Текст книги "Банкротства и разорения мирового масштаба. Истории финансовых крахов крупнейших состояний, корпораций и целых государств"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Странная миссис Camel

Дорис Дюк (Doris Duke, 1912–1993)

Дочь табачного магната Джеймса Дюка.

Запомни, тебя всегда будут любить только за твои деньги, а не за твои достоинства.

Наставление Джеймса Дюка дочери Дорис

По загородному поместью Дорис Дюк бродили два верблюда, безнаказанно попирая не только ухоженные газоны, но и персидские ковры в холле. Подобно священным коровам в Индии, верблюды Дюк пользовались неприкосновенностью. Своим полутора-миллиардным состоянием она была обязана сигаретной пачке с их изображением.

Джеймс Дюк любил табак и детей. Табака у него было сколько угодно, а вот дитя только одно.

Дорис – единственная дочь владельца American Tobacco – появилась на свет в 1912 году. Сигареты Camel – главная статья дохода American Tobacco – спустя год.

Изобретение Camel позволило Джеймсу Дюку устроить своей единственной дочери райскую жизнь. Разумеется, в соответствии с бесхитростными представлениями о рае, которые всегда были в ходу в Америке.

В сад ангелоподобного младенца выносили на руках телохранители. Сидеть Дорис разрешали только на шелковых подушках. Когда ей пришло время идти в школу, Дюк купил Rolls-Royce. Его единственным назначением было возить дочь на уроки и с уроков.

Ее именем были названы личный пульмановский вагон Джеймса Дюка и восьмидесятифутовая яхта. Дорис принадлежал самый большой дом на Пятой авеню, которому она так и не смогла найти применения. И в 1957 году подарила нью-йоркскому университету.

На случай, если Дорис когда-нибудь изъявит желание получить высшее образование, Джеймс также сделал необходимые приготовления. А именно: пожертвовал около $10 млн Trinity College в Северной Каролине, потребовав взамен, чтобы колледж переименовали в университет Дюка.

В благодарность она засыпала отца нежными записочками, которые красовались на его рабочем столе в качестве бесценных сувениров.

К сожалению, умудренный опытом Джеймс ухитрился изрядно отравить единственной наследнице удовольствие от сказочного богатства. Разумеется, из лучших побуждений.

Завещав ей $100 млн, он добавил к ним один-единственный жизненный принцип: «Не доверяй!»

«Запомни, тебя всегда будут любить только за твои деньги, а не за твои достоинства», – внушал он застенчивой дочери. Что, согласитесь, скорее напоминает родительское проклятие, нежели благословение чадолюбивого старца.

* * *

Джеймс скончался в 1925 году. Дорис отметила 13–летие и получила стомиллионное наследство. До поры до времени оно было, правда, отдано под присмотр душеприказчиков.

Зато сакраментальное «Не доверяй!» осталось в ее полном и единоличном распоряжении.

Первой последствия отцовского воспитания ощутила мать Дорис. Она решила улучшить свое материальное положение, продав семейную ферму в Нью-Джерси, включавшую 30–ком-натный особняк, крытые теннисные корты и искусственные озера.

13–летняя Дорис вспомнила, как приятно было посиживать под тамошними деревьями на шелковых подушках, и недолго думая… подала на мать в суд.

И выиграла. Ферма осталась во владении семьи.

После чего Дорис спокойно удалилась в Нью-Джерси. Где безмятежно дожидалась совершеннолетия, совершенствуясь в танцах, исполнении джазовых композиций на фортепиано и чтении биржевых сводок.

Через шесть лет Дорис получила первые $10 млн из наследства и превратилась в одну из самых перспективных невест предвоенной Америки. Что ни на йоту, увы, не прибавило ей доверчивости.

Длинная серия романов и бракосочетаний неизменно завершалась разочарованиями – в полном соответствии с отцовским напутствием.

