Текст книги "Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917-1920 гг."

Автор книги: Вячеслав Клименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

В органы милиции нужно было направить работников преданных, идейных, очистить их от людей нейтральных, отказывавшихся бороться с контрреволюционерами, ссылаясь на то, что они призваны охранять только личную безопасность граждан. В циркулярной телеграмме НКВД местным Советам подчеркивалось, что советская милиция, состоящая на службе у рабочих и крестьян, не может быть безразлична к их врагам.

Согласно приказу комиссара по гражданской части М. И. Рогова, лица, служившие ранее в царской полиции, сразу, без всякого ограничения подлежали увольнению. Из личного состава милиции и уголовного розыска исключались также недисциплинированные, недобросовестные работники. Например, в результате проверки несения постовой службы милиционерами на территории станции Москва-Николаевская (товарная и пассажирская) в ночь с 29 на 30 марта 1918 г. приказом по милиции Московского района Николаевской железной дороги были уволены 32 человека ввиду нарушения ими правил несения службы.

Для разбора дисциплинарных проступков милиционеров при комиссариатах создавались товарищеские суды. Такие проступки, как опоздание, ненахождение на посту без уважительной причины, пьянство и т. п., строго наказывались (вплоть до увольнения из милиции без права поступления вновь). В качестве новых сотрудников в милицию привлекались рабочие и красногвардейцы по рекомендации районных Советов и партийных организаций.

29 января 1918 г. в целях совершенствования организационных основ милиции и руководства ею Президиум Моссовета утвердил Положение о народной милиции г. Москвы^{47}, согласно которому административными вопросами управления городом ведал комиссар по гражданской части, а охраной Москвы – комиссар по наружной охране.

Административно-законодательным органом оставался Совет милиции, созданный еще в ноябре 1917 г., исполнительными органами являлись участковые комиссариаты во главе с участковыми комиссарами, назначавшимися Советом милиции и утверждавшимися райсоветом.

Положение упорядочило также структуру участковых комиссариатов, которые теперь состояли из трех отделов: уголовно-следственного, административного и наружной охраны. Каждый отдел был самостоятелен, но в то же время имел возможность координировать свои действия с действиями других отделов при выполнении единой задачи. На комиссариаты возлагалось решение вопросов приема и увольнения милиционеров.

Несколько изменились функции Московской уголовно-розыскной милиции. Теперь она становилась составной частью общей милиции, а ее комиссар, большевик К. Г. Розенталь, получил право самостоятельного проведения различных операций без предварительного согласования с руководителем угрозыска.

Неустанную заботу о новой милиции проявлял В. И. Ленин. Как вспоминал первый начальник Главного управления милиции НКВД РСФСР А. М. Дижбит, при обсуждении Положения о милиции В. И. Ленин спросил наркома внутренних дел Г. И. Петровского о форме одежды для милиции. «Мы переглянулись с Г. И. Петровским, так как о форме милиции мы не подумали. Уловив наше смущение, В. И. Ленин сказал: «Нет, товарищи, без формы нельзя. Милиционер должен отличаться от обывателя. Подумайте над этим». Вскоре милицейская форма одежды была разработана и утверждена.

В. И. Ленин интересовался также жизнью и бытом работников милиции. Однажды, выйдя из машины на углу Большой Серпуховской улицы и Добрынинской площади, он подошел к постовому милиционеру Левашову. «Я думал, – рассказывал Левашов, – что Ленин заметил какой-нибудь промах в несении службы и решил сделать мне замечание. Но я ошибся. Владимир Ильич, правда, расспрашивал меня и о службе, и о борьбе с хулиганами и ворами, но больше всего он интересовался моей семьей, детьми, не забыл спросить и о том, сколько я зарабатываю и как живу. Я все рассказал ему, как есть: что плохо одеты и обуты, что не хватает хлеба, но что мы Твердо верим в хорошую жизнь, которая придет. Ленин задумчивым взглядом смотрел на меня, слушая мои бесхитростные слова, потом пожал мне руку и уехал»^{48}.

Важное значение в деле укрепления милиции имела работа по повышению уровня профессиональной и политической подготовки ее сотрудников. МК партии большевиков особое внимание обращал при этом на изучение милиционерами Конституции РСФСР, декретов Советской власти, партийных документов.

В мае 1918 г. открылась первая месячная школа командного состава, а с декабря стала работать специальная школа при Главном управлении милиции.

Меры по укреплению московской милиции были весьма своевременными. Обстановка в городе продолжала оставаться сложной. Бандиты обнаглели до того, что на Воробьевых горах напали на комиссара Первого тверского комиссариата Яхонтова. Отняв деньги, они высадили его из автомобиля и затем на этой же машине скрылись. Буквально среди белого дня бандиты напали на Арбатско-Пречистенскую районную думу. Ворвавшись в здание и крикнув присутствующим: «Руки вверх!» – они заставили кассира открыть сейф и взяли деньги.

Преступники грабили также церкви. Например, они похитили украшения с иконы Иверской божьей матери в часовне у Кремлевских ворот.

В январе 1918 г. воры очистили патриаршую ризницу в Кремле.

30 января патриарший ризничий архимандрит Арсений обнаружил, что находившаяся в центре зала третьего яруса колокольни Ивана Великого восьмиугольная витрина с дорогими крестами и панагиями вскрыта и почти пуста. Он бросился к громадным шкафам, где хранились серебряные изделия, и увидел, что и здесь похозяйничали грабители: многие наиболее ценные вещи они похитили.

Неизвестные унесли драгоценности с Евангелия Нарышкиной, золотые сосуды Екатерины II, сосуды из нефрита, изделия из кости, а также вещи, усыпанные бриллиантами, и многое другое.

Это были высокохудожественные произведения искусства, являвшиеся народным достоянием. Поэтому в феврале 1918 г. вопрос об ограблении рассматривался на заседании Президиума Моссовета, который обратился к организациям и гражданам с просьбой содействовать розыску похищенных сокровищ.

Московская уголовно-розыскная милиция проделала большую работу, прежде чем в одном из магазинов Верхних торговых рядов была обнаружена часть украденного жемчуга. Окончательно распутать преступный клубок помогли события, которые произошли далеко от Москвы.

В марте 1918 г. саратовский угрозыск за попытку продажи золота в слитках задержал двух мужчин. Затем следствие выяснило, что арестованный помощником начальника уголовно-розыскной милиции И. А. Свитневым некий Самарин на самом деле является рецидивистом из Москвы К. Полежаевым. В ходе обыска на его квартире за обоями в стене нашли искусно замаскированный тайник. В нем лежали золотые кольца и серьги с бриллиантами, рубинами, изумрудами, столовое серебро, богато отделанные кресты, жемчуг и многое другое. Под напором неопровержимых улик Полежаев во всем сознался.

Так удалось установить, что преступление совершили братья Константин и Дмитрий Полежаевы, фамилия которых неоднократно фигурировала на страницах уголовной хроники московских и петроградских газет.

Значительное количество награбленного было отправлено на подмосковную дачу в Красково, где обосновались Дмитрии Полежаев и его соучастница М. Тарасова под именем супругов Поповых.

Прибывшие в Красково сотрудники милиции нашли приготовленные к плавке – разрезанные на мелкие куски – сосуды, а также различные драгоценные камни: крупные алмазы, изумруды, сапфиры.

Вскоре на станционной платформе были арестованы приехавшие из Москвы Полежаев и Тарасова. В их саквояже оказалось немало ценностей из патриаршей ризницы.

За мужество и умелые действия сотрудник милиции И. А. Свитнев получил через В. Д. Бонч-Бруевича благодарность от В. И. Ленина^{49}.

Не все похищенные сокровища были тогда, однако, обнаружены. Так, две чрезвычайно ценные старинные камеи – создание русских мастеров – нашлись лишь в наши дни, причем одна из них находилась за границей, в Англии.

Первые успехи окрылили работников угрозыска. Вчерашние рабочие, солдаты, матросы на практике приобретали нужные профессиональные навыки.

Борьбу с преступниками успешно вели специальные вооруженные отряды рабочих-самокатчиков, конный эскадрон, а также группа балтийских матросов, посланных Центробалтом по предложению В. И. Ленина. Повсеместно круглосуточно патрулировались улицы, в комиссариатах дежурили боевые группы, на опасных участках стояли посты, обеспечивалась надежная связь между ними. Райсоветы приняли по этому поводу специальные решения. «Вводится постовая служба: дневная и ночная», постановил, например, Замоскворецкий районный Совет^{50}.

