Текст книги "Слуга Божий"

Автор книги: Яцек Пекара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Из Тириана, – простонал он.

Тирианоннаг, обычно называемый Тирианом (убейте меня, но не знаю, откуда произошло это варварское название), был маленьким, хотя довольно зажиточным городком у самой границы марки[52].Из того, что я знал, там можно было заработать неплохие деньги на охране купеческих судов, которые ходили в довольно опасные районы в верховьях реки. Но этот бедный дурачок думал, что сделает карьеру в Хез-хезроне. А карьера эта должна была закончиться именно здесь, в развалинах крепости Саревальд. Плохое место для смерти, но, с другой стороны, какое место хорошее, чтобы умереть? О том, что он должен умереть, знали все. Вопрос состоял лишь в одном: будет ли это смерть мягкой и относительно безболезненной, или этот наш задира пройдёт в адские врата, воя от боли и нашинкованный на кусочки.

– Куда они пошли? – спросил я.

Пленник не отозвался ни словом, а я любезно подождал минутку. Потом Первый пнул его прямо в рот, так, чтобы тот подавился кровью и собственными зубами. Попутно сломал ему нос.

– Куда они пошли? Что там находится? – повторил я вежливо.

– Не знаю, – простонал он, отплёвываясь кровью, – не знаю, умоляю. Я только охраняю. Они в полдень вернутся. У них есть деньги… много денег… Умоляю, не убивайте меня, я буду служить вам, как пёс, умоляю…

Когда я смотрел на него, то видел, что это уже не большой, сильный задира, а обиженный мальчик, жаждущий, чтобы его, наконец, перестали бить. Мне нравилось, когда люди так менялись, и хотя подобное мне случалось видеть слишком часто, неизменно чувствовал удовлетворение от того, что именно я становился причиной должного перерождения.

Смертух посмотрел на меня, и я задумался на какое-то время. В принципе, я обычно вижу, когда человек лжёт. Этот, вроде бы, говорил правду. Правда, у Смертуха было явноежелание немного поразвлечься, но, во-первых, у нас не было времени, а, во-вторых, я не люблю излишней жестокости. А Смертух когда-то работал в провинции подмастерьем одного из тамошних палачей. Научился парочке приёмов и полюбил их применять. Я всегда утверждал, что палачи и их ученики излишней жестокостью маскируют недостатки мастерства. Ведь дело не в том, чтобы заставить жертву мучиться, часто даже не в том, чтобы получить нужные признания, но в том, чтобы вызвать раскаяние. Чтобы исстрадавшийся и раскаявшийся преступник пал в объятия своему инквизитору и, навзрыд рыдая, признал свою вину, всем сердцем любя того, кто доставил ему радостную боль и наставил на путь истинный. Конечно, в данный момент раскаяние и любовь были не обязательны. Нам нужны были показания. Быстрый и точный отчёт. Если, конечно, таковой удастся получить. Оказалось, что великан знает немного, но ведь вопрос был не в отсутствии доброй воли, правда? Так зачем ему мучиться?

Я посмотрел на Смертуха и отрицательно покрутил головой. Потом присел великану на спину и дёрнул его голову вверх. Треснуло. Быстрая, безболезненная смерть. Смертух был явно недоволен.

– «Если даже разрушится земной наш дом, у нас будет жилище от Бога, дом не рукотворный, а вечно сущий на небесах», – процитировал я Писание, глядя на останки. Правда, я не думал, что наш великан очутился у врат небесных, но что поделаешь: надежда умирает последней.

Близнецы скатили тело великана вниз по склону, и оно застряло где-то в густых зарослях. Нескоро его кто-нибудь найдёт. Я на миг задумался над бренностью человеческого бытия… Эх!

Валун, закрывающий вход в подземелье, был и правда тяжёлым. Мы вчетвером едва справились, передвигая его. Когда мы собрались спускаться, Первый вдруг остановился.

– А если кто-нибудь его, значит, вернёт на место? – спросил он.

– А кто сюда может придти? – пожал я плечами. – И у кого окажется такая недюжинная сила? Впрочем, я уверен, что должен быть другой выход. Я бы не доверял этому человеку настолько, чтобы отдать жизнь в его руки.