Первый супруг, Джеймс Кромвель, которому уже шло к 40 годам, в первую же брачную ночь вместо того, чтобы выполнять свой супружеский долг, вовлек ее в увлекательную беседу на тему о том, какое ежегодное содержание она согласна ему платить.

Схема эта, увы, безукоризненно функционировала на всем протяжении ее богатой треволнениями приватной жизни.

Дорис Дюк была образованна, обаятельна и умна. Ее деловые качества не вызывали ни тени сомнения. (Унаследовав в 1912 году $100 млн, она за 60 лет превратила их в $1,5 млрд).

Даже самый беззастенчивый подхалим не рискнул бы назвать ее красивой. Но небанальная внешность, умело подправленная визажистами, модельерами и ювелирами, производила весьма эффектное впечатление.

Короче, все, что нужно для счастья, у нее было.

Но, на собственную беду, Дорис Дюк была чересчур богата.

Возлюбленные теряли голову при взгляде на ее коллекцию древнего исламского искусства, на ее драгоценности, лимузины, на ее поместья в Нью-Джерси, Калифорнии, Род-Айленде и на Гавайях.

Она не выдерживала конкуренции с собственным банковским счетом.

* * *

От недолгого брака с Кромвелем у Дорис остался приобретенный во время медового месяца дворец в Гонолулу. А в придачу привычка нанимать сыщиков для слежки за своими благоверными и предаваться любви на стороне.

Она быстро установила личный рекорд, за несколько месяцев пополнив свою свиту гавайским чемпионом по плаванию, малоизвестным английским аристократом Алеком Каннингемом и голливудской звездой Эрролом Флинном.

Прочие остались безымянными. Роман-экспресс в поезде Нью-Йорк – Калифорния Дюк прокомментировала так: «Ну, там же было совершенно нечего делать, в этом поезде».

Смирившись с тем, что мужчин следует покупать, соизмеряя размер вознаграждения с силой страсти, она уже не отступала от этого принципа.

Согласно ее наблюдениям, быстрее всего европейские и американские красавцы покупались на недвижимость.

Латиноамериканец Порфирио Рубироза был известным европейским жиголо. И привлек внимание Дюк тем, что крутил роман с тогдашней знаменитостью и признанной красавицей – французской актрисой Даниэль Даррье.

Дюк деловито вмешалась в этот роман и соблазнила Пор-фирио, купив ему дом в Париже.

Следующий экземпляр – мексиканский джазист Джое Кастро – обошелся ей несколько дороже. Зато он был существенно моложе и организовывал для нее упоительные путешествия по ночным кабакам Лос-Анджелеса. По случаю этого романа она купила в Беверли-Хиллз виллу, на которой прежде проживал Рудольфо Валентино.

Правда, как женщина деловая, Дюк никогда не упускала возможности вернуть себе вложенное, по возможности сторицей. Так что после завершения и этого романа ее адвокаты виллу у Кастро отвоевали.

И Дюк разделила ее со своим следующим спутником, дизайнером Эдуардо Тиреллой. Для Дюк роман закончился тяжелым разочарованием – Эдуардо предпочитал мужчин. Ему самому роман стоил жизни.

Выезжая однажды на лимузине за ворота виллы, Дорис насмерть переехала незадачливого кавалера. На следствии она поклялась, что произошел несчастный случай. В том же убедительно поклялись ее друзья, телохранители, прислуга и соседи.

Возможно, так оно и было.

Во всяком случае, после смерти Тиреллы Дюк перестала столь энергично коллекционировать любовников. И посвятила себя благотворительности, сочтя, что для ее возраста подобный способ тратить деньги более естественен.

С особым пристрастием она покровительствовала актерам и вымирающим видам животных.

Впрочем, ее благотворительность бывала подчас не менее эксцентрична, чем ее романы. Однажды Дюк подарила $5 млн… Имельде Маркос, супруге филиппинского диктатора. Деньги пошли на то, чтобы заплатить залог за Имельду, арестованную в США.

