Текст книги "Зашифрованные маршруты"

Автор книги: Вячеслав Имшенецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

– Ложись, – шепнула Таня и упала. Петька ничком свалился меж камней. – Там у реки человек.

Спрятали в мешок документы, подползли к краю скалы. Внизу на плоской глыбе среди воды стоял мужчина. На нем были только короткие зеленые трусы. Ладошкой он стирал воду с тела. И мерз, потому что как заведенный подпрыгивал на камне.

– Кто он такой?

– Не могу рассмотреть, Таня, не наш, кажется. Купается, наверное.

– Но вода-то холодная, может, рыбачит?

– Сейчас посмотрим.

Человек отогрелся и без всякого напряжения прыгнул, как изюбр. Пролетел метра четыре и приземлился на следующий камень. Осмотрелся и опять прыгнул. Через несколько таких прыжков-полетов он оказался на противоположном берегу. Прошел по щебеночной осыпи до порога, внимательно посмотрел в глубину и нырнул прямо с берега. Сверху было видно, что он плывет по течению и пытается руками обшаривать дно. Метров через тридцать его вытолкнуло на поверхность. Он поплыл столбиком и выскочил на берег. Снова стал гладить себя и подпрыгивать. В том месте, где он вылез, воткнул в песок ветку.

Таня с Петькой, затаив дыхание, наблюдали. Вот он сходил в кусты и принес маленький якорь на тонком шелковом шнуре. Подошел к тому месту, где была воткнута ветка, раскрутил якорь в воздухе и кинул в реку. Слабый звук всплеска донесся до вершины скалы. Человек окинул взглядом реку, кусты и стал выбирать из воды шнур. Якорь выполз. На стреловидных лапках ничего не было. Тогда ныряльщик зашел по пояс в воду и метнул якорь, словно гарпун. Стал тянуть. Задрожал шнур, полетели с него брызги. Человек, не выпуская шнура, вышел на сушу. И потянул по-бурлацки. Оглядывался через левое плечо на воду. Вслед за якорем на берег выползла какая-то штука, обвитая зеленой тиной, похожая на колесо. Ныряльщик присел на корточки и стал очищать плоский предмет.

За спиной ребят зашуршали камни. Таня не успела опомниться, как Петька направил туда стволы двустволки. Послышалось фырканье, и к ним выскочил медвежонок. Петька опустил ружье, вытер со лба пот. Медвежонок нахально протиснулся между Петькой и Таней и так же, как они, стал смотреть вниз.

Человек поднял в руках вытащенный предмет.

– Ого, – вырвалось у Петьки, – штурвальное колесо!

Неизвестный пошел к кустам. Штурвал был тяжелым, потому что мужчина нес его на спине. Петька, прикрывая рот рукой, словно неизвестный мог их услышать, прошептал:

– Он обследует место гибели экспедиции.

– А что его интересует: остатки баржи или бочка с… – Таня не договорила, потому что ныряльщик пристально посмотрел в их сторону. Они отползли, оттащили ружье и мешок и выглянули в другом месте. Человека внизу не было. – Нырнул он, что ли? – прошептала Таня.

– Наверно, оделся и ушел.

– Петька, а может, с ним целая банда?

– Идем на стойбище, вдруг они туда нагрянут.

Опять отползли. В кустах встали на ноги и побежали. Медвежонок несся впереди. Он фыркал, шарахался в кусты и снова вылетал на тропу. И вдруг ощерился. Глухо рявкнул и попятился назад. Петька не успел сдернуть с плеча ружье – на тропинку вышла Линда. Она покосилась на медвежонка и приветливо замахала хвостом. Таня погладила собаку по голове и, зажав ей пасть, легонько дунула ей в ноздри. Линда вырвалась, крутанула носом и от счастья стала прыгать вокруг Тани и, улучив момент, лизнула ее в нос.

