Текст книги "Песнь одного дня. Петля"

Автор книги: Якобина Сигурдардоттир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Где, где?

Гость многозначительно улыбается.

– Перевожу американские ругательства на исландский язык для невежественных соотечественников, – говорит он и пожимает протянутую руку. – Будь здоров, счастливого путешествия!

* * *

После этого странный гость останавливается перед дверью учительницы и читает на дощечке ее фамилию. У влюбленных, разумеется, нет никакой дощечки с фамилией, может, у них и вообще нет фамилии. Гость колеблется, но стучит. Он колеблется, ибо уверен, что знаком с этой старой учительницей, а ему неприятно приходить к знакомым. Когда она открывает дверь и видит его, он сразу понимает, что она разочарована. Ясно, что она ждала другого. Когда-то он у нее учился. Но она не узнает его. Учительница вежливо выслушивает, в чем дело, и качает головой.

– Нет, я в таких вещах не участвую, – говорит она нервно и смотрит мимо него.

– Разве вы не считаете, что человечеству необходим мир? – невозмутимо спрашивает гость.

– Разумеется, считаю, но ваше воззвание – это не шаг в сторону мира, – отвечает она с достоинством, глядя ему в лицо. Эти характерные упрямые черточки в углах красивого рта и решительные ясные глаза кажутся ей знакомыми, но она не может вспомнить, где она их видела.

– Все зависит от того, сколько людей осмелится подписать это воззвание. А если бы все люди земного шара, которые мечтают о мире, подписали его и потребовали, чтобы ядерное оружие было уничтожено, вы и тогда считали бы, что клика, богатеющая на войне, может нас игнорировать, словно нас вообще не существует?

– Это к делу не относится. Мы все хотим мира, каждый по-своему. Война – ужасное бедствие. Но ваше воззвание не способствует укреплению мира, скорее, наоборот. Его цель – посеять вражду и раскол между миролюбивыми народами, и оно это делает.

Гость выпрямляется, в глазах его загорается насмешка.

– Боюсь, что у вас превратное представление об этом воззвании, – говорит он наставительно. – Должно быть, его вам внушили те, кому война выгодна.

– Я думаю, вы не станете отрицать, что это затеяно коммунистами? – спрашивает учительница прямо.

– Да, начали это дело коммунисты, но, конечно, не они одни, – твердо отвечает гость. – В этой связи мне хочется задать вам один вопрос. Если бы вы находились в горящем доме и к вам на помощь бросился бы коммунист, неужели вы не стали бы слушаться его указаний и предпочли погибнуть в огне?

Женщина улыбается.

– О нет, я не такая фанатичка. Признаюсь вам, что у меня даже есть подруга коммунистка.

– Но ведь дело обстоит именно так, – серьезно говорит гость. – Можно подумать, что вам мир не нужен только потому, что его хотят коммунисты, потому что вы уверены, будто коммунисты не могут стремиться к миру. Хотя братство всего человечества является сущностью их программы. Гибель всего человечества вы предпочитаете миру, к которому причастны коммунисты.

– Ну, это уж слишком! – Учительница смущена, глаза ее устремлены в коридор.

– Иначе говоря, миру для всего человечества вы предпочитаете мир для какой-то незначительной его части, – продолжает гость. – И, разумеется, причисляете себя к этой части. При этом вы руководствуетесь доводами, которые, как вам прекрасно известно, неверны и намеренно, для обмана, используются людьми, считающими, что на войне можно нажиться.

– Не будем торговаться, – говорит учительница и смеется чуть-чуть виновато. – Может, я действительно ничего в этом не смыслю, но мне приходится обходиться собственным умом, и я не подпишу вашего воззвания. Вот здесь, в соседней комнате, живет пара, они непременно подпишут. Зайдите к ним, вон их дверь. У меня своя точка зрения на коммунизм, и я не стану подписывать ничего, что исходит от коммунистов.

– Правда становится неправдой, если ее говорят коммунисты! – Гость даже не пытается скрыть насмешку, звучащую в его голосе.

И тут учительница узнает его, вспоминает мимику двенадцатилетнего мальчика, сохранившуюся в лице взрослого мужчины.

