Текст книги "Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Янов Алексей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Вы уверены, что Шипов вдруг опять не заболеет?

– От рецидива «медвежьей болезни» к генералу для подстраховки поставил пару верных Обществу людей во главе с Фонвизиным.

Сутгоф понимающе улыбнулся.

– А так, Александр Николаевич, в целом, все идёт согласно плану. Пока сюда добирался, застал на марше Финляндский полк во главе с полковниками Моллером, Тулубьевым и Митьковым. Правда, пары рот некомплект, одна – дежурила в Зимнем, вторая – неизвестно где …

– Замечательно! – от избытка чувств Сутгоф ласково похлопал по шее своего коня, из ноздрей которого струился пар.

Практически все полки, что у нас, что у врага были неполного состава. В них отсутствовали целые роты, так и не покинувшие казармы. Эти солдаты успели попрятаться в воцарившейся вокруг неразберихи, предпочитая понаблюдать со стороны, что называется, чья возьмёт ...

– Благодарю за службу, ПОЛКОВНИК Сутгоф …

Поймав удивленный взгляд бывшего царского поручика, я пояснил ему свои слова.

– Вы полк сюда привели, командовали им, готовили его к выступлению в качестве "смотрящего" – вам и карты в руки! В числе первых распоряжений по армии Временного правительства, сразу после "Приказа номер один" последует процедура утверждения в новых званиях или подтверждения в старых всех присягнувших Временному правительству офицеров. Так вот, я вас буду рекомендовать на должность полковника Гренадерского полка! Всех остальных наших товарищей по вашему полку также ждут повышения в званиях, – и бросил многозначительный взгляд на стоящих за спиной Сутгофа младших офицеров, внимательно прислушивающихся к нашему разговору.

Похлопал ошарашенного известием Сутгофа по плечу и … резко обернулся. Выстроившаяся рядом со мной сотня матросов Гвардейского экипажа перекрыла дорогу к скакавшей к нам группе офицеров-декабристов, среди которых я отметил Шиллинга – моего соавтора по ряду связанных с телеграфом изобретений и, к сожалению, так и несостоявшегося компаньона по бизнесу. В заговор его я не посвящал, хотя знал, что по своим воззрениям он был во многом близок к заговорщикам. А кем ещё мог быть военный-учёный-масон в те времена?

Приказал матросам пропустить к себе Шиллинга.

– Здравствуйте, Павел Львович, какими судьбами?

– Да вот, – из саквояжа он достал телеграфную ленту, – последнее сообщение из Кронштадта только-только получил, ознакомьтесь, Иван Михайлович …

Пробежал глазами по расшифрованному тексту "Азбуки Головина". Из этого послания следовало, что морская крепость захвачена "сторонниками цесаревича Константина".

Прочитанное послание я передал «приплясывающему» возле меня от нетерпения Рылееву. Кондратий быстро прочел его сам и тут же громко закричал, обращаясь к «офицерскому штабу» группирующемуся вокруг Трубецкого.

– Кронштадт наш!!! Ура!!!

– Прекрасная новость, Павел Львович! Спасибо за службу! – с последними произнесенные словами, с немым, но явно читаемым вопросом во взгляде, я посмотрел Шиллингу в глаза. Дескать, правильно ли я понял твое подношение?

– Благодарю, Иван Михайлович, рад стараться! – по полному лицу Шиллинга пробежала плутоватая улыбка.

Ободряюще похлопал Шиллинга по плечу.

– Дайте только время, Павел Львович, мы с вами вместе ещё горы свернем! Что в Главном штабе?

– Неразбериха и кутерьма – если двумя словами! Генералы и офицеры там мечутся, словно полотнище на ветру.

– Хорошо, Павел Львович, сейчас отправляйтесь назад, будут какие важные новости – вы знаете, где нас найти.

– Удачи вам Иван Михайлович. Да и всем нам!

Шиллинг поспешил обратно к своей лошади, покатился словно колобок, при этом то и дело, с любопытством озираясь по сторонам.

А в это время послышались радостные возгласы «ура!». Исаакиевский мост начали переходить роты Финляндского полка.

И столичный люд не оставался безучастным. Народ с интересом следил как по мостам и льду Невы, городским улицам следуют всё новые и новые гвардейские роты, втягивающиеся на Сенатскую площадь. Впрочем, и на Дворцовую площадь тоже шли вызванные Николаем войска.

Вдоль городских улиц стихийными толпами собирались простые городские обыватели – мещане, оброчные крестьяне, мастеровые, студенты, разночинцы, мелкие торговцы и купцы – прослойка данных категорий составляла ¾ из почти четырехсоттысячного населения столицы.

Гомонящий на все лады народ, уступая дорогу решительно настроенным солдатским маршевым колоннам, громко кричал "ура!", впрочем, не совсем осознавая кому они кричат, зачем и вообще в честь чего – какие только слухи в эти часы не ходили по взбудораженному городу.

– Никак солдатушки супротив царя пошли!?

– Молодцы! Давно пора! Жизни совсем не стало, с каждым годом все только хуже становится!

– Нам бы ружья – мы бы им подсобили! Людей – как скот – и семьями, и вразбродь продают – как угодно!

– Так, а палки на что? Пойдёмте лучше кровопийц – бар, да немцев с жидами бить! Зимний и без нас возьмут!

– Постой бечь! Вона, глянь-ка, газеты забесплатно раздают!

Народ ломанулся к перевернутым на бок саням на которые взгромоздился какой-то тип в штатском и громко кричал:

– Долой Николая! Даёшь Конституцию!

– Конституцию! – отозвался собравшийся под импровизированным помостом народ.

А рядом стоявшие недоросли закидывали газеты прямо в толпу. Грамотные уже читали вслух новости об отречении Константина, а также об юношеских проделках цесаревича и совершенных им в зрелом возрасте преступлений.

– Да за такие дела по царю плаха плачет! – раздался удивленный возглас одного из мещан, после прослушанных газетных новостей и его тут же поддержали десяток глоток.

– На плаху убивца!

– Долой царя!

– Конститута!

– И бар, всех бар на кол! – истерично закричала какая-то женщина и её дружно поддержали.

– Наши солдатушки-орлы ужо пошли царя скидывать, да всем мужикам вольную вместе с землёй давать!

Навострившие уши оброчные крестьяне от подобной вести, как только подобрали отпавшие челюсти, тут же принялись оглядывать мостовую на предмет обнаружения палок и камней, а затем с криками "смерть царю – воля хрестьянам!" двинулись на подмогу солдатам, к строящемуся Исаакиевскому собору, по пути громя всё вокруг.

Л.-гв. Конный полк, в белых колетах, гремя железными кирасами и касками под цокот о мостовую копыт своих тяжелых коней, объезжая строящееся здание Исаакиевского собора, выезжал на Сенатскую площадь. Командовал этим полком вместо Орлова, арестованного собственными же офицерами прямо в полковой канцелярии, отставной полковник-кавалергард, член Общества, Поливанов И.Ю. Управление этим подразделением полковнику помогли перехватить не только липовые депеши, но и деятельное участие офицеров, составлявших комплот – служащих этого полка поручика кн. Голицына М.Ф., поручика и корнета братьев Плещеевых, подпоручика Вилламова А.Г., корнетов Барыкова Ф.В., кн. Одоевского А.И. и других.

Вслед за конной гвардией стройку Исаакиевского собора огибал л.-гв. Конно-пионерный эскадрон, ведомый заговорщиками Пущиным М.И. (родной брат Пущина И.И.) и штабс-капитаном этого эскадрона Нарышкиным М.М. Вновь прибывших поставили вдоль Адмиралтейского бульвара и Сенатской площади.

Вскоре и Оболенский, действуя от лица своего формального шефа Бистрома, привел на Сенатскую под развевающиеся знамена, с барабанным боем и взятыми наизготовку ружьями, Измайловский и расположенный рядом с ним Егерский полк.

Последний, Егерский полк, был лично предан своему бывшему командиру Бистрому и без преувеличения весь личный состав полка ненавидел не нюхавшему пороху солдафона Николая, третировавшему боевых офицеров, как это произошло в случае с Норовым, который прошел в составе полка Отечественную войну и заграничные походы, был тяжело ранен под Кульмом, выполняя приказ Бистрома. Николай же, позволил себе оскорбить этого заслуженного капитана, а потом отказаться от дуэли.

Впрочем, Измайловский полк с двумя десятками офицеров-заговорщиков во главе с одним из полковников – Воейковым Александром Павловичем, некогда был так же оскорблен Николаем, а потому измайловцы, точно также как и Егерский полк, любви к великому князю не питали.

Подходящие к Сенатской площади Измайловский и Егерский полки мы встречали группой действующих офицеров-заговорщиков при силовой поддержке лейтенанта Чижова Н.А. и его второго флотского Гвардейского экипажа. Основная же часть увлеченных в заговор морских гвардейцев, если верить Шиллингу, уже взяла под контроль основную базу российского Балтийского флота – Кронштадт.

Восседая на конях, возвышаясь над шагающими перед нами шеренгами, мы нагло подскакивали к пока еще неблагонадежным ротам, отзывая при помощи липовых распоряжений одетого в свою представительную адъютантскую форму Оболенского, промонархистки настроенных командиров подразделений, тут же их арестовывая, заменяя на своих людей, прежде всего на полковых «смотрящих» и завербованных ими офицеров. И уже обновленные колонны, после недолгой заминки, следовали дальше, на Сенатскую. Таким нехитрым образом мы заменили мутных для нас командующих Измайловского и Егерского полков Симанского Л.А. и Гартонга П.В. на в доску своих офицеров-декабристов.

Со стороны Галерной улицы послышался дробный перестук сотен лошадиных копыт, немедля направив в ту сторону коней, мы обнаружили Кавалергардский полк в полном составе, направляющийся от своих казарм прямиком на Сенатскую площадь. Во главе всадников с белой повязкой на рукаве скакал полковник Кавалергардского полка – Кологривов Александр Лукич – член петербургской ячейки Южного общества. А вообще в Кавалергардском полку подобных полковнику офицеров – членов столичного филиала Южного общества насчитывалось больше десятка, подобная аномалия являлась прямым следствием прошлогодней поездки Пестеля в Петербург.

Но и в этом полку тоже пришлось поработать арестантским командам. В числе первых арестовали полковника Кавалергардского полка, младшего брата Пестеля – отдав таким образом всю власть над подразделением командующему все того же Кавалергардского полка – полковнику Кологривову А.Л.

Затем перед Кавалергардским полком выступил сам Кологривов, сообщив всем, что бывший командующий полка задержан по подозрению как сочувствующий узурпатору-Николаю и дальнейшая его судьба будет прояснена в ходе следствия.

А тем временем около Зимнего собирались верные Николаю войска – Преображенский Павловский полки, конные Уланский и Гусарский полки, Саперный батальон, по своей численности неотличимый от стандартного гвардейского полка. Взбунтовать весь столичный гвардейский гарнизон было не в наших силах, но большую часть войск мы смогли так или иначе, но перетянуть на свою сторону. И вот, скопленные Николаем у Зимнего дворца силы, ближе к полудню, начали выдвигаться к Сенатской площади.

Выехавшие николаевские парламентеры оказались срублены метким снайперским огнем и больше, по счастью, не наблюдалось желающих с той стороны вступать с нами в переговоры. Среди погибших оказался и Милорадович. От судьбы, что называется, так просто не уйдешь!

А выдвинувшиеся вперед пикеты стрелков Московского полка, смешанные с моряками, по моему приказу открыли огонь по начавшей активничать николаевской кавалерии. Эти пикеты московцев были мною хорошо проплачены. Набраны московцы были при помощи рядового л.-гв. Московского полка Николая Поветкина, с которым мы очень быстро нашли общий язык и достигли полного взаимопонимания. Тянул солдатскую лямку Поветкин уже одиннадцатый год, службу знал, на царей ему было плевать, не менее важным для меня было и то обстоятельство, что Николай пользовался авторитетом у сослуживцев. Стрелять по николаевцам я приказал специально. Переговоров, а уж тем более «братаний» противоборствующих войск и тому подобных событий никак нельзя было допустить!

Начавшаяся перестрелка моментально очистила близлежащие к Сенатской площади улицы от толп народа, ранее забрасывавших войсковые колонны николаевцев камнями и поленьями. Как и в той истории, простой столичный люд таким экстравагантным способом, выражал сочувствие мятежникам.

Когда на Адмиралтейской башне пробил час дня, а с Балтики стал задувать колючий ледяной ветер, на Сенатскую площадь прибежал до нельзя весёлый, прямо чумной Лев Пушкин. На ходу декламируя стихи брата, он размахивал неведомо откуда у него взявшимся полицейским палашом. Приблизившись к строю, он обнялся с Кюхлей, расхаживающим взад-вперед с огромным пистолетом, поздоровался с Пущиным, сообщив тому, что мои газеты и прокламации с компроматом на всех Романовых и программой Временного правительства уже вовсю распространяются по городу, собирая вокруг таких точек распространения взбудораженные толпы народа, откуда раздаются выкрики "Долой царей! Ура Временному правительству!", а по городу чернь начала вести погромы домов вельмож, но страдали и обычные магазины, лавки и трактиры.

Об этом чуть позднее мне сообщил Пущин. Впрочем, эта информация для меня уже давно не являлась тайной. Лично пообщаться с братом Пушкина у меня не получилось, поскольку в это самое время мы с действующими, посвященными в Заговор полковниками – от недавно принятого в Северное общество командира 12-го Егерского полка Булатова до одного из командиров Финляндского полка, заговорщика со стажем Моллера, при участии отставников – генерала Муравьевым и нескольких полковников, обсуждали приготовления противника и строили планы на наши собственные действия. Я сознательно тормозил процесс, медлил с наступлением на Дворцовую площадь, хотелось, чтобы в предстоящем Деле поучаствовали как можно больше войск. Хотя ещё сегодняшним утром мы могли взять Зимний без всяких трудностей, к Николаю на тот момент ещё просто физически не успевали подойти никакие подкрепления.

Тесная группа командиров со мной и начштаба Трубецким во главе, для пущей безопасности, располагалась внутри строя каре солдат Московского полка, и оттуда очень скоро понесся вестовой в сторону Петропавловской крепости. Решение было принято!

В успехе нашего Дела, по крайней мере, здесь и сейчас, в столице, теперь уже никто не сомневался. К тому же офицерский состав николаевских войск оказался заметно прорежен моими снайперами. Будем надеяться, что ослабление командного состава во время грядущего сражения сыграет нам на руку. Снайперы имели от меня тайный приказ – по Николаю, так и рисующемуся, разъезжающему около Зимнего дворца, ни в коем случае не стрелять, поскольку он ещё не отыграл свою роль в полной мере. А вот после сражения, да, великого князя следовало как можно быстрее ликвидировать.

Последним на Сенатскую площадь пришел Семеновский полк во главе с бригадным генералом Шиповым. Сейчас Сергея Павловича было не узнать, особенно после того как он обозрел собравшиеся на Сенатской площади войска – сидит на коне как влитой, грудь колесом, оптимизмом, так и пышет, как паром от лошади. Ну да ладно, я к генералу был не в претензии, хоть какую-то пользу он Обществу принес, приведя сюда свой родной полк – семеновцев.

Наконец, скопление царских войск на Дворцовой площади, да и наших на Сенатской, достигло нужной концентрации и в строго назначенный час – в два часа по полудни, в соответствии с полученным менее часа назад приказом, крепостные пушки захваченной поручиком Пановым Петропавловской крепости открыли редкий огонь ядрами по месту дислокации николаевских войск – по Дворцовой площади, вынудив последних, уходя от обстрела, выдвигаться к нам на встречу, прямиком на Сенатскую.

Назревал бой, к моей радости, одновременно замешанной на скорби, по невинно убиенным русским солдатам. Но таковой мне виделась цена свободы для миллионов крепостных душ, цена лучшего завтра для вечно нищей и голодной России, цена за отчаянную попытку переломить ход русской истории.

Часть 1. Глава 5

ГЛАВА 5

Далекие, глухие раскаты петропавловских пушек на Сенатской площади восставшим полкам были прекрасно слышны, а вскоре мы увидели и последствия этого самого огневого воздействия. Находящиеся под артиллерийским обстрелом фортов Петропавловской крепости, царские войска были вынуждены в спешке покидать Дворцовую площадь. Они выдвигались к Сенатской площади, спеша за Адмиралтейством укрыться от гибельного воздействия крепостных орудий. Всё новые и новые колонны николаевских войск с двух сторон огибали здание Адмиралтейства, стремительно создавая сплошной фронт, заполняя противоположный от наших полков край Сенатской площади.

Сходу разворачиваться в боевые построения для николаевцев являлось весьма проблематичной и нетривиальной задачей. Сенатская площадь была стиснута с одной стороны заборами, огораживающими стройку Исаакиевского собора, где все еще было полно любопытствующих горожан, с другой стороны – грудами строительного камня, лежавшего на углу Адмиралтейства и набережной. Расстояние между боевыми порядками восставших войск и монархистскими силами теперь измерялись десятками метров, что чрезвычайно затрудняло не то, что какие-либо стремительные маневры, но и просто обычные войсковые передвижения.

– Ну, что атакуем николаевцев, господа? Наши войска готовы начать действовать немедля … – к рев. штабу обратился полковник Моллер и взгляды всех присутствующих тут же скрестились на мне.

– Да! Стройте войска в атакующие построения, генерал Шипов.

– Сразу идем в атаку, или сначала «причешем» их артиллерией? – осведомился Сухозанет.

Хотя в наших рядах главный гвардейский артиллерист оказался совсем даже не добровольно, но увидев сегодня за восставшими реальную силу, похоже, Сухозанет сейчас был и сам рад-радешенек своему вчерашнему похищению. Теперь же он активно выслуживался перед новой властью и, демонстрируя рвение, похоже, готов был хоть самолично расстрелять из пушек имперские войска. Хотя, честно говоря, в его профессионализме я сомневался очень сильно и небезосновательно.

Взяв паузу, вглядываясь в медленно выстраивающиеся в шеренги неприятельские войска, я ответил:

– Враг имеющуюся у него артиллерию вперед не выдвигает, поэтому, и нам негоже первыми ее использовать, тем более численный перевес на нашей стороне. Возможно, имеет смысл оставить пушки пока в резерве? Как сами-то думаете, генерал?

Сразу соглашаться палить по русским войскам из орудий, было бы как-то не комильфо. Для моей же будущей репутации требовалось, чтобы меня немножко поуламывали, поуговаривали.

– Да-с … – Сухозанет потер подбородок, – николаевцы явно ждут нашей атаки и в любой момент могут отступить за свои орудия, поэтому, считаю, рискованно будет сразу атаковать пехотой.

Предложение генерала открыть по николаевцам артиллерийский огонь живо поддержали прапорщик артиллерии в отставке Рылеев и сегодня принятый в Общество артиллерист-подполковник Панов Н.М.

– А вы, господа, что думаете по этому поводу? – обратился к штабу, ко всем скопом – и не прогадал, большинство вместе с Шиповым высказались за использование артиллерии, чего я и добивался с самого начала, частично снимая с себя ответственность за намечающееся кровопролитие.

– Хорошо, генерал, – перевел взгляд на Сухозанета, – пройдитесь по ним пару раз картечью и немедля переходим в общую атаку!

Командиры мигом разбежались по своим подразделениям.

Развернув трепещущие под порывами стылого ветра полковые знамена, под звуки труб и перестук барабанов, войска из колонн принялись разворачиваться в привычные им атакующие трехшереножные линии, используемые еще со времен наполеоновских войн для фронтальной штыковой атаки. Наполеоновская тактика колонн и сомкнутых линий до сих пор считалась самым эффективным средством для прорыва обороны противника.

На флангах строилась кавалерия – л.-гв. Кавалергардский полк Кологривова; л.-гв. Конный полк, где верховодили князь Голицын с Барыковым и Вилламовым; л.-гв. Драгунский, в котором обязанности «внезапно заболевшего» полковника Чичерина исполнял штабс-капитан Александр Бестужев; л-гв. Кирасирский полк Кошкуля Петра Ивановича – бывшего члена Союза Благоденствия, до сих пор пребывающего в неведении, верящего, что здесь и сейчас сражается с Николаем за интересы Константина. Впрочем, Кошкуль был не одинок, введенных в заблуждение командиров хватало и помимо него, некоторые из них подозревали неладное, но, тем не менее, исполняли полученный приказ, другие же и вовсе ни о чем не догадывались, пребывая в блаженном неведении. Противник с противоположной стороны площади практически зеркалил все наши действия, выстраивая на флангах л.-гв. Уланский и л.-гв. Гусарский полки.

– Первая линия, разбиться на роты! Выдвинуться на двадцать шагов вперед! – раздалась новая команда, исходящая от Шипова.

– Вторая и третья линии по-ротно! По-ротно стройсь! – команды дублировалась полковыми офицерами. – Передние шеренги! Оружие – на плечо-о-о! Двадцать шагов вперед, шагом... марш! – и тут со стороны успевших раньше выстроиться в боевой порядок николаевских войск началась залповая стрельба.

– Живей, братцы! Живей!

Во время всего сражения, каре Московского полка, также как и коннопионеры Михаила Пущина, оставались на месте у памятника Петру, прикрывая размещенный здесь штаб на случай внезапной атаки, ну и в качестве последнего резерва.

По примеру остальных штабистов, сидя верхом на коне (дабы не выглядеть "белой вороной"), вслушиваясь в свист пролетающих мимо шальных пуль, я мог лицезреть дело рук своих – передо мной открывалась вся панорама разыгрывающего у стен Адмиралтейства боя.

Передние шеренги первой линии, попав под огонь противника, непрестанно теряя солдат, промаршировали ровно двадцать шагов вперед и замерли, словно вкопанные в землю, оставив позади другие две линии, а также собственных раненых истекающих кровью и первые трупы.

Внимание привлек какой-то громко закричавший и уронивший ружье молодой фузилер. Раскачиваясь из стороны в сторону, он с каким-то детским изумлением смотрел на расползающееся по мундиру багровое пятно.

Не знаю, как бы складывался бой, если бы не закаленные в боях ветераны наполеоновских войн – герои Бородина, Красного, Смоленска, Тарутина, Малоярославца, герои Лейпцига и взятия Парижа, действующие словно механизмы и подающие пример своим молодым коллегам.

Роты первой линии, не обращая внимания на собственные все возрастающие с каждой минутой боя потери, демонстрируя великолепную выучку, четко перестроились в роты, и, наконец после команд «Товсь!», «Цельсь!», «Пли!» с оглушающим ружейном треском открыли ответный огонь.

В интервалы выкатились пушки. Видя это, николаевцы тоже засуетились, начав в своих войсках образовывать проходы, но, начав это делать позже нас, они явно опаздывали.

И вот, по распоряжению Сухозанета по правительственным войскам заработала гвардейская артиллерия.

Раздался оглушающий залп, сквозь отголоски которого вскоре прорезался визг картечи. Со звоном рикошеча от каменных мостовых, картечь разлетелась по сторонам, веером врезаясь в солдатский строй. Николаевцы со стонами и молча, разбрызгивая из своих продырявленных тел кровь, повалились на мостовую, словно подкошенные снопы. Противник стал пятиться назад, а его боевые порядки смешиваться. Вслед за первым последовали еще три серии орудийных залпов. Врагу не дали возможности ответить нам тем же, нанося по нему удар за ударом.

В ушах звенело, гулкое эхо выстрелов долетало до Сената, Адмиралтейства, других зданий и, отразившись от них, возвращалось назад, сливаясь с новыми залпами. Когда ж всю первую линию вместе с артиллерией окончательно и всецело накрыли клубы разгоряченного пара и грязно-серого дыма, прозвучала команда на выдвижение двух резервных линий пехоты.

– Держать строй! Быстрее! Не дать им опомниться!

Эти две тыловые линии, оставшиеся на месте, окончили перестроение еще раньше и, получив новую команду, под задаваемый барабанщиками ритм, двинулись вперед, в образованные первой линией интервалы. Выстроившись по фронту и дав по противнику ружейный залп, гвардейцы бросились в штыковую атаку вопя на бегу «Ура!». А в это время кавалеристы, опустив пики и выставив сабли, совершая свой обходной маневр, нацеливались на фланги неприятеля.

В этой атаке я естественно не участвовал, лишь наблюдал удаляющиеся спины солдат, с потряхивающимися от быстрого движения ранцами и патронными сумками.

Вот две массы войск сошлись, загрохотали выстрелы, заскрежетало штыковое железо перекликающееся с глухими ударами прикладов и душераздирающими, полными боли криками. Началась рукопашная схватка, которую правильней было бы назвать жуткой, кровавой бойней …

Но, по счастью, долго она не продлилась – всего-то несколько минут, и на ее завалах наблюдались многие сотни, если не тысячи, убитых и раненых. Замершие на веки во всевозможных позах трупы соседствовали с пока ещё живыми, но ползающими на коленях и орошающими мостовую сочащейся из тела кровью.

Подавляемый численным превосходством противник частью обратился в бегство, частью начал сдаваться.

Бежавших николаевцев активно преследовали на всех окружающих улицах вплоть до Невского проспекта. Пешие и конные, смешиваясь с горожанами, давили друг друга. Кавалеристы ударами сабель плашмя оглушали николаевских гвардейцев.

Как впоследствии будет установлено, из столицы удастся вырваться сборной солянке войск, образованных из огрызков подразделений конных гвардейских полков. Прорвались из Санкт-Петербурга на юг они под предводительством знаменитого боевого генерала принца Евгения Вюртембергского.

Победа?! Мне не верилось собственным глазам, но эта была она, Победа, первая, но такая важная победа над загнивающим российским самодержавием!

– Полная Виктория, Иван Михайлович! Поздравляю вас и всех нас! – раздался голос Трубецкого.

– До полной победы нам Николая не хватает, – процедил я сквозь зубы.

Но народ искренне радовался, а больше всех Рылеев.

– Ура господа! Уу-ррр-ааа!

А я в это время, сморщив лицо, лишь кинул полный сочувствия взгляд на молодого фузилера, уронившего на руки перевязанную окровавленной тряпкой голову. Время от времени гвардеец глухо стонал, но никто не обращал на него внимания. Вытащив несколько серебряных монет, передал их одному из матросов, указав на раненого.

А рядом со стройкой Исаакиевского собора прямо на глазах росла гора трупов – около забора тела складывали штабелями. Рядом с ними деловито суетились горожане – то ли обыскивали трупы, то ли раздевали, сразу не понять. Причём, что удивительно, некоторые петербуржцы, по примеру восставших войск, обвязали свои рукава белыми тряпками.

Вместе с бегущими николаевским войсками вцепившиеся им в спину восставшие полки через несколько минут достигли Дворцовой площади и ворвались в Зимний дворец.

Но это, по большому счету было лишним, снайперские пули уже успели снять первых доскакавших от Сенатской до Зимнего всадников – среди которых и оказался Николай Павлович. Кроме великого князя от снайперского огня замертво пали еще несколько офицеров, царедворцев и два генерала – Толь и Васильчиков.

Как там сказал Пушкин о дворцовом перевороте 11 марта 1801 года?

«Падут бесславные удары…

Погиб увенчанный злодей.»

Сегодня это случилось с великим князем Николаем. Хотя он еще и не успел в полном смысле стать «увенчанным злодеем», но был до сегодняшнего дня близок к этому как никогда.

Теперь, когда я получил эти сведения от Каховского, а потом смог воочию рассмотреть вблизи труп ещё "не увенчанного злодея", то победа действительно стала полной, достигнув своих целей, обретя внутреннюю целостность и смысл!

У Зимнего дворца творилась самая настоящая вакханалия. Какие-то непонятные гражданские личности, радостно что-то крича, палили из ружей и пистолетов в воздух, церковные колокола били в набат, в гвардейских полках трубили в трубы и стучали в барабаны. Уши закладывало от грохота. Также я заметил, что по празднующим победу полкам уже вовсю «гуляли» мои газеты и агитационные материалы.

Поднявшись по несколько разгромленной Салтыковской лестнице мы оказались в Зимнем. Изнутри дворец напоминал растревоженный муравейник. По коридорам метались гвардейцы, пытаясь выполнить зачастую бестолковые команды собственных офицеров, которые из-за всего вокруг происходящего сейчас выглядели совершенно растерянными.

Сначала мой взор привлекли валявшиеся на полу трупы, на которых второпях были наброшены белые простыни.

Тут я заметил как по лестнице явно хорошо поддавшие солдаты, крича друг на друга и пьяно матюгаясь, тащили золоченую мебель, вазы, люстры, зеркала и кухонную серебряную посуду. А вот с мародерством требовало кончать быстро, без всяких рефлексией и сантиментов. Благодаря моей личной гвардии – избранным матросам Гвардейского экипажа, мародерство во дворце удалось пресечь – форменных воров скрутили и связанных отправили в Петропавловку, потом с ними будем разбираться. Назначил комендантом дворца полковника финляндцев Митькова – таким образом, повесив на его шею дальнейшие мероприятия по наведению здесь порядка.

Порядок во дворце навели быстро, меньше чем за час, выпроводив оттуда пленных, лишних солдат и прочий праздношатающейся народ. Обновили караулы, место охранявшего Дворец батальона Финляндского полка, занял Московский полк, а рядом с занятым мною бывшем императорским рабочим кабинетом поставил в караул из числа взятых с недавних пор на мое содержание гвардейцев Морского экипажа. Всех ирландцев, прекрасно выполнивших сегодня свою работу во главе с Каховским направил к себе домой на Васильевский, с тем, чтобы они отдохнули перед ночным дежурством.

В больших приемных залах дворца сидели на диванах, дрожа от страха, но при этом внимательно читали выпущенный сегодня Сенатом Манифест, всем известные имперские чиновники во главе с Аракчеевым. Куракин, тихо шипя, о чем-то спорил с Лопухиным. При моем появлении все разговоры и шепотки разом смолкли, присутствующие устремили в мою сторону затравленные взгляды.

Весь какой-то растрёпанный Аракчеев в парадном генеральском мундире, со всеми орденами выглядел особенно жалко, я попытался его приободрить.

– Побудете некоторое время под арестом, но в ближайшие дни мы с вами встретимся и поговорим. Возможно, ещё и послужите Родине, не спешите себя раньше времени хоронить.

В личных покоях императрицы-матери мы застали обеих императриц с детьми Николая – Maman и Александру Федоровну – зареванных и дрожащими от страха.

Здесь же, в комнате с женщинами, в креслах с окаменевшими и совершенно растерянными лицами сидели Апраксин, командующий гвардией Воинов и адъютанты почившего великого князя – Стрекалов, Адлерберг и Нейдгардт.

Вызвал караул и присутствующих здесь мужчин повязали и всем скопом повезли в Петропавловскую крепость. Сопротивление аресту никто из них не оказал. С этими арестантами разговоры разговаривать будем позже.