Текст книги "Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Янов Алексей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Пришлось выдержать нелицеприятный разговор с грандмама.

– Я никогда не верила, что у моих сыновей есть настоящие враги, – искоса поглядывая на меня, говорила она. – Не думала, что их могут убить, не верила, что появится человек, готовый пойти на такое злодеяние. И, тем не менее, желающие нашлись ...

Ее фраза повисла в звенящей тишине.

– Если бы ваш сын Александр не свернул бы с ранее взятого им курса на проведение реформ, настоящих реформ, а не той фантасмагории, что их заменили, то ничего бы этого не случилось!

– Но это не справедливо …

– Только не надо говорить мне о справедливости и каких бы то ни было христианских ценностях! Вы, допускающие в своем государстве разделение членов одной семьи и продажу их в рабство оптом и в розницу – для меня априори являетесь врагами народа и христопродавцами!

Осмотрев весь дворец, раздав указания, вышел на улицу. На Дворцовой площади уже строились гвардейские полки. А рядом с солдатами буянили народные толпы. Петербуржцы обнимали солдат, угощали спиртным и закусками. Шум, крики, многие были пьяны и ревели во все горло что-то про Республику, Временное правительство, Головина и Свободу.

По рукам солдат выстроившихся в коробки полков ходили отпечатанные на моей типографии газеты с информацией об отказе Константина от престола, а для того, чтобы в глазах солдатской и городской общественности вызванный этим отказом эффект еще и как следует усугубить, приводились позорные и даже уголовные факты из биографии цесаревича.

В эти минуты, когда из моих газет и прокламаций всем стало известно об отказе Константина от российского трона, в строю происходило самое настоящее крушение Табели о рангах. В отдельных случаях доходило до того, что опьяненные пролитой кровью и вином распропагандированные нами гвардейские солдаты хватали за шиворот не желающих присягать Временному правительству офицеров, рядовые ветераны дерзили и разговаривали на повышенных тонах с унтерами, унтера, наплевав на армейскую субординацию, что-то яростно доказывали молодым офицеришкам. Кое-где возникали потасовки, слышался полупьяный хохот. Прямо на моих глазах происходило моральное разложение некогда спаянных гвардейских коллективов. Прямо лепота творилось вокруг, как раз то, что нам здесь и сейчас нужно! В таких обстоятельствах прекрасно разрушаются старые устои, освобождая место для созидания чего-то нового.

Газеты зачитывались вслух, солдатское море шумело. Многие гвардейцы находились под шафе, а потому громко смеялись над сложившейся ситуацией династического кризиса вследствие смерти двух великих князей и отречении главного претендента на трон – цесаревича, у которого, как сейчас выяснялось, ещё и руки были замараны по локоть в крови.

Но многие офицеры, не знавшие о заговоре, как, впрочем, и некоторые солдаты выглядели обеспокоенными.

– Что ж это, Митяй получается? Как же это без царя-то мы теперь будем? Сгинет Русь-матушка, как пить дать …

– Не каркай, Анфим! Слышал, что охфицеры говорят? И без царей управимся, люди они понимающие, чай не дурней царей! Или ты хошь, что б нами убивец-изувер правил?

– Не-а, не хочу. Неужто и взаправду люди вольную получат, а мужики землю?

– Получат, как не получить! Из-за свободы, равенства и братства, как в газете пишут, мы сегодня свою кровушку проливали!

– Неужто и срок службы сократят?

– Скостят, раз обещают, зачем им врать?

– И …

– И жалованье поднимут, – перебил однополчанина гренадер, – хватит меня вопросами донимать! Вон, смотри лучше, новые господа охфицеры подъезжают, говорить, видать, будут. Слушай внимательней, что б потом меня сызнова не пытать!

– Да хватит вам кудахтать! – окрикнул двух говорунов впереди стоящий унтер офицер. – Тихо всем! Диктатор восстания Головин сейчас речь держать будет!

– Послухаем дихтатора …

Моя, так толком и не начавшаяся речь, была сорвана. В полках, по инициативе некоторых про-монархически настроенных офицеров началось бурление.

