Текст книги "В стране наших внуков (сборник рассказов)"

Автор книги: Ян Вайсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Но ведь это же массовое самоубийство,– застонала она,– хотя и обставленное торжественно! И весь мир будет ликовать, когда будут хоронить этот атомный гроб!

– Что ты говоришь! – ужаснулась свекровь. – Мне тоже страшно, я тоже боюсь за Петю, но заранее так отчаиваться – нет, это не годится!

– Но ведь я...

Ксения, рыдая, бросилась ей на шею. Пани Елена сразу же перестала сердиться и начала нежно гладить Ксению по голове, по лицу.

– Ну хорошо, передо мной можно, излей свое горе, облегчи свое сердце, нас никто не слышит. Только смотри, перед детьми держи себя в руках...

– За детей не беспокойтесь, мама! Перед ними я прекрасно играю свою роль. Но это ужасно – оба младших сына уже теперь хотят быть астронавтами...

– А кто же сейчас не хочет быть астронавтом! – молодо улыбнулась пани Елена. – Это – желание всех мужчин, мечта детских душ и гордость матерей...

– Но почему именно он? Мой сын? Почему из миллионов мужчин именно Петя должен пожертвовать собой? Ведь я принесла уже одну жертву! Это несправедливо!

– Ну, будет, будет, девонька! Чего бы только не отдала другая мать, чтобы ее сын был среди звезд...

– У меня там муж! Разве им этого мало? -воскликнула гневно Ксения.

Пани Елена, теряя терпение, оттолкнула ее от себя.

– Я говорю тебе, Петя вернется! Мы все знаем, что он вернется, и только ты одна сомневаешься, ты, которая должна была бы больше всех верить!

– Но это только перед вами, мама! – жалобно воскликнула Ксения.– Надо же пожаловаться, открыть свое сердце, сказать хоть одному человеку, что во мне происходит, какая я на самом деле под маской матери-героини. Только одна вы об этом знаете! Дорогая мамочка, выслушайте меня, не могу я больше, просто не могу уже...

И она вдруг горько зарыдала, как обиженный ребенок, с которым прступили ужасно несправедливо...

Пани Елена подошла к Ксении, взяла ее за протянутые руки и подвела к давану. Усадив Ксению, она села рядом с ней.

– В самые трудные минуты,– заговорила она успокаивающе,-я всегда спрашивала себя: что было бы, если бы не было... Представь себе, девонька, что было бы, если бы Петя вдруг решил не лететь? Если бы его охватила жуть, обуял страх перед неизвестным, ужас человека, который вдруг понял, что он теряет твердую почву под ногами... Подожди, сиди спокойно, доченька. Я знаю, что это – наговоры н клевета, что Петя обиделся бы, если бы кто-нибудь подозревал его в таких мыслях, но хоть на одно мгновение допусти, что это возможно, что это факт! Ты сейчас увидишь, куда я клоню. Так вот, Петя испугался и в последнюю минуту отказался сесть в воздушный корабль...

Пани Ксения слушала сначала немного удивленно, а потом неожиданно вспылила:

– Этого никогда не случится!

– Я знаю, что не случится! Да ты и сама, как видно, не хочешь, чтобы это случилось!

– Петя не трус, – тихо произнесла как бы про себя пани Ксения.

– А что, если бы он остался на земле не из-за страха, а но другой причине? Что, если бы он пришел к пану Покровскому и сказал ему: "Я не полечу с вами, чтобы не огорчать маму. Она меня не отговаривает, но все время плачет. Я решил, из любви к ней я решил остаться". Была бы ты довольна, Ксения?

– Какие жестокие вопросы вы мне задаете, мама...

– Нет, ты ответь...

– Этого бы Петя никогда не сделал,– уверенно заявила Ксения.

– Вот это я и хотела от тебя услышать....

– Раз он решил лететь, ничто на свете не сможет поколебать его в этом решении,– сказала пани Ксения, как будто она отвечала не только за сына, но и за себя – В этот момент за дверью раздались детские голоса, задвигалась ручка, но дверь никак не открывалась.

