Текст книги "Китайская петля"

Автор книги: Вячеслав Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Часть III

Глава двадцать девятая

Бирюса показалась неожиданно, на третье утро медленного пути по» сакме»– тайной таежной тропе. Все вокруг покрылось росой, что-то потрескивало под сапогами, качались над головой белые зонтики съедобной травы «пучки». Ведя лошадь в поводу, Андрей на ходу ободрал шкурку с сочной пустотелой трубки и вкусно захрустел.

– Смотри, Чен, на этом в тайге прожить можно. Недолго, конечно, но выбраться сил хватит.

В сизой предрассветной мгле, наполненной темными массами елей, в разрыве бледной полосы тумана вдруг блеснул лунный блик на угольно-черной воде.

Передовой кыргыз замер, указывая рукой вниз по склону:

– Бирюса. Там урус живет. Туда пойди.

– А вы? – спросил Мастер.

– Мы нет пойди. Домой, степь.

Провожатые забрали всех лошадей. Пришлось Андрею и китайцам забросить на плечи вьюки и идти пешком. Черная полоса воды расширилась, пересеченная пятнами лунной дорожки. В тумане проглянул глыбистый спуск к неширокой реке, на котором поднимались узкие высокие ели. Небо светлело, над размытыми еловыми верхушками повис молочно-белый диск луны. Плеснула вода, крикнула сойка в темной глубине леса. Неподалеку сонно взлаяла собака.

– Так, – остановив всех, тихо сказал Мастер, – там жилье. Что делаем?

– Я иду первым, – вызвался Андрей, – вы ждете здесь. Если все в порядке, я зову вас, если нет, уходите в тайгу.

Андрей посчитал себя обязанным предложить такой план. Здесь он был у своих – какими бы ни были русские этого времени, для него они в большей степени свои, чем для Мастера и Чена.

– Что ж, так и сделаем, – согласился господин Ли Ван Вэй.

Левая рука Андрея уже была без лубков – спасибо Мастеру. Он двинулся вперед, аккуратно, с перекатом ставя на землю ноги в мягких сапогах. Совсем бесшумной ходьбы не получалось, все же отвык он от тайги, но собака больше не взбрехивала. Шаг, еще шаг – снова плеснула вода, на этот раз явственно и близко. «Бобер, что ли, или выдра какая? – Андрей еще пригляделся. – Выдра… своего рода».

Из темной воды показалась женская голова, потом узкие белые плечи. Острая козья грудь, мокро блестящая в мутном предутреннем свете, ребра, видные под луной, небольшой втянутый живот. Темный треугольник под ним – мокрые волосы завернулись вниз хвостиком, с которого сыпалась прозрачная водяная струйка. Волосы на лобке были обведены складочками, переходящими в чуть располневшие бедра, круглые колени, гладкие длинные икры. Выбравшись, женщина отряхнулась – точь-в-точь, как собака, – потом, ступая белыми ногами по мокрой темной траве, перешла к кусту боярышника и наклонилась за рубахой. Сейчас Андрею стали видны круглые ягодицы, чуть широковатые по сравнению с худой, но крепкой спиной. Рубаху она надевала через голову – когда лицо и грудь скрылись в складках простого беленого полотна, а бедра прикрылись подолом, Андрей, двумя прыжками перескочив полянку, одной рукой плотно охватил тело женщины, стиснув ей руки, а другой рукой туго зажал ей рот. Тело ее резко дернулось в сторону, потом замерло, бессильно обмякнув.

– Сейчас пущу, не бойся. Только не ори. Ясно? Ясно?!! – яростно зашипел он. Женщина мелко закивала. Ее била крупная дрожь. Сдернув вниз подол ее рубахи, Андрей освободил ее лицо. Самое обычное, русское: правильный овал сходил в закругленный выступающий подбородок; нос прямой, с небольшой пипочкой на конце, мягкие щеки. Мокрые волосы двумя «рожками» обегали белый лоб. «Не особенно-то и молодая». От рубахи едва уловимо пахло коровой, парным молоком. И еще чем-то – сладковатым, смолистым дымком… «Ладан, кажется?»

– Одень это. – Шинкарев кивнул на сарафан. – Живешь здесь?

Она молча кивнула в ответ, понемногу успокаиваясь.

– Одна? Чего молчишь?

– Н-не.

– Глянь-ка, и голос прорезался! Говорят, вы тут лодки строите?