– Те из офицеров, кто не желает служить Российской народной республики … выйти из строя! – что есть мощи легких, выкрикнул в выстроившиеся войска и мой окрик не пропал втуне.

От полков отделилась целая группа во главе с полковником Измайловского полка Годеиным Николаем Петровичем. В союзе Благоденствия этот полковник некогда состоял, но, судя по всему, с тайными обществами он завязал всерьез. Зря мы его на Сенатской по-тихому не арестовали …

– Какая еще, к чертям собачьим, Республика?! Мы за Константина! – поддержали Годеина его штабс-капитаны, с самого утра воевавший "за Константина", не знаю искренне или о чем-то таком догадываясь, но тем не менее.

– Да кто ты таков, что б мы тебя слушались?! Щенок!!! – полковник в негодовании сплюнул на мостовую.

Присутствующие за моей спиной революционеры, едва завидев приближающуюся к нам группу, сразу же принялись взводить пистолеты и вытаскивать из ножен шпаги. Морские же гвардейцы, моментально взяли на изготовку ружья. Я поднял руку, давая понять, чтобы без моего приказа никто не стрелял.

– Уголовник Константин отрекся от трона, два других великих князя убиты, какая теперь вам, к чертям собачьим, монархия?!

– Отрекся Константин или нет еще неизвестно! Веры твоим вшивым газетам – ноль!

Полковника поддержали:

– Есть еще и другие наследники, Александр Николаевич, к примеру …

– Верно! – раздались одобрительные возгласы. – Вязать этого самозванца!

В полках нездоровая суета лишь возрастала, стоявшие рядом со мной уже были готовы открыть стрельбу по выявившимся контрреволюционерам.

Сделав вперед несколько шагов, я обратился к направляющейся к нам группе решительно настроенных офицеров.

– Вы только толпой смелые?! Предлагаю каждому из желающих дуэль на шпагах тет-а-тет, и кто прав – пусть рассудить нас Бог! – говорил я громко, так, чтобы слышали и в полковых колоннах.

– Я с ним вмиг расправлюсь! – вызвался один из капитанов, быстро отдаляясь от этой группы офицеров-монархистов. Он, прямо на ходу, засунул за пояс пистолет и вынул саблю.

– Без вас разберусь! – на миг обернулся к своим товарищам, вытаскивая из ножен шпагу, и зашагал навстречу капитану Измайловского полка.

При приближении к капитану вытянул руку со шпагой и, направив ее прямо в лицо, пошел на него. Капитан инстинктивно резко взмахнул рукой вверх! Нечто подобного я и ожидал, и обогнул его клинок своим, нанес ему резкий удар в грудь.

Не задерживаясь ни на одну лишнюю секунду у дергающегося в агонии тела, прямо с окровавленной шпагой наголо, направился к роялистам, замершим, словно каменные изваяния.

– Кто следующий? – еще не закончив произносить эти слова, краем глаза я зафиксировал, как справа в мою сторону одним из офицеров наводится пистолет.

Ждать ответа на свой вопрос я не стал – моментально ринувшись в эту толпу, походя, обрубая кисть с зажатым в ней пистолетом, и выхватывая кинжал. Началась «кровавая баня» … и тут же закончилась. Не прошла и минута, а я уже возвышался на горе из испускающих свой дух тел и быстро остывающих на морозе трупов.

В выстроившихся в линию полках установилась гробовая тишина, площадь безмолвствовала. Все были поражены столь бурной и быстрой расправой, феноменально быстрой, люди просто отказывались верить своим глазам.

Подождал, пока на брусчатку не завалился последний соперник – стоящий на коленях поручик Семеновского полка Игнатьев держался за взрезанный моим кинжалом обильно кровоточащий левый бок.

Выдерживая эту паузу, я старался восстановить дыхание. Шпага упавшего зазвенела об мостовую, офицер был еще жив, но по мутному его взгляду я понял, что он для меня не опасен. Приканчивать его не стал, но и ждать больше было нельзя. Медленно обвел взглядом выстроившиеся шеренги гвардейцев, я крикнул:

– Меня зовут Головин! – и снова замолчал, вновь пробегая взглядом по войскам.

Никто не проронил ни слова, даже толпившиеся неподалеку сонмы горожан, казалось, набрали в рот воды, ловя каждое мое слово.

