Текст книги "Тень в зеркале"

Автор книги: Ян Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

Если же предположение Тензора было ошибочным, Лиан был сейчас так же далек от ответа на мучивший его вопрос, как и тогда, когда покидал Чантхед.

– А как же ты провела Аркимский Совет? – спросил через некоторое время Лиан.

– Это не так-то просто объяснить, – ответила Карана, погрузившись в воспоминания. – Я и сама не очень хорошо понимаю, как мне это удалось. Я, например, не знаю, откуда у меня такие способности. Может, они от моей бабушки Мантиллы, хотя аркимов, наделенных таким даром, мало. А может, они передались мне с кровью матери. Например, мои способности иногда позволяют мне ощущать чувства или настроение некоторых людей, даже если они находятся далеко. Если в этом есть необходимость и у меня нужное состояние, я могу передавать мысли или даже вступать во внутренний контакт с другим человеком, хотя это и очень трудно, а потом мне всегда бывает ужасно плохо.

– А тогда ночью, когда я был в Туллине?

– Это как раз и был один из таких моментов, хотя я и не посылала свои мысли именно тебе. Я ни о ком конкретном тогда не думала, правда, смутно ощущала, что помощь где-то рядом.

– Мне кажется, твои мысли перебудили тогда в Туллине всю корчму! – пробормотал Лиан.

– Посылать мысли очень опасно. Зачастую последствия непредсказуемы… Но с Аркимским Советом я не сделала ничего особенного, – с усмешкой сказала Карана. – Я кое-что сделала с тобой! Вот почему ты почти ничего не помнишь! – Карана на мгновение замолчала. – Аркимский Совет чувствует малейшую ложь. Его невозможно обмануть. Именно поэтому я и твердила о своей чести, – намного больше, чем следовало бы такой обманщице, а? – добавила она, пряча глаза, – и настаивала на том, чтобы меня судили именно члены Совета. Никто, кроме Тензора, не осмелился бы усомниться в справедливости их решения. Но если бы он смог лично меня допросить, мы с тобой были бы уже покойниками!

Вспомни о том, что произошло накануне суда! Пока ты спал, я связалась с тобой в мыслях. На этот раз это было совсем нетрудно, потому что ты ослабел из-за чар Эмманта. Чтобы вступить с тобой в контакт, я сняла у тебя с шеи амулет… Ты, наверно, его искал, а я его потеряла!.. Я внушила тебе историю о том, как я похитила Зеркало и как мы добрались до Шазмака. Ты ее в основном уже знал, и в ней почти все было правдой, кроме того, что случилось со мной, когда я скрылась из Фиц Горго. Во сне я внушила тебе одну ложь – что якобы я отдала кому-то Зеркало на озере Нейд, а потом стала простой приманкой. Я не могла выдумывать слишком много, потому что члены Аркимского Совета раскусили бы меня, а маленькая ложь сошла мне с рук!

Во время суда я пробудила в твоей голове воспоминания об истории, которую внушила тебе во сне, а потом пересказала ее Совету. Это было очень опасно, – сказала Карана, стараясь не думать о том, какому чудовищному риску она подвергала их с Лианом. – Наверно, до меня еще никто такого не проделывал с Советом! Но члены Совета мне поверили. А точнее, они почувствовали, что я говорю правду, потому что для тебя все это было правдой, а я только пересказывала им твои мысли. Только Тензор меня заподозрил. Я вела себя очень странно, а моя история противоречила тому, что он узнал из других источников. Кроме того, он не хотел мне верить. Он не мог открыто выступить против приговора Совета, но у него как у обвинителя было право попытаться склонить на свою сторону его членов на тайном совещании. А там указать на несуразицы в моей истории и убедить Совет в ее неправдоподобности оказалось только делом времени. Прости меня за то, что я воспользовалась тобой, но у меня не было другого выхода.

– Не понимаю, за что ты извиняешься! Ты прирожденная сказительница. Я ни разу не слышал более убедительной истории.

Во время рассказа Карана улыбалась невеселой извиняющейся улыбкой, но, закончив говорить, закрыла руками лицо, исказившееся, словно от внезапного приступа боли или от страшного предчувствия.

