Текст книги "Все люди, как люди. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Яна Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава 13

Я задумалась, отдавать ребенка было нельзя. Не уследят родители и сбудется предсказание берегини Полины, но под каким предлогом оставить её у себя? Я посмотрела на доктора.

–Выручайте, Платон Яковлевич, мне необходимо удержать девочку в поместье не меньше недели. Поставьте какой-нибудь загадочный диагноз, пожалуйста.

Озвучила я свою просьбу на французском, Жан-Поль удивленно на меня смотрел, а Платон Яковлевич молодцом, не спрашивая, а зачем мне это нужно, ответил.

–Это можно. Скажем, что летаргия с ней приключилась и постоянное наблюдение требуется.

–Андрей, мы с доктором сейчас выйдем. Где они ждут?

–Известно где, во дворе с черного ходу, – пожал плечами управляющий.

Перед тем, как выйти во двор я убедилась, что с девочкой всё в порядке и она сладко спит под присмотром Степаниды.

В соседней комнате с уксусным компрессом на голове лежала травница Марта, древняя старуха, как сказала Марфуша, кстати, моя ровесница. Бабуля тоже спала, а может просто делала вид.

Платон Яковлевич не подвел, такими медицинскими терминами сыпал, я заслушалась, а Ядвига и её муж стояли с благоговейным ужасом на лице. Потом супруги вместе бухнулись ко мне в ноги.

–Да что ж с вами делать-то, а? – пробормотала я. – Значит так, еще раз на колени упадете – выпорю! Ясно?

Судя по выражению лиц – поняли, прониклись, поднялись.

–Агнешка побудет в доме, под присмотром Степаниды. У вас еще дети есть?

Ядвига закивала, заговорила, я поняла, что еще три мальчика. Наконец, отправила их домой, поблагодарила доктора и только хотела завалиться спать, так фигу вам. Марфуша с круглыми от ужаса глазами заявила, что невеста Алексея Петровича с батюшкой и старой барыней прибыли в непотребном виде, на крестьянской подводе.

–Час от часу не легче, – про себя пробухтела я и громко добавила, – пойдем, посмотрим, что там за непотребный вид.

Пройдя к парадному входу я увидела горестную картину. Господа Мещерские имели вид изможденный и жалкий. Иван Иванович помог матери и дочери выбраться из повозки и обратился ко мне.

–Акулина Савельевна, наше поместье разорили французы, мы вынуждены были бежать во избежании худших бед. Все дороги на Москву перекрыты, единственно к вам пробрались. Наши дворовые говорили, что у вас тихо. Просим вас приютить нас и наших дворовых людей.

Тут я заметила несколько девушек и мужчин, переминавшихся с ноги на ногу.

–Конечно, Иван Иванович, – сказала я, – проходите в дом, сейчас со всем разберемся. У нас все сенные девушки в столицу отправлены, так что в доме почти пусто.

Дальше была сплошная суета. Спать мне так и не пришлось.

Через пару часов чистые и наряженные в одежду, оставшуюся от князя, княгини и княжны Мещерские расположилось за столом, накрытым Степанидой. Она была мной поставлена главной над прибывшим персоналом.

–Вы только подумайте, Акулина Савельевна, разорили все, – сокрушался Иван Иванович, – полные телеги нашего добра загрузили и увезли, ладно провиант – война все ж таки, но картины, одежду, вазы, посуду...ради потехи двери выломали, окна, мебель, которую не увезли, покрушили и пожгли. Посевы лошадям потравили...

–Вот вам благородство вашего Буанопартия, – недовольно вставила Мария Владимировна, – вот вам демократия ваша. Я говорила, уезжать надо, так ты Иван моим мнением манкировал. А поляки рады радешеньки, с цветами французов встречают. Ваши-то как, не бунтуют?

Я отрицательно помотала головой.

–Кто же мог предположить такое, мы все думали, будет скорый мир, – развел руками Иван Иванович.

–Акулина, – тихо, так что я еле расслышала обратилась ко мне Татьяна, – от Алексея Петровича нет ли вестей?

