Текст книги "Золотая лихорадка. Урал. 19 век (СИ)"

Автор книги: Ян Громов

Соавторы: Ник Тарасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Я обвел взглядом ликующую толпу, потом перевел взгляд на Игната, на подошедших Степана и Елизара.

– То, что вы видели, – я кивнул на поляну, – это был спектакль. Для них, – я махнул в сторону леса, – и для наших. Чтобы поднять дух. А настоящая битва, Игнат, произошла не здесь. Она длилась всего две минуты. Без свидетелей.

Я видел, как они напряглись, пытаясь понять.

– Пойдемте, – я повел их в контору, подальше от праздничного шума. – Я расскажу вам, как на самом деле закончилась эта инспекция.

* * *

Аникеев, с лицом цвета мокрой глины, протягивал мне на подпись свой жалкий акт. Его рука дрожала. Хромой и его банда, получив приказ от своего второго начальника, Арсения Семеновича, стояли с краю леса, бросая на нас злобные, бессильные взгляды. Комедия подходила к концу.

Я взял бумагу, пробежал ее глазами. Канцелярская чушь. Процедурные недочеты. Явиться в контору. Пустота. Я поставил свою подпись.

– Всего доброго, господа, – сказал я с той самой издевательской любезностью, которая, я знал, резала их хуже ножа. – Заходите еще.

Аникеев, не глядя на меня, развернулся, чтобы уйти. Урядник, как верный пес, засеменил за ним. Вот он, момент.

– Господин Аникеев, – окликнул я его. Мой тон изменился. Из него исчезла всякая любезность, остался только холодный металл. – Задержитесь на пару слов. Без свидетелей.

Он замер, будто налетел на невидимую стену. Медленно обернулся. Урядник и Арсений Семенович тоже остановились.

– Это касается только вас, Павел Игнатьевич, – добавил я, глядя ему прямо в глаза. – Конфиденциально.

Это слово, «конфиденциально», было ключом. Оно обещало либо угрозу, либо сделку. Исключительно для него. Арсений Семенович, поняв, что его здесь быть не должно, чуть заметно кивнул и, взяв под локоть упирающегося урядника, повел его к лошадям.

Мы остались с Аникеевым одни посреди поляны. Мои волки все еще стояли на своих позициях. Мои артельщики молча ждали у сруба. Тишина давила.

– Что вам еще угодно, Воронов? – прошипел он. Маска представителя власти слетела, обнажив озлобленное, перепуганное лицо мелкого хищника.

– Пойдемте, пройдемся, – я указал в сторону ручья. – Негоже нам на виду у всех секретничать.

Мы отошли от лагеря. Шум воды заглушал наши голоса. Я остановился и повернулся к нему.

– Ну, что, Павел Игнатьевич, – сказал я уже совсем другим тоном. Жестким, деловым, без тени заискивания. – Спектакль окончен. Давайте поговорим как взрослые люди.

Он вздрогнул от этой перемены. Он смотрел на меня, и я видел, как в его глазах страх борется с ненавистью.

– Я не понимаю, о чем вы…

– Все вы прекрасно понимаете, – оборвал я его. – Вы пришли сюда не с инспекцией. Вы пришли сюда с бандитами, чтобы убить меня и забрать мое золото. Вы, представитель государевой власти, вступили в сговор с купцом Рябовым, чтобы совершить грабеж и убийство. Я все правильно излагаю?

Он побледнел еще сильнее и попытался было возмутиться, но я не дал ему и слова сказать.

– Молчать, – рявкнул я тихо, но так, что он съежился. – Теперь говорю я. Вы думали, я – жалкий погорелец, которого можно раздавить, как клопа. Вы ошиблись. Вы думали, что ваша бумажка – это непробиваемая броня. Вы снова ошиблись. Вы думали, что ваши покровители в лице Рябова – это сила. И здесь вы жестко просчитались.

Я сделал шаг к нему, и он инстинктивно отшатнулся.

– Я знаю, зачем вы пришли, господин Аникеев. И вы знаете, что я знаю. Но есть кое-что, чего вы не знаете. Про моих покровителей в Петербурге я не солгал. И граф Гурьев – это не самая крупная фигура, с которой я имею дела. И отчет, который готовит мой человек, – я кивнул в сторону Степана, который остался у сруба, – он действительно уйдет в столицу.