– О! – простонала она глухим голосом. – Как мне больно!.. Нет! Я не могу!..

– Что с тобой? – испуганно прошептал Лиан.

Карана медленно подняла голову и взглянула на молодого человека. Ее голос стал ледяным, щеки впали, и лицо, такое милое, когда она улыбалась, изменилось до неузнаваемости и казалось высеченным из камня. Она заговорила. Выражание ее лица было таким отсутствующим и враждебным, что Лиан испугался.

– Берегись! – произнесла она, с видимым усилием выговаривая слова. – Я смертельно опасна для своих друзей! Одних я предаю, других веду на верную смерть, а третьих свожу с ума. Беги от меня, Лиан! Чего ты ждешь?! Беги, пока не поздно!

Лиан сидел неподвижно, испуганный и растерянный. Он уставился на огонь, боясь поднять на Карану глаза. Что с ней произошло? Едва ему показалось, что он наконец стал ее понимать, как она снова вытворила такое, отчего у него все смешалось в голове.

Карана словно застыла. Припадок – или что там с ней было – прошел, оставив после себя чувство горечи и потери. Она почувствовала, что между ней и Лианом снова разверзлась пропасть, и не знала, как ее преодолеть.

– А что же ты на самом деле сделала с Зеркалом? – наконец осторожно спросил ее Лиан. – Ты сказала Раэлю, что оно у тебя. Ему ты тоже соврала?

Карана вздрогнула, слово от пощечины, и лицо ее сразу стало невероятно печальным.

– Нет. Оно у меня, – сказала она. – Но я не хочу о нем говорить. Особенно сегодня вечером. – Она закуталась в плащ и ушла в палатку.

29
Баннадорские холмы

Лиан еще долго сидел у костра наедине со своими сомнениями, злой и несчастный. Внезапно мысли его прояснились, гнев улетучился, и он понял, какой ловкой оказалась Карана, найдя единственно правильный выход из тупиковой ситуации. Он понял, на что она пошла, чтобы спасти его от смерти, и чего ей это стоило. Но что же это за новый припадок? Может, это были штучки Тензора, пытавшегося залезть в ее сознание? Или за снами Караны охотилась какая-то другая нежить?

После холода горных вершин здесь, внизу у реки, ночной воздух казался теплым и приятным. Лиан разделся и осторожно, стараясь не побеспокоить Карану, заполз в палатку. Там он лег на спальный мешок и укрылся плащом. Он лежал на боку и смотрел на костер. В треугольнике неба между крышей палатки и верхушками деревьев мерцала одна-единственная звездочка. В огне потрескивали ветки. Какой-то зверек зашуршал листьями на опушке, и вновь воцарилась тишина.

Карана крепко сжала запястье Лиана своей маленькой ручкой.

– О, Лиан! – пробормотала она. – Иди ко мне. Мне так страшно! Успокой меня!

Лиан подполз поближе и обнял Карану. Она прижалась щекой к его шее. Он чувствовал, как вздымается ее грудь, и ее легкое дыхание у себя на плече.

– Что с тобой было, Карана?

– Я ощутила, как что-то ужасное прикоснулось к моему сознанию. Это было почище любого кошмара!.. Но уже все прошло!.. Милый мой Лиан, расскажи мне что-нибудь! – попросила она мечтательным тоном.

– А что, например?

– Все равно! – «Я хочу услышать твой голос, – подумала при этом Карана. – Мне не важно, что ты будешь говорить!»

– Я знаю одно коротенькое грустное сказание, – после недолгого размышления вымолвил Лиан.

– Ну вот и отлично, – пробормотала Карана.

– Это сказание о двух влюбленных, Инулии и Хенгисте. – Лиан на мгновение замолчал, а Карана еще теснее прижалась лицом к его шее. – Оно очень древнее, немного наивное и очень романтичное. Обычно оно всем нравится.

– Не тяни!

