появляясь из лестничной арки.

– Тсс! – одновременно накинулись на него эльф и орк. – Спугнешь!

На цыпочках двое заговорщиков прокрались к двери. Так ничего и не понимая, Орог двинулся за ними, осторожно занося над полом подкованные подошвы. Хоть он и был главным в этой пестрой компании, умение доверять товарищам в нужный момент спасло жизнь не одному северному вождю.

Из-за спин застывшей на пороге парочки он успел заметить стремительную тень, гигантским прыжком пересекшую пространство между столом и барсовой шкурой, расстеленной у камина. Бывший владелец шкуры изошел бы черной завистью, доведись ему стать свидетелем этого прыжка.

– Вставай уже со своего коврика, – усмехнулся Орог. – Видели мы все.

– Не понимаю, о чем ты, – с каменным лицом отозвался Шенгар.

– О твоей нелюбви к "эльфийским подставкам"!

– Блажь и чушь, изобретенная ушастыми.

– Вот ведь дубина упрямая! Отморозишь все, что можно, среди этих сквозняков – чем перед девицами хвастаться будешь?

– Не твоего ума дело!

Взгляд Орога упал на предмет, отброшенный братом подальше, в явной надежде на то, что его никто не заметит.

– Ну-ка, что там на обложке написано? "Пиротехнические смеси и…"

Шенгар успел сцапать книжку прежде, чем Орог до нее дотянулся.

– Это я захватил, чтобы теплее было, – заявил он, решительно усаживаясь на том в рельефном, с металлическими накладками, переплете.

– Ну да, конечно.

"По крайней мере, брат взялся за ум, хоть и не спешит в том признаваться", – решил Орог удовлетворенно. Больше можно не опасаться, что в маниакальных попытках получить взрывчатку методом научного тыка тот заполнит вентиляцию таким едким зловонным газом, что всем им срочно придется перебираться на противоположный конец гномьего городка. Или наоборот? Орог нахмурился и постарался не думать, каких ошеломляющих результатов стоит ждать от начинающего алхимика, вооруженного знаниями.

Бывший "тронный зал" Черного Солнца, темный, сырой и неудобный, орки оставили еще в начале осени. Центром нового подземного поселения сделались рудник и цех.

К тому же, Орог с Шенгаром, да и многие другие урук-хаи частенько наведывались в уцелевшую часть гномьего лабиринта, полную сокровищ самого разного толка. Орога больше всего интересовала библиотека. Шенгар откопал лабораторию какого-то то ли мага, то ли алхимика, и прочно в ней обосновался. Целью его, как уже было сказано, являлось получение пороха. Но результаты неудачных экспериментов, вроде того едкого газа, уже зародили почву для новых, не менее захватывающих идей. В последний месяц зимы Шенгар стал редким гостем в окрестностях рудника, лишь изредка удостаивая честью своего посещения тренировки с железным оружием, устраиваемые Ришнаром.

Что же касалось самого Ришнара, то старый сотник действительно приносил уйму пользы. За зиму ему даже удалось превратить Стальные Когти из разрозненной компании, больше смахивающей на разбойничью шайку, чем на будущий могущественный клан, в некоторое подобие слаженной боевой единицы.

Уже привычным обиталищем для орков сделалась жилая пещерка в "цветнике" из минералов, так понравившаяся Орогу. Особенности каменных жилищ, просторных и холодных, пролили свет на истинное предназначение кроватей, стульев, столов и прочих предметов, ранее казавшихся оркам глупой блажью. Один лишь Шенгар, верный собственной упертости, продолжал именовать эти полезные вещи "дурацкими эльфийскими подставками".

В общем, амбициозные планы молодого вождя начинали планомерно воплощаться в реальность. Одно обстоятельство волновало Орога – за всю зиму ни одна из попыток овладеть искусством получения железа не увенчалась успехом.