–Нет, – ответила я, – вы располагайтесь, чувствуйте себя как дома...

На последних моих словах дверь распахнулась и вошел Бельмондо.

–Простите, мадемуазель Николь, но мне доложили, что к вам прибыли люди. Я должен знать кто они такие.

–Извольте, графиня Мещерская Мария Владимировна, граф Мещерский Иван Иванович и его дочь Татьяна. Их поместье разорили, они вынуждены были искать убежища.

–Но мне доложили, что прибыло десять человек, а я вижу только троих.

–Остальные – это наши крепостные, – встрял Иван Иванович.

–Составьте мне список, господин граф. Еще раз простите меня, мадемуазель.

Жан-Поль слегка наклонил голову, что должно было обозначать поклон и вышел.

Старая графиня ушла в отведенную ей комнату, Иван Иванович беседовал с доктором, а Татьяна подсела ко мне.

–Каков урод этот француз, – сказала она улыбаясь, – да Акулина? Глаза как угли, чуть не прожигают, а нос? Это же просто неприлично, иметь такой нос.

Она идиотка? Что значит неприлично? Он его куда денет-то, нос свой, отпилит что ли? Но ничего не сказала. Девушка тонкой организации, вся такая...тургеневская, хотя Иван Сергеевич еще не родился и не придумал этот образ. Да и женские образы у Тургенева к общепринятому клише о кроткой, беззаветно любящей своего избранника, при этом во многом дающей ему фору наивной красавице не имеют ни малейшего отношения. Я больше с Чеховым согласна, если честно:«Все женщины и девицы Тургенева невыносимы своей деланностью и, простите, фальшью. Лиза, Елена – это не русские девицы, а какие-то пифии, вещающие, изобилующие претензиями не по чину». А Танечка меж тем продолжала щебетать.

– То ли дело Алексей Петрович. Ах, он непревзойденный красавец. Я молюсь за него не переставая. Как жаль Акулина, что ты не была с нами в Вильно, – мечтательно прикрыла она голубые глазки, – Граф Беннигсен давал бал, это было блистательно! Какие туалеты, фейерверки, а сколько цветов. А у одной дамы из декольте выпала грудь – прямо в тарелку с заливным! Ты не поверишь, она даже не прервала беседы – обтерла салфеткой и уложила обратно в платье! И государь, ах, какой красавец! Стройный, высокий, глаза голубые, белокурый, не то что Буанопарт.

–Вы видели Наполеона? – я не вникала в щебетание Танюши, но последняя фраза зацепила.

–Мы задержались в Вильно. Папенька все дела какие-то улаживал. А потом такая суета началась, еле выбрались, – вздохнула девушка, – Алексей Петрович отбыл с полком, а князья Ланевские уехали с Санкт-Петербург, да это ты и сама знаешь. А мы с Мэри и Дари Воронцовыми имели возможность лицезреть вход императора в Вильно.

– Виленская газета потом писала, – перебил дочь Иван Иванович. – "Нечего, конечно, и говорить, с какой радостью встретили виленские польские жители своих избавителей!.. Один помещик, увидя своих соотечественников, умер от радости" Французская кавалерия лавой разлилась по всем улицам города. Внимание всех обращали французские драгуны, с конскими хвостами у самых касок. Самый большой эффект на улицах Вильны произвел Мюрат. Впереди гусар, на чудном вороном скакуне и залитом золотом доломане, в фантастической, похожей на турецкий тюрбан, с развевающимися страусовыми перьями, шапке, гарцевал, обращая на себя всеобщее внимание. Потрясая, высоко поднятой над головой саблей, которая искрилась и сверкала, точно молния, Мюрат горячил своего коня, и, не переставая, кричал:„Виват, Наполеон!“

–Вам самому впору статьи писать, – сказала я графу и опять обратилась к Татьяне. – А что же все-таки Бонапарт? – мне было интересно мнение очевидца, ведь настоящую внешность Наполеона до сих пор обсуждают. Например, какой же был у него рост? Пять футов и два дюйма, насколько я помню был документально зафиксированный в 1821 году рост умершего на острове Святой Елены узурпатора. То есть, примерно 157 сантиметров. Но потом сказали, что в современные расчеты закралась ошибка – французский дюйм был несколько длинней английского. Получилось рост Бонапарта: от 167 до 169 сантиметров, не так уж и критично.

