Текст книги "По следам султанов и раджей"

Автор книги: Ян Марек

На следующий день рано утром меня разбудил господин Пракаш и объяснил, что нам надо как можно быстрее выехать в Айодхью. Иначе, уверял он, мы упустим возможность увидеть живописную картину, которая каждое утро разворачивается на гхатах, ведущих к Гхагхре.

В данном случае гхат означает скат, склон или подход к реке, будь то естественный или искусственный. Очень часто гхат выложен камнем, кирпичом или имеет деревянные ступеньки. На ступенях гхатов сосредоточивается общественная жизнь города или деревни. Здесь женщины стирают, полощут и сушат белье, чистят песком латунную посуду. Здесь же моются, купаются и выполняют религиозные обряды правоверные индуисты. Они проводят здесь долгие часы в молитвах, беседах и просто сплетнях. Есть гхаты общие для женщин и мужчин, есть и специально отведенные для женщин укромные уголки. И везде на них люди собираются рано утром, а потом уже под вечер.

Мы выехали на рассвете. В старенький «форд» нас набилось пять человек, не считая водителя. Молодой адвокат прихватил с собой друзей, наверно, для того, чтобы общими усилиями они могли показать мне все как можно лучше, а может быть, просто за компанию или для большей безопасности.

Дело в том, что дорога проходит вдали от населенных пунктов, здесь после захода солнца местные жители не появляются ни за что на свете. Они говорят, и твердо в это верят, что с незапамятных времен здесь ездят всадники без головы.

Уже рассвело, и солнечные лучи очистили наш путь от всех привидений и загнали их в густые манговые и бамбуковые рощи, по краям которых сверкали оранжевым блеском озера и небольшие болота.

– Отсюда берут воду для орошения, – пояснил Пракаш, проследив за моим взглядом.

Гхагхра – примерная река. Она почти никогда не выходит из берегов, и в ней достаточно воды даже во время самой сильной засухи. Ниже Айодхьи Гхагхра круглый год судоходна, и суда могут плыть вплоть до ее слияния с Гангом, а дальше по нему к Бенгальскому заливу. Люди, таким образом, обеспечены дешевым грузовым транспортом. Воды здесь всюду полным–полно, а под землей она находится неглубоко, поэтому ее легко выкачивать и нет необходимости проводить длинные распределительные арыки.

За разговором мы быстро преодолели то небольшое расстояние, которое отделяло нас от Айодхьи, города, в котором родился Рама – легендарный герой древнеиндийского эпоса. Айодхья – место, глубоко почитаемое всеми индуистами. Да и как же иначе, ведь город входит в число семи священных мест паломничества индуизма. Об Айодхье говорят, что она самая прекрасная из них. Вероятно, это потому, что она сумела сохранить свою былую красоту, хотя сегодняшний город намного меньше того, который стоял здесь две с половиной тысячи лет назад. Однако и о красоте нынешней Айодхьи можно сказать словами вводной песни «Рамаяны»:

 
Сарайю–рекой омываясь, довольством дышала
Держава обширная – славное царство Кошала,
Где выстроил некогда Ману, людей прародитель,
Свой город престольный, Айодхью, величья обитель.
Двенадцати йоджанам был протяженностью равен
Тот город, и улиц разбивкой божественной славен.
На Царском пути, увлажненном, чтоб не было пыли,
Охапки цветов ароматных разбросаны были.
Порталы ворот городских, защищенных оружьем,
Украшены были снаружи резным полукружьем.
Столица, средь манговых рощ безмятежно покоясь,
Блистала как дева, из листьев надевшая пояс.
Казалось, небесного царства единодержавец
Воздвигнул дворцы, где блистали созвездья красавиц [1]1
  1) «Махабхарата», «Рамаяна». М., с. 385–386 (здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть].
 

Сегодня территория Айодхьи вряд ли составляет двенадцать йоджан в окружности [2]2
  2) Йоджана – древнеиндийская мера длины, равная, в зависимости от района Индии, от 7 до 25 км.


[Закрыть], однако город ухожен и благоустроен так же хорошо, как когда–то в далеком прошлом. Правда, центр мало чем отличается от других мест индуистского паломничества: кругом скопление храмов, постоялых дворов для паломников и бесчисленные лавочки, торгующие в основном предметами религиозного назначения. Однако Айодхье присуще свое очарование: улицы удивительно чистые, дома свежеоштукатуренны. Может, прелесть Айодхьи состоит еще в том, что она принадлежит к наименьшим по своим размерам местам паломничества и расположена в центре плодородного края, где нищета не бьет так резко в глаза. А может быть, потому, что почти каждый уголок города так или иначе соприкасается с эпической историей «Рамаяны», столь близкой каждому индийцу. Все в Айодхье напоминает о персонажах эпоса. Здесь есть вершина Сугрива, крепость Ханумана, гхат Лакшмана, храм Рамы – не остается ничего другого, как потренировать память и попытаться вспомнить, «кто был кто» среди героев эпоса.

По преданию, боги даровали бездетному престарелому правителю Айодхьи Дашарагхе четырех сыновей, в облике которых должен был воплотиться всемогущий бог Вишну. Первая жена царя Каушалья принесла ему первенца Раму, вторая – Кайкейи родила Бхарату, а третья – Сумитра разрешилась двумя близнецами, одного из которых назвали Лакшмана, другого – Шатругхна. Царь любил всех своих сыновей. Однако больше всего он был привязан к Раме.

Благородный Рама получил в жены прекрасную Ситу, дочь короля Джанаки. Жили они счастливой супружеской жизнью в родной Айодхье. После смерти отца Рама должен был вступить на престол Кошалы. Однако вторая жена царя – Кайкейи – еще при жизни правителя добилась от него обещания отдать престол ее сыну Бхарате. Рама подчинился воле отца и ушел вместе со своей добродетельной женой на четырнадцать лет в изгнание. Их сопровождал его брат Лакшмана. На престол вступил Бхарата. Однако он объявил, что будет править страной лишь как наместник отсутствующего Рамы, сандалии которого он возложил на трон. Рама же до поры до времени жил в лесу Дандака вместе с женой и братом. Там он успешно боролся против демонов, беспокоивших святых и отшельников. Правитель демонов Равана решил отомстить за своих подданных и однажды, когда оба брата были на охоте, похитил Ситу и унес ее на остров Ланка. Долго и тщетно искал Рама похитителя своей жены. Наконец с помощью царя обезьян Сугривы и его полководца Ханумана он нашел Ситу во дворце Раваны на острове Ланка. Обезьяны помогли ему перекинуть каменный мост через море к острову и одержать победу над демонами. Хотя Раме удалось одолеть Равану и освободить Ситу, однако, согласно индуистской традиции, он вынужден был отказаться от своей жены, так как она находилась в доме чужого мужчины. Сита бросилась в огонь, однако бог огня ее не принял: ведь она ни в чем не провинилась. Тем самым подтвердилось, что Сита была чиста перед мужем, и оба супруга возвратились в Айодхью, где их торжественно и радостно встретили жители. И Рама правил Кошалой вплоть до самой своей смерти.

– Да, вроде бы так все это и было, – согласился господин Пракаш с моим пересказом легендарной истории и предложил: – Теперь пойдемте смотреть Сваргдвару – «Небесные ворота». Так называется один особо священный гхат у Гхагхры, где, говорят, в молодости любил купаться благородный Рама и где его тело было сожжено на погребальном костре. Вчера в Фаизабаде я показывал вам место, где Рама исчез из этого мира, но почему бы нам не поверить также и в то, что нашли хотя бы небольшую частичку его тела, которую, в соответствии с индуистским обычаем, сожгли на костре именно в Сваргдваре, а пепел бросили в реку, чтобы открыть Раме дорогу в небо. Вы ведь знаете, что индуистская традиция рассматривает его как воплощение бога Вишну и многие вишнуиты почитают Раму как самого могущественного бога. Вы, конечно, обратили внимание на то, что многие индийцы приветствуют друг друга его именем – «Рам, Рам!».

