Текст книги "Тень в зеркале"

Автор книги: Ян Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)

2
Незадачливый летописец

Пока Лиан спал, Вистан трудился у себя в кабинете. Наконец он выглянул в коридор. Начальник стражи Школы Преданий, пожилой жизнерадостный здоровяк в красной форменной юбочке, с густой курчавой шевелюрой и вечной ухмылкой от уха до уха, развалился в мягком кресле у дверей кабинета и что-то насвистывал, перегородив своими мускулистыми ногами половину коридора. Трудно было представить себе кого-либо более непохожего на Вистана внешне, характером и замашками.

– Иди сюда, Траск! И прикрой за собой дверь!

Траск вошел в кабинет. Он был начальником стражи Школы столько же времени, сколько Вистан был ее директором, – уже лет тридцать. Да, не будь традиций, не было бы и самой Школы! За последнее столетие, как и за все пять веков ее существования, в ней почти ничего не изменилось!

Вистан уселся за письменный стол из черного дерева размером с двуспальную кровать и принялся копаться в ящиках. Лысая голова директора то исчезала из виду, то вновь появлялась, когда он извлекал из ящиков пачки бумаг и выкладывал их на стол.

– Никто не должен знать о том, что мы сегодня будем делать. Ты понимаешь почему?

– Конечно, – ответил Траск, с сочувствием глядя с высоты своего роста на маленького неказистого Вистана. – Я ведь тоже был на Выпускных Испытаниях!

– Все еще хуже, чем кажется. Теперь мне ясно, что та несчастная девушка написала правду.

Однако Траска продолжали терзать сомнения:

– Почему же тогда об этом документе столько времени ничего не было известно?

– Вокруг рухнувшей башни погибло столько народу, что мертвецов хоронили несколько дней, и письмо девушки нашли не сразу. Потом летописец, удостоверивший его подлинность, утонул по пути домой, переправляясь через разлившуюся реку. Сумку с бумагами девушки вытащили из воды, а позднее о них просто забыли.

– Документы могли и подделать, – скептически заметил Траск.

– Разумеется. Но только не Лиан.

Вистан протянул через стол испачканный кровью лист:

– Посмотри-ка! Минуло столько лет, а этой бумаге все-таки есть о чем нам порассказать. Смотри, какой плотный лист! И крови на нем не так уж много. Пятна лишь с той стороны, которой письмо лежало на груди девушки. Но обрати внимание на то, как спица проткнула бумагу! Края отверстия выгнуты наружу с чистой стороны. Значит, спица вышла из груди, а не вошла в нее. Девушку закололи в спину! Ты хоть понимаешь, что из этого вытекает?

– Привидения так не убивают, – проговорил Траск.

– В развалинах башни кто-то побывал. Неужели Непреодолимая Преграда действительно дело чьих-то рук?!

Траск нахмурился. Он с трудом улавливал суть столь запутанных рассуждений.

– А может, Золотая флейта не погибла?

– Типун тебе на язык! Не знаю, что именно там произошло, но теперь ясно, что мы три тысячи лет не имели представления о том, как тогда обстояли дела. Выходит, что Преданиям вообще нельзя верить. Нам угрожает хаос!

– Может, ты хочешь, чтобы я сообщил об этом Совету и самому Мендарку? – иронически спросил Траск, обнажив в безбрежной улыбке все свои огромные зубы, прямоугольные, как надгробные плиты. – Что ж, я могу сгонять в Туркад хоть завтра.

Туркад был крупнейшим городом на Мельдорине, находившимся в нескольких неделях пути на восток. Это был древний, прекрасно укрепленный и богатый город, кишевший тем не менее попрошайками, которых там было что червей в зловонной выгребной яме. С незапамятных времен в Туркаде проживал и Мендарк, коварный и изворотливый Магистр Совета Сантенара.

Вистан понял, что Траск шутит, но не преминул воскликнуть:

– Мендарку! Раньше ледяная бездна содрогнется от своей пустоты, чем я сделаю этому мерзавцу еще одно одолжение! До сих пор не могу простить ему того, что он вынудил меня принять в Школу Лиана!

