Текст книги "Повтор (СИ)"

Автор книги: Яна Каляева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 1
Управление гневом

– Что еще произошло за неделю? – спрашивает психотерапевт. – Были другие эпизоды проживания гнева?

Припоминаю:

– По мелочи разве что. Во вторник мент один зарвался… в смысле сотрудник полиции некорректно общался с моей сотрудницей. Им там многим не нравится, что Леха заключил с нами контракт на экспертные услуги, вот они и самовыражаются кто во что горазд. Этот майор в понедельник до слез довел женщину – она когда рассказывала, мне прибить его хотелось. Вот я на другой день с ней и выехал…

– Поведение этого человека вызвало у вас гнев?

– Поначалу вроде и нет, он при мне на рожон не лез. Я уже решил, что зря выехал… может, раньше я бы его как-то спровоцировал, чтобы с полным правом поставить на место. Но потом подумал, что мне не обязательно злиться, чтобы установить нормальные рабочие отношения. Просто отвел его в сторонку и популярно объяснил, что к моим сотрудникам надо обращаться на вы и по имени-отчеству, правила поведения на месте преступления корректно доносить в доступной форме, а в случае возникновения проблем обращаться напрямую ко мне. Вроде мы друг друга поняли. Он вообще ничего такой мужик оказался.

Психолог внимательно смотрит на меня через очки в тонкой оправе – давно подозреваю, что стекла в них обычные. Его лицо не выражает никакой оценки.

– Как вы сами полагаете, Александр, насколько вам удалось проконтролировать гнев в этот раз?

– Ну вроде… нормально удалось, да. Хотя есть еще над чем поработать. Если бы он прямо при мне Ксюхе нахамил, я бы… не знаю… морду полицейскому при исполнении вряд ли набил, но наорал бы точно. Хотя, может, и леща влепил бы.

Чем хорошо работать с психологом – можно не пытаться казаться лучше, чем ты есть. Да, ты оплачиваешь это общение по таксе, поэтому глупо врать за свои же деньги.

К специалисту по управлению гневом меня затащила Оля. Она и раньше пыталась, но я уходил в отказ. Не то чтобы я презирал психологов и тех, кто к ним обращается. Однако считал терапию бесполезным занятием, развлечением для тех, кому некуда девать время и деньги. Как-то так представлял это себе:

– Чего вы хотите, пациент?

– Доктор, я хочу найти себя.

– Так вот же вы!

– Точно! Спасибо, вы мне очень помогли.

А тут еще и специалист по гневу… Меня будут убеждать сделаться терпилой, вечно подставляющим вторую щеку – причем за мои же деньги? Как бы мне ни было дорого Олино хорошее отношение, на такое я подписываться не собирался.

Но из последней северной командировки я вернулся как пыльным мешком стукнутый. В человека, которого мы должны были защищать, стрелял не я, но все равно это было на моей совести. Понятно же, кто всю жизнь служил Олегу ролевой моделью. А я вспышек гнева никогда не гасил, наоборот, гордился ими – я же плохих людей наказывал за плохие поступки, право имел…

Я увидел свой способ действовать в другом человеке – и ни к чему хорошему это не привело. Пришло время признать, что я нуждаюсь в профессиональной помощи.

Однако специалист по гневу вовсе не пытался убедить меня стать терпилой. Он начал с того, что гнев – это нормальная и ценная реакция здорового организма. Проблемы начинаются, когда гнев управляет человеком вместо того, чтобы человек управлял гневом. Древние паттерны «бей или беги» плохо работают в условиях сложной социальной жизни. Не существуют волшебной таблетки, позволяющей управлять гневом, но есть упражнения и техники по развитию осознанности и самоконтроля.

Нельзя сказать, что через месяц регулярных сеансов я перестал раздражаться, и дать кому-нибудь в дычу время от времени хотелось. Но постепенно я привык осознавать эти желания, подвергать их критике и так ими управлять. Выяснилось, что не такой уж я неудержимый мачо, если выкинуть из головы установку, что я обязан им быть.

