Текст книги "Две Лисы для Изначального бога (СИ)"
Автор книги: Яна Оса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
7.3 Шутки в сторону
Ричи
Нельзя привыкнуть к боли. Но есть те, кто не чувствует боли. Это очень редкая генетическая аномалия у людей. По имеющейся статистике (которая, по вполне очевидным причинам, крайне невелика), средняя продолжительность жизни таких нечувствительных существенно ниже среднего показателя.
Вот и с субъектом, который управлял стройкой пришельцев было не все просто.
Ёкаи помогли достать из империи, в которой жила Кицунэ антидот. Поэтому пожилого раба мы накачали этим веществом и оставили на попечение одной из девушек.
Он правда очень удивлялся ее виду. Видимо с племенем ёкаи доводилось знакомится не всем, либо память о них затерли у обычного населения.
Прораба тоже напоили антидотом. Но никаких изменений в ругательствах, которыми он сыпал на двух охранников за пол дня не обнаружилось.
– Может он доброволец или идейный, – размышлял я вслух, наблюдая за ним из темноты.
Когда он уж слишком сильно начинал верещать и бросаться в их сторону, один из охранников давал ему в лоб, отбрасывая того к стене на выделенное ему ложе.
Было ощущение, что удар этот великан воспринимает как щелбан, потому что он поднимался и как ни в чем не бывало начинал словесную атаку снова.
Но состояние кожи на лбу говорило о том, что охранники бьют в полную силу и если не прекратить, то может треснуть его череп.
– Пытать, – не вариант.
Почесал макушку, обычно боль развязывает языки почти всем.
Пугать его тоже проблематично, если он видел своих хозяев вживую. Он даже бровью не повел в сторону цербера, когда тот медленно прошел мимо. Скосил на него взгляд и опять принялся изливать раздражение на охранников.
Психологическое воздействие или манипулирование, что-то говорило мне, что и эта технология ведения допроса потерпит фиаско.
Может попробовать его попытать музыкой? И где прикажете искать музыкантов?
И тут меня озарило, повернувшись к Мынашу, который полировал свой трезубец, я начал издалека.
– А скажи-ка мне друг мой, тебя кто в детстве учил музицировать?
Мынаш поднял на меня взгляд, подумал немного и произнес – на арфе меня учила играть мама.
– Тогда я хочу, чтобы ты помог разговорить одного не очень хорошего человека и кивнул в сторону пленника. Устроим для него концерт классической музыки.
Я видел сомнение в глазах моего адъютанта. Наверное, он никогда не слышал, что музыкой можно кого-то пытать.
Да и я вспомнил о таком виде пыток только по причине буйного сквернословия нашего арестанта.
Вот безумно хотелось помыть ему рот с мылом. А воспоминание о том, как Мынаш скакал на кровати в обители Изначального, заставило рассмотреть этот вариант, как жизнеспособный.
Целительные свойства музыки известны давно. Существует даже понятие музыкотерапия – лечение с помощью музыки. В основе восприятия музыки находится воздействие на таламическую зону мозга, отвечающую за чувственные и эмоциональные восприятия. Гармонические музыкальные колебания через мозг дают мощный импульс всем органам и системам организма человека, вибрация звуков создает энергетические поля, заставляющие резонировать каждую клетку нашего организма.
Может получиться достучаться если не до ума, то до сердца, размышлял я, следя как Мынаш устанавливает массивную арфу.
Музыка неосознанно включает интуицию, производит своеобразную перезагрузку сознания. А это очень бы пригодилось. Для систематизации полученных данных, для выработки правильной линии поведения.
Мынаш понял меня дословно и решил, что просветлять нашего пленника самому не сподручно.
Участие в импровизированной концерте должны были принять еще его мать и сестра.
По такому случаю в пещеру начали подтягиваться зрители. И если соплеменники прознали о внеплановом концерте методом сарафанного радио, то люди, которые все прибывали и прибывали, явно были приглашены кем-то.