Вистан вытащил из украшенной эмалью табакерки щепотку нюхательного табака, засунул ее себе в ноздрю, залился пунцовой краской и громко чихнул. Траск протянул ему свой зеленый шейный платок, которым Вистан вытер заслезившиеся глаза.

– Но ведь Лиан – гордость нашей Школы, – заметил Траск.

– Где бы он сейчас был без нашей Школы? Обратись он ко мне, как все остальные, я, возможно, и сам принял бы его, хотя он всего лишь жалкий дзаинянин. Зачем Мендарку летописец из дзаинян? Чего он хочет от него взамен? Боюсь, Школе это не принесет пользы!.. Пошли! Нам надо в библиотеку.

– Но ведь сейчас два часа ночи! – запротестовал было Траск. – Даже Лиан, наверно, уже в постели. – Впрочем, возражал он лишь для виду, зная, что Вистан почти не спит и не откажется от своего замысла.

– И уж конечно, с одной из моих студенток! – фыркнул Вистан. – На, неси! – Он сунул в руки Траску пачку бумаг, затем отпер один из ящиков стола, достал оттуда витой серебряный браслет и надел его себе на запястье.

– Да, похоже, дело нешуточное, – сказал Траск. Он знал, что браслет служил ключом к сейфу директора Школы, а все попавшее в этот сейф извлекалось на белый свет только после смерти директора, положившего туда бумаги.

– Мы спрячем там бумаги, которыми Лиан доказал правдивость своего сказания. Чтобы найти их, ему потребовалось четыре года, и вот теперь никто их больше не увидит, пока я жив.

Траск ни о чем не спрашивал. Вистан закрыл за собой дверь и пошел вслед за начальником стражи через широкий зал, пол которого был выложен терракотовыми плитами. На стенах висели портреты прославленных летописцев, давно умерших и ныне живущих. Траск указал пальцем на пустое место на стене.

– А что, Лиана уже рисуют? – весело поинтересовался он. Вистан поморщился:

– Боюсь, это ему не грозит.

Траск с директором вышли из здания Школы через боковую дверь. Начальник стражи поднял лампу, чтобы осветить извилистую тропинку, хотя оба они и с завязанными глазами смогли бы пройти по ней между высоких кустов лаванды и розмарина до самой Библиотеки Преданий, архитектурного каприза, состоявшего из больших и маленьких башен, шпилей, куполов и бесчисленных декоративных элементов на его стенах.

Вистан открыл одну из створок массивной резной двери библиотеки директорским ключом и по привычке расписался в книге посетителей.

– Какое чудовищное сооружение! – сказал он, глядя вверх на облупившийся карниз, когда-то выкрашенный не менее чем в двенадцать цветов.

– Библиотека – часть истории нашей Школы и потому – выше всякой критики, – с нахальным видом возразил Траск.

– Это здание – стыд и позор Школы! Я снес бы его хоть завтра, будь у нас деньги, чтобы построить новое! Какое-нибудь простенькое и симпатичное, вроде древнего храма.

– Может, тогда стоит быть полюбезнее с Лианом. Ведь ему покровительствует Мендарк, а он купается в золоте!

– Вот еще!.. Пошли! Нам надо в архив.

Траск вопросительно посмотрел на Вистана:

– Выходит, мы спрячем все бумаги Лиана и все остальные документы, касающиеся Непреодолимой Преграды, туда, где их никто больше не увидит?

– Они содержат страшную тайну. И я должен позаботиться о безопасности своей Школы, – ответил Вистан.

Траск хмыкнул.

– Ты что-нибудь имеешь против?.. Впрочем, мне плевать! Как-нибудь обойдусь и без твоего мнения. Сейчас нужны только твои мускулы… Взять бы и сжечь эти проклятые бумаги!

После такого невероятного заявления даже добродушный Траск перестал соглашаться с директором.

– Ты что, хочешь сжечь одно из Преданий?! А зачем же нужна Школа, если их не будет?! Ты же ее директор и посвятил Преданиям всю жизнь!