– Т-то т-там, на плотбище, – указала она дрожащей рукой куда-то в туман.

– Лодку мне надо. С кем бы поговорить насчет покупки?

– С тятей. Счас покличу! – метнулась она в сторону.

– Э-э-э нет, так не пойдет! – в последний момент Андрей поймал ее за подол. – Покличешь тятю, а выйдет десять лбов с кольями. А так ты у меня заложница. Вот теперь зови!

– Т-я-я-т-я-я! – громко крикнула женщина, – подь сюды-ы!

В ответ в три глотки грохнули собаки, зашлись злобным хриплым лаем.

– Аграфена! – послышался скрипучий голос. – Ну што опять, ети твою…

– Давай, батя, двигай сюда! – громко ответил Андрей.

– Хто там ишшо? Счас собак спущу! – Голос начал приближаться.

– Попробуй только! Враз башку сверну твоей Глашке!

Из-за елки показался старик не старик – пожилой, кряжистый мужик: утиный нос, морщинистое лицо, седая борода лопатой. Некоторое время они молча вглядывались друг в друга.

– Хто ты есть? – ткнув пальцем, спросил мужик. – Человек аль нехристь какой?

«Питекантроп»– снова всплыл в голове наиболее подходящий ответ. А что, так оно и есть, в каком-то смысле. И не в одном даже.

– Русский я, батя, русский.

– Черт те батя! Русскай… – прищурившись, язвительно протянул он. – Да глаз у тя узкай! А ну покажь!

– Пожалуйста, – пожав плечами, Андрей обмахнулся широким православным троеперстием.

– Тьфу!!! – яростно сплюнул мужик. – Как есть, никониан клятый!!

«Вот оно что – кержаки это, раскольники…»

– Да что ты, батя! Какой я тебе никониан – русский я. Простой советский человек.

– Чаво-о?

– Ничаво! – передразнил Андрей. – Со степи я приехал, от хана!

Как ни странно, это подействовало. Мужик явно успокоился, перевел дух.

– Хан он ничаво-о-о, хан стару веру не забижат… токо вот к себе не пушшат пока.

«Вот оно как!» Поворот был интересный. Русские староверы собирались к кыргызам. Стало быть, не врал Кистим.

– А зачем вам к хану? Чего здесь-то, на Руси, не живется?

– Чаво не живется… – снова протянул мужик. – Аль сам не знашь: на Москве царь Ляксей сидит, всех в никонианску веру перекрешшат, за грехи наши тяжкие…

– А к хану-то как – по воде пойдете или посуху?

– А те нашто? – подозрительно спросил он, покосившись на потрепанный китайский костюм Андрея. – А не глянешь ты на кыргызина-то. Да и то сказать, на казака не глянешь.

– А говоришь «никониан»! Погоди, сейчас своих позову, враз поверишь, что от хана. Или боишься?

– Тебя, што ль? – Мужик пренебрежительно дернул плечами, кажется, почти не притворяясь. – Мы тута, в тайге, не больно пужливые. Кличь, коли не врешь.

На крик Андрея еще яростнее зашлись собаки, но больше ничего не произошло. Андрей крикнул еще раз. Еле слышно шевельнулись кусты, и с двух противоположных сторон бесшумно появились Чен с Мастером с обнаженными саблями наизготовку.

– Спрячь, – повелительно кивнул мужик на оружие, – неча в скиту божием саблей махать. Стой, где стоишь. Девку отдай. Говори, чаво надоть!

Андрей отпустил девушку. Та сразу же исчезла за деревьями, мелькнув из-под сарафана босыми пятками.

– Просим нас извинить, – слегка поклонился Мастер, – мы люди киргизского хана. Хотим у вас лодку купить, скупиться не будем.

– Лотку-то… лотку оно можно, – заскреб старовер в затылке, соображая, сколько содрать с незнакомцев.

– И еще одно, – сказал Мастер, взяв мужика под руку, – давайте-ка отойдем, дело тайное.

Они отошли на некоторое время, затем возвратились.

– …дак вам Митрея надоть, он лотки ладит, он имя и торгует… – объяснял мужик господину Ли Ван Вэю.

– А где сейчас Дмитрий? – спросил тот.

