Текст книги "Любовь зла…"
Автор книги: Янина Жураковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Жураковская Янина Викторовна
Любовь зла…
* Аннотация:
Она размышляет. Она вспоминает. Она вздыхает. Она ругается. Она вопит! Что ещё делать на алтаре бедной девушке, которую вот-вот принесут в жертву батьке Люциферу местного розлива?…
– ДЕМОН, ДЕВУШКА, 13 НЕКРОМАНТОВ
Умереть мне предстояло солнечным летним утром, на горе, которую местное население именовало Небесным престолом и по отсталости своей и неразвитости ума считало священным местом. Вид с неё действительно открывался такой, что дыхание перехватывало. Сама природа изваяла из тёмного гранита огромные каменные лики и гигантские колонны, устремлявшиеся в ослепительно синее небо из моря плотных облаков. Искрящийся снег припорошил ветки мелких сосен, прилепившихся в расселинах и уступах. Туманная дымка обнимала священные вершины, как вуаль плечи балетной примы, то закрывая их, то снова обнажая.
Холодный ветер полоскал мои волосы, настойчиво теребил балахоны двенадцати мужчин, вполголоса совещавшихся в стороне, и топтавшегося возле них мальчишки. Тёплая куртка мне бы совсем не повредила, потому что даже летом на Небесном престоле погодка стояла средне-осенняя, но кто в наше время заботится о здоровье и благополучии жертвы?
Пусть время не наше. И мир не наш.
Не мой – точно.
Умирать в такое великолепное утро до слёз обидно. Даже если жизнь – свободное падение, временами переходящее в крутой штопор, как моя.
Я – не принцесса, не волшебница, и, что особенно досадно, не героиня. Досадно, потому что как нельзя кстати пришлись бы сейчас героизм, геройство и прочая доблесть вкупе с воинской выучкой! Порвать бы эти кошмарные холоднющие цепи, дать в пятак похитителям невинных девушек, а по совместительству некромантам поганым – так, чтобы мозги наружу и зубы по всему периметру и… Ну, а потом можно подумать, что, собственно, "и".
Мечты, мечты, мечты…
Чудесные спасения и освободители, приходящие на помощь в последний момент, существуют лишь в сказках. А наяву есть круг, с заключенной в него шестиконечной звездой. Багрово сияющая вязь каких-то письмен зловещего вида, что тянется вдоль линий, вычерченных прямо в камне. Прямоугольный алтарь из черного обсидиана в центре гексаграммы, похожий на разделочный стол. И моё замерзающее, но пока не бездыханное тело, одетое в тонюсенькое белое платье – на этом алтаре.
Кому-то не везет в любви. Кому-то – в картах. А мне не везёт по жизни.
И, прежде всего не повезло родиться восьмого августа в восемь часов утра при редком, но совершенно бесполезном положении планет. В нашем мире бесполезном, а в другом, как выяснилось – редчайшем, необыкновенном и исключительном. А лично для меня – смертельном. Потому что "три капли крови непорочной девы, рождённой на рассвете восьмого дня восьмого месяца, когда Очи Богини смотрят сквозь дым огней небесных" являлись последним и самым важным звеном ритуала призыва тёмного бога Рхи… Рги… Рпи… словом, дядьки Люцифера местного розлива.
Я не забыла сказать, три последние капли?
Вот из-за этих-то трёх капель в свой двадцать шестой день рождения я лежала на жертвенном столе, похожая на морскую звезду, выброшенную на песок, хлюпала носом и мечтала о нехитрых мелочах вроде шерстяных носков или появления спецотряда по борьбе с черномагической угрозой. Некроманты не пожелали сами искать жертву, а с помощью нехитрого заклинания выдернули из глубин пространства и времени ту, кто подходил им по всем статьям. Меня, то есть.