Гхат Рамы, несмотря на свою священность, не отличался особой красотой и удобствами для посетителей. По неизвестным причинам строители уделили больше внимания соседнему гхату Лакшманы, где, по преданию, купался брат Рамы. Там можно спуститься к реке по хорошей каменной лестнице, пробившей себе путь среди многочисленных небольших храмов и ашрамов – своего рода гостиниц для вишнуитских паломников, которые тысячами приходят сюда в праздничные дни.

Мы приехали, когда утренняя церемония омовения уже закончилась и на гхате наступила тишина. Лишь самые твердые последователи бога Вишну все еще стояли по пояс в реке. Время от времени они окунались в воду с головой и снова застывали, устремив взор к солнцу. Женщины, искупавшиеся еще до рассвета, полоскали теперь разноцветные куски тканей. Белье они не стирают – в Индии это не женское дело. Ведь только мужчинам под силу молотить бельем о прибрежные камни. Еще дальше у бамбуковых хижин моются девушки. Их веселые голоса далеко слышны по воде. После купания они с серьезным выражением лиц снимают мокрые сари и ловко заворачиваются в сухие. Теперь можно взойти на верх гхата и выйти на улицу.

На берегу все радует глаз: приятно пригрело весеннее солнышко, тихо ударяются о берег голубые волны Гхагхры. В отличие от гхатов Варанаси, на которые стягиваются тысячи нищих и святых, в Айодхье нет протянутых к вам со всех сторон рук, требующих бакшиш только за то, что их владельцы еще существуют.

Мы отправились в центр города пешком, хотя господин Шривастава настойчиво уговаривал поехать на машине. Я же хотел тщательно осмотреть все подступы к храму и убедиться, что и сегодня «цветы украшают его пестрой палитрой», как бывало во времена принца Рамы.

Главный объект паломничества – храм «Крепость Ханумана» воздвигнут в центре города на невысокой скале. Своими башнями и стенами он действительно напоминает неприступную крепость. По преданию, храм стоит на месте старого дворца, в котором воспитывался Рама, а позднее жил вместе с прекрасной Ситой.

К храму ведет длинная, довольно крутая, чисто вымытая лестница. По обе стороны ее сидят продавцы цветов, сладостей, ароматических палочек и вообще всего, что может понадобиться верующим паломникам. За несколько пайс я купил малу – гирлянду из резко пахнущих оранжевых и белых лепестков, нанизанных на нитку, и несколько палочек агарбатти [3]3
  3) Агарбатти – ароматические палочки, широко используемые в Индии и Пакистане для окуривания различных, и в первую очередь религиозных, помещений.


[Закрыть]. После того как я уже сделал покупки, я понял, что надо бы купить чего–нибудь еще съестного, лучше всего, пожалуй, немного сладостей или хотя бы банан: по перилам лестницы, подпрыгивая и весело вереща, к нам приближалась стайка обезьянок. Они протягивали свои лохматые лапки и, комично гримасничая, выпрашивали угощения.

Я вернулся, чтобы купить кулечек со сладостями, которые быстро оказались в натренированных цепких лапках обезьянок. Вероятно, я что–то сделал не так, как здесь принято, в результате со всех сторон, с крыш и ветвей деревьев на нас буквально посыпались большие и малые обезьянки. Через мгновение возле нас собралось огромное число этих животных. Они раскачивались даже над нашими головами, ловко зацепившись хвостами за раскидистые ветви фигового дерева. Перед нами важно уселся большой светло–коричневый старый Хануман с черным лицом. Он не обращал никакого внимания на суету вокруг себя и преспокойно чистил банан, который только что получил от стоящего рядом с нами паломника. Представитель армии, помогавшей Раме, полон внутреннего достоинства.