– Как вы оцениваете свой опыт работы с гневом на этой неделе? – спросил психолог.

Оля подобрала правильного спеца – она вообще здорово разбиралась в людях, в особенности во мне. Много я слышал историй о психологах-недоучках, считающих себя кем-то вроде гуру. Этот же дядька никогда не оценивал меня или мои поступки – не осуждал и не хвалил. Он только задавал наводящие вопросы. Иногда мне казалось, что я беседую, в сущности, сам с собой, но без соблазна соскочить с неудобной темы, не оставив себе возможности отвлечься на то, что вроде как в моменте выглядит важным.

– Да так, обычный опыт… То есть я не косячил, но ведь и проблем-то серьезных не было.

– Что же, – психотерапевт чуть улыбается, и я смотрю на часы: время сеанса почти истекло. – Будем отслеживать дальнейший прогресс. Здоровья вам и душевного равновесия!

Спускаюсь на первый этаж к актовому залу – Оля сегодня читает лекцию по биологии. Занятие уже должно было закончиться, но, в отличие от моего психолога, Оля не отрабатывает расписание минута в минуту. Мы сейчас в доме культуры, облюбованном «Детьми Одарения». Забавно – давно ли я считал их сектой и подозревал во всех смертных грехах, а сейчас сам участвую в их мероприятиях. Человеку непросто признавать свои ошибки, но в конце концов я посмотрел правде в глаза: никаких незаконных или этически сомнительных делишек за «Детьми» не замечено. Правда, никаких мало-мальски значимых исследований природы Одарения – тоже. Впрочем, это не только к ним относится. Созданы десятки исследовательских институтов, работает хренова туча лабораторий разной степени секретности, миллионы и миллиарды во всех валютах мира попилены на грантах – а воз и ныне там. По существу мы знаем о Дарах ненамного больше, чем 18 декабря 2028 года. Один наш Кукловод чего-то мутит в своих мрачных подвалах, но чего он-она-оно добивается и, главное, как – мы не знаем. А учитывая, что ловить этого психопата поставили даже еще более отмороженных психопатов – так, наверное, и не узнаем.

Пора, видимо, смириться с тем, что никакой эффектной развязки у всей этой истории не будет. В какие только даты ни ждали Повтора – а он так и не случился. Носители Дара тем временем умирают – кто-то из-за эксцессов, связанных с Одарением, но большинство по вполне себе естественным причинам. К началу двадцать второго века Дары сохранятся только у горстки выжившего из ума старичья, а потом Одарение и вовсе отойдет в разряд исторических курьезов, так ничего глобально и не поменяв в человеческой истории.

Одним из самых заметных последствий стал резко выросший интерес к природе человека; чтобы понять, как работают Дары, надо разбираться, на чем они, собственно, работают. Я сперва скептически отнесся к тому, что Оля стала вести публичные семинары по биологии; однако актовый зал каждый раз едва вмещал всех желающих. Странно это – в двадцать первом веке посещать оффлайн-занятия, когда сеть полна текстов, подкастов и видео на любые темы. Но, видимо, людям все-таки нужно живое общение с подобными себе и никакой избыток контента этому не помеха.

Приоткрываю дверь, просачиваюсь и сажусь на ступеньки, чтобы не мешать – все кресла возле прохода заняты. Надеюсь, Оля уже заканчивает… нет, я-то без проблем подожду, а вот Оля ушла на работу в семь утра и оттуда сразу сюда; она не ужинала и не факт, что успела пообедать. Однако голос у нее бодрый, энергичный, заряжающий:

– Дофамин – важнейший источник мотивации, энергии, ощущения готовности к свершениям и радости жизни. Но, надеюсь, теперь вы лучше понимаете, почему дофамин – не гормон счастья, а гормон обещания счастья. Животное, если оно, конечно, не человек, не думает «Вот построю-ка я гнездо или соберу припасы на зиму, или установлю хорошие отношения с членами своей стаи – и будет мне счастье». Из всех животных только у нас это принимает форму мыслей; остальные делают всякие полезные штуки, потому что это заложено в их инстинктах и подкрепляется разными биологическими механиками, в том числе выработкой дофамина. Это как бы такое обещание: «достигни успеха – и будешь счастлив». Но что было бы, если бы это счастье длилось долго? Животное потеряло бы мотивацию перебирать лапками и просто наслаждалось бы собой, ничего не делая – а мать-природа такого не прощает. Потому за подъемом дофамина всегда следует спад. Мы его переживаем как упадок сил, ухудшение настроения, потерю интереса к тому, что только что казалось важным.

– То есть получается, наша природа не дает нам быть счастливыми? – спросила тетка со второго ряда.

Некстати вспоминаю анекдот:

– Подсудимый, зачем вы съели своего деда?

– Человеческие поступки – всего лишь побочный продукт случайной химии мозга.

– Полностью оправдан!

Оля энергично улыбается:

– Наша природа не дает нам стать счастливыми простым способом. Это любят обещать и гуру, и торговцы разного рода удовольствиями. Выплеск дофамина и эйфорию вызвать у человека не так уж трудно, вот только потом наступает откат, который приводит к депрессиям и иногда даже к трагедиям. Но есть и хорошие новости! Вы можете помочь себе сами, если будете относиться к себе бережно и осознанно, понимать, как вы устроены и что у вас как работает. Это непростой и небыстрый путь, но ведь каждый из нас у себя один. Об этом мы поговорим на следующих занятиях. Спасибо всем, что пришли сегодня!

Слушатели тянутся к дверям, оживленно переговариваясь; многие знакомы между собой, тут ведь не просто лекторий, а клуб по интересам. Оля освобождается не сразу – минут двадцать еще отвечает на вопросы, объясняет что-то, улыбается людям. Когда она подходит наконец ко мне, в ней еще ощущаются следы приподнятости, но усталость быстро берет свое.

Мы идем на парковку и садимся в наш верный фордик, чтобы ехать домой. Почти сразу встаем в пробку на светофоре – недлинную, но мучительно медленную.

– Как дела на работе? – спрашивает Оля.

– Дела идут, контора пишет… Возни с бумагами много стало, я уже второй шкаф для папок заказал. Зато в поля теперь не каждый раз выезжаю, наши с полицейскими понемногу притираются друг к другу. Хоть отчет на стену вешай: три рабочих дня подряд без скандалов и заявлений о неполном соответствии. Да, сегодня как раз третий день был…

Работа «Потеряли? Найдем!», по документам – ИП Егоров Александр, в последний месяц изменилась довольно радикально: Леха, который теперь уже не майор, а подполковник, подогнал нам жирный госконтракт на оказание экспертных услуг в сфере организации оперативно-розыскных и следственных мероприятий… тьфу, и в меня уже въелся этот полицейский канцелярит… Короче, мы теперь работаем на родную полицию на постоянной основе – и мои ребята, и сотрудники «Марии» по субподряду. Это оказалось довольно выгодно по деньгам, но на редкость муторно в плане писанины – я даже принял в штат свою сестру Наталью, хоть и зарекался работать с родственниками. Однако Натахин опыт службы юристом в государственных конторах оказался бесценен.

Рассказываю Оле:

– Вот приказ сегодня подписал об увеличении окладов на тридцать процентов… Здорово, конечно, когда заказы постоянно есть. Не надо тревожно прислушиваться к телефону – позвонит сегодня кто-нибудь или будем перебиваться с хлеба на квас, то есть покупать дрянные пластиковые скрепки вместо металлических. Но все-таки жаль, что у нас теперь мало собственных дел. Мы выезжаем, делаем то, что просят полицейские, оформляем бумаги и уезжаем. Раньше – даже когда мы чьи-то любимые фотографии или ключи от гаража искали – все равно были сами себе Шерлоки Холмсы. А теперь… винтики большой неповоротливой машины.