– Дак уж на заутрене, – ответил старовер, глянув на посветлевшее небо, – и Глаха туды побегла, а я тут с вам балакаю, токо Бога гневлю… Ладно, идить прям к плотбишшу, во-о-он туды. А мы счас с етим вот, – усмехнувшись, он кивнул на Андрея, – в церкву зайдем, Митрея кликнем.

Еле видная тропинка, покрутившись меж темными боками елей и замшелыми каменными глыбами, на которых вытянулись стройные молодые пихточки, поднялась на пригорок, выведя на небольшую поляну. На поляне расположились скитские строения – бревенчатая церквушка, жилые полуземлянки, скотские и овечьи хлевы. Оставив Андрея у входа, раскольник скрылся в церкви, туда же заглянул и Андрей.

Внутри, в полумраке, теплились огоньки свечей. Женские головы в черных платках, и мужские, стриженые в скобку, склонились, слушая проповедь: «…некоторому монаху благословенному показа Аггел пламень зело велико, и в оном пламени веде лежаща человека, из чрева же ево исходит древо велико с ветвием, и на оных ветвиях различных людей мужеска и женска пола, повешенных за шею и в оном пламени непрестанно горящих… – проповедь вилась монотонно-протяжно, древним мраком обволакивая головы, еще не отошедшие от ночного сна, – …Вопроси же монах Аг-гела, что сие семь. Ответоша ему Аггел, сей человек лежащий есмь Никон патриарх, повешены на ветвиях суть никониане, сыновья и внучата ево…»

– Чаво рот раззявил, ворона залетит, – послышалось за спиной. Видимо, из церкви был другой выход. Рядом с давешним мужиком стоял другой – высокий, сутулый, с очень светлыми волосами и бородой. «Помор? Тут их, вроде, много было – с Архангельска, Вологды, Пустозерска…»

– Вот с им иди, он те лотку подберет, – сказал первый. – Я опосля подойду, тоды и цену сговорим.

Спустившись с другой стороны пригорка, тропинка обогнула толстую сосну, рассеченную вертикальной трещиной, в которую были вбиты деревянные клинья. Рядом росли другие сосны, в которых клинья были толще, некоторые стволы, особенно широко развернутые, лежали срубленными.

– А какие вы лодки строите? – спросил Андрей.

– Дак разны. Каки хошь: однодеревки, обласы, осиновки. Барку вот ладить будем. А те каку надоть?

– Троим сплавиться до Красноярска и товар довезти. И чтобы продать ее там.

– Много ль товару-то?

– Немного.

– Тоды паренку вам дам, есть одна готова. Бона глянь, как паренка ладится.

Недалеко от берега расклиненный сосновый ствол был установлен над землей примерно на метр. Внутри была налита вода, которая «парила» лодку, делая дерево гибким. Распорки-тагуны, расклинивающие стенки колоды, постепенно заменялись на более длинные, таким образом расширяя будущий корпус. Рядом лежали полуготовые долбленки, которые гладко отесывались изнутри и снаружи, смолились, на них устанавливались тесаные мачты и рули, прибивались кованые уключины. Чуть дальше стояла более крупная лодка, собранная из двух продольно-состыкованных колодин. Свежие стесины светились нежно-розовым – это была лучшая лодка, «кедровка», вытесанная из сибирского кедра.

«Интересно…» топорные» суда, без досок. Правильно, пилы-то еще нет. А вот что-то крупное «.

– А это что? – Андрей указал на какое-то сооружение в стороне.

– Сказал же, барку ладить будем.

На земле было выложено плоское днище из бревен и начат монтаж стенок из полубревен, расколотых надвое.

– Из бревен строите – вы так весь лес сведете! – заметил Андрей .

– Толкуй! Бона какая тайга-то, всем хватаит.

– А из досок лодки строите?

– Илимки-то? Сладим, ежли надо, да возни с имя. – Помор пренебрежительно махнул рукой. – Досок-то теслом не настрюкаисси.

– А… – заикнулся было Андрей о пиле, да вовремя прикусил язык.

Дальше за баркой показались готовые крупные лодки – карбасы, не менее десяти. Они стояли полностью снаряженные, готовые к спуску.» Куда это они? Похоже, для одного заказчика «. Андрей один раз участвовал в шлюпочном десанте, сразу вспомнились те лодки, выстроившиеся перед посадкой экипажей.