Все началось с того, что Харлак и Орви (зеленоглазый "математик", чья некстати проявленная смекалка чуть не стоила Ривендору с Шенгаром головы), взявшие на себя обязанность разобраться в деталях процесса, окончательно в нем запутались и поссорились. В день, на который был назначен пробный запуск плавильной печи, оба наотрез отказались участвовать в этом мероприятии. Каждый сваливал вину на другого, а затем оба дружно напустились на Ривендора, вся причастность которого сводилась к зачитыванию вслух металлургического трактата. Клинки уже покинули ножны, и случиться бы тогда очередной жестокой потасовке, если бы не светлая мысль, вовремя посетившая эльфа: он предложил соорудить вместо давящего масштабностью гномьего гиганта маленькую сыродутную печь и испытывать догадки на небольшом количестве угля и руды. Смертоубийство отменилось, и орки принялись за работу. По счастью, она увлекла их настолько, что даже перевалившее за десяток число неудачных попыток не вернуло их к мысли свернуть эльфу шею. И все же, похвастаться в этом направлении было откровенно нечем.

– Снег почти сошел, – мрачно вздохнул Орог. – Нам надо успеть на Совет прежде, чем кланы разбредутся по летним стоянкам. А показать все еще нечего!

Шенгар сладко потянулся и зевнул, всем своим видом изображая, как удобно ему сидится на выпирающих украшениях книжного переплета.

– Мы куда-то торопимся? – удивился он. – Осенью Совет тоже никуда не денется. А то, пока нас не будет, глядишь, ушастые явятся. Как же гостям без хозяев!

– Вот они-то меня и волнуют, – признался Орог. – С каждым разом их все больше и больше.

– Они придут, как только расчистятся дороги, – кивнул Ривендор.

Но первыми гостями оказались вовсе не эльфы.

– Вылезайте, трусливые предатели! – ревел Уршван, вождь клана Леденящая Смерть.

– Вы увели у меня лучших охотников! – вторил Баргар из клана Черные Клинки. – Думаете, это сойдет вам с рук?

Около сотни орков из двух кланов, во главе с их разгневанными вождями, потрясали оружием по ту сторону бурлящего потока. Высокий обрыв, некогда являвшийся берегом реки, еще осенью украсился зубцами и башенками из неотесанных каменных глыб. Вместе с пещерой, обложенной камнями и оборудованной в хранилище припасов, они образовывали мощное укрепление, держащее под обстрелом возможные места переправ.

– Если ты настолько не ценишь лучших охотников, что они покинули тебя, разве я за то в ответе? – прокричал Орог, высовываясь из бойницы.

Некоторое время Баргар недоуменно разглядывал его, потом узнал.

– Оказывается, тебя еще не сожрали горные волки! – проорал он. – Вообще-то я имел в виду твоего дружка Шенгара и это неблагодарное отродье Мардока!

– К Творцу в чертоги твоего Мардока! – рассердился его союзник по походу. – Но Шенгар пусть ответит за все!

В ответ Шенгар вытащил из ножен клинок и издевательски повертел им в воздухе – яркие блики солнца заиграли на стальном лезвии.

– Вы просто завидуете моему новому мечу! – заявил он.

– Кого бы вы в виду не имели, а вождь здесь я, – сообщил Орог. – Со мной и будете говорить!

И Баргар, и Уршван казались озадаченными таким поворотом событий. Первым нашелся Леденящая Смерть:

– Для того, чтобы быть вождем, нужен клан!

– Клан будет, – спокойно ответил Орог. – И все, кто поможет мне в его создании, получат железное оружие. А кто окажется против, до конца дней будет жевать на Пустошах ягель вместе с оленями! К которой из компаний желаете присоединиться?

– До тебя мы тоже доберемся! – пообещал Черный Клинок.

– А вот это вряд ли, – усмехнулся Орог. В этом он был совершенно прав.

Ришнар довольно поскреб ухо кривым обломанным когтем:

– Хорошо, – ни с того, ни с сего заявил он.

– Чего хорошего, старик? – окрысился Шенгар. – Вместо того, чтобы заниматься делом, приходится тратить время на разборки с этими идиотами!

В одном из последних опытов ему удалось получить впечатляющие огненные искры, разлетающиеся по сторонам, и он был безумно зол из-за вынужденного перерыва в изысканиях.

– Их только двое. Значит остальные вожди сидят и ждут, чем закончится дело… Я так понимаю, они не всех своих воинов привели?

– Конечно не всех. Красиво бы они выглядели, притащив тысячу против трех десятков!

Два вождя на другом берегу совещались. Видимо, обсуждали полученную информацию. Как и полагается уважающим себя оркам, они долго спорили, препирались, чуть было не передрались, но, наконец, сошлись на каком-то решении. Честь его озвучить досталась Уршвану.

– Может быть, ты и окопался в этих камнях, как последний трус, – прокричал Леденящая Смерть, – но мы вернемся с полными кланами и все равно тебя оттуда выколупаем!

– Возвращайтесь! – отозвался Орог. – Сюда как раз направляется армия длинноухих! Мы дождемся, кто из вас победит, с ним и разберемся!

– Брешешь, предатель!

– Предложение насчет оружия остается в силе! – выкрикнул Орог в спины врагам, убирающимся несолоно хлебавши.

Шрам на щеке тянул и ныл. Почти полгода миновало с тех пор, как Тандегрэн обзавелся этим сомнительным «украшением», быть может, делающим честь бандиту с большой дороги, но мало сочетающемуся с тонкими эльфийскими чертами. Наверное, длинный неровный рубец давно бы перестал беспокоить воина, если бы не напоминал ежедневно о позорных обстоятельствах, сопровождавших его получение. Напоминал окружающим, а главное – своему обладателю.

"Привередничать начинаешь, сноб длинноухий? – строго одернул себя эльф. – Когда ты выбрался из речки, был до истерики рад, что вообще живой остался".

Ну да, так оно и было. Валялся на песчаной отмели и хохотал так, словно его впору было свозить в какой-нибудь прихрамовый дом милосердия и запирать в комнате без острых предметов, в компании с Темным Лордом, Светлым Творцом и изобретателем философского камня. Успокоиться он не мог: любая мысль вызывала новый припадок безудержного хохота. И то, что вокруг – недели пути по бездорожью. И то, что урук-хаи разгуливают по этим горам под флагом Талемайра Падшего. Что остатки его отряда угодили в плен. Что принц, похоже, мертв. Что осенние холода вот-вот наступят, а у него с собой даже меньше, чем ничего. А уж когда он обнаружил, что из рассеченного острым камнем лица хлещет, пульсируя, кровь и заливает ему глаза, затекает за ворот рубахи, что руки у него в крови, и одежда вся в крови, и волосы слипаются от крови, хохот сделался таким, что от этих звуков удрал бы из собственного логова свирепый дикий дракон – и никогда туда больше не вернулся.

А самое смешное – он был ЖИВОЙ!!!

И впрямь, его эффектный порыв мог окончиться гораздо менее удачно. Например, он мог с тем же успехом приложиться затылком. Или лишиться глаза, придись удар чуть выше. Переломать руки-ноги и не выплыть из бурного течения. Право, жаловаться на распоротую щеку в таком положении просто смешно! Даже если понимаешь, что мучает вовсе не рана, а память о собственном унизительном поражении.

Тандегрэн потер зудящий шрам и толкнул изящную дверь, украшенную деревянной инкрустацией в староэльфийском стиле. В принципе, это действие тоже было чем-то сродни прыжку в пропасть.

Длинный коридор, образованный сросшимися стволами больших деревьев, заканчивался лестницей, широкие полукруглые ступени которой представляли собой ничто иное как корни еще одного дерева: тысячелетнего исполина, обычного обитателя зачарованных эльфийских лесов.

Воспоминания подсказывали, что отца следует искать в библиотеке.

– Да пребудет с тобой Свет! – приветствовал Тандегрэн с порога.

Роэтур, как раз макнувший перо в чернильницу и несущий его над листом бумаги, наполовину исписанным изящным ровным почерком, поднял глаза и замер. С кончика пера сорвалась большая капля чернил и растеклась по бумаге смачной кляксой.

– Не оставит тебя Светлый Творец, – вежливо отозвался он. – Не ожидал.

– Я и сам не ожидал, – криво усмехнулся Тандегрэн. – Ты лучше сядь покрепче, отец, я еще скажу, зачем пришел.

– Да?

– Мне хотелось бы услышать твой совет.

– И впрямь, событие, – согласился Роэтур. Он, наконец-то, вспомнил про зажатое в пальцах перо и отложил его в сторону. – Если бы то, что в течение тысячелетий предрекалось концом света, уже не произошло триста лет назад, я бы решил, что он вот-вот наступит.

– Не конец света, конечно… Но известия, которые я принес, действительно скверные.

– Не сомневаюсь, – с печальным вздохом проговорил Роэтур, поднимаясь из-за стола.

Эльфийские любители посплетничать (не перевелись и такие под волшебной сенью древних дубрав) обычно не могли понять, как отец и сын, так похожие внешне, умудряются быть настолько разными. Шелковистые густые волосы благородного серебряного отлива – у Роэтура более темные, у Тандегрэна выгоревшие до почти платинового оттенка. Одинаковые зеленые глаза. Сын был слегка ниже отца и казался чуть более сухощавым и жилистым. Движения его отличались большей резкостью и порывистостью. Но все это были несущественные мелочи. Кабы не столь очевидное сходство, сплетники имели бы куда более широкий горизонт для фантазий. Потому что большие противоположности вообразить было сложно. Эксцентричный философ, живущий едва не отшельником, и блистательный воитель – не без своих странных увлечений, конечно, но увлечений, не выходящих за рамки положенной героичности.

Строго говоря, единственное, что вменялось в странность Тандегрэну – так это его чрезмерный интерес ко всему, что происходит во внешнем мире. К человеческим делам, к далеким землям. Но это неплохо вписывалось в традиционное стремление эльфов опекать и направлять младшие расы, а потому стоило лишь посочувствовать образцовому представителю эльфийского народа, во имя благородных дел вынужденного проводить столько времени в окружении варваров. Шероховатости поведения воителя списывались на долгое пребывание в этом ужасающем обществе и казались не менее почетными, чем культи и черные повязки ветеранов, получивших увечья в славном бою.

Совсем другое дело Роэтур с его возмутительной теорией об изменившемся мире! Неслыханное дело – предполагать, что эльфы, чьи традиции и обычаи были переданы им самим Светлым Творцом, должны присмотреться к переменам вокруг и (подумать только!) приспособиться к реалиям новой жизни. На веку одного только эльфа может произойти рождение, расцвет и закат целой человеческой империи… Если бы муравьи имели две руки, две ноги и чем-то отдаленно смахивали на эльфов, означало бы это, что следует присматриваться к их жизни и заимствовать устройство муравейника как образец для прогресса?!

– Так что это за скверные известия, с которыми ты ко мне явился?

– Я был сегодня у короля. Такое ощущение, что он…

Не без основания Тандегрэн считал себя обладателем здорового скептицизма по отношению к обычаям и традициям. С удивлением он обнаружил, что не может произнести вслух безжалостную формулировку, сложившуюся в голове. Только не по отношению к эльфийскому королю, нет. Не может же он, как какой-то смертный…

С горем пополам воин отыскал более мягкие слова для своего сообщения:

– Как бы получше сказать… Не слишком адекватно оценивает обстоятельства. Я намеревался узнать о том, что он хочет предпринимать насчет орков. Могу ли я надеяться загладить былой позор, участвуя в новом походе, и…

– И?

– У меня сложилось впечатление, что он вообще меня не слышал. Словно находился в какой-то другой реальности.

– Иными словами, – прервал Роэтур его сбивчивый рассказ, – ты имеешь в виду, что Аланданор теперь не в ладах с головой.

Тандегрэн несколько удивился жесткому определению в устах отца – тому, что сам он так и не смог произнести. Похоже, инстинкт не обманул – с тревожными вопросами он явился куда следует. Как только роковая фраза о возможном сумасшествии короля прозвучала вслух, говорить на эту тему стало неизмеримо легче.

– Да, именно это. Не то, чтобы он совсем не понимал, что я ему говорю. Но выглядел каким-то потерянным что ли. И отстраненным. А потом сказал, что вопрос этот важный, и он им обязательно займется. Как только решит, какому цветку посвятить очередной летний бал!

Роэтур горько поморщился:

– Значит, Аланданор сломался. Печально… Но этого следовало ожидать.

– Ты это предполагал? – удивился Тандегрэн.

– Сложно выдержать, когда на склоне лет рушится твой мир. Он прожил долгую жизнь, гордясь тем, что стал королем, при котором Свет одержал окончательную победу. Весть о появлении орков подкосила его.

– Я так и думал. Это моя вина.

– Каким образом? Если бы это обнаружил кто-то другой, много бы изменилось?

Тандегрэн задумчиво потер шрам. Это уже начинало входить у воина в привычку.

– Пожалуй, ты прав, – согласился он. – Но разве эта весть не является черной для каждого из нас?

– Только для тех, кто продолжает делить мир на черное и белое. На самом деле это просто весть. И оценивать ее нужно из окружающих обстоятельств.

– Вербуешь сторонников своей теории? – насторожился Тандегрэн.

– Если бы Аланданор уделил время с ней ознакомиться, может быть и не прятался сейчас за своими летними цветами. Но его-то как раз не за что винить. Он стар, и половина его жизни прошла в ту пору, когда черно-белый мир был единственным выбором для наших рас.

– Рас? Ах да, орки. Забыл, что ты считаешь их нашими близнецами.

– Ладно с ней, с теорией, – махнул рукой Роэтур. – Успеется. Вернемся к нашей проблеме. Приближенные короля – как они реагируют на происходящее?

– В том-то и дело, что никак. Уверен, они заметили все не хуже меня. Но делают вид, будто ничего не происходит.

– Хм. А как собираешься реагировать ты?

– Потому я и пришел, отец. Я не знаю. За много тысяч лет у нас не было ни одного сумасшедшего короля. Если бы это происходило среди людей… Наследники наверняка попытались бы его свергнуть. Придворные – подчинить собственным интересам. И то, и другое безнравственно. Наш народ не примет такого.

– А как насчет растерянного старика на троне? И судьбы всего народа, доверенной в его руки? Это нравственно?

Тандегрэн опустил глаза:

– Ты задаешь болезненные вопросы. Но что нам делать? Даже если свержение Аланданора – печальный, но необходимый шаг. Его наследником является Альхана. Она – последний представитель рода короля. Хороша же будет замена старика на маленькую девочку! К тому же… Что, если она вырастет похожей на своего отца и брата? Когда она достигнет совершеннолетия и вступит в самостоятельное правление, мы рискуем получить куда большие проблемы чем те, которых пытаемся избежать.

– Уже сейчас Альхана горда и вспыльчива, – заметил Роэтур. – Все ведет к тому, что так оно и будет.

– Но отец! Это означает только одно. Ее нельзя допускать на трон! Ты – следующий наследник в очереди, но для этого Альхана должна или отречься, или умереть! Отречься она не сможет, пока не станет совершеннолетней, да и не факт, что захочет. А устранять на пути к власти ребенка… Светлый Творец, нет!

– Следуя логике людей – а именно этим ты сейчас и занимаешься – есть еще один способ нейтрализовать Альхану. Замужество. Назвав принцессу своей спутницей, ты получишь власть, сохранив ей жизнь.

– Брак по расчету, к тому же ранний? То, что мне интересны обычаи людей и понятен ход их мыслей, еще не означает, что я во всем их одобряю! Многое из того, что делают они – отвратительно, и подобные вещи в особенности! И… почему я?

– Много ли ты знаешь эльфов, способных признать, что их король сошел с ума, и следует предпринимать меры? Или ты предлагаешь это мне? Мои размолвки с твоей матерью растут из года в год, но не до такой же степени! Да и король-философ – далеко не лучший вариант. Если бы право наследования перешло ко мне естественным путем… Я давно решил в этом случае отречься от трона в твою пользу.

– Светлый Творец, я никогда к этому не стремился! Твои предложения ужасны, отец! Я отказываюсь участвовать в чем-либо подобном!

Роэтур развел руками:

– Вообще-то, я ничего и не предлагал. Я всего лишь озвучивал факты. Все выводы из них – твои собственные.

Тандегрэн, уже заготовивший в адрес отца очередную гневную тираду, смутился и замолк.

– Действительно, – согласился он спустя недолгое время. – Во имя Света, неужели вся эта грязь явилась плодом моих мыслей и разума!

– Нет, Тандегрэн. Просто ты – один из немногих, кто способен ее видеть. Для нашего несчастного народа это большая редкость. Я не для того увел беседу в этом направлении, чтобы ты терзался подозрениями в собственной безнравственности. Я хотел подвести тебя к одной мысли, которая и является ответом на твой вопрос. С тех пор, как силы Света перестали приглядывать за нашим народом, мы вовсе не ограждены от ситуации, все выходы из которой плохи.

– И это ты называешь ответом?

– Да. Той узкой тропинки, двигаясь по которой можно было оставаться вечно светлыми и неизменно правыми, больше нет. Высшие силы Света оставили мир так же, как и силы Тьмы. Никто не предоставит нам лазейки, через которую можно протиснуться, не извалявшись в грязи. Не ищи того, чего не существует.

Тандегрэн стиснул кулаки.

– Если хорошего выхода нет, пусть будет плохой. Но выход. Я не собираюсь бездействовать, сложа руки, как это делают остальные! Знаешь, отец… Наверное, я знал в глубине души, что так оно и есть. Уж очень хотелось услышать, что это неправда, что есть другие пути – вот и не решался признаться самому себе.

– Большинство эльфов в глубине души знают, что так оно и есть, – печально усмехнулся Роэтур. – Потому меня и не любят, что я пытаюсь постоянно натолкнуть их на то, от чего они так отчаянно прячутся сами. Увы, я так и не придумал способа заставить других оглянуться и оценить, что происходит. Если этого не случится, эльфийский народ обречен.

– Достаточно найти одного предателя, чтобы пала целая крепость, – заметил Тандегрэн. – Если нельзя заставить всех, ответственность за выбор плохого выхода придется взять на себя кому-то одному. Ради нашего народа… Я постараюсь оказаться готовым к этой ответственности.

– Возможно, ты прав. Но это скорбный путь. Того героя, что осмелиться им следовать, ждет прижизненная ненависть и слава негодяя в посмертии. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то жертвовал собой подобным образом. Особенно ты.

– Не из всех ситуаций есть хорошие выходы, отец, – хитро подмигнул Тандегрэн. Впервые за много недель на лице эльфа появилась улыбка. Он снова знал, куда стремиться и зачем жить.

– Вот теперь мне бы и впрямь хотелось дать тебе совет, – сказал Роэтур. – Если ты действительно в нем нуждался, а не в том, чтобы разобраться в собственных чувствах и сомнениях.