– Это называется – отчуждение труда, – улыбается Оля. – Я знаю финдиректора большой корпорации, который каждый свободный час посвящает раскрашиванию фигурок из какой-то игры. Ночами над ними корпит, потом руки от краски оттирает и понуро едет считать чужие миллионы. Казалось бы, и то и другое – работа, а какая разница в отношении…

Оля знакома с финдиректором какой-то корпорации… ничего об этом не слышал. Если вдуматься, я мало знаю о ее жизни. Спрашиваю:

– А у тебя как дела на работе и на учебе?

– Нормально.

Как давно она так отвечает на мои вопросы, отгораживается от меня этим «нормально»? Совсем недавно я не придавал этому значения – был, что называется, эмоционально вовлечен в другие отношения. Жена вроде не в претензии, и ладненько…

Это закончилось через три дня после моего возвращения с Севера. Самое странное – по инициативе Марии; пока я подбирал слова, чтобы сообщить о расставании, она необыкновенным своим чутьем сама все угадала. Не то чтобы меня перестало к ней тянуть, но после всего, что случилось, я понял – надо сосредоточиться на том, что по-настоящему важно.

Мы наконец-то прорываемся через пробку и въезжаем в исторический центр. Ярко освещенные соборы напоминают уснувшие космические корабли. Переливается вывеска ресторана – пошловатый туристический а-ля рюс, зато работает допоздна. Предлагаю:

– Может, тут поужинаем? А то я Федьке последние котлеты скормил…

Оля потирает виски:

– Было бы мило, но я устала очень, а надо к зачету по патологической физиологии готовиться… Не переживай, от голода не помрем, сварганю нам быстро чего-нибудь.

Оля отворачивается к окну. Не могу отделаться от ощущения, что это не просто усталость, а что-то глубже. Похоже, моя жена все-таки несчастлива со мной. Сколько раз я предлагал ей уйти с работы или хотя бы нанять помощницу по хозяйству – она всегда отказывается. Возможно, я знаю, в чем тут причина.

Мы очень любим друг друга, наша постель не остывает – но наши клетки так до сих пор и не сплелись в новую жизнь. Вроде и спешить некуда, какие наши годы, но, сдается мне, Оля переживает это тяжело. Ребенок – куча проблем и хлопот, конечно, но это будут наши общие проблемы и хлопоты.

Глава 2
Звони, если что

– Але, Сань, слышь, можно я сегодня скипану выезд? Зуб болит, аж трындец, вся челюсть раскалывается! – ноет Виталя в телефонной трубке.

– Нет, нельзя. Сегодня твоей выезд по графику.

– Ну Сань, ну это же жопа какая-то, а не график! Девять выездов в неделю! А у меня живот крутит, аж пипец!

Наш Виталя живет по принципу «кто не врет, тот никогда не спал с тремя бабами одновременно».

– Так все-таки зуб или живот?

Трубка обиженно сопит. Чувствую себя плантатором с хлыстом наперевес. Рядом негодующе гудят машины – на проспекте Ленина, как обычно, пробка. Хорошо, что я решил прогуляться на своих двоих, а то так же психовал бы сейчас.

– А может Ксюха меня подменить?

– Нет, не может. Ксения все выходные пахала, пока ты квасил.

– Упс… А ты откуда знаешь, что я квасил?

Тоже мне, бином Ньютона – что наш Виталя делает в выходные…

– А вот так. Дар ясновидения получил и теперь все про тебя знаю. За каждым шагом слежу. Так что приходи в себя и дуй на выезд.

– Ну Сань, ну можно мне разгрузить график хоть чутка?

– Раньше ты ныл, что заказов мало, теперь ноешь, что их много. Достал уже! Ноги в руки и на выезд.

Жму отбой. Вот жеж, раньше все жаловались, что работы мало, а теперь – что ее много, и даже увеличение зарплат в полтора раза не помогает. И зачем я столько плачу этим оболтусам, если они все равно несчастливы?