Воспоминания кружились в голове роем разъярённых ос. Тихий приморский городок, веерное отключение электричества, роддом N 13, пьяный акушер со щипцами и, как следствие – частичный паралич лицевых мышц и вечно кривая улыбка. Счастливое детство, купанья в море, походы в горы, крепкие, ещё кислые яблочки в соседском саду – и прилипшее намертво прозвище "33 несчастья". К нему прилагалась непоколебимая уверенность, что лестницы существуют для того, чтобы скатываться с них кувырком, деревья – чтобы с них падать, спасатели – вытаскивать меня из воды со сведенной судорогой рукой или ногой, а врачи – промывать желудок, накладывать швы и колоть сыворотку. Противостолбнячную и противозмеиную. Ещё были автобусы, неизменно захлопывавшие двери перед моим носом, тухлые яйца и пакеты с водой, летевшие с чьих-то балконов точнёхонько на мою свежепричесанную и налаченную голову, личная жизнь, уходившая под ручку с лучшей подругой… Вспоминай – не хочу!
По первой помощи при укусах, отравлениях, утоплениях, удушениях и различных травмах я могла бы написать целый справочник. Коты, собаки и прочие домашние животные держали нейтралитет, но дикая природа всячески меня привечала. Пчёлы, шмели, медузы, скорпионы умело подгадывали момент, когда бдительность ослабевала, и щедро делились, чем Бог послал. Змеиная популяция Черноморского побережья мудрых энциклопедий не читала и то, что кусать человека надо только в порядке самозащиты, не знала – каждое лето какая-нибудь юркая шипящая малышка подползала по-партизански и, куснув, удалялась с чувством исполненного долга. Я переболела всеми известными детскими болезнями. В травмпункте меня встречали как свою: в теле не осталось, наверное, ни одной кости, которую я бы не ломала в то или другое время, и ни одного сустава, который бы не вывихивала.
Популярности регулярные "несчастья", само собой, не способствуют. Что хуже, глядя на тебя, люди невольно начинают задумываться, а не заразно ли это? Моих друзей и подруг можно было пересчитать по пальцам – не то, что не снимая ботинок, а даже не вынимая правой руки из кармана. С другой стороны, это были настоящие друзья – и, надо сказать, очень смелые люди.
Училась я не шатко, не валко, но если неделю из трех проводишь в больничной палате, твердый середнячок – совсем не плохо. Экзаменов и зачетов ждала, как именин сердца: если среди вопросов бывали такие, которые преподаватель на лекциях обходил или упоминал только вскользь, именно в моём билете они и оказывались. Под обожаемым номером "тринадцать". Впрочем, быстро уловив закономерность, именно эти вопросы я стала учить вплоть до запятых на строке (собственно, только их) и получать свои заслуженные "обманул товарища лектора".
За двадцать шесть лет у меня развился философский взгляд на жизнь. Более того, пофигистический. И я стала психотерапевтом – у той, чьё существование является воплощением закона Мерфи, особого выбора нет. А убедить человека, что его проблемы мелки и ничтожны, когда твёрдо знаешь, что может быть и хуже – как тарелку супа съесть. С сухариками.
Оглядываясь назад, я не жалела ни о чём. Кроме, конечно, той самой потерянной личной жизни. Даже если бы меня и бросили после покера на раздевание, в чем я нисколечко не сомневалась, по крайней мере, не пришлось бы лежать на ледяном каменном столе, шмыгать носом, изнывать от невозможности почесать лоб и размышлять, не умру ли я от пневмонии раньше, чем меня зарежут во славу Рхи… Рги… Рпи… в общем, кошмарного языческого божества с непереводимым именем.
Впрочем, теперь это было неважно. А лоб, нестерпимо чешущийся из-за нарисованного на нём тройного полумесяца ("Скажи спасибо, что не выжженного", – серьезно сказал Санти, размалёвывая меня), и хлюпающий нос помогали немного отвлечься от мрачных мыслей.
Некроманты, закончив переговариваться, один за другим начали занимать места на лучах и изломах гексаграммы. Тихо шелестели одинаковые черные балахоны, глубокие капюшоны надежно скрывали лица, но знакомую фигуру я обнаружила немедленно. И, оглушительно чихнув, подрыгала ногами, насколько позволяли путы.