Бухтение из угла, в котором содержался пленник затихло. Скорее всего его тоже заинтересовало то, что намечается.
Я заметил, как один из ёкаи на вопрос арестанта емко ответил что-то про казнь одного упертого болвана.
По лицу этого болвана было видно, что он ничего не боится, и всегда готов.
Все же мои заключения о непробиваемости данного индивидуума были верными.
Злорадно ухмыльнулся, усаживаясь поудобнее. Посмотрим, как ты выдержишь этот концерт.
Мынаш начал со своего фирменного фавна. Его голос, окрепший после взросления, давал странный эффект в закрытом помещении, казалось, что он оглаживает присутствующих, заползает к ним в голову и приводит в состояние неги и покоя.
И я с удовольствием отметил, что и наш язык уселся на ложе и уставился в сторону Мынаша и арфы.
В проигрыше я явственно различил присоединившиеся звуки свирели и редкие удары барабанов. Я еще не видел их, но явно угадывалось, что этих хвостатые не обделены слухом.
А я, пожалуй, даже не выйду,
Моему появлению нет места.
Останусь – то ли был, то ли не был,
Фрагментом между тенью и светом.
Прикосновением ветра,
Как часы, у которых нет стрелок.
Здесь, чтобы напомнить о главном…
Послеполуденный отдых фавна.
– Ну да, ну да, – до классики Мынашу расти и расти. Но надеюсь, что более старшее поколение преобразует мою задумку в необходимое русло.
Завораживающие звуки арфы не могут оставить равнодушными никого. Глубокое, будто неземное звучание этого инструмента будоражит воображение и заставляет соглашаться с невероятными легендами её божественного происхождения. При игре на арфе часто используется глиссандо – быстрый перебор струн пальцами. При этом появляется целый каскад звуков, напоминающий искрящийся водопад.
И Мынаш выдал этот водопад.
Ближе всего это походило на Соло Николо Паганини. Экспрессивнее, жестче, – наш язык зажал уши ладонями, зато остальные приняли эту композицию на ура.
Акустика здесь была потрясающая, казалось, каждый щипок дергает в душе какую-то струну, заставляя замирать и тянуться за звуком куда-то ввысь.
Сестра, сменившая его качнулась немного к арфе и отправила пальцы в Токкату и фугу ре минор.
Может чуть– чуть модифицированную, но от этого не потерявшую своей притягательности.
Как не странно, но и наш подопытный отлип от стены, наблюдая за красноволосой исполнительницей. Он морщился на спокойных отрывках и замирал, когда арфа начинала убыстряться и рассыпать в пространство более тяжелые вибрации.
Кульминацией концерта стала феерия от матери Мынаша. Это было по истине восхитительно, слушать переборы струн, отсылающих душу к божественному просветлению.
Наверное, если бы наш арестант визжал или плевался – это было бы более предсказуемо, чем то, как он был загипнотизирован происходящим. Выражение лица и глаз говорило о глубинных процессах, происходящих на наших глазах.
Музыка арфы открыла дверцу в божественную сущность живущую в каждом. И даже несмотря на дикое сопротивление дикости физического тела эта сущность одержала верх.
После концерта, поздней ночью я стоял напротив управляющего.
– Что вы хотите знать? – его голос был усталым и немного обреченным.
– Что в шаре и зачем вы его закапываете?
Сульфиры
В бескрайнем космосе жили создания одного взрывного и безумно горделивого бога. Рождались на лавовых полях, куда откладывали яйца самки. Купались в энергии и температуре, впитывая ее и подрастая. А потом выползали на сушу. Постепенно их мягкое и текучее тело затвердевало в невероятную броню, и взрослая особь проживала оставшийся жизненный цикл в физически твердом мире.
И имели эти взрослые особи одну очень специфическую особенность. Поедая белковую жизнь некоторые из них, выделяли на своем теле жидкости, которые впоследствии одурманивали эту самую белковую жизнь. Именно ее затем пожирали самки, чтобы отложить яйца.