– Саня, привет.

Дважды моргаю. Прямо передо мной, возле витрины магазина дорогущей буржуйской одежды, стоит Алия – суперпсихолог из организации, с которой я не хочу больше иметь никаких дел сверх абсолютно необходимого.

Полное отсутствие спецэффектов всегда было любимым спецэффектом Алии. Одета она, как всегда, подчеркнуто простенько – жакетик и джинсики, волосы небрежно зачесаны набок.

– Привет и пока, Аля. Я же ясно сказал, что общаться ни с кем из Штаба не буду.

– А, да я же больше не служу в Штабе, – Аля строит легкомысленную гримаску. – Старый жук Юрий Сергеич всех переиграл и расчистил поляну. Меня выкинули на мороз после того, как мы все облажались на Севере. И не меня одну, Ветер сейчас на Дальнем Востоке тюленей обучает строевой подготовке, если тебе интересно.

– Нет, не интересно. Можете хоть сожрать друг друга, а меня в свою специальную олимпиаду больше не втягивайте. Счастья тебе, здоровья, хорошего настроения.

Обхожу Алию по широкой дуге, едва не наступив в свежую клумбу с тюльпанами – вот прямо до такой степени не хочется к ней приближаться. И плевать, что она не поленилась притащиться в наши перди. Ее проблемы – не мои.

– Олег тебе привет передает, – говорит Алия почти что мне в спину.

Резко оборачиваюсь – будто марионетка, которую дернули за ниточку.

– У Олега дела хорошо, – Аля смотрит на меня с самым невинным видом – словно не о брате моем говорит, запертом в полном психопатов Штабе, а о случайном общем знакомом, встреченном давеча в очереди в поликлинике. – Тренируется, участвует в совещаниях, чувствует себя важным и нужным. Это, между прочим, я наизнанку вывернулась, чтобы вас двоих отмазать, бра́тов-акробатов. Аккурат перед тем, как меня вышибли, доказала, что Олег не был проинструктирован насчет порядка получения приказов, а ты и вовсе действовал адекватно обстановке.

– И чего теперь? Ждешь, что я тебе в ножки кланяться буду?

– Я что, похожа на дуру?

– Даже не знаю, Аль. Вот ты говоришь, что тебя вышибли, а сама со мной разговариваешь среди улицы. Забыла, что меня слушают круглые сутки?

– Сейчас не слушают. Вернее, не слышат, – Аля достает из кармана жакета устройство, похожее на обычную павербанку с коротким шнуром. – Знаешь, как говорят в народе: на любую хитрую гайку болт с резьбой найдется. Эта штука транслирует в твой телефон обычный уличный шум. А у городских камер здесь слепая зона. Приехала я вот на той машинке с тонированными стеклами.

– Впечатляет. Прямо-таки шпионский боевик. Вот только зря ты развернула эту секретную миссию. Я с сотрудниками Штаба дел больше не веду – хоть с действующими, хоть с бывшими. Не люблю, знаешь ли, игры с предателями.

– Понимаю тебя, Саня, – Аля легко улыбается и убирает за ухо прядь волос. – И совершенно с тобой согласна. Со Штабом каши не сваришь, у Кукловода там явно агент на агенте сидит и агентом погоняет. Выходит, бороться с ним толком некому. Поэтому я тебя и нашла. Скоро Кукловод пойдет в атаку, Саня. В этот раз – по-настоящему.

– Опять вытащит каких-то страдальцев из подвала и погонит штурмовать атомную станцию?

– Ты так и не понял? Не нужна ему была та станция. Может, это для тебя обидно прозвучит, Саня, но даже взрыв реактора глобальной катастрофы не вызвал бы. Конечно, персонал станции пострадал бы, местность вокруг загрязнилась бы, много средств ушло бы на ликвидацию. Но это не тот уровень хаоса, чтобы менять судьбы мира. Это была разминка, отвлекающий маневр, дымовая завеса. Настоящая встряска еще впереди.