За карбасами открылся небольшой навес, крытый березовой корой, под которым были сложены гвозди, скобы, скатанный парусный холст, якорь, моток бечевы. Тут же лежали инструменты – топоры, тесла, напарье (коловорот). Обойдя навес, Андрей увидел Мастера с Ченом. Они рассматривали небольшую байдару – каркасную лодку, обтянутую шкурой, легкую и изящную, как игрушка. Рядом стояла готовая долбленка-однодеревка с установленной мачтой, скатанным парусом и двумя парами весел.

– Энта вот ваша, – указал мужик, – счас староста придет, ему и деньги отдашь.

Андрей обошел лодку, покачал весло, подвигал рулем.

– И хорошо такие продаются?

– В прошлом годе почесть все ушли. Не боись, на Красном Яру враз сторгуешь.

Помор тоже оглядел лодку, колупнул толстым ногтем темный мазок смолы. Чен с Мастером забросили свои тюки, затем они вчетвером столкнули лодку на воду, привязав ее к раскоряженной колодине, принесенной паводком.

– Слушай, – спросил Андрей помора, – а сам-то ты кто, беглый, что ли?

– Пошто ж беглый? Гуляшший я, тягло продал.

– Как это?

– Аль не знашь? Как в Сибирь с Холмогор пришел, дали землю, на ей все подати записаны – то и есть» тягло «. Кто новый из Расеи переселится, сторгуешь ему тягло, сам дальше гуляй.

– И что, берут?

– А што ж не взять! Земелька-то нужна – кормиться чем? Еланька моя хороша была, раскорчевана, запахана. Опосля соболишек брал кулемой, теперя вот в скиту лотки лажу.» В кыргызы» хочу уйтить, воля там, в степу-то. А ишшо, бают, на полудне Камень стоит высоченный – снег на ем круглый год не стаиват. А за Камнем тем страна Беловодье. Вот туды бы мне… – Взгляд помора устремился куда-то поверх еловых верхушек.

На спуске, петляющем меж густых елей, послышались шаги, и вскоре, скрепя береговой галькой, к лодкам подошел седобородый мужик в сопровождении Аграфены. У мужика на плече лежал рогожный мешок, молодая женщина несла в руке узел, пряча глаза за низко надвинутым платком.

– Глашку мою на Красный Яр сплавите, – не допускающим возражений тоном обратился старовер к Мастеру, – в куле припас на дорогу – мука, крупа, толокна малость, мясо сохатиное, сушеное. Котел, ложки есть, по вечеру чевонить скашеварите.

– А ты мотри у меня! – насупив брови, обратился он к Андрею. – Станешь с девкой руки распушшать, я те их враз повыдергаю! Ишь ты, ерой, – усмехнулся он и снова обернулся к Мастеру. – Давай-ка отойдем, дела покончим.

Подобрав подол, мелькнув в воде белыми ногами, Глаша забралась в лодку, устроившись на кормовой кокоре – плоской распорке между бортами. На миг Андрею показалось, что быстрый взгляд скакнул было в его сторону, но тут же исчез за вышитым краем платка. На дневном свете стало видно, что волосы у нее темно-рыжие, лицо усеяно веснушками.

– …значит, так и сделаем? – закончил разговор Мастер, подходя к лодке вместе с мужиком.

– Ин быть по сему. Как Кистимов род тронется, я те вестку пошлю, хоть с Глашкой, хоть с Митреем. То-ко ты на нас казачков не наведи – а то шастают ироды, бают, выше по Анисею острог ставить будут. Ну што, все сели? Тоды помогай Господь!

Мужик сильно толкнул лодку, перекрестив ее истовым двоеперстием. Андрей с Ченом сели на весла, и взбулькиванье ровной гребли слилось с журчаньем воды из-под кормы и плеском невысоких волн, быстро уносящих однодеревку от узкой галечной косы. «Для кого ж лодки-то?»– неожиданно для себя снова подумал Андрей.

Глава тридцатая

Неяркий, облачный день разогрелся. Темная вода быстро несла лодку меж бугристых каменных берегов, облизанных ледоходом. Серые глыбины, круто выйдя из воды, лежали плоско, рассеченные трещинами и разлинованные узкими тенями, падающими от березовых стволов. Березняк стеной стоял на прибрежном каменье, далее уходя вверх на крутые горы, из-за которых то тут, то там выступали массивные островерхие скалы. При виде их Андрея охватил легкий зуд старого скалолаза: «Бирюсинские Столбы – жаль, не добрался до них в свое время. В общем, не хуже наших, красноярских».