– Я посвятил Преданиям всю жизнь… – тяжело вздохнув, повторил Вистан. – Да, когда-то я действительно жил только ради них. Теперь же, хотя мне это и не легко признать, доживаю свой век ради Школы и не могу допустить, чтобы ей что-нибудь угрожало.

Понадобилось несколько часов, чтобы перетащить все имеющие отношение к сказанию Лиана книги и документы с полок библиотеки в подвал, в запертый на замок архив с материалами запрещенного, опасного или непристойного содержания. В углу подвала стоял сейф в человеческий рост, где хранились особо секретные документы и свитки. Когда дело было сделано, Вистан вставил серебряный браслет в углубление на задней стенке сейфа. Под углублением открылась длинная щель. Вистан просунул в нее руку с бумагами, разжал пальцы и сразу же выдернул руку из щели, внутри которой в тот же миг что-то со стуком захлопнулось.

– Так и без руки остаться недолго, – ухмыльнувшись, заметил Траск.

– И поделом бы! Не стал бы в следующий раз перекладывать свои проблемы на плечи потомков, – ответил Вистан с недовольной гримасой. – Ладно, пусть с этим возятся те, кто придет после меня.

– А как же быть с Лианом? Ты же не посадишь его под замок, а он знает, чем доказать правдивость своего сказания.

– Пусть мелет языком сколько угодно! Ведь подлинных документов у него теперь нет. А пустые слова не доказательство. Впрочем, Лианом я, на всякий случай, тоже займусь.

– Ну, ты с ним все-таки полегче, – сказал Траск. – Лично мне Лиан нравится. Ведь им гордится вся Школа! А как он рассказывает!..

– Не говори глупости! Этот ничтожный дзаинянин действует мне на нервы. Он слишком кичится своей работой, да еще сует нос куда не следует! Он ни перед чем не остановится, лишь бы прославиться собственным сказанием!.. Он – дзаинянин до мозга костей!

– Ты что, первым бросишь в него камень?

– Да ничего я с ним не сделаю, пока он меня слушается! – буркнул Вистан.

– А если он все-таки?..

– Тогда я выставлю его на посмешище и опозорю.

Лиан встал в полдень. Дневной свет прогнал все страхи прошедшей ночи. Осталось лишь легкое беспокойство, с которым он быстро справился. Позади были пятнадцать лет упорного труда в Школе! Наконец-то он стал сказителем и мастером-летописцем, самым молодым из тех, кто за последнюю сотню лет удостаивался такой чести. Ему было всего двадцать восемь, и весь мир, прекрасный и удивительный, лежал у его ног. Достаточно было протянуть руку, чтобы получить все, что угодно, однако Лиан мечтал только о том, чтобы прожить свою жизнь летописцем, заполняющим пробелы в Преданиях, разыскивающим забытые сказания и сочиняющим новые. Как бы он хотел сложить новое Великое Сказание! Но этому желанию, скорее всего, не суждено сбыться, ведь за известные по Преданиям четыре тысячи лет всего двадцати двум сказаниям было присвоено высокое звание Великих.

Почесываясь, Лиан изучал в треснувшем зеркале свое несколько помятое лицо – свидетельство бессонной ночи. Его глаза опухли и покраснели. Затылок ломило от боли.

Лиана можно было бы назвать красивым, если бы не широкий рот и чуть асимметричный подбородок… Когда же его лицо освещала улыбка, оно было особенно привлекательным. Среднего роста и изящного телосложения, но при этом достаточно широкий в плечах, Лиан нравился окружающим, которые находили его обаятельным, хотя порой и немного самовлюбленным. Некоторые из студентов Школы считали его слишком уж прилежным в учебе, недаром же он был дзаинянин! Лиан виртуозно владел своим приятным голосом, чем пользовался во время выступлений, варьируя интонации и высоту голоса, безоговорочно пленявшего всех слушателей. Ни друзья, ни враги – никто не мог устоять перед его «очарованием», о котором и сам Лиан был высокого мнения.