– Крепко запомните, – продолжил я, не рискуя слишком уж затягивать паузу, – Вместе мы сила! Вместе мы будем драться! Вместе умрем или победим! Свобода или смерть от царских палачей – отныне наш выбор именно таков и третьего не дано! И я говорю вам – За Республику!.. За Свободу!.. За Равенство!.. За Братство!.. Уу-ррр-ааа!!! – заорал я что есть силы, и мой вопль вначале несмело, но потом, все больше распаляясь, поддержали тысячи и тысячи глоток – солдат, офицеров и горожан; «ура», казалось, сейчас кричал весь Петербург!

Под установившийся на Дворцовой площади невероятный шум и гам, я сошел со своего кровавого пьедестала и неспешной походкой направился прямо к бурлящим сейчас войскам. При моем приближении шум смолкал, от Финляндского полка, к которому сейчас я направлялся, тишина расползалась по соседним полкам, вскоре вся Дворцовая площадь снова погрузилась в звенящее, неестественное молчание.

А я не спешил, излучая каждым своим движением, жестом и словом уверенность в собственных силах. Медленно двигаясь вдоль шеренг пехоты в окровавленной одежде и с совершенно непроницаемым лицом, я старался заглянуть в глаза каждому. Солдаты в серых шинелях стояли спокойно, стараясь ничем не выдавать своих чувств. Как и положено Уставом, они смотрели прямо перед собой, однако некоторые из офицеров, предпринимали попытку выдержать мой взгляд, но быстро отводили глаза в сторону. Рядовые гвардейцы же, узрев строгое выражение на моем лице, тянулись изо всех сил, стараясь произвести положительное впечатление на свое новое начальство.

Периодически останавливался, выяснял у офицеров количество раненых, сообщал им о необходимости подать доклады в письменной форме о состоянии вверенных им войск, заодно упоминая о денежном вспомощевании всем раненным, семьям погибших, не забывая и о причитающихся гвардейцам денежных премий за сегодняшний бой.

Закончив смотр войск, вернулся к своим товарищам-революционерам, все также мающимся на прежнем месте с совершенно растерянными лицами. Тела, поверженных мною противников уже успели убрать, о месте их гибели напоминали лишь лужицы замерзшей на морозе крови.

Поднабрав в легкие побольше воздуха начал, вернее говоря, продолжил свое прерванное перед войсками выступление.

– Меня зовут Головин! Иван Михайлович Головин. Управа Северного общества избрала меня диктатором нашего сегодняшнего праведного восстания против богомерзких царских узурпаторов, врагов и предателей нашей Отчизны и нашего народа! И до созыва Учредительного Собрания – нового Народного Собора, я буду исполнять обязанности главы Временного правительства! В нашем богоспасаемом Отечестве, в обществе, в армии – грядут большие перемены, перемены к лучшему …

Дальше я старался говорить без высокопарных выражений, понятными каждому солдату и горожанину словами, объясняя простые и доступные всем вещи и понятия. Услышав из моих уст о реформе Гвардии – полки громко возликовали – еще бы, сокращение срока службы вдвое, повышение денежного довольствия и небывалые прежде права и новые возможности, обещанные мною вышедшим в запас или навсегда выбывшим из строя.

Немного помолчав, дожидаясь пока на Дворцовой площади установится тишина, приказал полкам разойтись по казармам, хорошенько отдохнуть, с тем, чтобы в ближайшие дни начать подготовку для выдвижения на юг, к Москве!

Начало смеркается уже в начале четвертого, холодная зимняя ночь быстро опускалась на Петербург. Подул пронзительный ветер с моря, погода стремительно портилась. Дождавшись, пока последние колонны войск покинут Дворцовую площадь, мы вместе с революционными лидерами и примкнувшим к восстанию старшими гвардейскими офицерами, направились в канцелярию дежурного генерала Главного штаба, которая находилась рядом с Зимним дворцом, в котором все ещё наводился порядок. В канцелярию дежурного генерала сейчас стекались сведения со всего Петербурга. Впереди, сменяя сумасшедший день, нас ждала бессонная ночь. Дел на всех нас навалилось больше, чем снега на столичных улицах.

***

– Каламбур, господа, не находите? – Штаб восстания собрался в Главном штабе! – засмеялся Кюхельбекер.

Поздний ужин и выпитое вино сделали свое дело – всех разморило, развезло, начало отпускать нервы и пробивать на хи-хи.

– Вы у нас, Вильгельм Карлович, преподаете русскую словесность, поэтому попрошу вас вести протокол сегодняшнего нашего собрания.

Кюхельбекер послушно отставил кружку с дымящимся кофе, не вынимая изо рта трубки, вооружился писчей бумагой и пером с чернильницей.

– Ну-с Иван Михайлович, что протоколировать прикажете?

– А вот это мы сейчас и решим! Завтра поутру предлагаю созвать первое заседание Временного правительства, провести его можно в Зимнем или в здании Сената, без разницы. Сейчас же, собранный здесь Революционный штаб должен утвердить в должности новых министров Временного правительства.

– И кого же вы видите членами правительства, позвольте полюбопытствовать? – осведомился генерал в отставке Муравьев.

– Вот это момент я и предлагаю сейчас вместе и обсудить.

Слово взял Рылеев.

– Во-первых, давайте всех революционеров разделим на две категории. Действующим военным, гвардейским офицерам, думаю, в Правительстве не место, у них сейчас дел в Гвардии будет – начать и не закончить!

– Это вы и господина Трубецкого записали в эту категорию? – ехидно так поддел Рылеева Батенков.

– Сергей Петрович пускай сам выбирает, где ему лучше приложить свой труд на благо Отечества!

– Спасибо вам, господин Рылеев, что предоставили мне право выбора, – с сарказмом в голосе заявил Трубецкой.

– Давайте не будем устраивать пикировки и предоставим слово Ивану Михайловичу, – влез Штейнгель, – он у нас и диктатор восстания и, согласно Манифесту правительствующего Сената, глава Временного правления!

– Разумно ли столь важные вещи обсуждать без Мордвинова и Сперанского, которым, напомню, были обещаны министерские должности!? – Рылеев забеспокоился за своего благодетеля Мордвинова.

– Мы, наше Общество, от своих слов и не отказывается, раз обещали в свое время министерские посты, значит, обязательно выполним обещанное, не переживайте Кондратий Федорович. Сейчас просто обозначим предварительные позиции, а завтра, на первом заседании Правительства все официально утвердим.

Никто не возразил, на мне опять скрестились взгляды.

– Мордвинова предлагаю назначить главой Центрального Банка, он будет выведен из прямого подчинения Минфина. Что такое ЦБ объясню потом самому адмиралу. У него, помнится, есть план банковской реформы – вот пускай и поработает на этой ниве. Сперанский – министр юстиции. Предварительно я это вижу так, более конкретно поговорим с обоими завтра. Возражения?

Все по-прежнему молчали, перешептывались расположившиеся возле стен офицеры-декабристы, да и то, их здесь было мало, только "смотрящие", остальные вернулись в свои части.

– Пост морского министра обещан Антону Васильевичу Моллеру, тут тоже нечего обсуждать. Министром же иностранных дел предлагаю назначить господина Трубецкого. Нам не только предстоит выполнить взятые на себя довольно болезненные внешнеполитические обязательства перед союзниками, но и начать срочный импорт вооружений.

– Никогда на этой должности … – начал было Трубецкой, но я его перебил.

– Не беспокойтесь, Сергей Петрович. У каждого министра будут заместители-товарищи министра – опытные царские дипломаты. У вас – как у ни кого другого, вдобавок, имеются ещё и нужные родственные и профессиональные связи. Справитесь, мы в вас верим!

Если только Трубецкой примет это назначение, то подпишет сам себе политическое самоубийство – ведь это именно он будет заниматься вопросами предоставления независимости Польши, Финляндии, продажи Мексике Русской Калифорнии.

– И вообще, всех царских министров, при условии их присяги, предлагаю пока сохранять в прежних должностях – с повышением, с понижением, то не важно, главное, не допустить коллапса всего государственного механизма. В связи с этим, Канкрина предлагаю оставить на прежней должности министра финансов. Егор Францевич, по своим родственным связям – не чуждый для нашего дела человек, если, конечно, он присягнет.

