Текст книги "По следам султанов и раджей"

Автор книги: Ян Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

И он проводил нас через широкий двор к крепкой, но намного меньшей крепости, расположенной в нескольких шагах от первой. В последних лучах дневного света мы осматривали резной мраморный гадди – широкий низкий трон, использовавшийся для коронаций первых эмиров. Обычно они проходили в прекрасное, но очень короткое время здешней весны, когда все вокруг расцветало и одновременно проводился так называемый джашни рохи – праздник пустыни. Он, как мы узнали, в Бахавалпуре отмечается до настоящего времени.

Внезапно налетел ветер, на почерневшем небе сверкнула зигзагообразная молния, загремел гром, и вокруг нас поднялись тучи песка. Через секунду песок заполнил все вокруг. Он кружился, хрустел и свистел вокруг нас, так что в двух шагах ничего не было видно. Песок оседал нам на волосы, бил по глазам и скрипел на зубах.

Стража зажгла старинную лампу во дворе крепости, и ее мигающее сияние сопровождало нас во время шествия по ухоженному тротуару к княжескому кладбищу. Из кустарника выскочила темная фигура часового с винтовкой: он открыл перед нами ажурную решетку, служащую входом в самый большой здешний мавзолей, в котором похоронен праотец рода эмир Бахавал Хан.

Надгробие из гладкого камня покрывала зеленая, прошитая золотом накидка. Свет серебряной чеканной лампы, установленной на ажурных перилах, пробивал красноватый полумрак и своими слегка колеблющимися лучами дотягивался до тюрбана эмира, лежащего в изголовье. Матовый занавес кружащегося песка и бледно–голубые отблески молний придавали окружающим нас предметам сказочную нереальность: создавалось впечатление, что и тюрбан начал двигаться на голове ожившей фигуры. Вместе с начальником стражи мы подошли к мраморной гробнице, развели руки, медленно подняли их на высоту плеч и вполголоса стали читать молитву по усопшему:

– Аль–хамду ли'ллах, рабби'л–аламин, ар–рахман ар–рахим… Слава Аллаху, властителю вселенной, милосердному, сострадающему, судье…

Отзвучали стихи из вводной суры Корана. Мы перешли к гробницам других правителей, рядом с которыми опочила и бегам сахиба, англичанка – супруга последнего эмира. Когда мы остановились у ее надгробия, прикрытого каменным персидско–индийским балдахином, буря стала ослабевать и закончилась так же внезапно, как и началась. Тучи стали расходиться, и из них на индигово–голубое небо выплыл серебряный серп месяца.

Ко всем присутствующим возвратилось хорошее настроение, словно по мановению руки во дворе крепости прямо на чисто подметенной земле появились скатерти, и нас пригласили испробовать бахавалпурские сладости из фиников, изюма, тростникового сахара и гороховой муки. Мы сели перед скатертью, поджав под себя по–турецки ноги, и взяли в руки предлагаемые нам блюда. Во время трапезы текла оживленная беседа о жизни в сегодняшнем Бахавалпуре и о трудностях службы в пустыне.

В самый разгар беседы лейтенант Шаукат, сопровождавший нас, вспомнил, что нам давно уже пора возвращаться. Начальник крепости пытался отговорить нас и предупреждал, что наезженная колея после бури засыпана песком.

– Не упускай из виду холмики, – наставлял он шофера, – недавно мы их насыпали вдоль дороги на расстоянии примерно десяти миль. Если свернете в сторону, то будете блуждать в пустыне до утра.

Однако опытный Мустафа знал сам, что и как. Ведь со старым эмиром он проехал почти всю Западную Азию, а там почти везде пустыня. Мустафа приспустил немного воздуха из шин, включил привод переднего и заднего мостов, дополнительную коробку передач, и мь отправились в темную ночь. Вездеход переваливался с боку на бок, слегка буксовал в местах заноса, однако упорно пробивался вперед. Земляные холмики служили надежными ориентирами, а львов и тигров бояться не приходилось, так как в здешних местах они давно уже не водятся.

За полночь в свете фар показалась городская башня, где нас все еще терпеливо ждал солдат с ключом. Возле башни стоял мощный джип с брошенными в него лопатами, тростниковыми рогожами и буксировочными тросами. Из машины вышел не кто иной, как сам принц Мубарак. Увидев нас живыми и здоровыми, он с большим облегчением вздохнул:

– Слава Аллаху! Наконец–то приехали, а я уже собирался искать вас в пустыне.