К наведению порядка были привлечены и воинские подразделения. Военный комиссар Москвы приказом от 9 мая 1918 г. обязал районные военные комиссариаты усилить ежедневное патрулирование улиц города с 10 часов вечера до 6 часов утра.

С целью пресечения антисоветских действий проводились облавы на рынках, в трактирах и т. д. 14 апреля большое количество оружия всевозможных марок и систем удалось отобрать у торговцев оружием и боеприпасами в районе Трубной площади.

Успешно прошла операция и в районе Масловки, во время которой были схвачены уголовники, долгое время безнаказанно терроризировавшие население города. Значительная часть из них имели оружие. Задержанные налетчики назвали имена своих соучастников и адреса притонов. Арестованные преступники понесли суровое наказание.

В апреле 1918 г. патруль милиции поймал на месте преступления вооруженную шайку. Лишь одна караульная команда Рогожско-Симоновского района за период с 27 мая по 2 июня 1918 г. арестовала за кражи, убийства и мошенничество 17 человек.

В июне 1918 г. работники уголовно-розыскной милиции задержали похитителей 9 млн. руб. из почтового поезда на перегоне Кашира – Ожерелье.

Жизнь сотрудников милиции подвергалась постоянной опасности, особенно во время несения службы. После наступления сумерек по неосвещенным городским улицам, не включая фар, нередко разъезжали машины, в которых сидели вооруженные бандиты. Случалось, что они подзывали постового свистком. Короткая схватка, и милиционер замертво падал на мостовую. Такое преступление совершила шайка бандитов, окопавшаяся в районе Землянки.

Лучшие представители народной милиции проявляли мужество и самоотверженность в борьбе за наведение революционного порядка. Милиционеры Первого Пятницкого комиссариата Егор Петрович Швырков и Семен Матвеевич Пекалов 4 апреля 1918 г. вдвоем вступили в борьбу с шайкой грабителей более чем из 10 человек. В этой схватке Е. П. Швырков и С. М. Пикалов погибли. Героев-милиционеров похоронили на Красной площади у Кремлевской стены.

Несмотря на ряд успехов, в деятельности уголовно-розыскной милиции имелось еще немало недостатков. Не слишком высоким был процент раскрытых преступлений. Значительное количество похищенного еще не было разыскано. Число наиболее опасных преступлений: грабежей и убийств – уменьшалось медленно.

Одной из причин такого состояния дел являлась неудовлетворительная работа Совета милиции. Он плохо знал положение на местах, подчас давал непродуманные директивы и т. п. В связи с этим 14 марта 1918 г. общее собрание участковых комиссаров Москвы приняло резолюцию, в которой указывалось, что Совет милиции неработоспособен. Через некоторое время он распоряжением комиссара по гражданской части был упразднен.

В целях дальнейшего укрепления милицейской и уголовно-розыскной службы в июне 1918 г. ее аппарат был реорганизован. Руководство милицией теперь возлагалось на административный отдел Моссовета с подотделами гражданским и наружной охраны. В районах создавались административные отделы районных Советов, которым, в свою очередь, подчинялись местные комиссариаты. Уголовно-розыскной милицией ведал административный отдел Моссовета. Кроме того, было создано железнодорожное отделение, занимавшееся вопросами пресечения бандитизма на вокзалах, на железнодорожных станциях и т. п.

Организационное оформление службы угрозыска в Москве в целом закончилось в ноябре 1918 г., когда в соответствии с постановлением коллегии НКВД от 5 октября 4918 г. о совершенствовании розыскного дела было образовано Городское управление угрозыска. Руководителем его в 1919 г. стал А. М. Трепалов.

Советское правительство постоянно проявляло заботу о личном составе милиции. Об этом свидетельствует декрет СНК РСФСР «О советской рабоче-крестьянской милиции», подписанный В. И. Лениным 3 апреля 1919 г. В нем говорилось, что «содержание всех видов милиции, находящихся в ведении Народного комиссариата внутренних дел, принимается на государственный счет». Надо сказать, что на фронт разрешалось направлять не более трети рядового и пятой части командного состава милиции. Сотрудникам милиции выдавался тыловой красноармейский паек. Улучшалось снабжение их оружием и снаряжением, вводились «обязательное обучение военному искусству и военная дисциплина»^{51}.

Большое значение придавалось вопросам законодательного регулирования деятельности органов внутренних Дел.