– А, бля… – рявкнул Смертух, поскольку споткнулся на лестнице и, ещё чуть-чуть, скатился бы в самый низ.

Лестница была винтовой, долгой и крутой. Она закончилась так внезапно, что Первый врезался в стену.

– Конец, – сказал он, светя в разные стороны фонарём. – А, значит, есть, – хмыкнул он через минуту и потянулся к ржавому рычагу у самого пола.

– Стой, – прошипел я.

Он отскочил, как ошпаренный.

– Ловушка? – спросил он.

– А чёрт его знает, – ответил я, хотя был почти уверен, что это ловушка. По крайней мере, я бы так и сделал.

Мы начали внимательно осматривать стены. Ведь, в конце концов, здесь погибли люди, и что-то должно было их убить. Почему бы ловушке не быть, к примеру, в самом начале пути? Смертух тщательно простукал стены кончиками пальцев, потом улыбнулся и осторожно вынул один из кирпичей. Ниша была очень глубокой и сужалась так, что невозможно было рассмотреть, что скрывается дальше. Смертух взял у меня палку и засунул её внутрь. Пихнул, встретив сопротивление. Что-то пронзительно заскрежетало, и стена с левой стороны отодвинулась, открывая узкий, низкий коридор.

– Ну что ж, вперёд, что ли, – сказал я, но вся история перестала мне нравиться.

Если, конечно, можно сказать, что она когда-нибудь мне нравилась. Сто пятьдесят крон были не такой уж великой суммой, чтобы рисковать жизнью. Кроме того, когда я заглянул в коридор, открытый Смертухом, я осознал, что весёлая компания Эли точно здесь не проходила. Тоннель был низеньким, со всё снижающимся сводом, а стены мокрыми отвлаги. Вдобавок, оттуда ужасно воняло гнилью, как будто коридор много лет не проветривался. Я не представлял себе Элю Карране, пробираюшейся на карачках в этом мраке и скребущей по грязному своду красивыми и идеально уложенными волосами. Я сказал об этом ребятам, и они минуту молчали, задумавшись над моими словами. Мышление никогда не было их сильной стороной, но сейчас я предпочитал не принимать решения единолично.

Я дал им немного времени, а сам, с лампой к стене, внимательно изучал камень за камнем. И, наконец, увидел то, что хотел увидеть. Маленькое углубление. Скажем, отверстие для ключа. Вот только, отверстие, требующее очень специфического ключа. Может перстня, может амулета, может вдобавок обработанного заклятиями. Этот вход, несомненно, был для нас закрыт. Конечно, я мог использовать особые таланты Первого, но потом он бы не годился для продолжения путешествия. А ведь сюрпризов нас могло ждать и больше. Если так, надо ли нам пытать пути этим низким, мерзким тоннелем? Путешествие в полный мрак? Разве сложно приготовить ловушки именно там? Другое дело, что зная древних строителей, я считал, что тоннель – это просто запасной путь, подготовленный на случай, если человек, пользующийся входом, забудет или потеряет ключ. Тогда тоннель мог быть пусть неудобным, но, без сомнения, не защищённым ловушками. Ведь сложно представить, что хозяину подземелий придётся с трудом преодолевать все препятствия, которые приготовили нанятые им зодчие.

– Ладно, идём, – решил я, ибо мои спутники по-прежнему лишь тупо всматривались в темноту.

Смертуху пришлось идти почти на четвереньках, чтобы не скрести башкой свод, и я видел, как он очень осторожно продвигается вперёд. Что ж, он понимал, случись что, получит первым. Но, в конце концов, коридор закончился тупиком. Однако хватило лишь сильного толчка, чтобы тайная дверца поддалась. Мы оказались в просторном зале. Если я правильно понял, именно до него мы бы добрались, воспользовавшись магическим ключом. Или, короче говоря, я был прав. Мы воспользовались забытым, запасным путём. На одной из стен я увидел заржавевшие, железные кандалы, а также поклялся бы, что кое-где были видны едва заметные кровавые потёки.

– Пыточная? – спросил я Смертуха.

Смертух минуту вслушивался в голос стен. Может и не выглядит мудрецом этот мой Смертух, но у него есть своё, особое дарование. Он обладает гениальной памятью, и, кроме того, он способен прочесть чувства, эмоции, мысли и слова, зачарованные в стенах. Нет, ничего особенного. Он не войдёт в комнату и не доложит о разговоре, который шёл в ней неделю назад. Но скажет, например, был ли разрушенный дом некогда корчмой или домом терпимости.

– Да, вроде, так, – ответил он в этот раз неуверенно. – Я чувствую здесь много боли, Мордимер, но это было очень давно.

Близнецы остановились перед мощными стальными дверями. Блестящими, будто течение времени их не затронуло. Двери как двери, вот только не было на них никакой ручки, замка или засова. Металлическая плита, встроенная в стену. Смертух осторожно коснулся металла рукой.

– Кто не боится смерти? – спросил голос, доносящийся отовсюду и ниоткуда.

Близнецы нервно огляделись и обнажили кинжалы.

– Мёртвые, – ответил я, потому что загадка была простой, а нахождение ответов на подобного типа вопросы было частью моего образования.

Тем не менее, дело принимало серьёзный оборот. Если подземелья были защищены некромантскими заклятиями, то здесь была работа для команды инквизиторов, а не для бедного Мордимера Маддердина, который только-только получил лицензию и намеревался просто заработать пару грошей на буханку хлеба и кружку воды.

– Тогда войди к мёртвым, – сказал голос, и стальная плита бесшумно исчезла в стене.

– Я завязываю, – пробормотал Первый. – Смываемся, брат?

– Я тебе смоюсь, – сказал я, даже не глядя на него.

Второй несогласно помотал головой, а его брат пожал плечами.

– Так только, значит, спрашивал, – ответил он.

Мы вошли в коридор, и проход закрылся за нами так же бесшумно, как и открылся. Мы оказались перед следующей металлической плитой, и Смертух снова дотронулся до неё рукой.

– Кто умирает с рассветом? – спросил тот же голос.

– Сон, – немедленно ответил я, ибо не знал, какова терпимость у заклятия.

Препятствие пропало так же, как и первое.

– Что будет, если не угадаешь? – забеспокоился Первый.

– К примеру, давильня, – ответил Смертух и глупо рассмеялся.

Я покачал головой. Да, это было весьма вероятно. Но были вещи похуже, чем механические ловушки, и я как раз стал их чувствовать. Вопреки себе я задрожал, и тонкий ручеёк холодного пота стёк у меня по позвоночнику до самой поясницы.

– А почему ты, как бы, не ответил: ночь? – спросил Второй.

– Угадывал, – пожал я плечами и улыбнулся, хоть мне было совсем не до смеха.

– Кто грызёт, хоть нет клыков? – спросил голос у третьей плиты.

– Совесть, – не колеблясь, ответил я, вообще-то, будучи немного разочарованным лёгкостью загадок.

Но я также понимал, что обычного человека в живых бы уже не было. Мы оказались перед лестницей. Близнецы глуповато смеялись и похлопывали меня по спине.

– Послушайте, идиоты, – осадил я их. – Соловый тоже здесь прошёл, а значит настоящие проблемы всё ещё впереди.

– Почему, как бы, прошёл?

Боже мой. С кем я работаю? – подумал я.

– Потому что не было трупов! И даже костей, разиня! – отрезал я.

Это факт, что везение Солового поразило меня. Он прошёл тоннель и разгадал загадки. Мне не хотелось верить, что его вымоченные в горилке мозги могли подняться к столь высоким вершинам абстракции.

И пока я про себя размышлял над судьбой Солового, мы увидели на лестнице тень. Отпрянули назад, все готовые к схватке, но тень спокойно колыхалась, как бы в ритме какой-то слышимой только ей музыки.

– Зачем вы входите во Мрак? – запела она. – Идите к свету, о, дети Дня. Отставьте Ночь тем, кто умер.

В пении было что-то такое трогательное и жалобное, что мне хотелось выть. Я подумал о луге над рекой и о девушке, собирающей незабудки, о сочном вкусе травинок, прикушенных зубами. О солнце и шуме воды, и о голубом небе. И о домике с красными черепицами, стоящем в саду, полном упоительно пахнущих, обсыпанных белым цветом лип. И тогда одна из стен отворилась. А там, за ней, были и река, и незабудки, и девушка, и небо, и солнце. Там было место, о котором я мечтал всю свою жизнь, поэтому я без колебания двинулся в его сторону.

Второй сбил меня с ног и вмазал кулаком в живот. Я упал и обрыгал себе кафтан. Когда я поднял голову, то увидел, что моим стопам не хватило, может быть, лишь одного шага до провала в земле. А на дне торчали солидные, заострённые колья. На кольях мы увидели тело мужчины в кольчуге. Шлем свалился с его головы и обнажил гриву серожёлтых[54]волос.

– Вот и Соловый, – сказал Первый.

– Что ты там увидел, Мордимер? – спросил Второй, очень довольный собой, ибо нечасто случалось ему вытаскивать меня из затруднений.

– Ты бы уписался от смеха, – хмыкнул я. – Мне интереснее, что там увидел наш друг Соловый.

Тень колыхалась ещё какое-то время, как бы в ожидании, что кто-нибудь всё-таки искусится созданными ею видениями, но потом пропала с лестницы.

– Проклятье, во что мы влипли? – прошептал Второй.

Я старательно оттирал с камзола блевотину. Надо признать, треклятый близнец взгрел меня беспощадно.

– В говно, – ответил я и в очередной раз в этих подземельях почувствовал страх. – В полное говно, сынок.

– Выведешь нас отсюда, Мордимер, правда? – у Первого глаза были как блюдца. – Я ещё не хочу умирать! Прошу тебя, Мордимер!

Смертух схватил Первого за плечи и стукнул его башкой о стену. Несильно, но достаточно, чтобы близнец пришёл в себя. Что-то тут было, что-то, что вызвало у Первого такой панический страх. То же самое, что показало мне луг и девушку. Поскольку Первый не из пугливых. Он всегда был осторожным, но не паниковал. А тут вёл себя, как девица перед первым перепихом.

– А ты что, хотел бы жить вечно? – засмеялся я, глядя ему в глаза. – Не с нашей работой, близнец! Идём, – приказал я и ступил на лестницу.

Ступени были липкими, такими липкими, что идя, я с трудом отклеивал подошвы. Паскудство.

– Ну чё там, ну? – услышал я сзади голос Второго.

– Спокойно, парни, – сказал я, остановившись на верхней площадке, и осмотрелся вокруг. – Кого хочешь, выбирай, – добавил я, так как дальше вели четыре коридора.

Я сел на камни.

– Минута отдыха, – распорядился я и глотнул из бурдюка, а потом передал его ребятам.

Смертух выругался, потому что пил последним и ему осталось немного. Он бросил пустой бурдюк за себя, и ёмкость с шумом отскочила от лестницы. Ну и эхо носилось в этих стенах! Я тут же представил себе, что Эля Карране и её спутники с интересом наблюдают за нами и бьются об заклад, как далеко мы дойдём. Может мы были лишь пешками, передвигающимися по полной ловушек шахматной доске? Скорее, нет, просто у меня слишком буйное воображение. Но может это и к лучшему, ибо люди, лишённые воображения, пребывают сейчас в том самом месте, что и Вырвальд Соловый и его приятели.

– Пойдём на север, – решил Смертух, а я не собирался с ним спорить.

Смертух знает, о чём говорит, но по мне, северный коридор выглядел отвратительно. Стены его были выложены кровавокрасными кирпичами. Вдобавок, в нём что-то двигалось. Дрожало, как горячий воздух над костром. Но мы пошли. Казалось, стены колышутся, сжимаясь и расширяясь, как бы лениво раздумывая, раздавить ли нас, или же ещё подождать. Коридор извивался то туда, то сюда, изгибался под какими-то неожиданными углами, крутился вокруг себя.

– Ты точно думал об этом пути? – спросил я Смертуха, но он даже не соизволил ответить.

А сразу потом я почувствовал умертвий. Когда-то, будучи ещё ребёнком, я думал, что каждый человек их чувствует, ибо этот запах столь пронзительный, столь резкий – прямо-таки до боли. Но потом оказалось, что большинство людей понятия не имеет, о чём я говорю. Умертвия были здесь, я знал о том, что они таятся буквально в шаге от нас. Поэтому я начал молиться своему Ангелу-хранителю и надеялся, что он соблаговолит услышать эту молитву. Ясное дело, могло случиться так, что Ангел-хранитель выслушаетмолитву, но покажет себя хуже той опасности, что перед нами. Мог счесть, что я не уважаю его, взывая по такому пустому делу, а Ангелы больше всего не переносили неуважения. Поверьте мне, разгневанный Ангел хуже, чем все ваши самые страшные кошмары. Ведь неисповедимы пути, которыми следуют помыслы Ангелов.