Над высохшей рекой

На следующий день мы совершили интересную поездку в древний город Уч. В XII, XIII веках и позднее, во время правления Великих Моголов, Уч был культурным центром всего здешнего края и одновременно резиденцией известного султана Насир–уд–дина Кабачи, основавшего тут исламский университет. Сегодня это всего лишь большая деревня со многими красивыми, но запущенными строениями, известная тем, что здесь издавна селились многие отшельники, имевшие ореол святости. Их потомки – состоятельные, однако не очень образованные землевладельцы, получающие дивиденды от славы своих предков и доверчивости местных жителей. Два главных рода, бухарцы и гилянцы, получили свои имена от названия тех мест, из которых пришли их предки в XIII веке, – Бухары и иранской области Гилян. К гробницам родоначальников до настоящего времени круглый год приходят толпы верующих.

И в этой поездке нас будет сопровождать лейтенант Шаукат. Он здесь родился и провел свое детство, поэтому неудивительно, что Шаукат превосходно знал традиции родного края.

Прекрасным солнечным утром старый Мустафа на черном лимузине эмира повез нас в Уч. Мы проехали мимо вокзала, с которого началось наше путешествие по Бахавалпуру, и направились в небольшой провинциальный городок Ахмадпур, который мы проезжали еще вчера. Теперь у нас была возможность побродить здесь и как следует все рассмотреть. На брезентах, расстеленных на земле, и на лестницах домов выставлены светло–охровые, покрытые бесцветной глазурью хрупкие и невероятно легкие керамические сосуды для воды. Я взвесил на руке метровый кувшин. Кажется, что он не весил и 50 грамм.

Нам так захотелось купить что–нибудь в качестве сувенира, однако долго не могли решить, что же именно и у кого. Мы переходили от лавки к лавке. Казалось, что у следующего гончара изделия лучше, чем у предыдущего. Наконец, мы остановились у самой большой лавки, расположенной на перекрестке двух улиц. На досках в широких плоских корзинах лежали разнообразные миски с резными краями, ажурные корзиночки, яйце–и сердцевидные коробочки с инкрустированными крышечками. Тут же на высокой деревянной полке у изгороди выстроились изящные вазочки с цветными узорами, пузатые кружки и искусно сформованные графины для воды. А рядом блестели уложенные ровными рядами традиционные бахавалпурские фляжки, похожие на солдатские, но в отличие от них с высоким хрупким горлышком.

Мы купили одну такую фляжку и удивились ее небольшой стоимости. Позднее, восхищаясь хрупкостью изделия, мы никак не могли решить, как ее лучше упаковать, чтобы она не разбилась по дороге. Наши опасения оказались не напрасны: фляжка доехала с нами лишь до Карачи.

Мы зашли в красивое здание колониальных времен. Здесь расположен ахмадпурский суд, где нас ждал полковник Хашими. Как у бывшего адвоката, у него большой круг знакомых, и он предложил нам рекомендательное письмо землевладельцу из Уча, интересы которого он когда–то представлял в суде. В письме полковник Хашими обращался с просьбой оказать нам такое гостеприимство, какое можно ожидать от самого богатого землевладельца и уважаемого саджада–нашина.

Саджада–нашин – дословно «сидящий на молитвенном коврике» – титул духовного преемника того или иного известного мистика, одновременно являющегося и наследственным хранителем гробницы. Такого человека называют иногда еще пир – старец – или махдум – обслуживаемый. Саджада–нашин не всегда прямой потомок святого, однако в любом случае посредством так называемой силсилы – цепи, или духовной родословной, – должен быть соединен с основателем местной мистической традиции, а через него с пророком Мухаммедом. Он не обязан жить при мавзолее святого и может даже жениться. Нередко саджада–нашин работает в каком–нибудь светском учреждении. В деревне такой человек обычно занимается земледелием. Благодаря верующим он живет в достатке и часто превращается в богатого землевладельца – заминдара. Интересно, что это ничуть не уменьшает благоволения религиозгных последователей святого к саджаду–нашину, хотя его зажиточность явно контрастирует с нищетой деревни. Простые крестьяне видят в его земном благополучии проявление особой милости Аллаха.

Саджада–нашин обязан находиться в мавзолее мистика, духовным последователем которого он является, определенное количество ночей в году. Бывает это раз в неделю и лишь во время некоторых праздников, когда он принимает участие в особом обряде или, вернее, в общих религиозных церемониях. Тогда он, как правило, входит в состояние экстаза и, таким образом, достигает мистического соединения с Аллахом. Мы надеялись, что нам повезет и мы встретимся с таким живым последователем святого мистика.

По дороге мы с нетерпением поглядывали по сторонам. Уч расположен в 23 километрах на северо–запад от Ахмадпура, с которым его связывает старая узкая дорога, выложенная красным кирпичом. За окнами машины мелькали полупустынные места с низкой растительностью, а через дорогу иногда протягивался серо–желтый язык песчаного заноса. Элегантная машина эмира не была предназначена для такой неровной дороги и, несмотря на хорошую амортизацию, тряслась и скрипела во всех своих соединениях.

Наконец перед нами появились небольшие островки пальм, и откуда–то издалека донеслось напряженное дыхание водяного насоса. По обеим сторонам дороги количество зеленых лоскутков полей становилось все больше, затем мы обогнали одиночных верблюдов и небольшие стада буйволов, бредущих на пастбища. Минуя полуразвалившиеся глиняные домики, мы въехали на пыльную площадь главного базара, откуда расшатанные автобусы отправлялись в окрестные деревеньки.

Широкий лимузин пробирался по тесным улочкам. Гудок сигнала вспугнул группу полуголых детишек и стаи кур, копошившихся в кучах мусора. У нас создалось впечатление, что мы попали не в древний город, а в захолустную деревеньку.

– А были времена, когда многие иностранцы восхищались этим городом, – нарушил молчание лейтенант Шаукат. – Из дальних мест на местные базары приходили купцы, а к городским пристаням регулярно подходили челны, развозившие отсюда пшеницу по всему нынешнему Синду.

Нам не хотелось верить своим ушам. Ведь в Уче нет никакой реки. Этому пыльному городишке более всего нужна была именно живительная вода.

– Не всегда здесь была пустыня, – объяснил наш собеседник. – Еще в 1739 году, когда персидский завоеватель Надир Шах напал на Индию, стены Уча омывала река Хакра. По ней арабы проникали в глубь Индии еще в VIII веке. Позднее река служила в качестве главной транспортной артерии целого княжества. Однако в XVIII столетии на территории Южного Пенджаба произошло сильное землетрясение, в результате которого происшедшие сдвиги горных пород полностью перегородили русло Хакры, и река была вынуждена искать новый путь к Инду.

Машина остановилась на небольшой площади перед финиковым садом. Далее мы не проехали. По узким улочкам и проходам, ведущим к усадьбе потомственных хранителей мавзолея бухарского мистика, можно было пройти лишь пешком. После нескольких поворотов лабиринт улочек кончился, и мы оказались перед окрашенной в желтый цвет башней, служащей входом в усадьбу заминдара, ничем не напоминающую жилище святого. На стене мы заметили консоли электропроводов, ясно указывающие на то, что господин Сайид не закрывал двери перед современной техникой. Оказалось, у него есть даже собственный генератор, который приводится в действие дизельным двигателем. Генератор обеспечивал электричеством все хозяйство заминдара, а также мавзолей с мечетью. Конечно, это были явные признаки прогресса, но при этом в соседних домах каждый вечер зажигались лишь керосиновые лампы, а в лачугах безземельных крестьян – коптилки из глины с горчичным маслом.

Наша надежда увидеть саджаду–нашина, к сожалению, не сбылась. Его не было дома – он уехал накануне в Мультан на какое–то судебное разбирательство. Прочтя письмо, заботу о нас взяли на себя два его сына, за которыми на поле уже успел быстро сбегать слуга. Они охотно показали нам рабочий кабинет отца, там махдум работал, писал и предавался медитации.

С интересом рассматривали мы тяжелые деревянные сундуки с реликвиями и памятными вещами основателя традиции. Мистик Сайид Джалал–уд–дин Бухарский родился в Бухаре в 1198 году и дожил, говорят, до 100 лет. В Уч он пришел во время правления султана Рукн–уд–дина. По дороге он посетил монгольского завоевателя Чингисхана, рассчитывая обратить его в ислам. Чингисхан приказал бросить его в огонь, однако Джалал якобы вышел из огня невредимым. Это произвело такое сильное впечатление на Чингисхана, что тот, по преданию, решил все–таки перейти в ислам и принял персидское имя Джахангир Хан и, кроме того, дал святому в жены свою дочь Заинаб. После этого Джалал стал проповедовать ислам в бассейне реки Инд и обратил в исламскую веру миллионы индусов и буддистов. О его духовной силе и чудодейственных способностях рассказывают невероятные истории. В настоящее время почитатели святого есть не только в самом Уче, но и в других районах Пакистана, а также в соседней Индии.