Она изумлена, но он быстро благодарит ее, прощается и уходит, она не успевает опомниться, чтобы вернуть его. Господи, неужели это возможно? А ведь у него были такие приличные родители, такие милые люди. Она прекрасно помнит, как он блестяще закончил гимназию, это был исключительно способный мальчик. Как же так получилось, что Оули, один из ее немногих любимых учеников, стал коммунистом? Такой одаренный… Один из немногих… Просто невероятно.

* * *

Они ужинают, когда раздается стук в дверь. Это все тот же гость.

– Войдите! – отвечают они в один голос.

Гость входит, здоровается и желает им приятного аппетита. Он просит их прочесть один документ, может, они захотят поставить свои подписи под воззванием против войны, которое адресовано всем жителям земного шара. Пока он говорит, они оба смотрят на него без подозрения, но и без всякого интереса. Женщина отвечает первая:

– Друг, мы не подпишемся ни под каким документом, ни под каким воззванием.

Гость немного отступает, с его губ уже готово сорваться «Простите!», но он берет себя в руки и обращается к мужчине.

– Будь добр, прочти это, прежде чем примешь решение.

Они качают головами и улыбаются, оба одинаково.

– Мы не читаем никаких документов или воззваний, – отвечает он.

– Это воззвание всех миролюбивых людей, которые требуют, чтобы войны были запрещены и навсегда исчезли из мировой истории, чтобы все ядерное оружие было уничтожено, а производство оружия запрещено, – объясняет гость. – Все люди, особенно молодые, должны требовать этого, чтобы человечество могло жить без страха. Инициаторы этого воззвания хотят помешать…

– Друг! – перебивает его женщина, – выпей с нами чаю. Ведь ты устал. Пожалуйста! – И она придвигает для него стул. Гость почти машинально садится, держа воззвание в руке.

– Видишь ли, друг, – говорит мужчина, пока женщина наливает гостю чай. – Мы очень хотим пожить в мире и покое, хотя бы год или два… Мы так и делаем. Поэтому земной шар для нас не существует ни здесь, у нас дома, ни там, где мы бываем. Для нас не существует борьбы, воззваний, обращений, а только – мир и жизнь. – Она улыбается, соглашаясь с мужчиной, и протягивает гостю чашку. Гость в замешательстве смотрит то на нее, то на него.

– Но ведь каждый, кто мыслит, должен…

– Мы не мыслим, – перебивает она его, – мы живем.

Гость не знает, что сказать. Чудны́е люди. Они обмениваются улыбкой. Они невероятно похожи друг на друга.

– Сегодня изумительная погода, – говорит мужчина, обращаясь к гостю.

– Слишком жарко, – бормочет гость.

– Хоть загорай, а ведь уже вечер, – продолжает мужчина.

– Выпьем еще чаю? – Словно легкое дуновение ласково тронуло невидимую листву. Гость внимательно смотрит на женщину, он видит, как улыбки влюбленных встречаются, словно два луча, и от соприкосновения расцветают еще больше.

– Конечно. – Они садятся к столу, и она разливает чай.

– У нас в саду на дереве поселилась пара дроздов. Они пели весь день. Ты знаешь, когда дрозды несут яйца? – спрашивает мужчина у гостя.

Нет, этого гость не знает, у него другие заботы.

– Но она непременно положит яйца, они так прилежно устраивают свое гнездо, – говорит женщина и некоторое время внимательно смотрит на гостя. Его усталое лицо пробуждает в ней сострадание и материнское чувство. – Ты только представь себе, весь день они распевали, трудясь над своим гнездом, одну и ту же песню, такую красивую.

Но гость не может забывать о своем деле.

– Раз уж я согласился выпить с вами чашечку чаю, – говорит он немного смущенно, – мне кажется, что вы должны были бы хоть взглянуть на мое воззвание. Ведь оно не причинит вам вреда, потом можете жить так же, как и раньше.

– Ты нас не понял, – мягко говорит мужчина. – Мы не боимся твоего воззвания, но мы и знать не хотим ни о какой борьбе. Это не наше дело.