– Санти-и-и-и!!! Приносите же меня поскорее-э-э!!! Пока я тут от пневмонии не загнууулась! Или дай плааааащ!!! Придууурок!!!
Санти.
Мой прекрасный принц, мой ночной кошмар, мой личный некромант, мой тюремщик. Чуть ли не единственное здоровое на голову существо среди тринадцати верных приспешников местного Повелителя Зла. Среди мастеров – самый молодой, всего-то сорок шесть лет, только-только от ученической скамьи зад оторвал, в аттестате чернила не просохли. Самый талантливый – хотя его наставники скорее бы желчью изошли, чем в этом признались. И, безусловно, самый хладнокровный и терпеливый. Именно поэтому, а вовсе не из-за молодости, старшие и сгрузили на него заботы о жертве – мне, то есть – от дня призвания до дня принесения.
На некроманта Санти не был похож совершенно (если нужен худой, желчный, обиженный на весь мир старикашка – к Лардозиану! Всех к Лардозиану!) и при первой встрече оказал на меня самое благоприятное впечатление. Более того, практически спас от умопомешательства. Не каждый день узнаешь, что тебе выпала величайшая честь стать проводником Рхи… Рпи… словом, бессмертного мегаломаньяка, жаждущего пролить кровавые реки в тихом, спокойном и абсолютно не твоём мире! Подавленная оказанным мне доверием, я могла только трясти головой, как припадочная, истерически хихикать и уверять обеспокоенных вызывателей и колдомедиков, что современная медицина лечит всё, в том числе некромантов, розовых гоблинов и зелёных фей. Сектанты суетились вокруг меня, старательно мешая друг другу и не на шутку нервничая. Во время ритуала Избранница непременно должна находиться в здравом уме и твёрдой памяти: Владыка может обидеться, обнаружив, что товар "с изъянцем", а жертва с сюрпризом! И когда я, подавившись очередным смешком, буквально приклеилась взглядом к высокому светловолосому парню, похожему на голливудского Ахиллеса, от общего вздоха облегчения даже занавески на окне заколыхались.
Он был невероятно хорош собой. Таких ярких голубых глаз я не встречала ни разу в жизни: Санти смотрел, что называется, не в декольте, а гораздо, гораздо глубже. В растрёпанные льняные волосы некроманта так и тянуло запустить пальцы, а обязательный для всех братьев Полумесяца черный балахон скрывал весьма и весьма привлекательную фигуру. Он обладал невероятной харизмой, был умен, но знаниями не кичился, хладнокровен, но не черств и, что немаловажно, очень правильно воспитан – на идеалах верности, чести и бескорыстного служения. Но, к сожалению, не тем и не там.
Семеня за ним к порталу (магическая цепь не давала отойди дальше, чем на три шага) в замок, где мне предстояло провести последние две недели жизни, я решила, что Вселенная только выиграет, если в ней станет одним хорошим некромантом больше. И приняла твёрдое, хоть и самонадеянное решение поправить дела на личном фронте, а заодно – привести себя в полную негодность для ритуала. Совместить приятное с полезным.
Если бы я тогда знала, насколько хорошо воспитан этот некромант!
Морить голодом он меня не стал. В мрачную сырую темницу заключать – тоже. "У меня её нет, – пояснил Санти, непритворно удивлённый моим вопросом. – Зачем кормить тех, кто может сослужить науке хорошую службу в лаборатории?" Он позволил мне ходить везде, где я захочу ("Всё равно ты не сможешь пройти сквозь щиты"), и делать, что вздумается ("На большую пакость у тебя воображения не хватит, смертная"), только попросил пореже попадаться ему на глаза.