Пани Ксения поспешила на помощь. В комнату, как ураган, ворвались два мальчугана.

– Мама, мама! –кричал семилетний толстенький мальчик с Выпуклым лобиком и ртом, как у девочки.– Это правда, что на искусственном спутнике день продолжается только пять минут и ночь тоже пять минут? Владя сказал мне...

– Ну, значит, это правда, Иван,– кивнула головой мать.– Владя, наверное, об этом прочитал в книге. Да, Владя?

Владя, длинноногий подросток, с темными, опушенными длинными ресницами глазами, смотревшими из-под черных, почти сросшихся бровей, был на целую голову выше Ивана; он молча кивнул головой.

– Так оно и есть,– подтвердила пани Елена и нежно улыбнулась мальчикам.-Спутник очень маленький, и поэтому он вращается вокруг своей оси во много раз скорее...

– A Владя говорил, что Озеров разводит там в одной комнате огурцы и, что он держит там живых пчел, чтобы они собирали для него мед...

– Что же тут невозможного? – с улыбкой спросила пани Ксения и беспомощно посмотрела на Владю, надеясь, что он ей поможет. Но тот, как нарочно, молчал, и тогда опять выручила бабушка: – У пана инженера Озерова там много цветов, есть и пальмы, может быть, он и огурцы посадил. Пчел он разводит не для меда, а для опыления растений...

– А пан Дунинг держит на электростанции спутника собаку...– снова начал Иван, наклонив голову с выпуклым лобиком, готовый вот-вот броситься вперед, как маленький бычок.

– Этого уж я действительно не знаю,– улыбнулась пани Елена.

– А вот отгадай, бабушка: как зовут эту собаку?

– Заранее сдаюсь...

– Нет, отгадай. Владя, ты не говори!

– Может, Циклон? Или Комета?

Наконец Владя соблаговолил принять участие в разговоре.

– Глупости! – сказал он. – Иван просто болтает...

– Ее зовут Стелла,– выдал свой секрет Иванек, ничуть не обижаясь на насмешливый тон старшего брата.

– А вот чего даже ты не знаешь, Иван,– начал поддразнивать его Владя,что ест эта собака!

– А ты знаешь, Владя? -с серьезным видом спросил Иван. Он всегда охотно подчинялся авторитету брата.– Наверное, что-нибудь особенное?

– Мясо и кости, как и здесь на земле! – со смехом ответил Владя.

– Ну что ж,– спокойно сказал Иван, который не умел сердиться па Владю.А давай, Владя, спросим у бабушки, знает она, из чего там у них сделаны окна? Наверное, она не отгадает.

– Да это же знают даже маленькие дети,– снова поддел его Владя.

– Ну, ты не думай, что это так легко...

Пани Елена схватила Ивана и начала целовать его в выпуклый лобик. Иван бешено сопротивлялся этим проявлениям женской ласки и боролся, как бычок, стараясь вырваться из объятий бабушки.

– Вот из чего,– сказала она, когда Иван высвободился.– У них там двойные кварцевые стекла, между которыми находится озон, поглощающий ультрафиолетовые лучи...

– И еще фильтр, правда, Владя?

– Удивительно, чего только не знает наша бабушка,– с одобрением произнес Владя, бросив быстрый, испытующий взгляд на маму. Пани Ксения сидела в кресле у стола, как-то в стороне, и не принимала участия в разговоре. Она не разбиралась в этих вещах, как бабушка, и не любила о них думать. Перед ней лежал открытый журнал с фотографиями города, обнаруженного на дне Средиземного моря. С каким-то грустным удивлением смотрела она невидящими глазами на водолазов, которые как будто собственными руками поднимали триумфальную арку, освобождая ее от вековых наносов. В пылу "научного" спора мальчики забыли о маме, и она теперь испугалась, поймав на себе пристальный взгляд Влади. Ей казалось, что она виновата в своем упорном незнании и в отсутствии интереса ко всему этому; во взгляде сына ей почудился немой укор. Иван, который следил за каждым движением Влади, тоже быстро повернулся к маме. Ему вдруг стало жаль ее, что она сидит там и так грустно молчит. Бедняжка!