Лиан расчесал свои каштановые волосы, отпущенные по последней моде до плеч, умылся и пошел завтракать. Он сидел за столом с друзьями, когда за ним пришел гонец, которого он давно поджидал. Это был Турль, гнусный управляющий на службе у Вистана. Турль в свое время так и не сумел добиться звания летописца и теперь ненавидел всех студентов, и в первую очередь Лиана.

– Тебе приказано немедленно явиться к Вистану, – заявил Турль, проводя языком по влажным и дряблым губам.

– Передай, что я сейчас приду, – сказал Лиан и рыгнул. Все вокруг засмеялись.

Отвислые щеки Турля залила краска.

– Вистан велит тебе явиться немедля!

– Я больше не студент, – ответил Лиан. – К твоему сведению, наглое животное, я теперь мастер-летописец. Впрочем, ввиду того что на вчерашние Испытания подобных тебе не пригласили, ты мог об этом и не знать, и посему я тебя прощаю. – Обычно Лиан избегал грубости, но завистливый Турль был ему противен.

– Мастер-летописец, говоришь? А хамишь, как простой студентишка! Может, у тебя уже и должность есть? – Турль просто брызгал ядом. – Да если Вистан не замолвит за тебя словечко, тебя не возьмут даже промокашку подносить!

– Не забывай, кто мой покровитель! – надменно заявил Лиан. – Сам Мендарк! Что ему за дело до рекомендаций какого-то Вистана!

– Неизвестно еще, что Мендарк потребует от тебя за свою помощь.

На это Лиан не нашел, что ответить. Мендарк был мансером – знатоком Тайного Искусства, могущественным и хитроумным. В его дружбу не приходилось особенно верить, а его вражды надо было избегать любой ценой. Поговаривали, что следует бояться даже его благодеяний. Мендарк, что было под силу только мансерам, пережил уже много поколений смертных и опутал своими интригами весь мир. Никто не знал, зачем он стал покровителем пожелавшего поступить в Школу Преданий дзаинянина. Стоило Лиану подумать об этом, и мир за стенами Школы внезапно стал казаться ему не столь гостеприимным, как раньше.

3
В плену у прошлого

Когда отзвучали последние слова чудесного сказания, толпа вынесла за собой на улицу и Карану, рыжеволосую девушку, привлекшую к себе внимание Лиана. Она очень любила слушать Великие Сказания и всегда с огромным удовольствием посещала Школу Преданий. Воспринимая все намного живее остальных людей, эта юная чувствительница была во власти повествования и не могла избавиться от впечатления, будто сама побывала в башне вместе с Шутдаром и девушкой-калекой.

Наконец пламя в горящей башне, высившейся перед ее мысленным взором, улеглось, Карана осмотрелась и поняла, что стоит в полном одиночестве посреди лужайки, окруженной кустами лаванды и розмарина. Кто она? И что здесь делает?.. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя.

Лиан с друзьями уже ушел по тропинке, ведущей вниз по склону, удалялись последние слушатели. Каране надо было поскорее уносить отсюда ноги, пока стражники не обнаружили, что она тайно проникла в Школу. Поскольку на Выпускные Испытания посторонних обычно не пускали, то, появившись сегодня здесь, девушка рисковала нарваться на большие неприятности. У нее болела голова. Однако после сделанной ею глупости по-другому и быть не могло, правда, девушка старалась сейчас об этом не думать. Она надвинула на лицо капюшон и пошла на постоялый двор, самый дешевый в Чантхеде, где снимала комнату.

Карана была невысокого роста, ее излучавшее доброжелательность бледное круглое личико обрамляли густые взъерошенные рыжие волосы, напоминавшие своим цветом всполохи зарниц на ночном небе. У нее были глаза цвета малахита. В свои двадцать три года она выглядела намного моложе. Прежде она была довольно пухленькой, но после пройденного долгого пути в Чантхед очень похудела.

Карана встала рано, натянула на себя мешковатые зеленые штаны и просторную рубаху, усеянные заплатами, ополоснула лицо и с трудом расчесала волосы костяным гребнем; впрочем, на ее прическу эта процедура не очень повлияла. Карана обмакнула пальцы в лимонную воду, провела ими по волосам и на этом сочла утренний туалет законченным.