Спустились в распадок. Стойбище решили обойти, чтобы появиться с другой стороны. Медвежонок, переваливаясь через пенья-коренья, пыхтел, но не отставал ни на шаг. Перепрыгнули через ручей и вышли к палаткам. Через просвет в кустах Петька выглянул. У маленького костра, разложенного на вчерашних углях, согнувшись, стоял Васька Жухов. Он толкал руки в огонь, хлопал ладонями, словно ловил комара, подставлял под огонь спину, подпрыгивал и смотрел по сторонам.

– Петька, он как будто шаманит.

– Замерз он, греется. Понятно?

У Тани холодок пробежал по спине. Ясно, в реке нырял он. В свою палатку они занесли вещмешок и ружье.

Осмотрели друг друга. Петька убрал у Тани с головы зацепившийся бутончик иван-чая, стряхнул песчинки с плеча и прошептал:

– Мы искали медвежонка!

Таня кивнула. Петька подманил медвежонка, осторожно взял его за шиворот, поднял в воздух и со словами:

– Попался, косолапый! – выбежал на поляну.

Таня приговаривала в тон Петьке:

– Теперь от нас не уйдешь!

Жухов услышал голоса, повернулся спиной, схватил закопченный чайник:

– Я вижу, ребята, вы спите, решил чайку сварить, – и выжидающе посмотрел.

Глаза заскользили по их одежде. Двадцать минут назад он проверил все палатки и сейчас рассчитывал, что Петька с Таней попадутся на его удочку. Скажут, что спали. Наврут, а если так, то, значит, они что-то скрывают. Может, даже следили за ним. А Петька, глядя на Ваську Жухова, подумал: «Твоя уловочка рассчитана на второгодника».

– Мы не спали, а с самого утра медвежонка ловили. Мы его посадили в бочку, а Линда выпустила.

Жухов повернулся спиной к огню:

– Вы с ним доиграетесь, медведица придет, и нас ночью передавит.

– У него, Жухов, нет медведицы. Нам старик Торбеев на Байкале говорил: если медвежонок к людям прибивается, значит, мать у него пропала.

Таня сидела у костра и внимательно рассматривала спину Жухова и различила влажное пятно на клетчатой рубашке у пояса. Брюки едва заметно парили, значит, там были мокрые после купанья трусы. Таня из-за спины Жухова показала руками Петьке, что плавал он, Василий Жухов.

Петька, рассказывая, как Торбеев убил шатуна, незаметно кивнул Тане. Он тоже не сомневался, что Жухов только что был в холодной воде. «Свой он или чужой? – думал Петька. – Может, он шарится только ради интереса, а может, кто-то ему приказал».

Жухов потер обеими руками поясницу и встал:

– Там, – он показал в сторону горного кряжа, – закладывают взрывчатку в штольни, я свою норму уложил, да, по-видимому, перегрузился, поясница заболела. Огнем теперь ее отогреваю. Радикулит у меня, болезнь такая.

– Мы знаем. В Больших Котах на Байкале мужик один живет. Радикулит его мучит, а Шурка Подметкин вместо лекаря. Напарит траву и горячую кашу прямо на поясницу кладет. Через тряпку, конечно. Давай, Жухов, и тебе так сделаем.

– Не надо мне, у меня слегка только, огоньком погреюсь, и пройдет. Сейчас в шерстяное оденусь, полушубочек бараний накину, и болезнь улетучится.

Он бухнул кулаком себя по пояснице, распрямился полностью, ойкнул и пошел в штабную избу. Вскоре донесся скрип двери. Петька вскочил и, согнувшись в три погибели, побежал по кустам к штабу, заглянул в темное окно. Жухов сидел на полу и рылся в картах. Разложил планшет с изображением реки и стал что-то измерять циркулем, рукой потянулся к подоконнику, чтоб взять линейку. Его крепкие пальцы коснулись стекла. Петька отскочил от окна и метеором помчался к костру.

– Таня, он и в документах роется.

– Надо его спросить… – она не договорила.

На тропинке у штаба показался Жухов.

– Эй, у костра, обед сейчас готовить будем.