– Это дело всех, кто хочет мира, – объясняет гость, собирая все силы. – Вы должны бороться за мир, все, кто хочет, чтобы их дети жили спокойно, это единственная возможность. Есть горстка людей, безумцев, из-за которых большая часть человечества живет в постоянном страхе перед братоубийственной войной и всеобщим уничтожением. Вы должны понять, что существование человечества зависит от того, сможем ли мы, безымянное большинство, предотвратить войну с применением ядерного оружия.

– Посмотри на мою жену, – говорит мужчина, улыбаясь. – Ты видишь, как она счастлива оттого, что у нас скоро будет ребенок. Она словно вечно меняющаяся мелодия, которая так прекрасна, что человек думает: нет, лучше уже быть не может, – а она делается еще прекрасней. Скоро у нас родится девочка, и она будет такой же красивой, как ее мать.

– Нет, милый, у нас родится мальчик.

Они улыбаются, сперва друг другу, потом гостю, который и сам слегка улыбается, но эта мимолетная улыбка не согревает его бледного лица.

– А может, у нас будет десять детей, пять мальчиков и пять девочек, – говорит мужчина.

Серьезное лицо гостя расплывается в улыбке.

– Чем больше их будет, тем больше у вас причин бороться за то, чтобы на земле впредь не было войн, чтобы на ней царили только мир и счастье. Вы должны знать, если слушаете последние известия…

– Мы не слушаем последних известий и не читаем газет, – они отвечают хором, обмениваясь улыбкой, как заговорщики.

– Пойми же, – говорит мужчина, – мы слушаем только музыку. Наш приемник ловит очень много станций, у нас замечательный приемник. Собственно, это единственная дорогая вещь, которая у нас есть. Нам пришлось продать пианино, чтобы уплатить вперед за эту комнату, но мы не испытываем недостатка в музыке, в хорошей музыке, тем более что мы сами играли довольно посредственно. Мы слушаем музыку всего мира, нам светит солнце, нас кропит дождь. И борьбы не существует.

– А ты понимаешь, что вы ведете себя, как страусы? – спрашивает гость немного насмешливо.

Мужчина и женщина вопросительно смотрят друг на друга, потом переводят взгляд на гостя.

– Я хочу сказать, что вы закрываете глаза при виде опасности и все оставляете на волю судьбы.

– Друг, не надо быть таким серьезным, – просит женщина. – Может быть, это и опасно, но мы это переживем. Мы пережили все войны мира и остались живы, останемся живы и теперь.

– Знаешь, когда мы с ней познакомились, я сразу понял, что она единственная женщина, которую я могу полюбить, – весело говорит мужчина. – Я понял, что это она. А она то же самое подумала про меня. Поэтому мы и решили, что для нас ничего не должно существовать, кроме нас самих и жизни.

Гость задумчиво смотрит в свою чашку. Ему ясно, что эта пара не понимает его языка, точно так же как он не понимает их, совершенно не понимает, ни одного слова. Может, они верят в перевоплощение и в загробную жизнь, хотя он почти убежден, что они не это имеют в виду. Наверно, они и сами не знают, что имеют в виду. Когда он снова поднимает на них глаза, ему кажется, что перед ним два наивных ребенка, которые думают, что их спасет это нелепое бегство. Он знает, что это маленькое прибежище любви все равно будет сравнено с землей, затоптано безжалостными сапогами. Может, они оба свихнулись? Когда он, попрощавшись, выходит в коридор, он уже не уверен, действительно ли они существуют. Лишь вкус чая, еще сохранившийся у него во рту, подтверждает их существование.

Гость идет дальше, к другим жильцам.

* * *

Они стоят в дверях спальни и смотрят на спящих детей. Ауса шепчет:

– Сегодня была ужасная авария. Мне сказала одна женщина, она слушала вечерние известия. Маленькая девочка попала под грузовик, конечно, насмерть. Даже подумать страшно.

Свава вздрагивает, ее мысли возвращаются к необъяснимому страху, который она испытала сегодня. Она смотрит на Аусу и виновато улыбается.

– Когда я вечером искала Инги, я слышала, как незнакомые мальчики говорили об этом. Я насмерть перепугалась.

– Конечно, ведь это мог быть и он, – говорит Ауса, она отворачивается, ей к горлу подкатывает ком.

– Ауса, милая, что с тобой? – дружески спрашивает Свава. – Ты знала эту девочку?

– Нет, но в таких случаях мне всегда бывает тяжело, будто пострадал мой собственный ребенок. Не могу объяснить, но, когда я слышу, что у кого-то случилось несчастье, мне кажется, что все люди мне родные.

Свава не смотрит на Аусу, она лишь бросает мгновенный взгляд на дрожащие ресницы девушки и снова обращает его на своих спящих детей. Они такие румяные и здоровые. Ей хочется схватить Инги в объятия, прижать к груди. Она больше никогда не будет так глупо прогонять его, никогда не будет с ним расставаться. Ни за что.

– Конечно, о таком несчастье даже подумать страшно, но все-таки не надо принимать слишком близко к сердцу то, что не касается тебя непосредственно, – говорит она Аусе, желая успокоить ее.

Как раз в эту минуту к ним заходит гость со своим воззванием. Свава рассеянно смотрит на воззвание.

– Ах, это! К нам уже приходили с ним три или четыре раза.

– Значит, вы его уже подписали? – вежливо спрашивает гость.

– О нет, нет! И не собираюсь! Я ничего не понимаю в политике.

Свава невольно улыбается. И гость видит, какая у нее красивая улыбка.

– Это не политика, – говорит он.

– А что же? – улыбается Свава.

– Вам это только кажется, потому что вы, как вы сказали, ничего не понимаете в политике.

– Зато мой муж понимает, он прекрасно разбирается во всех мужских делах.

– Вот удивительно, – говорит гость. – Почему женщинам доставляет удовольствие притворяться более глупыми, чем они есть? Я убежден, что вы против войны, что вы за мир. Женщины всегда за мир, потому что они думают о своих детях, будущее человечества им гораздо ближе, чем мужчинам.

– Одно я знаю точно, – говорит Свава. – Я против России. Просто ужас, что творят эти коммунисты!

Гость незаметно улыбается, ему уже приходилось слышать такие слова.

– Вы долго жили в России? – спрашивает он с интересом.

Свава не может удержаться от смеха.

– Нет, упаси боже, да я туда и не поеду ни за какие деньги!

– Тогда откуда же вы знаете, что там делается? Может быть, ваш муж был в России?

– Разве это обязательно? Достаточно слушать последние известия и читать газеты. – Свава начинает сердиться. – Для того, чтобы понять, что творится в России, вовсе не обязательно разбираться в политике.

– Иногда в европейских газетах и об Исландии пишут всякие небылицы, – серьезно отвечает гость. – Можете не сомневаться – буржуазные газеты и агентства печати многое искажают в сообщениях о России. Только мне непонятно, почему положение в России имеет какое-то отношение к этому воззванию? Мы боремся за мир и счастье для всех людей.

Пока Свава разговаривает с гостем, Ауса молчит. Но теперь она обращается к нему.

– Я слышала об этом воззвании, – говорит она. – Но не читала его. Давай, я подпишу. Я боюсь войны. У нас в стране есть иностранные войска, и, если вспыхнет война, мы все погибнем. Я знаю, что это правда. И все знают. А у меня маленький сын. Единственное, что я могу для него сделать, – это расписаться в том, что я не хочу войны.

Свава с удивлением смотрит на нее.

– Ауса, ты что, коммунистка?

– Не знаю, – отвечает Ауса. – Просто я с теми, кто хочет мира. И я против иностранных войск, где бы они ни размещались, в Исландии или в любом другом месте.

– Даже если они предназначены для обороны? – удивленно спрашивает Свава.

– Я против любых войск, – неожиданно твердо заявляет девушка. – Я против того, чтобы людей заставляли драться друг с другом, заставляли убивать или умирать, гнали на бойню, как баранов. А главное, я против того, чтобы их присылали к нам, в Исландию, под каким бы предлогом это ни делалось. Если начнется война, она принесет нам только страдания. – Ауса протягивает гостю листок, и он благодарит ее.

Свава так изумлена, что даже не замечает, когда гость прощается с ней.

