Текст книги "По следам султанов и раджей"

Автор книги: Ян Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Я осторожно перелистывал редчайшие собрания и совершенно забыл о времени. Из задумчивости меня вывел голос господина Паливала. Он настаивал, чтобы мы вернулись в гостиницу, где нас уже давно ждет обед. У меня не было желания терять драгоценное время на такую прозаическую вещь, как принятие пищи, но я вынужден был согласиться с тем, что в полуденную жару все же необходимо немного отдохнуть.

Кроме традиционного цыпленка нам подали лепешки из просяной муки на верблюжьем масле. Просо – основной продукт питания джайсалмерцев. Вот только не всегда его хватает. В неурожайные годы, которые случаются в этом крае довольно часто, людям не остается ничего другого, как вылущивать маленькие семечки из жестких колючек пустынного кустарника бхарута, сушить их, а затем перемалывать на муку.

Краткий послеобеденный отдых я использовал для того, чтобы ознакомиться с историей этого района штата Раджастхан. Из достаточно большой литературы, которой меня обеспечил мой проводник, я узнал, что Джайсалмер в 1156 г. основал равал Джайсал из рода Бхатов. В течение нескольких веков это было небольшое разбойничье государство, которое, с одной стороны, пыталось расширить свои границы вплоть до плодородных земель Марвара, а с другой – успешно защищало индуистские земли от проникновения в них мусульман. Позднее равалы нашли поддержку у правителей Синда из династии Аргунов. С Великими Моголами они поддерживали дружеские отношения: равал Хари Радж отправил даже свою дочь в гарем императора Акбара. В конце XVII века Джайсалмер стал одним из важнейших раджпутских государств и владел всей южной частью пустыни Тар. Спустя столетие Джайсалмер вновь потерял все ранее завоеванные земли.

После того как мусульманские султаны завоевали Северную Индию, Джайсалмер стал убежищем для индуистских и джайнских торговцев и ростовщиков. В крепости равала и ее окрестностях в то время было построено много храмов, богато украшенных скульптурами. Много выгод принесла местной знати служба в армии Великих Моголов. Раджпуты быстро завоевали славу отважных воинов и нередко занимали командные посты в императорской армии. Позднейшие англо–афганские и англо–сикхские войны послужили толчком к развитию Джайсалмера. Случилось так потому, что во время военных действий были перекрыты важнейшие пути, ведущие в Индию через Пенджаб, и попасть в Центральную Индию можно было лишь через пустыню Тар. Джайсалмер стал центром транзитной торговли. К тому же он получал значительные доходы от контрабандной торговли, которую поддерживал.

Немного отдохнув, я стал собираться на прогулку к озеру Амара, на берегу которого возвышается старинный храм с большим садом. В этот момент прибежал Паливал и торжественно сообщил, что наш маршрут изменился: ему, оказывается, удалось одолжить у дальних родственников на два часа джип. Так что мы поедем в Лудхарву.

Несколько веков назад Лудхарва была столицей джайсалмерского государства. Она располагалась прямо на караванной тропе, связывающей долину Инда с долиной Ганга, и во времена своего наивысшего расцвета в ней бало не менее25 тысяч жителей. Лудхарва потеряла свое значение после того, как верблюд уступил место более быстроходным и современным средствам передвижения, для которых провели более подходящие дороги в других местах.

Джип с трудом преодолел те 20 километров, которые отделяли нас от вымершего города. Машина подскакивала на каменных плитах, высовывающихся то тут, то там из разбитой дороги, объезжала выросшие неизвестно откуда на дороге барханы и в высохших руслах арыков вспугивала большие стаи куропаток.

Наконец мы добрались до Лудхарвы, вернее, до того, что осталось от города. На нас удручающим образом подействовала мертвящая пустота и заброшенность этого места. Кроме бедных обитателей дюжины лачуг и трех брахманов в главном храме, здесь никто не жил. При этом в хорошо сохранившихся каменных домах могло бы жить несколько тысяч человек. Однако Лудхарва не единственное покинутое жителями место. Я припомнил, что на автобусе мы проехали несколько таких покинутых деревенек, в которых некогда обитал тот или иной доблестный раджпутский род. Говорят, однажды равал нанес большое оскорбление членам здешнего рода, а они, не захотев терпеть столь несправедливое к ним отношение, за одну ночь собрались и со всеми своими пожитками и скотом покинули землю Джайсалмера.

Мы осмотрели в Лудхарве главный храм святого Параснатха – самую древнюю джайнскую святыню. Он похож на небольшую пирамиду, сложенную из трех прямоугольных оград с входными башнями по всем сторонам. Сверху на нем сооружен традиционный чхаттри – каменный зонтик. Храм венчает какое–то диковинное растение, вычеканенное из меди. Его называют калпаврикша – «дерево желаний». Считается, что это одно из чудесных деревьев из сада бога Индры. Архитектура храма ничем особо не примечательна: его скульптуры и рельефы искусны, но в то же время нежизненны, как и в других джайнских храмах, разбросанных по всему Раджастхану.

На обратном пути господин Паливал живо рассказал мне о разбойниках, которые в течение столетий имели здесь надежный приют. Это и неудивительно, так как Джайсалмер – один из самых отдаленных уголков Индии. Говорят, что еще не так давно тут можно было нередко увидеть погони полицейских на джипах за разбойниками на верблюдах. Нередко разбойникам удавалось ускользнуть, потому что верблюд в пустыне обладает большей проходимостью, чем даже вездеход.

Как будто в подтверждение его слов откуда–то издалека донесся звук надсадно ревущего мотора. И вскоре мы увидели, как по безлюдной пустыне мчалась машина, из которой время от времени раздавались сухие хлопки выстрелов.

– Не бойтесь, это не разбойники, – успокоил господин Паливал, увидев, какое действие возымел на меня его рассказ. – Наверняка это местные заядлые охотники на куропаток, ведь сейчас как раз сезон охоты на них. На прошлой неделе прошел небольшой дождь, и теперь каждая грязная лужица манит к себе птиц. К еще не испарившейся воде слетаются не только куропатки, но и быстрые дрофы, тетерева и птицы из семейства бекасов. Когда мы будем возвращаться домой, хорошенько присмотритесь к джхилу под покаранским холмом. Возможно, там еще увидим диких уток с розовыми хвостами, а главное, сибирских журавлей – грусов. Они прилетают сюда из Сибири в октябре и остаются до весны.

За разговором мы быстро и, главное, удачно преодолели ловушки скалистого плоскогорья и уже по хорошей дороге спустились в широкую зеленую долину, которую покинули часа два назад. Мы миновали заросшие кустарником впадины. Они бережно огорожены глиняными стенами и готовы принять каждую каплю воды, которую до этого истосковавшегося по влаге уголка земли могли донести весенние грозы. Мы объехали озеро, окаймленное редкой полоской леса, и остановились перед могучей башней, служащей входом в крепость.

Там уже нетерпеливо сигналил автобус, отправлявшийся к ночному поезду до Покарана. Мы бросились к нему и, вскочив на подножку, успели бросить прощальный взгляд на крепость. Ее отвесные стены цвета телячьей кожи какое–то время еще сопровождали нас, однако недолго. Неожиданно они пропали за песчаной дюной и исчезли из поля зрения так же внезапно, как возникли, когда мы подъезжали к городу.

Край смерти

На обратном пути из Джайсалмера господин Паливал радушно пригласил меня провести несколько дней у него в Джодхпуре. Этот город уже давно привлекал мое внимание. Джодхпур, второй по величине город Раджастхана, ранее был столицей сильного раджпутского государства Марвар. Некоторые индийские филологи считают, что название «Марвар» можно перевести как «Край смерти». Другие уверяют, что оно произошло не от санскритского слова мар – «убийство», «смерть», а, скорее всего, от слова мару – «пустыня». По–моему, и те и другие правы – Марвар всегда был и до сегодняшнего дня остается краем смерти, расположенным на суровых просторах пустыни Тар.

Но, хотя мне так хотелось посетить Джодхпур, от приглашения гостеприимного господина Паливала я вынужден был отказаться. В архивах и библиотеках Дели меня ждало еще много работы. Однако при прощании с господином Паливалом я ему твердо обещал, что если приеду в Индию еще раз, то обязательно выберу время посетить столицу Марвара.

Свое обещание я сумел выполнить почти через десять лет, однако с господином Паливалом мы уже не встретились. Судьба забросила его в другой уголок Индии, наверное с повышением по службе. В Джодхпуре, кроме него, я никого не знал и не мог надеяться, что найду там какого–нибудь проводника. На этот раз меня это не огорчило, так как нас было двое. В Дели я случайно встретился со своим знакомым, занимавшимся изучением индийской внешней политики. Мы решили вместе провести День республики, который приходится на 26 января, и два примыкающих к нему выходных дня в северо–западном Раджастхане и при этом осмотреть Джодхпур и Биканер. Чтобы заказать билеты, мы отправились на центральный вокзал. Дорогу длиной почти две тысячи километров мы собирались преодолеть в вагоне третьего класса. Из своего прошлого опыта я знал, что путешествовать ночью третьим классом вполне приемлемо, правда при одном условии, что вы найдете свободное место в спальном вагоне.

Кассы третьего класса на индийских вокзалах обычно отделены от остальных. В Дели эти кассы спрятались в пристройке к главному станционному зданию. Здесь нас встретила огромная, на первый взгляд беспорядочно мечущаяся толпа, обремененная невообразимым количеством узлов, сундуков и крепких металлических чемоданов.

Мы с трудом протиснулись к небольшому решетчатому окошечку в побеленной стене, я протянул деньги и сказал:

– Два билета на скорый поезд до Джодхпура, Биканера и обратно.

Кассир в красном тюрбане непонимающе повертел головой, затем, немного подумав, заявил:

– First class counters in the main hall, – а это означало не только то, что «кассы первого класса расположены в главном зале вокзала», но и то, что европейцам тут делать вроде бы нечего.

Но я упорно продолжал настаивать на своем.

– До Биканера билетов нет, есть только до Джодхпура, – резко ответил кассир и стал заниматься следующим пассажиром.

Мы снова окунулись в красочную толпу и с большим трудом нашли кассу, где можно заказать плацкарту, но и там нас поджидала неудача. Выяснилось, что поездку третьим классом нельзя прерывать. Нам пришлось бы три раза доплачивать за скорость, а главное, мы не смогли бы достать плацкарту ни в Джодхпуре до Биканера, ни на обратном пути. А ехать три ночи подряд без сна… С тяжелым сердцем мы решились на поездку первым классом.

Но тут стало ясно, что купить билеты первого класса тоже не так–то просто. Отстояв длинную очередь и оказавшись перед стеклянной перегородкой, мы получили возможность прочитать надпись золотыми буквами, из которой узнали, что сначала нам необходимо получить из окошечка за углом подтверждение о том, что в пятницу вечером в джодхпурском почтовом скором поезде есть два свободных места.

В окошечке за углом чиновник в это время ужинал, он извинился и сказал, что нам придется подождать. Причем ждать нам пришлось не менее четверти часа.

После длительных переговоров и с помощью вышестоящего чиновника нам все–таки удалось наконец заполучить билеты. Теперь осталось еще заплатить восемь рупий за плацкарту из Дели и еще шестнадцать за телеграмму для резервирования мест в Джодхпуре и Биканере. С вокзала мы уходили с чувством, что для успеха поездки мы действительно сделали все, что было в наших силах.

В пятницу после обеда я сложил в небольшой чемоданчик простыню, плед, надувную подушечку, спортивный костюм, термос и немного белого хлеба. Теперь, можно сказать, я был уже готов к путешествию. Затем вместе со своим знакомым мы поймали такси и поехали на вокзал.

Платформа раджастханской узкоколейки спряталась где–то в самом конце вокзала. На двадцать четвертом пути нас должен был уже ждать джодхпурский экспресс, но его все еще не было. На платформе толпились панджабцы, раджпуты, гуджаратцы. Все покорно ждали поезда. Мужчины, закутав головы в шерстяные платки и постукивая босыми ногами по бетонному полу, женщины, прикрыв лица большими платками и стараясь успокоить своих многочисленных детишек. Чуть поодаль, тесно прижавшись друг к другу, чтобы как–то согреться, сидели на корточках в красноватых просторных рубашках носильщики. Не спеша переговариваясь, они потягивали биди (дешевые самокрутки–сигареты).

Из грязноватой мглы к платформе наконец подполз, громыхая на стыках, длинный состав из красно–коричневых вагонов с решетчатыми окнами. Толпа пришла в сильное возбуждение. Вагоны третьего класса брали, что называется, приступом: через окна и двери пассажиры захватывали места в еще не остановившемся поезде. В вагон первого класса никто, кроме нас, попасть не стремился. Он находился посередине поезда. Это новый вагон индийского производства, в котором есть даже коридор. Вот только невозможно выяснить, у кого какие места. Традиционный лист бумаги с напечатанными на нем фамилиями пассажиров на этот раз не вывешен, поэтому мы решили выбрать купе, в котором светила хотя бы одна лампочка.

Мы надеялись, что в купе других пассажиров, кроме нас, не будет, хотя надпись на стене гласила: «ТО SIТ SIХ, ТО SLЕЕР FOUR», а это значит, что днем здесь могут ехать шесть человек, а ночью четыре. Пока мы устраивали наши постели на мягких нижних полках, снаружи раздался пронзительный гудок, паровоз сделал мощный выдох и с такой силой сорвался с места, что я чудом не свалился на пол. И сразу же изо всех щелей стал дуть холодный и сырой воздух. Мы закрыли оба окна и опустили еще деревянные ставни и металлическую сетку от комаров. По мере того как поезд набирал скорость, в щели дуло все сильнее.

На узкой колее неровной дороги вагон бросало из стороны в сторону, а в купе стали виться густые клубы песчаной пыли. От пыли и холода я зарылся с головой под простыню. Однако сон пришел лишь под утро.

Я проснулся от духоты. За окнами – бескрайние пески, и температура в вагоне поднялась, наверное, градусов на двадцать. Но вот поезд замедлил свой бег и осторожно стал въезжать в небольшую котловину. За мостом перед нами открылась во всей своей красоте панорама Джодхпура: могучая крепость, возвышающаяся над городом на одинокой скале высотой почти 200 метров. Крепость стоит здесь уже более пяти веков – заложил ее в 1459 г. раджпутский князь ввиду того, что бывшая княжеская резиденция перестала отвечать требованиям столичного города.

На привокзальной площади перед нами встал вопрос, каким видом транспорта лучше воспользоваться. Если нанять дешевую тонгу, то при той скорости, с какой тащится бедная лошаденка, мы не успеем увидеть и половины того, что запланировали. Что касается такси, то это слишком дорогое для нас удовольствие. А так как моторикш в Джодхпуре нет, то пришлось нанять трехколесную мотоциклетную повозку с надписью «Темпо».

Мы выбрали ту, внешний вид которой еще мог вызывать доверие, и договорились о цене. Молодой водитель согласился за двадцать рупий возить нас целый день по Джодхпуру и его окрестностям. В отличие от моторикш столицы, у нашей машины имелся даже примитивный стартер. Водитель нажал на какой–то гвоздик и резким движением ноги завел мотоцикл – раздалось оглушительное тарахтенье и трехколесная повозка скачками стала двигаться вперед.

После двадцати минут грохота и тряски моторикша остановился на холме перед башней, служившей входом в большой сад, и объявил:

– Умед бхаван (Дворец Умеда).

За забором стоит построенный где–то в 30–х годах нашего столетия дворец с высоким куполом над центральным залом. Дворец носит имя махараджи Умеда Сингха, бывшего восторженным поклонником авиации. В конце 30–х годов благодаря ему в Джодхпуре был построен один из первых современных аэродромов в Индии. Когда в 1947 г. он умер, аэродром перешел в руки индийской военной авиации, и здесь был организован учебный центр по подготовке пилотов. Кстати, именно поэтому в Джодхпур не могли летать самолеты гражданской авиации.

Мы собрались было сфотографировать великолепное здание с помпезным входом для высших сановников, но караульный, стоявший с флагом махараджи на длиннющем копье, стал что–то кричать нам. Выяснилось, что часть дворцового здания до настоящего времени служи зенаной, или помещением гарема, и поэтому вход туда запрещен; назойливым посетителям не следует беспокоить здешних обитательниц.

С террасы сада открывалась захватывающая дух панорама, в центре которой, на скалистом утесе, гордо возвышалась неприступная крепость Маюрдхвадж дург. Ее великолепные дворцы сочетали строгость и неприступность крепостных сооружений с элегантностью роскошной царской резиденции.

Мы поспешили туда, и вскоре нас поглотила прохладная глотка Башни победы, первой из семи, стороживших подступы к крепости. За темным сводом башни начиналась крутая извилистая крепостная дорога. Кругом, куда ни кинешь взгляд, возвышались над нами дворцовые сооружения, беседки и летние дворцы. Каменные балкончики с полукруглыми, похожими на бенгальские, крышами как будто заглядывали в расположенные террасами дворики крепости, их изящные решетчатые окна давали возможность правителям наблюдать за каждым движением званых и незваных гостей.

За последней, Железной башней нас ошеломила красота древних дворцов, гнездящихся на вершине скалы словно стая орлов. Нижний, Пхул махал ( Дворец цветов), был облицован скромным розовым раджастханским песчаником, однако верхний, Моти махал (Жемчужный дворец), щеголял ослепительно белым мрамором. Больше всего меня поразил расположенный на самом верху великолепный Тахт вилас (Тронный зал). Вероятно, он превосходит даже знаменитые приемные покои могольских императоров. Во дворцах Великих Моголов в настоящее время слышится речь американских, японских и европейских туристов, а тут мы были одни – два европейца среди многочисленной толпы раджпутских любителей загородных прогулок.

Хранитель, солдат–ветеран с густой белой бородой и пышными усами, взял с нас плату за вход, оторвал коричневый билетик, на котором шрифтом деванагари написано, за что именно с нас получено десять новых пайс. Мы сдали на хранение ботинки и получили еще один листочек. Большинству посетителей это делать не приходится, так как они ходят босиком.

Зато с каким увлечением следили индийцы за рассказом экскурсовода о славной истории Раджпутаны. С большим удовольствием они снова и снова внимали рассказу о радже Джодхе, который не только дал имя их городу, но и положил начало правящим династиям соседнего Биканера, Ратлама и других мест; о радже Удай Сингхе, первым заслужившем от Великого Могола Акбара титул махараджи, или же о его сыне Сур Сингхе, завоевавшем Гуджарат и Декан. С почтением они осматривали трон, на котором сидел Джасвант Сингх, главнокомандующий императорской армией Великого Могола Шах–Джахана.

В княжеской сокровищнице наше внимание привлекали надбровные дуги из бриллиантов, которые правители закрепляли при помощи золотых проволочек, как очки, за уши. Посетители оценили взглядом выкованную из серебра конскую сбрую и золототканые слоновьи накидки, а также «тигриные когти» – внушающее страх оружие раджпутских воинов, похожее на звериную лапу с четырьмя когтями.

Пришла и наша очередь удивляться, когда мы остановились у колодца и узнали, что глубина его почти двести метров. Вплоть до последнего времени крепость страдала от нехватки воды. Единственный источник, мандорский водоем, находился, по крайней мере, в двух часах пути отсюда. Сегодня вода в крепости течет из краников городского водопровода.

– Наладить беспрерывное водоснабжение оказалось делом нелегким, – сказал экскурсовод, длинным окованным шестом измеряя глубину колодца. – Раньше здесь было лишь три небольших озера: рядом с западной башней, ведущей в крепость, Озеро княгини, соединенное каналом со скалистым Лотосовым, и в центр старого города находилось Розовое озеро с каменном набережной и мостиками. Городской водопровод снабжался водой из озера Умеда, соединенного с новым Тронным озером, расположенным в горах за городом. Однако даже этого запаса воды оказалось недостаточно, и после получения Индией независимости в город провели воду из источников, расположенных высоко горах Аравали.

Соседний бастион огласился воинственными криками мальчишек, играющих в войну. Сторож побежал туда и отогнал «бойцов» от каких–то саней, на которых ржавела громада железных трубок. Как здесь, в пустыне, оказались сани? Мы обошли со всех сторон это загадочное сооружение. Вблизи нам стало ясно, что это не простые железные трубки, а орудийные стволы, сложенные в два раза по одиннадцать штук.

– Это верблюжья батарея, – объяснил нам экскурсовод. – Деревянную раму клали верблюду на горб. Стрелять можно было, лишь повернув верблюда задом к противнику, чтобы не прострелить ему шею. И хоть точность наводки на цель у такой батареи невелика, но попасть в конную лаву, идущую сомкнутым строем, все же можно. Нужно, правда, иметь достаточно флегматичного верблюда, который не пугался бы громовых раскатов и отдачи от выстрелов.

Между зубцами крепостной стены лежали другие артиллерийские орудия. Те, что поменьше, предназначены были для перевозки на верблюдах, а побольше – на слонах. Пушки – бронзовые и железные, украшенные чеканкой и без всяких украшений, индийские, французские и португальские – все они лежали, кажется, в том порядке, в каком прокатывались здесь войны минувших столетий. Над ними на шесте развевался флаг джодхпурского княжества – пятицветный с золотым орлом посредине.

Мы спустились вниз, снова прошли через все семь башен, в каждой из них словно бы оставляя по одному столетию рыцарской романтики. Из последней башни мы вышли прямо в современность, здесь нас встретил рокот готовой к дальнейшему путешествию мотоколяски. Через мгновение она увозила нас от крепости в противоположную сторону, туда, где сияли мраморные стены мавзолея махараджи Джасвант Сингха.

В ухоженном саду мавзолея навстречу нам вышла корова. Она появилась из красноватой глубины сада и преданно смотрела на нас большими черными глазами. Видно, надеялась, что мы принесли ей что–нибудь перекусить, и, конечно, не догадывалась, что нам самим очень хотелось есть. Но ничего не поделаешь, ей пришлось довольствоваться дружеским похлопыванием по спине.

Усыпальница Джасванта Сингха напоминала мусульманские гробницы ажурными сводами своих галерей. Мраморные стены настолько тонки и прозрачны, что через них, словно сквозь пергамент, проникали солнечные лучи. Внутри мавзолея над пустой могилой установлен надгробный камень – махараджа погиб во время военного похода в Афганистан.

На ослепительно белой террасе стояли, прижавшись друг к другу, четыре небольшие мраморные чхатри – зонтиковые часовенки. Индуистские правители были в невыгодном положении по сравнению со своими мусульманскими соперниками: они не могли строить великолепные мавзолеи, так как индуистская традиция запрещала хоронить покойников. Согласно индуизму, тело умершего должно быть сожжено на погребальном костре, а пепел опущен в одну из священных рек. Позднее возникла традиция отмечать то место, где огонь взял с собой в небо телесные останки предков, символическими постройками в виде зонтиковых павильончиков.

Мавзолей Джасванта превосходит все рядом стоящие здания по своим размерам и красоте. Для того чтобы осмотреть достопримечательности других джодхпурских правителей, нам надо было преодолеть еще километров десять на север, до Мандора, разрушенной резиденции древнего раджпутского рода Пратихаров. Наш водитель, узнав о том, куда мы хотим ехать, ничуть не удивился. Ведь туда в выходные дни часто отправляются на прогулку джодхпурские чиновники и торговцы с семьями. Они любят погулять там по царским садам, раскинувшимся по берегам небольшой речки Нагадари, посидеть в тени индуистских храмов.

Храмы поразили нас изяществом резьбы по темно–коричневому, иногда красноватому, песчанику. Однако с художественной точки зрения они большого интереса не представляли и напоминали известные шиваистские буддийские святыни, чистый стиль которых нарушали здесь детали местных джайнских традиций.

Развалины столичного города сегодня пронизывает густая сеть каналов, соединенных с пятью водоемами, ступенчато расположенными в углублениях скалистого массива. Мы прошли мимо одного из них, с перекинутыми через него дугообразными мостиками с чеканными перилами. Вереница фонтанов привела нас в нижнюю часть долины. У подножия черной скалы нам бросилась в глаза крикливая красота, желтизна и голубизна стоящих там полихромных фигур. Здесь, в галерее под открытым небом, выстроились в ряд местные раджпутские герои. В руках у каменных воинов были обоюдоострые мечи, всадники придерживали буйных коней, вонзая шпоры в их разгоряченные бока, тут же раджи вели вооруженные отряды в бой против неприятеля. Отважных воинов опекали гигантские фигуры известнейших богов индуистского пантеона. Мы насчитали их несколько десятков и удивились, почему всему этому продолговатому кегельбану дали название «Зал трехсот миллионов богов». Столько их нет, наверное, даже на всех индийских небесах.

Не может этого объяснить нам ни хозяин чайной, у которого мы остановились, чтобы выпить чашечку золотистого ароматного напитка, ни моторикша, нетерпеливо ожидающий нас у башни перед входом в княжеские сады. До захода солнца он хотел бы успеть показать нам охотничий замок махараджи, расположенный на берегу озера Бальсаманд, идеальное место для охоты на цапель и других водных пернатых.

Моторикша остановился в глубине щедро обводненных фруктовых садов и, оставив мотоколяску под деревом манго, повел нас за собой по крутым каменным лестницам на высокую плотину. Он спешил, чтобы в сгущавшихся сумерках мы успели еще хоть что–то разглядеть. Открывшаяся перед нами картина и правда стоила всех усилий. У наших ног раскинулась тихая рябь потемневшей от сумерек поверхности озера, зажатого со всех сторон лесистыми берегами. Последний солнечный луч прочесывал серебристые чубы волн и покрывал золотом башенки и павильончики охотничьего замка. Из–за его низкого забора уже давно не доносились голоса веселых охотничьих компаний. Теперь оттуда слышны лишь энергичные команды начальника летного училища. В голубоватых сумерках зазвучали латунные трели армейской трубы, извещавшей о том, что наступило время ужина. Жаль, что зов трубы обращен не к нам, нас не пришлось бы долго звать. Кто знает, удастся ли нам вечером поужинать в Джодхпуре! Однако караульный выразительным жестом уже предлагал нам покинуть территорию.

В этих широтах темнота наступает стремительно, и не успели мы спуститься в сад, как вокруг уже не видно было ни зги.

Рикша, не спрашивая маршрута, поехал прямо на вокзал. Там, остановив коляску, он протянул руку. Мы вложили в нее условленную плату за проезд и несколько рупий в придачу. Затем поспешили скорее ретироваться – нам вслед по всей улице неслись душераздирающие причитания:

– Так мало, сааб! Этого хватит лишь на бензин. А уже так поздно! Дети сидят голодными. Бакшиш, сааб!

Освещенный зал станционного ресторана пуст. Готовых блюд в наличии нет, но нам сказали, что могут приготовить баранину на вертеле и пшеничные лепешки. Еще бы пива… В ответ официант смущенно заулыбался – известно, что в Раджастхане торговля спиртными напитками запрещена.

Наш поезд уже стоял на первом пути, а в двери его ломились пассажиры. Начальник поезда подчеркнул в списке пассажиров наши фамилии и выделил для нас нижние полки в четырехместном купе. На верхней полке уже расположился артиллерист со своей амуницией, а в дверях вслед за нами стояли другие попутчики. Морщинистый старик, на лбу которого чудом удерживались маленькие очки из тонкой проволоки. Он вел за руку молодую женщину в ярко–зеленом сари. Старик быстро оценил ситуацию и обрушился на проводника с потоком упреков. Уверенный, что мы его не понимаем, он не стесняясь кричал:

– Моя племянница должна спать здесь с солдатом? И с двумя этими сахибами (господами)? Кто знает, что они за люди?

Проводник сохранял спокойствие. Конечно, девушку можно устроить в женское отделение. Однако бхаи джи – «уважаемый брат», – так индийцы часто обращаются друг к другу, наверняка знает, что в первом классе нет специальных отделений для дам. Они есть только во втором классе, а там и ступить некуда. Так что будет лучше, если девушка останется тут. Сахибы, конечно, уступят ей нижнее место.

Я охотно предложил поменяться с ней местами и представился рассерженному старику. Услышав, что я приехал в Индию в качестве делегата на международную конференцию, посвященную столетию со дня рождения выдающегося индийского поэта Галиба, близкий родственник нашей попутчицы смягчился. Ведь это совсем меняло дело. Выяснилось, что он тоже очень любит Галиба, а племянница преподает в школе… Он забыл о своем негодовании, и в упоении слушал и сам декламировал мелодичные стихи Галиба. Наконец старик вверил племянницу моей охране и попросил нас доставить ее в целости и сохранности на место назначения.

Естественно, племянница вовсе не нуждалась в чьей–либо опеке и проявила себя бывалой и практичной путешественницей. Она открыла свой объемистый чемодан и, заметив, что мой приятель накрывается легким плащом, предложила ему запасную шерстяную накидку, а под голову подсунула надувную подушечку. Украдкой она успела бросить взгляд на верхнюю полку, не зная, как оценит ее действия артиллерист, однако тот после трудного дня уже крепко спал.

Вскоре в купе воцарился мир и покой, все забылись безмятежным сном до утра.