Я увидел бледное, как полотно, лицо Первого. Он знал, в каком случае я начинаю молиться Ангелу, и знал, какими могут быть последствия этой молитвы. Но с умертвиями мы не могли тягаться в одиночку. Не здесь и не сейчас. Без святых мощей, благословений и чистоты сердца. Ибо, видите ли, с чистотой сердца у некоторых из нас были проблемы… Однако запах вроде уменьшился. Умертвия колебались. Молитва их не отпугнула, но они знали, что могут иметь дело с моим Ангелом. А это было бы для них ужаснее всего.Он бы послал их на самое дно адской бездны, где печальное полу-существование на Земле показалось бы истинным раем. Откуда умертвиям знать, что мой Ангел не слишком готов помочь? Я предполагал в душе, что Он мог быть таким же сукиным сыном, как и я, и старался не злоупотреблять Его терпением.

Я погрузился в молитву. Слова текли из меня светлым, прозрачным потоком. Я представлял себе, что так, по-видимому, молился наш Господь, пока не сошёл с Креста и не покарал грешников мечом и страданиями[55].Наконец, я почувствовал, что умертвия уходят. Они отказались от охоты, и только ещё минуту у меня в мозгу кружились их боль и тоска по утраченной жизни.

[Картинка: doc2fb_image_02000003.jpg]

Я никогда не понимал, кем могут быть умертвия, и почему они не познали счастья Небес или огня адской бездны, а лишь скитаются по земле. Не раз и не два я читал споры теологов на эту тему, но ни одно из объяснений не поразило моего воображения. Впрочем, мы, инквизиторы, не для того, чтобы мыслить. В конце концов, мы люди действия и оставляем другим возможность доказать в теории обоснованность именно этих действий. В любом случае, против умертвий не было действенной защиты. Если только не шли против них вооружёнными мощами и благословениями, но и это не всегда помогало. Какое счастье, что умертвия держались только забытых Богом и людьми мест, таких как Саревальд. Их никогда не видывали в местах, где они могли быть легко замечены. Может именно это одиночество давало им силу? Кто знает?

Когда я почувствовал умертвий, то понял уже практически всё. Я догадался, зачем прекрасная Эля и её спутники спускаются в подземелья Саревальда, знал почти со стопроцентной уверенностью, что они несли в тяжелом узле. И признаюсь вам, всякие угрызения совести, какие могли быть у вашего покорного слуги, испарились в мгновение ока. Сейчас я уже знал, что совмещу приятное от зарабатывания денег Ракшилеля с долгом инквизитора. Это была утешительная мысль, ибо я всё-таки чувствовал неприятный осадок, служа тупому мяснику с набитой золотом мошной. Таков уж наш мир, в котором люди благородные, честные и руководствующие порывами сердца (из скромности умолчу, кого имею в виду) бедствуют, а всякие негодяи, мошенники и лицемеры загребают деньги лопатой. Единственно, что меня могло утешить, так это слова Писания, которые гласили, что «легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому войти в Царствие Небесное».

– Мы почти на месте, – угрюмо сообщил Смертух. – Где-то тут они все… – он ненадолго замолчал и добавил, – недалеко от нас.

– Ха, – Первый вздохнул с облегчением.

Я знал, что его утешает мысль о том, что через минуту он будет иметь дело с людьми. С реальными личностями из плоти и крови, которых можно попотчевать мечом или кинжалом, переломать им кости или отрубить голову. Я не хотел выводить его из заблуждения, хоть и знал, что за этими стенами мы можем встретить не только людей. Но что было делать? Мы должны были идти дальше, раз вообще встали на этот путь.

– Проверь, – приказал я Первому.

Первый прильнул к кладке и распростёр руки. Выглядел, будто его распяли на стене, как на кресте. Он впал в транс, и внезапно его глаза закатились, оставив одни белки. Он что-то тихо бормотал сам себе, пальцы вбивал в камни с такой силой, что они начали кровоточить, а из его рта стекала слюна, смешанная с кровью. В конце концов, он опустился на пол, будто старое тряпьё.

