Текст книги "Выбор шатеры (СИ)"

Автор книги: Яна Ясинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

А дальше происходит нечто уж совсем из ряда вон выходящее, после чего я окончательно убеждаюсь: мать рехнулась.

Акраба резко отворачивается от меня, подходит к трупу и со всей дури пинает его по лицу.

– Урод! – в голосе матери звучат непривычные для неё нотки высокомерия, брезгливости и… гнева. – Все вы уроды! Ты хотел, чтобы моя дочь повторит мою судьбу?! Ну уж нет! Выкуси! – ещё один смачный удар сапогом по отёкшей морде кузнеца. – Туда вам всем и дорога!

Истеричный радостный смех матери, которая, приплясывая, начинает носится по комнате вокруг ещё дымящегося тела, не оставляет у меня сомнения: Акраба съехала с катушек. Напряженно переглядываемся с Эваном. И что теперь с этой чокнутой делать прикажете?

– У меня получилось! Получилось! – то и дело восторженно повторяет мать.

Резко останавливается. По ней заметно, что её, видимо, ещё не до конца пропитые и прокуренные мозги пытаются что-то судорожно соображать.

– Я просчиталась в сроке. Ну да! Конечно! Четыре месяца было слишком мало, чтобы… Мне надо было немного подождать. Плод бы окреп и тогда… О! И тогда… Глэдис была права! Я слишком нетерпелива! Всегда хочу получить всё и сразу. А всё, что надо было… подождать. Чуть-чуть. Месяц, другой…

Сожаление переплетается с неподдельным восторгом. Мать поднимает на меня свои безумные глаза.

– О, моя девочка! Как же я рада, что ты у меня есть! Никуда не уходи! Будь здесь! Я скоро вернусь! Дочка… – нервно смеясь, словно пробуя не вкус это чуждое для неё доселе слово, счастливая Акраба отступает к двери. – Дочка! У меня дочка!

Мать исчезает в завьюженной мгле. Через распахнутую дверь в комнату врываются порывы ледяного ветра, которые хоть немного выветривают вонь, исходящую от палёного человеческого тела.

– С ней всё в порядке? – заторможено спрашивает удивлённый Эван.

Отрицательно качаю головой.

Нет! С моей мамашей абсолютно ничего не в порядке. Потому что впервые за тринадцать лет она назвала меня «дочкой».

***

Не важно, что вокруг кромешная тьма. Что ледяной холод пробирает до костей. Что снег застилает глаза, а ноги утопают по колено в сугробах. Счастье настолько переполняет Акрабу, что ни пурга, ни заунывный вой голодных драгов, доносящийся из Сумрачного леса, мимо которого несётся беспутная, не могут остановить её. С каждым шагом она становится всё ближе к своей заветной цели – к горам Обречённых – обители горных ведуний. Ни один вменяемый катарец не сунется сюда ночью. Да и днём постарается обойти подальше это неприветливое местечко. Но Акрабе на это плевать.

Теперь ей есть, что предложить старухе Глэдис в обмен на свою долгожданную свободу! Наконец-то, Отар сжалился над ней и дал то, чего она желала всем сердцем.

Дочка! Родная дочка, в которой течёт кровь её отца!

Мощная! Сильная! Дающая право на свободу!

Нет! Акраба никогда не была дурой! Некогда лучшая шатера Руара – она не просчиталась и в тот раз, когда решила тайно зачать от дальнего родственника самого императора Дэмониона! У Акрабы всё получилось!

Вернее, у Таисьи.

Уже почти забытое, но такое желанное имя.

Настоящее имя беспутной Акрабы.

Всё, что ей надо было – сохранить в своём ребёнке часть крови древних, которых на Дарии почти не осталось. Крови, дающей право на безграничную власть! И не важно, что эта кровь уже была сильно разбавленной. Главное, генетический код удалось сохранить!

Дэмонион вырезал всех возможных претендентов на трон соправителя. И тем ценнее становилась её дочь! То, что в жилах Адамаск течёт кровь древних, у Акрабы не оставалось сомнений. Иначе, как объяснить, что девчонка может спокойно прикасаться к топливным кристаллам? Это подвластно лишь избранным!

Ветер становился всё сильнее, но Акраба совершенно не чувствовала холода. Внутри неё пылала надежда. А надежда, как известно, согревает сильнее любого огня.