– У нас в доме, в подвале, живет одна женщина, – говорит Ауса гостю. – У нее есть дочь, эта женщина тоже одинока, как и я. Зайди к ней. Может быть, она согласится подписать хотя бы ради дочери.

* * *

Портниха из подвала долго читает воззвание. Она читает его так медленно, что гость мог бы подумать, что она малограмотна, если бы она не принадлежала к поколению, которое считало своим долгом быть образованным и смотрело на образование как на панацею от всех бед. Дочитав, она вздыхает и возвращает гостю листок. Она такая маленькая, такая испуганная на вид. Ее дочь ушла с подружкой в кино, портниха дома одна.

– У нас в мастерской говорили об этом, – смущенно замечает она.

– Значит, вы его уже подписали? – спрашивает гость улыбаясь, точно не понимает, что на тех, кто ставит свою подпись под воззванием против войны и гонки вооружений, ложится большая ответственность.

– Нет, у нас, вроде, никто не собирался подписывать, – робко отвечает портниха, избегая смотреть на гостя, словно опасается, что он может прибегнуть к насилию.

– Неужели? Ну, а вы? Как вы намерены поступить?

– Я… Я тоже не подпишу, у нас никто не подписал, – говорит она, и ей явно неприятно, что она не может этого сделать.

– Но ведь они не узнают, что вы подписали. Фамилии подписавших не будут опубликованы, и никто из посторонних их не увидит, – пытается ободрить ее гость.

Но портниха качает головой.

– Рано или поздно такие вещи всегда становятся известны. К тому же у нас говорили, что это затея коммунистов, и я не знаю, как к этому отнесется моя дочь. Она гораздо лучше меня разбирается в таких вопросах. Нет, я боюсь вмешиваться в эти вещи… как-нибудь в другой раз. – Она виновато улыбается гостю, и видно, что она действительно не может подписать воззвание.

Гость прячет воззвание, ему стыдно за эту униженную женщину, которая не смеет самостоятельно принять решение. Но когда он выходит на крыльцо и вдыхает свежий воздух, напоенный благоуханием весны и берез, он вспоминает служанку и ту странную влюбленную пару и улыбается над своим неверием в жизнь и в счастье. Может, все-таки правы они? Может, мы будем жить, несмотря на старания поджигателей войны? Гость кивает окну своего друга и выходит на улицу, чистую и свежую после вечернего дождя. По обе стороны улицы стоят благоухающие сады. Дом с облегчением смотрит ему вслед.

* * *

После ухода гостя молодой человек сел. Он больше не похож на счастливого крестьянского сына, завоевавшего принцессу и полкоролевства в придачу. Он трет лоб и ощущает странную пустоту, словно из него что-то вынули навсегда. Откуда взялась эта пустота? И почему именно теперь, когда жизнь наконец-то начала улыбаться ему? Почему он чувствует себя так, словно дряхлый старик одолел его в рукопашной схватке на глазах у всех? Что он такого сделал? Отказался от старых громких фраз. Вступил в определенную партию. В ту, в которую было выгодно. Вот и все. Никто его не принуждал. Он уже давно собирался это сделать. Даже изучал их программу. Когда это вообще не имело никакого отношения к делу.

Программа как программа. Пестрит высокопарным вздором о прекрасных идеалах: свобода, справедливость, права человека, демократия и тому подобное. Он не намерен что-либо делать для этой партии, хотя ему было сказано, что все члены партии должны принимать активное участие в ее работе.