На гребях он сел лицом в корму, встретился с серыми глазами Аграфены. Молодая женщина все так же сидела на кокоре, изредка перебирая что-то в своем узелке. По жизни Андрей был не очень опытен во всяких женских кокетствах (всегда старался, минуя этот этап, перейти сразу к делу), но в быстрых взглядах рыжей староверки явно виделось ожидание. Кто-то тронул его за плечо:

– Как рука? – спросил Мастер.

– Да не очень.

Левая рука разболелась от непривычной работы – ноющая боль выворачивала плечо, отдавалась в боку.

– Давай я погребу, а ты иди на корму, поболтай с пассажиркой.

– О чем?

– О чем хочешь. Мне, что, и тут тебя учить?

– Понял.

Пробравшись через рогожную палаточку, растянутую поближе к корме, Андрей устроился напротив пассажирки.

– Не устала ехать-то?

– Ништо, мы привышные, – ответила она тихим голосом, не поднимая взгляда из-под платка.

– Так тебя Аграфеной зовут? Это как – настоящее имя или монашеское?

– Кака я те монашенка? От монахов-то и за Камень утекли. Монастырские мы были…

Взгляд, наконец, открылся – серые глаза прозрачные, до донышка ясные, а легкие морщинки уже собрались вокруг век, на белой веснушчатой коже.

– Так ты замужем?

В ответ, уже с легким смешком, глаза в глаза:

– Да откуль там, в скиту, мужа-то взять? Так вот и живу, ни целка, ни мужняя жена. Аль ты возьмешь?

– Чтобы батя твой меня кобелям скормил? – усмехнулся Андрей.

– Ишь ты, пужливый какой!

Длинные пальцы чуть приподняли холщовый подол, круглая белая нога вытянулась вперед, босой ступней раздвигая ноги Андрея и упершись в район вздувшейся ширинки, впрочем, не предусмотренной в китайских штанах.

– Бона в портах-то – небось, оглобля!

«И все, чего хочу я, я вижу наяву… А ноги у нее красивые».

Улыбнувшись, он слегка погладил ей лодыжку, показывая, что в принципе не отвергает ее предложение, неуместное лишь в данный момент, затем снова поставил шершавую загорелую ступню на доски днища – неровные, теплые, с выступившими капельками прозрачно-золотистой смолы.

– А я песню знаю, про вашу речку, – начал он новый круг дорожного разговора.

– Да ну! Скажи.

– А вот:

Ой ты речка, речка Вирюса! Ломая лед, шумит-поет на голоса. Там ждет меня, тревожная, таежная краса! – вспомнил он шлягер, слышанный в школьные годы.

– Хорошо как… – вздохнула Глаша, – мы, по-куль в Рязани жили, тож на голоса пели.

– А теперь?

– Тяперь… тяперя тятя ругает! В церкву, грит, ходи, стихиры пой, а мирское петь – токо Бога гневить.

– Крут у тебя батя!

– Будешь крут – то ведмедь в лесе ходит, то людишки худые набегают. На меня одначе такой вот наскочил, как ты, поутре, ссильничать хотел. Хорошо Карай, кобель отцовский прибег.

– И что?

– Да што? Глотку ему выдрал, и все делов!

«Утром-то…» прибег» бы такой Карай, и Петькой звали…«Хотя вряд ли. Уж с кобелем-то он управился бы. Не медведь все-таки.

– Так что, собаками и отбиваетесь?

– Што ты! У нас и стрелы есть, и бой огненный.

– И где ж вы его берете?

– Так-то не укупишь. Да на Красном Яру человек есть торговый, Мишка Выропаев. Он те и пишшали продаст, и припас всякий – и свинец, и зелье. Ой, што ж я говорю-то?! – прихлопнула она рот ладошкой. – Узнает тятя, вожжой удавит!

– Да ты не бойся, я думаю, он нас к нему и послал. Слышь, Глаша! – Он легко погладил ее круглое колено. – Ты не обижайся, за утро-то.

– Да уж, ухватил, дак ухватил! – Она передернула плечами, под сарафаном коротко мотнулись острые груди, прочертив бугорками сосков по тонкому ситцу. И снова взгляд ушел вниз, спрятавшись за край платка. Босая нога медленно легла на его широкую ногу, обутую в мягкий степной сапог, но вдруг испуганно отдернулась.

– Ну что, оба живы? – сзади высунулся Чен. – Иди, Ши-фу зовет. А я посплю, пожалуй, – завозился он в балаганчике. – Не составите компанию, милая девушка?

– Счас! – с ходу поймав верный тон, притворно-сердито откликнулась Аграфена.

Перебравшись к веслам, Андрей сел лицом к носу, и, не гребя, только правил лодку, удерживая ее на стрежне. Узкий темный поток с плеском катил мимо берегов, поросших высокой травой, из которой торчали каменные глыбы. Лес отступил от реки, ее долина заросла» вертепником»– густыми зарослями тальника, из круглых мелколиственных волн которого поднимались редкие высокие ели. И ели, и тальник, уходящий к таежному склону, и сам склон были погружены в тусклую тень, выше которой все было освещено теплым предзакатным солнцем. Мягкая гора, пронизанная тенями дерев, легкая голубизна неба, белые круглые облака над вершиной, как-то поособому – волнительно и вместе с тем по-детски уютно – раскрывались в пространство таежного мира.

– Ну, и как там девушка? – спросил Мастер.

– Она проговорилась, у кого в Красноярске можно купить оружие.

– Я и сам это знаю. А ты что, ее допрашивал? Мне показалось, у вас была вполне приятная беседа.

– Я помню ту урянхайку.

– Правильно делаешь, что помнишь.

Заметив в темной воде белые барашки, Андрей увел ледку по стрежню, минуя мелководье.

– Можно вас спросить? – спросил Андрей, выровняв ход.

– Спрашивай.

– В степи я видел рисунки, на скалах. Кистим сказал мне, что выбили их белые люди. У жены его древняя кровь, наполовину кровь белых. Откуда это все?

Мастер помолчал, глядя на приближавшийся речной поворот, лишь потом ответил.

– Ханаа красивая девушка, хорошей породы. Действительно, в ней есть кровь белой расы.

– Но откуда здесь эти… э-э-э?

– Азиатские белые? Признаюсь, они меня всегда интересовали. Но тебе-то что за дело?

– Ну, как же, – жили же такие, как я.

– Расовая солидарность? Ливингстон и Стенли в Африке? Не обольщайся, при встрече обниматься не потянет.

– Думаете?

– Скажи-ка мне вот что. Кто из жителей Кавказа больше всего похож на славян? У кого мягкие круглые лица, русые волосы, у многих голубые глаза, а голос без всякой кавказской гортанности? Ну?

Андрей молчал, зная ответ. Ответил Мастер.

– Правильно, у чеченцев. Ну, и что скажешь? Ладно, не скрипи зубами – может, еще помиритесь. А какие снайперы стреляли в тебя в Чечне? Опять же правильно, сплошь славяне – украинцы и чехи. А ваши «братушки» болгары в двух мировых войнах воевали против вас, русских. Мне продолжать или достаточно? Так что болтовня о «братских народах»и уж тем более расах – чистый блеф. Плюнь и забудь.

– Пусть так. Но почему-то мне это кажется важным.

Китаец задумчиво взял в кулак редкую бородку, замер ненадолго.

– Скажи, ты не голоден?

– Пока нет.

– Тогда поужинаем на ночном привале. Что ж, некоторую тонкость инстинкта ты уже начал приобретать. Ощущение важности темы у тебя в целом верное. И связано это с той реальностью, в которой ты действуешь, – хоть в семнадцатом веке, хоть в двадцать первом.

– А поподробнее?

– Подробнее? Попробуем подробнее. Значит, тебя интересуют «азиатские белые»?

– Да.

– Дело это темное, сразу тебе скажу. С чего бы нам начать? Пожалуй, с повторения нескольких базовых вещей:

Первое – внутри себя белая раса очень разная. Например, в нее входят православные эфиопы, у которых лица черны, как наваксенный сапог.

Второе – белые народы всегда жили в Азии, они еамые настоящие, коренные азиаты.

Третье – Центральная Азия, страна великих степей и гор, периодически попадала под власть то одного, то другого крупного народа: скифов, гуннов, тюрок, уйгуров, енисейских кыргызов и, наконец, монголов. Попытки китайцев захватить Центральную Азию были неудачными, степные же народы иногда захватывали Китай, но ненадолго. Понял?

– Да.

– Хорошо. Тогда можно начать.