–Толстый, нос крючком, губы тонкие, – Татьяна передернула плечами, – совсем не представительный. Думала увидеть что-то особенное, но правду, сказать, право, не на что было смотреть… Фигура самая обыкновенная, даже невзрачная, но когда он повернул голову в нашу сторону, и случайно посмотрел на меня, то, сознаюсь, дрожь прошла по всему моему телу… Никогда в жизни не забуду этого огненного взгляда.

Она продолжала что-то рассказывать, а мои мысли пошли в другом направлении. Наполеон не будет вечно ждать предложения мира от Александра Первого. Следовательно вежливый и следующий офицерскому кодексу майор Жан-Поль Де Бельмонтр уйдет из поместья вместе с армией и придет кто-то другой. Не такой лояльный и вежливый. Надо думать, как отправить отсюда семейство Мещерских и уберечь людей.

Я оставила Татьяну и вышла в сад, прошла к реке и долго смотрела на воду.

–Вы чем-то опечалены, мадемуазель Николь? – от неожиданности я вздрогнула.

–Господин Де Бельмонтр, а не могли бы вы называть меня просто Николь? – он был удивлен, но справился.

–Тогда и вы называйте меня Жан.

–Договорились, – кивнула и добавила, – я не то чтобы опечалена, но озадачена. Скоро вы покинете поместье и какая участь ждет нас? Не отвечайте, вы не можете этого знать. Я хочу отправить отсюда графа Мещерского с семьей, но не знаю как это сделать.

–А собственная судьба вас не волнует, Николь?

Глава 14

-Как вам сказать, – задумалась я, – волнует, конечно. Но я взяла на себя ответственность и должна обеспечить безопасность доверившимся мне людям.

–Более необычной девушки я не встречал, вас саму надо защищать и оберегать, вы такая нежная, хрупкая.

"Ага, как акула в аквариуме, – откликнулась моя дорогая ехидна, – милая такая рыбка, улыбается, пока кормят. А выпусти её на вольные хлеба – сожрет и косточки выплюнет". "Заткнись, а? – приструнила я наглую ехидну. – Я не такая уж кровожадная, просто порядок люблю во всем". А француз смотрел на меня горящими глазами, и в них были далеко не дружеское расположение и галантность. Надо это прекратить. Не успела.

–Николь, я должен сделать признание. Вы поразили меня и мое сердце в противовес разуму наполнено любовью к вам. Я знаю, что для вас я враг, пришедший на вашу землю. Но я не могу приказать своему сердцу остановиться и к черту эту войну, к черту наших императоров и их амбиции...Когда мы победим, и будет заключен мир вы выйдете за меня замуж? Если я, конечно, останусь жив.

–Остановитесь, Жан, остановитесь, – я сделала выразительный жест рукой. – Выслушайте меня и не удивляйтесь. Эту войну ваш император проиграет и позорно сбежит, бросив армию...

–О, милая Николь, – засмеялся Бельмондо, – это невозможно! Наша армия почти в два раза превышает русскую, и орудий у нас намного больше. А наш император гений войны...

–Это не важно, вы не понимаете с кем вы воюете, в России логика не действует, поднимется такая сила, которая выметет ваше великолепное войско как мусор, очень немногим удастся вернуться во Францию.

–Вы говорите странные вещи, – нахмурился Жан-Поль, – но даже эти ваши слова не отменяют моего предложения. Мое сердце уже принадлежит вам, примете ли вы мою руку?