Радиограмма из Токио:

Самоволину верьте. Вогула в живых нет. Фотокопию дела передал через Нулевого. В карточке резидента обнаружил пометку, что его погибший отец страдал радикулитом. Болезнь в семье, по-видимому, наследственная.

Авдеев

На другой день и на третий и через много дней Петька с Таней видели Жухова на реке. Теперь свои поиски он сверял с картой. Она была самодельной и складывалась в гармошку, как детская книжица. Жухов носил ее с собой во внутреннем кармане. Теперь Васька стал осторожничать. После своих «купаний» он на стойбище не приходил, а пропадал невесть где. Появлялся вечером со всеми вместе. Был всегда веселый. К Тане с Петькой относился заботливо, как, впрочем, и все геологи, кроме Рыжего.

Глава 7

Над тайгой который уж день висели серые тучи. Воздух был сырым. То ли туман, то ли пылевидный дождь покрывал брезентовые крыши холодной росой. От постоянной влаги брезент стал твердым и тяжелым. Сегодня Таня с Петькой не вылезли из теплых мешков – торопиться было некуда. Они лежали и тихо разговаривали о пропавшей экспедиции. У Таниных ног приютился медвежонок и тихо посапывал. Линды не было. Она ушла с геологами три дня назад. Они работали где-то в отрогах хребта. Били под скалу наклонные колодцы и закладывали взрывчатку. Ночевали там же, в пещере. Сюда изредка наведывался Додоев: нагружал Житуху провиантом и, попив с ребятами чаю, уходил. Стойбище теперь было пустынным и тихим. У костра собирались вечером только трое: Таня, Петька и медвежонок.

– Ребята, вы здесь? – раздалось за стенкой.

Петька потянулся к ружью:

– Кто там ходит?

Влажный отяжелевший полог поднялся:

– Я, ребята. – Согнувшись, Жухов пролез в палатку: – Ну, как вы тут без нас?

– Привыкаем понемножку, – ответила Таня.

– А я пришел, смотрю вас нету, печку растопил, чайку сготовил.

С волос у Жухова упали капли на медвежонка. Он сморщил нос и отвернулся от гостя.

«Неужели и сегодня он нырял, – подумал Петька, – не с доброй воли такое, кто-то его заставляет».

Жухов почувствовал недружелюбные взгляды и рассмеялся:

– Думаете, я от работы удрал, дезертиром меня считаете, – крышку часов отколупнул ногтем: – Так и быть, открою вам тайну, почему я сегодня здесь.

Петька с Таней затаили дыхание. Жухов посмотрел на стрелки:

– Через двадцать минут будет жуткий взрыв. Запляшут горы. Тысячи тонн скальной породы взлетят в воздух. Понимаете, ребята, будущая железная дорога пойдет по распадку. А поперек распадка стоит скала под названием Дурацкая. Как будто нарочно поставлена. Нам она тоже мешает. Сидоров решил ее рвануть. Москва ему разрешила. Ровно через сто восемьдесят секунд придет конец скале Дурацкой. – Он хитро посмотрел на Таню и Петьку: – А меня парторг Иван Иванович Букырин послал сюда, чтоб вы не испугались грохота. – Жухов поднял полог, забросил его наверх палатки: – Вставайте, идемте чай пить.

У печки, разливая чай, Жухов заметно волновался. Открытые часы положил на стол и постоянно поглядывал на стрелки. Стал неразговорчивым, глаза потемнели. Чай пил машинально. Ему, наверно, хотелось быть там, где взрывники последний раз проверяют сейчас сотни метров бикфордовых шнуров и электрических проводов, уходящих под землю, где сложены штабеля смертоносного груза.

– Смотрите! – крикнула Таня и рукой показала в сторону низкого перевала.

В прогале хребта появилась, словно вулкан, лохматая шапка дыма. Разрастаясь, она с бешеной скоростью неслась в небо. Закрывая зубчатый горизонт, она тянула за собой шлейф серой крупяной пыли.