Летом 1920 г. ВЦИК утвердил Положение о рабоче-крестьянской милиции, которое закрепляло ее структуру, определяло источники комплектования кадрами и порядок технического снабжения, обобщало опыт организации работы милиции в годы гражданской войны.

Все это играло большую роль в тот период, когда вооруженный бандитизм все больше и больше принимал антисоветскую окраску.

В 1919 г. в Москве продолжал еще существовать ряд крупных бандитских шаек во главе с такими профессиональными преступниками, как Кошельков, Плещинский, Селезнев, Филиппов, Ермилов, Мякишев и др.

19 января 1919 г. бандиты совершили вооруженное нападение на В. И. Ленина. Владимир Ильич вместе с Марией Ильиничной ехали на машине к Надежде Константиновне в Сокольники. За Николаевским и Ярославским вокзалами, на Сокольническом шоссе, путь им преградили вооруженные люди. Шофер С. К. Гиль решил проскочить и увеличил скорость. Однако Владимир Ильич, думая, что это патруль, попросил остановиться.

Неизвестные подбежали к автомобилю, рванули дверцы и закричали: «Выходи!». Высадив всех; вскочили в автомобиль и понеслись к Сокольникам^{52}.

Дойдя до Сокольнического Совета, В. И. Ленин связался по телефону с ВЧК и обо всем сообщил Я. X. Петерсу.

Кто же совершил это гнусное преступление? Разбойное нападение было делом рук опасного рецидивиста Кошелькова.

Впервые Кошелькова судили еще до революции. Из тюремной камеры его освободила амнистия, объявленная Временным правительством. Возвратившись в Москву, Кошельков тут же сколотил банду из отъявленных головорезов. Это был хитрый, расчетливый и жестокий враг. Убив нескольких сотрудников МЧК и завладев их документами, бандит, выдавая себя за чекиста, производил обыски не только в квартирах, но и на предприятиях. Так, на одном заводе Кошельков со своими подручными во время «обыска» забрал около трех фунтов золота в слитках, почти три с половиной фунта платиновой проволоки и несколько тысяч рублей. В ночь с 23 на 24 января 1919 г. группа преступников убила 22 постовых милиционера.

25 января 1919 г. за подписью В. И. Ленина в «Известиях ВЦИК» было опубликовано предписание заместителю председателя ВЧК Я. X. Петерсу: «Ввиду того, что налеты бандитов в Москве все более учащаются и каждый день бандиты отбивают по нескольку автомобилей, производят грабежи и убивают милиционеров, предписывается ВЧК принять срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитами»^{53}.

В. И. Ленин помогает ВЧК получить учетные карточки на членов крупных бандитских групп. Он пишет в Моссовет записку: «Советую удовлетворить просьбу Дзержинского. Он формально прав…»^{54}

К борьбе с преступниками привлекаются опытные чекистские кадры. Для координации сил и выработки единого плана действий ВЧК проводит специальное организационное совещание. Кроме того, из сотрудников МЧК и угрозыска создается особая ударная группа по борьбе с бандитизмом, возглавляет которую чекист Ф. Я. Мартынов. Затем публикуется обращение к населению города, в котором ВЧК, МЧК и Моссовет, отмечая усилившийся бандитизм, подчеркивают: население должно помочь в борьбе с преступниками.

Приказом московского окружного комиссара по военным делам город объявлялся на военном положении. Виновные в грабежах и насилиях, захваченные и уличенные на месте преступления, подлежали расстрелу.

Это было грозное предупреждение. Вскоре главари крупных банд почувствовали, что им не избежать заслуженной кары. Кольцо вокруг них сжималось. Раньше, чем других, возмездие настигло бандита Козулю (Филип-42 нова). Особая группа сотрудников МЧК и угрозыска сумела найти его в одной из глухих подмосковных деревень, где он пытался скрыться. Вскоре закончили свой путь бандитские шайки Чумы (Селезнева) и др. на Хит-ровом рынке. Облава на рынке дала возможность задержать значительное количество преступников, но вовремя предупрежденный Чума сумел скрыться. Только через несколько дней его поймали на вокзале при попытке уехать из Москвы в Нижний Новгород.

