Текст книги "Тень в зеркале"

Автор книги: Ян Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)

20
«Сказание о Тар Гаарне»

Ночью на Лиана снова напал приступ кашля, и больше заснуть он не смог, ощущая во всем теле слабость и озноб. Заметив в тусклом свете костра, что Карана смотрит на него, он произнес:

– Я знаю сказание об аркимах.

– Ты уже говорил, – тяжело вздохнула девушка. – Извини, но я слишком устала.

Лиан обиделся:

– А я-то думал…

Оба долго молчали. Карана вытянулась в спальном мешке, разложенном прямо на земле, и закрыла глаза, стараясь обдумать положение, в котором они оказались, но перед ее мысленным взором стояла только скорченная фигура Лиана, привалившегося к стене хижины.

– Ну что ты там думал?

– Я думал, тебе будет интересно послушать. Чем мне еще отплатить тебе за заботу?

Карана почувствовала угрызения совести.

– Ну давай, рассказывай!

– Это будет «Сказание о Тар Гаарне». Впрочем, раз ты жила у аркимов, может, оно тебе уже известно.

– Я знаю об этом знаменитом предательстве, но никогда не слышала, такого сказания. В Шазмаке о нем стараются не говорить.

– Это довольно длинное сказание. По крайней мере, в Чантхеде оно передается с кучей подробностей…

– Слушай, Лиан. Может, тогда не надо сегодня?.. Я так устала…

Произнеся это, Карана задумалась об иронии своего положения. Всю жизнь ей больше всего на свете хотелось слушать чантхедских сказителей, и вот теперь, когда в ее личном распоряжении оказался лучший из них, она умоляла его не раскрывать рта.

– Ладно, валяй! С кучей подробностей! – сказала Карана и подумала: «Может, я узнаю что-нибудь полезное. В конце концов, мне известно об аркимах только то, что они сами о себе рассказывают. Интересно будет послушать, какими их видят со стороны».

Лиан слабо улыбнулся.

– Сегодня я обещаю быть предельно кратким, – прошептал он, закашлялся и вытер рот тряпкой. Его прекрасный голос совсем охрип. – Когда между тремя мирами встала Непреодолимая Преграда, аркимы поняли, что им не вернуться на Аркан, и задумались о том, как выжить на Сантенаре. Они были великим народом и, поставив себе цель, упорно стремились к ней. Поэтому скоро все стали с ними считаться. И вот они задумали основать лучший город на Сантенаре, который превзошел бы даже города каронов, и сделать его символом силы и славы аркимов.

Для возведения города они избрали Питлиса, потому что ему не было равных среди архитекторов и строителей. Питлис создал город необычайной красоты. Купола, башни и высокие арки этого города, выросшего из воздуха, воды, металла и камня, словно парили над землей. Нельзя было удержать восторг, впервые увидев его, и не заплакать, покидая его. Город Питлиса был застывшей музыкой, настоящей архитектурной поэмой, уединенным убежищем всех аркимов. Таким был Тар Гаарн, и таким он оставался до появления Рулька. – Лиан замолчал и зашелся в сильном приступе кашля – он не ткнулся лицом в землю только потому, что вовремя оперся на руки.

Карана открыла глаза и посмотрела на сиявшие сквозь ночную дымку далекие звезды. Она почувствовала, что замерзает. Ночной холод пробрался под одеяла, под плащ и под куртку. От него немела кожа и болели кости.

Когда Лиан снова заговорил, голос его напоминал хрип висельника.

– Но Тар Гаарн возвели не только как гимн красоте. Аркимы прекрасно понимали, что война с предводителем каронов Рульком неизбежна. Тар Гаарн стал самой неприступной крепостью аркимов, местом, где все они могли бы надежно укрыться, если бы пали остальные их города. Он был их гордостью и последней надеждой. Вскоре наступили времена Катаклизма – период войн между каронами и аркимами. На протяжении нескольких столетий был опустошен весь Сантенар. Все усилия аркимов казались напрасными, ведь Рульк, величайший из каронов, обладал невероятной силой. И все же Тар Гаарн был неприступен. Он был построен настолько умело, что бесчисленные штурмы не оставили ни малейшего следа на его ослепительной красоте. Он был так огромен, что продовольствия в его амбарах хватило бы на самую длительную осаду.