Сзади раздалось какое-то шевеление, Андрей оглянулся: пробравшись сквозь навес и шлепнув по руке Чена, который, не просыпаясь, инстинктивно сунул руку под сарафан, женщина склонилась к Андрею, прошептав: «Слышь, Ондрюшенька, мне бы…»

– Понял. Ши-фу, можно к берегу?

– Сам решай, ты здесь местный.

– Давай, Глаша, быстрей только.

Зашуршав тяжелым долбленым днищем, лодка подвалила к галечному мыску. Спрыгнув на берег, женщина исчезла в кустах. Андрей, отмахиваясь от комарья, тоже справил малую нужду, затем снова устроился на гребной кокоре, лениво пошевеливая веслом.

– Извините, Ши-фу, вы начали говорить…

– Да. Более или менее известна ситуация, которая сложилась около трех тысяч лет тому назад. В то время в долине Хуанхэ китайцы воевали с таинственным белым народом ди, которых они звали «рыжими демонами». Вытесненные на запад, ди разделились на два народа: чи-ди, или «рыжие ди», стали предками уйгуров – у них были коренастые тела, круглые полные лица, толстые мясистые носы, курчавые рыжие волосы, пышные усы и бороды. В свою очередь бай-ди, или «белые ди», стали предками усуней – высоких, светловолосых, голубоглазых людей. Сейчас, то есть в семнадцатом веке, в Китае существует мнение, что русские, вторгшиеся в Сибирь, есть потомки усуней, тех самых рыжих демонов. Мнение неверное, но о нем чуть далее.

На берегу зашевелились кусты, раздвинув ветки, показалась Глаша. Подбежав к лодке, она прыгнула на корму, затем, сунув руку под сарафан, принялась выгонять из-под подола залетевших туда малых хищников-кровопийц.

– Плывем скорей, а то сожрут ведь, ироды!

– Зна-а-ает зверь, где мясо слаще! – откликнулся Чен, с комфортом развалившийся в балаганчике.

– Молчал бы уж, охальник! – сердито махнула на него девушка.

Оттолкнувшись веслом, Андрей вывел лодку на стрежень.

– Продолжайте, Ши-фу, пожалуйста.

– Так вот. На севере, в долине Енисея, жили родственники «белых ди», которые в китайских хрониках получили название динлинов, а их государство – «Страна динлинов», Динлин-го. Они тоже были высокими, светловолосыми, голубоглазыми, лица их были костистые, с резкими скулами и многими веснушками. По культуре динлины принадлежали к скифскому миру. Западнее, на Алтае и Южном Урале, жили арийцы, по-китайски юэджи. Как полагают некоторые, они пришли с севера, с затонувшего острова – Полярной Атлантиды. Были они темноволосыми, смуглолицыми, немного похожими на армян. Одна волна арийцев, как известно, ушла в Индию, две другие разделились на оседлый Иран и кочевой Туран, вступившие между собой в бесконечные войны. Некоторые племена задержались в горных долинах Гиндукуша, где сейчас и живут самые чистые арийцы, если кому-то придет в голову искать таковых.

– А дальше?

– Так оно и шло примерно с тысячу лет. Лет за двести до нашей эры в степи появились новые хозяева – гунны. Они, как известно, много чего понаделали и среди прочего сдвинули с места один небольшой народ, живший в Северной Монголии, в котловине Великих озер.

– Что это за народ?

– Китайцы называли их гян-гунь. Были они белые, но с легкой примесью азиатской крови – с круглыми румяными лицами, сероглазые, русоволосые.

– Симпатичные…

– Вполне. Так вот, примерно в первом веке нашей эры эти самые гян-гуни перебрались через Саяны и стали расселяться по верхнему Енисею, в Минусинской котловине. При этом они смешивались с голубоглазыми динлинами, но медленно. В это время и те и другие были данниками гуннов, и гунны послали к ним наместником пленного китайца – Ли Лина. Так вот, в одном из своих донесений этот Ли Лин для населения Минусы использовал слово «хягас»– отсюда «хакасы» двадцатого века. Но главное свое имя – славное имя, прогремевшее на полмира! – новый народ получил лет на триста позже. Это имя кыргыз, и ты накрепко запомни его.

– И долго они были под гуннами?