Когда, казалось, уже нет сил защищаться от нападения лохматых лап, послышался удар бамбуковой палкой о камень. Новый удар пришелся по спине одной из вымогательниц. Со стороны храма навстречу нам шел полуобнаженный брахман. Через плечо у него был перекинут священный шнур. Приветливым жестом он пригласил нас подняться выше по лестнице и принял из моих рук цветочное пожертвование. Однако, будучи иностранцем, то есть человеком, не принадлежащим ни к какой касте, я не имел права войти в храм бога Вишну. Мне разрешили лишь пройти во внутренний двор, где я мог осмотреть храмовые серебряные двери и заглянуть в темноту самой святыни.

Прямо напротив входа сквозь облака благовонного дыма от агарбатти проступали очертания скульптур Рамы, Ситы и Ханумана. Скульптура в центре украшена огромным зеленоватым сапфиром. В храм вливались все новые потоки верующих, несущих своему любимому богу пожертвования, главным образом цветы и рис. Нет–нет, да и звякнет в жертвенной чаше звонкая монета.

Вместе со своими друзьями я прошел на храмовую галерею. Перед нами как на ладони открылась панорама города, утопающего в тени садов и фруктовых деревьев.

Однако он уже не такой чистый, каким был утром, когда мы сюда приехали. Как и в любом другом индийском городе, здесь все, что было вычищено рано утром, к вечеру снова запачкано обезьянами. Перед храмом мы убедились воочию в том, как их здесь много. Если в Варанаси туристам показывают храм обезьян как нечто экзотическое, то здесь можно увидеть целый обезьяний город. С этим вынуждены мириться, ведь обезьяны охотно помогли Раме победить демона, а потому их потомки имеют право на уважение, хотя и загрязняют они все, что можно.

Когда я вышел на западную сторону храмовой галереи, то на краю города усмотрел еще одно священное место: Рам–джанамстхан, дословно – «Место рождения Рамы». Пешком мы добираемся туда за двадцать минут. Место, где родился Рама, обозначено площадкой, огороженной невысокой изгородью. Когда–то здесь стоял индуистский храм, однако император Бабур в XVI столетии приказал перестроить его в мечеть. Рядом соорудили индуистский храм, не очень красивый и небольшой.

Я снял ботинки, оставил их на пороге и вошел в мечеть. С первого взгляда видно, что она перестроена из старого индуистского храма. Внутри я насчитал двенадцать колонн. На одной из них заметно проступали остатки скульптурного изображения какого–то бога, что, безусловно, свидетельствует о том, что эта колонна была взята из политеистического храма, так как исламский монотеизм не допускает изображения живых существ.

В заднем коридоре мечети я обнаружил еще одно интересное помещение – кухню (расои). По преданию, здесь готовилась пища для самого Рамы. С тех пор тут никогда не прекращали варить и жарить, а теперь готовят еду для паломников, правда чисто символически, ведь на кухоньке с одним очагом еду для нескольких тысяч человек приготовить невозможно.

На металлической посуде отражается красноватый пылающий огонь простого очага. Старый жрец, брахман с благородной внешностью, склонился над котлом и положил на чистый банановый лист перед каждым из нас небольшую горку сладкого риса с изюмом. Чтобы почтить память легендарного индийского героя, мы принимали угощение и, сложив ладони рук перед грудью, поблагодарили брахмана индуистским приветствием.

Возле расои спрятался еще один небольшой храм, возраст которого исчисляется в несколько столетий. Предполагают, что именно на этом месте Сита – верная супруга Рамы – после его смерти совершила обряд самосожжения. Однако боги не допустили, чтобы был совершен обряд сати, и стоило Сите взойти на костер, как тело ее стало медленно подниматься в небо [4]4
  4) Автор передает, видимо, местную легенду. По «Рамаяне», Ситу поглотила ее мать–Земля еще до смерти Рамы. Правда, боги обещали супругам соединение вновь на небесах.


[Закрыть].

– Мы вам показали Айодхью историческую и легендарную. Возле здания вокзала вы увидите еще Айодхью современную, которая ни в чем не уступает Фаизабаду, а, возможно, в чем–то и превосходит его, – такими словами господин Шривастава закончил нашу экскурсию по старому городу.