Потом Дюк добавила еще $5 млн, чтобы помочь Маркос оплатить адвокатов. На сей раз уже в долг. Говорили, правда, что Имельду Дорис называла глупой курицей. Зато сам элегантный казнокрад Фердинанд Маркос ей чрезвычайно импонировал.

* * *

В середине восьмидесятых у Дорис Дюк оказалось больше денег, чем когда бы то ни было. Только запасы золота в ее банковских сейфах оказались столь велики, что ежегодная их инвентаризация обходилась Дюк в $150 тыс.

В отличие от отца, которого старость и рост благосостояния сделали болезненно подозрительным, Дорис с годами делалась все великодушнее.

Разумеется, ее продолжал охранять взвод телохранителей, усиленный сворой овчарок. Но перед новыми знакомцами, которых Дюк сама «назначала» друзьями дома, охрана пасовала.

Мужчина и женщина, появившиеся в поместье в Нью-Джерси на исходе восьмидесятых, относились к категории личных протеже хозяйки.

Первой была черноволосая танцовщица с экзотическим именем Чанди и прозаической фамилией Хеффнер. Находкой для салонных приемов ее вряд ли можно было назвать. Так как ее профессией являлось исполнение танца живота в американских кабаках.

Эксцентричность Дорис не шла так далеко, чтобы нанимать домашнюю исполнительницу танца живота. Но Чанди покорила ее глубоким знанием восточной медицины и темпераментной склонностью к исламу.

Беседы о целебных свойствах китайских бальзамов чрезвычайно углубили симпатию Дорис к своему новому приобретению.

В 1988 году Дорис Дюк подписала документы, в которых значилось, что Чанди отныне является ее приемной дочерью и получает все дочерние права. Включая и право наследования. По устоявшейся привычке Дюк скрепила новообретенное родство подарком в виде очаровательного ранчо за $1,5 млн.

Это не помешало ей тремя годами позже Чанди выгнать.

Второй пришелец явился во владения Дюк годом позже при обстоятельствах более прозаичных.

Бернарда Лафферти Дюк взяла на должность дворецкого. Хотя рекомендации у него оказались такие, что о месте в пристойном доме можно было смело забыть. В особенности о месте, предполагающем известную близость к буфету и винным погребам.

Дальние приятели Дюк сплавили Лафферти из своего дома, поскольку он страдал неизлечимой склонностью к алкоголю в любых его модификациях.

В Дорис не ко времени пробудилось милосердие. Она решила предоставить молодому человеку шанс. Лафферти получил в свое распоряжение ключи от фамильных винных погребов и буфетов с бесценным серебром. Как и следовало ожидать, оказанным доверием он немедленно злоупотребил.

Гости Дорис с изумлением наблюдали за тем, как он величественно вышагивал по лестнице с подносом и валился с предпоследней ступеньки, заливая ковер шампанским. Кроме того, их несколько смущал стабильный аромат перегара, который буквально сбивал с ног любого, кто попадался Бернарду на пути.

В один прекрасный день Лафферти обнаружили безмятежно спящим в окружении пустых бутылок из-под коллекционного портвейна. Портвейн же был так благороден и стар, что даже этикетки на бутылках были написаны от руки.

Милосердие Дорис уступило место благоразумию. Лафферти, правда, не уволили, но отправили лечиться к «Анонимным алкоголикам». Где его, надо сказать, привели в полный порядок. К несчастью.

Бесповоротно трезвый дворецкий вернулся к Дюк и окружил свою хозяйку трогательнейшей заботой. Правда, гости продолжали изумляться. Лафферти приобрел забавную привычку подавать на стол во фрачной униформе, но… с золотой серьгой в ухе и босиком.

В сентябре 1993 года 80–летняя Дорис Дюк почувствовала боль в сердце и спустя пару недель скончалась, окруженная заботой цвета лос-анджелесской медицины. Завещание, оглашенное через несколько дней, породило серию сплетен, взаимных обвинений и судебных разбирательств, не завершенных и по сей день.

