Текст книги "Любовь зла…"

Автор книги: Янина Жураковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Некроманты зашевелились, неуверенно переступая с ноги на ногу, и Лардозиан ощутив, что его авторитет находится в смертельной опасности, метнул в меня собственное заклинание немоты, звучавшее, как "Да жаткнись ты в шамом деле!" И ушедшее "в молоко".

– Даже так? – я приподняла бровь. – В такой форме проявляется ваше беспокойство? Не казните себя, отсутствие таланта ещё не повод опускать руки. Примите себя таким, какой вы есть, и вам сразу станет легче. Поверьте, не стоит запускать болезнь, а для начала могу посоветовать вам прекрасную стоматологическую кли…иааумфф!

Санти вернул пентакль на место. Его товарищи с облегчением перевели дух.

– Пентакль Молщания… – Лардозиан пожевал губами. – Ну и дрянь же эта девка!

– Как ты сдержался и не убил её за эти несколько дней, малыш? – с искренним изумлением спросил Ракем. – Я всего час её знаю, и она в моём черепе, кажется, уже сотню дыр просверлила!

Мой тюремщик философски пожал плечами.

– Ты бросил на неё пентакль Молчания, одновременно удерживая свою часть призывающих чар?… – шелковым голосом осведомился Вашфа, многозначительно подмигивая Лардозиану, но старик подчёркнуто повернулся к нему спиной.

– Готовьтещь, – сухо скомандовал он.

– Но чертить здесь новую диаграмму… – завёл старую песню Трор.

Старик брезгливо скривился, отчего его лицо стало похоже ещё больше похоже на обезьянью морду.

– Шопляки! Шмотрите и ущитещь, пока я жив!

Некроманты, как по команде, отхлынули назад, а Лардозиан выпрямился, поднял руки вверх и резко опустил – и перед ним в воздухе повисла дымчато-серая плита, отполированная до зеркального блеска. Её покрывала замысловатая вязь непонятных заклинаний, а из глубины проступали линии каббалистических фигур – множество линий красно-бурого цвета, наводившего на мысль, что все они начерчены кровью какого-нибудь бедняги. Впрочем, чёрная магия на том стоит, стояла и всегда будет стоять.

– Вмешто того, штобы каждый раж щерщить эти Шветом проклятые диаграммы, тот, у кого есть хоть капля можгов, наришует их однажды, – торжествующе изрёк Лардозиан. – Нам нужна шамая проштая фигура, штобы уменьшить прощент помех и плотно наложить ужел Подвлащтья…

– Кольцо Гаури-Ткиша? – подобострастно предложил Вашфа.

– Три-три-шесть? – вылез Трор.

– Звезда-в-Круге и Шар Вызова, учитель? – вполголоса заметил Санти.

Обезьянье лицо Лардозиана исказилось в гротескной пародии на улыбку, и старик одобрительно кивнул. "Подхалим", – беззвучно пробурчала я, но моё мнение на тот момент никого не интересовало.

Лардозиан, вперяясь взглядом в плиту, плавно развел руки в стороны. Две тонких полупрозрачных листа, подчиняясь его жесту, отделились от плиты и скользнули вправо и влево. На одном была начерчена октаграмма, вписанная в октагон и круг, на другом – три молнии, перечеркивающие спираль. Необычная "плита" являлась чем-то вроде записной книжки колдуна: множество тончайших хрустальных пластин, сложенных вместе, на каждой из которых нарисована только одна диаграмма. Лардозиан повторил движение, и первая пара пластин переместилась под низ плиты, а их место заняла новая – с другими магическими фигурами. За ней последовала третья, четвёртая, пятая… Старик стремительно перелистывал "страницы", ища нужную, рисунки разлетались, как вспугнутые птицы, безостановочно сменяя друг друга. Некоторые я даже узнала. Печать Соломона, используемая для усмирения враждебных духов и лоа, восьмилучевая звезда – "роза ветров", с помощью которой можно было управлять погодой, "змеиный цветок", притягивающий удачу.

У Санти тоже была такая плита, но гораздо толще, с цветовой дифференциацией слоёв, чтобы рисунки не сливались, и оглавлением – ему никогда не приходилось лихорадочно перерывать всю "записную книжку", чтобы найти необходимую диаграмму. Парень мог облегчить учителю задачу, но не сделал этого: все же некроманту не было чуждо чувство самосохранения.