Да что же это за наказание? Что прикажете мне с ним делать? В моей голове был МОЙ мозг – мозг шестидесятилетней замужней женщины, бабушки двоих пацанов. Но тело...Оно меня подводило, и уже не в первый раз. То исходило дрожью при виде Алексея – копии моего первого мужа, но это дело я пресекла. И судя по всему, настоящая Акулина не испытывала нежных чувств к молодому князю, поэтому всякие дрожи унялись. А сейчас, что такое? Ладошки похолодели, ноги сами сделали шаг к майору и руки легли ему на плечи.

–Милый Жан, вы симпатичны мне, ваше благородство, дисциплина которую вы установили в своем дивизионе, запрет на мародерство и даже охрана поместья, – что я несу, надо глаза в землю и вздыхать томно, – импонируют мне. Но замужество...

Я замолчала. Была я в том замужестве дважды. Не могу сказать, что неудачно. Дети, внуки – отличный результат получился. И вдруг резко заныло сердце, застучало, требуя себе внимания. Откуда-то пришла мысль:"Я никого еще не любила, никто не пробудил моих чувств, а он такой мужественный...". Что происходит? Сущность Акулины пробивается сквозь твердыню моей души? То знание французского языка откуда-то взялись, теперь это.

–Николь я не хочу торопить вас, но обстоятельства вынуждают. Скоро мы пойдем в наступление и соответственно покинем ваше поместье.

–Когда? – слишком настойчиво и быстро спросила я.

Он смутился, но ответил.

–Через семь дней.

–Жан, дайте мне хотя бы эти семь дней для ответа, и помогите отправить отсюда графское семейство.

–Хорошо, – просто ответил он, – я дам сопровождающих, их пропустят.

Мои руки лежали на его плечах, а его легли на мою талию. Жан наклонился и легко коснулся моего лба. Его губы были горячими и сухими, но я отстранилась и быстро пошла в дом. Надо было сообщить Мещерским, что завтра же они отправятся в свое поместье в Орловской губернии. Надо отправить с ними и Марфушу со Степанидой. А мне надо поговорить с мужиками, русскими. Вряд ли польские крепостные пойдут в партизанский отряд, который я планировала создать. А для этого надо организовать в лесу укрытие, построить землянки и сделать запасы. Эх, надо было лучше историю учить. Я из всех партизан только Дениса Давыдова и знаю. Но принцип понятен. Тысячи "надо" крутились в моей голове. И так всегда, даже попав в прошлое отовсюду лезут проклятые "надо", "должна".

Вернувшись в дом я позвала в кабинет Андрея и Степана, который уже вполне оправился от удара по голове.

–Садитесь, – показала на диван, стоящий напротив княжеского стола.

–Да разве ж можно, – пробормотал Степан.

–Можно, Степан, – кивнула и приступила к разговору. – Значит так. Мира никакого не будет, ждать нечего. Размещенный у нас дивизион снимется через неделю, – увидела непонимание на лицах, – так мне майор сказал. Армия Наполеона пойдет в наступление и пощады ждать не придется. Мещерских отправим отсюда завтра же. Вы можете уехать с ними, а можете остаться со мной и создать партизанский отряд. Уйдем в лес, оборудуем землянки, сделаем запасы еды и одежды, в том числе зимней. Будем нападать на обозы, на французские разъезды, короче, помогать армии всеми силами. Вопросы?

Какие к черту вопросы, мужики были пришиблены моими словами лучше, чем пыльным мешком.

–Вопросов нет, тогда продолжим. Андрей, много ли в деревне крепостных из калужского имения? Как настроены польские крестьяне? Степан, есть ли у нас экипаж для Мещерских? – молчат. Еще не партизаны, а уже молчать научились. – Отомрите, что с вами такое?

–Так виданное ли дело, – промямлил Андрей, – это же что же, оно так и как...

–Виданное, Андрей. Война будет отечественной, все верные нашей Родине люди должны сражаться, – и рявкнула, – Согласны?!

Подскочили, вытянулись и вместе ответили.

–Согласны! Вот те крест, Акулина Савельевна! Постоим за Отечество!

–Отлично. Акулину Савельевну – отставить, для краткости – обращайтесь просто Акула, – вот же ляпнула, хотела сказать Акуля, Куля, ну а сказала, что сказала.