Новенькое здание вокзала окружено ярко–оранжевыми, заботливо ухоженными газонами. У вокзала расположены современные строения складов, а дальше, по направлению к городу, видны дымящиеся трубы какого–то завода. Скорый поезд до Лакхнау уже ушел, и мне не оставалось ничего другого, как воспользоваться почтовым.

Устроив меня в вагоне второго класса, мои спутники попрощались со мной в соответствии с индийскими традициями. Мы обменялись адресами и обещаниями, что будем писать друг другу. Последние рукопожатия, и поезд медленно отошел от перрона. Я остался в одиночестве и поэтому очень обрадовался, когда ко мне подсел молодой солдат. Он на службе и потому при полной амуниции. Говорят, здесь бывают случаи бандитизма, и железнодорожное управление издало распоряжение о сопровождении ночных поездов вооруженной охраной. Однако пассажиры могут быть спокойны: опасность грозит в первую очередь товарам. Их грабят при погрузке и разгрузке на станциях, и охране необходимо следить за тем, чтобы мешки с ценным грузом попадали в нужные вагоны. Что касается того, что раньше бандиты останавливали в некоторых местах поезда в пути, так об этом сейчас уже почти не слышно.

Дорога, как всегда, бесконечна. Выехали мы точно по расписанию, но уже через несколько станций наш поезд опаздывал часа на два. Расстояние в сто тридцать пять километров преодолели за полных шесть часов и на лакхнауский вокзал прибыли уже за полночь.

Несмотря на то что наш состав дотащился до Лакхнау поздно ночью, на вокзале меня ждал молодой ассистент лакхнауского университета, в котором мне предстояло пройти короткую стажировку. Ассистент сообщил, что в общежитии, в котором я первоначально предполагал остановиться, пока свободных мест нет. Однако профессор Хашими, заведующий кафедрой языка и литературы урду, предложил мне на несколько дней остановиться у него.

Я с радостью принял приглашение профессора. Знал, что он живет в исторической части города и его семья до сих пор не отказалась от традиционного образа жизни. Супруга Хашими все еще носит парду, т. е. придерживается старого обычая мусульманских женщин не показывать лицо на людях.

Ассистент усадил меня в коляску велорикши, сам втиснулся рядом со мной на узенькое сиденье, и мы съехали с небольшой горки по улице Ла Туше к центру старого торгового района Аминабад. Рикша резко свернул в темный переулок и притормозил у разукрашенного входа в невысокий дом.

За ажурной калиткой широкий двор. Из темной кухни на первом этаже на нас устремлены изумленные глаза служанки. Профессор Хашими спустился к нам навстречу по ступенькам веранды; на нем длинный облегающий пиджак – черное шервани, свободные белые штаны и черная шапочка. Он церемонно поприветствовал меня и провел в библиотеку. Здесь я буду спать. Профессор показал мне, где находится ванная – небольшая комнатка с деревянной решеткой на бетонном полу, с каменным корытцем и кружкой для обливания, – и пожелал мне доброй ночи.

Утром Хашими отвез меня на рикше через весь город к себе в университет, который занимает большой парк за рекой. Некоторые факультеты разместились в бывших навабских дворцах, другие получили удобные современные здания. Я прежде всего направился в библиотеку – оформить читательский билет и узнать вкратце об истории Лакхнау.

Оказывается, столица сегодняшнего штата Уттар–Прадеш названа в честь Лакшманы, брата героя «Рамаяны». В давние времена город назывался Лакшманпур. Во времена Великих Моголов город разросся и превратился в провинциальный экономический центр. Однако он оставался в тени более удачно расположенного города Аллахабада. Наивысшего расцвета Лакхнау достиг в конце XVIII столетия, когда он стал столицей навабства.

Несмотря на свое древнее происхождение, город Лакхнау относится к сравнительно молодым индийским городам. Свой нынешний облик он приобрел лишь после 1775 года. Основатель династии навабов Саадат–хан стал аудским наместником еще за несколько десятилетий до этой даты, но он уделял большее внимание своим обязанностям вазира и поэтому жил при императорском дворе в Дели. Третий наваб предпочел Фаизабад. Лишь его сын Асаф–уд–даула принял решение обосноваться в Лакхнау и превратил его в красивейший город.

Однако ни один из преемников Асаф–уд–даулы, за исключением, пожалуй, его брата Саадат Али–хана, не уделял особого внимания ни благоустройству города, ни судьбе государства. На престоле чередовались религиозные фанатики и утопавшие в роскоши распутники, которые ради беспечной жизни выжимали из подданных невероятно высокие налоги.

Тем не менее мир культуры не предал их имена полному забвению. Дело в том, что они способствовали зарождению феномена, в своем роде весьма значительного: благодаря им был создан особый вид рафинированной цивилизации, на почве которой выросли новые школы эпического танца катхак. Бесчисленные варианты катхака исполняли прекрасно вышколенные танцовщицы и куртизанки. Беззаботный стиль жизни двора содействовал процветанию музыки, пения и поэзии, главным образом лирических газелей, и даже способствовал возникновению новых литературных школ языка урду.

Во время правления последнего наваба Ваджид Али–шаха (1847—1856) распутство лакхнауского двора дошло до предела. Наваб рос во дворцах, среди очаровательных куртизанок. Именно они воспитывали его с малых лет. После себя он оставил любопытные записи о том, как изощренно они его портили. Они совратили его, когда ему было всего десять лет. Став взрослым, он окружил себя красивыми девушками, которых называл пери – «феи», приказал построить для них Пери–хану – Дворец фей, где самые лучшие учителя того времени обучали девушек музыке, пению и танцу.

Личная гвардия наваба также была составлена из отобранных и специально обученных женщин. Желая иметь храбрых и в то же время женственных телохранительниц, наваб разработал для них специальный устав и красочную униформу.

Однако наваб совсем не заботился об управлении своим государством. Правительственные посты были им отданы музыкантам, художникам и архитекторам. Сам правитель увлекался не только музыкой и танцами, но и архитектурой, и изобразительным искусством. Он основал свой придворный театр и приглашал играть в нем странствующие театральные труппы. Говорят, больше всего ему нравилось самому исполнять роль бога Индры, окруженного толпой легконогих фей, или же быть в роли молодого бога Кришны, заигрывающего с очаровательными пастушками. Наваб не обращал внимания на то, что это были индуистские сюжеты, а официальной религией Ауда – ислам шиитского толка.

Со второй половины прошлого столетия дух изысканной лакхнауской культуры понемногу, но неуклонно умирал. Потомки навабов обнищали, потеряли уважение и престиж. Роль меценатов стали играть более энергичные и практичные торговцы–индуисты.

Эта перемена началась после поражения Великого индийского народного восстания (1857—1859). Одна из наиболее драматических и кровавых глав истории этого восстания была написана именно в Лакхнау. До сегодняшнего дня о событиях того времени напоминают разрушенные здания бывшей британской резиденции, в которой в течение трех месяцев укрывались англичане от превосходивших их во много раз войск восставших индийцев. Оттуда их вызволил генерал Хэвелок со своим боевым отрядом. Однако и он с остатками гарнизона попал в окружение на два месяца.

Англичане жестоко отомстили жителям Лакхнау. Главный удар был направлен против мусульманской верхушки, так как именно она стояла во главе восстания, целые семьи родовитых лакхнаусцев были истреблены или же лишены имущества и высланы. Гаремы распустили, танцовщиц переселили в другие места, а управление городом взяли в свои руки индусские торговцы и банкиры, для которых традиции лакхнауской культуры ничего не значили.

Решающий удар по этим традициям был нанесен в 1947 году, когда Индия была разделена на Индийский Союз и Пакистан. Многие состоятельные мусульмане переселились тогда в Пакистан. На их место из западнопакистанеких деревень пришли небогатые переселенцы–индусы. В Аминабаде, там, где раньше находились самые элегантные салоны образованных куртизанок, стали жить в переполненных помещениях переселенцы. И хотя индийское правительство старается оказывать им всестороннюю поддержку, они не могут найти подходящей работы и зарабатывают себе на жизнь в качестве поденщиков, возниц, мелких продавцов, носильщиков и неквалифицированных рабочих.

Рабочих в Лакхнау не так уж много, так как, за малым исключением, здесь нет сколько–нибудь важной отрасли промышленности. Лишь совсем недавно в городе начали появляться небольшие механические и ремонтные мастерские, между прочим, тут есть мастерская по сборке чехословацких тракторов «Зетор». Однако в целом преобладающую часть рабочего класса составляют мелкие ремесленники и кустари.

Мои размышления о судьбе города прервал профессор Хашими – он пригласил меня на обед. Мы вышли на улицу, залитую ослепительно ярким солнцем, и наняли рикшу. Переехали мост и углубились в небольшие улочки старого города. Вижу, как в одном из переулков в тонгу – конную коляску – садятся два старика, с серьезным видом предлагая друг другу сесть первому. Возница нетерпеливо подергивал вожжи, но старики настойчиво проявляли взаимное уважение и повторяли типичное пахле ап – «сначала вы», «после вас».

Чем объяснить, что местные жители столь упорно придерживаются особых аристократических манер? Почему даже средние слои населения стремятся здесь сохранить старосветскую вежливость и изысканность манер? Ведь в другом месте такого не встретишь. И тут же этот вопрос возвратился ко мне в другой форме.

Дело в том, что по дороге профессор встретил знакомого, тот приехал в город, чтобы навестить свою замужнюю дочь, но не застал ее дома. Профессор пригласил его пообедать вместе с нами. Знакомый наверняка устал и голоден, но из вежливости отказался от искреннего приглашения. В конце концов приглашение было принято, однако лишь после того, как хозяин в возвышенных выражениях убедил знакомого, что такой почетный гость, как он, будет украшением дома и, кроме того, он поможет приятно развлечь европейского друга, особенно если после обеда согласится спеть несколько старых газелей.

Итак, за обеденным столом мы оказались втроем. Вышколенный слуга с козьей бородкой церемонно полил нам на руки воду и жестом пригласил в столовую, элегантно обставленную в стиле прошлого столетия. В комнате кроме стола с белой скатертью было несколько низких табуреток, на которых блестели начищенные панданы, серебряные коробочки для листьев бетеля и других необходимых компонентов для составления жевательной массы. Для сплевывания бетелевой жвачки стояли чеканные тхукданы, серебряные и медные плевательницы в форме больших чаш. На пышном ковре рядом с мягкими подушками в ожидании гостей – посеребренная хукка, трубка с длинным мундштуком для курения через воду, а около нее – маленькая кочерга и щипцы для разгребания древесных углей на случай, если трубка погаснет. К обеду на стол подали традиционное лакхнауское блюдо – мясной рулет с маринованным манго и рисовым гарниром. Профессор ловко скатывал пальцами в шарик рис с соусом и изящным движением отправлял его тремя пальцами в рот, при этом не уронив ни рисинки. После того как приторно–сладкий розовый сироп, поданный на третье, был выпит, Хашими вернулся к первоначальной теме разговора. Полушутя, полусерьезно он превозносил лакхнаускую вежливость, над которой другие жители Индии лишь посмеиваются.

– Остатки традиционной воспитанности здесь кое в чем пригодились. В бурные дни, последовавшие за разделом Британской Индии, искусственно разжигаемые религиозные страсти заставили в иное время миролюбивых людей хватать, что попадало под руку, и участвовать в кровавых столкновениях. Такие стычки особенно часто случались там, где мусульмане и индусы жили рядом. Лишь наш город устоял перед волной массового сумасшествия. Хорошее воспитание, вероятно, не позволяло браться за оружие первым и идти против ближнего. По всем законам лакхнауской вежливости надо было подождать, пока не получишь удар…

После обеда мы удобно устроились на подушках, разложенных на ковре, чтобы послушать обещанные нам газели. Мы попросили исполнить газели, сочиненные последним навабом Ваджид Али–шахом. В полутемной комнате зазвучал, вплетаясь в орнамент монотонной мелодии, довольно приятный голос певца.