Минут через десять, когда я уже откровенно зевала от скуки, Лардозиан перестал мельтешить рисунками и вытащил искомый. Это была пентаграмма с рунической вязью на лучах, вписанная в круг. Старик дернул бровью, и плита исчезла, а Санти, Ракем и трое других некромантов, не дожидаясь приказа, подхватили пластину и аккуратно опустили её на землю перед алтарём. Едва хрустальный лист коснулся земли, маги хором произнесли несколько слов, и бурая пентаграмма зашипела, окрасившись золотом и зеленью, и её лучи мягко замерцали. Рисунок словно ожил: блики света скользили по его линиям и светлячками взлетали вверх, кружась в воздухе и рассыпаясь искрами. А если посмотреть на пентаграмму под определённым углом, можно было заметить, что она медленно меняет оттенок, становят то травянисто-зелёной, то густо-янтарной.

Санти удовлетворённо кивнул.

Вашфа, бросив на Санти полный бессильной ярости взгляд, снял с шеи цепочку с кулоном, похожим на застывшую слезу, и надел её на меня. Я невольно поёжилась от прикосновения сухих, холодных рук, а когда кулон, словно живой, скользнул в вырез платья, беззвучно охнула. Прозрачный зеленоватый камень, вобравший в себя частичку магии Вашфы, прикоснулся к коже, и от него в разные стороны побежали ледяные ручейки. Показалось, что чья-то хищная лапища залезла в душу и, жадно зачерпнув тепла, убралась.

Вашфа посмотрел на меня, как на редкий образчик пещерной сколопендры, и отступил назад, брезгливо подбирая полы балахона.

– Не шнимай его, дева, – сурово предупредил Лардозиан.

"Спасибо, что сказали, как раз собралась сорвать эту отвратительную висюльку и выбросить за край плато", – беззвучно ответила я. Кулон мгновенно налился на шее свинцовой тяжестью, заставив чуть согнуться под его весом. Но опыт в таких делах у меня уже был, и я просто сердито шлёпнула по камню ладонью: это ещё что за шутки?! Кулон недовольно пошевелился, и тяжесть пропала.

Санти вложил мне в руки тёмно-лиловый шар размером с два мужских кулака.

– Сейчас сниму заклинание, только не кричи, не ругайся и не читай лекций, понятно? – Я закивала так яростно, что голова едва не отвалилась. – Смотри, я снимаю… вот… сейчас.

Я ещё раз полюбовалась на шар, аккуратно отложила его в сторону и… вцепилась некроманту в глотку.

– Ну, Санти, погоди-и-и!!!!

Нас растащили. Пока Санти громко кашлял и растирал горло, оцарапанное моими ногтями, я, моментально успокоившись, стряхнула руки некромантов и снова взяла шар. Повертела его так и эдак, посмотрела сквозь него на свет и, наконец, задумчиво побарабанила по нему ногтем. У Трора на лице появилось такое выражение, словно стучали ему по лбу.

– И на кой ляд мне шар для боулинга, господа некроманты? – задушевно поинтересовалась я. – Не вижу ни одной дорожки, да и кегль нет… кроме вас, разумеется. Конечно, если вы настаиваете…

– Жаткнищь и шлушай! – рявкнул Лардозиан. – Это редкий и могущий артефакт – шар выжова, поштарайщя не ражбить!… У наш вщё равно ешть другие.

Я послала ему невинный взгляд, от которого старый некромант поперхнулся и гневно завращал глазами. Вашфа пришёл ему на помощь.

– Это – Шар Вызова, – повторил он, манерно растягивая слова. – Он связан со Звездой-в-Круге и позволит даже такой никчемной пустышке, как ты, вызвать демона, духа или лоа, чтобы исполнилось то, чего желает твоё сердце… С небольшими ограничениями, разумеется, – он препротивно улыбнулся. – Ты не можешь желать смерти или заточения любого из присутствующих. Ты не можешь желать своего освобождения. Ты не можешь желать ничего, что помешает этому ритуалу. А в остальном – что угодно.

– А вдруг всё-таки пожелаю? – задиристо осведомилась я.

Вместо ответа он указал на медальон на моей шее и улыбнулся ещё противнее, если это вообще было возможно. Амулет-замок – "Не-делай-чего-не-велю". Санти постоянно грозился надеть на меня такой, но своей угрозы так и не исполнил.

– Козлы, – от всей души сказала я, пытаясь нащупать замок на цепочке, хотя и знала, что это бесполезно: "Не-делай-чего-не-велю" мог снять только тот, кто надел его. Вашфа скрестил руки на груди, Лардозиан яростно плюнул в сторону и попал в Ишко. – И, конечно, в обмен на душу? Ну нет! Кровь пейте, а душу трогать не дам!

