Текст книги "Тень в зеркале"

Автор книги: Ян Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)

Карана ясно осознавала, что от нее исходят волны страха, по которым вельмам легко ее найти. Она заставила себя дышать реже и глубже, принудила сердце перестать бешено колотиться и стала готовиться к обороне.

Костер, конечно, разводить не стоило. Пожалуй, лучше всего было бы подняться к камням на вершине и встать спиной к скале, чтобы та нависала над ней, защищая ее сзади. Единственным оружием Караны был маленький нож, на который едва ли можно было положиться. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, девушка стала собирать в кучу камни, хотя в темноте и от них не могло быть особого проку. Она надрезала ножом кору и отломала от дерева ветку. Ветка была не очень тяжелая, и вряд ли ею можно причинить кому-нибудь серьезный вред, но с ней в руках девушке было как-то спокойнее. Началось томительное ожидание. Каране очень хотелось спать, но она не смела сомкнуть глаз даже на миг, пристально вглядываясь в темноту до тех пор, пока угловатые фигуры вельмов не стали мерещиться ей повсюду.

Ночь была на исходе. Черно-белые очертания окружавших Карану предметов стали наполняться бледными красками. Небо на востоке порозовело. Ветер затих. Карана пережила еще одну ночь. У нее страшно болела шея. Пора было трогаться в путь, но она решила еще чуточку отдохнуть и закрыла глаза.

Солнце взошло над горизонтом, а Карана, забыв обо всем, наслаждалась сном. Грудь ее равномерно вздымалась и опускалась. Лучи восходящего солнца осветили ее откинутую в сторону руку, стройную шею, разбрызгали золото по бровям и ресницам, заиграли у нее в волосах.

А собака тем временем кралась к Каране, от тени к тени, от ямки к ямке, готовясь к решающему прыжку. Она то ползла на животе, то цеплялась за землю когтями, пружинисто приподнимаясь на костлявых лапах, и стремительно прыгала вперед, тут же вновь прижимаясь к земле. Теперь от девушки ее отделял один прыжок. Она разинула огромную пасть, оскалив желтые зубы.

Каране же чудилось, что она лежит в горячей ванне, полной мыльной пены, и наслаждается теплом и ощущением чистоты. Внезапно ванна испарилась и она почувствовала себя совершенно голой и беззащитной. Девушка очнулась от порыва ветра, коснувшегося, как лезвием ножа, ее обнаженного горла, и испугалась, поняв, что снова заснула, когда ей ни в коем случае нельзя было спать.

Солнце едва взошло. Карана дремала не так уж и долго, и ночью ничего страшного не случилось. Она вспомнила, что во сне видела какой-то детский праздник. Да ведь сегодня же ее день рождения! И хотя после смерти родителей дни рождения у нее были не очень веселые, у Караны все же поднялось настроение. Девушка протерла заспанные глаза, почесала голову, попыталась привести в порядок волосы и инстинктивно осмотрелась по сторонам.

В нескольких шагах ниже по склону притаилась самая огромная собака, какую она когда-либо видела в жизни. Собака водила носом из стороны в сторону, но ее желтые глаза пристально следили за каждым движением девушки. Одной рукой Карана нащупала лежавший рядом с ней нож, а другой схватила палку. Она встала и, пятясь, отступила к камням – теперь собака могла напасть на нее только спереди. Карана быстро осмотрелась по сторонам, но вокруг больше никого не было. Что же будет делать собака: бросится на нее прямо сейчас или будет караулить ее до прихода хозяев?

Карана подняла палку обеими руками и дрожащим голосом крикнула: «Убирайся!» Собака ощерилась и бросилась на нее.

Карана ударила ее палкой, и собака отлетела в сторону, цепляясь за землю тощими лапами.

Удар не причинил собаке ни малейшего вреда; она сразу же вскочила, царапая когтями камни, и попыталась вцепиться Каране в ногу. Девушка снова размахнулась палкой, но зацепилась ею за скалу у себя над головой, выронила ее и выхватила правой рукой нож.

Собака прыгнула на нее и, ударив головой в живот, сбила с ног. Карана упала спиной на камни, собака бросилась на нее и вонзила зубы в руку, сжимавшую нож. Потом она злобно посмотрела девушке в глаза и мощно сжала челюсти, зажав запястье мертвой хваткой.

Рука Караны была в крови, а слюна из огромной пасти капала ей на грудь. Карана разжала ладонь, и нож со звоном упал на камни. Девушка боялась, что собака сдавит ей руку еще сильнее и перекусит ее пополам. Она впилась глазами в собаку, лихорадочно думая, как бы от нее избавиться. На собаке был железный ошейник. Вместо передних зубов у нее были сточенные пеньки, но коренные зубы, способные раздробить самые толстые кости, были в полном порядке.

Карана застонала. Собака навострила уши. Девушка застонала еще раз, вкладывая в этот стон всю свою боль, усталость, весь свой страх, пытаясь при помощи своего дара внушить собаке, что не намерена сопротивляться, чтобы та успокоилась и ослабила хватку. Но что же ей делать, даже если собака на мгновение разожмет зубы? У Караны была прекрасная реакция, но, разумеется, не лучше, чем у животного, если только оно не было таким же медлительным и неуклюжим, как его хозяева.

Карана опустилась на землю, тихонько всхлипнула, закатила глаза и опустила веки, оставив между ними незаметную узенькую щелочку. Ее тело обмякло, однако собака ни на минуту не разжимала челюстей. Карана издала глухой, утробный звук, и по ее телу пробежала дрожь.

Собака посмотрела на девушку. Карана снова изобразила предсмертную судорогу. Собака выпустила руку. В то же мгновение девушка схватила ее левой рукой за ошейник и изо всех сил крутанула его. Собака захрипела и присела на задние лапы. Карана сжала правую руку в кулак и сунула его прямо в открытую пасть, пытаясь запихнуть как можно глубже собаке в глотку, ни на секунду не отпуская ошейник, который тянула к себе.

Собака стала извиваться, крутить головой и рухнула на бок. Она была такая тяжелая, что Карана чуть не выпустила ошейник из рук. Собака пыталась сжать челюсти, впившись Каране в руку гнилыми зубами. Не сомневаясь, что останется без руки, Карана изо всех сил старалась сунуть кулак как можно дальше в горло собаке, конвульсивно царапавшей когтями камни.

В этот момент неподалеку раздался тихий зловещий свист. Собака рванулась, закатив глаза и пытаясь залаять. Карана почувствовала нестерпимую боль в хрустнувшем запястье. Ей хотелось завизжать или завыть, но вместо этого на несмотря на боль, пихала и пихала кулак, пока собака не перестала дергаться и Карана не убедилась, что она мертва.

Наконец она вытащила руку из пасти собаки. Запястье было сломано, рука была в крови, со следами зубов и рваными ранами, с которых свисали лоскуты кожи. Карана поспешила сесть, потому что поняла, что вот-вот потеряет сознание и рухнет на землю рядом с трупом только что убитой ею тощей собаки. Хотя девушке и пришлось биться не на жизнь, а на смерть, ей было жалко это животное так же, как и коня, чей труп остался на дороге.

И тут, к ужасу Караны, неподалеку снова раздался тихий свист. Дрожащей рукой она вытерла со лба холодный пот, подобрала нож и с трудом полезла вверх по камням, испытывая страшную боль при малейшем движении.

Забравшись повыше, она присела, промыла раны, смазала их мазью и попыталась перевязать себе запястье. Она была левшой, и все же ее движения были такими неуклюжими, что, не будь ее положение столь серьезным, а боль – столь невыносимой, она посмеялась бы над собой. Карана нашла несколько кривых веток, которые попыталась наложить себе на руку, но у нее не получалось прикрепить их достаточно плотно, так что, в конечном итоге, толку от них не было никакого, и она отшвырнула веточки, ограничившись тугой повязкой на запястье и предплечье. Это, конечно, временная мера, и, если она хочет, чтобы кости срослись нормально, ей нужно будет сегодня же наложить новую повязку.

«Ничего себе подарочек на день рождения!» – подумала Карана.

– Дройк! Где ты? – звал Идлис булькающим голосом, подходя все ближе и ближе и озираясь по сторонам.

Значит, это была его собака! Карана посмотрела вниз на распростертое на земле тело мертвого животного с серым языком, свисавшим из пасти. Она полезла выше по камням, – ей очень не хотелось попасть в лапы Идлису, обнаружившему, что она прикончила его пса.