Я приняла его слова на вооружение и сделала с точностью наоборот. Висла у него на руке, томно обмирая и едва не выпрыгивая из стратегически зауженной блузки. Терзала несчастный чупа-чупс, валявшийся в кармане, кажется, с прошлого Нового года. Даже умудрилась пробраться в его спальню, где едва не отбросила коньки при виде шестиспальной кроватки, застеленной шелковыми черными простынями – Санти явно знал толк в праздном времяпрепровождении. Но мой Дамоклов меч, мой верный спутник – закон Мерфи, не мог не напомнить о себе. Блузка лопнула на спине по шву, от чупа-чупса меня всю обляпало малиновыми прыщами, а в спальне этот гад, этот хам, нахал и мерзавец так и не появился. Он заперся в лаборатории, где у него доходили какие-то хвосты каких-то вертишеек, ожидая, когда можно будет добавить лавандовое масло. И до тех пор, пока проклятые хвосты не начнут взаимодействовать с маслом, стащить некроманта с чердака (лаборатория в подземелье – ещё одна нелепая байка) не смог бы даже великан-людоед. Но про меня Санти не забыл, предупредительно прислав слугу с байковой пижамкой – замок каменный, сквозняки, то да сё… Не простудись, девочка!
Сволочь.
Кстати, должна сказать, шелковые простыни – ужасно неудобная штука. Задремав на некромантской кровати, я с непривычки едва не улетела на пол.
На следующее утро Санти почтил своим присутствием поздний завтрак, поданный мне, разумеется, в его спальне. Мельком оглядел мою фигурку, упакованную в то, что современные дизайнеры выдают за нижнее бельё, и бросил на меня чары Отталкивания – заклинание, не позволяющее приближаться к нему ближе, чем на пять шагов.
Я в приступе дикой ярости заскрежетала зубами. Первый раунд остался за некромантом.
За первым был и второй, и третий, и четвёртый, и седьмой. Крепость не только отказывалась сдаваться, но и раз за разом окатывала кипящим маслом. Молчаливые слуги, беспрекословно выполнявшие любые нейтральные приказы, мольбы о помощи, угрозы и льстивые предложения "ты мне – я тебе" игнорировали полностью.
Руки у них были очень, очень холодные…
"Спасибо этому дому, пойдём к другому", – подумала я, проштудировала украденные из кабинета Санти карты потайных ходов замка и приступила к плану "Бэ" – бегство.
Первым делом было испорчено платье, вторым – причёска: в потайных ходах обитала тьма летучих мышей и пауков. Затем я рассадила о каменные плиты колено и сорвала голос – некромонгеры, обитавшие в тех же ходах, оказались на диво неприветливы. Не примчись на истошные вопли хозяин, я бы освободилась целиком и полностью: тело покинуло бы темницу, а душа – тело.
– Надо же, а я думал, что всех их давно извёл, – бормотал Санти, залечивая моё злополучное колено. – Какой живучий гибрид получился…
Я обиженно всхлипывала: обезболивающий компонент в исцелении некромант счёл лишним, а его отталкивающие чары, как выяснилось, были односторонними. То есть, подойти к нему не могла только я – его ничто не держало. "Нет, ну не гады эти некроманты?" – подумала я в первый и далеко не в последний раз.
– Надеюсь, ты все осознала, – подытожил Санти, затянув царапины, и, не подумав помочь мне подняться, степенно удалился обратно в лабораторию.
Сбежать я пыталась ещё раз десять, ни на минуту не прекращая взывать к тому, что заменяло некроманту совесть. Только Санти был крепким орешком. После десятой попытки он уже привычно залечил мне ободранные ладони (спускаться из окна по верёвке, когда у вас нет диплома альпиниста и защитных перчаток – не самая мудрая идея), обновил сторожевое заклятье, в которое я неаккуратно вляпалась, и снова наложил на меня магическую привязь. "Цепь" позволяла беспрепятственно выходить из замка и гулять у озера, на берегу которого он стоял, но при попытке отойти дальше, чем на сто шагов, я немедленно оказывалась в своей комнате. Все гениальное просто.