Со временем вулканы истощили планету, она все больше охлаждалась и перед этим видом стало дилемме. Где высиживать себе подобных. Вопрос времени – начать завоевание окружающего пространства.
Горячая планета в их планетарной системе была одна. Ближе к звезде. Какое-то время они отправляли на нее свои яйца и с большим трудом забирали подросшее потомство. Но затем на планете закончилась белковая жизнь. И теперь уже взрослые не были в состоянии отложить кладку.
Им удалось попасть в соседнюю систему. Богатство животной жизни и вулканический пояс идеально подходили, но данная форма жизни решила не допустить случая с Альма матер. И начала экспансию.
Шар – герметическая капсула с яйцами, которые нужно поместить в вулкан. Верховные жрецы – разведчики, которые ищут планеты и на которые по маяку прилетает один единственный корабль. Он опустошается и на нем летят дальше эти разведчика. А колония развивается сама по себе.
С нашей планетой им не повезло три раза. Сначала потерпел крушение корабль разведчиков, и они не все добрались в спасательной капсуле. Только две особи могли преобразовывать плоть в наркотический транквилизатор, с помощью которого порабощалась белковая жизнь планеты. Остальные шестеро имели специализацию охранников– убийц.
Во-вторых, им не повезло, что на первом этапе недостаток секрета желез спровоцировал людское сопротивление. Изначальный бог был силен и сопротивление заставило затаиться. Правда часть недо скорпионов погибли.
И в-третьих, когда они решили вызвать корабль с колонистами раньше, чем имели хоть какую-то силу.
Корабль подбили. До планеты долетел только шар с яйцами, и, хотя его направили точно в сторону действующего вулкана, тот, как будто слушаясь чьей-то команды ушел к центру планеты, оставив после себя остывшую воронку.
Он поднял на нас глаза. Вздохнул и продолжил:
Им нечего терять, и, в сущности, все говорит о том, что за скалой, до которой дорыли котлован, лава. На достижение этой цели они бросили все ресурсы.
Осталось взорвать и после повышения температуры, скорлупа на шаре откроется и яйца посыплются в природный инкубатор. И даже то, что вы меня выкрали не отсрочит неизбежного.
– Когда? – выдохнул ему в лицо, всматриваясь в странно подернутые тьмой глаза.
– Судный день – послезавтра. Скоро должны приехать оставшиеся три скорпиона и привезти для закладки взрывчатку. Шурфы под нее проложены.
Не известно, чем помазали этого человека, но действие отмены данного препарата плохо сказалось на его огромном теле. Чернота из глаз переползла на кожу, распространяясь по лицу.
– Сыграйте мне на арфе, – попросил он. Я хочу увидеть божественный путь, чтобы уйти за грань без мучений.
И Мынаш снова вернулся к инструменту и под сводами пещеры зазвучала мелодия, переборы которой казалось открывают божественные врата. Малость, которую подарили умирающему врагу, но все же человеку.
8. 8.1 Как познакомиться с хозяином диковинных животных
Хули-цзин
Башня, из которой я вывалилась высилась на очередном холме. В первый момент в сгустившихся сумерках мне показалось, что меня выбросило у Белой горы. Но затем я уловила такие притягательные запахи тропиков, рассмотрела гладь воды немного дальше и только непонятные звуки, которые приближались с двух сторон не дали насладиться созерцанием пейзажа.
Из плотных зарослей – похоже, что аналога бамбука, выскочили две огромные псины. В полтора раза больше Сэма, с такими же странными мордами. Они затормозили в трех метрах от меня, сели и уставились ожидающе.
– Меня зовут Ликиу, – помня краткую памятку о правилах поведения с этими существами представилась сразу же.
Две головы повернулись, рассматривая меня пристальнее.