А ещё душу обжигал вопрос. Один единственный, не дающий покоя.

Сможет ли её дочь взять в руки Жезл Власти, который венчает похожий на топливный, но гораздо более мощный по силе кристалл? В своё время она – Акраба не смогла это сделать, хоть уже и вынашивала этого ребёнка. Она так надеялась, что кровь плода смешается с её и даст ей силу…

Увы, Таисья ошиблась. Этого не произошло. Ей удалось удержать в руках Жезл Власти лишь пару секунд, а потом… пальцы начали каменеть. Какая же это была дикая боль! Она не забудет её никогда! До сих пор при одном воспоминании о том злополучном дне женщину передёргивало.

Амбициозная попытка юной шатеры обрести абсолютную свободу, став соправительницей Дария, увы, закончилась сокрушительным провалом. За свою мечту самоуверенная Таисья поплатилась рукой, некогда прекрасным лицом, растоптанным самоуважением и сломанной жизнью. Верховная ведунья Дарийской империи и по совместительству наставница Таисьи знала, что смерть для её зарвавшейся подопечной была бы слишком лёгким наказанием, поэтому и отправила её – изуродованную в Катар, отдав на растерзания элю, тандуриму, нищете и пьяным мужикам из трактира. Акраба даже не пыталась считать, сколько «клиентов» прошло через неё – беременную в первые дни. И как она только не потеряла при этом ребёнка – до сих пор загадка. Видимо, дочка слишком уж хотела жить. Слишком сильная текла в ней кровь.

Не удивительно, что после всего пережитого Акрабе не хотелось возвращаться в реальность. Может, она и наложила бы на себя руки, но жажда жизни даже в Катаре оказалась сильнее желания смерти.

День, когда император Дария Дэмонион на Плато Семи ветров раскалённым шаром отсёк ей руку и обжёг лицо, стал днём похорон мечты Таисьи о столь желанной свободе. Но сейчас… Эта мечта на глазах воскресала из пепла сожжённых дотла надежд.

Добравшись до начала гор, Акраба торопливо начала карабкаться по узкой тропке, ведущей к вершине. Туда, где в кромешной тьме мерцал слабый огонёк дома из окна хижины горной ведуньи.

Пожалуй, только Таисья – бывшая любимая воспитанница Верховной ведуньи имела наглость так громко и беспардонно посреди ночи тарабанить в дверь одной из самых опасных обитательниц Катара – горной ведуньи Кары. Сюда и стражи Дэбэра-то лишний раз предпочитали не соваться, но Акрабе было плевать. Она уже точно ничего не теряла.

Дверь после очередной порции долбёжки распахнулась сама собой. Акраба перешагнула через порог. Огляделась.

Надо же! Жильё оказалось куда более мрачным и убогим, чем дом самой Акрабы. А она уж думала, что хуже не бывает.

– Кара! – Акраба бросилась к уродливой сухенькой старушке, которая сгорбившись грелась возле очага. – Кара! Это я – Таисья! Скажи своей сестре Глэдис – этой старой стерве: мне есть, что ей предложить в обмен на мою свободу! Только скажи сегодня же! Сейчас!

Ведунья медленно подняла на взбудораженную Акрабу выцветшие от времени глаза, от которых, казалось, остались лишь чёрные зрачки.

– Ты уверена в этом, Таисья? Ты же знаешь, Верховная Ведунья не любит, когда её беспокоят по пустякам.

Таисья! Акраба уже и забыла, как звучит на слух её истинное имя.

– В этом «пустяке» течёт кровь древних! Так и скажи этой старой перечнице! – надменно бросила Акраба, на мгновенье забывшись, что она давно уже прекрасная шатера Руара, а всего лишь изуродованная, состарившаяся раньше времени кабацкая девка.

Горная ведунья зашлась то ли в смехе, то ли в кашле.

– Таисья, Таисья, жизнь так ни чему тебя и не научила! Ты всегда тянешься за пирогом, который заведомо не сможешь съесть. И поменяй тон. Забылась с кем разговариваешь? Гордыня – плохой советчик. Тебе ли не знать.