Я лгал. Нагло, вдохновенно, глядя ему прямо в перепуганные глаза. Я строил воздушный замок, но фундамент у него был железный – его собственный страх.

– И я вот думаю, Павел Игнатьевич, – я сделал вид, что размышляю, – что же мне написать в сопроводительном письме к этому отчету? Может, стоит упомянуть, как на Урале местные чиновники душат прогрессивные начинания? Как они, вместо того чтобы способствовать пополнению казны, вступают в сговор с местными воротилами и пытаются отжать перспективные предприятия? Как они используют свое служебное положение для организации вооруженных налетов? Как вы думаете, как на это посмотрят в Петербурге?

Он молчал. Он просто стоял и тяжело дышал, глядя на меня с ужасом. Он видел не меня. Он видел перед собой призрак генерал-губернатора, следственной комиссии, кандалов и долгой дороги в Сибирь.

– Но я человек не злой, Павел Игнатьевич, – я снова сменил тон, сделав его почти дружелюбным. – Я понимаю. Место у вас хлебное, но нервное. Долги, соблазны… Все мы люди. Поэтому я готов пойти вам навстречу.

Он поднял на меня взгляд, в котором мелькнула слабая, отчаянная надежда.

– Давайте договоримся, – сказал я, глядя ему в глаза. – Вы забываете о существовании участка «Лисий хвост». Для вас его больше нет. Вы теряете все мои бумаги, все предписания, все отчеты. Вы никогда здесь не были. А я, в свою очередь, в своем отчете в столицу пишу, что местная администрация в вашем лице оказала мне полное содействие. Что вы – прогрессивный, дальновидный чиновник, радеющий о благе Отечества. И может быть, мои покровители даже отметят ваше рвение. Похлопочут о вашем повышении. Или о переводе. В место поспокойнее.

Это был не кнут. Это был пряник. Маленький, призрачный, но такой желанный для его мелкой, тщеславной души. Я не просто угрожал ему. Я предлагал ему выход. Этими словами я давал ему шанс не просто спасти свою шкуру, но и извлечь из своего поражения выгоду.

Он смотрел на меня, и я видел, как в его мозгу идет лихорадочная работа. Он взвешивал. На одной чаше весов – Рябов. Злой, могущественный, но понятный. Местный царек, который мог его разорить, но вряд ли стал бы убивать. А на другой – я. Неизвестный, непредсказуемый, с мифическими покровителями в столице, которые могли одним росчерком пера стереть его в порошок. И он сделал свой выбор.

– Я… я согласен, – прохрипел он. – Я все понял, Андрей Петрович.

– Рад, что мы нашли общий язык, – я хлопнул его по плечу, и он вздрогнул от этого панибратского жеста.

Он кивнул, как болванчик, и, не говоря больше ни слова, развернулся и почти бегом пошел к своей лошади. Он уходил с моего прииска совершенно другим человеком. Сломленным, напуганным, но, что самое главное, – моим. Поневоле. Он еще не знал этого, но с этой минуты он из врага превратился в моего агента в стане Рябова.

* * *

Я закончил свой рассказ. В конторе стояла тишина. Игнат, Степан и Елизар смотрели на меня, и в их взглядах было что-то новое. Не просто уважение. А почти суеверный страх.

– Так вот оно что… – первым выдохнул Степан. – Господи… Да вы, Андрей Петрович… вы же Дьявол. Вы его не просто напугали. Вы его завербовали.

– Я просто показал ему, что бывает, когда маленькая собачка пытается укусить за ногу слона, – ответил я. – Аникеев нам больше не враг. По крайней мере, не открытый. Он теперь будет бояться меня больше, чем Рябова. Но это не значит, что мы в безопасности.

Я посмотрел на Игната.

– Рябов теперь знает, что прямой атакой нас не взять. Он знает, что у нас есть зубы. И он знает, что Аникеев ему больше не помощник. Что он будет делать?