Кандидатуру Канкрина на посту министра финансов я горячо поддерживал по той простой причине, что альтернативой ему мог стать только Тургенев Николай Иванович – экономист и публицист, поборник идей Адама Смита, в том числе и свободной беспошлинной торговли. Канкрин от этого деятеля выгодно отличался, будучи сторонником государственного протекционизма. Но Тургенева – заговорщика со стажем, всё-таки пришлось поставить во главе налоговой службы, входящей в состав Министерства финансов Канкрина. Отказаться от услуг Тургенева было просто невозможно, как-никак, но он являлся автором первой русской книги по политической экономии называющейся «Опыт теории налогов». Под крылом же Канкрина, смитовец Тургенев, со своими ультра либеральными экономическими воззрениями, а потому и ультра вредными для отечественной промышленности, будем надеяться, особого вреда причинить не сумеет. Но от Тургенева надо будет обязательно избавляться при первой же возможности и любыми способами!

Тут Оболенский не вовремя "проснулся", вспомнив про генерала Бистрома, томящегося в моем домашнем плену и сразу же собрался ехать на В.о. высвобождать своего генерала.

– Что мне Бистрому обещать? – спросил Оболенский.

Вопрос был интересный, мне было над чем подумать. Рисковать, связываясь с этим авторитетным в войсках генералом не очень-то и хотелось, придушить бы его по-тихому, но в обществе не поймут-с …

Ответил Трубецкой.

– Очевидно, если генерал готов принести присягу Временному правительству, то найти для него ответственный пост – не проблема, хоть по армии, хоть по гражданской части. Кстати говоря, у нас должность военного губернатора Петербурга, после гибели Милорадовича свободна …

– С вакантными должностями завтра будем разбираться, сейчас перво-наперво надо продемонстрировать всем, что мы реальная власть, а не бутафория, а для этого требуется в кратчайшие сроки навести порядок в столице!

– Верно! – Батенков – Может главу ОКВС ("Отдельный корпус внутренней стражи") генерал-лейтенанта Комаровского освободим? Естественно, при условии, что он нам присягнет?

Пленены оказались все министры "силового блока" – военный министр Татищев А.И., министр юстиции Лобанов, министр внутренних дел Ланской В.С. Тут, без ста грамм и не разберешься, что с ними делать – то ли в тюрьму сажать, то ли отправлять на "заслуженную пенсию". Всем этим силовикам было за шестьдесят – для нынешнего времени возраст весьма почтенный, если не сказать больше, дряхлый. В итоге, посовещавшись, определили их под домашний арест, взяв подписку о невыезде.

Из «силового блока» в Петропавловку определили только начальника тайной полиции фон Фока Максима Яковлевича (директора особой канцелярии при министерстве полиции и министерстве внутренних дел, позже – 3-го отделения императорской канцелярии) вместе с целым рядом генералов и сенаторов из числа убежденных противников республиканской формы правления и демократических свобод.

Среди генерал-адъютантов императора присутствовали лица (Киселев П.Д., Орлов А.Ф. и ряд других), с которыми по тем или иным причинам (идеологическим, родственным) мы могли сотрудничать. Но и здесь были свои исключения, вроде того же пресловутого Бенкендорфа А.Х. – поистине знаковой фигуры времен царствования незабвенного Николая Павловича.

– Нет нужды, господин Батенков. Полицию, как в Петербурге, так и во всей освобожденной от царизма России возглавит новый министр – хорошо вам всем здесь известный господин Каховский. Назовем эту новую структуру Главное полицейское управление (ГПУ) и сформировано оно будет на основе ОКВС Комаровского и Тайной полиции фон Фока.

Воцарилось молчание.

– А потянет ли? – усомнился Рылеев.

– Вот мы и проверим!

– Петр Григорьевич! – подозвал притулившегося у стены нового министра. – Займите место за столом!

Пока Каховский неуклюже размещался я быстро строчил на листке бумаги приказ-распоряжение от некоего Юстаса, адресованное главарям петербургский банд, с требованием немедленно прекратить беспорядки в столице. Обоюдовыгодные контакты с этой братией – ночной городской властью, если можно так выразиться, я поддерживал почти четыре года как.