– Я слушаю тебя.

– Есть разница между бездействием и ожиданием. Бывает, что с разрешением некоторых ситуаций стоит повременить. Если она не грозит немедленной бедой. Тот самый, единственный правильный вариант может появиться по прошествии времени. Поспешные действия в этом случае только нанесут непоправимый урон.

– Жизнь воина давно отучила меня от излишней горячности. А общение с людьми дает отличное понимание того, что имея в запасе столетия, спешить действительно некуда. Я подумаю по поводу короля и принцессы, хорошо взвешу и оценю все варианты. Сейчас же стоит заняться вопросами, не терпящими отлагательств.

Тандегрэн поднялся, собираясь уходить, но Роэтур внезапно остановил его:

– Погоди! Мы так редко общаемся, что я рискую не дождаться рассказа о произошедшем в горах еще столетие-другое. А мне любопытно услышать его из уст очевидца.

– Ты уверен, отец? Это не те вещи, которые мне приятно вспоминать.

– Уверен, – на этот раз настала очередь Роэтура лукаво улыбаться. – Считай это платой за мою помощь.

С обреченным вздохом Тандегрэн опустился обратно в кресло и начал свой долгий рассказ.

Когда он, три часа спустя, выходил из отцовского дома, теплой благодарности как ни бывало. Похоже, за сотню лет все изменилось чуть меньше, чем казалось на первый взгляд. Тандегрэн просто клокотал от ярости. «А ведь я знал! – упрекал себя он. – Совсем не из праздного любопытства затеял он разговор о горах!»

От прежней ясности и уверенности, от четкого плана, что уже начал строиться в голове, остались жалкие лохмотья. Зачем, зачем он попался на эту удочку, получив вместо одной порции неприятных откровений, выдернутых со дна души, две?!

Долгая прогулка по лесу не оказала на эльфа умиротворяющего действия. Жалобно заскрипели несмазанные петли, когда Тандегрэн злобно рванул на себя входную дверь. Многочисленное зверье, большое и малое, уже давно назначившее это жилище своим, испуганно разбегалось по щелям, заслышав его резкие сердитые шаги. Выбрав из своей обширной коллекции самый тяжелый доспех, а к нему длинный меч человеческой работы, который большинство эльфов сочло бы громоздким до неуклюжести, Тандегрэн вышел на поляну перед домом и принялся выполнять упражнения, не сбавляя самого бешеного темпа. Остановился он лишь тогда, когда даже его тренированное, нечеловечески выносливое тело принялось отчаянно взывать об усталости.

Лицо заливал пот, мешал видеть. Шрам на щеке крутило и дергало, а перед глазами плыли темные круги. Негнущимися пальцами Тандегрэн расстегнул ремень шлема и стащил его с головы. Скинул панцирь, нуждающийся в немедленной очистке от влаги и соли, распахнул на груди стеганный поддоспешник и утер рукавом лоб. Помогло мало: поддоспешник был мокрым насквозь. Но воин почувствовал, как с этим движением уходят последние капли его гнева.

"Ладно, отец, – спокойно подумал он. – Мы с тобой еще вернемся к этому разговору.

Только вот как, поглоти его Тьма, понимать ту последнюю фразу?! "Если кто-то и способен найти правильное решение, так это ты, Тандегрэн!"

Впрочем, ему в любом случае предстоит решение отнюдь не тривиальной задачи. За долгие годы мира эльфы разучились воевать. Тандегрэну это было совершенно ясно. Поколение, заставшее войну, почти ушло. Среди более молодых эльфов воинов, участвовавших хоть в одном реальном бою, можно пересчитать по пальцам. А уж непоседливых искателей приключений вроде него самого, набравшихся опыта в человеческих войнах, и вовсе были единицы.

Как победить врага, не имея боеспособной армии?

"Я знаю, как", – с нехорошей улыбкой подумал Тандегрэн.