Изначально, как мне неохотно поведал сам хозяин, его замок и вся прилегающая территория были накрыты несколькими слоями великолепной (это не я, это он так сказал) магической защиты. Антителепортационный барьер, плотоядный кустарник, сады из грознян, Кольцо Страха и Марево Карсы снаружи, Привратник, рассекатели и Разрыв-камни внутри. Но как только в замке появилась временная квартирантка, защиту пришлось снять или приглушить и дополнительно установить сигнальные чары. Плотоядный кустарник кушал любую органику, до которой мог дотянуться. Шипы у него тоже были ядовитые. Грозняны накапливали солнечную энергию и выплёскивали её в виде электрических зарядов ("Ночью с балкона посмотришь, как кто-нибудь пытается тайком пройти через сад… дивное зрелище!" – мечтательно улыбаясь, припомнил Санти). Кольцо Страха заставляло мозги любого высшего животного превращаться в кисель. Марево Карсы походило на очень сильно концентрированную серную кислоту. Чудом добравшихся до замка незваных гостей Разрыв-камни, как и следует из их названия, попросту взрывали – на месте жертвы оставалось только большое бордовое пятно. А Санти не хотелось огорчать братьев по секте известием о безвременной кончине Избранной.
"Но не подыхать же мне в самом деле на алтаре!" – возмущенно подумала я после очередного (тринадцатого по счёту) провала и укрепилась в мысли устроить Санти и его коллегам облом. Пусть даже ценой собственной жизни.
Не откладывая в долгий ящик, я написала тюремщику записку, поднялась на самую высокую башню замка и с воплем "Прощай, белый свет!" прыгнула вниз. И только после этого выяснила, что коварный некромант, проявив трогательную заботу о состоянии здоровья подопечной, втихаря окутал меня добрым десятком защитных заклинаний на все случаи жизни – от огня, от воды, от яда, от кислоты, от холодного и огнестрельного оружия, от магических атак. Среди них было и Воздушное Одеяло, страховочное. Едва перешагнув парапет, я оказалась в невидимом и неощутимом "гамаке": ни на землю не упасть, ни на башню не вернуться. И болталась там, как космонавт Леонов в невесомости, пока обеспокоенный долгой тишиной и покоем Санти не пришел мне на выручку.
Я травилась. Я топилась, вешалась, сгорала и резала вены. Я обнималась с грознянами (волосы завились мелкими колечками без бигуди), отважно ползала в зарослях плотоядных росянок, даже разыскала в замковом подземелье пару уцелевших некромонгеров… Увы! Не так просто устроить свидание со смертью, когда рядом некромант, который очень хочет видеть тебя среди живых.
Из пухлых серо-черных туч закапал дождь, в душу вползло уныние.
Алкогольные напитки я всегда терпеть не могла, но после очередного тяжелого дня (четвёртого, считая с моего прибытия в замок) с горя выдула бутылку коллекционного коньяка, украденной из кабинета некроманта: хоть мелкая, да пакость. А на другой день случилось чудо: я проснулась с дикой головной болью, а в гости к Санти приехал его однокашник и брат по секте Ривера. На словах – для того, чтобы проконсультироваться по некоторым вопросам поднятия и управления высшей нежитью. На деле – чтобы рассмотреть девицу из параллельного мира в, так сказать, натуральную величину. После ритуала от неё мало что останется, и когда ещё выпадет столь редкий случай узнать, как в иных мирах обстоят дела с двуспинными зверями и игрой в свечу? Может, там новый способ изобрели? Или дамы какие-нибудь не такие?
Ривера был не некромантом, а высококлассным демонологом, специалистом по призыву с нижних уровней астрала. "Хоть суккуба, хоть инкуба… под настроение… хоть трэш, хоть нирса… впрочем, это на любителя", – сообщил он, многозначительно мне подмигивая и небрежным взмахом руки устраняя последствия полуночной пьянки. Как всякий влюбленный в свою профессию человек, парень немало перенял от своих "подопечных" и был падок на всё необычное… да и вообще всё, что имело ноги, но не являлось столом. Опустошив бутылку "Огненной долины" без фатальных последствий для здоровья, я не только подогрела к себе интерес, но и заслужила немалое уважение. Причём искреннее. Причём обоих магов.
Консультацию Санти, недоуменно пожимая плечами ("Это же не твой предмет?"), оказал, после чего спешно удалился в лабораторию, где у него в очередной раз варился какой-то контролируемый хаос, и оставил гостя на моё попечение. Тот, даром времени не теряя, предложил показать мне цереганские ковры своего друга.