– Я предлагаю, Владя, задать и маме один вопрос. Что ты на это скажешь?

– Подойди ко мне, Иван,– сказала мать растроганно и раскрыла перед ним свои объятия.

– Подожди! Сначала ответь нам. Спрашивай ты, Владя!

– Ну хорошо,– великодушно согласился Владя.

– Только что-нибудь полегче,– жалея мать, попросил Иван.

– Ну, например... Когда запустят ракету, произойдет ужасный толчок – об этом я тебе, надеюсь, не должен говорить. Она полетит со скоростью восьми километров в секунду. Перенесет ли это человек, находящийся в ракете, или разобьется?

– Конечно, перенесет,– испуганно сказала пани Ксения, пытаясь улыбнуться.– Должен перенести.

– Но скажи как? Что сделает Петя? Что он предпримет, чтобы не пострадать от удара?

– А ты, бабушка, знаешь? – опрашивал Иван.

И все его личико, так похожее на личико девочки, светилось счастливой улыбкой человека, который знает!

– Ну мама, подумай!

Какое испытание для ее сердца! Ох, эти мучители, эти маленькие инквизиторы! Где взять силы, чтобы не закричать от ужаса перед страшным толчком, который должен будет пережить Петя? Но надо сдержаться, не испортить игры, принять полусерьезный, полушутливый вид, чтобы мальчики не заметили в ее глазах ни слез, ни страха.

– Я думаю,– вздохнула она,– что стены кабины обиты толстыми ватными подушками, не так ли? А то у Пети вскочила бы большущая шишка на голове, раз толчок будет такой сильный.

Иван весело рассмеялся, а Владя деловито сказал:

– От него осталось бы тогда мокрое место...

– В таком случае я сдаюсь,– бледнея, произнесла пани Ксения.

– Каждый пассажир будет помещен в особую коробку, которая должна быть сделана точно по его росту,– поучал ее Владимир.

– Наверное, в такую коробку, как коробка для принадлежностей фокусника, знаешь, которыми я показываю фокусы,– добавил Иван.

– Ничего подобного! Совсем не такая! А как коробка от флакона для духов или как футляр для скрипки, чтобы они там не двигались, когда их встряхнет. В этом футляре есть, разумеется, специальное углубление для головы....

– Но подушки должны быть наполнены воздухом!

– Не перебивай меня, до этого мы еще дойдем. В футляре есть, кроме того, особые аппараты, чтобы астронавт мог дышать, говорить и слышать...

– Ларингофон,– с важностью заметил Иван.

– Это – совсем другое! – безжалостно отрезал Владимир.– Важно знать, как они выберутся из этого футляра... Замолчи наконец, Иван! Футляр сам собой откроется в тот момент, когда ракета выйдет из зоны земного тяготения. Пилот-робот автоматически изменит направление полета из вертикального на горизонтальное. Футляр распадется надвое и превратится в удобное кресло. Но запомни, мамочка, пассажир должен оставаться прикрепленным ремнями, а не то он взлетит под потолок, потому что земное тяготение уже перестанет действовать...

– И ударится о потолок головой или ногами? – перебил его Иван, следивший за каждым словом брата.

– Этого нельзя определить, – наставительно сказал Владя. – Он будет похож на резиновую куклу, которую надули водородом. Пожалуй, скорее всего он будет кататься по потолку...

– Но ты не бойся, мамочка, – утешал пани Ксению Иван. – Петя будет крепко привязан к сиденью.

– Ах ты, мое золотко! Пойди же ко мне наконец...

Она протянула к нему руки, но Иванек отмахнулся – он стеснялся, когда с ним нежничали в присутствии Влади.

– Сейчас я не могу. Не забудь, Владя, куда мы хотели идти...

– Куда же? – спросила пани Ксения, опустив руки.

– Мама, можно нам пойти поиграть в ангар? Владя хочет запустить ракету...

– Ну идите! Но только осторожно! Бабушка пойдем вместе с вами.