– Да кому нужна твоя жалкая, никщемная душонка! – прошипел Лардозиан. "Мне, – робко заметил Ракем, – хотелось бы немного поэкспериментировать с усмирением особо буйных демонов…" – Отрыщь, олух Девы Прещиштой! прошти, Владыка, шлово глупое, неражумное… Обмен души на желание – штрашная байка, которой ущителя пугают шопливых школяров! Ворвётша – не вырветша! Это Жвежда-в-Круге, надо понимать, а не какой-нибудь Штол Попыхаха, она демона крепко держит! Выживай, не бойша, раньше времени не умрёшь.

– Шпашибо… ой, спасибо, то есть, умеете девушку утешить, – недовольно перебила я. – Ладно, согласна на вызов. Но с одним условием.

– Щто?! – взбеленился старый некромант. – Ты шмеешь штавить мне ушловия, наглая, бешштыдная девка?! Да я тебя щещаш…

– Медленно-медленно ползёт улитка по склону Фудзи, а часики тикают, тик-так, тик-так, – напомнила я, отлично сознавая, что теперь-то никто не посмеет заткнуть мне рот. Власть – мощный наркотик! Пристраститься легко, бросить – невозможно. – Солнце всё выше, а времени до закрытия "окна" всё меньше. Да – нет? Нет – да?

– Шантиии!!!

– Что тебе нужно? – покорно, хотя и несколько напряженно спросил тот.

– Правдивый ответ на простой вопрос, – протараторила я, – и тогда я сразу же возьмусь за вызов, честно! Почему, ради всего святого, вы используете для вызова своего бога гексаграмму, а для моего духа – всего-навсего пентаграмму, пусть и Звезду-в-Круге? Это следует расценивать, как проявление великодержавного шовинизма?

– А почему ты так много болтаешь? – задал Санти встречный вопрос.

– Ну… – я несколько растерялась, – потому что говорить с людьми – это моя работа… убеждать их, что их проблемы ничтожны и незначащи, помогать открывать в себе скрытые возможности, находить свой путь в жизни… Почему пентаграмма всё-таки?

– Не твоё дело, – сообщил некромант.

Несколько секунд я растерянно хлопала глазами и беззвучно разевала рот, как выброшенная на берег плотвичка. Придраться было не к чему. Ответ правдивый, короткий и по существу. Ненавижу, когда мужики так делают!!!

– Я знаю, – Санти указал на лиловый шар.

Я попросила Иисуса Христа, Будду, архимага Креола и, на всяких случай Дьяблу, чтобы они поразили некроманта молнией, и после этого со спокойным сердцем заглянула в шар. В нём мерцали тысячи крохотных звездочек, и клубился туман. Временами завихрения приобретали формы животных и птиц, несколько раз появлялись фигуры, отдалённо напоминающие человеческие, но через мгновение снова растворялись в искрящейся дымке. Лардозиан положил мне костлявую руку на плечо и сжал так, словно хотел раздавить.

– Шмотри в шар, дева, – мрачно пробормотал старик, – шмотри и думай, думай и шмотри, думай о том, щего хощешь… и придёшь тот демон, щто…

– Пчхиии! – повернув к нему голову, невежливо перебила я, шмыгнула носом и по-мальчишечьи лихо высморкалась в два пальца. – Апчхи! Апчхи! АПЧХИИИИ!!!!!!

Лардозиан с опозданием отшатнулся и брезгливо стёр с лица брызги.

– Перештань ражвешивать на мне швои шопли! – рявкнул он. Я чихнула. – И хватит щихать!

– А п-п-при ч-чём т-тут я? – искренне возмутилась я, утирая хлюпающий нос рукавом жертвенного платья. – В-вы с-с-сами, ме-между п-прочим, в-виноваты, с-с-сначала оде-деваете, а в-вернее, р-раздеваете б-б-бедную ж-жертву, а п-п-потом в-возмущаетесь, п-п-почему она с-с-соплями за-за-захлёбывается! М-между п-п-прочим, же-жестокое об-б-бращение с-с-с людьми и ж-животными является у-у-уголовно на-наказуемым п-п-преступлением, не-не г-г-говоря у-у-уже о т-т-том, что от этого п-п-портится к-к-карма… С-с-санти, д… д… д-д-д…

– Дебил? – со вздохом предположил тот. Я отчаянно замотала головой, борясь с очередным чихом.