– Инулия была женой Федиля, жестокого тирана, в незапамятные времена правившего в Альмадине. Федиль был настоящим животным: грузным, тучным, старым и развратным. При этом он обладал невероятной силой, был очень коварен и порочен. Его главными развлечениями были войны, а больше всего удовольствия он получал, издеваясь над собственным народом и в первую очередь над Инулией, самой молодой, самой хрупкой и самой красивой из его трех жен.

– Я так и знала, – прошептала ему на ухо прекрасная маленькая Карана.

– Неизвестно, зачем Федиль женился на Инулии, потому что он и так уже наплодил достаточно сыновей и дочерей для продолжения рода. Некоторые из них были старше Инулии, и все они были такими же скотами, как и их отец. Инулия приходила в ужас от одной мысли о том, что в один прекрасный день Федиль взойдет к ней на ложе, ведь он никогда не мылся: у него были черные грязные ноги, зловонное дыхание и огромное брюхо. Но этого так и не произошло, потому что Федиля больше привлекали порочные женщины. Однако лучше Инулии от этого не стало, потому что все придворные, все его отпрыски и старшие жены смеялись над ней, называя такой жалкой, что Федиль даже не желает разделить с ней ложе. Над ней издевались все кому не лень. Так она и влачила свое существование, несчастнее последней свинарки в Альмадине.

Лиан замолчал. Карана дышала совсем тихо, и он решил, что девушка заснула в его объятиях. От ее волос исходил легкий аромат лимона, без которого Лиан теперь не мог представить себе Карану.

– Несчастнее последней свинарки! – с чувством пробормотала Карана, щекоча ему ухо губами. – Продолжай!

– Инулия полюбила гулять вдоль реки Альм ранним утром, пока ее служанки спали. В то время на берегу еще рос густой лес и простирались луга, на которых паслись стада деспота. Там Инулия сидела то на траве, то на стволе дерева или на камне, мечтая о молодом, красивом и пылком возлюбленном. Ведь она была не только робкой и тихой, но и страстной, и ей очень хотелось доставлять и получать наслаждение.

Карана хихикнула.

– Случилось так, что один молодой человек тоже полюбил посещать прибрежные луга и сидеть там, погрузившись в размышления, наблюдая за течением реки и за полетом вещих птиц. Его звали Хенгист. Он был самым молодым и самым талантливым из учеников местного мастера серебряных дел. Хенгист был приятным и восприимчивым юношей, увлекающимся музыкой, чтением, ценящим красоту. Ему не нравилось общество грубых соучеников, чьи низкие удовольствия не приносили ему радости. Он часто искал уединения, а если ему удавалось заметить что-нибудь исключительно красивое, он спешил назад в мастерскую учителя и воплощал увиденное в серебре. Он был привлекательным темноволосым юношей, невысоким, но хорошо сложенным и исключительно чистоплотным…

– И, разумеется, безрассудным, – добавила Карана.

– Тсс!.. Однажды рано утром Хенгист спустился к реке и обнаружил там сидящей на камне самую красивую девушку, какую он когда-либо видел. Восходящее солнце играло у нее в волосах и слепило Хенгиста, который ее не узнал. Если бы он понял, кто перед ним, то сразу же скрылся бы, ведь с женами тирана запрещалось даже разговаривать! Он осторожно приблизился. Девушка повернулась, и у него екнуло сердце.

Оба они были застенчивыми и не решились бы заговорить друг с другом, но, когда их взгляды встретились, они поняли, что им не жить друг без друга. Хенгист двигался как во сне, ни на мгновение не отводя взора от глаз девушки. Хотя их разделяло всего несколько шагов, это расстояние казалось им более бескрайним, чем бездна, пролегающая между звездами. Инулия привстала с камня и простерла к Хенгисту руки.

Юноша взял ее руки и стал целовать ее пальцы. По телу девушки пробежала дрожь наслаждения. Он взглянул на ее лицо и увидел, какое оно нежное и доброе; оно было так прекрасно, что он едва удержался от слез. Неподалеку захлопала крыльями цапля, Хенгист очнулся и понял, что перед ним жена тирана. Прикосновение к ее руке грозило ему смертью. Он отшатнулся и со сдавленным стоном убежал без оглядки.