Молодой человек вспоминает разговор с министром. Даже удивительно, как быстро он во всем ориентируется. Да и работу его министр тоже знает. Может, это его родственница рассказала ему, в чем суть дела? Ох уж эта работа! Молодой человек стискивает зубы. А ведь ею следует гордиться, этой чепухой, которую он однажды вечером настрочил без всякой подготовки под горячую руку, когда его собственные идеалы потерпели крах. А может, это были тоже чужие идеалы? Идеалы рассчитаны на глупых, неопытных и односторонних людей, чтобы воодушевлять их, или для того, чтобы помогать более предприимчивым и многосторонним людям добиваться власти и уважения. Так же, как и религия. Самое ужасное, когда провозвестники идеалов сами начинают верить этой чепухе. Когда он писал ту работу, он верил тому, что в ней говорилось. А теперь? Как сказать, все-таки ее оценили по достоинству. Так почему же ему не гордиться ею? По крайней мере эта работа – единственное, что он был способен сделать собственными силами. Подумаешь, прекрасные отметки на экзаменах! Какая от них польза? Теперь человек вынужден плясать, как все, хочешь не хочешь, а не то чего доброго… Он стряхивает с себя оцепенение и встает. Ходит взад и вперед по комнате. Он не позволит распоряжаться собой! Он еще станет выдающимся человеком. Он не позволит кому бы то ни было помыкать собой. Когда он уедет в Америку, вырвется из этого проклятого захолустья, где все знают друг друга, тогда уже никто не сможет им распоряжаться. В свободной демократической стране человеку вовсе не обязательно всю жизнь состоять в одной и той же партии. Ведь в этой партии человек и сам начинает думать теми лозунгами, которые она изготовляет для безмозглых болванов! Дудки! Он им всем покажет, он не позволит командовать собой. Он не дурачок, не деревенщина с комплексом девической стыдливости. Он всех проведет. Он отомстит всем, кто унижал его. Всем, кто содействовал тому, что он оказался вынужденным вступить сегодня в эту партию, в ту, в которую было выгодно. Он рассчитается с теми, по чьей вине ему пришлось прибегнуть к услугам этой старой девы и предстать перед ее родственником с просящей улыбкой бедняка. Неожиданно его взгляд падает на часы, и он вздрагивает, время кого угодно заставляет с собой считаться.

Черт бы их побрал, и бывшего друга, и министра, и эту старую деву, всех, всех! Даже девушку, с которой он должен встретиться через полчаса. Как она унижала его, и не один раз, но она еще поплатится за это. Поплатится за то, что ее предки были важными чиновниками и что она знает их всех наперечет. За то, что ее гордость никогда ничем не будет уязвлена. Что она твердо знает место, отведенное ей в жизни, и идет к нему без колебаний, без унижения. Идет, как будто само собой разумеется, что это место предназначено именно ей. Сколько раз она обижала его – вольно или невольно, все равно. У нее есть все, чего не хватает ему. И она добилась этого не трудом, а просто получила в наследство. Как она обрадовалась, когда он сказал ей, что, возможно, уедет в Америку, что у него большие шансы. Она никогда не узнает, какой ценой он приобрел эти шансы. Она многого никогда не узнает. Да вероятно, она и не спросит об этом, ей и в голову не придет, что могло быть иначе. Такая уж она. Она как будто забыла, что они холодно расстались друг с другом уже больше недели назад из-за того, что он отказался обратиться к знакомому ее отца и попросить его помощи в получении стипендии. Тогда он был еще наивным мальчиком! А теперь? Теперь он взрослый мужчина. Конечно, юность кое-что ему подпортила. Юность с ее ошибками и фантазиями, идеалами, самоуверенностью и глупостью. Отныне с этим покончено. Но… а кто ему сказал, что он непременно получит эту стипендию? На мгновение у него темнеет перед глазами. Он вспоминает беседу с министром. О цели его прихода они даже не говорили, но министр узнал все, что ему было нужно. Теперь он должен все обдумать.

Нет, им должно быть ясно, что они имеют дело с многообещающим человеком – член добропорядочной партии, готов в ней активно работать, надежен на сто процентов, законченное образование. А его работа! Ни одного лишнего слова. Она не похожа на обычное краснобайство. В ней говорится о единственной заслуге, которая должна приниматься в расчет: умении пользоваться умом для достижения своей цели. Это самое главное правило. Готов ли он действительно активно работать? Не ради программы. И не ради партии. Это он прекрасно понимает. Но все-таки лучше показать, что он активный. Ему в голову закрадывается неприятная мысль, и он гонит ее прочь. Подходит к зеркалу, причесывается. Смахивает с плеч воображаемые пылинки.

Ай да Оули! Вот хитрец. Работает на американской базе переводчиком или кем-то еще. Во всяком случае, он занимает неплохую должность. Интересно, как он ее получил? И зачем? Несомненно одно, что он там не зевает, по прежнему опыту он не сомневается, что такой человек, как Оули, может извлечь пользу из того, что видит. Но чтобы Оули оказался таким ловким и пролез туда – нет, этого он от него никак не ожидал.