– Д-д-д…

– Дурень? Дубина? Дрянь? – продолжил высказывать догадки некромант.

– Д-д-дай п-п-плащ, ме-мертвяцкая т-т-воя ду-душа, с-с-сделай х-х-хоть что-нибудь, п-п-придурок чёртов!!! – с трудом выговорила я. – Я с-с-сейчас в-всё се-себе за-застужу! Или во-вообще, с-с-смёрзнусь! Б-б-будет в-в-вам в-в-вместо И-и-избранницы ле-леедяная с-с-скульптура в г-г-галерею!

Санти со вздохом материализовал плащ, хотел протянуть, но потом передумал и сам накинул его мне на плечи. Тепло, замечательное, дивное, чудесное тепло! Мне показалось, что я попала в родной город в разгар лета – солнце припекает, абрикосы зреют, и море, как парное молоко…

– Отпад! – пощупав ткань, восторженно сообщила я и успела поймать шар до того, как он скатился с колен на землю. – Здорово! Класс! Я тебя обожаю, Санти! Люблю даже!

Лардозиан, злобно кривясь, отступил, и Санти занял его место за моим плечом. Все некроманты напряженно ждали. Ишко состроил мне "козью морду" и тут же принял вид мрачный и сосредоточенный, как и подобает черному магу.

– Смотри в глубь. Смотри в туман, смотри внимательно… глубже… – негромкий проникновенный голос Санти действовал почти гипнотически. – Так… разожми кулак… отпусти свой дух на свободу… хорошо… Видишь что-нибудь?

– Ви-и-ижу… – пролепетала я. – Жуть нечеловеческую…

Глазные впадины зачернены на манер енота, ногти выкрашены черным лаком, ладони – хной, на лбу намалёван тройной полумесяц, на скулах и подбородке – магические рисунки в виде птичек, звёздочек и кружочков, волосы наращены и заплетены в тринадцать кос, перевитых шелковыми шнурами… Я машинально потянулась поправить челку – и тихо завыла. "Жутью нечеловеческой" была я.

Некромант, уже наученный горьким опытом, проворно отскочил от меня.

– Санти!!! Что ты со мной сделал, урод, мерзавец, негодяй, сволочь некромантская, в гробу тебя видала! Да я… да я… да я тебя… ну, только попадись мне! Только дай до тебя дотянуться!!!!!

Внезапно в шаре возникла омерзительная бурая харя с хищными красными глазами и, скаля острые, как иголки, зубы, уставилась на меня. Я взвизгнула, едва не выронив шар, а линии пентаграммы налились ослепительным изумрудным свечением, внутри них заклубился дым, послышался какой-то шорох и треск, словно из старого радиоприёмника… и моим глазам предстало кошмарное существо. Человека оно напоминало только сложением, да и то отдалённо. Безволосое, приземистое, сгорбленное, под буро-зелёной кожей перекатываются могучие мышцы, лапы свисают едва не до колен и заканчиваются загнутыми когтями наподобие рысьих, за спиной – огромные крылья, как у летучей мыши. Уши у существа были большие, сердцевидные и постоянно пребывали в движении: то грозно вытягивались вверх, то пугливо прижимались к голове, то беспомощно, как тряпочки, обвисали. А рожа оказалась той самой, что скалилась на меня из Шара Вызова.

– Кто это? – с интересом спросил Трор. – Никогда такой твари не видел.

– Я откуда знаю? – огрызнулся Ракем, чьей второй специальностью была демонология. – Что я, всех демонов знать должен?!

Я, оцепенев, пялилась на создание, которое должно было выполнить "моё самое сокровенное желание", пока Санти не помахал ладонью перед моими глазами.

– О чём ты думала? – мягко спросил некромант.

– Издеваешься? – возмутилась я. – Ни о чём я не думала!!!

– Думала. Что хотела – получила. И не жалуйся теперь, – подытожил Санти.

А демон с изумлением оглянулся, потряс головой, и на жуткой физиономии появилось ошалевшее выражение, ясно говорившее: "Дьявол, куда это я попал?". Он поправил обмотанную вокруг пояса грязно-серую козью шкуру, осторожно протянул вперёд лапу и тут же отдёрнул её, поскуливая и дуя на ожог. Звезда-в-Круге действительно удерживала существ с Другой Стороны ничуть не хуже, чем призывала.

– Больно, да? – с участием спросила я. Несчастный вид демона вызывал неподдельное сочувствие: я не хуже него знала, что такое сидеть в клетке.