– Я видел, – прошептал он с трудом. – Когда туда пробьёмся… – он замолк и поперхнулся на вдохе.

– Ну! – поторопил я его.

– Окажемся в их зале… наверху.

У нас с собой было кайло, но трудно себе представить, что никто не услышит, как мы прорубаем ход через эту толстую, старую стену. Мы также могли идти дальше, как шёл тоннель, но голову даю, что в нём скрыты ещё какие-нибудь неожиданности. Ну, и умертвия во второй раз могут не испугаться. В конце концов, до сих пор нам больше помогалаудача, чем наш ум. Эля и её спутники наверняка пошли коридором, ведущим вниз, но они были защищены от зла, что таилось в этих стенах. Тем временем, на нас могли напасть в любую минуту. И ручаюсь, вам не хотелось бы даже знать, как выглядит нападение умертвий. И поэтому Второй должен был сделать для нас проход, и я сказал ему об этом.

– Пожалуйста, – простонал он, – только не это. Мордимер, прошу тебя, друг.

Боже мой, до каких нежностей он дошёл! «Друг»? Нет, близнец, мы не друзья, а даже если бы ими были, я отдал бы тебе такой же приказ. Хотя прекрасно знал, что Второй может погибнуть. Да, была в нём некая сила, но ограничителем для каждого, кто располагает силой, является то, что каждое её использование может убить его. Ну, по крайней мере, при использовании силы столь высокого напряжения. А я Второму приказал зачерпнуть до последних резервов тела и духа. До самого ядра, сути и центра.

– Начинай, – холодно сказал я.

Если Второй умрёт, на его место встанет Первый. Он обладал меньшей силой, чем брат, но может справится. А если нет, то чтоб мы сдохли! В конце концов, я их только что спрашивал, хотели бы они жить вечно…

Первый засунул в рот брату какую-то тряпку и привязал её верёвкой. Мы знали, как это больно, а ведь никто не хотел, чтобы крик Второго сдвинул все камни в этих подземельях. Я отвернулся. Однажды я уже видел, как Второй делает проход, и мне хватило этого зрелища на всю жизнь. Эти глаза, полные боли и безумия. Кровь и слизь, вытекающие изо рта, носа и ушей… Я пообещал себе, что дам ему большую долю, чем другим. Ему причитается. Если выйдем отсюда, ясное дело, а это вовсе не было очевидным.

Я услышал приглушённый вой и понял, что Второй начал. Кляп хорошо заглушал крик, но в этом подавленном, хриплом вое было столько страдания, что не знаю, встречался ли я когда-нибудь в жизни с подобной мукой. Я не святой и не раз видел пытки, не раз пытал и сам, но даже человек, которому мы лили на яйца жидкую серу, не страдал так ужасно. Вдобавок, я чувствовал его боль. Не только слышал. Она сверлила где-то в глубинах моей головы, появлялась во вспышках ослепляющих цветов, колола чувствительнейшие области мозга иглами с раскалёнными остриями. Я закусил губы до крови, чтобы не начать кричать самому. Ещё этого не хватало, чтобы я-то, да не умел брать верх над своими чувствами!

Наконец, Второй потерял сознание, и его боль ещё с минуту вибрировала у меня в черепе. Я обернулся и посмотрел. Близнец лежал на земле, а его брат, склонившись над ним, орошал ему лицо водой из фляги. Второй выглядел ужасно. Его лицо было алебастрово белым, а голубые переплетения вен пульсировали под кожей, будто были большими, оживлёнными странной силой червями, желающими выбраться наружу. В довершение зла, у Второго, помимо обморока, были открыты глаза, с уголков которых сейчас текла кровь.Раньше его лицо выглядело толстощёким, сейчас скуловые кости, казалось, проткнут натянувшуюся и тонкую как пергамент кожу. Но тоннель он прокопал знатный. Высокий,с метр, и широкий настолько, что крупный мужчина мог в нём свободно стоять на коленях. Всё произошло бесшумно. Камни, кирпичи, раствор – исчезли. Не было никакой кучи щебня, лишь немного каменистой пыли на земле. Куда делись остатки стены? Кто ж это мог знать? И кого это, если честно, интересовало? Главное, у нас был открыт путь к главному залу – туда, где Эля Карране и её спутники предавались греховным забавам.

Мы проскользнули через тоннель Второго. Самого близнеца оставили под стеной, ибо не было смысла тащить его туда, где вскоре произойдёт схватка. Я подозревал, что онскоро не поправиться, и нам придётся нести его на обратном пути. Если вообще будет какой-нибудь путь обратно. Впрочем, я знал, что со Вторым может закончиться плохо, независимо от того, отнесём ли мы его в Хез-хезрон и доверим опеке врачей, или же нет. Он мог сойти с ума или превратиться в растение[56].Но я надеялся, что он просто проснётся утром, сплюнет и спросит: «Как прошло, ребята? Деньжата уже получили?»

Мы оказались на чём-то вроде хоров для оркестра. Под нами был огромный, ярко освещённый зал с полом, выложенным розовым мрамором. В центре зала стоял совершенно не соответствующий интерьеру чёрный камень, а на нём лежала обнажённая женщина. Как я и предполагал. Это именно она была в узелке, который несли друзья Эли. Я увидел, что руки и ноги жертвы привинчены к валуну, а из ран в четыре посудинки сочится кровь.

– Ну, дают, – прошептал Первый.

Вокруг кровавого алтаря качалось в странном танце шестеро особ в алых туниках. Под потолок уносился тошнотворный дым кадил. Танцующие что-то пели, но это была диковинная песня без слов и мелодии. Среди них я увидел Элю Карране. Прекрасную, золотоволосую Элю. Смертух посмотрел на меня.

– Она должна быть моей, – сказал он хриплым шёпотом.

– Она уже лишь Господа Бога, – грустно возразил я.

Первый посмотрел на меня с вопросом в глазах. Ну что ж, нам надо было спуститься и поэтому мы тихонько привязали три каната к балюстраде. Спрыгнуть придётся одновременно, ибо Бог знает, какие ещё сюрпризы ожидают внизу. И мы соскользнули. А потом уже с криком и оружием в руках мчались к ним.

Всё случилось так быстро, что они не успели даже дёрнуться. Смертух саданул одного из мужчин навершием сабли. Близнец приложил следующего дубинкой поддых, а я бросил третьему в лицо горсть шерскена и одновременно с полуоборота ударил четвёртого по голове концом палки. Чуть сильнее, чем нужно. Она развалилась как перезрелый арбуз. Но это всё от нервов. В этот момент Эля Карране начала кричать, ударенный поддых мужчина протяжно завыл, а ослеплённый мной катался по полу и тёр веки. Очень плохо. Если вотрёт шерскен в глаза, не будет видеть до конца жизни. Например, не увидит пламени, охватывающего сухие дрова его костра. Пятым из мужчин оказался мой знакомый шулер – Лоемерр, званый Мерри. Он стоял и трясся. Смотрел на меня исполненным ужаса взглядом.

– Господи помилуй, Мордимер, – простонал он, словно мнил, что Господь может смилостивиться над таким, как он.

Эля оказалась храбрее, ибо бросилась ко мне, целясь когтями в глаза, но Смертух дал ей подножку, и она рухнула на мои сапоги. Я со всей силы пнул её в лицо, и что-то хрустнуло. Потом я узнал, что сломал ей нос и челюсть. Первый в это время присматривался к девушке, привинченной к камню. Она была мертва или в близком к смерти трансе, глаза её были закрыты.

– Ну и куколка, – сказал он, проводя рукой по её груди. – Можно… значит, Мордимер?

Я кивнул головой, ибо ей и так хуже не станет, а близнец любил подобные забавы.

– Я предупреждал тебя, – обратился я к Мерри, – но ты не захотел прислушаться к словам друга. Правда, я не был его другом, но так звучало лучше.

Шулер сел на пол и закрыл лицо руками. Из-под пальцев у него текли слёзы. Это было как жалко, так и отвратительно.

– Мы не делали ничего плохого, – простонал он. – Это обычная потаскуха, Мордимер. Ведь её ничего не стоящая жизнь не могла заботить Бога!