Даже после смерти святого тело его не знало покоя. Сначала его захоронили в деревеньке Ченаб Расул, неподалеку отсюда, однако началось наводнение и могилу затопило. После этого останки святого перенесли в другое место. Однако наводнение пришло и туда, и снова останки выкопали и перезахоронили в Уче. В 1625 году для большей верности их перенесли на холм, на котором могила святого находится до настоящего времени. В 1835 году наваб Бахавал Хан приказал построить в этом месте скромный мавзолей.

Старший сын заминдара вынул из сундука тяжелые серебряные подсвечники, позолоченные цепочки и инкрустированные драгоценными камнями ящички, подарки религиозных паломников. Однако нас больше всего интересовало содержимое другого сундука. В нем были сложены старые арабские и персидские рукописи, главным образом трактаты по мистике и теософии, между которыми есть наверняка и ценные исторические документы.

С согласия владельца мы осторожно перелистывали иллюстрированную рукопись персидской хроники Чач–нама («Книга о Чаче»). Из нее можно многое узнать о судьбах города и всего Синда в доисламский период истории Индии. В книге рассказывалось, например, о том, как к мудрому Буддхиману, министру синдхского царя Сахси, однажды пришел странствующий брахман Чач Салаидж и предложил свои услуги. Он был принят на службу благодаря тому, что сумел остроумно ответить на важное письмо от соседнего правителя. Затем для него уже не представляло большого труда устранить министра и занять его место. Он обольстил жену правителя, после смерти которого стал ее мужем. Чач хладнокровно убрал со своего пути всех претендентов на престол и расправился с теми, кто хотел отомстить ему за это. Почти полстолетия он успешно правил. Позднее, в начале VIII столетия, его сын Дахир был побежден первым мусульманским завоевателем Синда – арабом Мухаммадом ибн–Касимом.

– Однако арабы надолго здесь не остались, – объяснил нам второй сын хозяина. – Через год Касима отозвали в Багдад, а его место занял новый губернатор Язид. Тот, однако, вскоре после вступления на пост умер, и местные раджи снова захватили власть в свои руки. Наивысшей славы Уч достиг во время правления султана Насир–уд–дина Кабачи. Сначала он был наместником завоевателя Мухаммеда Гури, затем быстро стал независимым и овладел широким районом бассейна реки Инд вплоть до Мультана и Татты. Он щедро поддерживал развитие исламского образования и персидской литературы. Среди живших при его дворе писателей был также персидский летописец кази Минхадж–уд–дин Сирадж.

И как бы в подтверждение своих слов молодой человек достал из сундука хронику известного летописца «Табакат–и Насири», открыл ее на заложенной странице и стал читать отмеченный абзац:

«Когда я пришел в Уч, там правил султан Насир–уд–дин Кабача. Местные люди отличались высокой образованностью и большим стремлением к знаниям. Кроме придворной «Обители знаний» в Уче были еще и другие школы и высшие учебные заведения».

– Сегодня из других источников известно, – добавил наш хозяин, – что Сирадж сам руководил «Обителью знаний». У него было около двух с половиной тысяч студентов. К сожалению, в настоящее время никто не знает, в каком месте находилась «Обитель знаний», в которой проходило обучение.

И тут к нам подошел средних лет человек в выцветшей полосатой пижаме с перевязанной рукой. На английском языке он представился нам секретарем хозяина дома и ответственным за прием гостей и провел в соседнюю комнату, где прислуга приготовила уже для нас легкий обед. Сразу видно, что мы находимся в доме у зажиточного землевладельца: на белых тарелках лежали запеченные до золотистого цвета куропатки. С аппетитом мы чуть было не набросились на еду, но, едва притронувшись, вынуждены были отказаться от предложенного блюда – куропатки оказались буквально завернутыми в толстый слой красного и белого перца.

Зато весьма пригодился стоящий рядом большой кувшин с многообещающей надписью: Рух афза – «Подбадриватель духа». Я основательно приложился к напитку, желая получить необходимый запас такого «духа». Теперь можно снова выходить на улицу, под немилосердно палящие лучи солнца, чтобы осмотреть и другие архитектурные памятники Уча. «Подбадриватель духа» содержит экстракты трав, естественным образом охлаждающих тело. Хакимы в широких тюрбанах знают, чтó более всего необходимо человеку в нестерпимую жару…

Вместе с нами секретарь хозяина дома вышел под жгучее полуденное солнце. Недалеко от входа в мавзолей Джалала Бухари он обратил наше внимание на простой могильный холмик одного из любимых учеников святого, Сачара. Будучи членом правящего рода соседнего государства Дера Гази Хана, он, однако, по божественному наитию отказался от удобств придворной жизни и стал странствующим дервишем. Говорят, он отличался остроумием и, вопреки своей духовной серьезности, прославился как непревзойденный остряк и весельчак.