Существо уставилось на меня и недоуменно захлопало большими, как плошки, глазищами.

– Не тяни волыну, дева! – прошамкал Лардозиан. – Говори желание щейщаш же и продолжим то, што нащали! Владыка Ргищвешхернон и так ждал шлишком долго!

– Ничего, подождёт ещё! – огрызнулась я. – Он бессмертный, а я нет! И не сбивайте меня с мысли, дедуля! Как я смогу загадать что-нибудь нужное и полезное… да хоть что-нибудь, если вы меня постоянно отвлекаете?… Здравствуйте, товарищ демон. Как долетели? Пентаграммка не жмёт?

– Ммм… – растерянно выдал демон, с затравленным видом оглядывая нас. – Херетэ… Мэ синхоритэ, пэстэ му, паракало… ты симэни афто? Ты эйинэ? [Здравствуйте. Извините, скажите пожалуйста, что всё это значит? Что происходит?]

– Куда? – изумилась я. Расшифровывать слова демона и переводить их на понятный язык Трилистник Ванги почему-то не спешил.

– Што он шказал? – нахмурился Лардозиан и щелкнул у уха пальцами, пробормотав какое-то заклинание.

– Ты знаешь этот язык? – уточнил Санти.

– Мэ каталавэнэтэ? – жалобно спросил демон. – Эхаса то дромо… Мэ каталавэнэтэ?… [Вы понимаете? Я заблудился… Вы меня понимаете?]

Дальше рекой полилось невнятное бормотание, среди которого я выхватила только одно знакомое слово – Зевс.

– О щем он штрекощет? – начиная раздражаться, спросил Лардозиан. Его чары тоже отказывались работать. – Живо, говори ему швоё желание и шпроваживай!

– Да молчите вы… в балахон! – отрезала я. – Как я хоть что-то могу пожелать, если ни словечка не понимаю! Это вы виноваты! У вас не артефакты, а сплошное недоразумение и Звезда-в-Круге какая-то бракованная! Что это такое, а? "Демон, призываемый волей колдуна и древним знанием к линиям, силой напоенным, язык заклинателя выучивает верно, когда в сей мир вступает"!

– Ты давал ей читать магические книги, мальчик? – с притворным ужасом поинтересовался Вашфа. – Ай-я-яй…

– Так это волей колдуна… – в сторону негромко заметил Санти, – а ты…

– Дэн сас каталавэно, – уши демона горестно опустились. – Воитистэ мэ, паракало… паракало! [Я вас не понимаю. Помогите, пожалуйста… ну, пожалуйста!]

– Паракало… паракало… – забормотала я, начиная что-то смутно припоминать. – Сейчас, сейчас… ага! Конечно же! Я знаю этот язык! Это греческий! Точно, греческий! "Паракало" по-гречески – "пожалуйста"!

Ездить отдыхать на юг, когда сама живёшь на юге – нонсенс. Да и зарплата штатного психолога в социальном центре не слишком располагает к отдыху на зарубежных курортах. Что нам Греция, что Италия? Ну солнце, ну пальмы, ну море. Море у нас своё есть, ничуть не хуже, пальма растёт в горшочке во дворе, а солнце светит всем!

Но как быть, если хочется?

Я всё рассчитала. Твёрдо зная, что стоит только начать откладывать деньги на поездку, как в кухне прорвёт трубу, и дубовый паркет встанет на дыбы, или сгорит телевизор, сломается стиральная машина, или я сама что-нибудь себе сломаю, я попросила родных подарить мне путёвку на день рождения. И поездка состоялась.

Во время отдыха я дважды теряла сумку с кошельком и документами (оба раза её возвращали в гостиницу, но уже без кошелька), трижды попадала в местные отделения полиции, была сбита велосипедистом, сломавшим мне четыре ребра, а под конец получила укус змейки, которая по утверждениям докторов водилась только в горах и уже несколько десятилетий считалась исчезнувшей.

И, разумеется, вызубрила от корки до корки русско-греческий разговорник.

По крайней мере, мне казалось, что вызубрила.

– Эммм… – я напрягла все свои скудные познания, – м-м-м… ты эвхаристы экспликси… я су… э-э-э… калос иртатэ! [Какая приятная неожиданность… привет… с приездом!]

Демон сперва разинул пасть, а затем, очевидно, решив, что я издеваюсь, разразился пышущей гневом тирадой по-гречески, из которой я поняла только уже знакомое "Зевс" и "зэвра".

– Щто ты ему шказала? – подозрительно осведомился Лардозиан.

– Поздоровалась, конечно, – с апломбом заявила я. – Я су, товарищ… э-э-э, сударь демон! Вы по-русски говорите? Милатэ… милатэ… э-э-э…

– Милатэ элиника? – немедленно перебило меня чудище.

– Милатэ элиника нет! – открестилась я. – Охи, то есть! Не совсем охи, конечно, понимаю немного, ката… ката… как же… а! каталавэно лиго! И вы, паракало, не тараторьте, ладно? Сас паракало милатэ пьо сига!

Демон возвел глаза к небу и снова начал призывать Зевса. Некроманты занервничали, Вашфа слегка сжал кулак, "Не-делай-чего-не-велю" потяжелел, цепочка внезапно укоротилась и захлестнула горло. Предупреждение было недвусмысленным.

– Говори, щтоб понятно вшем было, – с угрозой потребовал Лардозиан.

– А вы исправный лингводекодер дайте! – насупилась я. – У меня и так из-за вас половина слов из головы вылетела! Как я теперь ему скажу, что…

– Да не надо говорить!!! – не выдержав, взвыл Ракем. – Думать надо!!! Думай и будет тебе!!!

Я старательно подумала. Демон заозирался и изумлённо приоткрыл пасть, уши встали торчком. Я подумала ещё. Демон рыкнул, хлестнул себя по ногам длинным хвостом с кисточкой на конце и выразительно постучал себя когтем по лбу. Выглядело это устрашающе.

– Боритэ на фонаксэтэ тон матафрасты? – мрачно поинтересовался он. – Та эхумэ метафрази тон омилион ста элиника? [Нельзя ли пригласить переводчика? Будет ли перевод выступления на греческий?]

– Кажется, думаем мы тоже на разных языках, – доверительно сообщила я некромантам. – Он просит пригласить переводчика… или нет… нет, все-таки переводчика.

Ответом мне была чертова дюжина разъярённых взглядов. Меж пальцами Трора проскочила крошечная молния.

– Всё ясно, поняла, продолжаю налаживать контакт, – кивнула я и снова повернулась к демону. – Охи элиника, друг эллин. Ду ю спик инглиш? Парле у франсе? Шпрехен зе дойч? Хинди, русси – бхай, бхай… ой, чёрт!

– Русси, – повторил демон задумчиво и тут же оживился. – Росика? Москва? Водка? Матрэшка?

– Я-я! – несказанно обрадовалась я. – Даст ист фантастиш!… Ой! То есть, нет… э-э-э… водка – да, нэ, но только по праздникам. Холидэйз, андэстенд?

– Донт андэстенд, – отрезал демон, затем подёргал себя за ухо… и довольно отчётливо произнёс по-русски "Халява, приди!"

– А при чём тут халява? – не поняла я.

– С такой убогы пэнтаграмма, как это, только дух Халява можэтэ помощь! – отрезал демон. – Счастэ, что ты – росика, англика дэла нэ выходэтэ.

Я разинула рот.

– Ты знаешь русский?!

– Охи, это ты тэперь поныматэ элиника, – разочаровал меня демон. – Едва. Лиго. И слыхатэ актцэнт. Будэт прыходэтэ и уходэтэ. Говоритэ с я… мэня вэрно!

Подтверждение я прочитала на вытянувшихся лицах некромантов.

– Ты тэлетэ? – чуть доброжелательнее спросил демон. – Что тэбэ надо?

– Мне лично – ничего, – призналась я. – А вот этим товарищам – не много, ни мало – целый мир и пару коньков впридачу. Слушай, демон, ты, случайно не можешь их всех… ахррр!

Это было хуже, значительно хуже пентакля Молчания – язык мгновенно потяжелел и отнялся, словно в рот брызнули анестетиком. Запретная просьба сгинула безвозвратно. Я попыталась снова, но не смогла даже шевельнуть губами.

– Что? – уши демона гневно задергались, хвост бешено заметался из стороны в сторону. – Какого Хаоса? Какой я тэбэ дэмон?! Думайтэ, что говорышь! И пьос… кому!!!

Стоило начать думать о другом, как онемение моментально прошло.

– Кому же тогда? – искренне заинтересовалась я, мгновенно ощутив себя в родной стихии. – Следует понимать, что такое выражение находят ваши внутренние комплексы? Вероятнее всего, в детстве вас окружало внушительное количество женщин, которые, не переставая, восхищались розовыми щечками, пухленькими ножками, голеньким пузиком и маленьким… ну, это неважно, и сменноформенность в зрелом возрасте есть проекция… ой, простите, ради Бога, я совсем забыла, что мы на одной стороне!