Ривера удивительно напоминал молодого Антонио Бандераса, был неглуп, ненавязчив, о работе своих смежников, а заодно и требованиях к ритуалу имел смутное представление, поэтому вопить и стращать колдуна гневом Рхи… Рпи… его кровавого бога я не стала, а благосклонно приняла знаки внимания. Пусть приличные девушки на первом свидании не целуются, но жизнь рядом с некромантом быстро приучает ценить отпущенное тебе время. "Демонстрация ковров" близилась к своему закономерному итогу, когда дверь неслышно открылась, и в комнату вошёл расстроенный Санти со свежим ожогом на лице и в живописных лохмотьях, некогда бывших стильным балахоном. Не говоря ни слова, он метнул в Риверу сгусток белого огня. То, что после этого осталось от несчастного демонолога, можно было легко уместить в коробочке. Санти так и поступил, приведя меня, несчастную жертву ковроткачества, в состояние нестояния – собрал всё до последней пылинки и ушёл, бормоча: "Прах демонолога… катализатор получится хороший…"
Я немножко всплакнула, а потом поднялась и решительно направилась в спальню Санти за гитарой и второй бутылкой "Огненной долины": сердце требовало песни, а душа – чего-нибудь покрепче для вдохновения. После тройки аккордов и пары глотков от депрессии не осталось и следа. От благоразумия тоже. Всё освободившееся место заняла мысль: "Щас спою!"
На третьем этаже замка находился замечательный балкончик, который до того, как древняя недвижимость сменила хозяина (поразмыслив, я не стала допытываться, как именно сменила), служил владельцу чем-то вроде трибуны. С него можно было говорить, не повышая голоса, но вас отчётливо услышали бы с противоположного берега озера. Каким образом древние строители сумели добиться такого эффекта без грана магии, Санти не знал или не счёл нужным запомнить. Сам он балкончиком не пользовался, потому что прислуги, кроме мёртвой и собственноручно поднятой, не держал. Я заставила мертвяков перетащить на "сцену" любимое кресло некроманта, сделала ещё пару глотков и, придя к выводу, что жизнь всё-таки прекрасна, откашлялась и ударила по струнам.
Где-то в замке с жалобным дрызгом разбилось что-то стеклянное.
Через полчаса мне подвывали все вурдалаки в округе.
Через час завяли все плотоядные росянки.
Через полтора часа явился Санти в прожженном балахоне, благоухающем ароматами луга, леса и выгребных ям – у него ни с того, ни с сего вдруг полопались все колбы и пробирки с реактивами. Некромант, не говоря ни слова, дернул меня за косу, отобрал гитару, наложил пентакль Молчания и ушел обратно в лабораторию спасать то, что ещё можно было спасти. Огорченная почти до слёз я вылакала бутылку до донышка и, размахнувшись, запустила ею в озеро.
В озере кроме жаб, лягушек, тритонов, рыб и раков обитали ещё представители малой нечеловеческой расы, которых фольклор называет русалками. Если бы я угодила одному из них бутылкой по голове, вышло бы досадное недоразумение и только. Но в моём списке неотложных дел "досадные недоразумения" никогда не значились. Там присутствовало исключительно "влипалово по самые помидоры", по-научному – стихийное бедствие. В озере это стихийное бедствие было. Точнее, был. Краш-Корог, плод одного из неудачных генетических экспериментов Санти, дремал, связанный магическими путами, в самом глубоком омуте. Беспечно брошенная мной бутылка угодила в него, как стрела Вильгельма Телля в яблоко, походя разорвав путы и разрушив заклинание Вечного Сна.
Когда Краш-Корог, кошмарная тварь, похожая на побитую жизнью морскую игуану размером с пять "КАМАЗов", выбрался из озера и неторопливо пополз к замку, я впервые подумала, что смерть на алтаре – не такая плохая штука: всяко лучше, чем быть съеденной заживо ящерицей-переростком. Гигант, к слову, мгновенно определил, кто виновник его неожиданной побудки и, явно красуясь, небрежным взмахом хвоста поломал разом десятка два грознян. Электроразряды были ему не страшнее булавочных уколов.
Целые сутки чудище штурмовало замок – грозно завывая, оно билось о крепостные стены, а Санти поливал его заклинаниями боевой магии и чем-то жутким из своего некромантского арсенала. В конце от монстра остался только выбеленный скелет и клочья чешуи. Рачительный некромант приказал слугам подобрать всё до косточки и чешуйки, лично проследил, как трофеи переносят в кладовые, тщательно опечатал лабораторию и только тогда позволил себе рухнуть на кровать. В битве с Краш-Корогом он выжал себя досуха.
"Не-эт, ну не га-а-ады ли эти некрома-а-анты?" – гневно подумала я, прежде чем провалиться в сон: даже полностью обезманенный Санти помнил о своих обязанностях и, не побоявшись захлебнуться кровью, задействовал для чар прану и бросил на меня Спи-моя-радость-усни.
Мерзавец.
А ранним утром он вскочил бодрый, как жаворонок, обновил защиту на лаборатории, получил на предложение вставать увесистым томом эльфийских легенд и, распахнув рамы настежь, безжалостной щекоткой выгнал меня из-под одеяла. Пока я, сонно моргая, таращилась на вползающий в окна туман, некромант весело объявил, что у меня ровно десять минут на умывание, одевание и завтрак. Не потороплюсь, отправлюсь на прогулку как есть – всклокоченная, голодная и в пижаме.
– Тебя надо срочно чем-нибудь занять. Чем-нибудь, что направит твою неуемную энергию в полезное русло. Пока ты здесь всё окончательно не разнесла, – подытожил он, и моя радость ("Ага, сдался!") слегка поутихла.
Время течет быстро, когда вам хорошо или вы в коме. Шесть, а, может, семь дней "прогулки" пролетели незаметно. Любое дело, за которое брался, Санти выполнял добросовестно и так же старательно, как охранял, принялся меня развлекать. Сочтя свой родной мир скучным и неинтересным для такой, цитирую, "жизнерадостной девушки", он повёл меня в другие – те, в которых побывал сам и о которых слышал от учителей. "Это замечательные места, – сказал некромант в самом начале пути, – многие из них существовали, когда твои предки ещё не слезли с деревьев. Поэтому постарайся, чтобы нас оттуда не выгнали. И ради Великих Сил, не уничтожь их "чисто случайно ненароком"!
Я летала на огромных белокрылых птицах среди башен Облачного города и спускалась на дно Великого океана, к дворцам и храмам аквилегов. Плясала при свете трёх лун на празднике Цветения Вишен и прогуливалась по огромным залам похожей на храм библиотеки императора Эвиса. Орудовала лопатой так, что комья земли летели во все стороны, но найденный алмаз величиной с куриное яйцо стоил и кровавых мозолей на руках и пролитого пота, к тому же руки Санти моментально вылечил. Некромант позволял мне делать всё, что вздумается – не отпуская, впрочем, магического поводка, и с энтузиазмом участвовал во всех развлечениях. Но и мораль читать не забывал.
– Я не дам тебе умереть раньше времени, дитя. Чем скорее ты это поймёшь, тем легче тебе будет принять свою судьбу. Великая честь…
– Это какая же? Истекать кровью из перерезанных вен и смотреть, как она расползается по линиям священного круга, пока ты и твои психи-друзья бормочете кретинские заклялки-призывалки? Откуда знаю? Твой наставничек, на которого плюнь – рассыплется, чуть от гордости не лопался, когда всё рассказывал! Извращенец старый, маньяк хренов… Не грузи меня философией, ладно? Дай хоть напоследок оторваться. И я не "дитё", сколько раз повторять! Почему в твоих изъеденных червями мозгах не может удержаться простое имя…
– Плевать мне на твоё имя. Избранные – это смертники, смертники – это инструменты. Им имена не к чему… Вовсе нет, мы идём правильно: ты начала оскорблять, значит, проголодалась. Когда-нибудь пробовала рёбра ягнят тридцати дней от роду? Мясо изумительное, просто тает во рту. Могу ещё порекомендовать копчёных змей или жареных личинок асвай.