Хенгист вернулся в мастерскую. Он трудился день и ночь, не зная отдыха и не обращая внимания на насмешки других подмастерьев, и никогда еще его произведения – цапли, луговые цветы и серебристые рыбки из реки Альм – не получались у него такими замечательными. Ему ужасно хотелось вернуться к реке и заключить девушку в свои объятия, и все же он не осмеливался.

Инулия продолжала каждое утро спускаться к реке на место их встречи, но юноша больше не появлялся, и ее сердце обливалось кровью. Она понимала, что он боится возвращаться, и решила сама его найти. Она ходила по улицам города в надежде встретить любимого, жадно вглядываясь в лица прохожих. Вскоре о ней стали ходить разные слухи. Говорили, что рассудок жены, не удостоившейся любви своего супруга, помутился. Много дней подряд она выходила в город в сопровождении своей служанки, однако поиски не увенчались успехом, и она потеряла надежду найти своего возлюбленного.

В один прекрасный день, возвращаясь к замку чудовища (ибо именно так она именовала в мыслях своего мужа), Инулия случайно прошла мимо лавки мастера серебряных дел. В ее окне внимание девушки привлекла серебряная цапля, плещущаяся в реке. Цапля была как живая и такая красивая, что Инулия сразу же узнала в ней именно ту птицу с берегов Альма, которая захлопала крыльями и спугнула незнакомца. Она сразу же поняла, что создать ее мог только тот юноша, хотя она и не знала о его ремесле. Инулия зашла в мастерскую, купила цаплю и так расхваливала ее, что подобострастный мастер позвал ученика, изготовившего серебряную птицу, чтобы представить его жене тирана. Ведь даже последняя из жен Федиля казалась жалкому мастеру невероятно влиятельной. Так состоялась вторая встреча Инулии и Хенгиста, предрешившая их участь.

На следующее утро, пока ее служанка спала, Инулия снова спустилась к реке. Она была уверена, что Хенгист придет. Он действительно был там, и через мгновение они уже сжимали друг друга в объятиях. Прямо на берегу, где в тростнике на мелководье бродили длинноногие цапли, Инулия с Хенгистом слились под журчанье речных вод в любовном экстазе. Это стало повторяться каждое утро, и не было никого счастливее их в эти ранние утренние часы.

Разумеется, долго так продолжаться не могло, но, если бы не безрассудство Хенгиста, печальная развязка, может, и не наступила бы столь скоро. Дело в том, что по ночам, исполнив урок, данный мастером, пока другие подмастерья сопели и храпели в домах терпимости, разбросанных по самому бесстыдному кварталу города, он тайно трудился над новым произведением. Это была серебряная фигурка обнаженной девушки, сидящей на камне у воды и мечтающей о своем возлюбленном. Ничего предосудительного в такой статуэтке не было. Вот только лицо и фигура произведения Хенгиста выдавали его возлюбленную.

Глядя на нее, ты заплакала бы от восторга, ведь у Инулии была атласная кожа, белая, как сливки, и гладкая, как мрамор. У нее были зеленые, как нефрит, глаза, большие и влажные, как у коровы… Ой! Больно! – воскликнул Лиан, потому что Карана ткнула его пальцами под ребра. – Извини! Я хотел сказать – большие и влажные, как у лани. А еще у нее были рыжие волосы цвета мякоти спелой сливы.

Лиан все больше и больше распалялся.

– Ее фигура была бесподобна и восхитительна, ведь она была стройной там, где женщине подобает быть стройной, и сочной и округлой в остальных местах. У нее была нежная длинная шея с бледной кожей и очаровательные худенькие плечи. Ее груди были круглыми и упругими, с жемчужно-белой кожей, которая, казалось, светилась…

– Ну хватит уже! – воскликнула Карана, даже в темноте было понятно, что она улыбается. – У тебя слишком богатое воображение. Такое впечатление, словно ты описываешь не серебряную статуэтку, а…

– Конечно статуэтку, кого же еще?!. Это был настоящий шедевр, и Хенгист работал над ним тщательно и в строжайшей тайне, пряча его от чужих глаз. Его мастер, жадный и скупой человек, следивший за тем, чтобы не пропало ни крупинки серебра, задумался о том, почему его уходит так много у Хенгиста, стал подсматривать за ним и обнаружил его новое произведение. Мастер сразу понял, как его можно использовать, потому что все знали, что младшая жена Федиля холодна и не может иметь детей…

– Это она-то холодна! – возмущенно прошипела ему на ухо Карана.