– Мне помог сюда попасть – хаотически начала рыться в памяти вспоминая полное имя жабо-пса, – Семь Тю Монель? Нет, не так, – поправила лиса, которая что-то такое чувствовала в этой живности, что заставляло ее быть собранной и чопорно благочестивой.
– Мне открыл дверь Семтюрмонель – выдохнула с облегчением.
Две головы наклонились в другую сторону.
– Они что, издеваются? Им что недостаточно информации?
– Я – оборотень, – выдала уж совершенно личную информацию.
– Ты должна показать, что пришла с открытым сердцем и доверяешь им, – всплыли в памяти слова Тамары, – куда уж больше.
Две головы выдали такой звук, который выдавала сигнализация, когда снимала ее со своего автомобиля.
Кажется, это было в прошлой жизни. Или во сне.
Одна из двух развернулась и потрусила в заросли. Вторая дождалась, того, что я правильно поняла необходимость следовать в том же направлении, пристроилась сзади.
Хоть бы не сломать шею на неизвестной местности. С момента, когда Ричи открыл свою башню сила второй ипостаси давала человеческому телу дополнительные опции, но все же под пологом бамбуковых стеблей царила почти непроглядная тьма.
Задний конвоир квакнул и в воздухе зажглись светлячки, делая тропу похожей на туннель со сказочной иллюминацией.
– Поторопись, Ликиу, – прошелестело в голове, – они будут светить не долго.
Спустившись с холма, миновав рощу и приблизившись к воде, я рассмотрела покачивающуюся лодку.
– Тебе туда, – две охранницы не прощаясь исчезли в наступающей ночи.
Ближе всего лодка напоминала каное. Устраиваясь в ней, я пошарила на дне, в поисках весла.
Взялась обеими руками за борта, собираясь вернуться на берег, когда лодку как будто дернули за нос и я от этого толчка приземлилась на пятую точку.
Слабый ветерок и шуршание днища о воду говорили о достаточно большой скорости данного плавсредства. Оглянувшись назад с удивлением, отметила, что никакого острова сзади не видно. А вот впереди из туманной дымки вдруг неожиданно возник грот, в который как на веревке заскочила лодка. Небо закрыл потолок и постепенно он начал мерцать мириадами звезд. Откуда-то вспомнилось, что такое свечение обуславливают личинки грибных комаров, которые делают нити, с помощью которых ловят еду.
Взрослые особи «грибных комариков» ничем не примечательны, и представляют привычных для нас кровососущих комаров. Но личинки Arachnocampa способны создавать целые «световые шоу», на которые съезжаются посмотреть тысячи туристов со всего мира. Пещеры Вайтомо тем самым становятся одним из многочисленных чудес Новой Зеландии на старой Земле.
Но не было времени предаваться ностальгией по прошлому. Лодка уткнулась в белоснежные ступени, спускающиеся в воду.
Я не успела выйти, из покачнувшейся лодки сама только потому, что из-за ближайшей колоны к воде вышел мужчина.
Протянув мне руку, помог переступить разделяющую полоску воды.
И я утонула в мерцании его глаз, отмечая где-то на периферии сознания, что жизнь исполосовала его лицо шрамами и отметинами, но эти следы не делали его уродливым, а наоборот, добавляли в его образ харизму.
– Я, так понимаю, что один из моих подопечных решил обеспечить вам ночевку в питомнике.
Его голос, завораживал, так бы и слушала, поэтому несколько запоздало, ответила:
– Простите, за внезапное вторжение, но Семтюрмонель открыл дверь, не спрашивая у меня.
– О!
И столько в этом О, было смысла, глубины и еще чего-то ускользающего, что я решила простить ему такую краткость.
Его звали Баирон, почти как цыганский барон, потому что волосы у него были насыщенного фиолетового цвета, а значит он принадлежал к этому вольному народу. А может как Байрон, потому что, как и древний поет, он рассыпал вокруг себя стихотворные строчки от которых таяло сердце.
Не вспоминай тех чудных дней
Что вечно сердцу будут милы, —
Тех дней, когда любили мы.