Акраба молчала. Она, конечно, могла бы ответить Каре, но… Себе дороже – прекрасно понимала женщина. К тому же горная ведунья, кое в чём была, увы, права. Все беды в жизни Таисьи произрастали как раз из-за гордыни. И даже здесь в Катаре именно гордыня подтолкнула её стать кабацкой потаскушкой, заливающей память элем, вместо того, чтобы попробовать просто жить. Гордыня и не смирение – вот, что всегда бурлило в отравленной душе Таисьи, не позволяя ей забыть старые обиды. И тем самым, не давая ей шанс начать жить с нуля.

Прозорливая Кара прекрасно понимала это. Спорить с ней было бессмысленно. Как, впрочем, и останавливать решительно настроенную Акрабу.

– Будь по-твоему, – наконец, нарушила затянувшуюся тишину горная ведунья. – Я скажу сестре, что ты её звала.

– Буду премного благодарна, Кара, – поразительно негармонирующий с нищей обстановкой хидины и замызганным видом Акрабы элегантный реверанс, явно из прошлой жизни шатеры Руара.

Счастливо смеясь, пританцовывая, мать Ады отступила в заснеженную тьму. Где-то совсем поблизости раздался протяжный вой драгов. Но Акрабе было глубоко плевать на этих гигантских волков. Она уже давно уяснила, что в жизни есть куда более страшные вещи, чем какие-то драги или смерть от их клыков.

– Не там ты ищешь свободу, девочка. Не там, – пробормотал горная ведунья, лёгким жестом, не вставая с кресла, закрывая за непрошенной гостьей дверь. – Свобода никогда не бывает «снаружи». Потому что она всегда «внутри».

***

– Какого…?! – возмущённый Анигай стоит на пороге хижины и переводит растерянный взгляд с изуродованного трупа кузнеца на меня, а затем на бледного Эвана. – Вы что тут творите? Совсем рехнулись, а? Вы… Вы зачем его так?!

– Акраба продала ему Аду, – в мрачном голосе Эвана звучит нескрываемый упрёк в адрес Анигая, который, по его убеждению, недосмотрел за мной.

Только сейчас замечаю, что Эван всё ещё держит меня за руку. Невольно отстраняюсь. Не к чему сейчас все эти, как говорит братец, «телячьи нежности». Не люблю я этого.

– Но он же не…? – формулировка вопроса даётся перепуганному брату с трудом.

– Нет. Эван вовремя пришел на помощь, – торопливо отзываюсь я.

Растерянный Анигай переводит взгляд на хмурого мальчишку-альтаирца.

– Спасибо…

Ну надо же! Чтобы брат кого-то за что-то поблагодарил! Да ещё Эвана… Однако молчу, прекрасно понимая, что сейчас не время и не место ёрничать.

Ошарашенный Анигай с нескрываемым интересом осматривает изуродованный труп кузнеца. У брата в голове явно не сходится, как хилый мальчишка-альтаирец, будучи чуть выше меня ростом, смог справиться с таким громилой.

– Интересно, чем это ты его так? – ну точно, вопрос адресован Эвану, не мне.

Переглядываемся с альтаирцем. Скрывать от Анигая причину смерти кузнеца нет смысла.

– Это я. Кристаллом.

Анигай нервно хмыкает.

– Похоже, я пропустил всё самое интересное. Ладно… Что с трупом делать будем? – прозаично интересуется братец, безрезультатно пытаясь за руку сдвинуть тушу с места. – Тяжёлый, гад.

Пожалуй, в этом и есть весь мой брат. Он с поразительной скоростью отходит от всех потрясений. Наверное, это и правильно. Иначе в Катаре просто не выжить.

Вопрос о трупе, увы, не праздный. Я представления не имею, как можно незаметно от соседей избавиться от такой огромной туши. Мы пытаемся поднять его втроём, но бесполезно. Сдвинуть удаётся лишь на несколько сантиметров. Мы такими темпами год его до оврага по дороге тащить будем. Но и оставлять его здесь тоже нельзя. Не дай Бог обнаружат стражи Дэбэра и тогда нам всем не избежать виселицы!

И тут на меня накатывает. Силы физические и духовные окончательно оставляют меня. Нахлынывает пугающее отчаяние.

Как же я устала от всего этого! От всей этой долбанной жизни! Иногда мне кажется, что мне не тринадцать, а сто лет. Ещё парочка таких потрясений и я точно умру от душевной старости.