Когда дети с бабушкой ушли, пани Ксения бросилась на подушки. Теперь уже никто не смотрел на нее, теперь она уже не должна была быть мужественной и могла спокойно выплакать все слезы, которые целый день с таким напряжением сдерживала...

Последние дни перед отлетом Петя находился в приподнятом настроении. Он прощался с городом, да не только с городом, но и со всем миром, со всей планетой. Для двадцатилетнего юноши у него была хорошо сложенная фигура, хотя с несколько расслабленными мускулами от сидячего образа жизни.

О его лице трудно было сказать, красиво ли оно или не очень красиво; оно принадлежало к числу тех часто меняющих выражение лиц, которые интересны, пока они молоды. Иногда они бывают красивыми, но порой могут показаться и безобразными.

Нередко все зависит от освещения, времени года или дня, а больше всего от погоды в сердце – светит ли там солнышко радости или же опускается туман напрасных надежд и грусти...

Петя похорошел с той минуты, когда узнал, что перед ним раскрываются ворота вселенной. До последнего времени, увлеченный своими исследованиями, он уделял непростительно мало внимания своему телу. С утра до вечера он просиживал в лаборатории. Спина у него ссутулилась, плечи опустились, как листья у комнатного растения. Щеки побледнели, в глазах сквозила усталость. Иногда он отправлялся в обсерваторию и часами не отрывал взгляд от своей планеты, стараясь проникнуть в ее тайну через красный, зеленый, синий и фиолетовый фильтры. Единственными экскурсиями, которые он совершал, были путешествия на север, ч тундру, но и там он только и делал, что целыми днями рылся в снегу.

И вдруг произошло чудо. Ничем не примечательное, бледное лицо вдруг засияло; глаза загорелись веселыми огоньками, подбородок приподнялся. Даже спина выпрямилась и шаг стал тверже.

Петя шел по бульвару Хорошее настроение, растроганно смотрел на толкотню на улицах – как все это смешно и грустно. Он испытывал бешеную радость и был не в состоянии заглушить ее. Ему хотелось остановиться посреди улицы, поднять руку, задержать поток людей и машин и закричать во весь голос: "Стойте! Слушайте! Завтра! Завтра я лечу к звездам!" Прохожие оборачивались ему вслед. Он шел, размахивая руками, и громко говорил сам с собой, словно у него не все дома. У Ворот георгин он вдруг остановился и посмотрел на небо. Потом пустился бежать и снова остановился, глубоко задумавшись. Еще немного, и его поведение можно было бы принять за непристойное поведение человека, который где-то слишком сильно увлекся вином и утопил в нем свое человеческое достоинство.

И все же каждому, кто видел его, сразу становилось ясно, что в данном случае охмелело не тело, а душа. Что этот молодой человек в рамках приличия необузданно счастлив и что он не может справиться с радостью, охватившей его душу и тело.

На улице не было недостатка в улыбках, и даже незнакомые люди часто улыбались друг другу. Поэтому у Пети вскоре создалось впечатление, что все уже знают о его счастье.

Многие прохожие останавливались и заговаривали с ним, чтобы узнать, чему он так радуется, словно желая разделить с ним его радость. И он охотно открывал перед ними свое сердце, немного удивленный, что они не знают еще, куда он собирается.

Его окружили старики и молодежь, мужчины и девушки, и он пожимал им руки.

– Я прощаюсь с вами, жители земли! Всего хорошего, граждане земного шара!

– Куда, куда? На Луну?

– Немного повыше!

– На Марс! На Марс!

– Это астронавт с "Путника"! – восклицали они восторженно.

Люди собирались группами, но Петя не мог стоять на одном месте. На ходу он отвечал на вопросы, которыми засыпали его со всех сторон. Толпа людей тянулась за ним, разбивалась на части и снова росла, а когда Петя пустился бежать, все побежали за ним.

– А разве на Марсе есть жизнь? – уловил он на бегу замечание.

– Есть! -воскликнул Петя.– Клянусь созвездием Геркулеса...

Какой-то брюнет с поразительно моложавым лицом, который неустанно следовал за Петей, выразил сомнение:

– Там в тысячу раз меньше кислорода, чем на Земле! А жизнь невозможна без кислорода! Это – мертвая звезда!

– А углекислый газ? – лукаво улыбнулся Петя.– Его там в два раза больше, чем здесь!

– Не хотел бы я им дышать...

– Но растения его не отвергают! – отпарировал Петя и снова быстро зашагал вперед. Толпа двинулась за ним.

– А как с температурой? – снова раздался у Пети над головой чей-то сомневающийся голос.Как быть с морозцами на экваторе? Сорок градусов ниже нуля! А днем десять градусов тепла – это порядочная разница, молодой человек...

О Марсе были осведомлены буквально все. Каждый интересовался экспедицией. Читали, слушали, следили за бюллетенями о подготовке к отлету "Путника" на "алую планету" и теперь спрашивали только для вида, как бы экзаменуя Петю.

– Приходите ко мне в лабораторию, – приглашал он, замедляя шаг.– Я покажу вам растения, которые привез с Таймыра. Например, ягель. Когда я замораживаю его при пятидесяти градусах мороза, он становится хрупким, как кружево из стеклянной пены! А весной он проснется от прикосновения волшебной палочки – солнечного луча...

– Мы все-таки ничего толком не знаем о морях на Марсе,многозначительно заметил пожилой мужчина с рыжими усиками, который вел за руку девочку с огненно-золотой косичкой. Девочка тянула его обратно и хныкала. Рыжеусому волей-неволей пришлось удалиться; он долго еще оглядывался на собравшихся.

– Там нет воды – это знают даже маленькие дети,– сказал молодой верзила в спортивном костюме, все время обгонявший Петю.

– Там пустыни, как на Луне,– добавил брюнет с моложавым лицом, который все еще следовал за Петей. Может быть, это был какой-нибудь совсем старый профессор, который на старости лет решит омолодиться.– Там нет жизни, а есть только смерть,– закончил он.

Петя остановился, окруженный толпой, и начал говорить, как с кафедры:

– Жизнь в той или иной форме существует повсюду – ее ни жара не сожжет, ни мороз не одалит. Она только замирает и ждет, может быть, целые столетия, пока не наступит ее время. В пропастях на дне океанов обитают живые существа, споры бактерий достигают стратосферы. В кипящих гейзерах Камчатки прекрасно растут водоросли, сваренные споры некоторых растений оживают, попав в землю. Каптеев извлек из вечной мерзлоты рачка "хидоруса" и воскресил его. Рачок пролежал там несколько тысячелетий! Я могу состряпать у себь в лаборатории точь-в-точь такую же погоду, как на Марсе, ту же температуру, такое же давление – уверяю вас...

Он опустил руку в карман и из его глубины выудил несколько зерен кукурузы.

– Видите? Вот эти земные зерна я собрал у себя в лаборатории. Кто еще сомневается, что на Марсе нет жизни? Я покажу ему бактерии, выращенные в атмосфере, лишенной кислорода! И в ядах, и в нефти находятся такие маленькие шельмы...

Петя огляделся вокруг, улыбнулся с видом победителя и снова зашагал.

– Вы хотите сказать, что Марс населен только одними бактериями? усмехнулся омолодившийся профессор.

– Да ну вас с таким населением, – надменно заметила дамочка солидных пропорций с разлохмаченной прической; любопытство заставило ее подплыть к собравшимся.– Я не хотела бы очутиться там даже после смерти...

– А я не задумываясь полетела бы туда! – со вздохом произнесла девушка с античным узлом русых волос, державшая в руках нотную тетрадь. Она свернула ее в трубочку и мечтательно смотрела через нее на Петю. Сопровождающий девушку стройный кудрявый юноша с синими, словно стеклянными глазами уныло сказал: – Эта звезда не для поэтов! Что бы я там делал без рощ и лесов?

– А почему там не могут быть рощи и леса? – возразил Петя, ускоряя шаг.– Заросли можжевельника, карликовые сосны, белые полярные пихты и березы, доходящие человеку до плеча...