Они живут в душе моей.
И будут жить, пока есть силы —
До вечной – до могильной тьмы.
Он мило извинялся, что не ждал гостей, но все же пригласил в свою берлогу, которая обнаружилась на склоне прекрасной долины. Этот остров был питомником по разведению псисов. Этих милых жабо-псов.
Предложив разделить с ним поздний ужин, он был удостоен самой горячей благодарности с моей стороны. Рыба, обжаренная на углях и салат, сдобренный каплей масла и посыпанный сыром и множеством орешков и семян, были встречены мной на ура, а бокал вина, который предложил хозяин утащил мои мысли куда-то не туда.
Где-то там далеко остались проблемы и заботы, а здесь и сейчас мое сердце стучало как сумасшедшее, когда его губы произносили очередные поэтические строки.
Темы для разговора не заканчивались, за вином последовал чай, затем фрукты, потом мне предложили уникальные сладости и снова чай.
Мне все время хотелось спросить, почему он здесь один, ведь его берлога точно говорила о том, что он одинок. Почему такой харизматичный и не старый мужчина коротает свои дни вдали от всех.
Но я все откладывала этот вопрос, потому что с его подачи вспоминались самые смешные случаи из жизни.
Из моей и из его.
Когда небо начало розоветь, мы оба с ужасом осознали, что нужно прощаться.
Стоя на ступеньках грота, я чуть не плакала.
Почему так мало, ведь кажется, что я знаю его миллион лет и весь этот миллион сумел втиснуться в одну ночь.
Прощаясь, он целует кончики моих пальцев, а в глазах, в его глазах плещется безумное желание большего.
И неведомое завтра толкает меня в спину, и я делаю шаг к нему ближе.
– Баирон, – тяну его имя, как патоку, лаская каждый звук языком по нёбу.
Он смотрит на мои губы, не отрываясь, мерцают его глаза, он отпускает мои ладони.
Я приподымаюсь на носочках, а он, слегка качнувшись, притягивает мою голову положив ладонь на затылок и накрывает мои губы своими губами.
И мы сближались все тесней,
Уста к устам, весь мир забыв,
Чтоб умереть в одном лобзаньи!
И сердце взрывается, замирает на несколько секунд, а затем срывается в безумный спринт.
– Ликиу, – отпускает он мои губы, выдыхая мое имя.
И в эту секунду я ощущаю каждой частичкой своего тела, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы вернуться к нему.
– Буду ждать, – доноситься до меня, когда лодка покидает своды грота.
А я не могу успокоить стучащее сердце, прижимая пальцы к губам, ощущаю наш поцелуй где-то далеко внутри, такой сладкий и пьянящий, что хочется плакать и смеяться одновременно.
Возвращение в резиденцию, возможно и не то, чего я хочу, но это как на работу, или как выполнить подневольный контракт.
Сэм сопровождает меня к моему жилью, тихонько захожу в комнату. Тамара ждет.
Пол ночи во дворце искали сначала начальницу, потом, убедившись, что она по-другому пахнет лазутчика. Сэм не брал след, останавливался в месте, где взорвался световой шарик, и возвращался к крылу Верховного жреца.
Бомбочка оглушила его, и жрецы спешно отбыли из резиденции в неизвестном направлении. Только ближе к утру все угомонились, и сейчас как раз самое удачное время уйти.
– Уйти совсем.
Я забросила в тележку свой рюкзак. Осела сломанной куклой и Тамара, надев личину, покатила тележку к воротам.
Миссия в резиденции выполнена, хотелось верить, что я сделала все возможное, и полученная информация чего-то, да и стоит.
Сонные охранники пробубнили в спину что-то нелицеприятное про бабскую натуру, но Тамара даже не остановилась.
Оживление, которое сопровождало каждое утро, заставляло ее торопится.
Информация ценна тогда, когда она получена вовремя. А по ощущениям, времени оставалось все меньше и меньше.