– Дройк! Что с тобой?! – голосом, полным отчаяния, воскликнул Идлис. – Дрой-и-ик! Мой малыш!

Карана невольно взглянула на него: он держал на руках труп огромной собаки и рыдал, словно над мертвым ребенком. Неожиданно вельм поднял голову и уставился на нее, но у Караны сложилось впечатление, что он ее даже не заметил. Его глубокое горе тронуло доброе сердце девушки, и все же она не желала бы оказаться поблизости, когда вельм закончит панихиду по своему псу. Поэтому она пролезла в щель между двумя огромными валунами и пустилась наутек.

Неутомимый Идлис нагнал Карану незадолго до полудня. Каране казалось, что уже много недель они оба подчиняются чьей-то таинственной воле, заставляющей ее искать спасение в бегстве, а его – продолжать преследование. Девушка чувствовала себя совершенно опустошенной, обессилевшей и упавшей духом. Ее запястье и вся рука невыносимо болели. Она больше не понимала, зачем убегает и зачем вельм за ней гонится. Карана не могла вообразить, что заставляло его делать такие невероятные усилия.

Теперь он был совсем близко. Настолько, что Карана слышала хруст камней у него под ногами. Несмотря на позднюю осень, денек выдался погожий. На небе не было ни облачка, дул теплый ветерок. Неожиданно Карана упала, разбив колено об острый камень, вскочила было на ноги, но – слишком поздно: Идлис бросился на нее. Отвратительная тварь! Собрав последние силы, девушка отчаянно хлестала его по лицу и рвала на нем одежду, пытаясь освободиться. Плащ вельма, истлевший от пота и истрепавшийся от времени, обмотался вокруг ее здоровой руки, отчего разорвался и сполз у него с плеч.

Идлис сдавленно вскрикнул. Карана дернула плащ к себе, упала навзничь и покатилась вниз по склону, не выпуская его из рук. У Идлиса в руках остался только обрывок материи. Больше на нем ничего не было, кроме маленькой набедренной повязки, пропущенной между ног и прикрепленной спереди и сзади к опоясывающему бедра шнурку. Кожа вельма была бледно-серой, как рыбья чешуя, конечности – костлявыми, с толстыми суставами, ребра выпирали из кожи, как обручи на бочке.

Карана вскочила на ноги и, чуть не плача от боли, захромала было прочь, схватившись за запястье, которым она при падении сильно ударилась о землю. И тут она вспомнила об испуге Идлиса, появившемся на его обычно бесстрастном лице, когда она сорвала с него одежду. Она взглянула на вельма, который, не обращая на нее ни малейшего внимания неуклюже подпрыгивая, бежал за своим плащом, закрываясь рукой от солнца. Карана сгребла здоровой рукой его тряпки и поспешила прочь.

Около двух часов Идлис преследовал ее по бесплодному плоскогорью. Он бежал все медленнее и медленнее, движения его становились все более и более неуклюжими, и вскоре он отстал. Что же он задумал?! Может, это новая ловушка?! Карана была заинтригована происшедшей с вельмом неожиданной переменой, потому решила потихоньку вернуться и посмотреть, что он там замышляет. Она нашла Идлиса лежащим на высохшей красной земле. Даже издалека было видно, что его конечности свела судорога, а бледная кожа на голой груди и плечах сильно покраснела.

Карана еще сильнее удивилась и подобралась поближе. Неужели и вельмы уязвимы?! Пока Идлис корчился на земле, у него с головы слетела маска, и, когда он повернулся к ней лицом, девушка увидела, что его глаза превратились в слезящиеся, налитые кровью раны.

Может, раньше Карана и сжалилась бы над Идлисом, но после его предательского нападения на озере Нейд она не испытывала к нему ни малейшего сострадания. Взглянув на вельма еще раз, она заметила в его глазах такое же выражение, какое было у ее коня перед тем, как она перерезала ему горло.

– Что же мне с тобой делать? – спросила она.

Вельм сделал судорожное движение, вероятно пытаясь пожать плечами.

– Мне все равно, – ответил он. – Я не жду от тебя пощады и сам не пощадил бы тебя.

– За что вы меня преследуете? Что я вам сделала?

– Ты унизила нашего хозяина, и мы должны тебе отомстить. Мы не остановимся, пока ты не окажешься в наших руках.