То, что Дорис обладала своеобразным характером, не вызывало никаких сомнений. Но назвать ее слабоумной, пожалуй, не мог никто. Между тем последняя воля miss Camel заставляла инкриминировать достойной даме именно слабоумие. Или некую злую волю.

Как и ожидалось, большая часть состояния была направлена завещательницей на создание благотворительных фондов, призванных поддерживать столь любимых Дорис вымирающих животных, малоимущих артистов и исламское искусство.

Управление же этими фондами переходило по завещанию к пресловутому дворецкому, Бернарду Лафферти. С единовременным гонораром в $5 млн, пожизненным содержанием в $500 тыс. ежегодно и полномочиями, которые давали ему отнюдь не иллюзорную возможность извлекать как минимум еще $1 млн в год на приватные нужды.

Удочеренная Чанди не упоминалась вовсе.

Первое, что сделала Чанди, ознакомившись с завещанием, – подала на Лафферти в суд, косвенно обвинив его в убийстве благодетельницы.

Первое, что сделал Лафферти, – распорядился о немедленной кремации тела усопшей. Вопреки тому, что именно кремацию Дорис категорически запретила в своем завещании. С момента кремации точнее установить причины смерти Дюк более не представлялось никакой возможности.

Судебный процесс длится второй год. Состояние остается под арестом. Исламское искусство, неимущие артисты и вымирающие животные страдают без завещанных им миллионов.

В отличие от верблюдов, за которых Дорис Дюк некогда заплатила $25 млн. Для них она предусмотрительно создала никем не управляемый полумиллионный фонд.

Занимательная генетика

Жан Поль Гетти-младший (John Paul Getty, Jr., 1932–2003)

Он же Юджин Поль Гетти, сын Жана Поля Гетти-старшего. Сменил имя, назвавшись в честь отца.

Я не желаю становиться бизнесменом. Этим бессмысленным делом может заниматься каждый.

Жан Поль Гетти-младший

Жан Поль Гетти-старший, которого называли самым богатым человеком в мире, завещал своему сыну – Жану Полю Гетти-млад-шему – собственное имя и… $500.

Сегодня Гетти-junior, ставший все же наследником фамильной империи, – расточительный и загадочный, по мнению прессы, как

Гарун аль-Рашид, – крупнейший филантроп Великобритании. За последние годы его благотворительные пожертвования составили $210 млн.

* * *

Юджин Поль Гетти, третий сын Жана Поля Гетти, родился в 1933 году. Его мать, Анна Рурк, дочь голливудского продюсера, была третьей по счету женой легендарного создателя «нефтяной империи Гетти». Брак продлился три года. Так же, впрочем, недолговечны были все браки Гетти-старшего.

Все три года супруг был до чрезвычайности занят: он отвоевывал у собственной матери право контроля над семейной нефтяной корпорацией. Сара Гетти справедливо полагала, что если ее сын получит возможность распоряжаться прибылью по своему усмотрению, то его дети, а ее внуки, вполне рискуют не получить ни пенса.

В результате начинающий миллиардер своего добился, но мать потребовала, чтобы в качестве компенсации была создана новая компания – Sarah Getty Trust, которая бы распределяла доходы среди всех отпрысков по фамилии Гетти без исключения. Время показало, что Сара Гетти была во всех отношениях мудрой женщиной. И отлично знала своего сына.

Гетти создавал свою нефтяную империю, на семью времени просто не было. Брак с Анной Рурк распался. Однако Жан Поль Гетти был мужчиной последовательным и настырным, он методично продолжал свой брачный марафон. Анне Рурк он оставил двух сыновей – Юджина Поля и Гордона. Их судьба Жана Поля Гетти-старшего абсолютно не занимала. Разумеется, до поры до времени.