– Он будет действовать хитрее, – глухо ответил Игнат. – Нападет там, где мы не ждем. На дороге, когда мы повезем золото. Попытается подкупить моих людей. Отравить воду в ручье. Подошлет убийцу. Он будет бить исподтишка.

– Вот именно, – кивнул я. – Эта отсрочка, которую мы выиграли, – самое ценное, что у нас есть. И мы должны использовать ее до последней минуты. Игнат, твои люди. С сегодняшнего дня они не просто охрана. Они – разведка. Я хочу знать о каждом шаге Рябова. О каждом, кого он нанимает. О каждом слове, сказанном в его кабаке. Степан, твои связи в городе. Нам нужны уши в губернской канцелярии. Кто приезжает, какие бумаги ходят. Елизар, ты и Фома – наши глаза в лесу. Ни одна мышь не должна проскользнуть к нам незамеченной.

Я встал и подошел к карте ближайших окрестностей «Лисьего хвоста», висевшей на стене, которую Степан схематически набросал.

– Мы выиграли время. И мы потратим его на то, чтобы стать еще сильнее. Мы достроим казарму. Мы начнем переплавлять песок в слитки, чтобы его было удобнее хранить и перевозить. Мы будем работать. И богатеть. Потому что в этой войне победит не тот, кто хитрее или сильнее. А тот, у кого окажется больше денег, чтобы нанять своих солдат и купить своих чиновников.

Я обернулся к ним. Мой военный совет. Солдат, писарь и таежник.

– Война не окончена, – сказал я тихо. – Она только начинается.

Когда мы вышли из конторы, нас встретила оглушительная тишина. Ликование схлынуло, уступив место выжиданию. Мои артельщики, мои работяги, стояли группами, переговариваясь вполголоса. Они видели, как уходят враги, но не понимали, что это было. Победа? Или просто передышка?

Я вышел на крыльцо и обвел их всех взглядом. Двадцать пар глаз, полных надежды и страха, уставились на меня. Я видел лица тех, кто пришел ко мне первым, – Семёна, Тимохи, Петрухи. Видел Егора и Михея. Видел Марфу, прижимавшую к себе внучку. Они все поставили на меня. Свои жизни, свое будущее. И сегодня я не подвел их.

– Ну что, артель, притихли? – крикнул я, и мой голос прозвучал громко и уверенно. – Гостей проводили, пора и честь знать!

По рядам прошел неуверенный смешок.

– Сегодня мы не просто отбились от бандитов, – продолжал я, и голос мой крепчал. – Сегодня мы не просто прогнали чиновника. Сегодня мы с вами доказали, что мы – не стадо овец, которое можно резать, когда вздумается! Мы – артель! Мы – сила! Мы стоим на своей земле, и мы заставили законников эту землю уважать!

– Ура-а-а! – неуверенно крикнул кто-то, но его поддержали. Сначала один, потом второй, и вот уже вся поляна взорвалась ревом. Но я поднял руку, призывая к тишине.

– За эту победу, за вашу смелость и стойкость, я объявляю сегодняшний день выходным!

Новый взрыв восторга, еще более громкий.

– Работы сегодня не будет! – кричал я, перекрывая шум. – Шлюз молчит, топоры в сторону! Сегодня мы празднуем! Марфа, матушка! Тащи из закромов все, что есть! Мясо, муку, все самое лучшее! Сегодня у нас будет пир!

Женщина всплеснула руками, но лицо ее расплылось в счастливой улыбке.

– И еще! – я выждал, пока гул немного стихнет. – За сегодняшний день, за то, что стояли как скала, каждый из вас, от старателя до поварихи, получает премию! По полтине серебром на брата!

Если бы я объявил, что с неба сейчас посыплются золотые монеты, эффект был бы слабее. Полтина! За один день! За то, что просто стояли! Это были немыслимые деньги. Это было чудо.

Они обезумели. Они орали, подбрасывали в воздух шапки, обнимались. Петруха, забыв про свою больную ногу, скакал на одной здоровой, размахивая палкой. Я не просто дал им работу и еду. Я дал им нечто большее – чувство собственного достоинства. Я показал им, что они, простые мужики, могут победить всесильных господ.

Когда эмоции немного стихли, ко мне подошел Игнат.