Но наконец и сам Рульк устал от бесконечных войн – тайно встретился с Питлисом и попросил у него мира. «Давай закончим эту бессмысленную бойню, – сказал он. – А я найду ответ на терзающий нас много веков вопрос о том, как преодолеть Преграду. Ведь он волнует и аркимов, мне же необходимо вернуться к своему народу».

Питлис был стар, опытен и осторожен. Он очень хорошо знал предательский нрав Рулька и не собирался рисковать Тар Гаарном и аркимами. Но и ему очень хотелось возвратиться на родной Аркан. «Если мы попадем домой, Аркан снова будет нашим, – подумал он. – Стоит нам вернуться, и мы, окрепнув на Сантенаре, сможем отвоевать Аркан у Постылой Сотни (так называли ту сотню каронов, которой когда-то хватило, чтобы обратить аркимов в рабство) и низвергнем поработителей в бездну, откуда они к нам явились! Хорошо, я заключу перемирие с Рульком, но только до тех пор, пока не придет подходящий момент, чтобы расправиться с ним».

Питлис принял предложение Рулька, но одновременно заключил против него тайный союз с Советом Игадора. Возглавлял же Совет тогда, как и сейчас, Мендарк, а помогал ему выдающийся мансер Иггур, который был так молод, что ему еще ни разу не приходилось прибегать к Тайному Искусству, чтобы продлить свою жизнь.

Наконец времена Катаклизма прошли. Долгое время казалось, что Рульк действительно изменился. Перемирие переросло в непрочный мир, который спустя годы, когда многие уже стали забывать о страшной войне, превратился в союз равноправных государей. Аркимы познали мир, благополучие и спокойствие, которых были лишены раньше. Все они понимали, что обязаны этим Питлису.

И вот Рульк снова встретился с Питлисом. «Я хотел бы возвести в моих землях город, – сказал он и, с совершенно нетипичным для карона смирением, добавил: – Не согласился бы Питлис, как самый выдающийся из аркимов, построить его для меня?»

«А зачем тебе город?» – спросил Рулька Питлис, подозрения которого вспыхнули с новой силой.

«Он стал бы символом нашего союза! Кроме того, чтобы преодолеть Преграду, мне понадобится целая армия мудрецов и инженеров, алхимиков и ученых. Мне нужна кузница, в которой я ковал бы орудия для этого. Ею и станет мой новый город, если ты согласишься его построить».

«Как же преодолеть Преграду? – задумался Питлис. – Тут понадобится что-то вроде Золотой флейты. Но если бы Рульк мог изготовить ее сам, он не стал бы заказывать ее Шутдару. А что если выполнить просьбу Рулька? Может, в этом наш единственный шанс вернуться на Аркан? Впрочем, я буду неусыпно следить за его действиями!»

«Рульку нельзя верить! – твердили ему аркимы. – Он коварный предатель! Не помогай ему!»

Но во все времена главным недостатком аркимов было тщеславие. Бессильные справиться со своей невероятной гордыней и своим высокомерием, они были склонны совершать необдуманные поступки и заключать опасные союзы, стремясь к недостижимым целям. Вступив на ту или иную стезю, они больше никого не слушали и продолжали идти этим путем даже тогда, когда становилось ясно, что он до добра не доведет. С возрастом тщеславие и высокомерие развилось и у Питлиса. Он не сомневался, что Рульк что-то замышляет, но не мог догадаться, что именно, и согласился выполнить его просьбу. И одновременно решил следить за действиями Рулька и препятствовать тем из них, которые могли навредить аркимам, а при случае даже завладеть новым оружием Рулька и обратить его против создателя.

Внезапно Лиан замолчал.

– Возможно, Питлис использовал Зеркало, чтобы следить за Рульком! – внезапно прохрипел он, возбужденный этой догадкой. – Представляю себе, какие секреты оно в себе хранит!..

Он снова затих, потом залился краской и пробормотал:

– За такую ничем не подтвержденную догадку меня выгнали бы из второго класса Школы Преданий!.. На чем я остановился? Ах да! Питлис обрушился с бранью на осмелившихся возражать ему аркимов, отослал их прочь и обратился к Рульку со следующими словами: «Я построю тебе город, прекраснее которого еще не было ни в одном из трех миров».