Высокий моряк рассмеялся: – По крайней мере не заблудитесь, голова у вас будет маячить над лесом...

– Мне не хотелось бы знать все заранее,– сказал Петя.– Может быть, ближе к экватору растут даже пальмы с огромными, как простыни, листьями или кактусы чудовищных форм, сморщенные, жадно улавливающие солнечный свет, с одной-единственной каплей воды, которую они берегут как самое драгоценное в жизни сокровище. Но только цвет у всей этой растительности не зеленый. Все живое вокруг синее, фиолетовое, сиреневое, лиловое...

Девушка с античным узлом на голове с упреком сказала поэту: – Вот видишь...

– Я и дома могу смотреть через цветные стеклышки,– улыбнулся поэт.

К собравшимся присоединилась еще одна девушка, быстро шагавшая по тротуару в противоположном направлении. По ее;.гордому лицу и нерешительной походке было видно, что ей не хочется идти с толпой. Но все так неудержимо двигались вперед, что она не устояла, и толпа увлекла ее за собой.

Девушка сразу же поняла, кто находится в середине, и смерила Петю пытливым взглядом серых глаз.

– Дело не в звезде, а в отваге! – сказала она неожиданно, присоединившись к толпе. Петя не обратил на нее внимания. Он остановился и увидел, что подбегают все новые и новые прохожие.

– Ну хватит! – воскликнул он.– Отпустите меня, голубчики, голубушки! Я хочу побыть один. Я прощаюсь с вами! До завтрашней встречи!

Он бросился бежать. Многие остановились в нерешительности, но несколько "верных" побежали за ним следом. Постепенно они отставали, омолодившийся профессор тоже оказался далеко позади.

– Еще один вопрос, только один! – кричал моряк, первым догнав Петю.

Петя замедлил шаг. И снова вокруг него собралась толпа людей, снова посыпались вопросы.

– А год – сколько он там продолжается?

– Примерно два наших года...

– Значит, если вы проведете на Марсе один год, вы станете старше на один или на два года?

– Ну, ничего, – улыбнулся Петя. – На Земле я этот год снова отсчитаю ясно?

– А вы не боитесь, молодой человек, такого далекого путешествия? спросил его толстячок в просвечивающемся теннисном костюме и с ракеткой в руке. Он только что присоединился к собравшимся и сразу понял, что здесь происходит.

– Боюсь? – удивился Петя, словно услышав что-то неожиданное.– Об этом я совершенно забыл, иногда память изменяет мне. Может, потому, что нет времени и, верно, есть нечто более важное, чем страх, а если нет ничего другого, то хотя бы любопытство. Но я допускаю, что можно и бояться...

– Останьтесь здесь! – воскликнула вдруг девушка с русыми волосами, собранными в узел, подбежав как раз в эту минуту к Пете.– На этой земле неплохо живется. Здесь еще столько работы!

– Обязательно летите! – убеждал моряк.– Тут кто-нибудь вас заменит, а уж там заменить некем!

– Загляните и на другие звезды! Должна же там быть жизнь! – добавил поэт, прибежавший следом за девушкой.– Неужели солнечные лучи там светят впустую? Неужели мы сироты, покинутые в небесной бездне? Где-нибудь у нас должны быть браться и сестры! Поищите их!

– И привезите с собой какую-нибудь живую душу, чтобы показать нам,посмеивался моложавый старичок, который тоже не мог расстаться с Петей.

Казалось, начинается новая беседа, но Петя не дал себя спровоцировать. Чтобы больше не отвечать на вопросы, он стал снова пожимать и трясти всем руки.

– Прощайте, друзья! Всего хорошего! До свидания...

Они больше не задерживали Петю. Все растроганно смотрели на него, некоторые дотрагивались до его пиджака, другие гладили по рукаву, многие уходили и снова возвращались:

– Ну, счастливого пути!

– И возвращайтесь живым и здоровым!

– И смотрите хорошенько!

– Мы придем еще попрощаться с вами у старта...