Для Караны это было непостижимо.

– Какие же вы жестокие твари! – воскликнула она. Теперь уже вельм уставился на нее в недоумении:

– Ты украла у нашего хозяина Зеркало! Ты убила мою собачку! И после этого ты называешь нас жестокими?! Если бы мы служили тебе, ты была бы счастлива иметь таких преданных слуг.

Караной овладело любопытство, и она осторожно подползла поближе, стараясь, впрочем, оставаться вне досягаемости длинных рук вельма. Ей никогда не приходилось лее странное существо.

– Кто же ты на самом деле? – спросила она.

– Я – Идлис, целитель.

– Это ты-то целитель?!

– А что тут такого? Нам тоже бывает больно. Мы тоже болеем и умираем.

Эти слова поразили Карану, которая считала, что в вельмах нет ничего человеческого.

– Но откуда вы взялись?

– Раньше мы жили в снежной пустыне. Это было давно… – Идлис на мгновение задумался, – очень давно. Когда-то у нас был любимый хозяин, который о нас заботился. Потом мы его потеряли. Мы даже не помним, кем он был, так давно это было. – Идлис говорил грустно и задумчиво; потом выражение его лица изменилось, и он заговорил со злобой: – А теперь мы служим Иггуру, хотя он нас ненавидит и называет уродами. Нам стыдно, но мы ему подчиняемся.

– Но почему?

– Мы – вельмы! – с чувством произнес Идлис так, словно этим было все сказано. Потом, заметив недоумение Караны, добавил: – Лишившись хозяина, мы существовали бесцельно. Сейчас мы служим Иггуру за неимением лучшего… Ты убьешь меня?

– Нет.

Вельм начал извиваться. Карана отпрыгнула было в сторону, но тут же поняла, что Идлис пытается заползти в ее тень. Казалось, воспаленная кожа вот-вот начнет сползать кусками с его лица. Он пытался защитить грудь от солнца костлявыми руками.

– Оно жжет меня огнем!

Карана ничего не ответила, пристально всматриваясь в обожженное лицо вельма. Из глаз у него сочились густые желтые слезы, но он ни о чем ее не просил.

– Мне жаль тебя, – сказала Карана. – В этом моя слабость.

Вельма передернуло.

Его маска лежала шагах в двадцати от Караны. Она подошла и подняла ее. Маска была сделана из желтой кости. Идлис бесстрастно взглянул на Карану. Ей следовало бы перерезать ему горло, но вельм так страдал, что жалость взяла в ней верх над ненавистью.

Карана приблизилась к Идлису и бросила маску на землю недалеко от вельма, который обнаружил неожиданное чувство собственного достоинства. Он протянул к маске руку и потрогал ее, потом медленно и с видимым усилием встал на ноги и поклонился девушке, не вытирая желтых слез, струившихся у него по щекам. Карана с удивлением наблюдала за Идлисом, который поднял маску и надел ее на лицо.

– В слабости и заключается твоя сила, – сказал Идлис. – Своей жалостью ты унижаешь меня. Для меня это хуже смерти. Никто и никогда не был добр ко мне.

Он произнес слово «добр» с содроганием, словно говоря об оскорблении или святотатстве. При этом он ощерился так, что стали видны белесые десны и собачьи клыки.

– Что же мне делать? Отпустить тебя было бы предательством. Но моя честь требует отплатить за благодеяние даже врагу. Подойди и покажи мне запястье. Я вижу, оно сломано… Не бойся, сегодня я не стану мстить тебе за то, что ты сделала с моей собакой.

Запястье Караны так раздулось и болело, что она все время держала его здоровой рукой. По сравнению с ним разбитое колено казалось простой царапиной. Каране не были чужды понятия чести и долга, но представления вельма были за пределами ее понимания: как он мог лечить ее сегодня, намереваясь завтра убить?! Нет, эти вельмы словно с другой планеты, им нельзя доверять! Когда Карана представила, что ей придется подойти к нему, а он будет прикасаться к ней холодными липкими пальцами, ее всю передернуло.

Она решила, что лучше терпеть боль, и решительно сказала:

– Обойдусь без твоей помощи.

– Тогда уходи. Я буду сидеть здесь еще полдня, и пусть меня потом за это сурово накажут!

Карана сделала шаг назад, но снова взглянула на Идлиса и остановилась. Его кожа багровела на глазах, покрываясь огромными пузырями на плечах, руках и груди. Он наверняка ужасно мучился, хотя это выдавала лишь мелкая дрожь.

Она засунула сломанную руку в карман, пытаясь хоть как-то облегчить боль, и случайно нащупала там давно забытую плитку шоколада, подаренную ей Таллией в Предле. От мысли о шоколаде у нее сразу же потекли слюнки. Не спуская глаз с Идлиса, она развернула шоколад и разломила его на две части.

– Сегодня у меня день рождения, – сказала она, протягивая ему половину.

У Идлиса дернулось лицо, и из одного глаза потекла желтая слеза.

– Я по-прежнему твой враг, – сказал он, склонив голову. – Но желаю, чтоб хотя бы сегодня у тебя все было хорошо.

Они сидели и молча жевали шоколад. Каране казалось, что никогда раньше она не ела ничего такого же вкусного, такого восхитительно сладкого. Она была рада, что поделилась лакомством с Идлисом.

– Приближаются мои соплеменники, – сказал тот. – Увидев мои мучения, они сочтут себя опозоренными и захотят отомстить. Беги!

Карана проследила за его взглядом. Примерно на расстоянии полулиги от них над каменистой равниной поднималось облачко пыли. Карана пошла прочь не оглядываясь. Она хотела удалиться медленно, с чувством собственного достоинства, но ей было так страшно, что ноги сами собой двигались все быстрее и быстрее, а когда она поняла, что находится вне поля зрения Идлиса, пустилась бежать и бежала не останавливаясь, покуда хватало сил.

Много часов за ней не было погони, но после всего увиденного и услышанного она непрерывно ощущала присутствие вельмов, а лицо Идлиса постоянно стояло у нее перед глазами. Карана снова перевязала себе запястье, но опять неудачно. Оно все время болело, и девушка почти не могла пользоваться правой рукой. Она несколько раз пересекла Сандорские холмы в разных направлениях, пробираясь к Хетчету и лежавшим за ним горам, хотя при этом ее и не покидало чувство, что вельмы гонят ее к очередной западне.

Теперь их было пятеро, и они скакали верхом. Карана часто видела их вдалеке. Они ехали на большом расстоянии друг от друга. Хотя в этой холмистой местности Каране и удавалось снова и снова скрыться от них, не было никакой возможности проскользнуть между ними, и она была убеждена, что идет туда, куда нужно им. Наконец в конце дороги замаячили Хетчетские Ворота – ложбина между холмами, среди которых когда-то стоял славный город Хетчет.

За последний месяц Карана ожесточилась и утратила чувство юмора. Она постоянно мерзла, ее преследовали одни и те же мысли. Труднее же всего было все время подавлять свои эмоции. Однако вельмы шли за ней по пятам, и ей было необходимо решить, куда идти дальше.

Каране по-прежнему хотелось добраться до Чантхеда и разыскать там человека, знающего Предания, которые помогли бы ей решить, что делать с Зеркалом. У нее были знакомые в Чантхеде, но среди них не было летописцев. Правда, она знала директора Школы Преданий, маленького, сухонького старичка по имени Вистан, с которым ее отец встречался, когда Карана была совсем маленькой. Вистан все еще жил в Чантхеде, или по крайней мере жил там несколько месяцев назад, когда она приходила туда в последний раз. Если бы она набралась храбрости обратиться к нему, он наверняка смог бы познакомить ее с нужными людьми.

Однако Карана все время ощущала, что вельмы где-то совсем рядом. Возможно, они уже отрезали ей путь к Чантхеду. Даже запруженный толпами народа во время Праздника, Чантхед был слишком маленьким, и бесследно затеряться там можно было, только безвылазно сидя в каком-нибудь укромном месте. Значит, ей не суждено снова увидеть Чантхед. А как она мечтала послушать Великие Сказания! И почему она не сумела отказать Магрете?! Зачем она вообще с ней повстречалась?! Но сейчас, когда Магрета томилась в подземельях Иггура, а Карана бежала от вельмов по бесплодной равнине, задавать себе эти вопросы было бессмысленно.

С тяжелым сердцем Карана, жалкая, измученная душой и телом, затравленная, повернула на восток, в сторону Баннадора. Луна была обращена к Сантенару своей первой темной четвертью, предвещая недоброе. Карану снова стали преследовать страшные сны. Взглянув на горы, она убедилась, что на их вершинах уже лежит снег, – даже менее израненному человеку перевалить сейчас через них было бы нелегко. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой уставшей. У нее страшно болела рука. Когда же все это кончится?!

Вельмы прибыли в Хетчет вскоре после Караны. Теперь на месте прежнего города стоял маленький поселок, но на каждом шагу приезжих встречали признаки былого величия: широкие улицы с тротуарами и сточными канавами, выложенные каменными плитами, такими гладкими, словно их положили туда только вчера; великолепные храмы, колонны и заброшенные виллы по обеим сторонам дороги. Жители поселка были под стать всему этому: гордые своим древним происхождением, исполненные чувства собственного достоинства.

– Тут живут самые заносчивые свинопасы на всем Мельдорине, – с презрением заметил предводитель вельмов. Он был низким и тучным, совсем непохожим на остальных. Они подъехали к главным воротам, таким широким, что между украшенными резьбой каменными столбами, на которые они опирались, спокойно могли проехать в ряд десять всадников.

– Мы ищем молодую рыжеволосую женщину, – сказал высокий всадник с узким лицом и орлиным носом. Его серая кожа была покрыта шрамами и облезала, как после многочисленных ожогов, а белки его черных глаз имели желтоватый оттенок.

– Была тут недавно одна такая, – ответил стражник.

– Где она? – Все вельмы, как один, повернулись к стражнику.

Стражник и раньше встречал Карану. Она была ему симпатична, и он был готов помочь ей, разумеется не подвергая при этом опасности собственную персону.

– Она расспросила о дороге на Чантхед и отправилась в том направлении, – солгал стражник, пятясь к своей будке.

– В Чантхед? А ты не врешь? – Стражника сверлили пять пар холодных глаз.

Стражник уставился в землю:

– Ежедневно здесь проходят толпы народа, и каждый что-нибудь спрашивает. Вроде бы она узнавала про Чантхед. Я точно не помню.

Вельмы поехали дальше.

– Зачем ей в Чантхед? – размышляла вслух женщина-вельм, очень смахивавшая на Идлиса. – Там же нет ничего, кроме Школы Преданий. Я думаю, стражник врет.

– Похоже, ты права, Гайша, – сказал грузный предводитель. – Но мы должны все проверить. И в Чантхеде Зеркало может кому-нибудь понадобиться, хотя другая похитительница и упомянула о Сете. Двое из вас отправятся в Чантхед. А со мной поедете ты, Идлис, – за тобой, я вижу, нужен глаз да глаз, – и ты, Гайша! По-моему, девка захочет вернуться в свой родной Баннадор, но зимой в горах ей придется несладко. Стоит ей свернуть с дороги, и ей конец. Но если вы все-таки поймаете ее в Чантхеде, тащите сюда… Вперед!

Карана была уже высоко в горах. Однажды ночью ее, уставшую думать о своих проблемах и наконец уснувшую в пропахшей пометом нетопырей пещере, посетил необычный сон. Ей приснилось, что она гуляла по залитым солнцем улицам Чантхеда, шла мимо аккуратных домиков из желтого песчаника и поднималась на вершину холма к Школе Преданий. С ней был отец, который вел ее за руку к директору Школы. Вот они вошли в кабинет к Вистану, и отец завел беседу с этим лысеющим маленьким человечком о непонятных ей вещах. Потом отец пропал, и вот уже она сама начала рассказывать свою историю Вистану, лежавшему в ночном колпаке и халате в огромной постели, нелепому, как гном, пробравшийся в спальню к великану. Внезапно Вистан подскочил на своем ложе, как человек, услышавший ответ на давно мучившую его загадку. Однако он не отреагировал на настойчивые просьбы Караны, а только смотрел куда-то в пустоту за ее спиной и скоро растворился, как мираж.

Потом ей привиделось выступление молодого летописца Лиана, околдовавшего своим чудесным повествованием весь огромный зал. Она вспомнила, как в тот вечер между ними возникла мимолетная связь. Это было похоже на блуждания в лабиринте, в котором все пути вели к Лиану. На мгновение Лиан показался Каране могучим героем одного из Великих Сказаний, и в отчаянии она с мольбой протянула к нему руки.