–Слушаемся! -рявкнули мужики и Андрей продолжил. – Получается у нас в деревне пятьдесят дворов, именьице-то небольшое барину пожаловано было. Барыня из Калуги тридцать семей перевезла, не считая дворовых и сенных девок. Вот и получается – наших мужиков тридцать человек, да еще старшие сыновья есть, которые тоже могут за мужиков сойти. Я с вашего позволения им ваши слова перескажу.

Я кивнула и перевела взгляд на Степана.

–Экипаж имеется, крытый и телега, на которой прибыли опять же. Лошадки у них хорошие, вот и пущай на них едут.

–Пущай, – повторила я, – Идите мужики и давайте готовиться – собирайте топоры, пилы, лопаты, да вы лучше меня знаете. Завтра совещание после ужина.

–Чаво завтра? – Степан повернул ко мне ухо, даже руку к нему приложил. Андрей внимательно на меня смотрел.

–Сбор завтра, совет, думать будем, – уточнила я.

–А-а, ясно барышня Акула, – мужики поклонились и вышли.

Я осталась одна и задумалась. Правильно ли я поступаю? Может надо всех людей отправить в Калужское имение и дело с концом. Ладно, посмотрим, что мужики завтра скажут. А теперь надо объявить Мещерским об их скором отъезде.

За ужином, который подавали два лакея графа, я начала разговор.

–Господин граф, вы можете завтра же отправится в свое Орловское поместье, майор обещал дать вам сопровождение, которое выведет вас за расположение наполеоновских войск.

–Да мы лучше в Москву поедем, да папенька?– возразила Татьяна.

Иван Иванович молчал, долго жевал губами, потом решился.

–Нет, душа моя, Буонапарт ведь на Москву и двинется, а мы свернем с Московской дороги и поедем на Гомель, а оттуда на Брянск и Орел.

Я мысленно поблагодарила графа за мудрое решение. Старая графиня молча ела запеченную с яблоками утку, прожевав, выдала.

–А француз-то, похоже, неплохой малый. И на тебя, Акулина глаз положил, определенно.

–Маман, мы воюем и победим ли..., – Иван Иванович осекся, – чтобы ни уготовал нам Господь не следует давать волю чувствам. Акулина Савельевна серьезная девушка и не позволит себе связи с врагом.

Мария Владимировна усмехнулась, и подмигнула мне.

Глава 15

После ужина я позвала с собой Марфушу и Степаниду. Надо было уговорить их уехать с Мещерскими.

–Да поймите же вы, я уйду в лес, как вы одни в доме останетесь? – пыталась я переломить упрямое сопротивление обеих женщин.

–Так и мы с вами, барышня. Кто ж вам помогать будет? Одеться, умыться...Андрей же остается.

Ах, вот оно что, значит ругала Марфуша Андрея потому, что он ей нравится, а я за чистую монету приняла. Поэтому она и с обозом в Санкт-Петербург не уехала. Сейчас еще выяснится, что у Степаниды роман со Степаном и капец мне. У меня не партизанский отряд будет, а военно-полевой роман какой-то.

–А готовить кто будет? – вступила и кухарка. – Нет, Акулина, в лес так в лес, мне чего бояться-то? Раньше смерти не помрешь, а я уж и так пожила.

–Степанида, а как ты к Степану относишься? – коварно спросила я.

–Хороший мужик, всегда всё доедает и нахваливает, и животину всякую жалеет, и помочь ежели что – никогда не откажет, что воды принести, что дров наколоть. А ты чего Акулина не едешь? Что задумала?

–Я не могу покинуть поместье.

На меня смотрели две пары глаз и я поняла, что надо как-то объяснить мое желание остаться здесь.

–Я получила тайное послание от Петра Алексеевича, вы же знаете, где он служит, – женщины многозначительно кивнули, даже глаза прикрыли. – Так вот, мне приказано создать отряд, всячески вредить неприятелю и посылать сведения нашим войскам.