Карана вздрогнула. Трудно было представить себе что-либо безумнее такого решения, чреватого трагическими последствиями!

– Много лет Питлис с Рульком разрабатывали план города. Работы было много, а Питлис не хотел доверять ее другим аркимам. Рульк прекрасно знал, какой город ему нужен, а нужен ему был город, поражавший своей красотой и необычностью. Рульк настаивал на том, чтобы в нем было множество вещей, предназначения которых никто не мог себе вообразить, но Рульку они зачем-то обязательно были нужны.

Рульк постоянно что-то мастерил. Он непрерывно делал самые невероятные приспособления, никогда не говоря, для чего они предназначаются. Частенько он отбрасывал их в сторону, как надоевшие игрушки, едва они были готовы. А Питлис по ночам изучал эти выброшенные устройства, лихорадочно пытаясь понять их назначение и проникнуть в замыслы Рулька.

Представь себе эту парочку! Рульк был великаном с иссиня-черной бородой, почти в два раза выше и крупнее меня. При этом он был дьявольски привлекателен и обаятелен. Все невольно испытывали симпатию и тянулись к нему.

Телосложением и ростом Питлис не отставал от него: каждая его нога была с твое туловище. У него было длинное худое лицо с широким носом и квадратным подбородком. Он был не так обаятелен, как Рульк, зато обладал железной волей. Питлис был гением, но его не очень любили.

Он всегда был начеку, следил за каждым шагом Рулька, надеясь, что тот хоть чем-нибудь выдаст свои истинные замыслы, и придумывал для него разные ловушки. Но Рульк был осторожен и вел себя так безупречно, что его ни в чем нельзя было заподозрить. Они с Питлисом трудились над планом города не один десяток лет, так как, казалось, жить им обоим оставалось еще очень долго. В конце концов строительство нового города превратилось для Питлиса в навязчивую идею. Он решил построить город еще замечательнее, еще невероятнее, еще красивее Тар Гаарна. Но это должен был быть совсем другой город, город, олицетворявший собой каронов. Питлис понимал, что трудится над своим шедевром.

Он часто встречался с членами Совета, но ни один из них не мог даже предположить, что замышляет Рульк. Когда тот отлучался, Питлис пользовался любой возможностью и вносил, казалось бы, незначительные изменения в замыслы Рулька, искажавшие их суть, но одновременно делавшие город еще гармоничнее, еще совершеннее и прекраснее. Наконец план города был составлен.

И все же в нем было что-то не то. Чего-то не хватало для того, чтобы считать будущий город совершенством, хотя никто и не мог сказать, чего именно. Рульк явно расстроился. «Мне часто доводилось бывать в городах аркимов, – сказал он, – и каждый из них обладал внутренним единством и гармонией, которых здесь не хватает. Я хочу достичь их и в моем городе, но не понимаю как».

«Как же вы добились такой гармонии в Тар Гаарне? – постоянно спрашивал Рульк. – О, если бы я смог увидеть его изнутри! – повторял он. – Но я не осмеливаюсь просить об этом!» Скоро он перестал об этом упоминать и занялся другими делами.

Чем дальше, тем больше Рульк сетовал на постигшую их с Питлисом неудачу, и однажды…

– Нет, только не это! – невольно воскликнула Карана. Лиан с трудом перевел дыхание и вытер кровавую пену с губ.

– Боюсь, у меня не хватит сил закончить сказание, – прохрипел он и чуть не заплакал от стыда.

– Ничего страшного, – проговорила Карана, тщетно пытаясь скрыть разочарование. Хотя Лиан рассказывал как никогда скверно, она с жадностью ловила каждое его слово.

Лиан собрался с последними силами и продолжал:

– «Я не прошу тебя провести меня в Тар Гаарн, потому что не хочу, чтобы тебя сочли предателем», – сказал однажды Рульк Питлису, который при этих словах почувствовал облегчение. Но уже следующие слова Рулька грянули как гром с ясного неба: «К тому же я так хорошо изучил тебя за это время, что вчера принял твой облик и спокойно прогулялся по всему Тар Гаарну!»