– Тсс! Не забывай, что это всего лишь сказание, и, пожалуйста, не перебивай!..

Федиль, конечно, обрадовался бы такой возможности избавиться от неверной жены, а у мастера как раз была дочь, которая вполне могла занять ее место. Мастер добился приема у тирана и показал ему статуэтку, хотя и получил за это совсем не то, на что рассчитывал. Одним взмахом меча разъяренный Федиль снес ему голову. Но его ярость не прошла – он стал следить за Инулией. На другой день еще до восхода солнца он заметил, что та покинула замок, и пошел за ней, предвкушая истязания, которым ее подвергнет.

Ничего не подозревавшие любовники встретились на своей лужайке у реки и, когда встало солнце, уже лежали нагие, сжимая друг друга в объятиях. Внезапно Инулией овладела необъяснимая печаль, словно их любовь была эхом ушедшего сна, она облила лицо и шею своего возлюбленного горючими слезами. Хенгист никак не мог ее утешить: она рыдала и рыдала, пока не появился Федиль.

Хенгист с Инулией поняли, что им не миновать смерти. Федиль не зря славился своей жестокостью. Он приказал приковать их к противоположным стенам огромной темницы. Они смотрели один на другого, но не могли ни прикоснуться друг к другу, ни поговорить, потому что стоило одному из них открыть рот, как другого начинали бичевать. Кровожадный Федиль намеренно выбрал для них эту ужасную пытку: Хенгист видел перед собой свою плачущую возлюбленную, не имея возможности ее утешить; а Инулия должна была наблюдать за тем, как издеваются над ее любимым.

Потом Федиль замыслил новое истязание. Он велел принести Хенгисту все инструменты из его мастерской: горн, тигель, молотки и щипцы, а также глину и песок для формы и другие приспособления для его работы. Ведь, несмотря на грубость и жестокость, Федиль понимал, что Хенгист великий художник, и потребовал, чтобы тот отлил из чистого серебра статую двух влюбленных, которая напоминала бы тирану о том, что они находятся в его власти, а их самих – унижала. Его смешило, что в последний раз любовники сольются в объятиях не наяву, а в виде статуи, изготовленной по его приказу.

Ваять свою возлюбленную из серебра по приказу ее мучителя было самой страшной пыткой для Хенгиста, но, если бы он отказался, ее стали бы бичевать и вздернули на дыбе. Поэтому каждый день он брался за инструменты и, бросив на Инулию полный вожделения взгляд, принимался за работу. Он знал форму ее тела, каждый его изгиб так, как может знать только великий художник, и смог бы изваять ее даже с завязанными глазами.

Прошло несколько месяцев. Статуя была закончена. Она вышла столь прекрасной, что Хенгист выронил инструменты и зарыдал. От Инулии осталась одна тень, она была худая и изможденная – скелет с огромными зелеными глазами. На лодыжках у нее открылись незаживающие раны от цепей, а ее живот, на который Хенгист раньше любил класть голову, впал и сморщился от голода. Впрочем, и Хенгист сильно изменился. Когда-то он был стройным и красивым, теперь же его тело иссохло, а вместо лица остался обтянутый кожей череп, но на краю смерти они любили друг друга еще больше, чем раньше.

И вот свершилось чудо. Инулия потянулась к Хенгисту, тщетно надеясь хотя бы на мимолетное прикосновение, и вдруг кольцо с цепью соскользнуло с исхудавшей ноги Инулии. Больше ничто не сковывало ее движений, к тому же стражник именно в этот момент куда-то отлучился.

«О, Хенгист!», «О, Инулия!» – воскликнули они и заключили друг друга в объятия, познав недоступное словам наслаждение.

Но вот пришел Федиль, чтобы посмотреть на статую и позлорадствовать над несчастными влюбленными. Увидев, что они обнимаются, Федиль пронзил их яростным ударом меча. Умирая, Инулия улыбнулась, глядя на статую, изображающую их прежнее счастье, которое они познали снова в последние мгновенья своей жизни.

«Пока на Сантенаре жив хоть один человек, – прошептала она, – будет жить и наша любовь, воплощенная в этой статуе. А ты и твое потомство будете прокляты и преданы забвению!» Так они с Хенгистом умерли, не выпуская друг друга из объятий.

Теперь статуя стала символом унижения Федиля и была ему не нужна. Он приказал ее переплавить и в ярости даже схватился за канаты, чтобы опрокинуть ее и оттащить к печи, но статуя рухнула прямо на него и раздавила. Узнав о гибели тирана, народ возликовал и уничтожил все, что напоминало о нем. Статую же поместили в большом храме, где она стоит и теперь как символ безбрежной и непобедимой любви.

– О, Лиан! – прошептала Карана, гладя пальцами его губы. – Беру назад все нелестные мысли о тебе, какие когда-либо приходили мне в голову!

– Как я и обещал, это сказание наивно-сентиментальное, – произнес улыбавшийся в темноте Лиан.

Они лежали в полном молчании, позабыв о своих заботах. Им было приятно просто лежать вместе. Им было тепло, и каждому было приятно ощущать ровное и глубокое дыхание рядом с собой в темноте.

Вдруг встревоженный Лиан услышал, как Карана тихонько всхлипнула, словно от внезапной боли.

– Что с тобой? – спросил он ее, крепко прижав к груди. Карана долго молчала, а потом заговорила, медленно подбирая слова, точно только что вернулась откуда-то издалека.

– Сейчас уже ничего. Мне вдруг стало очень больно. Словно кто-то воткнул мне в глаза раскаленные иглы. Но теперь все прошло. – Она прижалась к нему, потом крепко пожала ему руку. – Лиан, обещай мне одну вещь!

– Обещаю!

– Что бы ни произошло сегодня ночью, обещай, что в точности сделаешь то, что я тебе скажу, каким бы тоном это ни было сказано!

– Какая странная просьба!

– Обещай мне это! А еще лучше – поклянись! Лиан поднес к губам ее руку:

– Обещаю и клянусь! Что бы ты ни сказала, как бы ты ни сказала, я в точности это выполню.

– Даже если тебе покажется, что этого ни в коем случае нельзя делать!

Лиану стало не по себе. У него появились страшные предчувствия. Язык прилип у него к гортани, и он почувствовал, как напряглась лежавшая рядом с ним девушка.

– А что такое произойдет сегодня ночью?

– Может, и ничего. Может, и не сегодня. Может, этого вообще никогда не произойдет. Но ты должен мне в этом поклясться! Верь мне, так надо!

– Ну хорошо. Клянусь! – сказал он.

– Я никогда не забуду тебя, Лиан.

– Ты говоришь так, словно мы расстаемся, – сказал он с нежным укором. Ему внезапно стало страшно, но Карана ничего не ответила, потому что уже заснула. Лиану же не спалось. У него было тревожно на душе, но наконец усталость победила страхи, и он тоже погрузился в сон.

В то утро, когда Лиан с Караной наткнулись в лесу на тропу в Нарн, где-то на другом берегу реки Тензор внезапно остановил погоню. Аркимы потеряли слишком много времени в пещерах, расчищая преграждавший им путь завал, и с тех пор не смыкали глаз даже ночью. Тензор разделил свой отряд: половину аркимов он отправил в Нарн по дороге вдоль восточного берега Гарра, остальных же – собрал вокруг себя.

– Они где-то рядом на том берегу, – сказал он. – Я ощущаю их присутствие. До них не больше трех лиг. Они беспечны, потому что считают, что нам не переправиться через Гарр.

– Но это действительно так, – сказал один из аркимов. – Течение слишком сильное, а река слишком глубокая. Без лодки ее не переплыть.

– Так давайте поищем лодку! Вдоль реки наверняка кто-нибудь живет.

– Чтобы переправиться всем вместе, нужна большая лодка.