Ее завтрак состоял из половины буханки черствого хлеба и двух яблок, ведь у нее было так туго с деньгами, что она жалела даже медный гринт, за который ее накормили бы завтраком на постоялом дворе. Жуя яблоко, Карана надела походный мешок и вышла. Домой! Она жила в Готриме, небольшом замке, находившемся в бедной горной провинции Баннадор. В хорошую погоду путь по горным тропам занимал у нее семь дней. Сейчас, в конце лета, такое путешествие было даже приятным, хотя зимой оно становилось трудным и опасным. Она не боялась идти одна, так как, несмотря на свою хрупкость, вполне могла за себя постоять.

Едва миновав городские ворота, Карана снова задумалась о чудесном сказании и даже начала про себя повторять его. Сначала ей предстояло подняться по крутому склону горы, и идти было легче, заняв голову этой увлекательной историей. Вскоре ей вспомнилось, как, завершая выступление, Лиан прервался на миг и посмотрел ей прямо в глаза. В ту же секунду она вступила с ним контакт, прикоснулась к его сознанию, на мгновение выведя Лиана из состояния равновесия. Карана старалась не думать об этом совершенно несвойственном ей безрассудстве. Обычно она была в высшей степени осторожна.

Девушка присела на глыбу известняка и посмотрела вниз на извилистую тропу и сверкавшие вдали черепичные крыши Чантхеда. Что заставило ее обнаружить свой талант перед незнакомым человеком? Теперь он мог попытаться использовать ее в своих целях или неосмотрительно разболтать о ее секрете другим! Мало кто обладал такими способностями, и по вполне понятным причинам эти немногие старались жить так, чтобы никто не знал об их возможностях, бесценных для жаждущих получить власть над людьми. Во времена войн чувствительников покупали и продавали из-за их редкого дара. К счастью, о войнах на Сантенаре уже почти позабыли. Сколько Карана себя помнила, в ее части Мельдорина всегда царил мир.

До сих пор она была очень осторожна, и о ее способностях было трудно догадаться. Распознать их смог бы, пожалуй, другой чувствительник или человек, хорошо владеющий Тайным Искусством.

Каким же образам Карана стала обладательницей этого дара? Дело в том, что она родилась от смешанного брака: ее мать принадлежала к древней человеческой расе, испокон веков населявшей Сантенар, а отец был наполовину аркимом.

Около четырех тысячелетий назад на Сантенаре появились еще три человеческие расы, охотившиеся за Золотой флейтой. Аркимы, рослые и смуглые, как ее отец, пришли из Аркана. Каронов, высоких и сильных, было мало. Они владели Тайным Искусством и мастерством обращения с машинами. Третьим народом были феллемы, невысокие люди с розовой кожей и золотистым цветом глаз, пришедшие из Таллалама. Они не обладали большой физической силой, но умели отводить глаза и насылать чары. Эти представители потусторонних миров жили дольше людей и сыграли важную роль в истории Сантенара, но те времена уже миновали. Теперь основная часть населения Сантенара принадлежала к коренной человеческой расе. Кароны исчезли, а аркимы и феллемы или давным-давно куда-то попрятались, или научились ничем не выделяться среди остальных.

В браках между представителями разных рас дети рождались редко, а если это и случалось, они часто страдали от безумия. Однако, несмотря ни на что, они нередко оказывались обладателями необычных способностей.

Впрочем, Каране было не много прока от ее таланта, потому что она далеко не всегда могла на него положиться. Она была способна заранее ощутить чье-либо приближение и даже предчувствовать то, что собираются сказать или сделать люди, особенно когда ей самой угрожала опасность, а также отправлять мысленные послания другим, хотя обычно они и состояли из неразберихи чувств и образов; к тому же передача мыслей редко происходила по ее собственному желанию. И все же Каране нечасто удавалось вступить в настоящий контакт с кем-либо и на самом деле начать общение двух сознаний. За всю жизнь у нее это получилось всего несколько раз. Вот поэтому-то возникший между ней и Лианом контакт казался поразительным, а ведь все произошло само собой, помимо ее воли. «Может, во мне говорят желания, о которых я и сама толком не знаю!» – подумала она.

Однако ее дар доставлял ей и неприятности: она чувствовала острее, чем остальные; порой она переживала столь сильно, что нахлынувшие эмоции парализовали ее. Кроме того, она всегда чувствовала себя плохо после того, как прибегала к своим способностям: ее слегка подташнивало или же у нее целый день раскалывалась голова. Вот почему Карана обычно остерегалась использовать свой дар.

И тем не менее, когда близился конец выступления, она не смогла удержаться и послала Лиану вопрос: «Кто же убил девушку?» – потому что сказание захватило ее настолько же, насколько очаровал его автор.

Каране приходилось слышать Лиана и раньше. Ради его сказаний, обычно звучавших на Чантхедском Празднике, люди сходились со всего Мельдорина. Лиан впервые завоевал известность четыре года назад. Карана хорошо помнила, как все происходило. Может быть, именно он стал причиной того, что она пробралась на закрытые для посторонних Выпускные Испытания, использовав документ дальнего родственника, учившегося в Школе. Уже сейчас она предвкушала удовольствие, которое доставит осенний Чантхедский Праздник. Это будет самое замечательное событие года: целых две недели она сможет наслаждаться самыми разнообразными сказаниями!

«Что ж, пора идти дальше! Довольно глупостей! – подумала Карана. – Зачем ты нужна этому сказителю? Что ему делать с тобой в Готриме?» Она глотнула воды из фляги, натянула на уши широкополую фетровую шляпу и вскочила на ноги. Ей нужно было поскорее вернуться в поместье. Там полно дел. Если она поспешит, то доберется до замка за шесть дней. К счастью, над Сантенаром поднялась огромная желтая луна, освещавшая девушке путь в ночи.

Но чем ближе была полночь, тем меньше было света от луны, медленно поворачивавшейся к Сантенару своей сумрачной стороной, испещренной морями и кратерами, создававшими на ее поверхности багровые и лиловые тени. Период, когда к Сантенару была обращена темная сторона луны, слыл несчастливым: в это время не следовало принимать важных решений или отправляться в длительное путешествие. К счастью, девушка знала, что успеет добраться до дому еще до того, как светлая сторона луны полностью скроется. Утром четвертого дня Карана миновала маленькое горное село Туллин, представлявшее собой несколько стоявших в беспорядке домишек и корчму, единственную между Чантхедом и Готримом. Девушка напилась у колодца и продолжила путь: за ночлег под открытым кебом не нужно было платить, а в это время года по ночам было еще не холодно. На заднем дворе корчмы какой-то старик колол дрова, ловко управляясь с топором. Увидев Карану, он поприветствовал ее, а она помахала ему в ответ. Стайка ребятишек бежала за ней до самой вершины холма. Там она улыбнулась им на прощание и зашагала вниз по склону.

Ну вот я почти и дома! Карана вздохнула, откинула со лба пряди волос, упорно лезшие в глаза, и начала спускаться к Готриму – ее родному обветшавшему древнему замку. Размышляя о сказании, она не заметила, как преодолела большую часть пути, и так спешила, что не стала заходить в городок Тольрим, а решила перейти вброд обмелевшую реку Рим и сократить дорогу, пройдя лугами. Вот уже показались зеленые черепичные крыши Готрима, потом – постройки из розового гранита, отражавшего лучи полуденного солнца, а за ними – и высокие стены замка, за которыми виднелись вершины далеких гор, покрытые снегом.

Готрим пострадал от времени и сражений, периодически происходивших в Баннадоре. Не так давно к нему пристроили два двухэтажных флигеля с широкими террасами. Его окружали в беспорядке стоящие амбары и другие хозяйственные постройки. Здесь все было сделано на совесть, хотя и не отличалось особой красотой.