Глаза демона и так немаленькие, стали размером с блюдца, хвост бессильно обвис, уши опустились. Он растерянно пробормотал: "Дэмон… имэ… ничего себе обозвали! [вот это да! ничего себе!]…", а затем махнул на меня лапой и сердито насупился.

– Он говорит, что не демон, – доверительно сообщила я некромантам.

Это сообщение вызвало у них приступ истерического хохота, а у демона злобное рычание. Он залихватски крутанул кистью, достал прямо из воздуха изящный серебристый лук, в его лапищах смотревшийся детской игрушкой, и принялся аккуратно прилаживать к нему тетиву. За левым плечом возник колчан с белооперенными стрелами. Я недоуменно свела брови: это ещё что за ерунда?

– Не верят, – пояснила я демону. – Да и я не особенно. Словом, дело такое, не терпит простоя: они – эти некромантики собрались здесь не пивка попить чтоб, шашлыков пожевать, а призвать Рги… Рхи… Рми… вот имечко-то выдумал, морда потусторонняя! Почему сегодня? У чернорясных день какой-то особенный – то ли парад планет, то ли звёзды совпали, то ли ещё какая-то астрологическая чертовщина – но как раз подходящий для того, чтобы играть с временем и пространством. Сегодня ещё и мой день рожденья, кстати, но кто об этом помнит, кроме меня? А двадцать шесть лет, между прочим, третий десяток к концу подходит… Кто я? Я у них как бы жертва… что смеёшься? Правда, жертва! Почему не боюсь? Отбоялась совсем, сил никаких нет. Вот это – гексаграмма, которой они собираются вытащить… угу, своего возлюбленного бога сюда, на самую верхушку этого импровизированного зиккурата…

– Та синхаритырьа му, – проворчал демон, любовно и очень бережно трогая когтем тетиву. Она отозвалась печальным мелодичным звоном. – Сас эвхомэ кали игиа кэ хронья пола… сигноми, запамятовайтэ. [С праздником. Желаю крепкого здоровья и долгих лет жизни… извини.] А чэго ждэти – тытану понятна. Тыпота то кало [ничего хорошего]… для тэбя, – демон внимательно изучил мою боевую раскраску, – зато для этих, – он широким жестом указал на перешептывающихся некромантов, – дэнь что нада, эвхаристы [приятный]. И хватыло онос, трагос кэ косолап аркуда [осёл, козел и косолапый мишка] какой-то нахальствий и дурной бошко, чтобы… Ты?!!!! – вдруг взревел он так, что некроманты отшатнулись.

– Я? – удивилась я.

– Охи, не "ты", а "что"! – досадливо оскалился демон. – Пу? Потэ? Йаты? [Где, когда, почему?] Они цикуты объелсэ?! Гдэ зиккурато? Какой зиккурато? Зачэм зиккурато?!

– Вот, – я повела рукой вокруг. Демон огляделся, почесал в затылке и неожиданно повалился на землю, колотя по ней кулаками и низко рыча. Рычание подозрительно походило на истерический смех.

"Сломаны кости, не скоро срастутся. Демоны плачут, а боги смеются… Постный день сегодня, что ли?" – печально подумала я.

– Это зиккурато? – подвывая, спросил демон. – ЭТО зиккурато?! Это? Это?! У, люди! У, люди! Уюююю, люююди! Ты мамэ!

– И твою маму тоже, – обиделась я, как от надоедливой мухи отмахиваясь от Трора, пихавшего меня в бок. – Я, между прочим, тебя не оскорбляла… убери ты руки, смертяк недобитый! Чем меня толкать, лучше бы подумал над своим поведением! И вы все тоже, господа черные маги! Думаете, если обозвать гору зиккуратом, она сразу им и станет?! Его, между прочим, строить надо, своими собственными ручками, а не воровать у демиургов их изобретения! Это же плагиат, причем плагиат в худшем его воплощении – потому что неуклюжий и…

Медальон Вашфы вновь напомнил о себе, пригнув мою голову вниз, а когда, справившись с ним, я выпрямилась, некроманты пялились на меня, как на говорящее дерево, недоумевая, с чего вдруг на нём заколосилась брюква. Лардозиан был не только отличным учителем, но и превосходным примером для подражания, и вредная химера, называемая совестью, не беспокоила магов уже очень давно. Кроме, наверное, Санти, но и тот умудрился заразить бедняжку своей вывернутой некромантской логикой: она прилетала только тогда, когда чародею этого хотелось.