В начале 1950–х Юджин Гетти был весьма достойным молодым американцем. Он был строен и привлекателен. Носил очки и изучал английскую литературу в университете Сан-Франциско. Служил в армии, женился. Гейл Харрис родила ему двоих сыновей и двух дочерей. У него были ровные отношения с матерью и в общем никакие – с отцом.

Его единственным недостатком в те годы было становившееся уже заметным пристрастие к алкоголю.

Однажды из статьи в журнале Fortune он случайно узнал, что его отец – самый богатый человек Америки. Это его совершенно шокировало. До того времени у него было весьма туманное представление о том, до какой степени богат его отец.

Юджин Поль любил музыку, спорт и искусство. О том, что такое нефть и цены на нефть, он знал постольку, поскольку ему, как и всем, приходилось регулярно заправлять машину. Он был молод, неплохо обеспечен (об этом заботился Sarah Getty Trust) и обладал даром легко завоевывать друзей.

Быть может, со временем он стал бы неплохим университетским профессором. Судьба и его отец распорядились иначе.

* * *

В конце 1950–х Гетти-старшего всерьез озаботил вопрос о престолонаследнике. Он счел момент подходящим, чтобы приобщить своего третьего сына к семейному бизнесу. Отчего Юджин Поль не отказался – неизвестно. Но вместо диссертации о редких манускриптах он все же стал заниматься нефтедобычей на одном из отцовских предприятий, получая, по семейной традиции, $100 в неделю.

Вероятно, некоторые успехи на этом поприще обнадежили его отца. Жан Поль Гетти решил доверить сыну более ответственную должность и отправил его в Италию.

Наш герой явился в Рим и стал директором филиала Getty Oil в Италии. А чтобы полнее соответствовать новой роли, попросил у отца разрешения сменить имя. Разрешение было получено: Юджин Поль Гетти официально стал Жаном Полем Гетти-младшим.

Клаус фон Бюллов, один из ближайших сотрудников Гетти-старшего, говорил впоследствии, что Полю лучше было бы со временем стать директором Музея искусств Гетти. Там его тяга к творчеству, недурной вкус и образование пришлись бы впору. Однако отец был сам неплохо образован и считал, что знает толк в истории и в искусстве. Он был убежден, что флирт с искусством совершенно не мешает браку с биржевыми сводками. Вполне вероятно, что именно так оно и есть, однако время и место для эксперимента над собственным отпрыском были выбраны крайне неудачно.

Рим конца 1950–1960–х годов оказался далеко не идеальным местом для начала образцовой карьеры на территории нефтяного бизнеса. Рок-звездами здесь восхищались больше, чем банкирами. Героин, музыка и секс в Вечном городе полагались безусловно более важными занятиями, чем биржевые спекуляции. Каникулы и будни путались. Город был отдан на откуп героям «Сладкой жизни». (Феллини как раз заканчивал съемки фильма, когда Гетти-младший появился в Италии, это можно счесть вполне пророческим предзнаменованием.) Римляне, в особенности молодые римляне, предпочитали не делать деньги, а тратить деньги, добывая их вовсе не из нефтяных скважин, а как бы прямо из воздуха.

Быть сыном одного из самых богатых людей в мире и жить в Риме – искус оказался слишком велик. Гетти-младший стал проводить больше времени на вечеринках, в необременительных вояжах и на антивоенных демонстрациях, чем в рабочем кабинете Getty Oil Italiana.

Он развелся с Гейл Харрис и познакомился с Талисой Пол, датчанкой, родом с Явы. Она была красива, обаятельна и в высшей степени подвержена истерикам и депрессиям. Поль был очарован ее небанальным нравом, и в 1966 году они поженились. Свадебный костюм жениха был дополнен галстуком «психоделической расцветки», наряд невесты состоял из жакета и вельветовой мини-юбки, отделанной белой норкой.

Большую часть гостиной в их доме занимала гигантская клетка с экзотическими птицами, рядом стояли кресла из слоновой кости и маленький храм Будды, перед которым всегда курились благовония. Их сын, родившийся в 1968 году, получил имя не менее «психоделической расцветки», нежели свадебный галстук его отца: Тара Габриэль Гэлакси Грамафон Гетти.

Поль и Талиса совершали ритуальные путешествия в Индию и на остров Бали, отдыхали на вилле под Римом или в обветшалом дворце в Марракеше. Их частым гостем был Мик Джаггер. Дни были заполнены пикниками, загородными прогулками и героином, без которого оба супруга в ту пору уже не могли обойтись. И сексом. Гетти искренне любил Талису, но верность не входила в число его добродетелей. Позднее он говорил, что переспал в те годы с большим количеством женщин, чем любой другой мужчина. Исключая Джаггера.

Деловая карьера Гетти-младшего была пущена под откос. Getty Oil Italiana не приносила ни доходов, ни удовольствия.

Гетти-старший до поры до времени терпел, к тому же он в очередной раз был до чрезвычайности занят. В 1970 году между отцом и сыном состоялось все же решительное объяснение.

«Я не желаю становиться бизнесменом, – заявил сын, – этим бессмысленным делом может заниматься каждый». Отец был, разумеется, шокирован и уязвлен и, возможно, даже проклял дерзкого наследника. В любом случае жизнь Гетти-млад-шего стала принимать такой крутой оборот, что можно было бы и впрямь подумать, что над ним тяготеет рок родительского проклятия.

* * *

В середине 1971 года Талиса переехала в Англию, в поместье Чейн-Уок. Она была уже по горло сыта тем «рассеянным образом жизни», который она вела рядом с Гетти. Она перестала принимать наркотики, пить, завела очередного любовника и собиралась затеять бракоразводный процесс. 10 июля 1971 года она вылетела в Рим, чтобы окончательно объясниться с супругом.

Буквально на следующий день ее не стало. Она скончалась, приняв слишком большую дозу героина.

Никто, кроме, разумеется, самого Гетти, не знает, что же произошло в ту ночь. Предложил ли он жене принять наркотик или заставил или она сама решила таким образом облегчить себе неприятное объяснение? Намеренно или случайно он ждал слишком долго, прежде чем вызвал врачей? Было ли происшедшее убийством, несчастным случаем или самоубийством?

Достоверно известно лишь одно: когда был опубликован отчет коронера, итальянская полиция потребовала возвращения Гетти из Англии, куда он спешно вылетел после происшествия. Адвокат и друг Гетти Ванни Тревис заставил полицию отступиться. Никто не знает, каким образом ему это удалось.

Возможно, эта история не стала бы постоянным источником для журналистских сплетен, но ее сопроводил чрезвычайно двусмысленный контекст. При сходных обстоятельствах едва не погибла жена фон Бюллова. Безграмотно сделанная инъекция инсулина превратила ее в инвалида до конца дней. Дело дошло до суда, и шансы фон Бюллова выиграть процесс оценивались крайне невысоко.

Тогда же загадочная смерть настигла одного из музыкантов Rolling Stones, Брайана Джонса, и еще одного близкого друга Гетти – Мика Джаггера обвинили в причастности к этой смерти. В обоих случаях Гетти-junior предоставил ответчикам гигантские суммы для участия в судебном разбирательстве. Только залог за фон Бюллова стоил ему $1 млн. Все это оживило самые мрачные слухи о смерти Талисы.

Тотчас же после ее гибели отец лишил Жана Поля-младшего права участвовать в управлении предприятиями Getty Oil и его доли наследства. По новым условиям отцовского завещания ему полагалось унаследовать… $500. Разумеется, за ним остались дивиденды Sarah Getty Trust, но Гетти-младшему все это вместе было уже совершенно безразлично.