День был жаркий. Под ногами девушки хрустела посеревшая трава. Похоже, дождя не было с тех самых пор, как она ушла отсюда три недели назад. Ее сразу же захлестнули заботы сельской жизни. Неумолимая засуха держала Готрим за горло, не давая его хозяйке ни малейшей передышки. Карана с большим трудом смогла отлучиться в Чантхед, а если дождь не пройдет в ближайшее время, ей не на что будет идти на осенний праздник.

Девушка остановилась и окинула взглядом свои владения. Она получила солидное наследство – замок, земли и лес. Но до леса было не добраться из-за отвесных скал. А бесплодные, каменистые, пораженные хронической засухой земли едва-едва позволяли прокормиться ей самой и обрабатывавшим их крестьянам, так что о какой-либо роскоши говорить не приходилось. И все-таки это был ее дом, и после нескольких лет скитаний и странствий она хотела спокойно трудиться на своей земле и слушать сказителей на Чантхедских Праздниках.

Поднимаясь по склону холма, Карана потеряла замок из виду. Она свернула с дороги, решив подойти к нему сзади. Она устала и хотела незаметно добраться до дверей, не став объектом заботы работников, которые захлопотали бы вокруг нее, едва ее заметив. Карана обогнула заросший тростником пруд, в котором плавало утиное семейство, и погрозила уткам пальцем. Интересно, куда девался Кар, старый черный лебедь?

Вдруг с противоположной стороны пруда до нее донеслось громкое шипение и клекот. Она оглянулась: в тростнике мелькали большие черные крылья, поднявшие много брызг. Это был лебедь, которого держали за лапы чьи-то смуглые тонкие руки. Но лебедь сумел вырваться, а на берег выкарабкался испуганный мальчуган и побежал вокруг пруда, подскальзываясь в прибрежной грязи. Это был сынишка кухарки, милый шалун.

– Что это ты тут вытворяешь, Бени?! А?! – строго прикрикнула на него Карана.

Мальчишка остановился как вкопанный. Он был испачкан с головы до ног.

– Рыбу ловлю, – соврал он, опустив глаза.

– Впредь лови рыбу в реке, – сказала ему девушка. – А теперь ступай домой. И умойся! Не смей заходить в дом в таком виде!

Мальчишка припустил прочь.

– Мама, Карана вернулась! Карана вернулась! – заорал он на бегу во все горло.

Карана улыбнулась, глядя ему вслед. Вот тебе и пробралась домой потихоньку!

– Карана! – воскликнул Рахис, ее управляющий, когда девушка вошла в замок. – Ну наконец-то! – Он обнял ее.

Карана знала Рахиса всю свою жизнь. Он был высокого роста и очень худой. Остатки седых волос окружали его розовую макушку. Обняв его тощее тело, Карана неожиданно поняла, как он постарел. Рахис верой и правдой служил ей долгие годы после смерти ее матери, управляя завещанным Каране поместьем. Но теперь он стал таким тщедушным, что она чувствовала себя виноватой, если ей приходилось оставлять хозяйство на его попечение хотя бы на несколько дней.

Поздоровавшись и обменявшись с ним новостями о событиях в поместье и за его пределами, Карана достала из висевшего над очагом котелка кусок тушеного мяса, отрезала себе ломоть хлеба и вышла на террасу, чтобы насладиться тишиной теплого вечера. Как хорошо было снова оказаться дома, среди старых привычных вещей, поесть простой домашней еды! Карана прислонилась к гранитной стене и стянула сапоги. Завтра сотня вопросов потребует от нее решения. А сегодня она будет только отдыхать!

Уже стемнело, когда девушка отправилась к себе в спальню, где стояла огромная прямоугольная кровать, сколоченная из почерневших досок и занимавшая половину комнаты. Карана свернулась калачиком на старом матрасе и погрузилась в сон, но, когда на небе взошла Туманность Скорпиона, залившая своим сиянием спальню, она проснулась от предчувствия настолько сильного, что у девушки зашевелились на голове волосы. Она была почти уверена в том, что где-то случилось нечто очень важное, грозившее изменить судьбу мира. Карана не знала, что именно, но, пролежав несколько часов, поняла, что ей больше не заснуть. Она подошла к окну и, увидев темную бледную луну, вздрогнула. Заварив себе чаю, к утру она просмотрела уже половину безрадостных записей, заполнявших ее хозяйственную книгу.