Степанида перекрестилась, Марфа за ней. Обе опять кивнули и заверили, что в таком случае они тем более меня не оставят. Спорить было бесполезно, я поручила женщинам собрать теплую одежду, припасы, посуду и потихоньку все это сносить в конюшню, откуда планировала переправлять запасы в лес.

Когда все указания были розданы и в голове сложился план действий я решила выйти к реке, медленное течение воды успокаивало и помогало думать. Было уже почти темно, от реки поднимался туман и из этого тумана показалась знакомая фигура Полины.

–Привет, – сказала я, – с чем пожаловала?

–Ты не оставляешь надежды вернуться?

–Надежда умирает последней, не знала? – зло сказала я.

Берегиня проигнорировала мой вопрос.

–Анна, ты хочешь привести в лес людей, и я уйду из него. Мы, возможно, видимся в последний раз. Ты можешь задать вопросы, которые тревожат тебя.

–Да меня столько вопросов тревожит, замучаешься отвечать, – продолжала я злиться, после случая с Агнешкой мне эта берегиня совсем разонравилась. Да и когда она Полиной была, тоже особого уважения не вызвала. Какого черта замуж за генерала не выйти? Была бы Акулина законнорожденной, с титулом дворянским, а так – ни то, ни се. Я вспомнила недоброжелательность дворни и несколько пренебрежительное отношение барыни. Да еще и бросила дочь на произвол судьбы. – Что с настоящей Акулиной?

–Все в порядке с ней, твой муж обнаружил её в парке, все посчитали, что она потеряла память. О ней заботятся, и постепенно она вживается в твою сущность.

От сердца немного отлегло, не хотелось, чтобы девушка попала в дурдом. И, что удивительно, я абсолютно не испытывала ревности.

–Я вернусь в свое время?

–Это будет зависеть от вашего с Акулиной обоюдного желания. И от высших сил, будет ли на то их согласие. Вы можете никогда и не встретиться.

Так. В ответ на такой ответ, вырисовывался ответ, в котором цензурными были только местоимения, приставки и суффиксы. Если кратко и цензурно:

–Понятней не стало, – сказала я, – какого лешего ты явилась, я только начала привыкать и практически приняла судьбу, как тут ты сковородкой по чайнику – бац! Психика у меня, конечно, крепкая, но зависеть от каких-то высших сил сил нет, – меня совсем переклинило, впала в какую-то тавтологию. – Давай уже, как у всех нормальных попаданцев – пророчество там, задания, условия, что я должна сделать?

–Я не совсем понимаю, о чем ты. Делай, что считаешь нужным, но в ход истории не вмешивайся. Задавай вопросы, не теряй время.

–А что меня ждет, если я навсегда останусь в этом времени?

–Ты правда хочешь это знать? – удивилась берегиня. – В самом деле хочешь знать своё будущее? Подумай! Ведь даже врагу своему злейшему такого знания не пожелаешь. Хочешь знать, будешь ли счастлива замужем? Хочешь знать сколько у вас будет детей? А сколько их умрёт в младенчестве знать хочешь? И какие именно. Хочешь знать когда умрёшь и считать дни до этой даты? Пусть и очень нескоро, но ты будешь точно знать когда. Хочешь?

Меня передёрнуло. Вот уж действительно самое страшное проклятье – знать своё будущее. Знать своё завтра – полезно. Знать ещё и о своём послезавтра тоже неплохо, но не далее. Иначе и жить незачем.

Так о чём же спросить? Парадокс: очень хотелось задать вопросы, но категорически не хотелось услышать ответы на них. Берегиня печально улыбнулась.

– Поступай так, как подскажут тебе сердце и разум. В вере ты слаба, но и не мучайся с этим. Настанет время – сама к Богу придёшь. А пока... Многим, чтобы жить по совести, достаточно только совести, а многим недостаточно даже Бога. Живи, как живёшь, делай, что задумала. Не жди подсказки, решай всё сама, в случае чего только себя и вини. Вот и всё пожалуй. Хотя...примерно из твоего времени сюда занесло еще пять человек. Один сразу угодил в острог, там ему и место, другой в скорбном доме, и ему не помочь, а вот с остальными ты можешь встретиться.