Через несколько месяцев попали в засаду Кошельков и его подручный – бандит Емельянов. Емельянова убили в перестрелке, а Кошелькова, тяжело раненного, отправили в лазарет, где он вскоре умер, не приходя в сознание. Настал черед и Гришки Адвоката (Плещинского): его схватили в момент подготовки к ограблению кассы Волжско-Камского банка.

В 1919 г. МЧК были арестованы, а затем расстреляны такие бандиты, как Волков – участник ряда вооруженных ограблений; Михайлов рецидивист, судившийся шесть раз; Алексеев – матерый уголовник; Лазарев – профессиональный налетчик и многие другие.

В 1920 г. по сравнению с 1919 г. число убийств сократилось на 33 %, вооруженных грабежей – в 3 раза, невооруженных – в 9 раз.

Мощный удар по преступному миру оздоровил обстановку в городе, способствовал укреплению диктатуры пролетариата, которая, по словам В. И. Ленина, «предполагает действительно твердую и беспощадную в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов, революционную власть»^{55}.

Глава 2

СТАВКИ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ БИТЫ

Отпор саботажу

Значительную опасность для молодой Советской Республики представлял саботаж – одна из форм классовой борьбы буржуазии против диктатуры пролетариата. Недаром В. И. Ленин писал: «Саботаж, это – стремление вернуть старый рай для эксплуататоров и старый ад для трудящихся»^{56}. После Октябрьской революции по стране прокатилась волна стачек, спровоцированных буржуазией, которая пыталась дезорганизовать работу государственного аппарата, вызвать хаос и тем самым ослабить власть Советов, а затем, опираясь на вооруженную силу, ликвидировать ее.

В начале ноября 1917 г. высшие чиновники и служащие учреждений свергнутого Временного правительства создали в Москве Центральный стачечный комитет. Комитет призвал не подчиняться Советам, срывать их мероприятия, не выполнять распоряжения комиссаров ВРК. Он делал все для того, чтобы служащие, которые перешли на сторону Советской власти, тотчас были уволены. Во главе комитета стояли кадетско-эсеровские деятели, бывшие члены Городской думы.

Городская дума пообещала служащим в период забастовки уплачивать жалованье (субсидировали такие мероприятия московские фабриканты и купцы). Для оказания материальной помощи саботажникам товарищ городского головы получил из банка обманным путем 6 млн. руб.

Кроме Центрального стачечного комитета, руководили организацией саботажа всероссийский контрреволюционный Союз союзов, Союз защиты Учредительного собрания, торгово-промышленные объединения.

Все высшие чиновники города объявили забастовку. Саботажники не являлись на работу, а если и приходили, то лишь затем, чтобы сознательно все запутать. Только заведующий московским городским водопроводом В. В. Ольденбергер сразу предложил свои услуги новой власти.

«Чтобы пробраться в здание управы, нам пришлось ползти по булыжной мостовой», – писала большевичка А. П. Мухина^{57}, которую однажды вместе с товарищами забросали камнями и обстреляли, пытаясь не допустить в отдел снабжения армии.

Назначенных ВРК городскими комиссарами большевиков М. Ф. Владимирского, В. А. Обуха и др. враждебно встретили чиновники Думы. В здании Думы представители власти увидели полнейший разгром: столы были поломаны, дела, которыми в свое время Комитет общественной безопасности забаррикадировал окна, валялись на полу.

Вначале комиссары попробовали разрешить все вопросы путем переговоров. Для этого они созвали в доме Лобачева собрание. Сперва, вспоминает М. Ф. Владимирский, удалось «заставить служащих нас выслушать, но вдруг появляется какой-то тип и заявляет: «От имени Стачечного комитета запрещаю говорить с захватчиками». Собрание было сорвано. После этого предложено было (Афониным и Волиным) каждому отделению управы избрать для переговоров по три уполномоченных. Служащие ответили отказом. После этих попыток мирно договориться было решено распустить всех служащих и принимать на работу лишь тех, кто даст подписку о признании бюро Совета районных дум^{58} как органа городского управления»^{59}.

На Московском почтово-телеграфном узле его руководители-саботажники всячески препятствовали доведению до сведения работников на местах декретов и распоряжений Советской власти. Вместо них во все концы Республики летели телеграммы и воззвания явно контрреволюционного содержания.

Надо отметить, что огромная часть низших служащих не пошла на поводу у привилегированных чиновников и осуждала их действия.