– Прекрати! Я не хочу до конца жизни питаться одной морковкой и сельдереем!
Итог: сбежать я не смогла. Привести себя в негодность для ритуала – тоже. Покончить с жизнью – тем более. Но на исходе четырнадцатого дня Санти, пряча глаза, признался, что ему будет меня недоставать. Как колючки в заднице. Где-то внутри чёрного мага прятался островок альтруизма и доброты, который тот безжалостно травил долгом и честью, но вытравить не мог. Спокойно заснув в своей кровати, я проснулась и обнаружила себя уже на алтаре – обязательные в каждом жертвоприношении этапы проверки кондиционного состояния жертвы и беспомощного лепета, криков и мольб прошли мимо меня.
Слово "помощь" некромант интерпретировал так, как было удобно ему.
И на том спасибо.
Первым делом я увидела Санти, который, сосредоточенно щуря лазурные очи, наносил мне на лицо боевую раскраску, вторым – стоящего рядом Лардозиана, который трясся, булькал и брызгал слюной, всячески демонстрируя своё плохое настроение. И дело было даже не в том, что бывший ученик его чем-то разозлил или свершил что-то недостойное – просто бешенство являлось естественным состоянием дряхлого колдуна.
В отличие от Санти Лардозиан полностью соответствовал классическому образу злобного колдуна-некроманта. Тощий, лысый, желтоватая кожа изрезана глубокими морщинами, висящий клювом нос почти касается верхней губы, злобные белесые глазки так и буравят собеседника, черная мантия висит, как мешок на вешалке, необычайно длинные пальцы, похожие на паучьи лапы, всё время шевелятся, словно норовят ухватить тебя за глотку. По словам Санти, Лардозиан был самоуверен, несдержан, груб, крайне мстителен, завистлив и неразборчив в средствах. По моему впечатлению, старому некроманту не помешала бы лоботомия. Он пребывал в твёрдой уверенности, что магов, равных ему по Силе, нет, а когда реальность шла вразрез с его мыслями, недрогнувшей рукой подгонял её под свой образец. Соперники непонятным образом исчезали, а ученики, имевшие глупость проявить слишком большое дарование, возвращались домой в закрытых гробах. Изучение некромантии – опасное занятие.
Санти глупцом не был.
"Сказать – не сказать? – задумалась я. – Эх, была не была, скажу! Убить меня больше одного раза они всё равно не смогут!"
– Щегодня великий день, дети мои! – Лардозиан патетическим жестом воздел трясущиеся руки к небу. – Щегодня жакончится наше тыщящелетнее ожидание, и Владыка Ргицвешхернон вновь вштупит в мир, иш которого был предательшки ижгнан. Гора щия штанет ему жиккуратом! Ижопьёт он крови швященной девштвеннишы, отведает нежной плоти её – и пощернеют небеша, жадрожат горы, ижойдут реки кровью! Еретики будут накажаны, но верные – вожнаграждены! Владыка милощтив к тем, кто шлужит ему!!! – голос некроманта сорвался на визг.
– А милость эта – последняя… – шмыгая носом, добавила "священная девственница". – Санти, а, Санти, если вам так не терпится совершить коллективное самоубийство особо изощренным способом, почему ты не прибьёшь этого придурка и не поведёшь круг сам? Ты умнее, сильнее, – ох, как перекосило Лардозиана! Точно пальцы в розетку сунул! – Не говоря уже о том, что гораздо красивее. Уверена, от тебя будет проку, чем от престарелого импотента, – опять дернулся! Зашипел, закряхтел, того и гляди, желчь из ушей полезет! – с манией величия и хронической язвой, который даже зубы себе вырастить не мо…
Хрясь! Моя голова мотнулась от тяжелой оплеухи, струйка крови из разбитой губы потекла по подбородку.