Питлис был поражен собственным легкомыслием, а также дерзостью и гением Рулька, позволившими ему совершить такое невероятное перевоплощение. И все же работа над городом каронов настолько увлекла Питлиса, что он не мог ее бросить. Вскоре он переработал план, внеся в него изощренные изменения, так что его замысел стал еще великолепнее.

Шел месяц за месяцем, и Питлис постепенно понял, что Рульк по-прежнему недоволен и ему снова что-то не дает покоя. «Вот тут, тут и тут! – сказал Рульк, показывая на отдельные места подземного лабиринта. – Я, конечно, не осмеливаюсь докучать тебе такими мелочами, но знаю, что ты во всем стремишься к совершенству».

Питлис рассмотрел места, на которые указал Рульк, на сотнях чертежей будущего города и убедился, что там действительно имеются мелкие недостатки: недоставало симметрии и гармонии, хотя обнаружилось это только в подземных сооружениях, которых никто все равно бы не увидел. Теперь и Питлис подумал, что Рульк слишком придирчив, но тот так подобострастно изложил свою просьбу, а сам Питлис был до такой степени помешан на совершенстве, что снова взялся за работу и внес в чертежи новые поправки.

В конце концов Питлис совершенно выбился из сил, но его утешала мысль, что он спроектировал безупречный город. «Я утомлен телом и душой, – однажды сказал архитектор. – Я больше не могу!»

Рульк поблагодарил его, заявив, что новый город будет идеальным, и стал рассматривать один за другим чертежи. Внезапно он нахмурился. «А это что такое?! – воскликнул он, показывая Питлису на один из них. – Так не пойдет! Это все портит!»

Питлис стал объяснять, как исправить недостаток, но Рульк раздраженно не соглашался, словно подозревал Питлиса в обмане. Питлис пришел в отчаяние, он не знал, как угодить Рульку. «Покажи мне план Тар Гаарна! – потребовал Рульк. – Интересно, как ты там решил эту проблему!» К этому моменту Питлис так устал от работы над городом Рулька, что желал поскорее ее закончить. Он очень испугался внезапного недовольства Рулька и согласился на его требование.

Карана подпрыгнула, глядя на Лиана широко открытыми от ужаса глазами.

– «Вот как! – сказал Рульк и целую минуту пристально разглядывал Питлиса. – Значит, ты все же готов предать свой народ! Я так и думал. Именно поэтому наша Сотня завоевала ваш мир. Мне не нужны планы Тар Гаарна, ведь даже там ты не сумел устранить недостаток, на который я тебе указал».

Рульк любезно поблагодарил Питлиса за работу и удалился в свои земли. Оставшись один, Питлис, которому теперь нечем было себя занять, стал бесцельно слоняться по комнате и обнаружил под столом потерянный (или умышленно подброшенный) чертеж, сделанный рукой Рулька, на котором изображалось одно из самых секретных оборонительных сооружений Тар Гаарна. Рульк до такой степени изучил образ мыслей Питлиса, что разгадал секреты обороны Тар Гаарна, даже не взглянув на его план.

У Питлиса с глаз словно упала пелена. Ему стало ясно, что строительство города, разнообразные приспособления, намерение преодолеть Преграду – все это было сплошной ложью. В действительности Рульк с самого начала хотел понять, как ему завладеть Тар Гаарном. Какими жалкими казались теперь Питлису его собственные ничтожные изменения, которые он вносил в чертежи и на которые Рульк не обращал никакого внимания. Всю следующую суровую зиму, показавшуюся ему бесконечной, Питлис жил в постоянном страхе, мучаясь от стыда за преступную оплошность, которую допустил и в которой не осмеливался признаться.

Пришедшая весна подтвердила, что его страхи имели под собой почву. С юга появилась огромная армия, осадившая Тар Гаарн. Аркимы призвали на помощь своего предводителя, перед которым преклонялись, но Питлиса парализовали стыд и ужас, и он рассказал о случившемся. Хотя аркимы доблестно защищались, Тар Гаарн был обречен, потому что его жители больше не верили в победу, а Рульк теперь знал все оборонительные сооружения города. Уже через несколько недель Тар Гаарн был взят, а его обитатели перебиты. Спастись удалось лишь немногим, скрывшимся высоко в горах. Всеми презираемый и никому не нужный, Питлис последовал за ними. С того времени он жил в полном одиночестве, без дома, скитаясь по разным странам, желая смерти, но не находя ее.