Рядовые служащие Московского телеграфа и его отделений вскоре приняли на своем собрании резолюцию, которая выражала «полное недоверие коллективу, действия коего показывают, что это есть контрреволюционное гнездо московского почтово-телеграфного узла»^{60}. Г. А. Усиевич в докладе о деятельности Московского ВРК отмечал, что революционные преобразования «поддерживают все союзы низших городских служащих и против нас только комитеты высших служащих, которые объявили места под бойкотом»^{61}.

Вскоре в университете Шанявского состоялось собрание представителей Союза высших городских служащих. На нем были обсуждены вопросы расширения стачки, заслушаны доклады о ходе саботажа. В решении собрания отразились глубокая ненависть к революции и стремление переложить ответственность за сложившуюся обстановку на большевиков. Делегаты заявили «протест» против вмешательства представителей ВРК в дела городского управления.

В ответ на это рабочие столицы под руководством городской партийной организации большевиков начали систематическое наступление на саботажников. 12 ноября 1917 г. общее собрание военно-революционных комитетов высказалось за принятие самых решительных мер. На следующий день этот вопрос вновь стоял на повестке дня заседания ВРК и было утверждено постановление уволить всех саботажников, а также выселить их из казенных квартир в трехдневный срок.

Идею забастовки городских служащих поддержали земские деятели, обратившиеся с приветствием к саботажникам. Еще 8 ноября 1917 г. на своем заседании Главный комитет Земского союза отказался признать Советскую власть и призвал ее полностью бойкотировать.

Прикрываясь цветистыми фразами о демократии, земские заправилы делали все для развала работы Союза, а это, в частности, отрицательно сказывалось на продовольственном снабжении армии. По признанию самих служащих, в Земсоюзе работал «всего один отдел… столовая»^{62}.

Саботаж земцев был длительным и злостным. Спустя несколько месяцев после его начала Комитет призвал к продлению забастовки и прекратил переговоры с представителями большевиков.

Центральный стачечный комитет города проявлял все большую активность. Он часто проводил совещания, выпускал обращения, действовал в соответствии с выработанным оперативным планом стачки, где каждому учреждению отводилась своя особая роль: в нужный момент те пли иные ведомства вступали в стачку или ее прекращали. Причем саботажники преследовали и пропагандистские цели. Так, организовав стачку служащих отделов снабжения, снаряжения и вооружения армии, Центральный стачечный комитет освободил два склада от участия в забастовке, стремясь создать впечатление, что действует так из патриотических соображений.

Понимая, что саботаж будет особенно эффективен, если он охватит ряд крупных городов страны, московские контрреволюционеры поддерживали своих коллег за пределами Москвы. В декабре 1917 г. руководство центральной сберегательной кассы перевело в Петроград для уплаты жалованья саботировавшим чиновникам 500 тыс. руб. (за что вскоре было арестовано).

Огромное значение для нормальной работы промышленных предприятий города имело бесперебойное функционирование банков. Буржуазия и здесь пыталась дать бой Советской власти. Саботаж банковских служащих привел к тому, что многие рабочие Москвы в начале ноября остались без денег, рабочие городской управы два месяца не получали жалованья. Выплата пособий солдатским женам прекратилась.

Пришлось делать «выемку» в Государственном банке. Вот как описывает эту операцию заведующий финансовым отделом бюро Совета районных дум Б. Л. Афонин: «В 7 или 8 часов вечера, забрав в Московском Совете два чьих-то старых чемодана и вооруженную силу, я, Владимирский, Обух и другие явились в банк и предъявили требование о выдаче 5 миллионов рублей, которые должны быть положены на текущий счет бюро Совета районных дум и расходоваться по мере надобности. Директор и оставшийся для чего-то бухгалтер стали доказывать нам нелепость нашего желания. «Нельзя, – говорили они, – требовать открытия текущего счета, не положив в банк денег». Споры происходили больше часа… Бросив разговоры и пригрозив оружием, мы потребовали открытия кладовой и произвели выемку 5 миллионов рублей, из которых 3 миллиона рублей были заперты в шкафу в кабинете директора… На другой день происходила та же процедура… И так почти каждый день с различными вариациями производились выемки по 2–3 миллиона рублей»^{63}.

Первую «выемку» (2 млн.) привезли в Думу. Часть ее сразу же раздали представителям предприятий и учреждений. И на следующий день рабочие и служащие получили жалованье.