– Попробуйте сами, обойдите его гробницу несколько раз подряд и увидите, что не удержитесь от смеха, – лукаво предложил наш экскурсовод.

Я согласился последовать его совету. Вскоре начали улыбаться все присутствующие, включая толпу любопытных мальчишек. И неудивительно. Как тут не посмеяться при виде того, как я с серьезным видом старательно ходил по узкой тропинке вокруг низенького глиняного могильного холмика. Не удержался от смеха и я.

Мы изъявили желание осмотреть еще и самый красивый здешний мавзолей. Он стоял на западном краю города, украшенный голубой и зеленой глазурью, как лучшие персидские образцы архитектуры.

Наш проводник предложил нам взглянуть по дороге на мавзолей внука основателя рода, известного святого и мистика Джаханиана Джахангашта – Скитальца, объездившего почти весь исламский мир. Осмотрев и этот мавзолей, мы брели под жгучими лучами солнца по заброшенной улочке, расположенной между пригородными садами. На вершине невысокого холма, на котором росли несколько пальм, возвышался трехэтажный восьмиугольный мавзолей, похожий на своего более старшего мултанского собрата и выделявшийся своим белым сплющенным куполом.

Издалека он не производил особого впечатления. Однако когда мы подошли ближе и осмотрели его со стороны, то с трудом поверили своим глазам: перед нами стояла лишь половина гробницы. Другую половину как будто кто–то ровно отпилил огромной пилой. Мавзолей стал похожим на школьную модель исламской гробницы, в вертикальном разрезе демонстрировавшую внутренность строения: входную башню, портал, центральный сводчатый зал, опорные столбы в углах здания, лестницу в толстых стенах до третьего этажа, опорную систему купола.

– Половину гробницы унесла вода, – объяснил нам лейтенант Шаукат, и только тогда мы обратила внимание на то, что остаток мавзолея стоял на краю бывшего русла реки Хакра, уже заросшего пальмовыми рощами. Хакра несла свои воды под стенами города вплоть до 1790 года. После землетрясения произошел большой разлив реки, который подмыл берега и сорвал заднюю часть мавзолея, поставленного в честь дочери мистика Джаханиана по имени Биби Джаванди. Говорят, она обладала сверхъестественными духовными способностями, поэтому в XVIII веке ей поклонялись местные жители и главным образом эмиры Бахавалпура.

В полуразрушенном мавзолее на противоположном холме покоились останки Бахавала Халима, учителя Скитальца. Мавзолей Бахавала обглодало другое наводненье, и от него осталась лишь одна сторона. Зато в этом мавзолее сохранились самые красивые украшения из голубых и зеленых изразцов.

Мое восхищенное созерцание прервал сопровождавший нас секретарь – он во что бы то ни стало хотел сфотографироваться у входа в мавзолей. Взамен секретарь обещал показать нечто очень интересное. Охваченные любопытством, мы охотно выполнили его пожелание и несколько раз увековечили его в удивительно оцепенелой позе.

– Наших соседей посетил известный дервиш–заклинатель, – таинственно сообщил нам секретарь. – Сегодня вечером к нему приведут людей, в которых вселился злой дух, и он будет выгонять из них дьявола. Я попытаюсь как–нибудь устроить, чтобы и вы смогли присутствовать при этом. Может, вам, как гостям эмира, дервиш пойдет навстречу.

Секретарь ушел, а мы с лейтенантом и шофером в последний раз обошли пальмовый холм и попытались найти какую–нибудь более тенистую и менее пыльную дорогу в город. В конце концов мы убедились, что такой дороги не существует, и возвратились старым путем. Лейтенант повел нас прямо к мавзолею мистика Мухаммада Гауса, который был девятым преемником славного гилянца, шейха Абдулкадира, одного из известнейших исламских святых. Он прославился как искусный волшебник и бесстрашный заклинатель, знавший всесильное слово божье, с помощью которого мог, по преданию, творить чудеса. Его трактат «Пять драгоценных камней» и по сей день почитают в Индии как наиболее авторитетное руководство по волшебству. Чудодейственные способности святого смогли перенять лишь его ученики, странствующие по миру и время от времени наведывающиеся сюда, чтобы поклониться памяти своего учителя.