Через много лет, бродя жалким нищим по владениям Рулька, он прослышал о новом великом городе под названием Альцифер, который называли самым прекрасным на Сантенаре. В его душе зародилось страшное подозрение, и, поняв, что обязательно должен увидеть этот город, он поплелся в его сторону. Войдя в город, Питлис сразу увидел Рулька.

«Полюбуйся на свое творение, – усмехаясь, сказал ему тот. – Смотри, как точно твой город выражает дух каронов. Вскоре я начну действовать, брошу всю мощь Альцифера на Преграду, и она разлетится вдребезги, как стекло под градом камней. Наша Сотня перестанет жить под угрозой вымирания. Мы разойдемся по всем трем мирам и начнем размножаться».

Перед глазами Питлиса предстал красивейший город Альцифер: горделивый и тщеславный, жестокий и кровожадный, величественный и совершенный до мелочей, – такой, каким он его когда-то сам и задумал. И все же это был не настоящий город, а город-машина. Все его алхимики и инженеры, ученые и рабочие и даже сам Рульк – все они были лишь деталями огромного механизма, предназначенного для достижения одной цели – разрушения Преграды. Питлис понял, что Рульк обманул его единственным способом, который мог сработать, – сказал ему правду о своих намерениях, в которую предводитель аркимов так и не смог поверить.

Питлис ненавидел Рулька больше всего на свете и в приступе ярости тут же попытался вцепиться трясущимися пальцами ему в горло. Но со времен строительства Тар Гаарна Питлис постарел и одряхлел. Рульк нанес ему сокрушительный удар жезлом, и Питлис рухнул на мостовую, корчась в предсмертных конвульсиях.

«Перед вами умирает величайший из аркимов, – сказал Рульк собравшимся. – Вместе с ним умирают и мечты аркимов о свободе. Он олицетворял собой гений аркимов и их бич – невероятное тщеславие».

«Что ж, давай, действуй!» – прохрипел Питлис, и в его предсмертном оскале промелькнуло что-то вроде торжествующей улыбки.

Аркимы после взятия Тар Гаарна удалились в горы и поселились там, живя воспоминаниями о прошлом и лелея неосуществимые мечты об отмщении, не принимая больше участия в делах Сантенара. Это было всего лишь одним из предательств Рулька, но, возможно, самым коварным. Именно из-за него предводителя каронов и прозвали Великим Предателем. На этом сказание заканчивается, – проговорил Лиан и подумал: «Рассказанное мною из рук вон плохо!»

Карана молчала. «Узнаю моих несчастных аркимов! – подумала она. – Гениальных и обреченных». Когда она снова открыла глаза, туман рассеялся и на небе мерцали мириады звезд.

– Часть аркимов, переживших падение Тар Гаарна, и построила Шазмак, – сказала она, натягивая на себя одеяло.

– Не могу не упомянуть, что однажды Рульк начал-таки действовать и бросил все силы Альцифера на сверкавшую своим ослепительным льдом Преграду, – прохрипел Лиан. – Преграда дрогнула и прогнулась, угрожая лопнуть и открыть врата исчадиям бездны. И если бы Питлис в свое время не внес в планы города каронов свои едва заметные изменения, так бы и произошло. Но в последний момент Преграда выгнулась в сторону Сантенара, заглотив часть бездны. А затем долго выжидавший Совет наконец нанес удар по Рульку с помощью Запрещенных Искусов.

– А что это такое? – спросила Карана.

– Это колдовские чары, запрещенные давным-давно, потому что их использование может привести к непредсказуемым последствиям. Отрезав Рулька от Альцифера, Совет загнал его внутрь проглоченного Преградой куска бездны, который превратился в пузырь, ставший Ночной Страной – тюрьмой, откуда не скрыться, существующей везде и нигде. Рульк томится там уже тысячу лет, так что Питлис все-таки был отомщен. В связи с этими событиями и вспыхнула вражда между Мендарком и Иггуром, но это уже особая история.