– Умеешь ты вселить оптимизм и уверенность в завтрашнем дне, госпожа психолог. Думаешь, еще много людей мучаются по подвалам?

– А почему «мучаются», почему «по подвалам»? Что, если все эти жестокости тоже были отвлекающим маневром – чтобы усиливать Дары не ломанулись все кому не лень? Вдруг на самом деле никаких особенных страданий не требуется? А теперь пристрелочные опыты закончены, и скоро сверходаренные пойдут на нас войной?

Ловлю себя на азарте, желании спорить, развивать гипотезы… Волевым усилием вспоминаю, почему решил выйти из этой игры. Может быть, милашка Аля и есть Кукловод, и в любом случае она ведет какую-то свою игру – наверняка паскудную. У таких, как она, игры всегда паскудные.

Усмехаюсь:

– Хорошая попытка, Аля. Но нет, твоей марионеткой я больше не буду. Свои обязательства перед Штабом я обозначил, а в ваши мутные дела не полезу. Пускай психопаты сами ловят психопата.

– Как знаешь, – Аля всегда со всем соглашается. – Хозяин – барин. Кстати, Саня, тебя не раздражает, что психопаты слушают каждое твое слово?

Хмуро пожимаю плечами. Тут Аля попала в точку, раздражает – это прямо-таки мягко сказано. Бесит нечеловечески. Телефон у меня все равно что браслет на лодыжке условно осужденного, пофиг что не закреплён – если я от него отойду, за мной тут же выедут и так просто уже не отпустят. Хотя всех преступлений за мной числится – я незаменим в борьбе со сверходаренными.

– Вот, привезла тебе сувенирчик, – Аля протягивает штуку, похожую на павербанку. – Подключаешь к телефону, давишь на этот переключатель… тут, сбоку… и прослушка слышит примерно то, чего ожидает услышать. Нейросеть быстро обучится на твоем обычном распорядке, потому ночью там будет храп или сопение, днем – фоновый шум и всякие обыденные разговоры.

– И что, прослушка не просечет, что ей шляпу подсовывают?

Аля закатывает глаза:

– Саня, я как бы не хочу тебя расстраивать, но не такая ты важная птица, чтобы бойцы невидимого фронта тебя вживую слушали по двадцать четыре часа семь дней в неделю. Сетка тебя слушает, алярм дает по ключевым словам и интонациям, плюс отчеты куратору раз в сутки. И та же сетка с парой модификаций – на этом устройстве. Нейронка знает, как обмануть нейронку.

Что это? Провокация Штаба? Но зачем? Штабу нужно мое согласие на сотрудничество, а после такой выходки они бы его лишились. Аля мутит что-то сама? Скорее всего. И это значит, что ее устройство работает. Не стала бы она говорить все это под прослушкой.

Беру прибор с протянутой ладони и убираю в карман рубашки. Лишним не будет.

– Вот и славненько, – улыбается Аля. – И ты, это, Сань, звони, если что. С другого телефона, ну да сам разберешься, не маленький. У меня простой номер – 1917. Любой русский человек это число помнит.

– С чего бы я захотел тебе звонить?

– С того, что Кукловод скоро сделает следующий ход. И ты не сможешь остаться в стороне. Тогда тебе понадобится моя помощь.

Как же мне осточертели эти игры…

– Можешь наконец сказать прямо, что ты знаешь о Кукловоде? Чего он добивается?

– Именно что знать – ничего не знаю, – Аля говорит с такой интонацией, словно мы обсуждаем погоду или пробки. – Я не он-она-оно, как бы тебе ни хотелось так думать. Однако кое о чем догадываюсь. Деньги, власть, слава, любовь – такая ерунда его не интересует; это все средства, но никак не цель. Есть, пожалуй, всего одна игра, которая может стоить свеч даже для Кукловода…

– Да хорош кокетничать! Говори уже.