– Командир, – глухо сказал он, и в его глазах, обычно холодных, как лед, я увидел что-то теплое. Что-то похожее на восхищение. – Вы – прирожденный полководец. Я служил под началом многих, но такого не видел. Вы выиграли битву, не пролив ни капли крови.

– Кровь еще прольется, Игнат, – тихо ответил я, глядя на ликующую толпу. – Но сегодня они заслужили этот праздник. Они должны почувствовать вкус победы. Чтобы завтра, когда снова придется драться, они помнили, за что сражаются.

Он ничего не ответил. Просто протянул мне свою широкую, мозолистую ладонь. Я крепко пожал ее. И в этом простом, мужском рукопожатии было все: признание, верность, клятва. Он больше не был просто наемником, исполняющим приказ. Он стал моим соратником. Моим первым штыком, моей правой рукой. С этой минуты я знал: этот человек пойдет за мной в огонь и в воду, и ему не нужны будут ни деньги, ни приказы. Ему будет достаточно моего слова.

Праздник разгорался. Поляна наполнилась дымом костра, запахом жареного мяса и счастливым гомоном. Елизар где-то раздобыл припрятанную настойку на травах, и по кругу пошла первая, вторая, третья чарка. Я не запрещал. Сегодня было можно. Я видел, как мои артельщики, осмелев, подошли к Степану, жали ему руку, хлопали по плечу. Они не понимали, что именно он сделал, но чувствовали, что этот маленький, невзрачный человек спас их всех. Степан, бледный, смущенный, но с гордо поднятой головой, принимал эти поздравления как должное. Он вернул себе не только профессию. Он вернул себе уважение.

Я сидел на бревне у костра, смотрел на этот пир и чувствовал странную, оглушающую пустоту. Я, Андрей, бывший фельдшер, бывший водитель вездехода, человек из другого времени, сидел в уральской тайге XIX века во главе преданной мне армии и праздновал победу в войне, которую сам же и развязал. Я манипулировал, лгал, угрожал, покупал верность, играл на самых низменных и самых высоких чувствах. И все это ради одной цели – выжить.

Но глядя на счастливые лица моих людей, я понимал, что цель изменилась. Это было уже не просто выживание. Я строил здесь свой мир. Маленький, но правильный. Мир, где труд уважают, где за работу платят, где сильный защищает слабого, а ум ценится выше грубой силы. И этот мир стоил того, чтобы за него драться.

– О чем задумался, командир? – рядом со мной на бревно опустился Игнат. Он держал в руках кружку с травяным отваром.

– О будущем, Игнат. О будущем.

– Теперь у нас есть будущее, – просто сказал он. – Вы дали им его.

– Я дал им надежду, – поправил я. – А будущее нам еще предстоит отвоевать. Рябов не простит этого унижения. Он затаится, залижет раны, но потом ударит снова. И на этот раз он не будет играть в закон.

– Мы будем готовы, – в голосе Игната не было ни тени сомнения. – Теперь они – ваши. До последней капли крови.

Он кивнул на артельщиков. Они уже затянули песню. Какую-то старую, протяжную, тоскливую, но в их исполнении она звучала как гимн. Гимн свободных людей.

– Они – мои, – согласился я. – А твои волки?

– Они тоже ваши, командир. Пока вы платите. И пока вы побеждаете, – честно ответил Игнат. – Сегодня они видели, что вы не просто купец с тугим кошельком. Они видели в вас вожака. Этого им не хватало.

Мы помолчали, глядя на огонь.

– Что с пленными? – спросил я. Мы держали в сарае Ваньку и еще двоих раненых, оставшихся после первого нападения.

– Раненые оправились. Ванька совсем притих. Ждут своей участи.

– Утром отпустим их.

Игнат удивленно посмотрел на меня.

– Как отпустим? Они же вернутся к Рябову! Расскажут все!

– Вот именно, – я усмехнулся. – Пусть расскажут. Пусть расскажут, как мы их разбили. Как мы унизили чиновника. Пусть расскажут, что у нас десять новых винтовок и дюжина головорезов, прошедших Кавказ. Пусть расскажут, что мы платим серебром и кормим мясом. Пусть их рассказы, как зараза, расползутся по всему поселку. Это будет посильнее любой разведки. Рябову будет все труднее находить желающих идти против нас. А к нам, наоборот, потянутся люди.

Игнат медленно кивнул, оценивая замысел.

– А Ваньке, – добавил я, – дадим на дорогу монету. И скажем, что это ему плата за то, что он честно ответил на мои вопросы. И что если он захочет работать, а не грабить, наши двери для него открыты.

– Вы хотите его переманить?

– Я хочу посеять сомнение, Игнат. В их мире за предательство убивают. А мы за правду платим и предлагаем работу. Пусть думают. Пусть сравнивают. Пусть выбирают.

Праздник гудел до глубокой ночи. А я, оставив их, ушел в свою контору. Я достал чистый лист бумаги и начал писать. Это был не приказ и не отчет. Это был план. План развития моей маленькой империи.

Пир отгремел. Он схлынул, как весенний паводок, оставив после себя на поляне обглоданные кости, пустые чарки и храпящие вповалку тела моих счастливых, пьяных от победы и настойки артельщиков. Они спали сном праведников, сном людей, которые впервые в жизни почувствовали себя хозяевами своей судьбы. Я смотрел на них с крыльца, на эти бородатые, раскрасневшиеся лица, и чувствовал не радость, а холодное, звенящее одиночество. Они праздновали победу в бою. Я же готовился к войне.

Над тайгой занимался серый, безразличный рассвет, когда я растолкал Игната. Он спал у порога казармы, подложив под голову полено, и вскочил мгновенно, без сна и раскачки, рука сама легла на рукоять ножа.

– Пора, – коротко бросил я. – Пойдем, выпустим наших «голубей мира».

В сарае, где мы держали пленных, воняло страхом и немытыми телами. Ванька и двое его подельников, которых мы вытащили из ям, сидели, сбившись в кучу. Увидев нас, они вжались в стену.

– Ну что, вояки, отдохнули? – спросил я, присаживаясь перед ними на корточки.

Они молчали, глядя на меня с ужасом. Они ждали расправы.

– Встать, – приказал я.

Игнат одним движением ножа перерезал их путы. Они поднялись, пошатываясь.

– Слушайте сюда, – я смотрел прямо в бегающие глаза Ваньки. – Сейчас вы уйдете. Все трое. Живыми и почти здоровыми.

Он недоверчиво захлопал глазами.

– Как… уйдем?

– Ногами. По той тропе, по которой пришли. И когда вернетесь в поселок, а вы вернетесь к Рябову, потому что идти вам больше некуда, – расскажете ему все, что видели.

Я сделал паузу, вбивая каждое слово.

– Расскажете, как мы вас встретили. Расскажете про наши винтовки и про людей, которые их держат. Расскажете, как мы унизили чиновника и заставили его плясать под нашу дудку. Расскажете, что мы платим своим людям серебром и кормим их мясом, пока он вас держит на пустых щах. Расскажете все. Это приказ.

Затем я достал из кармана серебряный рубль. Он тускло блеснул в утреннем полумраке. Я протянул его Ваньке. Тот отшатнулся, как от раскаленного угля.

– Бери.

– За что?.. – пролепетал он.

– За правду, – ответил я. – Ты честно ответил на мои вопросы, и я плачу за твою честность. У нас в артели так принято. А теперь запомни, Ванька. Если тебе надоест бегать по лесу и получать по морде за рябовские подачки, если захочешь честно работать, а не грабить, – приходи. Наши двери для тебя будут открыты. А теперь – пошли вон.

Я развернулся и вышел из сарая, не глядя на них. Я слышал, как они, спотыкаясь, кинулись прочь, как будто за ними гнались все черти ада.

– Вы отпустили свидетелей, шпионов и будущего рекрута, командир, – глухо сказал Игнат, когда мы остались одни. – Одним выстрелом.

– Это не выстрел, Игнат. Это яд замедленного действия, – ответил я, глядя на тропу, где они скрылись. – Через пару дней он начнет действовать.

Утро началось с тяжелых голов и тихой, сосредоточенной работы. Я не дал артели долго приходить в себя. Пока мужики разбирали остатки пиршества и с неохотой брались за топоры, я собрал свой совет в конторе.

– Итак, – начал я без предисловий, разворачивая на столе свой ночной план. – Передышка закончилась. Рябов получил наше послание. Теперь он знает, что мы – не овцы. Он будет готовить новый удар. И он будет бить не в лоб. Он будет бить по нашим самым слабым местам.

Я ткнул пальцем в первый пункт своего списка.

– Первое – золото. Оно – наша кровь и наше проклятье. Пока это песок, его легко украсть и трудно везти. Его нужно переплавлять. Нам нужна плавильная печь.

Егор и Михей, которых я тоже позвал, переглянулись.

– Так это, Андрей Петрович, горн нужен, – сказал Егор. – Жар адский. Глину особую, шамотную. Меха, чтоб воздух гнать.

– Вот этим вы и займетесь, – кивнул я. – Егор, Михей, с сегодняшнего дня вы – наши металлурги. Ваша задача – построить здесь, за казармой, небольшой, но эффективный горн. Я нарисую чертеж. Глину найдете, я покажу, какую.

Второе, – я перешел к следующему пункту. – Логистика. Возить золото через город, где нас знает каждая собака, – самоубийство. Елизар, нам нужен другой путь.

Старовер, до этого молчавший, поднял на меня свои глубокие глаза.

– Есть такой путь, Андрей Петрович. Старый кержацкий скит. Дня три на восток отсюда, если лесом. Там наши люди живут. Через них можно на ярмарку в Ирбит выйти. Там купцы со всей Сибири съезжаются. И золото твое можно сбыть, и товар нужный купить, и шума будет меньше.

– Отлично. Значит, готовим караван. Но для этого нужны лошади. Игнат, это твоя задача. Выберешь двоих самых толковых из своих людей и отправишь в ближайший поселок. Не в наш. Туда, где нас не знают. Купить шесть крепких, выносливых лошадей. И две телеги. Но так, чтоб внимания особо не привлекать.

– И третье, самое главное, – я понизил голос. – Информация. Мы разбили их в открытом бою, потому что знали, когда они придут. Мы должны знать все. Игнат, твои волки. Двое из них, самые неприметные, отправятся в поселок. Не в кабак. Снимут угол у какой-нибудь вдовы на окраине. Будут ходить на рынок, слушать бабьи сплетни, поить самогоном рядовых рябовских артельщиков. Они – наши уши. Степан, твой Митька. Пусть сидит в городе и слушает, что говорят в канцелярии, в купеческом собрании. Каждое слово, каждый слух – на вес золота.

Работа закипела с новой силой. Но это была уже не лихорадочная подготовка к обороне. Это была планомерная, методическая стратегия опережения врага. Поляна превратилась в гудящий муравейник. Одна группа под руководством Егора и Михея копала яму под фундамент горна и месила глину. Другая заканчивала казарму для солдат. Третья, под моим личным контролем, возобновила работу на шлюзе. Золото было топливом нашей войны, и его поток не должен был прекращаться.

Солдаты Игната, идеально вписались в эту систему. Они не чурались работы. В свободное от караулов время они помогали таскать бревна, колоть дрова. Делали это молча, без лишних слов. Мои артельщики, поначалу косившиеся на них с опаской, постепенно привыкли. Они видели, что эти страшные люди не задираются, не требуют особого отношения, едят из одного котла. А вечером, когда волки собирались у своей казармы, артельщики смотрели на них с уважением. Они видели в них своих защитников. Стена отчуждения между работягами и солдатами медленно таяла, превращаясь в спайку боевого братства.

Через три дня после ухода «комиссии» ко мне пришел один из волков, отправленных Игнатом на разведку. Его звали Лысый – за начисто выбритую голову, на которой шрам вился, как змея.

– Командир, – сказал он без предисловий, когда мы остались одни. – Ванька и его дружки вернулись в поселок.

– И что?

– Рябов велел их высечь. Публично. За трусость и потерю оружия. Ваньку пороли до полусмерти. А потом выкинули из артели. Без копейки.

Я молчал, но внутри все похолодело. Рябов был не дурак. Он понял мой замысел и ответил. Жестко и показательно. Он показал всем, что бывает с теми, кто проигрывает.