Подозвал вестового и вручил ему написанную мною и запечатанную в конверт "маляву" с тем, чтобы тот скакал ко мне домой и вручил ее Иосифу, бывший воровской гравер знает, как с нею дальше поступить. Да ... дом! Надо бы мне своё семейство перевезти поближе к месту службы, в Зимний. Да и безопасней во дворце будет, хотя, с учётом моей личности, вся эта безопасность – понятие весьма относительное.

– На словах передашь, чтобы завтра в Зимний переехали жена … – я замялся, ведь на Дженни я так и не был женат, – … эээ … слуги, все мои слуги!

– Будет исполнено господин временный правитель! – вестовой, отдав двумя пальцами честь, четко развернулся и вышел.

Мне не нравилось ни это воинское приветствие, ни мой титул – "господин временный правитель". Что это такое!? Позорище! Понимаю, господин Верховный правитель, как Колчак, про себя я мысленно улыбнулся, потом вспомнил ещё про атрибутику – все эти вензеля на мундирах и двуглавые орлы хорошо бы заменить звездами. Но это, наверное, потом. Сначала бы с южанами объединиться, кстати, они там, тоже должны были выступить одиннадцатого. Потом не мешало бы провести Учредительное собрание, избрать Думу, да сформировать правительство, да … много чего предстоит сделать, был вынужден с грустью констатировать.

Что же касается Каховского, мои мысли свернули в старое русло, то мы довольно хорошо с ним сработались по теме ирландских снайперов, плюс, дабы не протянуть ноги, он у меня пару лет директором фотоателье подрабатывал, поэтому его кандидатура на посту начальника полиции меня устраивала куда больше бывшего царского министра. Немаловажно и то, что Каховский будет лично мне обязан своим возвышением.

Своей наиправёйшей задачей я считал необходимым удержать во Временном правительстве под своим контролем силовые министерства, расставляя туда людей, которым я доверяю, точнее говоря, попытаться это сделать. Но не тут-то было.

"Горячо любимый" мною генерал Шипов не растерялся и, блеснув в свете масляных ламп своими золотыми эполетами, не мудрствуя лукаво, прямым текстом "скромно" предложил свою кандидатуру на должность командующего всеми гвардейскими пехотными частями.

Формальных поводов отказывать не было – заговорщик со стажем, в наивысшем воинском звании среди заговорщиков, и всё такое прочее. Но … честно говоря, никакого доверия этот командующий своим поведением как накануне, так и в день восстания мне не внушал. Единственный его плюс в моих глазах был в том, что человеком он оказался хоть и трусоватым, но в целом управляемым. Во всяком случае, я быстро согласился, стоило мне лишь вспомнить Бистрома, который, чем черт не шутит, может и впрямь потребовать возврата своего поста. Более того, я даже Шипову предложил не ограничиваться одной лишь гвардией, а отдать под его ведение и обычные армейские части, которых у нас, один х. было с гулькин хер, на что генерал с радостью согласился. Ну, ещё бы, кто бы сомневался!

Кстати говоря, как позже выяснилось, с Шиповым я поспешил. Освобожденный Бистром в «бутылку лезть» не стал, подал прошение об отставке, предварительно выхлопотав свободу Воинову и некоторым другим своим знакомым. Проблем и промедлений с моей стороны не возникло – прошение генерала в кратчайшие сроки было удовлетворено, а люди, за которых просил Бистром, были освобождены из Петропавловской крепости – им разрешалось проживать дома, но покидать столицу в течение одного года они права не имели. Несмотря на данные ими подписки, парочка офицеров всё же сбежала на юг в первые же дни своего освобождения.