– Не пыль это, – прошептал Жухов, – а валуны, куски скал…

И тут долетевший, наконец, звук взрыва потряс тайгу. Колыхнулась земля. Из чайника выплеснулась вода и забегала дробью по раскаленной плите. Медвежонок юркнул под стол, плюхнулся па живот и закрыл лапами глаза.

– Осторожно! – закричал Жухов и схватил ребят за руки.

Они сами увидели опасность. Несколько пылинок, отделившись от шлейфа, вычертили в небе огромную дугу и теперь, казалось, падали на лагерь геологов. С каждым мигом, увеличиваясь в размерах, они превращались в серые скальные глыбы и ударялись друг о друга. Летели сухие искры.

Жухов крепче сжал руки ребят, приготовился вместе с ними отскакивать в сторону. По наклонной линии глыбы со свистом прошли мимо метров за триста от стойбища.

Постепенно небо очистилось. Черная шапка уплыла за горизонт и утянула за собой хмурые сырые тучи. Выглянуло солнце. Наступила тишина. Застрекотали кузнечики.

– Жухов, а Жухов, ты нас-то отпусти, – сказал Петька.

Он тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, разжал руки.

– Заволновался я что-то. Взрыв мне не понравился. Разброс большой. Взрывчатки переложили, а может, верхняя мина рановато сработала.

– А что может случиться?

– Люди могли попасть под камнепад.

– А почему заранее не ушли?

– Подрывники, Таня, дальше конца провода уйти не могут.

С тропы донесся цокот копыт. Заколыхались кусты. Полетела с листьев роса. На поляну выскочила Житуха. Губы и удила в клочьях белой пены. Глаза дикие. Увидела Жухова и тревожно заржала. Человек, почти лежащий в седле, сполз на землю, сбросил с головы капюшон. Таня едва узнала парторга Ивана Ивановича. Посиневшие губы прошептали:

– Беда. Колесникова завалило.

Жухов подскочил к парторгу:

– Он живой?

– Все живые. Колесникова вытащить не можем. Щель узкая, и камень обвязать не удалось.

– А я пролезу? – спросил Петька.

– За тобой и приехал.

Жухов молча забрал повод из дрожащих стариковских рук и скомандовал:

– Жмыхин, в седло. Котельникова, парторгу горячего чаю. Побольше сахару.

Житуха понеслась к месту взрыва. В седле сидел Петька. Позабыв о своем радикулите, Жухов бежал рядом. Правой рукой он держался за стремя. Иван Иванович стоял на высоком пне и смотрел вслед, пока они не скрылись за темным ельником.

Из-под крыши вылетел стриж. Взвился в синее небо. Пронзительно закричал. И тотчас из расселин понеслись к нему черные стрелы птиц. Стая стрижей, почти не махая крыльями, закружилась в синеве.

Иван Иванович тяжело сошел с пенька.

– Танюша, накапай валерьяновки, в кухне на полочке стоит.

Таня опрометью бросилась в кухню. Когда прибежала обратно, Иван Иванович лежал на траве. Таня зубами вытащила из флакона резиновую пробку, накапала лекарства заболевшему прямо в рот. Схватила ковшик, плеснула туда воды.

– Ну как сердце?

– Проходит. Видишь, какой я нынче геолог. Такое у меня было на острове Волчьем. Чуть-чуть богу душу тогда не отдал. Едва отдышался.

Таня вспомнила схему Самоволина с надписью о гибели бойца Вещева, свидетеля третьего варианта.

– А он где, Волчий?

– Здесь, выше по течению.

– Вы его обследовали?

– На него, Танюша, опора железнодорожного моста встанет. Там мы шурфы били, или, попросту сказать, ямы копали до коренной породы. У меня сердце и забарахлило. Думал, вторая могила на острове появится.

Таня насторожилась:

– А что, Иван Иванович, там уже кто-то умирал?

– По нашим местам, Танюша, еще при царе прошла экспедиция под шифрованным названием «Багульник». На острове Волчьем у них погиб геолог. Беднягу там и схоронили. Вместо памятника высокий камень поставили, а на нем стрелку вырубили в виде молнии.