Один за другим они уходили. Последней подошла к Пете девушка с серыми глазами. Только теперь он заметил ее. У нее были темнорусые, слегка растрепавшиеся волосы, полукругом подстриженные на шее. Совершенная красота ео нежного, тонкого лица была защищена броней гордости и поэтому казалась недосягаемой. Но теперь лицо девушки и вся ее фигура отражали покорную нерешительность.

Она огляделать по сторонам и вдруг выпалила одним духом:

– Можете меня поцеловать, если хотите...

– Я?

Петя весь покраснел, даже уши у него запылали.

– Но почему? – опросил он, недоумевая.

– Потому что... звезды...– прошептала она, но потом вызывающе добавила: – Все равно мы больше никогда не увидимся...

Вместо того чтобы броситься к ней и заключить ее в свои объятия, Петя сделал нерешительный шаг вперед и робко и неловко подставил губы. Но девушка вдруг рассмеялась, повернулась на каблучке и убежала.

Петя был снова один. Он старался как можно скорее стряхнуть с себя впечатление от этой глупой встречи, рассеять грусть, незаметно закравшуюся в его сердце. Прочь все это, прочь все эфемерное, что могло бы привязать его к Земле... Он снова влился в бесформенный человеческий поток, который раньше так трогал его. И зря! – решил он. Вот толпа, а вглядись поближе! Она состоит из весьма конкретных индивидуумов, и у каждого из них свои запросы, свои проблемы, свои убеждения, своя правда.

Не нужно и нельзя, чтобы прощание было грустным и сентиментальным, потому что Земля – гордая, крепкая планета, она остается здесь и будет и без него продолжать жить, цвести и звучать, где бы он ни находился...

Он сказал им, что полетит на другую планету, и никто даже особенно не удивился этому. Жители Земли уже перестают удивляться. Они только прощались с ним, как со своим сыном, эти незнакомые люди. Можно было подумать, что сама Земля пришла попрощаться с ним.

И внезапно его охватило чувство гордости, что и он сын этой матери, член многочисленной семьи живых существ, называемых людьми! И эта планета, по имени Земля, посылает его на другую планету! Свою связь с Землей, свое происхождение, свою родину, свое гражданство он гордо понесет вверх, в бесконечную вселенную, как посланник существ, которых породила его родная...

Почги в самую последнюю минуту, когда уже все было готово к отлету "Путника", всех ошеломило неожиданное извести-е, что старт откладывается на неопределенное время. При последней проверке вычислений скорости академик Меркулов обнаружил неточность, и все подсчеты и карты были возвращены в Академию астронавтики для дополнительной проверки.

На какое время откладывается полет, никто не знал. Существовали только догадки. На неделю, на месяц, на год. Раздались голоса пессимистов и нытиков: "Путник" якобы неправильно сконструирован, и его следует просто сдать в лом; нужно строить заново что-то другое. Многоэтажные гостиницы, выстроенные вокруг гигантского амфитеатра, начали пустеть. Ученые, научные сотрудники и почетные гости, съехавшиеся со всех континентов, чтобы посмотреть на эпохальное зрелище, степенно и не торопясь разъезжались по домам. Воздушное пространство над аэродромом наполнилось жужжанием частных самолетов, аэробусов и экспрессов, на которых возвращались гости, приехавшие издалека, даже из-за океанов. Живущие поближе использовали вертолеты, а те, кто жил рядом,– крылья. По магистралям, веерообразно разбегающимся во все концы света, двинулись в обратный путь бесконечные машины.

Опустела предназначенная для "Путника" бетонная дорожка, наклонно поднимающаяся вверх на головокружительную высоту. Она выглядела сейчас мрачно и трагически, как мост во вселенную, обрушившийся у самой земли, как смелая мечта, которую творец не решился додумать до конца. Половина последнего пролета печально торчала в воздухе, похожая на сломанное крыло или отбитую руку, слишком смело простершуюся к звездам.

Вокруг воцарилась тягостная тишина, зловеще молчали и газеты похоронное настроение овладело всей землей.