Демон, резко оборвав смех, сел, смахнул выступившие слёзы с глаз и начал было укладывать на спине крылья, но случайно задел правым невидимый барьер вокруг себя. Он зашипел, как масло на раскалённой сковородке, и, подтянув пострадавшее крыло к лицу, с неудовольствием обнаружил, что его кончик почернел и словно бы обуглился.

– Эдо инэ поли стэнхора… тэсно очэнь! – недовольно заявило чудище. – Эндакси, с тобой всё понятна… но меня дьяты, зачэм стащитэ с моя гора и приволочэтэ на своя?! Пос боро на сас воитысо? [Как я могу тебе помочь?] Милатэ, что хочэшь, дэва, и каждый пойдэтэ свой дромос, дорога, а трэно пойдэтэ свой.

Я собралась виновато потупиться, но локоть Трора предупреждающе врезался мне в бок, а с пальца Лардозиана слетела кусачая красная искра и обидно щелкнула меня по уху. Изъявления сожаления пришлось отложить до лучших времен и следующей жизни.

– Дело в том, – осторожно начала я, – что пока ребята свои кричалки-сопелки распевали, я – совершенно случайно! – высказала мнение, что идущим на смерть положено последнее желание, в астрале что-то звякнуло, явь откликнулась, и вышло, что пока я не получу то, что моя душенька желает, никакого принесения не будет.

– Эксапандос [несомненно], – понимающе кивнул демон, с чем-то похожим на сочувствие глядя на некромантов. – Потэ моя душенька что-то жэлаитэ, нэбо и зэмлю на афтья [уши] поставито, но своё получито! Смотры на мэня вниматэльна, – он зловеще оскалился, – думатэ, имэ [я] сам себе такой рыл, такой мордос сляпатэ?! Всё она, душенька моя ненаглядынья! Ильёс му [солнышко моё], любымья, роднья! А пэдья [детки] помочьтэ, напрягто папу, доведо до сапу!

– Нет, сап это у копытных, – возразила я рассеянно. На краю сознания маячило какое-то смутное воспоминание, но ухватить его никак не удавалось. Словно желая дать мне подсказку, чудище профессиональным каким-то жестом поправило колчан, провело когтем по изгибу лука, и нужный контакт в мозгу мгновенно замкнуло. – Ой! Ой-ёй! Так ты… так ты… э-э-э…

Демон с нескрываемым удовольствием кивнул.

– Так ты вправду не… а…

– Нэ.

– То есть, тебя сдёрнули с…

– Нэ.

– И ты…

– Имэ миханикос, – согласился он. – Имэ эпихириматыас. Имэ дипломатыс, эпистымонас кэ психотэрапэвтыс…

– …кэ папас. [Я инженер, я бизнесмен, я дипломат, научный работник, психотерапевт и священник], – машинально закончила я, чувствуя себя как после убойной дозы валерьянки. Или порции димедрола со спиртом. Острых впечатлений за последние несколько минут набралось столько, что мудрый организм, сберегая нервные клетки, включил механизмы защиты. Проще говоря – начал конкретно тормозить. – Но погоди, ты же… ты вовсе не…

Мой коллега философски развел руками и крыльями.

– И такой тожэ. Любови льик прэкрасья, но рэвность гложэтэ как дыкьос звэрь.

– Вот поэтому ты и попался… демон, – не удержалась я от шпильки. – Тебя призвали с помощью…

– Что? – резко переспросил демон. – Дэн сас каталавэно! Нэ знаю такых!

– Вполне вероятно, что ты знаешь их под именами…

– Охи! Нэт!

– Тогда, может, пентакль Силы и Зевесово Око, или…

– Вот оно что… Ты дыстыхиа! [Какое несчастье; в данном случае: вот невезуха!]

За свою недолгую карьеру психотерапевта я навидалась немало людей, которые всерьёз полагали, что им нет никакой необходимости говорить целыми фразами, достаточно их только начать. И все окружающие должны, нет, обязаны понять, что они имели в виду. Всегда терпеть не могла таких напыщенных индюков, но потом сама невольно оказалась на их месте. Любимое занятие некроманта – шарить в голове у пленницы (и единственного живого человека в замке) и отвечать на вопросы прежде, чем успеваешь их закончить.