– А почему такую стрелку?

– Личный знак, Танюша, начальника погибшей экспедиции…

Слушая парторга, Таня подумала, почему же Казимир Самоволин о стрелке нигде не упомянул.

Иван Иванович встал, прошелся вокруг стола, сел на скамейку:

– Как-то с Колесниковым мы забрались в такое поднебесье – аж дух захватывало. Смотрим вниз между облаков, карту составляем и хвастливо думаем: до нас нога человека здесь не ступала. К вечеру закончили составлять планшет и решили заночевать. А Вячеслав, он же, Таня, в душе поэт, и говорит мне: «Давай, Иван Иванович, оставим здесь свой знак». Берет он молоток и пробирается к голубой лазуритовой глыбе, кричит мне: «Ночь протыкаю, а выбью надпись: «Впервые здесь ступила нога…» И умолк. Оглядываюсь. Сидит на корточках и что-то рассматривает. Подошел к нему, гляжу, а на глыбе стрелка выбита в виде молнии. Почти на тридцать лет опередил нас Петр Андреевич Ельников, начальник тогдашней экспедиции. Смутился Колесников и до утра молчал…

Последние полкилометра Петька и Жухов шли пешком. Долина была усеяна острыми камнями, и они боялись, что лошадь поранит ноги. Обломки искрились на солнце, и Петька отводил глаза вбок, на темную сторону хребта. Пахло каменной пылью и сгоревшей взрывчаткой.

– Смотри-ка, как садануло, – Жухов показал на вершину лиственницы. Камень, словно кинжал, пронзил насквозь сухое дерево и торчал с обеих сторон острыми пиками.

– Эге-гей! – услышали они крик из распадка. На уступе стоял Додоев и махал руками.

– Колесников живой? – спросил Жухов.

– Хнешно, живой. Немножко только оглушило, – эвенк улыбнулся. – Он, как соболь, в ловушку попался.

Поднялись на гору. Колесников действительно был в ловушке. Вход в пещеру наглухо закрыл съехавший с хребта многотонный обломок скалы. Вокруг лежали кайлы и погнутые ломы. Видно, геологи в горячах пытались руками отодвинуть базальтовую глыбу. Из-под нее торчали оборванные провода. Два желтых и два в ярко-красной оболочке. По ним Вячеслав подал электрический ток к взрывчатке, которая подняла в воздух Дурацкую.

На базальтовой глыбе лежали геологи и смотрели вниз. Между глыбой и скалой была щель. Через нее можно было вытащить пострадавшего, но в середине застрял камень. Додоев туда спускался, но обвязать камень не смог. Оставшаяся щелка была узкой даже для него.

Петька разделся до трусов. Его крепко опутали веревкой, подали в руки толстые канаты. Их нужно было пропустить под камнем и подать наверх.

Петьку опустили в щель до камня. Концы канатов он сбросил в узкую щель и полез туда сам. Больше двух метров прокарабкался Петька вниз, щупая застрявший камень. Почувствовал пустоту.

– Натяни! – крикнул Петька.

Веревка напряглась. Петька повис в темном своде пещеры.

– Колесников, до тебя глубоко?

– Не вздумай прыгать, метра четыре.

– Ты лежишь, что ли?

– Голова кружится.

Петька зажал в зубах жгутики толстых канатов и, упираясь руками в шершавые стены, пробрался под застрявшим камнем в другой конец щели. Отдышался и полез вверх. И сразу почувствовал, что тонкая веревка, привязанная к поясу, мешает. Там наверху, боясь, чтоб Петька не упал, ее подтягивали и, наоборот, вредили, потому что теперь стаскивали Петьку вниз. Упершись спиной и коленками, он запихал за пояс концы толстого каната и крикнул во все горло:

– Тонкую веревку отпустите!

Наверху поняли свою ошибку. Освобожденный, Петька быстро выбрался на застрявший камень.

Когда Петьку вытянули наверх инженер Бурмаков спросил:

– