Текст книги "Любовь зла…"
Автор книги: Янина Жураковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– Эх, парень, да ты просто не понимаешь, сколько мужиков руку бы отдали за то, чтобы вот прямо сейчас оказаться на твоём месте! – вещал охотник, в упор не замечая слегка выкаченных глаз собеседницы. – Ведь куда ни кинь, везде они… так и ходят, так и зыркают, высматривают, где бы правильного мужика подловить, да обраслетовать… по рукам и ногам… и в глотку кляп… А после – короткий поводок, семеро проглотов по лавкам, лобзик по утрам, пила по вечерам – и прости-прощай, жизнь вольная! Из-за них, баб этих, рушится, страшно сказать, самое дорогое – дружба мужская! Вот со мной как было? Захотелось мне как-то пивка… ну что смотришь волком? Есть у меня сила воли, а только захотелось так, что аж морда задрожала и руки затряслись! А денег в доме – ни полушки медной. Моя-то любушка, к матери собираясь, всю наличность с собой прихватила, чтобы я, значит, опять все не спустил на свои бесполезные прожекты, ну, и на шпильки себе – а как же без этого? Я тогда к бабе Льюшке – соседка это наша – у неё-то всегда есть, и клюквенная, и свекольная, и ядреная, на мандариновых корочках… так что теперь я ей три шкурки должен… беличьи, да. Но дело даже не в этом, друг мой Марг, а в том, что…
Я захлопнула приоткрытый рот, усадила крысёнка обратно на плечо и медленно, аккуратно надела кольцо на большой палец. В большинстве обществ за флуд и оффтоп не предусмотрено смертной казни через распыление, но у фрустрирующего, обездоленного существа, есть свои привилегии. И некромантская бижутерия.
Наблюдательности Кевантериусу было не занимать.
– Эй, за что, я же рассказываю! – слегка побледнев, обиделся он.
– Угу, – не стала спорить я, припомнив, от кого именно я уже слышала подобную отговорку. У Санти она звучала убедительнее – опыт, что ни говори.
– То-то я и вижу… – Охотник демонстративно напустил на себя серьезность. – Должен тебя заверить, друг мой Марг, что если я не окочурился ненароком после четвертой чарки Льюшкиной мокрухи, то оба мы находимся в мире живых, – охотник немного подумал, – ну, и тех неживых, что как порядочные неживые вести себя не хотят. А вокруг нас, – широкий взмах рукой, – королевский лес Арденн. То есть, не совсем лес, скорее, уже королевское болото Арденн, а, точнее, его окраина. Болото это занимает довольно значительный кусок данного лесного массива, и отличается удивительным разнообразием агрессивно-плотоядной флоры и фауны. Как эти цветочки и зверушки друг друга до сих пор не съели, непонятно… Я обычно сюда не забредаю, потому что охочусь только на белок, – я оценила размеры арбалета и, прикинув, какими должны быть эти "белки", неопределенно хмыкнула. – Да, на белок… только сегодня день что-то не задался. Попался один-единственный полка… ммм… белка, да и тот… та ка-ак припустил… ла! По веткам. Я за ней, а мне вдруг навстречу медведь, леший да бобров орда, да три гербалистки с корзинками… ох! – Он звонко шлепнул себя ладонью по лбу. – Ох, ты, лембоевы штаны, забыл совсем! Эй, девочки, вылезайте, где вы там есть! Мы убили зверюгу!
– Мы? Мне кажется, ты кое-что упускаешь из виду…
– Я, мы, он, она, есть и ширь и глубина… мозгоклюй ты, как есть мозгоклюй! Не цепляйся к словам, главное, что рыччеш сдох, а мы – нет! – запальчиво перебил Кевантериус, у которого для простого охотника было подозрительно хорошее образование. – Уххх, как вспомнишь, так вздрогнешь… Кто бы мог подумать, что у нас…
– Диссоциативное расстройство идентичности, – охотно подсказала я, привычным движением закидывая ногу на ногу. Прежде чем устроиться как следует, пришлось поёрзать: фонарик ("Нет, все-таки откуда у меня в кармане фонарик?!") мешал. – Оно же синдром множественной личности. Есть подозрение на дуальную личность, но эта гипотеза требует тщательной проверки. Так, говоришь, пока один из вас два дня выслеживал моего рыччарша, второй охотился на белок с этим вот славным арбалетом?… Очаровательно.
Кевантериус несколько раз по-совиному моргнул, подвигал челюстью и, стащив с голову шапку, принялся задумчиво ощипывать енотовый хвост. Я выждала несколько секунд, упиваясь сознанием своего профессионализма, и полюбопытствовала:
– А что это за название такое – рыччарш? Намек, что рычит и всех в фарш перемалывает?
Глаза Кевантериуса совершенно остекленели, в уголке рта появилась капелька слюны. Но не успело ЭГО констатировать: "Кажется, мы сломали нашего охотника", а ИТ – выронить банку с тайфунчиками, как в голове у парня (я практически услышала щелчок) сработал предохранитель, он сглотнул, водрузил шапку на ее законное место и почти нормальным голосом произнес:
– Слово немьянское, друг мой Марг, ибо исследователь, первым… нет, не первым встретивший это чудо природы, а проживший достаточно долго, чтобы его описать и поименовать, был из немьян. Означает это просто-напросто чешуехвост. Селяки и простецы городские – не благородных кровей, то есть – его ещё жрятвиком называют. Жрятвик, он же упладук, он же болотный выворотень, rgizhveshhernonia abdula, если по-научному, или…
– А, – остроумно выдала я в лучших традициях военных телеграфистов.
– В том-то и дело, что обычно твари эти из болота не выползают, так что встреча стала для нас обоюдным сюрпризом. Для кого-то приятным, для кого-то – не очень, так что я уже морально готовился провести денька три на дереве – рыччарш зверь тупой, но упрямый до безобразия – когда ты свалился, как дракон с крыши, и одной левой его… Эй, ты чего? Ты чего это? Зачем плесенью притворяешься? Не надо плесени, я такое уже видел, после такого только могилки копать и остается, а я этого очень, очень, очень не люблю! Ты… ну, это… поплачь, а? Или вот хлебни чуток… мозги хорошо прочищает… только не увлекайся, бабкиной мокрухой, бывало, даже младшие боги травились…
Я машинально взяла фляжку, которую настойчиво совал мне охотник, и отхлебнула, не чувствуя вкуса. Встала. Обошла вокруг рыччаршевой туши. Отхлебнула еще, не обращая внимания на красную пелену, застилающую глаза, и легкий, приятный гул в ушах. Вот тебе, Лермонтова, и свадьба с приданым. Которое проклятье смертное. Вот тебе тридцать семь щитов. Вот тебе тройное благословение. Вот тебе "и жили они долго и счастливо". Ща, раскатала губищи. Есть квас, да не для вас. Перетопчешься, Тридцать Три несчастья, тебя ведь даже проклясть не смогли как полагается…
– …блин.
– Не может быть. Ты просто физически не могла…
– Подвернуть в четвертый раз ногу, обернутую в силовой бандаж? Ну почему же не могла… Хватит, милый, вздыхать. Умел проклинать – сумей и ответ держать!
– Это было не проклятье… да стой ты смирно! Это была…
– Ну все, некромант взгромоздился на любимого конька.
– … порча, потому что проклятья накладывают, чтобы человечек как минимум умер. И отличается порча от проклятья…
– Если ты не забыл, у нас через пять минут свадьба. А в потайной комнатке, куда ты меня коварно заманил на обнимашки, не убирали больше лет, чем я живу на свете. Сомневаюсь, что лохмотья паутины на платье сойдут за эксклюзивное кружево… Санти?
– …как камешек для пращи от бронебойного снаряда. Снарядом ранить сложновато, солнышко, вот проклинатели на мелочи и не размениваются. Разумеется, умереть можно и от порчи, но шанс выкарабкаться все же есть. Так что ты говорила про паутину?
– Зараза ты!
– Я тоже тебя люблю.
Я потрясла фляжку и с удивление обнаружила, что она пуста. Кевантериус таращился на меня с таким видом, словно за моей спиной внезапно затрепыхались два крыла, а над головой засияла пресловутая электрическая дуга. Я смутно припомнила что-то о младших богах и превышении дозы, прислушалась к собственным ощущениям и поморщилась: вопиющая ясность в голове, отличная координация движений, коленки не дрожат, в животе тишь да гладь. Безобразие! Как это возможно: травиться до потери пульса свежевыпеченным хлебом, а от жуткого пойла, градусность которого ненамного отстоит от температуры кипения воды, чувствовать себя лучше, чем после Сантиных лечилок? Впрочем, вкус и запах пресловутой мокрухи ставили её в один ряд с самыми сильнодействующими лекарствами: одна такая фляжечка могла заставить даже Краш-Корога задуматься о бренности существования.
– Ещё есть? – мрачно и хрипло поинтересовалась я. Кевантериус медленно покачал головой; процент обожания в его взгляде резко увеличился. – На чем настаивали? Что не полынь понятно – мандариновые корки? Или белена с асфоделями?… Неважно. Спасибо. Закатай губы обратно, и не смотри с такой надеждой на мои карманы, на тот свет я не тороплюсь, просто организм сбрасывает напряжение, видишь? – Я протянула ему трясущуюся, как у эпилептика руку (ту, что без кольца), и почти не удивилась, когда парень шарахнулся назад, совершив изумительный по красоте кувырок из положения "сидя на корточках": амплитуда колебания действительно была кошмарная. – В конце концов, не каждый день на тебя снисходит смертное проклятье. На меня вот… снизошло. Правда, Владыка оказался не тот, и встреча кончилась не так, а очень даже ничего себе, вот только моему бессознательному это по барабану. Ему хочется натянуть на голову одеяло и отгородиться от жестокой реальности… Шшшш! – строго сказала я, заметив, что Кевантериус снова собирается о чём-то спросить. Устойчивость психики этого злостного браконьера била все мыслимые рекорды. Он послушно захлопнул рот, подождал две секунды и повторил попытку, но я снова на него шикнула. – Шшшш! Тихо! Молчать! Мне нужна эмоциональная разрядка. Когда стрессовая ситуация затягивается, внутреннее напряжение может нанести вред физическому и психическому здоровью человека, так что я буду говорить, а ты – старательно слушать!
"Да я как бы уже…" – ясно читалось на лице Кевантериуса.
– И ни слова о том, что надо взять себя в руки и не отпускать, а…
– Я вообще-то хотел спросить, откуда знаешь, что не настойка не полынная… – исхитрившись вставить слово, робко проговорил охотник.
– А. – Сегодняшний день стоило провозгласить Днем Лаконичности.
– Точно, и рецептик, рецептик!
…у напитка из полыни, который на девичник притащила одна из кузин Санти, оказался на удивление приятный вкус; бутыль опустела в мгновение ока. Всем досталось по стаканчику, а маме Санти, в которой пробивной силы было не меньше, чем во всем спецподразделении «Альфа» – два стаканчика. После этого все собравшиеся дамы преисполнились друг к другу исключительно теплых чувств и хором затянули почему-то «Не пей, вина, Гертруда», а мама Санти уселась на пол по-турецки и принялась раскачиваться взад-вперед. При этом она звала меня Гретхен, мою маму – Вильгельминой, агитировала сбегать в соседний мир к Якобу-Пьянице за анисовым элем и благословляла всех подряд на «киндер, кюхе, кирхе». Так продолжалось трое суток, даже свадьбу пришлось перенести – маги-целители никак не могли понять, что именно произошло с уважаемой дамой, как это лечить и стоит ли лечить вообще.
С каким астральным планом она общалась, мы так и не узнали, а сама подружка зеленой феи, когда все-таки пришла в себя, ничего не смогла вспомнить. Ни бреда с фрейдистским уклоном, ни девичника, ни трех недель своей жизни до него. Санти был сыном своей матери и, помимо того, беспринципным некромантом: он не мог не воспользоваться подвернувшимся случаем. Так что материнское благословение мы все-таки получили. И если "мама" полагала, будто повторяет его…
В конце концов, на совести некроманта и без того пробы ставить негде.
Хрясть! Хрясть! Хряяяясть!!!
Чешуйчатую шкуру, мышцы и кости рыччарша охотничий тесак Кевантериуса разрубал с той же легкостью, что его двоюродный брат мачете – ветки, хворост и тростник, и разделка громадной туши продвигалась вперед семимильными шагами. Я наблюдала и распутывала "случайно" завалявшиеся в браконьерском кармане мотки "морозилки" – заклинания сохранения.
Руки не дрожали. Совершенно.
Охотник явно знал толк в утешении истеричных барышень. Или воспитывал домашнего мантикора. Или диких детей числом больше одного, но меньше пяти. Резко переключать внимание объекта и фиксировать его на выполнении общественно-полезного дела у парня выходило с пугающей лёгкостью.
– Давай-ка я еще раз повторю… – Кевантериус, покряхтывая, оттащил голову рыччарша в сторону и почти любовно обмотал её длинной нитью "морозилки", без сомнения, подсчитывая свой процент от прибыли, которой я, поразмыслив, все-таки решила поделиться. – Значит, смешать три чайных ложки горькой полыни с тремя пинтами слезянки, то бишь, спирта чистейшего, два дня и две ночи настаивать. В ступке раздробить тьму тьмущую семян кардамона…
– Шестнадцать стручков, – сурово поправила я, косясь на целиком обратившегося в слух крысёнка; Ишко, кажется, даже дышать забыл. – Попрошу без лишней лирики. Рецепт – как воинский устав: чуть отступил от буквы – и…
– Три наряда вне очереди?
– Заворот кишок.
– Ну так то если отступать… мы-то соблюдать будем!… Семена кориандра – ложка чайная, аниса семян три ложки да корня дягиля столько же. Раздробить, перемешать, в настой всыпать. Плотно закрыть и в тёмном месте неделю выдержать, перегнать… и будет счастье, радость и… как там?
– Сильное возбуждение, клонические, а затем тонические судороги, стерторозная кома, без сохранения воспоминаний о происходящем, – подсказала я. Рецепт полынной настойки был взят из семейной поваренной книги, которая на 85% состояла из подобных рецептов, а последствия злоупотребления я помнила еще с детства. Переводить бабкины (что поделать, у кого-то бабушки увлекаются выпечкой пирожков, а у кого-то – современными методиками очистки жидких препаратов) объяснения в медицинские термины было необязательно, но как не пустить пыль, когда на тебя смотрят такими восторженными и честными голубыми глазами?
Право слово, если бы у меня были такие честные глаза, я бы давно выбилась в президенты.
– Завидная перспектива, но нам, увы, не грозит, – Кевантериус примерился к правой передней лапе. – Так, на чем я… настой перегоняется вместе с травами… На выходе чуть больше двух пинт эликсира зеленой феи… И, разумеется, профильтровать. Очаровательно!
Хрясть!
Когда-то белоснежный обрывок подола пришелся как нельзя кстати, чтобы смахнуть со щеки синеватую жижу, заменявшую рыччаршу кровь, и вытереть обляпанного, брезгливо отплевывающегося крысёнка. А Кевантериус, выразительно жестикулируя тесаком, продолжал разглагольствовать:
– Если когда-нибудь – предполагаю, что это будет еще нескоро – какая-нибудь нецивилизованная белка слегка или напротив, очень сильно подпортит привлекательную внешность вашего покорного слуги, разведусь к импам с женой, куплю домик в деревне и открою своё дело. "Настойки и живительные эликсиры Кевантериуса" – звучит, а? Нужно только твою полынную назвать поинтереснее, друг мой Марг, потому что "Фея Маргерета" звучит, не спорю, интересно, но ведь вовек не отмоешься. Вытянут поперед морды "подкаблучником", за мужика считать не будут!
В отличие от браконьерской моя психика не была ни гибкой, ни прочной. Брови поползли вверх, рот приготовился проглотить какого-нибудь залетного воробья. Тайфунчики в банке у ИТ заинтересованно пошевелились.
– Ты, это… вообще… о чем сейчас, э?
Громкий треск веток где-то слева, сопровождаемый приглушенной бранью, ознаменовал появление еще одного участника нашей пьесы, чей жанр неотвратимо перетекал из фантастического экшна в драму с элементами хоррора.
– А-а-а. Вот. Ты. Где. Собакин сын. Браконьер недоеденный, – раздельно (вероятно, для пущего устрашения) произнес хриплый, пропитой бас, и на поляну вывалился…
Сначала мне показалось – мужик. Очень крупный мужик с комплекцией медведя-гризли и роскошной лопатообразной бородищей. В следующее мгновение я заметила, что указанная бородища уютно располагается на пышной груди размера эдак пятого. Тётка! По залатанной куртке, толстым штанам, лаптям и двойному самострелу на плече в ней безошибочно опознавалась лесничиха.
Тётка подошла к обезглавленной туше. Подвигала челюстями под бородой. Некоторое время разглядывала мой трофей, и на ее лице не отражалось совершенно ничего. Потом она снова подвигала челюстями, и несильно пнула рыччаршеву тушу. Туша плавно завалилась набок.
– Готов, – все в том же телеграфном стиле произнесла лесничиха. Кевантериус расцвел робкой, трогательной улыбкой, стремительно вбросил тесак в ножны и каким-то очень знакомым жестом прижал шапку к груди. – Порешил-таки. Выворотня. Зараза кривоходячая. Ну что? И как оно?
Саблезубый тигр заглянул в гости к паре тушканчиков, примерно так.
Дополнительных методов устрашения не требовалось.
Кевантериус ненавязчивым движением переместился мне за спину, продолжая сиять своей застенчивой улыбкой. Краем глаза я заметила, как Ишко сел на задние лапки, втянул животик и старательно пригладил шерсть на морде.
– Я. Сказала. Я. Тебя. Запомнила. Шаромыжник. Окаянный? – невыразительно поинтересовалась лесничиха, игнорируя меня, как предмет обстановки.
– Кому, мне? – наивно промямлил Кевантериус.
– Я. Сказала. Лучше. Не приходи. Етишкин. Дух?
– Кому, мне?
– Я. Сказала. Накладу. В горб. До бессознанки. Голь. Перекатная?
– Кому, мне?
– Мало. Получил?
– Мало?! – вспыхнул Кевантериус и, не давая тетке вставить слова, зачастил: – Как это мало, я после твоего крапивного оскорбления неделю присесть не мог!… И вообще! Выворотня не то что в Красных, даже в Синих списках нет! И пени за него никакой, а в Кардморе и вовсе приплачивают… Это даже не я, это вот он! Лично! Я только на дереве повисел и потом… ну не пропадать же добру… Марг, кончай прихорашиваться, где твоя мужская солидарность?!
Я виновато отдернула одну руку от в общем-то скромного декольте, а другую – от висящей где-то в районе уха диадемы. В голове упрямо вертелось прадедовское "Полковник наш рожден был хватом…" Пусть редко, но встречаются во Вселенной люди, которые умеют создавать о себе Правильное Впечатление. Которое не то, что долго держится, а практически высекается на внутренней поверхности черепа. И безо всяких новомодных тренингов "Как стать реальным кабаном за 10 дней"…
– Самимынездешниеипроклятыеапроклятьесмертноеэонсаммнеподкаблукподвернулсячестноеслово! – скороговоркой выпалила я, и всем своим видом изъявляя глубочайшее раскаяние, готовность загладить, искупить и прочая, прочая, прочая.
Бесцветные буркала наконец-то сфокусировались на мне. Сразу стало ясно, что возле рыччаршевой туши, опершись на косу, стоит Смерть и с интересом на нас поглядывает.
– Каблук, – задумчиво произнесла лесничиха. – О. Как. Покорежило. Тебя.
Кевантериус, мерзкий коллаборационист, закивал так энергично, что голова у него не отвалилась только чудом. Лесничиха взяла мою безвольную руку, посмотрела на кольцо, посмотрела на совершенно ошалевшего крысёнка и снова обратила свой пронзительный взор на охотника.
– Скажи-ка. Мужик, – неожиданно дружелюбно поинтересовалась она. – Ты ведь. Не охотиться. В мой лес. Ходишь?
Крысенок сдавленно пискнул, прикрывая передними лапами мордочку. Кевантериус скривился, словно у него внезапно разболелись зубы. Шутки я не знала; но, видимо, она была из разряда той похабени, что рассказывают только в тесном мужском кругу. А лесничиха с удовлетворенным видом погладила бороду, одним движением оторвала у рыччарша правую заднюю лапу, закинула на плечо и удалилась твердым шагом боевого мамонта.
Кевантериус облегченно перевел дух и под моим укоризненным взглядом виновато поковырял ботинком землю с элегантностью, отработанной стократным повторением. Честность его глаз уже выходила за рамки приличия.
– Да, друг мой Марг, ты тот еще талисманчик… – как ни в чем не бывало проговорил он. – Даже стыдно процент с тебя сдирать, парень ты хороший, я даже не знал, что такие хорошие парни есть еще, думал, их всех либо в Сияние уволокли, либо на кол посадили… А ладно, на кой ляд мне тот рыччарш, не обеднею! Подумаешь, семнадцать… сотен золотых… и еще столько же… ради друга чего только не сделаешь! Знаешь, телегу я все-таки подгоню, голову погрузим сразу, и лапы с хвостом я отрежу, а остальное "морозилкой" обернем, и еще "неуловимкой" сверху открою, а то есть же люди такие, до чужого добра жадные, что хоть совсем в лес не ходи!…
Он вдохновенно трепал языком еще пару минут. Я выжидала, внушая ему чувство ложной безопасности, а затем, улучив момент, быстро спросила:
– Так к кому тот мужик в лес ходит?
Кевантериус, покраснев, хватанул ртом воздух – и девичий голос, лениво растягивая слова, произнес:
– Известно, к кому – к медведю. Чтоб тот ему…
– Уна! – возмутился другой голос, тоже девичий.
– …тумака дал, – безмятежно закончил первый.
– По нижнему мозгу, – добавил третий.
Что-то негромко зашуршало, затрещало, в кустах наметилось некое шевеление, а потом ветки раздвинулись, и на поляну одна за другой выбрались три молоденькие блондинки в одинаковых светлых платьицах с фартучками. С аккуратными корзинками в руках и постно-невинным выражением смазливых мордашек.
Усугубив сходство со смольненскими институтками, девицы дружно присели в реверансе, и та, что стояла в середине, церемонно произнесла:
– Великодушнейше просим извинить за опоздание. Мы выбрали в качестве наблюдательного пункта кудрявый дуб, и нам потребовалось некоторое время, дабы спуститься и привести себя в надлежащий вид. Уна.
– Нена, – представилась та, что стояла слева.
– Вина, – пискнула стоящая справа, обмахиваясь маленьким веером. – Ничего себе…
– Вина! – возмутилась Нена. – Извольте блюсти приличия и излагать свои мысли, как то подобает воспитанной… – она проследила за взглядом подруги, и ее глаза слегка округлились. – Ох, ни фига себе!
– Какой мужчина! – промурлыкала Уна, часто-часто хлопая ресницами.
Я невольно оглянулась, но позади были только кусты и деревья, и по всему выходило, что завлекающе-восторженный взгляд был адресован… мне?!
Ишко ткнулся мокрым носом в мое ухо и что-то сочувственно пропищал.
Понимание никогда не приходит ко мне медленно, осторожно и постепенно. Нет, оно всегда бесцеремонно вкатывается, как допотопный паровоз, грохоча тяжеленными колесами и плюясь во все стороны паром. Без исключений.
По счастью, для безумного ужаса в эмоциональной палитре оставалось совсем немного места.
"Нет, этого не может быть, – твердо сказало ЭГО, заглушая тоненькое попискивание ИТ, которое как всегда первым ощутило приближение ВХ-момента ("Все, хана"). – Мы просто сильно изменились за лето. Да, просто изменились. Мы бы почувствовали. Мы бы знали. Как можно не заметить, отсутствия своих родных округлостей и присутствия посторонних… постороннего… Ох, Господи, пусть земля разверзнется и поглотит меня, дай мне умереть прямо сейчас, пусть эта планета врежется в сооооолнце…"
– Учись, браконьер, один удар – один зверь, – задумчиво изрекла Нена, наматывая на палец светлый локон. – У вас подвиг стоит в распорядке дня, прекрасный незнакомец, или мы – приятное исключение?
– Ясно, значит, ни дня без подвига… – пропела Вина, продолжая обмахиваться веером. – Это хорошо. Это очень хорошо. Нам герои нужны.
– Сначала героя надо приодеть, – Уна выпятила грудь значительно сильнее, чем это позволяли приличия. – Некоторые – короли даже в лохмотьях, но без них ты выглядел бы гораздо…
"Добрый дедушка Лардозиан Гнилозубович, забери меня отсюда…"
– УНА! – хором возмутились ее подружки, даже не пытаясь покраснеть.
Забытый всеми Кевантериус обиженно заворчал.
– Конечно, конечно, – мрачно пробормотал он, комкая в руках многострадальную шапку, – кому-то избушку на краю леса и отсутствие всяческих перспектив, а кому-то демарш со свадьбы, полные карманы волшебных колец и девок три штуки в одни руки, даже если им это до амбуки… Где, спрашивается, справедливость?
– А ну иди сюда! – скомандовала я, хватая его за шиворот и оттаскивая в сторонку, подальше от обожающе-раздевающих (ой, мама!) взглядов подружек.
– И откуда ты только взялся на мою голову?… – простонал Кев. – Да, я помню, со свадьбы, помню, тебя прокляли, помню, ты несчастен и потерян, как Вечный Бродяга… парень, убери ты от меня это кольцо!!!
Я выпустила его воротник – только для того, чтобы взять за грудки. И хорошенько встряхнуть. А потом – встряхнуть еще раз, так, чтобы лязгнули зубы.
– Давай определимся раз и навсегда. Я – не парень.
– Да мне напвевать!… – невнятно выдавил Кев, не предпринимая никаких попыток освободиться. – Я яжык иж-жа тебя пвикуфив, па… муввык, дядя, деда, да кто хофевь!
– Нет, ты не понял. Я. НЕ. ПАРЕНЬ.
– Да-а-а?… А… хмм… кто?
– Девушка, конечно!
– А-а-а-а… и давно?
– С рождения! – рявкнула я. Ишко согласно взвизгнул. – Ты-то хоть помолчи…
– А-а-а-а… – Кевантериус помолчал, ища что-то в моем взгляде, но, не найдя этого, вздохнул и ткнул меня пальцем в грудь. – Ну тохда, доввен пвивнаться… тьфу ты! Должен признаться, ты удивительно ловко это прячешь.
Набрать воздуха в легкие. Медленно опустить голову. Посмотреть. Внимательно. Еще внимательнее… Можно выдыхать.
Лиф платья, которому по должности полагалось красиво облегать мои выпуклости третьего размера, самым возмутительным образом провисал. А упомянутых выпуклостей в нем не было. Вот так, не было и все.
Из любой, даже самой провальной ситуации можно извлечь положительный опыт. Это факт. Например: несмертельная порча – чертовские полезная штука! Приучившись за двадцать шесть лет сносить пощечины судьбы, хук справа держишь, не моргнув глазом. Правда, за хуком справа следует прямой в челюсть, а пресловутый "фонарик" оказывается именно тем, в чем его подозревают. И буквально из осколков составленное спокойствие рассыпается, как карточный домик.
На заметку: Санти чертовски, просто дьявольски талантливый маг. И платить за это должен всю оставшуюся жизнь.
– Что же, – выверенно-профессиональным тоном проговорила я минуту спустя, – у нас есть, по крайней мере, одна хорошая новость: теперь уже вряд ли что-то может пойти не так, как надо.
– Не скажи, не скажи, – возразил Кевантериус, аккуратно высвобождая рубашку из моих пальцев. – Ты когда-нибудь объяснял… хотя вряд ли… спасенной девице, что не можешь на ней жениться, если у нее был шанс проверить твои карманы?
– Разумеется, нет! Я же сказала…
– Советую быстро научиться. Потому что девок у тебя целых три, все спасенные, а содержимое кармана видно даже невооруженным взглядом, – он кивнул на рыччарша.
– Ох.
– Ну… я за телегой тогда?…
1 pint /pt (английская пинта) = 570 мл