Аркимы разделились и целый день прочесывали высокий берег. Они нашли несколько домов, но в них обитали не рыбаки, а земледельцы. Наконец, уже после захода солнца, аркимы разыскали две лодки. Первая была большая, но гнилая, дырявая и со сломанным рулем. Тензор внимательно осмотрел ее и покачал головой.

– Не стоит рисковать, – сказал он. – Может, я с ней и управился бы, если бы река была поуже, а так – слишком опасно… Где другая?

Вторая лодка была покрепче, но меньше по размеру. Аркимы нашли ее хозяина и наняли у него лодку, заплатив намного больше, чем она стоила.

– Если мы поплывем впятером, – сказал Тензор, – мне придется вернуться один раз.

Аркимы полезли в лодку, но она чуть не пошла ко дну, когда в ней оказался четвертый член отряда. Тензор с досадой покачал головой.

– Мне не переправить лодку на тот берег, когда в ней пятеро, – сказал он. – Придется вернуться дважды. Что ж, поспешим, а то они скроются.

Переправа на малюсенькой лодочке через быструю реку в ночное время была очень рискованным предприятием даже по меркам аркимов, и те из них, кто стал свидетелем гибели лодки в ущелье, не могли избавиться от ощущения, что их тоже вот-вот разобьет о скалы. В конце концов к тому времени, когда уже рассвело, все они оказались на противоположном берегу. Течением их отнесло довольно далеко от того места, где они намеревались причалить.

Тензор утратил кровожадный оптимизм предыдущего дня. Теперь он выглядел озадаченным и растерянным.

– Вчера я ощущал их присутствие вон в той стороне, – сказал он, показывая на запад. – Но ночью их образ исчез, словно они испарились. Давайте начнем поиски! Нам придется прочесать весь дремучий лес.

Через некоторое время Лиана посетили во сне странные видения. Он не мог понять, спит он или все происходит наяву. В другом конце палатки Карана зашевелилась во сне, вытянула руку в сторону и снова затихла. Где-то в глубине сознания Лиана зародился страх, и он задрожал во сне. В этот момент Карана стала глухо и тихо подвывать. Лиана охватил ужас. Он нащупал ее холодные пальцы. Внезапно вверх по его руке пробежала невидимая искра, проникшая к нему в мозг, где возник образ могучего чернобородого мужчины, сверлившего его сверкающими глазами. Это было лицо восставшего демона, разорвавшего цепи, он уже видел это лицо в ту ночь в Туллине, когда получил послание от Караны.

Бородач говорил что-то тихим голосом, в котором звучала угроза, ко Лиан не мог разобрать его слов. Потом человек повернулся к Лиану и мельком взглянул на него. Лиану показалось, что его ослепил луч огромного маяка. Сердце бешено заколотилось у него в груди, и он закричал от ужаса, прочтя во взоре незнакомца смертный приговор.

«Уходи! Уходи! Уходи!» Сон все больше и больше походил на явь. Да спал ли Лиан вообще! Было так темно, что он не понимал, где находится.

«Уходи немедленно! – сказал тихий голос у него в голове. – Уходи, пока она спит. Ты всегда был ей обузой. Теперь ты ей не нужен. Завтра она будет уже в Нарне!»

Голос замолк. Лиан снова увидел страшное лицо. Опять зазвучал голос, и снова появилось лицо, но в душе Лиана закипел протест. Он не желал, чтобы им командовали. «Убирайся из моей головы!» – беззвучно воскликнул Лиан. Он хотел, чтобы лицо возникло еще раз и он смог сказать прямо в глаза его обладателю то, что он думает.

«Глупец!» – раздался голос в голове Лиана, и вновь появилось лицо, сверлившее его глазами, проникавшее взглядом прямо в его душу и насмехавшееся над его жалким вызовом.

«Уходи, глупец! Уходи!» Лиан с удовольствием унес бы подобру-поздорову ноги, но не мог бросить Карану. Затем до него дошла ужасная правда. Это был голос Караны! Это она твердила, чтобы он уходил, прогоняла его! «Немедленно уходи! Ты же обещал! Ты же поклялся!» Карана колотила Лиана кулачками по плечам, по груди и даже по лицу.

Лиан не выдержал, вскочил на ноги, кое-как натянул одежду, схватил в одну руку сапоги, а в другую мешок.

– Карана! – воскликнул он, пытаясь ее обнять. – Я никуда без тебя не пойду!

– Уходи! – закричала она так громко, что у него волосы встали дыбом на голове. – Из-за тебя мы оба погибнем!

– Куда же мне идти?!

– Все равно! Хотя бы в Нарн!

Пятясь, Лиан осторожно вылез из палатки, не сводя глаз с Караны, которую он с трудом различал в слабом свете звезд. Она снова крикнула ему: «Уходи!» – он повернулся и бросился по берегу реки к тропе.

Карана осталась сидеть на одеялах и смотрела ему вслед, обхватив голову руками. Когда он исчез из виду, она упала навзничь на одеяла и зарыдала от горя и отчаяния.

Ночь была ясной, наступило новолуние, на небе светили только вереница крупных звезд, известная под названием Тихидской Дорога, да яркая Туманность Скорпиона. За несколько минут Лиан добрался до тропы и припустил в сторону Нарна. Над землей клубилась легкая дымка, в которой окрестности казались нереальной сказочной страной. Паника Караны передалась Лиану, и он мчался вперед, не разбирая дороги, проваливаясь в ямы с водой, цепляясь за кусты, спотыкаясь, не обращая внимания на грязь на лице, царапины, ветки и колючую траву.

Кустов стало меньше, и впереди открылась поляна, дремавшая в тени раскидистых деревьев. Лиан остановился на опушке и, прислонившись к шершавой коре векового лесного исполина, натянул сапоги. Ему хотелось верить, что он спит. Он ощущал себя опьяненным или околдованным, не мог ни о чем думать или пытаться разобраться в происходящем. Некоторое время вокруг царила гробовая ночная тишина, вдруг рядом кто-то тихонько запищал, где-то слева что-то защелкало, а потом сразу с нескольких направлений раздался резкий металлический стук.

Внезапно кто-то заскребся у ног Лиана и в сухую траву прошмыгнул какой-то мелкий грызун. Мелькнула беззвучная тень, захлопали крылья, кто-то пронзительно взвизгнул, и наступила тишина; потом в воздух поднялась ночная черная птица, из клюва которой свисала маленькая тушка. Со своей добычей в клюве она тяжело взлетела на ближайшее дерево. Ночь наполнилась привычными шорохами, но Лиан задрожал, словно почувствовав спиной чей-то взгляд, острый, как лезвие ножа. Он вскинул на плечо мешок и быстро пересек поляну, шурша сухой травой. На небе ярко светила череда звезд; несколько раз Лиану чудилось, что за ним следует чья-то тень. Он достиг противоположной опушки, и над ним сомкнулся лесной мрак.

Лиан шагал еще часа два, стараясь не сбиться с едва заметной тропинки, вдыхая влажный, напоенный лесными ароматами ночной воздух. Он переходил вброд маленькие ручейки и карабкался по скользким склонам оврагов. Постепенно его панический ужас почти испарился, превратившись в туманное воспоминание. Его место заняла легкая грусть, похожая на сожаление о чем-то безвозвратно потерянном, ушедшем навсегда.

Наконец Лиан оказался на вершине крутого голого обрыва. Под ним в густой тени шумела река, а на другом берегу мигали желтые огоньки Нарна. Вниз по течению холмы были более пологими, а лес на их склонах был вырублен. То там, то здесь мерцали огоньки одиноких крестьянских домов, а в отдалении, где светилась целая кучка огней, наверняка стоял какой-то поселок.

Лиан разглядывал огни, по-прежнему не очень четко осознавая, что с ним происходит, но внезапно почувствовал порыв холодного ветра, который помог юноше прийти в себя и понять, что до утра ему не переправиться в Нарн. Слева на вершине холма была площадка шагов двадцать-тридцать в ширину, поросшая низкими, льнувшими к земле деревьями. Лиан забился между двумя валунами, нашел под одним из деревьев пятачок ровной земли и тут же погрузился в сон, от которого этой ночью он, собственно говоря, и не пробуждался.