– Недолго. Гуннов они скинули в результате восстания, в котором участвовали их южные родственники – вышеупомянутые голубоглазые усуни. Примерно во втором веке нашей эры хозяевами степей стали тюрки, а в седьмом веке – уйгуры. Уйгуры, правда, в Минусинскую котловину не пошли, отгородившись Большой Саянской стеной – глинобитным валом, усиленным гарнизонными крепостями. К тому времени, а это примерно 750 год нашей эры, уйгуры стали похожи на нынешних узбеков, да и кыргызы получили достаточно желтых генов, чтобы глаза их стали малость поуже.

– Встречались ли эти азиатские белые с настоящими белыми? – спросил Андрей, работая веслом.

– С какими «настоящими белыми»?

– С европейцами. Или, скажем, с русскими.

– Сколько угодно. Хотя еще вопрос, кто из вас настоящий.

Стало темнеть. В кормовом балаганчике, протяжно зевнув, завозился Чен.

– Как полагаешь ночевать? – спросил Мастер Андрея, – в лодке или на берегу?

– Лучше всего найти небольшой остров – без медведей, но с дровами.

– Не очень-то ты к медведям, как я погляжу, – хмыкнул Мастер, – но ты прав. Тогда плывем дальше: до острова, а если не найдем, пристанем прямо к берегу. А пока слушай дальше. Уйгуры одержали славные победы, но разложились изнутри, вследствие идеологической агрессии – манихейства. Позже, на юге Франции, манихейскую заразу выжигал святой Доминик, а позже – Инквизиция. Видишь, какие тут завязки! Но именно тогда и наступил звездный час енисейских кыргызов. В 840 году они перешли Саяны, в течение безжалостной семилетней войны разгромили уйгуров, взяли их столицу Каракорум, вырезали всех, не успевших бежать, и еще двести лет правили всей Степью – от Алтая до Амура. Вот так-то!

– А что потом?

– Потом все как-то неясно. Война с уйгурами так и тлела потихоньку, лет двести, а тут еще началась большая засуха. В десятом веке кыргызы снова ушли за Саяны и жили в своей Минусинской котловине еще двести лет, до Чингиса. И, надо сказать, неплохо жили, создав настоящее, довольно развитое государство. Примерно с седьмого века нашей эры у них появилась своя письменность – руны. Кыргызы торговали почти со всей Азией – очень ценилось их оружие; молодежь из знатных семей обучалась в Китае. Они строили здания, по стилю что-то между Средней Азией и Китаем – такие караван-сараи с загнутыми крышами.

– Кыргызы воевали с Чингис-ханом?

– Скорее нет, чем да. Сначала, в 1206 году, изъявили покорность, поклявшись монгольским нойонам белыми конями и белыми кречетами. Потом, когда монголы потребовали войск для похода на Запад, подняли восстание, но неудачно. Зато и не особенно пострадали. Правда, городская культура исчезла, и они снова стали степняками, обремененными лишь памятью о славном прошлом.

Чен выбрался из балагана, зачерпнув за бортом воды, ополоснув лицо, и уселся, сонно поглаживая выбритый лоб.

– Пора на берег, – сказал Мастер, – вон там, кажется, неплохое место. Давай-ка подводи, а я доскажу, что успею. Так что?… а, вот что. Держава монголов распалась сама собой. Самые воинственные монголы переселились в Джунгарию – географически это южнее Алтая, восточнее вашего независимого Кыргызстана, чтобы тебе было понятно, – и образовали Ойрат-ский союз, дав начало народу калмыков. В 1449 году оираты разгромили наступление китайской династии Мин, даже взяли в плен императора, однако китайцы о покорении Азии не забыли. И никогда не забудут – не такой это народ, чтобы забывать.

…Андрей вспомнил свои питерские занятия по ушу.

Занятия по комплексу движений (таолу) и дыхательной гимнастике (цигун) проходят отдельно и отдельно же оплачиваются. На занятиях по таолу инструктор-китаец спрашивает нового ученика, глядя ему в глаза и искренне улыбаясь: «Пятница цигун придешь?» Ученик, польщенный особым вниманием к своей персоне, отвечает с широкой улыбкой: «Конечно, приду!» «А я нет! – отвечает инструктор, все так же широко улыбаясь. – Водка пить пойду!» Оказывается, в китайском консульстве банкет, собирают всех китайцев, какие только есть в Питере, – только что присоединили Гонконг. Через полгода снова «Водка пить пойду!»– присоединили Макао. Теперь ждут, когда за Тайвань будут «водка пить». А дальше? «Серьезный, кстати, вопрос».