– Идиот, – сказал я без гнева, потому что Мерри был уже трупом. – Вы вызывали умертвия и приносили человеческие жертвы. Для Бога и Инквизиции речь не идёт о жизни этой девки, дорогой друг. Речь исключительно о ваших бессмертных душах, которые вы осквернили и обесчестили. О ваших душах, которые без нашей помощи забрели бы прямов адскую бездну!

– Ты можешь мне помочь, Мордимер? – Глаза шулера были как у побитой собаки.

– Я буду беседовать с тобой так долго, пока ты всем сердцем не осознаешь своей вины, всей твоей сутью, всей душой, всем умом и телом – или, скорее, тем, что от твоего тела останется, – пока не захочешь искупить свои грехи и отречься от дьявола. И тогда, когда ты уже будешь в согласии с Богом и людьми, я отдам тебя огню, Мерри.

– Оно того стоит, Мордимер? – выкрикнул он. – Из-за неё? – Он указал в сторону девушки на камне, над которой сопел Первый.

– Ничего ты не понимаешь, – возразил я и покрутил головой, ибо уже понял, что наши разговоры в Хез-хезроне, в подземельях Инквизиции, затянутся. – Но ты поймёшь, поверь мне, поймёшь непременно…

– Мы получали золото, Мордимер. – Лоемерр поднял голову, и я увидел, как в его глазах блеснула надежда. Он не мог согласиться с мыслью, что фактически уже умер. – Мы получали золото, много золота. Хочешь? Сколько? Тысяча крон? Пять тысяч? Десять тысяч? А может сто тысяч, Мордимер?

– Сто тысяч? – спросил Смертух, и я увидел, как в его глазах засветились опасные огоньки.

Побился бы о заклад – он не до конца представлял себе, что можно сделать со ста тысячами крон.

– Мы приносили жертвы умертвиям и получали деньги, – горячо объяснял Мерри. – Один раз тысячу, потом пять тысяч, потом снова две тысячи. Присоединяйтесь к нам, ко мне, убейте их, если хотите, я знаю всё, я…

Я ударил его концом палки в зубы, и он упал на спину.

– Смертух, – кротко сказал я, – не будь дураком. За всё надо когда-нибудь платить. Они платят прямо сейчас.

Я проверил, закончил ли Первый, и вызвал Ангела-свидетеля. Он явился, проверил мою лицензию, и на какой-то миг я прямо замер от мысли, что Ракшилель подделал документы. Ангел-свидетель не понимает шуток. Если бы лицензия оказалась недействительной, он мог это проигнорировать, сочтя, что мы и так сделали много хорошего, но с тем же успехом он мог также убить нас одним ударом огненного меча. Впрочем, не думаю, чтобы он утруждал себя извлечением его из ножен. В конце концов, тараканов убивают давя сапогом, а не из пушки. К счастью, всё было в порядке, и Ангел-свидетель благословил нас. Сейчас, с его благословением, мы могли уже не бояться, что прибудут умертвия, желая отомстить за то, что мы уничтожили их приверженцев. Я всегда задумывался, почему умертвия жаждут в качестве жертв людей? Что это им даёт? Наполняют ли они их силой или позволяют насладиться обрывками жизни, вспомнить то, что было прежде? А может исчезающая жизнь хоть на миг облегчает их вечную боль, а кровь жертв гасит адский огонь, снедающий их нутро? Ха, вот хороший вопрос для теологов и, поверьте мне, они пытались на него ответить. С той лишь разницей, что если бы какой-нибудь теолог оказался на моём месте, то он навалил бы полные штаны.

Ангел-свидетель попутно также исцелил Второго, и я решил запомнить его любезность. Иметь доброжелательного Ангела-свидетеля – это выигрыш в лотерею[57].Быть может, он также попросил моего Ангела-хранителя, чтобы тот присмотрел за нами на обратном пути, поскольку нас уже ничего не беспокоило. Но проблем и так хватало, потому что некоторые из пленников не могли идти сами. Что ж, умение ходить им больше не понадобится. На костёр их провезут через город в чёрных, деревянных возках, к радости шумно столпившейся вдоль улиц черни. Хез-хезрон был благочестивым городом. Здесь надо не охранять узников, чтобы кто-нибудь их не отбил, но следить, дабы кто-нибудь, движимый неразумным усердием, не решил сам воздать по заслугам еретикам и богохульникам.