– Нам его отсюда не вытащить, – в изнеможении сажусь на вонючую кровать матери. Чувствую, как последние силы покидают меня. К глазам подступают предательские слёзы. А ведь я почти никогда не плачу. Дура! Мне нельзя разреветься при Эване! Я же всегда с ним за старшую была!

Но я, и правда, представления не имею, что делать? Как дальше жить? Даже если мы каким-то чудом избавимся от этого трупа, завтра же мамуля притащит нового клиента… Мне что теперь их всех убивать? И куда трупы складировать прикажете? А если тело кузнеца обнаружат и поймут, что причиной смерти стал топливный кристалл? Сразу же возникнет вопрос, откуда он взялся? Стражи Дэбэра перевернут весь Катар, чтобы найти похитителей кристаллов. И я знаю точно – они быстро нас вычислят. И не таких находили. В общем, куда не глянь, везде одна безысходность.

Перевожу взгляд на мальчишек. Похоже, они думают точно также, как я.

– Здесь его оставлять нельзя, – Эван, морщась, подходит к трупу. – Стражи Дэбэра сразу поймут, что его кристаллом прожгло. По-другому такую дыру в животе не сделаешь.

– И что ты предлагаешь? – брат заметно нервничает и от этого по привычке начинает злиться на альтаирца, в котором почему-то всегда видит соперника. – Позвать соседских мужиков, чтобы они помогли нам перетащить его в овраг к сотальным «подснежникам»?

– Нет. Мне кажется, есть идея получше.

Поднимаю на альтаирца удивлённый взгляд. Мне казалось, у нас полностью безвыходная ситуация.

– Какая?

– Всё просто. Если мы не можем вынести труп из хижины, значит… надо её сжечь. Вместе с телом, разумеется, – на полном серьёзе говорит Эван.

Мы с братом растерянно переглядываемся.

– А нам где после этого пожара жить прикажешь? – первым нарушает затянувшуюся тишину Анигая.

По интонации брата понимаю: идея ему по душе, но, если мы всё это сделаем, то неминуемо окажемся на улице. В Катаре не принято помогать погорельцам. Здесь выживают только сильнейшие.

– Об этом не беспокойтесь. Будете жить у нас при церкви. Отец Марк точно не будет против. Я обо всём договорюсь.

Заметно, что дарииц Анигай не в восторге от предложения жить при храме земного Бога, но ради безопасности меня – его сестры, он готов пойти даже на это.

– Хорошо, – бурчит брат.

– А наша мать? – невольно вырывается у меня.

Я знаю: это неправильно. Акраба никогда не испытывала к нам материнских чувств, но… Другой матери, как ни крути, у нас нет.

– Ничего с ней не случится. Поживёт в кабаке, – зло отзывается Эван. – Или у одного из своих клиентов. Ада, смирись: ты всё равно здесь жить не будешь. Я забираю тебя, хочешь ты того или нет. И не думаю, что твой брат будет против.

Самое интересное, что в данной ситуации Анигай на стороне альтаирца. Да они что, впервые в жизни сговорились?!

Невольно изумляюсь. Никогда раньше не думала, что этот обычно очень добрый Эван умеет злиться. Но, видимо, я всё же не настолько хорошо знаю своего альтаирца, как мне казалось.

– Большое счастье жить при церкви под присмотром святоши! – ворчит Анигай, одновременно с этим с деловым видом осматривая комнату, – интересно, что здесь лучше всего горит?

С той самой злополучной ночи я не люблю огонь. Пламя неминуемо воскрешает во мне воспоминания о том убийстве. Которое совершила я.

Мальчишки не дали мне участвовать в поджоги, решив, наверное, что на эту ночь с меня приключений уже хватит. Эван, отведя меня на безопасное расстояние от хижины, накинув мне на плечи свой тёплый плащ, возвращается в дом. Я вижу через мутное окно, как мальчишки стаскивают к трупу кузнеца всё, что может гореть в комнате. Чтобы дров было побольше, умудряются сломать даже старую кровать. Затем выливают на груду тряпья и дерева нашу последнюю заначку горючей смеси, которой я пользуюсь, когда дрова в камине оказываются совсем уж отсыревшими и…

…вспыхивает пламя, уносящее с собой не только изуродованное тело кузнеца, но и мою прошлую жизнь.

5. Скажи «Да»

Никогда раньше не видел обычно спокойного и всё понимающего отца Марка таким сердитым. Если не сказать больше – злым. Священник, словно загнанный зверь мечется по кабинету, не находя себе места, при этом без конца читая мне нотации, которые, признаться, мне уже изрядно поднадоели.

– Эван, смиритесь! Вы не можете спасти всех страждущих! Эта дарийская девочка… Я понимаю: за эти три года вы привязались к Аде, но… Вы знаете, как она дорога и мне. Я практически воспитал её с братом, но… у этих детей своя судьба.

Я просто отказываюсь верить своим ушам! Похоже, отец Марк слишком долго служит в Катаре. Видимо, он так наслушался местных бредней про судьбу, которую нельзя изменить, что уже сам уверовал в это.

– То есть, по-вашему, я должен позволить её матери продать Аду не этому, так другому клиенту? – при одном только воспоминании о кузнице, лапающим мою Аду, чувствую, как закипает кровь. Мне стоит большого труда, чтобы сдержать нарастающий гнев.

– Возможно! Как бы это жестоко и дико не звучало! Это её жизнь, Эван. Всех не спасёшь! Это надо понять и принять!

– И это говорит мне священник!

Знаю, прозвучало довольно грубовато, но ни сил, ни желания проявлять толерантность у меня сейчас нет.

Осознав, что криками и нотациями меня не проймёшь, опекун устало садится в старое кожаное кресло напротив меня. Тяжело вздыхает. Я вижу, как отец Марк собирается с очередной порцией мыслей, подбирает доводы, аргументы. Неужели он не понимает: его слова ничего не изменят. Я не брошу Аду в беде.

– Ваше высочество…!

Признаться, я уже и отвык в Катаре от своего злополучного титула… Отец Марк упоминает его только, когда по-другому воздействовать на меня не получается.

– … неужели Вы не понимаете, что поставили сегодня под удар не только себя! Вы поставили под удар целую империю! Перемирие и так висит на волоске.

Ну вот. Так я и думал. В ход пошла «тяжелая артиллерия». Священник начал взывать к моему долгу перед подданными, который я и так с лихвой отдаю в Катаре вот уже третий год подряд.

– Какое отношение пожар в доме Акрабы имеет к перемирию?

– Прямое! – взрывается отец Марк. – Если хоть кто-то узнает о случившемся… Это станет последней каплей! Дэмонион только и ищет повод, чтобы разорвать перемирие и остаться при этом «чистеньким»! И сегодня вы собственноручно дали ему такую замечательную возможность! Вы хоть представляете, как подаст это происшествие император, если узнает о нём?! Альтаирский принц, младший сын императора Альтаира, который должен быть залогом и гарантом перемирия между империями, убил дарийского верноподданного! Свободного человека! И всё! Перемирию конец! – в голосе появляются обречённые нотки. – Как и Вашей жизни! Эван, неужели Вы не понимали всего этого, когда вступались за неё?!

Ну почему же… Как раз это я прекрасно понимал. Но возникни аналогичная ситуация повторно, я бы поступил точно так же…

– Я никого не убивал.

– Да какая разница?! – отец Марк из последних сил старается сохранить самообладание. – Убивал – не убивал! Вы были в доме в момент убийства. Вы помогли замести следы. Этого более чем достаточно, чтобы…

Священник встаёт с кресла. Подходит к окну. В комнате зависает напряжённое молчание. На самом деле прекрасно понимаю, что в словах отца Марка есть большая доля здравого смысла, но прошлого уже не вернёшь. Ничего не изменишь. Да я и не дал бы изменить.

– Вам надо срочно уехать из Катара, – слова священника звучат тихо и безапелляционно. – Я давно уже говорил, что Вам лучше жить в Адейре. Там будет комфортней, к тому же… В столице наши люди. Если перемирие внезапно рухнет, у нас будет хоть небольшой, но всё же шанс, вытащить вас с этой чёртовой планеты.

Да... Как должна была довести жизнь священника, чтобы он начал выражаться такими крепкими словечками.

– Я никуда не поеду. По крайней мере, без Ады.