На пост военного министра я собирался выдвинуть фон Бока, предварительно освободив его из Шлиссельбургской крепости и при условии, что он сохранил здравый рассудок, проведя семь лет в одиночной камере. Хотя этого человека я знал лишь заочно, но по крайней мере мне было точно известно, что он был честным малым, прекрасным боевым офицером, новатором, никогда не состоял в обществе "вольных каменщиков", и при всех этих своих достоинствах, совершенно не склонным к предательствам и интригам, а последний момент для меня был особенно важным. Именно такой человек хотя бы на первых порах, пока не взрастили собственные кадры, мне и был нужен. Знакомым мне генералам и полковникам с "густыми эполетами" из числа заговорщиков я не особо доверял. Поставить их командующими полками и армиями, конечно, придется, но только не во главе целого военного министерства, здесь я был готов лечь костьми. Если фон Бок не прокатит, то на пост военного министра думал поставить Раевского Владимира Федосеевича, введшего у себя ланкастерские солдатские школы взаимного обучения, а также запретившего в своей дивизии телесные наказания. Ну и третьими в списке кандидатурами шли Орлов или Ермолов – но с этими товарищами сейчас вообще ничего не было понятно.

Батенкову предложил возглавить новый для нынешнего времени орган – военную прокуратуру, дабы следить за законностью в армии, ведь там грядут большие перемены – ненавистные солдатами фрунтеровка и плац парады отменяются, телесные наказания – запрещаются, солдатские депутаты избираются и т.д.

Да, насчет солдатских депутатов … Завтра, на построении войск, я был намерен зачитать войскам «Приказ №1», содержащий много чего привлекательного для обычных гвардейцев и отнюдь не ограничивающегося одним лишь институтом солдатских депутатов.Совет солдатских депутатов (ССД) я был намерен пристроить вроде некоего комитета при Главе Временного правительства. ССД по моим планам должен превратиться в серьезнейший рычаг влияния на армию, трансформируясь со временем в армейское Политуправление, а потому отдавать эти инструменты кому бы то ни было, я не собирался.

Назначения получили и другие лидеры революционеров.

Министерство внутренних дел забронировали для Пестеля, пока же и.о. оставался Каховский.

Своими воззрениями Пестель мне весьма импонировал. Идеи экономической свободы и частной инициативы Пестель одобрял, но с важными оговорками. Он считал необходимым государственное управление экономикой, которое включало бы в себя таможенный протекционизм и меры государственного регулирования в промышленности в духе Петровской эпохи.

Министерство народного просвещения отдали Кюхельбекеру.

Главноуправляющим Главного управления землеустройства и земледелия стал Никита Муравьев.

Рылеев – министр по делам СМИ.

Пущин – глава Верховного уголовного суда.

Лев Пушкин – начальник администрации при главе Правительства, помощником к нему я поставил гравера Иосифа.

Ещё целый ряд штатских и пребывающих в отставке декабристов получили посты товарищей министров.

Всем офицерам-декабристам – внеочередное повышение в званиях, у некоторых даже очень резкое, через несколько ступеней.

Вот так вот, до двух ночи мне пришлось, что называется, раздавать всем "сестрам по серьге". Спать я завалился прямо в здании Главштаба, в одной из комнат, предварительно расставив по всему зданию посты из числа лично знакомых и мною спонсируемых московцев, ирландцев и морских гвардейцев.

Невероятно длинный, полный сумасшедших событий и небывалого нервного напряжения день наконец-то завершился, чему я был безмерно счастлив, кажется, даже пребывая в бессознательном состоянии, во сне.

А в то самое время, когда революционеры совещались в Главном штабе, в сотнях метров от них, по льду реки Невы шумно брела огромная толпа народа, освещенная мерцающим светом факелов. Дул пронизывающий ветер, колючие снежинки царапали лица, но шествующие ничего этого почти не чувствовали – то ли от выпитого, то ли от царящего вокруг возбуждения. Пьяные гвардейцы, под напутствием не менее трезвой и веселой столичной черни, тащили два трупа привязанных к доскам – то были два великих князя – вчера захороненный и извлеченный из Александро-Невской лавры Михаил и погибший сегодня Николай. Веревки перерезали, два искалеченных тела под взрывами издевательского хохота и скабрезных шуток ушли под воду, вернее говоря, под лед. Вместе с этими телами канула в лету и многовековая российская монархия.

Но роялисты об этом прискорбном для них обстоятельстве даже не догадывались. В эти самые минуты, со слезами на глазах, они уговаривали Константина Павловича сесть на отчий трон и наконец-то навести железною рукою порядок во взбунтовавшейся стране.