Ладно, не его это дело… Сейчас ему надо повидаться со старой девой и поблагодарить ее за протекцию. Как с ней рассчитаться? Женщине, той легко расплатиться с долгами. Но он не намерен отдавать воображаемые долги. Он никого ни о чем не просил. Если она была так глупа… Нет, он и не подумает переспать с этой сухой старой девой, с этой морщинистой старухой, у которой такой собачий, такой униженный и молящий взгляд. Сегодня ночью… В его памяти возникает образ светлой и прекрасной девушки, гордой, но не высокомерной, образ его любимой. Может, из-за нее… Нет, нет, уж самого-то себя он не станет обманывать. Это единственная вещь, которую никто не заставил бы его сделать. Если он получит эту стипендию… Он начинает думать об ученых, которые собирались осчастливить человечество удивительной победой, которая освободила бы неведомые силы и явилась бы толчком к новому этапу в истории человечества. Что они могут? Отдают ли они себе отчет в своей работе? Неужели они хотят одной рукой осчастливить человечество, а другой – убить его? Какова их настоящая цель?.. Днем работает переводчиком на американской базе. Вечером собирает подписи под коммунистическим воззванием. Что сказали бы американцы по этому поводу? Достаточно лишь пары слов в соответствующем месте. Даже если они будут брошены по рассеянности или в шутку.

По всей вероятности, у Оули не будет никаких проблем с работой, даже если он эту потеряет. Американцы болваны – считают, что он, студент, представляет собой угрозу интересам Соединенных Штатов. А сами даже не подозревают, что за персонал работает у них на базе! Ему хочется расхохотаться. Прежняя мысль, получив более четкую форму, становится менее неприятной. Он больше не отгоняет ее. Оули такой же, как все. Идеалы нужны для программ. А действительность – это кошелек. Он сразу убивает двух зайцев. Ай да Оули! Конечно, ему здорово платят и за то, и за другое. Нет, Оули ничем не отличается от всех. Теперь и он сам тоже не отличается. Зачем отличаться? Какой же он был глупец! Но теперь с этим покончено. Раз и навсегда. Он еще покажет им всем. Непременно. Отплатит той же монетой мошенникам, которые прогоняют его, издеваются и хихикают у него за спиной. Отныне все изменится. Он получит эту стипендию. Непременно. И она, его маленькая гордая глупая королева… Если ей когда-нибудь придет в голову, а может, уже приходило, что он по своему происхождению ей не пара, он и ее проучит. Только, наверно, ей не придет это в голову. Его вдруг осеняет: а что, если никто, кроме него, об этом и не думает. Но ведь этого не может быть. Самому себе он не лжет. И он получит эту стипендию… Хорошо, что Оули зашел к нему сегодня. Вот удача! Только теперь он наконец стал свободным человеком. И он никому ничего не должен. Теперь ему не страшно пойти поблагодарить старую деву. Мелочь – вот ей награда. Он еще раз смотрится в зеркало. И то, что он там видит, ему весьма нравится.