Отец Марк бросает на меня уставший взгляд. Я понимаю, он пытается быть тактичным, насколько это вообще возможно, но его слова всё равно заставляют меня смутиться. Я и не подозревал, что он догадывается о моих истинных чувствах к Аде…

– Эван, я знаю, что эта маленькая дарийка значит для Вас, но поймите… Девочка, несмотря на всю эту нелицеприятную историю с кузнецом, ещё совсем ребёнок. Она даже не догадывается о ваших чувствах… И я абсолютно уверен, что, узнай Ада правду, это бы её не обрадовало. У вас нет совместного будущего. Вы принадлежите к разным расам, у вас разное положение в обществе. Альтаирец и дарийка! Это же... Вы не совместимы! Ни социально, ни физически. Я уже молчу про то, что вы сын своего отца, а она дочь своей матери. И с этим уже ничего нельзя поделать. Я понимаю, первая подростковая любовь она самая сильная, но... Но в вашем случае это заведомо обречённое чувство. Вам стоит найти в себе силы и забыть её. К тому же, извините за прямолинейность, но Вы для Ады всего лишь добрый друг.

– Им и останусь, – жёстко отрезаю я. – Меня вполне устраивает эта роль.

Священник, понимая, что меня не переубедить, опускает усталый взгляд.

– Это я виноват, – в голосе отца Марка звучит неподдельное раскаяние. – Мне надо было настоять, чтобы вы продолжали принимать антиэмпатическую вакцину здесь на Дарии. Тогда не было бы этих проблем. Препарат бы блокировал ваши эмоции. Я должен был прислушаться к рекомендациям вашего доктора.

О, да! Не было бы ни привязанности, ни дружбы, ни любви. В моей душе был бы полный эмоциональный штиль, который устаивал бы всех, кроме меня. К сожалению, я слишком хорошо знаком с этим штилем. Он царит в душе моего отца, который посчитал приемлемым отправить собственного ребёнка на враждебную планету в качестве залога перемирия. Конечно, долг перед государством куда важнее долга перед семьёй. О любви я уж и вообще молчу. И плевать, что в случае конца перемирия твоего младшего сына прилюдно убьют. Спасибо, но я лучше воздержусь от такой антиэмпатической вакцины. Может, я проживу и не долго. Но по крайней мере проЖИВУ!

– Эмоции мешают в принятии важных решений. Они делают вас морально уязвимыми, – отец часто повторял эту фразу, обосновывая нам с братьями необходимость принятия вакцины.

А ещё живыми – об этом отец почему-то забыл нам сказать.

Парадокс: но именно здесь в этом отнюдь недобром Катаре, отказавшись от вакцины, от императорских регалий, позволив себе быть простым подростком, я впервые в полной мере почувствовал себя живым и свободным.

Отец, на удивление, не возражал.

Впрочем, думаю, эту мою прихоть он приравнял к последнему желанию человека, ожидающего смертную казнь. Ни для кого из нас двоих не было секретом: живым я с Дария не выберусь. Я не дурак, прекрасно понимаю: перемирие нужно обеим сторонам лишь для передышки, чтобы накопить военный потенциал и начать новую, куда более крупномасштабную военную компанию за делёжку территорий.

Но я благодарен этому перемирию, потому что именно оно привело меня сюда – на Дарий в Катар. К моей Аде, сумевший одним своим фиалковым взглядом пробудить во мне то чувство, о существовании которого я даже раньше и не подозревал – любовь.

Никогда не забуду тот самый день, когда отец Марк привёл к нам домой двух десятилетних соседских детей, которые должны были стать моими компаньонами. Священник очень переживал, что я всё время нахожусь в одиночестве. Конечно, Ада и Анигай были младше меня почти на три года и вряд ли могли составить мне полноценную компанию, но других дарийских детей, которым бы родители позволили играть с альтаирским ребёнком в Катаре просто не было. Двойняшки были в этом плане исключением. Их фактически вырастил по-соседски сам отец Марк, поэтому к землянам и альтаирцам они относились со здоровой долей симпатии, не видя в них врагов. Насколько я сразу понял, мать никогда не заботилась о двойняшках. Скорее уж они о матери. За «дружбу» со мной отец Марк платил им дарами и едой. Это не было секретом. Поэтому я никогда не испытывал никаких иллюзий насчёт привязанности Ады и Анигая ко мне. Но со временем всё изменилось.