Лиан зашелся в кашле, звук которого отвлек Карану от мыслей о Рульке и его великом городе. Девушка была под огромным впечатлением от рассказа, она думала о могуществе и коварстве каронов и даже боялась спать, опасаясь новых кошмаров.

Размышляя об услышанном сказании, Карана, к своему ужасу, поймала себя на мысли, что Питлиса ей очень напоминает Тензор, внезапно представший перед ней совсем в ином свете. Она вдруг поняла, что его суровое и угрюмое лицо – всего лишь маска, за которой скрывается мстительный, неумолимый, невероятно гордый человек, не сдержанный, а скрытный, не вождь, а махинатор.

Ни в коем случае нельзя отдавать Тензору Зеркало, которое только подогрело бы в нем ненависть и злобу и дало бы ему такую власть, о какой раньше он не смел и мечтать. В конце концов, своим сказанием Лиан действительно помог Каране найти ответ на вопрос, так долго ее мучивший.

Лиан спал. Во сне он дышал очень часто, словно задыхался. В какой-то момент ритм его дыхания замедлился, потом его стало совсем не слышно, и девушке показалось, что оно вообще прекратилось. Карана с замиранием сердца ждала, чтобы Лиан снова сделал вдох, но этого все не происходило. В ужасе она подумала, что он умирает, сбросила одеяла и закричала: «Лиан, проснись!» – но тут же услышала, что он наконец задышал, и скоро уже Лиан хрипел в прежнем бешеном ритме. Его щетина покрылась инеем. Девушка осторожно убрала со лба Лиана волосы, падавшие ему на глаза. Он открыл глаза и попытался ей улыбнуться, но снова зашелся в приступе кашля, после которого весь обмяк с розовой пеной на губах. Потом он повернулся на другой бок и заснул.

Карану мучила бессонница. Она боялась, что Лиан умрет, и боролась со страхом, который теперь внушал ей Тензор. Чуть позже она сообразила, что Тензора сейчас нет в Шазмаке, потому что в начале лета он заезжал в Баннадор по пути в Стассор, находящийся далеко на востоке, где намеревался пробыть не менее года.

К утру Карана сумела убедить себя в том, что все будет хорошо, что в Шазмаке она встретит Раэля и других своих друзей, и даже в том, что Тензор совсем не такое чудовище, каким она его себе рисует. Карана ужасно устала, и ей очень хотелось верить, что Тензор, к которому она всегда испытывала глубокое почтение, ее не подведет. Если в Шазмаке окажется Раэль, а Тензора там не будет, она отдаст Зеркало Раэлю. Но если она все-таки встретит там Тензора, она заберет Зеркало с собой.

Наступившее утро не принесло Лиану облегчения. Он едва держался на ногах, и у него так болело горло, что он не мог глотать пищу. Лиана мучила страшная жажда, и он выпил полфляги воды, которой его тут же вырвало.

Утро было морозное и ясное. С вершины хребта, где они стояли, был прекрасно виден весь Халлас, окруженный с юга неровным полукругом гор, самая дальняя часть которого состояла из стены кряжистых неприступных вершин. Халлас пересекало ущелье, о местонахождении которого можно было судить по туману, курившемуся над ним в холодном утреннем воздухе. В этом извилистом ущелье между окружающими Халлас горами текла на юго-восток в сторону Баннадора река Гарр. Нигде не было ни малейших признаков жизни: ни дымка, ни птицы в воздухе, а за отвесные скалы не мог уцепиться даже хилый кустарник.

– В какую нам сторону? – прохрипел Лиан.

– Сюда! Иди за мной!

Карана взяла Лиана за руку, и они спустились по широким, но искусно замаскированным тропам в ущелье реки Гарр, которое в этом месте было всего сорок саженей в ширину. Они спускались все ниже и ниже и теперь шли по узкому карнизу, вырубленному в отвесной скале. На этом карнизе было бы не разойтись и двоим. Поэтому через определенные промежутки в скале были вырублены углубления, вжимаясь в которые можно было пропускать встречных путников. На карнизе не было перил, а на скале не за что было цепляться. Справа зияло почти бездонное ущелье, настолько глубокое, что лучи летнего солнца проникали туда только в полдень, а зимой там вообще царила вечная ночь. Лиан так плохо себя чувствовал, что даже забыл о том, что боится высоты, а то он ни за что не прошел бы по этому карнизу.

В первый момент, увидев узенькую, вырубленную в скале тропинку, Лиан наотрез отказался идти по ней, сказав, что непременно упадет.

– У нас нет другого пути, – возразила Карана. – Держи меня за руку и иди за мной. Думай только о следующем шаге. Не смотри ни вверх, ни вниз!

Рука Караны, протянутая Лиану, была теплой, а ее уверенный тон несколько приободрил его. Она сжала его руку в своей, улыбнулась и, не отпуская его, ступила спиной вперед на карниз, потом она сделала еще один шаг, но Лиан не последовал за ней.

– Что с тобой?

– Я боюсь, что ты упадешь!

– Не бойся! Я жила здесь шесть лет и привыкла ходить по таким тропам.

– Повернись и иди нормально, а то я не пойду!

Карана рассмеялась.

– Ну хорошо! – согласилась она и пошла лицом вперед, не выпуская руки Лиана из своей.

Карниз, извиваясь, спускался все ниже и ниже по стене ущелья. Наконец, не дойдя до его дна, карниз перестал спускаться и дальше следовал за изгибами реки. В часто встречавшихся выступах скалы были вырублены узкие туннели, стены которых блестели, как стекло. Над входом каждого из них были высечены какие-то знаки, настолько пострадавшие от дождя и ветра, что разобрать их было невозможно. Лиан осмотрелся по сторонам, но ничего не увидел, кроме гладкого темного камня у себя над головой и белой пены реки далеко внизу.

– Наверное, уже близко? – спросил он в середине дня.

– Мы прошли около двух лиг вдоль реки, но по прямой – не больше лиги. Мы доберемся до Шазмака только завтра днем.

Карана надеялась, что внизу Лиану станет лучше, но он по-прежнему харкал кровью, пока все отвороты его куртки не покрылись бурыми пятнами. Карана не сомневалась, что ведет его на верную смерть.

Но стоило ей задуматься о Тензоре, как ей приходило в голову, что ее ждет столь же незавидная участь. Если Тензор все-таки вернулся в Шазмак, Карана пропала. С Тензором никто не мог тягаться. Раньше у Караны было впечатление, что он был всегда прекрасно осведомлен о малейшей ее шалости. Ей никогда не скрыть от него такую страшную тайну!

Если бы не Лиан, Карана была бы уже гораздо ближе к Баннадору и через несколько дней очутилась бы там, где можно раздобыть еду. Сейчас она была готова ползти на брюхе, питаясь камнями и снегом, лишь бы попасть домой.

Тропа, по которой шли Лиан с Караной, была сильно разрушена. Ее края крошились под ногами. Иногда их путь преграждали завалы. Один из завалов, оказавшийся непроходимым, им пришлось разбирать. Они потратили на это уйму времени, так как карниз был такой узкий, что они трудились по очереди. Сверху прямо им на головы текла вода, камни под ногами были скользкими от розовой слизи. Еще дальше участок карниза обвалился, и им пришлось ползти на животе по его остаткам. Лиан шел как во сне, ступая туда, куда велела Карана, замирая, когда она приказывала ему не шевелиться, цепляясь за то, за что она ему говорила цепляться. Он ни на мгновение не сомневался, что вот-вот оступится, что у него сейчас соскользнет рука и он, не успев даже пикнуть, улетит в пропасть. Так прошел весь день.

Начинало темнеть, когда ущелье сделало плавный поворот и перед ними открылся прямой участок, ведущий на юг. Неподалеку, там, где ущелье сужалось, с их тропой соединялась другая, ведущая через странный, построенный из железа и металлических тросов мост на восток.

– Это дорога в Баннадор и Готрим, мой родной замок, – сказала Карана.

– Пошли туда! – прохрипел Лиан.

– Ты слишком медленно двигаешься! Нам не добраться до Готрима и за неделю.

