Текст книги "Кубок Нерона"

Автор книги: Ян Мортенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА XVII

– Ну, давай! – быстро сказал я Джейн.– Кто первый, тому приз. Я проголодался. Ты же видела ресторанчик внизу у лифта?

Но голод был ни при чем. Я испугался. На плато было почти безлюдно. Поток лыжников иссяк. Скорее вниз, к ресторану, к станции лифта, к людям и к безопасности. Потому что я не питал сомнений насчет того, зачем эти двое оказались здесь. Они следили за мной со Стокгольма, держали под наблюдением и дом и магазин. Отправились за мной в Арланду и в Лондон. Тем же самолетом прилетели в Женеву. Может, и не эти самые, но другие из их шайки. Организация большая, могущественная, в людях и деньгах недостатка не испытывает. А куш здесь ох какой солидный. Пятьсот миллионов долларов. Да и не только здесь, в иных местах тоже. С Астрид и с Карлосом их постигла неудача. Ничего они из них не вытянули. С антикваром из Стокгольма справиться будет легче, так они думают.

Джейн удивленно посмотрела на меня. С чего это v> я вдруг расхрабрился? Рвануть вниз по склону, соревноваться, кто вперед. Но потом она улыбнулась.

– Alright. Кто вперед. Приз – бутылка шампанского. И запомни: я предпочитаю «клико»!

Она помчалась вниз. Пригнувшись, зажав палки под мышками. Как профессиональный слаломист на состязаниях.

Я последовал за ней и тут только понял свою ошибку. С Джейн нас было хотя бы двое. Теперь же я был совершенно один, а горнолыжными навыками мне хвастаться не приходилось.

Я несся по лыжне, согнувшись чуть не пополам, пытаясь по возможности пружинить в коленях и икрах, когда в твердом снегу встречались неровности. В спешке я забыл надвинуть очки, и глаза от ветра слезились. Повороты я брал теперь куда ловчее, меня подгоняла опасность. Но увы! За спиной со свистом шли по трассе две пары лыж. Все ближе, ближе.

Я не оборачивался, боялся потерять равновесие и упасть. Тогда все для меня будет кончено. И вот они уже обходят меня с двух сторон. Ближе, ближе – и вдруг от резкого толчка в спину я потерял равновесие, сошел с лыжни и, упав навзничь, завертелся волчком, точно варежка на льду.

Они подъехали ко мне. Человек, которого я видел в Нью–Йорке, подал мне руку, помог встать.

– Что нам нужно, ты знаешь,– коротко бросил он.

– Нет,– соврал я.– И вообще, налетать на людей сзади – это свинство. Вот спущусь и сообщу куда следует.

– Да ну?

Второй недобро усмехнулся. Он был невысок ростом и коренаст, но чувствовалось, что под комбинезоном нет ни грамма жира. Только мышцы, сильные, гибкие мышцы. Этакий борец на лыжах. Или, может, боксер. Маленькие, колючие темные глаза смотрели на меня холодно и оценивающе, словно говоря: противник так себе.

– Вспомни, что случилось с Астрид. И с Карлосом. Будешь запираться, тебя ждет то же самое. Мы знаем, что ты получил от нее информацию. Знаем и то, что сегодня ты был в банке. Что ты там делал?

– Ничего,– отрубил я.– Вас это не касается.

Они переглянулись. Темноволосый кивнул. Они подхватили меня под руки, и мы вместе заскользили по склону, только наискось, не туда, куда я направлялся и где исчезла Джейн.

Я все скользил, наклон становился все круче, снег был мерзлый, шершавый.

– Стоп! – крикнул коренастый, и мы, описав полукруг, остановились.

Лыжня осталась в стороне, мы находились на самом гребне. Облака в долине разошлись, далеко внизу тонкой нитью бежала дорога. Слепящие вспышки автомобильных стекол били в глаза. Метрах в ста от нас начинался обрыв. Мы были почти у кромки. Ярко–красный щит предупреждал об опасности.

– Там дальше ущелье,– сказал темноволосый.– До ближайшего уступа – несколько сотен метров. Без парашюта прямиком на тот свет отправишься.

– А кто сказал, что я собираюсь прыгать?

– Ясно, не собираешься. Да это и необязательно, если ты согласен сотрудничать. В противном случае мы тебе посодействуем насчет спуска. Здесь такое не редкость, бывает раз–другой в году. Неопытные туристы сходят с лыжни и исчезают. То в лавину попадут, то с обрыва сорвутся. Трагично, однако туризм вынужден принимать это как данность. Газеты не раздувают подобные истории. Делам это не на пользу.

– По–моему, с логикой у вас не ахти,—сказал я, глядя на них.– Не знаю, чего вы хотите, но какой вам смысл сталкивать меня с обрыва?..

– Нам известно, что ты знаешь код.– Борец стоял так близко, что я чувствовал его дыхание. От него застарело и кисло воняло табаком. Сигарами. И английский у него был корявый, с сильным испанским акцентом.– И похоже, ты знаешь гораздо больше. Золото. Где оно?

Я покачал головой.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете.

Тут вновь послышался рев мотора – давешний вертолет поднялся из ущелья и прошел так близко от нас, что я разглядел лицо пилота и ощутил порыв ветра, взметнувшего в воздух тучу снега. Пилот улыбался и махал рукой. Я тоже помахал ему, а заодно отпихнул низкорослого, с силой оттолкнулся палками и рванул вперед – сам Стенмарк не смог бы лучше. Стимул–то у меня был куда мощнее. Он боролся за олимпийское золото и титул чемпиоца мира. Я боролся за свою жизнь.

Скорость спуска нарастала. О технических тонкостях я уже не думал. Страх как рукой сняло – и страх высоты, и страх крутизны. Во мне проснулась первобытная жажда самосохранения, простейшие инстинкты, высвободившие энергию и силу незапамятной древности. Гонимый и затравленный, на волосок от смерти, я мобилизовал первородные, генетически запрограммированные ресурсы, которые до сих пор дремали в глубинах моего существа. Рядом опять круча, та, что ведет в долину. Но я рванул наискосок и вниз от этой опасности, к лифтам, и снова стал на лыжню. Хотя успел увидеть, что маркировка ее не была ни синей, ни зеленой. Столбики были помечены черным. Правда, для меня это не играло никакой роли, я пулей мчался вперед, согнув колени и обливаясь слезами от ветра. Теперь, задним числом, я не понимаю, как я умудрился не упасть и не переломать себе руки–ноги. Должно быть, страх и ужас полностью отключились, пока я летел по ледяным кручам, – только лыжи стучали по неровной, как стиральная доска, поверхности.

Но и этих усилий оказалось мало. Они опять догоняли меня. Что–то кричали друг другу, я не расслышал, что именно. И тут снова появился вертолет. Грохоча винтами, пролетел всего метрах в двадцати пяти у нас над головой. Потом, распластавшись в воздухе как неуклюжий доисторический ящер, несколькими сотнями метров дальше пошел на посадку. Когда я подъехал ближе, то увидел, что на снегу лежит человек. Рядом стояли еще двое–трое. Дверца вертолета открылась, вышли какие–то люди.

Несчастный случай, подумал я и припустил к вертолету. Он прилетел за горемыкой, который сломал ногу. Это мой единственный шанс. Я начал тормозить, последние пятьдесят метров – плугом, и остановился в снегу возле красной машины.

На носилках, которые медленно, осторожно вносили в кабину, лежал пострадавший. Я палкой отстегнул свои красные пьексы, сбросил лыжи, отшвырнул палки и заковылял к вертолету.

– Сердце! – крикнул я пилоту, который удивленно смотрел на меня.– Сердечный приступ.– Я прижал обе руки к груди, споткнулся и рухнул в снег.

Пилот быстро отдал по–французски какие–то распоряжения, и те двое, что занесли носилки, подняли меня в кабину, усадили в кресло и затянули ремень безопасности.

Через несколько минут вертолет оторвался от земли, медленно набрал высоту, а потом, слегка накренившись на борт, скользнул вниз, к поселку. Мои преследователи остались ни с чем. С вытянутыми физиономиями они провожали взглядом вертолет, но я не стал им махать. Раз уж сказался инфарктником, так и веди себя как положено.

На посадочной площадке ожидали две машины о скорой помощи». Седой врач прослушал меня, пощупал пульс. Затем покачал головой и пробормотал что–то неразборчивое.

Я застонал и изобразил обморок – уронил голову на грудь и якобы потерял сознание. У меня не было уверенности, что это убедит его в моем инфаркте, однако же он предпочел не рисковать, и скоро красно–белая «скорая помощь», завывая сиреной, мчала меня в больницу. Рядом с носилками сидел медбрат в белом халате, с тревогой смотрел на меня. Вся надежда на то, что он не вздумает вдувать мне в легкие воздух или применять иные методы первой помощи, чтобы спасти мою жизнь.

Невольно я чуть не расплылся в улыбке – лежа на носилках в машине, мчащейся со скоростью сто пятьдесят километров в час. Но уж больно нелепая была ситуация. За мной, тихим антикваром с Чёпмангатан в Старом городе, гнались гангстеры–мафиози, спас меня вертолет. А теперь я на пути в больницу. Где–то в тени, за кулисами, ждут остальные персонажи. Вдова свергнутого диктатора, мафия, полиция. Видела бы меня сейчас Клео, подумал я и хихикнул, но мигом подавил смешок, превратив его в стон, когда медбрат изумленно воззрился на меня. Возможно, на пороге смерти иной раз и испытывают эйфорию, однако же, судя по всему, люди с инфарктом не имеют обыкновения хихикать по дороге в больницу.

Взвизгнув тормозами, машина остановилась. Дверь открылась, меня вынесли, переложили на каталку, и медсестры чуть не бегом повезли ее по длинному желтому коридору. Навстречу им спешил молодой парень, тоже в белом, в расстегнутой рубашке, с фонендоскопом на шее. Мою каталку вкатили в маленькую боковую комнату. Очевидно, кабинет предварительного осмотра, потому что доктор прослушал сердце, заглянул, посветив фонариком, мне в зрачки, пощупал пульс.

Потом он сказал что–то невразумительное по–немецки, на швейцарском диалекте, я уловил только, что он не считает мой случай острым. Речь шла как будто бы об обсервации. Больше я не понял ни слова. После этого он и сестры ушли. Одна из них на пороге обернулась, с улыбкой кивнула мне и сказала, что ничего страшного нет, она сейчас же вернется и проследит, чтобы меня поместили в палату.

Впору со стыда сгореть. Ведь я оторвал от дела стольких людей, которые наверняка были нужны в другом месте. Однако эта уловка спасла мне жизнь, а медицина для того и служит.

Я спустил ноги с каталки, сел. Что же теперь делать? Сижу разутый–раздетый, в прокатном костюме, в сотнях миль от дома, а где–то недалеко караулят беспощадные убийцы, готовые любой ценой выжать из меня правду о банковском счете в Женеве.

Слава богу, деньги у меня при себе, паспорт и кредитная карточка тоже. Надежно спрятаны в глубоком нагрудном кармане куртки, застегнутом на молнию. Главное – улизнуть из больницы, а остальное как–нибудь уладится. Здесь наверняка ходят поезда. Или можно нанять автомобиль, если я не сумею отыскать Джейн. На это в самом деле мало надежды. К нашей машине возвращаться рискованно. Если они следили за мной, то знают, что я приехал вместе с Джейн. И сейчас, дожидаясь моего появления, наверняка держат ее под присмотром.

Я осторожно открыл дверь, выглянул в пустой коридор. В дальнем конце стояли несколько медсестер, о чем–то разговаривали. Слышался смех. По–видимому, в «Скорой помощи» все было спокойно. Ни дорожных аварий, ни катастроф.

Я медленно двинулся в противоположную сторону, наугад там и сям открывая двери. В одной палате на скамейке сидела старая дама, а медсестра бинтовала ей колено, и я поспешно закрыл дверь. В другой комнате двое врачей пили кофе из белых пластмассовых кружек – минутная передышка среди напряженного рабочего дня. Оба вопросительно посмотрели на меня. Я улыбнулся и затворил дверь. Куда интереснее оказалось третье помещение. Там никого не было, только металлические шкафы вдоль стен. Некоторые приоткрыты. Внутри висела одежда. Либо это вещи персонала, либо пациентов, подумал я, открывая настежь одну из дверок. Но костюм, висевший там, явно будет мне велик, и здорово. Это я сразу разглядел. Соседний шкаф был не в пример удачнее. Клетчатый блейзер и темные брюки на плечиках, на полу пара черных башмаков.

Я торопливо сдернул с себя куртку и штаны, натянул брюки, которые пришлись впору, хотя и были коротковаты. Но привередничать недосуг. Блейзер сидел хорошо, башмаки тоже более или менее, так мне ведь в конце концов не кросс бежать. Нынешней тренировки на несколько лет вперед хватит. Свои вещи я повесил на плечики, прилепил к внутренней стороне дверки пять стофранковых купюр и крупными буквами написал «Sorry» на листочке, который взял на письменном столе, там же, где и клейкую ленту.

Невелико утешение для бедняги хозяина, когда вечером он зайдет переодеться, но он хотя бы поймет, что у меня честные намерения. Если это понятие приложимо к человеку, который не только заиграл взятую напрокат одежду, но и выкрал из больницы вещи ни в чем не повинного врача, да и в больницу–то пробрался обманом. Я опять фыркнул, на сей раз без утайки. Когда эта история закончится, я свяжусь и с больницей, и с прокатной конторой и все им объясню. Только бедняге врачу, которому придется ехать домой босиком, в красном лыжном костюме, это не поможет.

ГЛАВА XVIII

Я быстро дошел до конца длинного коридора, открыл дверь с надписью «Sortie»[57]57
  «Выход» (фр.).


[Закрыть] и очутился в помещении, где стояли мягкие кресла и стол, а в углу за стеклянной перегородкой сидела дама. Очевидно, это был приемный покой отделения «Скорой помощи». Дама подняла глаза, я кивнул, она ответила улыбкой и опять уткнулась в свою газету.

В больничном дворе было пусто и уныло. Вереница машин на стоянке, несколько фонарей на высоких столбах. Холодный ветер гулял по заснеженной мостовой. Без пальто я сразу почувствовал ледяную хватку мороза. И затосковал по теплому лыжному костюму, которому любой ветер нипочем. Но костюм висел на плечиках в шкафу моего неведомого благодетеля.

Так вот я стоял, одинокий в густеющих декабрьских сумерках, на автостоянке при больнице в горах Швейцарии. В краденой одежде, без пальто. Двое жестоних убийц гнались за мной. А в тени, возможно, затаились другие. Вернуться к Джейн, к машине – несбыточная мечта. Мой номер в гостинице наверняка тоже под наблюдением.

Неожиданно во двор въехала машина, подрулила к краснокирпичному зданию больницы и остановилась у главного входа. Из нее вышла женщина, огляделась по сторонам. Это была Джейн Фрайден.

– Джейн! – крикнул я и бросился к ней.– Джейн, подожди!

Она посмотрела на меня, но сперва не узнала.

– Я все понимаю,– сказал я, с трудом переводя дух.– Красное снаряжение там, в больнице. У меня не было другого выхода. Подробности расскажу в машине. Надо удирать, пока они нас не сцапали.

– Я страшно беспокоилась за тебя,– сказала она, когда мы уже ехали по двору.– Думала, что–то случилось, ведь ты так и не появился, хотя я долго ждала в конце трассы. А когда я спросила, мне сказали, что наверху вертолет подобрал двоих – с переломом и с инфарктом, вот я в конце концов и поехала в больницу разыскивать тебя.

– Погоди,– сказал я, застегивая ремень.– Сейчас все узнаешь.

Когда я кончил, она не произнесла ни слова, сосредоточенно глядя вперед, на шоссе. И лишь через некоторое время, обгоняя маршрутный грузовик, сказала:

– Ничего не понимаю. Мы катаемся наверху на лыжах, и вдруг являются какие–то два типа и норовят столкнуть тебя с обрыва. Почему?

Настал мой черед молчать. Сколько я могу рассказать ей? А ну как она остановит машину и высадит меня, когда услышит, что меня подозревают в двух убийствах и что за мной гоняются разные группировки, которым невтерпеж добраться до исчезнувших миллионов генерала Гонсалеса?

– Это долгая история,– наконец проговорил я.– Я расскажу тебе. Но не сейчас. Слишком уж все сложно.

– Вижу,– сухо заметила она. – Угрозы убийства, краденая одежда. Сердечный приступ. Кстати, кто уладит насчет лыж?

– Я сам все сделаю. Главное – вернуться в Стокгольм и поговорить с полицией.

– С полицией? – Она сбавила скорость, взглянула на меня. А они тут при чем? Ты что, хочешь заявить на этих двух злоумышленников? Но ведь в таком случае надо обратиться в швейцарскую полицию, а?

Я нс ответил, не хотелось мне вовлекать ее в историю, о которой ей стоит знать как можно меньше. Не то чтобы я боялся, что она тоже позарится на миллионы в банковском сейфе, но чем меньше ей известно, тем лучше для нее. Мои преследователи знают, что мы вместе, и, не поймав меня, могут взяться за нее. Вот почему она должна остаться в стороне. Цена и так уже слишком высока – три человеческие жизни. Два убийства в Нью–Йорке и одно в Стокгольме.

– Ладно,– сердито сказала она.– Не хочешь рассказывать, не надо. Я не обижусь.

Мы замолчали. Стемнело, пошел снег. По ветровому стеклу скользили дворники, в машине было тепло и уютно, из радиоприемника приглушенно лилась музыка, добротная старомодная музыка – «Гленн Миллер для тех, кто тоскует по дому», так называлась программа, в самый раз для меня. Под мягкие, сентиментальные звуки я задремал, потом заснул, а проснулся, когда мы уже въехали в Женеву.

– Высади меня за квартал от гостиницы,– попросил я Джейн.

– Зачем? На улице снег, а ты без пальто.

– Надо проверить, не ждет ли меня там приемная комиссия.

– А тебе не кажется, что те, кто потерял тебя на лыжне, до сих пор там ищут?

– Может быть, но я не хочу рисковать. Поднимись к себе и жди меня там. Я попробую войти через заднюю дверь, тогда администратор не увидит, что я вернулся. Если за моим номером наблюдают, спрячусь у тебя. Вдобавок ты и живешь на другом этаже.

– Alright. Зря ты так мудришь, честное слово, но, в общем, тебе виднее.

– Будем надеяться,– тихо сказал я.– Правда будем надеяться.– Но у меня вовсе не было твердой уверенности в благополучном исходе.

На набережной, не доезжая нескольких сот метров до гостиницы, она остановилась, и я вышел.

– Увидимся через десять минут, если все будет в порядке,– сказал я в открытую дверцу,– Ну а уж если я сегодня вечером не появлюсь, тогда звони в полицию. Пусть они свяжутся со Стокгольмом, с тамошними коллегами. Спросить нужно комиссара Асплунда. Калле Асплунда.

– Калле Асплунда. Ладно. Юхан... – Она замолчала.

– Да?

– Удачи тебе! – Она коснулась моей руки. Я захлопнул дверцу, и машина скользнула в темноту.

Удача, думал я. Она бы мне очень не помешала. Вопрос в том, хватит ли одной удачи.

Поеживаясь в тонком блейзере, я обогнул гостиницу сзади и прошел вдоль фасада, но по противоположной стороне улицы, наблюдая за главным входом. Похоже, все тихо–спокойно. Ни длинных черных лимузинов у подъезда не видно, ни людей в темных пальто, незаметно караулящих поодаль. И все–таки я решил не рисковать, вернулся на задворки, открыл дверь, предназначенную для рассыльных и грузчиков, и очутился в хозяйственных помещениях за кухней. Узкая лестница вела в ту часть, где жили постояльцы. Кончалась лестница коридором, который упирался в грузовой лифт. Вот на нем я и доберусь до Джейн. Лифт полз медленно, но вот он, пыхтя, замер, и ободранная стальная дверь с мерзким скрежетом отворилась.

Снова дверь, на сей раз ведущая в гостиничный коридор, и через минуту я уже стучался в номер Джейн.

Внутри послышались шаги,

– Юхан? Ты?

– Да.

Она открыла. Я вошел. Но она была не одна. В кресле у окна сидел мужчина. На столике перед ним – бутылка «Баллантайна» и стаканы. Он встал, шагнул ко мне.

– Это мой друг,– сказала Джейн,– Вы, по–моему, незнакомы. Роджер Ли. Юхан Хуман.

Он с улыбкой протянул руку. Я пожал ее. Крепкая, сильная рука.

– Виски? – Он вопросительно посмотрел на меня.

– Да, благодарю вас. Сегодня я это заслужил.

Я сел в кресло с высокой спинкой возле балкона, глядя на него и на Джейн, которая доставала лед из маленького холодильника. Что, собственно, происходит? Мы с Джейн расстались на улице меньше десяти минут назад, а он уже тут как тут – откуда только ваялся?

Я скользнул взглядом по Роджеру Ли. Высокий, худощавый, светловолосый. Американец. На вид лет сорок, спортивный, тренированный. Наверно, увлекался в колледже бейсболом или, может, предпочитал американский футбол? Жесткий, надо думать, человек и не робкого десятка. Глаза серо–голубые, и вообще, внешность прямо–таки скандинавская. Уж не огромная ли волна северной эмиграции прошлого столетия занесла его предков в Миннесоту?

– Пожалуй, надо кое–что объяснить,– быстро сказала Джейн. Она как раз вернулась к столику со стеклянной миской, полной мелких кубиков льда.– Случай привел Роджера сюда еще несколько недель назад, а он знал, что мы с Рут приедем в Швейцарию кататься на лыжах. И что поселимся в этом отеле.

– Я позвонил сегодня, – сказал Роджер Ли, прихлебывая виски,– но Джейн не застал. А вечером зашел наудачу, и, когда стоял в холле, вдруг появилась Джейн. Повезло, верно? – Он поднял стакан и улыбнулся.

Я тоже приподнял свой стакан. И ненароком взглянул на его часы. Они показывали два, хотя на самом деле было восемь. Если он здесь уже не первую неделю, мог бы и перевести часы с нью–йоркского времени на женевское.

– Пожалуй что так,– ответил я.– Вы надолго здесь?

– Смотря по обстоятельствам. Нужно уладить кой–какие дела, а как закончу, вернусь в Нью–Йорк.

– Он занимается финансами. Да, Роджер? Как и раньше, капиталовложениями?

– Совершенно верно. Всегда могу предложить интересную идею. И всегда рад заинтересованному партнеру. Который хочет делать дела. Выгодные дела.

– Любопытно,– благовоспитанно отозвался я. Хотя в действительности дела мистера Ли были мне глубоко безразличны. Я надеялся, что он скоро уйдет и я смогу спокойно поговорить с Джейн. Потому что время не ждет. Мне нужно домой, повидать Калле Асплунда, пока они не нанесли новый удар, пока ничего не случилось.

– Особенно предпочтительно золото,– продолжал Ли,– Недвижимость – штука рискованная, биржевые курсы вечно скачут то вверх, то вниз. Чаще всего вниз. А вот золото держится стабильно. Такова одна из немногих истин, которые подтверждены историей. Кто закапывает свое золото в саду, может спокойно спать по ночам, а?

– Поскольку у меня нет ни золота, ни сада, я судить не берусь, однако в ваших словах, наверно, есть доля правды.

Он быстро взглянул на Джейн, потом опять повернулся ко мне, понизил голос: дескать, все это сугубо доверительно, между нами.

– У меня есть предложение. Очень и очень выгодное.

Я посмотрел на него. Он что, видит во мне потенциального клиента? Мол, богатый европеец, который ищет, куда бы вложить деньги, новый клиент в списке?

– Выгодное предложение всегда интересно послушать.

– Скажем, пополам?

– Пополам? – озадаченно повторил я.– Простите, я что–то не очень понял.

– Все вы поняли.

И он опять улыбнулся. Ослепительной американской улыбкой, точно с рекламы зубной пасты. Интересно, зубы–то у него свои или искусственные, вставленные после хоккейного матча либо аварии на гоночном автомобиле? – подумал я. Это было бы вполне в духе Роджера Ли.

– У меня золото, у вас деньги. Почему бы нам не заключить сделку?

– Ну вот что,– сказал я, подливая себе виски из плоской темно–коричневой бутылки.– Боюсь, тут какое–то недоразумение. Денег у меня нет, и золото я покупать не собираюсь. Откровенно говоря, я вообще человек безденежный. Во всяком случае, таких капиталов не имею. У меня антикварный магазин в Стокгольме, и подобными сделками я не занимаюсь.

Роджер Ли рассмеялся и посмотрел на Джейн.

– Неплохо, – сказал он сквозь смех.– Молодец, ценю. Осторожность никогда не мешает. Антикварный магазин в Стокгольме! Денег не имею! – Он опять захохотал. Потом посерьезнел, перегнулся через стол.– Раз так, выражусь яснее. Я знаю, где находится золото. Гонсалесово золото. А еще знаю, что ты сидишь на его швейцарских миллионах. По крайней мере, знаешь, где они спрятаны, и речь идет явно о многих миллионах долларов. Но без нашей помощи тебе до них не добраться.

Я посмотрел на него, на Джейн. Вот, значит, как. Она в той же банде, потому и подсела ко мне в самолете.

Внезапно я почувствовал, что устал, устал и выжат как лимон. Целый день на взводе, и вот реакция: мышцы болят, руки–ноги не гнутся.

– Или еще проще,– сказал он уже без улыбки.– Тебе известен номер счета, и мы намерены узнать его. Выбирай. Либо ты даешь нам номер и получаешь взамен деньги, много денег,– можешь сразу прикрыть свою лавочку и до конца дней сидеть сложа руки.– Он умолк.

– Либо?

– Либо мы сами возьмем.

– Но так нельзя.

– Нельзя? Ты, вероятно, думаешь, будто мы орудуем раскаленными клещами и бормашинами. Бывает, бывает, но все же мы немножко поцивилизованнее. Мы предлагаем обмен.

Он вытащил из внутреннего кармана пистолет, направил на меня.

– Кошелек или жизнь – так, что ли?

Я хотел пошутить, но прозвучало это не очень уверенно.

– Не волнуйся. Прошу.– Он вытер пистолет носовым платком и протянул мне.– Сам видишь, мы народ цивилизованный.

Я взял пистолет. Взвесил на руке – тяжелый. Что делать? Исчезнуть, с пистолетом вместо прикрытия? Скомандую ему: «Руки вверх! Ни с места!» —а сам за дверь и поминай как звали! Исчезну из гостиницы и из Женевы.

– К сожалению, он не заряжен.

– Жаль.

Я опустил оружие на стол. Ли взял его, но опять платком. Аккуратно завернул и положил на телевизор у себя за спиной.

– Вижу, ты несколько удивлен. Что ж, объясню. Этот пистолет передал мне один старый приятель. С ним связана прелюбопытная история: из него была убита Астрид Моллер, а теперь он сплошь в твоих «пальчиках». Так как насчет обмена?