Музыкальную программу неожиданно прервал резкий стук в дверь. Вошел ученик профессора господин Шамим, сын одного из крупнейших лакхнауских торговцев. Оказывается, профессор попросил его сопровождать меня во время моей первой ознакомительной экскурсии по городу. Для этой цели отец Шамима разрешил ему взять красно–белый джип, на котором они обычно возят товары вплоть до непальской границы.

Я счастлив – ведь в первый же день пребывания в Лакхнау мне удастся осмотреть достопримечательности города, лежащего в стороне от туристических дорог и не очень приспособленного к приему туристов. Как уже говорилось, архитектурный стиль Лакхнау намного напоминает европейское рококо. Это поздний провинциальный вариант классического индо–персидского стиля, осложненного украшательством, заимствованным из Европы. В этом хаотическом смешении разнородных архитектурных элементов виноваты прежде всего архитекторы–европейцы, находившиеся на службе у навабов. Один из видов строений в Лакхнау особенно знаменит – это так называемые имамбары, павильоны имамов – особые здания, в которых проходят религиозные празднества шиитов. Лакхнау – признанный центр шиитов, хотя здесь их живет сравнительно немного.

Шиитов можно рассматривать как членов самой старой мусульманской секты. Ее название происходит от слова шиа – «партия», а точнее, «партия четвертого халифа Али». Шииты рассматривают Али, в отличие от суннитов, как единственного и истинного преемника пророка Мухаммеда. К обязательной для всех мусульман формуле «Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед его пророк» шииты добавляют «и Али наместник бога». Шииты почитают двенадцать имамов – высших духовных наставников, святых. Говорят, последний из них еще жив, но никто не имеет права его видеть. Это так называемый «скрытый имам», который когда–нибудь в будущем явится как спаситель, махди. Шиизм распространился сначала в Иране, а оттуда и в другие страны, с которыми Иран поддерживал прямые отношения. На индийском субконтиненте шиизм пустил самые глубокие корни в бывших султанатах Декана на юге страны. В Ауде шиизм был в течение довольно длительного времени государственной религией и, таким образом, способствовал созданию великолепных художественных построек.

– Через две недели будет мухаррам, – господин Шамим листал календарь. – Так что вы еще застанете религиозные процессии. Они будут проходить через город каждый день, а на десятый день мухаррама состоится самое большое траурное действо. В городе загорятся сразу тысячи свечей. Все это вы увидите сами. А пока давайте посмотрим имамбары в обычные дни, – предлагает он, и мы выезжаем на джипе в хусейнабадском направлении.

Простым изяществом своих арок меня покорила Большая имамбара, построенная по приказу наваба Асаф–уд–даулы на правом берегу реки Гомти. В стороне от главного входа во двор имамбары грустно стоят Турецкие ворота – Руми дарваза. Возможно, печалятся о том, что мало кто мог оценить в них прекраснейший образец индо–персидского рококо, главным образом своеобразный свод широко раскрытого портала и ослепительно белые лепные зубцы ажурных арок.

В мечеть, расположенную во дворе имамбары, нам, иноверцам, вход строго запрещен. Шамим – суннит и заслуживает, по шиитским представлениям, еще большего проклятия, чем самый отъявленный безбожник. Нам ничего не оставалось, как поприветствовать изящные минареты и перейти к осмотру широкого строения – имамбары. В центре длинного сводчатого зала мы склонили головы перед балдахином, поставленным над могилой основателя, затем поднялись наверх и внезапно оказались в Лабиринте навабов – Бхульбху–лайян. Здесь в многочисленных коридорчиках, тупичках, нишах и темных закоулках последние из навабов любили играть в прятки с красавицами своего гарема. Какие уж там дела государственные…