Карана взглянула на дорогу, ведущую в Тольрим, и ей снова стало страшно. Сквозь туман она различила всадника на черном коне, направляющегося к Готриму. Он держал повод лошади, скачущей без седока. Вообще-то в этом не было ничего необычного, но почему-то вид этого незнакомца пробудил в девушке тревогу. Она отложила перо и подошла к двери.

Карана была убеждена, что к ней едет Магрета! Та самая Магрета, не будь которой, Карана до сих пор была бы рабыней в Альмадине, где ее обокрали два года назад. С тех пор они не виделись, но ей было известно, зачем приехала Магрета. Она ждала, что Карана отблагодарит ее за помощь.

Карана невольно вспомнила бесконечные дни ужасного рабского труда так живо, как могла только чувствительница. На какое-то мгновение она вновь перенеслась в Альмадин, где была прикована цепью к дубильному чану и где ее били, стоило ей на минутку присесть передохнуть. Ощутила смрад, поднимавшийся из чана, и к горлу сразу подступила тошнота…

– Эй ты, чучело! В какой стороне Кадор?

Карана с трудом вытащила из чана кожу, лежавшую там, пока с нее не сойдут остатки мяса, после чего с кожи нужно было соскрести шерсть. Она трудилась у чана уже месяц, но все равно задыхалась от смрада. Кроме того, она чувствовала приближение нового приступа лихорадки, судя по всему, еще более сильного, чем предыдущие. Она понимала, что не переживет его… Внезапно чья-то тень упала ей на лицо, милосердно заслонив его от лучей палящего солнца. Карана устало взглянула вверх.

– Я, кажется, с тобой разговариваю! – сказала красавица, сидевшая на рослом черном коне. – Мое имя Магрета, и я желаю знать…

Надменный тон этой преспокойно разгуливавшей на свободе незнакомки вывел девушку из себя.

– А мое имя – Карана, и я не чучело, а свободная женщина из Баннадора, – со злостью ответила она, перетащив кожу на стол со скребками для шерсти. Она вытерла пот с лица тыльной стороной руки, при этом измазав щеку зеленой слизью. Шапка упала у нее с головы, и по плечам рассыпались огненно-рыжие волосы.

– Это ты-то свободная женщина? – переспросила Магрета, при этом на ее лице не было и намека на улыбку.

– Меня обокрали. А это единственная работа, которую я сумела найти. Но еда и вода стоят больше, чем я зарабатываю в день, и мой долг хозяину увеличивается с каждым днем.

Карана наклонилась за шапкой. Ее талию опоясывал ржавый железный обруч, прикованный цепью к чану. В этот момент из сарая выбежала жилистая баба и начала хлестать ее по голове связкой прутьев. Девушка упала в грязь, закрываясь от побоев руками.

– За работу, ленивая рыжая сволочь! – осыпая Карану ударами, верещала надсмотрщица, половину лица которой покрывали струпья вечно гниющих язв. Вскоре она утомилась и скрылась в сарае, а Карана подползла к чану и с трудом поднялась на ноги. Нос у нее был разбит, и на вонючие кожи из него капала кровь.

– Я еду на запад, за Туркадское Море, и буду недалеко от Баннадора, – сказала Магрета. – Могу что-нибудь передать твоей семье.

– Я умру, пока ты туда доедешь, – сказала, трясясь в ознобе, севшая в грязь Карана. – Помоги мне, пожалуйста! В Баннадоре у меня поместье. Я верну тебе деньги.

Несчастные и обездоленные люди встречались на каждом шагу, но что-то в лице Караны заставило Магрету, познавшую на своем веку жестокость и несправедливость, прислушаться к словам девушки.

– Сколько же ты должна? – спросила она Карану.

– Десять серебряных таров.