Впрочем, для меня всё переменилось в тот самый момент, когда я впервые взглянул в сиреневые глаза маленькой дарийки. Взглянул и… пропал. Навсегда. Нет, это не была юношеская влюблённость или детская симпатия. Это было нечто другое. Ошеломляющее. Необъяснимое. Я стоял как дурак, напротив незнакомой мне дарийской девчонки, не в силах вымолвить и слова, смотрел ей в глаза и отчётливо понимал, что передо мной – моя половинка. Родственная душа. Судьба. Можно назвать, как угодно. Но с того самого момента я не могу дышать без неё. Мне надо, чтобы Ада постоянно была рядом со мной. Была только моей. Знаю: я эгоист, но ничего с этим не могу поделать. И я не собираюсь отказываться от неё. Ни за что!

Сейчас, как никогда, я отчётливо понимаю, почему у меня на родной планете люди добровольно с помощью антиэмпатической вакцины стараются держать свои чувства и эмоции под контролем. Эмоциональные, буйные, искренние, не умеющие вполовину любить и ненавидеть – вот истинная сущность альтаирцев, о которой мало кто подозревает. Наверное, поэтому любовь и находится у нас на Альтаире под строжайшим запретом.

Ирония судьбы: лишь оказавшись здесь на этой мрачной, вечной холодной, обуреваемой страстями планете, по собственной воле отказавшись от антиэмпатической вакцины я впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему свободным. Узнал, что такое любовь. Именно она и согревала меня все эти годы здесь в промёрзлом Катаре.

Отвожу взгляд от священника. Интересно, как давно он знает о моих чувствах к Аде? Я думал, мне удавалось их скрыть. Хотя, чему удивляться. Отец всегда был проницательным.

– Я не откажусь от Ады. Я хочу спасти её.

– От чего? – священник устало вздыхает. – От её собственной судьбы?

Пусть будет так.

– Да.

Подхожу к окну. Вглядываюсь в ночную тьму. Вдали всё ещё виднеется пламя затухающего пожара. Думаю, мы с Анигаем неплохо постарались. Облили керосином всё, что только смогли. Дом должен сгореть дотла.

– Я так устал, что от меня ничего не зависит. Мне надоело смиряться с судьбой.

Священник подходит ко мне. Какое-то время мы молча наблюдаем за догорающим вдали домом.

– Вы не правы. От Вас зависит. И многое! Как минимум судьба двух империй.

Хочется быть вежливым, но не получается. Нет сил.

– Нет… Они зависят не от меня. Не от Эвана. Они зависят от Иоанна Дрогварда Второго – младшего сына императора Альтаира, – невесело усмехаюсь. – Кто я? Третий «запасной» сын? Нужный как раз на случай вот такого межгалактического ЧП, когда кого-то надо отправить на планету врага в качестве залога перемирия. Пустить в расход! Только в этом и есть моя ценность! Сиди тихо и не высовывайся, Иоанн Дрогвард Второй! И тогда всё будет хорошо, да?

Меня разбирает такая досада и отчаяние, что хочется кричать.

– Да, – тихо отвечает отец Марк.

– Спасибо за честность.

В этом опекун походит на моего отца. Разница лишь в том, что для отца превыше всего интересы Альтаирской империи, а для священника – мир во вселенной.

Но я-то ещё живой! Я не статуэтка, которую можно поставить на полку и забыть. Хорошо… Пусть моя жизнь заведомо обречена. В конце концов, я сам согласился стать залогом перемирия. Но Ада… Она должна жить.

– Я должен ей помочь, – внутри меня поднимается бунт.

– Вы уже достаточно помогли этой девочке…

– Я могу сделать больше! – понимая, что мой юношеский максимализм лишь раздражает опекуна, я пытаюсь воззвать к его логике, к здравому смыслу. – Давайте смотреть правде в глаза, отец Марк. Перемирие вот-вот рухнет. Как только это произойдёт, меня убьют. Но перед этим я хочу успеть сделать хотя бы одно доброе дело. Не потому что я сын императора Альтаира, а потому что я – это я. Эван. Не уверен, что Вы меня поймёте…

За окном с новой силой завьюжила метель. Пламя горящего дома уже не видно в ночной мгле. Надеюсь, хижина выгорела дотла вместе с останками кузнеца. Но даже это не даёт никаких гарантий, что пьяная Акраба не попытается повторно продать дочь другому клиенту.