Тамара вешает на дверь табличку – приема нет, оставляет меня одну.
– Сиди тихо, я скоро вернусь и тогда мы позавтракаем.
Я устраиваюсь на софе, и, прежде чем провалится в короткий сон, провожу по зеркалу.
И почти сразу же отвечают и Ричи и Кицунэ.
Если не знать, что мы попали сюда вместе, то последний месяц наложил на каждого из нас свой отпечаток.
А еще, каждый чувствует себя мобилизованным.
Ричи, однозначно привык командовать, его отчет короток и по существу.
Так мало времени, – сама не понимаю, как эта реплика вырывается из меня.
Кицунэ кусает губы, – её неожиданно отодвигают в сторону, и мы с Ричи рассматриваем очень злого мужчину.
Кажется, в нашей компании появился еще один генерал, по крайней мере точно и кратко излагать факты, это способность офицера из высшего эшелона.
И все сводится в точку Б. В башню, которая вылезла из земли, отозвавшись на магию копья Яри.
Это самый быстрый способ прибыть к месту, где решается судьба мира. Но ёкаи не знают, как пользоваться этими башнями, и единственное живое существо, которое открыло вход в эту башню, это Сэм.
– И хранитель, – сообщает Рэн.
– Меньше слов, больше дела, – прощается медведь, а я округляю глаза, как только снова появляется Кицунэ.
– Потом, – складываются губы в беззвучное слово.
Я демонстрирую ей поднятый большой палец.
– До встречи, дорогая!
– До встречи!
8.2 Делай добро и бросай его в воду
Кицунэ
– Это как «пила», например: она может быть ножовкой, циркулярной, лобзиком, бензопилой… но все равно оставаться пилой.
– Или рыбой!
И не поспоришь, – подумала Мияко, вспоминая один очень давнишний разговор с профессором колледжа.
А еще это может быть глаголом. Потому что пила, это вопросительная форма глагола пить.
И пила я вчера много. Что бы снять стресс и для профилактики простуды – ведь вода в источнике была холодной.
Пила вино, отжатое у хранителя, потом в домике мадам Ми предложила научить готовить грог и тоже пила. Потом Ми пригласила меня в ресторацию – продегустировать горячий имбирный лонг. Напиток, который подавали холодными осенними вечерами.
А потом она вспомнила, что на соседней улице подают лонг вишневый.
А на другом конце города – травяной.
После какого из них я оказалась на руках у злого Рэна я уже и не упомню.
И поэтому на его вопрос – чего пила? – мне хотелось не отвечать, а спрятаться под одеяло.
Мне и самой страшно было признаться, что этот загул связан именно с ним. Что раздрай в душе толкает на необдуманные поступки и заставляет глушить доводы разума алкоголем.
Доводы разума и притяжение. Сумасшедшее притяжение к этому мужчине. Физически тянущее в сторону, где он находится и ослабевающее только при его приближении.
– Зачем ты мазала всем посетителям таверн и рестораций лоб антидотом? – видимо он уже не первый раз задавал этот вопрос за сегодняшнее утро, и только теперь мне дошел смысл вопроса.
– Я?
– Ты. И еще убедила маму помогать тебе.
– Владычицу Морскую? – зачем-то переспросила я, пугаясь услышать подтверждение.
Память подбрасывала мне картинку, что на каком– то этапе нашего вчерашнего приключения нас стало трое, и третья в нашей компании не могла же быть его матерью.
Мужчина закрыл глаза, выдохнул, посмотрел на меня и как с ребенком продолжил.
– мадам Ми – помнишь?
Облегченно закивала, поражаясь что комната не кружится и моя голова – не бедная.
– А про Изначального зачем рассказывала? – опять спросил он, не дождавшись ответа на первый вопрос.
– Я? – теперь уже ужаснулась.
– Нет, мадам Ми, – раздраженно ответил он.
– Фух, а я уж подумала, что я.