– Только что ты ничего от меня не хотел, а теперь хочешь всего и сразу, Саня. Нет уж, умеренность – наш девиз. Когда ты узнаешь о Кукловоде что-то новое – тогда и поделюсь своими догадками. Ты сам достанешь материал, который позволит их опровергнуть или подтвердить, – Аля бросает взгляд на изящные наручные часики. – Ладненько, что-то мы заболтались. Мне пора бежать. Не пропадай, звони, если что.

Аля машет рукой и идет к машине. Давлю соблазн схватить ее за локоть и вытрясти все, что ей известно. Тут мне уже было бы плевать, что она – женщина, в игры она играет явно не в дамские. Однако что я ей сделаю среди бела дня, на центральной улице… Аля расчетлива, этого у нее не отнимешь.

Вот только я не хочу больше быть частью этих расчетов. Достало.

* * *

На прошлый мамин день рождения стул Олега на углу стола был пуст; теперь на нем восседает Федор, он и Оля стали частью большой семьи. То ли из-за этого, то ли просто из-за привычности отсутствие Олега не воспринимается так остро, как год назад. Да, я снова потерял младшего брата – и снова, по большому счету, по своей вине. Что ж, может, такова наша с ним судьба. Лезть из-за этого на стенку мне определенно надоело.

Главное, что мама не расстраивается. Во-первых, ее младший сын не пропал без вести, а занят на важной правительственной работе, откуда даже звонить может только раз в неделю. Во-вторых, у нас есть куда более актуальная тема для расстройства – моя племяшка Юлька завалила ЕГЭ. Плохо понимаю в этих их баллах, но на наши деньги результаты ближе к тройке, чем к четверке, так что о поступлении на бюджет в этом году можно забыть.

Мамин праздник довольно быстро превращается в Натахину материнскую истерику.

– Нет, ну я же ей говорила, я сколько раз говорила: готовься к экзаменам нормально! – Натаха говорит о дочери в третьем лице, словно независимо уставившейся в окно Юльки здесь нет. – Говорила, хочешь, курсы какие-нибудь тебе оплачу или репетиторов наймем, учебники любые – я все бы обеспечила, только скажи! А эта мне: не надо, мол, мама, все под контролем, не дави на меня! И ведь не по улицам шлялась – в ноутбук пырилась целыми днями! Как я могла проконтролировать, что она не учится, а в чатах своих дурацких сидит⁈

– Да ты мне вздохнуть спокойно не давала, через плечо целыми днями заглядывала! – взрывается Юлька. – Ни минуты покоя от тебя не было! И хватит уже истерить! Я работать пойду, а к ЕГЭ буду заново готовиться. В следующем году нормально сдам и поступлю.

– Работать она будет, как же! – не унимается Наталья. – Ее мусор вынести не заставишь, а туда же – работать!

Ох, ё… Сам по себе Юлькин план нормальный, но в нем есть слабое место: сама Юлька. С самоорганизацией у племяшки, прямо скажем, не очень. Если уж Юля не подготовилась к ЕГЭ в школе под давлением шалеющих от страха показать дурную статистику педагогов, то шансы, что она сделает это сама, стремятся к нулю… И Натахины бесконечные истерики делу не помогут, это сто пудов.

Вступаю:

– Ну слушайте, ЕГЭ – еще не конец света. Можно же и на платное отделение поступить. Давайте посмотрим, где сколько стоит учеба. Отзывы почитаем. Деньги – не проблема…

Тут я чуть кривлю душой, конечно. Деньги есть, но в свете наших с Олей семейных планов затраты на Юлин ВУЗ могут оказаться, мягко говоря, некстати. Но если Юля не начнет учиться сейчас – скорее всего, она не начнет никогда. Да, некоторые способны построить карьеру и без высшего образования, но для этого надо иметь привычку к самообразованию и неслабую дисциплину… не Юлькин случай, в общем.

Оля, конечно, как никто другой в курсе нашей финансовой ситуации, но мягко улыбается и поддерживает меня:

– Действительно, Юляша, учиться лучше не отходя от кассы. Я вот тоже думала, что ВУЗ никуда от меня не денется, а тут вдруг случился Федька, потом – Одарение… В итоге сижу на парах на четвертом десятке рядом с молодыми ребятами и девчонками.

Мама вздыхает и пробует сменить тему:

– А чего вы салат не едите? Заправка слишком острая?

– Да эта коза постоянно чипсы жрет! – заводится по новой Наталья. – От нормальной еды нос воротит, а пакетами от всякой дряни вся комната завалена! Ни в одни джинсы не влазит уже, а жрет как не в себя! И отложи свой телефон, когда с тобой разговаривают!

Действительно, Юлька выглядит раздавшейся. Я ни в коем случае не сторонник анорексии, тем более у подростков, но в этой одутловатости правда есть что-то нездоровое.

– А ты бы мне еще побольше мозг выносила! – взрывается наконец Юлька. – Вечно тебе все не так! Может, своей жизнью уже займешься вместо того, чтобы бесконечно меня доставать⁈

Разгорающийся скандал прерывается звонком в дверь.

– Никого больше не ждем, – растерянно говорит мама. – Может, из Дома Быта что-то срочное принесли?

Мама подрабатывает пару часов в день в мастерской по ремонту бытовой техники – не оттого, что нуждается, просто ей, как и всем, нравится применять Дар.

Выбираюсь из-за стола, выхожу в прихожую и отпираю дверь. В проем вплывает гигантский букет и празднично перевязанная коробка, а за всем этим маячит человек, которого я помню столько же, сколько себя, а сейчас с первого взгляда даже не признал. У моего хикканствующего брательника никогда не было такого дорогого костюма, стильного причесона и открытой улыбки.

– Ну привет, Саня, – говорит он, потом просовывается в дверь гостиной: – Мамочка, с днем рождения!

Женщины мигом забывают про свои ссоры, облепляют Олега, виснут у него на шее, визжат, щупают мышцы…

– О моей работе – ни полсловечка, – довольно гудит Олег. – И у меня как бы два часа всего. А вы сами как живы все? Рассказывайте…

Все наперебой вываливают новости, причем в основном хорошие – даже заваленный Юлькой ЕГЭ из трагедии мирового масштаба превращается в досадную, но не слишком важную неприятность. Потом мы пьем чай с домашним маминым тортом и шикарным – Олеговым. Половину стола занимает букет… забавно, вряд ли брательник до этого дня дарил кому-нибудь хотя бы букетик ромашек.

– Мам, ты вроде новый диван хотела в гостиную? – спрашивает Олег. – Может, заодно стиралку сменим, а то наша, помню, громыхает и вибрирует так, будто в космос улететь собирается. Давай я тебе денег переведу? А то зарабатываю больше, чем успеваю потратить… Юляша, а тебе чего подарить к окончанию школы?

Первое убийство на всех действует по-разному. Олег из кожи вон лезет, чтобы показаться лучшей версией самого себя – по крайней мере, для родных.

Перед отъездом братюня заходит в свою комнату забрать несколько вещей – «мама, не волнуйся, у меня там все есть, просто скучаю иногда по футболке с Эриком Картманом и разношенным треникам». Вхожу вслед за ним, прикрываю дверь. Вынимаю из кармана телефон, кладу на стол. Сейчас, может, пригодилась бы Алина шпионская машинка, вот только у Олега-то ее нет, палевно получится.

Спрашиваю:

– Олежа, ну ты сам-то как вообще?

Брат смотрит на меня без напускной жизнерадостности; взгляд у него тоскливый, на самом-то деле. Неопределенно поводит рукой:

– Ну, как-то так…

Хочу сказать, что произошедшее на старой военной базе не было его виной… по крайней мере, далеко не только его виной. Но чертова прослушка… Говорю другое:

– Прости, что ударил тебя тогда. Не за что было.

– Ты думаешь? – в голосе Олега сквозит тревога.

– Я знаю.

Мы крепко обнимаемся. Слова нам сейчас не нужны.