– Отец Марк, помогите… Я не могу бросить Аду здесь, – уже откровенно умоляю я. Сил спорить со священником не осталось. – Подскажите… Вы же хорошо знаете дарийские законы. Что надо сделать, чтобы вывезти её из Катара? Чтобы купол пропустил Аду. Её можно было бы направить в Адейру. К нашим людям. Они бы позаботились о ней. Она была бы в безопасности. И тогда я сделаю всё, что вы хотите! Отец Марк, обещаю, я больше не доставлю Вам никаких хлопот. Только помогите мне вывезти Аду из Катара.

– Это невозможно, Эван, – священник, сам того не замечая, вновь начинает звать меня по имени. – Пройти сквозь силовой купол может только свободный человек, а Ада… Ты сам знаешь, чья она дочь. Я сам уже не раз думал о том, чтобы вывезти из этого забытого Богом места двойняшек. Не забывай, эти двое выросли у меня на руках. Это я выкармливал их, когда Акраба уходила в запой. Это я был рядом, когда они болели. Поэтому… Не думай, что мне всё равно. Будь моя воля, я бы вывез из Катара сразу обоих, но они дети каторжницы. Ада и Анигай не свободны. По закону Отара, Ада принадлежит матери и должна будет пойти по её стопам…

– Она никому ничего не должна, – сухо обрываю священника.

– Не я написал этот закон, Эван, – по-доброму напоминает опекун.

Похоже, отец Марк слишком долго живёт на Дарии. Он стал забывать, что закон дарийского божества Отара не есть истинна в последней инстанции. Но должен же быть… Должен же быть хоть какой-то выход!

– Что надо сделать, чтобы Ада стала свободной? Неужели, рождённая несвободной никогда не сможет поменять свой статус?

Священник пожимает плечами.

– Если подходить к вопросу чисто формально, то может. Если выйдет замуж за свободного человека. Тогда в Книге судеб изменится её имя, а вместе с ним и судьба. Только для Ады это нереально. Никто из свободных дарийцев не захочет связываться с дочкой блудницы, каторжницы. Дарийцы верят, что судьба матери отголоском ударит по будущим детям Ады. Поверь, ни один свободный не согласится взять в жены, дочку беспутной. Даже за деньги.

Как же я сам не подумал об этом раньше! Слова священника вселяют в меня надежду.

– Отец Марк, а я знаю мужчину, который согласится взять Аду в жены.

Мои слова окрыляют священника.

– Ну так это же замечательно, сын мой! Аде как раз исполнилось тринадцать. Их можно спокойно обвенчать и тогда…

До отца Марка запоздало доходит, о каком парне я говорю. Улыбка застывает на его лице.

– Ваше Высочество, но Вы же не собираетесь…?!

***

Стою посреди кухни и тупо смотрю на мальчишку-альтаирца. Если честно, даже не знаю, как реагировать на то бредовое предложение, которое он мне только что сделал.

– Ада, вы… выходи за меня замуж. Чисто формально, конечно, – торопливо поясняет заикающийся от волнения бледный Эван.

– Альтаирец, ты что, с перепугу совсем с катушек слетел? – встревает в наш разговор не менее обескураженный Анигай, отрываясь от миски с похлёбкой (от пережитого у братца проснулся зверский аппетит). – На кой она тебе сдалась? С неё же взять нечего! Одни неприятности. Сам сегодня видел.

Закатываю глаза. Мой несносный братец в своём репертуаре! До сих пор не могу поверить, что Эван говорит на полном серьёзе.

– Не понимаю. Зачем это тебе?

– Это нужно не мне, а… тебе, – честно признаётся мальчишка, весь бледный от волнения. – Понимаешь… Отец Марк сказал, что, если ты выйдешь замуж за свободного, то сама станешь свободной. Силовое поле Катара перестанет на тебя действовать. Ты сможешь уехать отсюда. Куда захочешь! Даже в Адейру! Я помогу. У меня там друзья. Они позаботятся о тебе. Ада, пойми, после всего случившегося тебе опасно оставаться в Катаре. Мать может продать тебя другому. Или спьяну проболтаться про топливный кристалл в кабаке. Тебя сразу упекут в Дэбэр. Но если ты выйдешь за меня, то обретёшь свободу. Понимаешь? Свободу, Ада! Силовое поле перестанет для тебя существовать. Изменится твоё имя. А значит, изменится судьба.