Петя сердился. Душой и телом он был подготовлен к назначенному сроку, каждым нервом ожидал его и теперь беспомощно повис в воздухе, как торчащий отрезок пролета моста. Он стоял на земле лишь одной ногой, а в мыслях давно уже находился за ее пределами. И вдруг это возвращение – еще до того, как отправиться! Дома довольна будет, наверное, только одна мама, предполагал он, и ему казалось, что она радуется его несчастью.

Поэтому он ушел из дому и бродил по городу, чтобы отвлечься и рассеяться. Углубившись в свои исследования, он не замечал людей и созданных ими вещей. Если что-нибудь все-таки привлекало его внимание, он говорил Себе: замечательно, но пока мне не до этого. После, потом, в другое время. А это означало для него: когда я вернусь...

Уже несколько лет Петя знал, что полетит. Его обязательно пошлют в это путешествие не только из-за всеобщего уважения к его отцу, но и благодаря признанию его собственных исследовательских работ о предполагаемой флоре на Марсе. Но каким все будет, когда он вернется, каким будет он сам, какими глазами будет смотреть на мир – над этими вопросами Петя не ломал себе головы. А пока, до своего возвращения, он все отложил, от всего отказался, ничего не разрешал себе. Если же случай приводил его к картине художника или к скульптуре, которые ему нравились, он ограждал себя от осаждающих его лучей прекрасного и старался понять и оценить произведение "по-новому", взглянуть на него глазами человека, который "узрел"...

Больше всего волновала Петю музыка. У него был хороший слух, и ему стоило большого труда противостоять ее очарованию. Когда мать садилась за рояль – она любила старых классиков, начиная с Бетховена и кончая Яначеком,у Пети появлялись еретические мысли, что ничего нет во всем мире более прекрасного, что все уже достигнуто. Что совершенно напрасно и бессмысленно спешить и покидать эту Землю, которая предоставляет своим обитателям минуты наивысшего блаженства...

Тогда Петя бежал из дому в свою лабораторию или планетарий, запирал за собой дверь и с остервенением набрасывался на работу, глубоко убежденный в том, что все это не уйдет от него, что всем этим он сможет насладиться, когда, когда...

А теперь он напоминал виноградную лозу, вырванную из земли вместе с корнями и снова брошенную на землю. Уже некуда было тянуться, не в чему спешно готовиться. У него вдруг оказалось столько времени, что он не знал, куда его девать. Раздосадованный, Петя слонялся по улицам, но это был уже не триумфальный бег радости, когда отл, подобно античному перипатетику, не останавливаясь, кричал слушателям свое "я знаю", как бы поучая их...

Сначала Петя неуверенно озирался, словно чувствуя свою вину в том, что все так позорно провалилось, словно стесняясь за свое вчерашнее ликование, после которого случилась такая неприятная штука. Он пугался мысли, что к вечеру снова его будут осаждать люди и иронически опрашивать, почему это он еще шатается по улице, когда уже давно должен был находиться в мировом пространстве, где-нибудь между Луной и Марсом. Или, может быть, земное тяготение его... Нет, он только напрасно растравлял себя; все в порядке, никто не обращает на него внимания, беззаботно идут прохожие, знакомые и незнакомые, улыбаются друг другу, у всех такой вид, точно они бог знает чему радуются.

Петя зашагал более твердо, поднял голову и начал с любопытством рассматривать дома.

Раньше он ходил по улицам с опущенной вниз или поднятой вверх головой. Он задумчиво смотрел в землю, а когда на небе начинали загораться звезды, он не сводил с него глаз. И только вокруг себя он ничего не видел.

С удивлением Петя обнаруживал, что, собственно, почти не знает города,он показался ему вдруг таким чужим, как будто перенесенным из какого-то его сна. Он рассматривал и изучал архитектуру зданий, собранные в витринах сокровища, прислушивался к зову огней и ароматов. Все крутом было интересным и увлекательным, и, чем дальше он шзл, тем больше делал открытий. Иногда Петя кое-что узнавал и радовался, что уже когда-то видел это.

И он снова растроганно смотрел на людскую толкотню, она казалась ему довольно смешной и бессмысленной по сравнению с той целью, которая стояла перед ним.