–М-да, чтобы переварить информацию мне нужно выпить не один стакан ...чаю, желательно с коньяком.

Пока я раздумывала, берегиня растворилась в тумане. Эх, надо было спросить, кто остальные попаданцы-то. Пошла потихоньку к дому, надо выспаться, вторые сутки без сна. Насыпала мне эта берегиня соли на раны, как пел Добрынин. Так грустно стало. Захотелось обнять внуков, спросить как дела у детей, даже услышать жалобы мужа на поясницу.... Но я здесь и сейчас! А следовательно буду делать все, что от меня зависит для того, чтобы уберечь как можно больше людей и навредить врагам.

Следующий день был хлопотный, пока выпроводила, то есть проводила графское семейство, последние нервы вымотала. То подушек им в карете мало, то провизии на всю дорогу не хватит. Потом провели со Степанидой ревизию оставшихся запасов, а вечером устроили совет. Андрей доложил, что мужики готовы уйти, потому что поляки осмелели и открыто говорят, что вот уйдет майор и они нас из усадьбы выкинут, короче, бунт готовят. Вот как. Другого и ждать не стоило.

–Да только семьи свои никто бросать не хочет, придется всех уводить, барышня Акула, – добавил Степан, – и делать это надо тайно, не в один день.

–Понятно. Предлагаю начать сегодня же ночью, – резюмировала я, – переселение, постройку землянок и схронов. Вот только тяжело женщинам с маленькими детьми в лесу жить будет.

–Да уж не тяжелее прежнего, – хмыкнул Андрей, – а вот нам они сложностей зададут.

Я задумалась. Снарядить еще один обоз? Опять просить Бельмондо, согласится ли он помогать крепостным? Да и как их встретят на наших землях, а если беглыми сочтут? Ладно, будем обустраиваться в лесу, а там видно будет.

Следующие дни я каждый день выезжала в лес, мы со Степаном нашли отличное место – речка делала изгиб образовывая полуостров, там и решили копать землянки. Немалых усилий стоило мне убедить крестьян, что в лесу нечего опасаться, и что армия неприятеля гораздо страшнее.

В последний день перед отъездом Жан-Поля Де Бельмонтра у нас состоялся разговор.

–Николь, – он протянул мне листок, – здесь я написал, как найти мой дом в Париже. Если со мной ничего не случится я вернусь за вами сюда после заключения мира, – дипломатично сказал Жан, – ведь вы останетесь здесь, раз не захотели уехать с графом?

–Я останусь здесь, – ответила я, убеждать и рассказывать о ходе военной компании, которая задумывалась Наполеоном как увеселительная прогулка, а закончилась позором я не считала нужным. – А вы обещайте мне беречь себя, Жан.

–Я офицер, – пожал он плечами, – долг превыше всего, а там уж как будет угодно Богу. Но я верю, что любовь к вам убережет меня и вы станете моей женой, а потому позвольте подарить вам это, – майор протянул мне старинное кольцо, тяжелое с вставленной в оправу камеей, – это семейная реликвия. А если я не вернусь, то прошу вас, Николь, поезжайте в Париж, моя семья с радостью примет вас, даю вам слово. Я написал домой о том, что встретил самую прекрасную женщину на земле.

–Не говорите так, Жан. Вы вернетесь живым и здоровым.

Я поцеловала его прямо с губы, сам бы он не решился. На том и расстались. Я всмотрелась в камею, портрет римского патриция был очень похож на Жан-Поля...

Не успела улечься пыль за удаляющимися французами, как ко мне с безумными совершенно глазами подбежал Федот.

–Барышня, тама, тама...

–Твою ж налево, – выдохнула, – какая еще тама-тама, Федот? Докладывай четко, без твоих преувеличений и упоминаний нечистой силы!

–Чаво?

–Говори как есть!

–В трактире Козьмы Кривого мужик пришлый объявился. Крушит все подряд, наши пошли его убивать.