– Но это не все, командир, – продолжил Лысый. – Рябов собирает людей. Но уже не пьянь кабацкую. Через Хромого ищет настоящих головорезов. Вчера в поселок приехали трое. Не местные. Говорят, беглые с Нерчинских заводов. Звери, а не люди. Рябов поселил их в отдельном доме, кормит, поит. Ждет чего-то.

– И последнее, – Лысый понизил голос. – Арсений Семенович, приказчик, вчера дважды встречался с Аникеевым. Тайно, ночью. О чем говорили – неизвестно. Но после второй встречи Аникеев срочно отправил посыльного в губернский город.

Вот оно. Началось. Рябов, поняв, что я переиграл его на юридическом поле, решил действовать через своего главного человека – приказчика. А тот, в свою очередь, снова начал обрабатывать Аникеева. Испуганный чиновник, зажатый между мной и Рябовым, начал метаться. И его посыльный в город – это был плохой знак. Очень плохой.

– Спасибо, Лысый. Отличная работа, – сказал я. – Продолжайте наблюдать.

Когда он ушел, я долго сидел, глядя на карту. Картина складывалась безрадостная. Рябов копил силы для нового, уже не дилетантского, а профессионального удара. Одновременно он через своих людей пытался снова надавить на Аникеева, чтобы тот нашел новый способ отравить нам жизнь. Мой блеф о столичных покровителях сработал, но его действие было не вечным. Рябов и Аникеев будут копать. И рано или поздно они поймут, что за мной никого нет.

В этот момент в контору вошел Елизар.

– Худые вести, Андрей Петрович, – сказал он с порога. – Мой Фома сейчас с дозора вернулся. Видел следы. На болотах. Там, где никто не ходит. Двое. Шли осторожно, не таясь, но и не привлекая внимания. Знающие как ходить тихо. Осмотрели наши старые ловушки. И ушли в сторону тракта.

Сердце пропустило удар.

– Когда?

– Часа три назад.

Я вскочил. Солдаты, нанятые Рябовым. Беглые каторжники. Они не просто сидели и ждали. Они уже вели разведку. Изучали нашу оборону. И они были профессионалами, раз смогли найти и оценить ловушки Игната.

Я выскочил из конторы.

– Игнат! Тревога! – крикнул я. – Всех людей – в ружье!

Через минуту поляна гудела, как растревоженный улей. Волки высыпали из казармы, на ходу проверяя винтовки. Мои артельщики, хватали топоры.

– Что случилось, командир? – Игнат подбежал ко мне, его лицо было суровым.

– Разведка Рябова. Двое. Осмотрели наши старые позиции и ушли. Они здесь, рядом. И они профи.

Я запрыгнул на крыльцо, чтобы меня видели все.

– Слушать мою команду! – мой голос перекрыл шум. – Это не нападение! Пока. Это проверка. Они хотят посмотреть на нашу реакцию. Мы дадим им то, что они хотят увидеть! Игнат, твои люди – в оцепление. Занять позиции по периметру, как в прошлый раз. Но не прятаться! Встать в полный рост. Чтобы вас было видно. Чтобы они поняли, что мы их ждем! Артель – прекратить все работы! Собраться у сруба. Взять оружие. Стоять молча.

Это был рискованный ход. Я не прятал своих людей. Я, наоборот, выставлял их напоказ. Я демонстрировал силу. Я посылал невидимому врагу четкий сигнал: «Мы вас видим. Мы готовы. И нас много».

Час мы стояли в полном молчании. Напряжение было почти физически ощутимым. Солнце пекло. Пот стекал по спинам. Но никто не шелохнулся. Это была война нервов. И мы должны были ее выиграть.

Наконец, Фома, сидевший на своем наблюдательном дереве, подал условный знак: две короткие трели, как у сойки. Чисто. Они ушли.

Я дал команду «отбой». Люди с облегчением выдохнули.

– Они не нападут сегодня, – сказал я Игнату, когда мы снова остались одни. – Они соберут информацию, доложат Рябову. И он будет готовить удар. Но теперь он знает, что нас голыми руками не взять.