Он привык к успеху, был жизнерадостен, обаятелен, остроумен, капризен, великодушен и в общем-то беззащитен. Он не выработал иммунитета против несчастья. Смерть Талисы почти уничтожила его самого.

Гетти переехал в Чейн-Уок и перестал появляться на людях. Он не боялся пересудов – просто потерял интерес ко всему, что происходило вокруг. Он проводил свои дни, не вставая с дивана, выпивал по бутылке рома в день и пересматривал старые фильмы на видео. Он как бы погрузился в оцепенение, в полузабытье, которое продлилось 13 лет.

Единственный раз он нарушил свое затворничество – в день похорон отца.

По иронии судьбы именно в это время стремительно росло его личное состояние. Цены на нефть подскочили, годовой доход Гетти-младшего достиг $20 млн. Он стал тратить огромные суммы на экзотические приобретения и благотворительность. Со стороны вполне могло показаться, что этот человек буквально избавляется от денег, будто сопротивляясь какому-то пагубному наваждению.

Его здоровье ухудшилось – цирроз печени, отказывали ноги, симптомы диабета. Скоро ему пришлось проводить примерно половину года в клиниках, в окружении сиделок. Его пытались вылечить – своим врачам он не помогал.

Его главный и, быть может, единственный дар – умение находить друзей – спас ему жизнь. Благодаря друзьям уединение в Чейн-Уоке не превратилось в изоляцию. Друзья поддерживали в нем интерес к жизни. Они заставляли Гетти глотать лекарства, делать зарядку, соблюдать диету. Его последняя подруга – Виктория Холдсворт – долгие годы сносила его капризы, депрессии и приступы ярости.

Мик Джаггер приезжал в Чейн-Уок и часами рассказывал о крикете, комментировал крикетные матчи, объяснял правила, знакомил с игроками.

В середине восьмидесятых годов, через 13 лет после гибели Талисы, Гетти стал выбираться из своего забытья.

* * *

В 1990–е годы Жан Поль Гетти-младший жил в Великобритании. Он избегал внимания прессы и публики, но несмотря на это или, быть может, именно благодаря этому, чрезвычайно любим англичанами.

Он продал Чейн-Уок и поселился в Лондоне. Его состояние заметно выросло и продолжало расти, хотя он никогда не был так богат, как его отец. Компания Sarah Getty Trust была продана в 1984 году, доля Жана Поля Гетти-младшего от продажи составила $750 млн. Десять лет работы его собственной финансовой корпорации Cheyne Walk Trust превратили эти деньги в $1 млрд.

Он по-прежнему тратит крупные суммы на благотворительные цели, однако его пожертвования уже не носили столь маниакального характера, как прежде. Большая часть его даров была анонимна, хотя самые крупные хорошо известны: $63 млн – Национальной галерее (за это Елизавета Вторая пожаловала ему дворянский титул), $25 млн – на спасение и содержание Британского киноинститута, $4,4 млн – на нужды национального крикетного клуба.

Его образ жизни оставался скорее замкнутым, но эксцентричность, богатство и таинственность, похоже, навсегда обеспечили ему репутацию самого заметного персонажа в британском высшем свете.

Кроме того, Гетти-младшего уважали за его фанатическую приверженность крикету. Мик Джаггер сумел-таки пристрастить его к этому спорту, о котором сами англичане говорят: «Вы можете быть убийцей-маньяком, но если вы убийца-маньяк, который любит крикет, то в Англии вы – в порядке». Гетти не просто любил крикет: у него был собственный стадион для крикета и собственная крикетная команда.

Жан Поль Гетти-младший скончался в Лондоне в возрасте 70 лет. Гетти-старший, будь он жив, скорее всего счел бы своего сына слабохарактерным и расточительным бездельником, недостойным имени и состояния Гетти. Существует, однако, иная точка зрения: Жан Поль Гетти-младший и был подлинным наследником фамильной империи. Император совсем не обязательно должен быть самым богатым, но самым недоступным, великодушным и щедрым – непременно.