Он застонал, это было прикольно, играть на чувствах и чувствовать, как его злость растворяется и по комнате начинают порхать горяченькие флюиды. И под одеялом становиться жарко несмотря на то, что на мне нет совершенно ничего.
– Ты что, – рычу, глядя ему в глаза, – меня раздевал?
– Я? – теперь уже Рэн включает дурака. По глазам вижу, что его забавляет мое негодование. А еще ему нравится, как краснеют мои щеки.
– Я не смог вовремя остановиться, – вздыхает покаянно.
– Вовремя? – кажется я мигом охрипла, представив наш первый раз в бессознательном состоянии моего тела.
– Ну да, пока все не снял, не остановился.
– И все? – с затаенной надеждой спрашиваю, покусывая нижнюю губу.
Кажется, это не проходит мимо его внимания. Его взгляд не отрывается от губы и зубов, закусывающих ее.
– Все, – хриплые нотки в голосе обжигают тело под одеялом. Иголками мятной свежести.
В комнате начинает благоухать голубой лотос, и мне кажется, что ничего уже не сможет остановить несущихся друг к другу сердец.
Ан нет, зеркало тинькает, устанавливая связь с моими побратимами.
Я хватаю его, выставив из-под одеяла руку. Упаковываясь в кокон, похожий на гусеницу, отвечаю на вызов.
Кажется, Рэн перестал удивляться с момента, как превратился в Морского Дракона.
Разговаривающее зеркало, – и что удивительного?
Действительно, чему еще удивляться в этом мире, если уж ты сам – существо настолько не реальное и мифическое, что впору идти к психиатру.
После сеанса связи каждый переваривает услышанное. Я благодарна мужчине, что он отошел на другую сторону комнаты. Слишком пьянит его близость, электризует пространство, между нами, поднимает волоски на руках и всячески притягивает.
Малодушно хочется поддаться этому притяжению и утонуть в обещанной эйфории, страсти и любви.
И только лиса обиженно тянет внутри – а как же битва и без нас?
Действительно, как же без нас. И под НАС, я подразумеваю отнюдь не тех, кто сейчас находится в комнате, и не тех, кто ждет внизу на кухне мадам Ми.
Рэн отмирает и гладя мне в глаза произносит.
– Ну что ж, я должен признать, что вчерашний твой проступок предстает в совершенно ином свете. Возможность достучаться к жителям города сегодня гораздо выше, чем вчера. И антидот, и твои сказки про Изначального помогут привлечь в наши ряды дополнительные руки и головы.
Он с сожалением отступил в сторону двери.
– Мы ждем тебя внизу, поторопись, нам нужно узнать у хранителя, как максимально быстро перебросить наших сторонников к башне Ричи.
Почему именно сейчас, я чувствую то же самое, как на балу в Зимней сказке.
Обостренный инстинкты лисы чувствуют приближение чего-то грандиозного.
Достаю с дна рюкзака упаковку с кимоно с того судьбоносного бала и поглаживаю его. Верю, что смогу покрасоваться в нем перед своим змеем, но сегодня отправлю его туда же. На самое дно. Может это и не позволительная роскошь носить его везде с собой, но я не могу расстаться с ним. Одеваюсь, перебирая вещи, аккуратно сложенные в стопочку. Осознание того, что меня раздевали руки отнюдь не постороннего мужчины приносят очередную порцию эндорфинов.
Спускаюсь уже полностью уверенная, в этот дом мы вернёмся не скоро.
В столовой шумно, соратники Рэна, не знакомые мужчины и женщины, получающие приказы и рапортующие о чем-то.
Меня утягивают в сторону кухни.
– Я вижу, что ты готова, – окидывает меня пристальным взглядом. Остановив его на катане, удивленно смотрит в мои глаза.
– Вот прямо сразу в бой?
– А вдруг без нас все кончиться.
– Не кончится.
Я вижу, что ему не хочется брать меня с собой. Вспоминаю, как он не хотел оставаться в этом мире после оборота и пытался утащить меня за грань в источнике.
Протягиваю свою ладонь и вкладываю в его. Смотрю в его глаза и говорю – Ты же знаешь, что я не уйду?
– Знаю, – выдыхает он и крепко обнимает, утыкаясь носом в макушку.
Не выпуская моей ладони, тянет в сторону тайного хода.
– Слишком мало времени, – подгоняет себя, спеша в сторону подполья хранителя.
И я соглашаюсь. Прокручиваю в уме все, что знаю и что видела в этом мире, неожиданно замираю, уже практически перед входом в кабинет старичка.
Воспоминания с болот взрываются запахами и вкусами. Это воспоминание приносит уверенность, что в этом мире точно есть те, кто использует башни и может помочь.
Кто там говорил, что нечисть нельзя заставить помогать? Заставить может и нельзя, а вот попросить.
И я жмурюсь в предвкушении.
И ловлю на себе испытующий взгляд моего мужчины.
Возвращаю лицо на место, а я что, может у меня тараканы в голове.
Он вздыхает и пропускает в кабинет первой. Не поверил. Однозначно он понял, что я что-то замыслила. И такая подозрительная понятливость несколько напрягает.
Вообще сноровку утратила.
Стол хранителя завален манускриптами.
Вот сейчас точно пригодился бы кто-нибудь из племени ёкаи. Смотались бы в библиотеку храма Изначального.
А пока мы втроем склоняемся над тем, что нарыл в манускриптах старик.
Теперь я понимаю, что те, которые мы держали в руках на Белой горе, были еще не самыми старыми.
Вот почему он живет так глубоко под землей. Казалось, что разложенный манускрипт рассыпиться, если кому-то придет в голову чихнуть.
Даже будоражащая меня способность без проблем читать и понимать языки этого мира, в этом случае сбоила. Отдельные символы были знакомы, но остальной текст был похож на абракадабру.
Хотя нет, вот этот рисунок уж очень напоминал спираль ДНК.
– Ничего себе, вот это что сейчас я рассмотрела?
И хранитель поведал о способах путешествовать между башен первородных.
Ключом служил артефакт. Его использовали те, в ком не было ДНК первородных. Его вручали жителям планет, с которыми первородные подписывали мирные договора. И, соответственно, они могли провести через башни любое количество людей, достаточно приложить артефакт к считывающей пластине.
Как выглядел артефакт и можно ли найти его в этом мире хранитель не знал. Информация про артефакт была записана в другом манускрипте, который не сохранился. В этом же речь шла о ключе, содержащемся в самой ДНК существа, которое является потомком первородных.
– Универсальная отмычка, – непроизвольно вырвался комментарий на его информацию.
– А Рэн не сможет открыть?
– Только обратившись Драконом. Но этот козырь нужно держать в тайне. До последнего. – ответил хранитель.
И все вышеперечисленное подводит нас к следующему – нужно поискать в сокровищнице императора, возможно в ней хранится такой артефакт, либо идти на поклон к водяной нечисти. Если есть башня на территории дворца, то в пруду точно обитает какая-нибудь козявка.
– Так может не будем светиться и позовем ее у волшебного источника? Вы же говорили, что там раньше был подземный туннель к озеру с Голубой башней.
– Был, – согласился хранитель.
– И как звать будешь?
А я вдруг вспомнила певицу-болотницу. И ее песню вспомнила, и то, как болотный народец под нее отплясывал и зажигал.
– Помнишь, – обратилась к Рэну, – я тебе говорила, что петь могу?
– С трудом, но припоминаю.
– Ну тогда пришло время послушать, только слушать будешь Морским Змеем, и закроешь выход, если кто в нашу ловушку сунется.
– Собой? – то ли удивленно, то ли негодующе переспросил Рэн.
– Да, дорогой, своими чешуйчатыми кольцами, и смотри, не упусти, другого шанса у нас может не быть.