* * *

В открытое окно веет вечерней прохладой. Включен приемник. Какой-то человек выступает с малопонятным философским докладом, пытаясь доказать наличие души у того загадочного феномена, который называется человеком. У лектора красивый и звучный голос, Свава не слушает того, что он говорит, но ей нравится слушать бархатное звучание этого бесплотного голоса, оно успокаивает ее. Ей надо как следует подумать и найти разумный выход. Она подперла рукой подбородок, и на ее светлом лбу обозначились тонкие морщинки. Вообще-то Свава не из тех, кто любит головоломные задачи. Свава принимает жизнь такой, какая она есть, и старается сделать ее более приятной. Но сегодняшний день не похож на все остальные. Из-за Хидди. Из-за старика. Если бы старик сегодня не заболел, она сейчас была бы у Хидди. Как ни странно, но свекор доставлял ей одни неприятности, хотя ради Йоуна она всегда сдерживалась. Она была бы у Хидди… Нет, об этом нельзя даже думать. Может, следует позвонить и предупредить его, что она не придет? Нет, страшно. Может, лучше написать ему? Прилично ли идти в клуб, если кто-то из членов семьи лежит при смерти? Во всяком случае, не замужней женщине, хозяйке дома. Господи, какие бредовые мысли могут иногда прийти в голову. Уходить нельзя, это ясно. Разве только в случае крайней необходимости. Хидди не смеет портить ей жизнь. Она должна объяснить ему это. Он взрослый человек, должен понять. Что же такое эта человеческая сущность, о которой сейчас толкуют по радио? Просто невероятно, до чего образованный человек этот докладчик. Рассуждает о вещах, о которых мало кто думает. Если вообще такие найдутся. Это напоминает эксцентричность Хидди, пишущего картины, которых никто не покупает, потому что никому они не доставляют удовольствия. У нее есть одна такая картина, им подарили на свадьбу. Она висит в коридоре возле телефона. Повесить такую картину в гостиной – неприятно, а не вешать вообще – нельзя, свадебный подарок. Художник, который ее писал, совсем неизвестен. Учится где-то за границей. Если бы Хидди начал писать обычные картины, хоть что-то говорящие людям, если бы это были картины какого-то определенного содержания, тогда все было бы иначе. Только самые знаменитые художники могут позволить себе писать разводы, которых никто не понимает. Если художник знаменит, все считают его картину настолько утонченной и возвышенной, что обычному человеку в ней не разобраться. Но ведь Хидди не знаменитость. Он лишь оригинальный неудачник, как всегда говорила ее мать. И никогда не станет знаменитым. Свава убеждена в этом. Вот если бы он занялся чем-нибудь другим…

На что, собственно, он собирается жить? До сих пор его содержали родители, они платили за его учение. Он и сегодня приехал на отцовском автомобиле. Неужели они верят в него? Мать, например. Впрочем, она, возможно, и верит. Но отец вряд ли. Они небогаты. Его мать, состарившаяся раньше времени от вечной борьбы с пылью и грязью и уже давно оставшаяся без служанки, верит, по-видимому, что он настоящий художник, даже гений, только не понятый и не оцененный своим временем.

Старики в ком угодно готовы усмотреть гения. А Хидди очень независимый и всегда был таким. Она улыбается, вспомнив неутомимую борьбу, которую его мать вела с пылью. Сама Свава быстро расправляется с пылью. И она не боится пылесоса. В те времена, когда они с Хидди любили друг друга, его мать из страха перед пылью пользовалась пылесосом только в самых крайних случаях. Кто знает, а вдруг пылесос неожиданно выпустит всю пыль, которую он всосал в себя? Да, у этой женщины были странности. У Хидди тоже есть странности. Но в то же время он очарователен. Господи, какие они с ним глупые, ведь прошло столько лет! Морщинки на лбу Свавы становятся чуть заметней. Столько лет? Самое ужасное в Хидди, что ему ничего не стоит сбить человека с толку. Он кого хочешь заставит поверить в любое безумие. И ведь нельзя сказать, чтобы все эти годы она чувствовала себя несчастной. Йоун прекрасный человек. Она не сомневается, что со временем они переедут в новую квартиру с большими комнатами и великолепной кухней. Со всеми современными удобствами. На одной из лучших улиц. В этой улице нет ничего привлекательного. И в их старом доме – тоже. Холла в квартире нет, лишь полутемный коридор, в котором уже не разойтись, если кто-то разговаривает по телефону. Почему бы им с Хидди не остаться просто друзьями? Они встречались бы изредка, развлекались бы. Это вполне безобидно. Йоуну и в голову не пришло бы заподозрить ее в чем-нибудь предосудительном. Тем более что она намерена относиться к Йоуну гораздо лучше, чем раньше. Разве такие отношения между мужчиной и женщиной не могут быть совершенно невинными? Дудди так делает. И говорит, что все женщины так делают… Вот если бы на месте Хидди был другой человек… Хидди ее не понимает, не понимает, что ей хочется легкого и приятного романа, ничего серьезного, просто немножко радости. Игры, которую можно прекратить в любую минуту.