9 ноября 1917 г. ВРК распорядился открыть все банки. В выпущенном обращении к населению города назывались подлинные виновники сложившегося положения.

Между тем стало ясно, что промышленники попытаются теперь лишить денег рабочих и служащих путем изъятия своих капиталов. Поэтому ВРК разрешил банкам выдавать без ограничений только суммы для выплаты жалованья трудящимся и военнослужащим. Все остальные могли получать не более 150 руб. в неделю.

Вскоре рядовые служащие Государственного банка приступили к исполнению своих обязанностей. Высшие чиновники встретили это сообщение с нескрываемой злобой, они даже расклеивали по городу списки «штрейкбрехеров».

13 декабря Президиум Моссовета подтвердил решение ВРК о выдаче из Государственного банка денежных средств только для оплаты труда рабочих и служащих, а также солдатским частям, госпиталям и т. д.

Моссовет не раз обращал внимание на то, что ощущается нехватка денежных знаков. В целях правильного их распределения банки ежедневно отчитывались о расходовании средств.

В то время как в Государственном банке финансовая жизнь постепенно налаживалась, в частных банках она по-прежнему оставляла желать лучшего.

Московский ВРК обратился к населению города с воззванием, в котором говорилось, что директора и служащие этих учреждений устроили забастовку и не хотят производить операций. Вскоре посланные в частные банки представители ВРК взяли всю работу там в свои руки.

14 декабря 1917 г. ВЦИК принял декрет о национализации банков. Через некоторое время все 18 частных московских банков были национализированы и слиты в один общий банк. Одновременно с этим произошла ревизия сейфов, в которых обнаружили огромные ценности. Введение государственной монополии на банковское дело покончило с подрывной деятельностью частных банков, являвшихся резервуаром финансирования саботажников, источником различных противозаконных финансовых операций.

Между тем в ряды забастовщиков вступили врачи, учителя, инженеры, техники и другие представители интеллигенции.

В декабре Центральный стачечный комитет объявил в состоянии забастовки весь городской санитарно-дезинфекционный аппарат, к которому присоединились врачи госпиталей и больниц. Примеру своих коллег последовал персонал и других лечебных учреждений города.

От забастовки врачей страдали лишь трудящиеся. Состоятельный московский буржуа за крупную сумму в любое время мог получить квалифицированную медицинскую помощь. Поэтому Советская власть приняла экстренные меры для наказания виновных. Дела наиболее злостных врачей-саботажников в январе 1918 г. были заслушаны в Ревтрибунале.

Процесс привлек внимание широких кругов общественности и периодически освещался в печати. В качестве свидетелей выступали сами медицинские работники. На суде выяснилась неприглядная картина. Свидетель доктор Деев сказал, что больные и раненые лежали по нескольку дней с грязными бинтами, а очередные операции откладывались. Обнаружились многочисленные факты хищения больничного имущества. Большое впечатление на присутствующих произвела речь заведующего врачебным отделом Совета районных дум Н. А. Семашко, который подчеркнул, что если забастовка городских служащих внесла развал в городское хозяйство, то саботаж врачей подверг опасности здоровье и жизнь людей. Мысль о контрреволюционной направленности забастовки прозвучала также в речах обвинителей на процессе П. Н. Мостовенко и Г. А. Пискарева.

Для скорейшего возобновления работы в больницах Совет районных дум вступил в переговоры с врачами. В конце концов больничные врачи прекратили забастовку, а в феврале подали заявления о приеме на работу и санитарные врачи.

Особое негодование населения вызвала стачка учителей. Характерно постановление собрания родителей, состоявшегося в Благуше-Лефортовском районе, которое признало, что забастовка учителей является преступлением по отношению к народу, свергнувшему власть капитала.

В ответ на действия учителей Совет районных дум издал решение об увольнении со службы всех учителей-забастовщиков, а бюро Совета обратилось ко всем сознательным учителям с призывом выйти на работу.

Положение в области образования особенно обострилось в первые месяцы 1918 г. Приходилось объединять школы, преподавательская нагрузка возросла. Саботажников-учителей нередко поддерживали те родительские комитеты, которые состояли из представителей мелкой буржуазии. Они требовали изучения закона божьего и удаления преподавателей, признавших революцию и работавших в советской школе в тот трудный период.