Когда они приблизились к мосту, вид этого необычного сооружения пробудил Лиана от транса.

– Никогда не встречал ничего подобного, – хрипя пробормотал он. – Выглядит так, будто его сплел огромный паук. Ни один инженер в Игадоре не смог бы задумать такое красивое, изящное и совершенно ни на что не похожее сооружение.

– Это типичное творение аркимов, – не без гордости сказала Карана. – Сколько раз я стояла здесь, любуясь этим мостом, словно переброшенным между двумя мирами.

– А здесь тропа уже лучше.

– Из трех троп, ведущих в Шазмак, до сих пор пользуются только этой.

На другой стороне ущелья тропа шла вдоль реки на протяжении еще пятидесяти шагов, а потом сворачивала на восток в ущелье, по которому протекал один из притоков Гарра. Это ущелье было довольно широким, и, хотя тропа располагалась намного ниже его верхнего края, Лиану с Караной были видны маячившие далеко на востоке вершины горных хребтов. Они заночевали недалеко от моста, где в скале была вырублена площадка шириной около пяти шагов. На площадке лежало несколько валунов, скатившихся когда-то со скалы, за которыми можно было укрыться от ветра. А от него приходилось прятаться, ведь с наступлением ночи он усилился, стал ледяным и начал яростно свистеть в металлических тросах моста. Лиан с Караной мерзли даже в теплой одежде.

– Ну и ночка нас ждет! – сказала Карана, пытаясь соорудить из плащей что-то вроде ширмы от ветра. Костер развести им было не из чего.

Из еды у них осталось только немного отсыревших овсяных хлопьев. Лиан разболтал их в теплой воде из фляги, и они, прижавшись плечами, приютились за ненадежной ширмой из плащей, поедая отдававшее плесенью неаппетитное месиво. Они соорудили некое подобие крыши из своих непромокаемых накидок, растянув их над валунами и придавив камнями края, которые все время хлопали на ветру. Каране постоянно приходилось следить за тем, чтобы накидки не унесло ветром. Внутри их убежища было темно, но внизу, в ущелье, откуда доносился рев воды и поднимался холодный туман, было еще темнее.

После еды Лиану стало немного лучше. Он по-прежнему тяжело дышал, но больше не кашлял.

– Расскажи мне, пожалуйста, о Зеркале, – попросил он Карану, вспомнив о том, что уже давно мучило его любопытство. – Днем я все время о нем думаю, а ночью вижу во сне. Откуда оно взялось? Может, мне можно взглянуть на него хоть краешком глаза?

На востоке появилось бледное сияние, на фоне которого стали хорошо видны горные вершины, – вставала луна. Карана смотрела на небо до тех пор, пока луна не вышла из-за гор, почти полная и обращенная к Сантенару своей ярко-желтой стороной.

– Я не могу тебе показать его, – сказала она Лиану, – но я расскажу то, что мне о нем известно. Здесь нет никакой тайны, но это только раздразнит твое любопытство, и ты замучаешь меня вопросами. О Зеркале я узнала из рассказов отца. Вот что он о нем говорил!

Карана чувствовала себя неловко, озвучивая Предания перед Лианом, и начала неестественным тоном:

– Арканское Зеркало – древняя вещь, очень древняя. Его изготовили на Аркане в незапамятные времена для того, чтобы, находясь в одном месте, видеть, что происходит в другом. Аркимы часто мастерили такого рода штуковины. Его тайно перевезли на Сантенар, когда Рульк пригнал сюда в качестве рабов моих предков. Но здесь Зеркалом оказалось трудно пользоваться, и оно не всегда показывало правду. Возможно, материал, из которого оно было изготовлено, иначе реагировал на климат Сантенара. Со временем Зеркало стало меняться, как часто меняются такого рода предметы, уподобляясь своим хозяевам и их образу жизни. Оно стало капризным, показывало то, чего никогда не было и не могло быть. Иногда, если с ним обращались неумело или небрежно, Зеркало обманывало или скрывало правду. В конце концов оно начало показывать такие странные и непонятные вещи, что использовать его стало небезопасно, и аркимы убрали его от греха подальше. Говорят, что оно было утрачено во времена Катаклизма, как и большинство других реликвий.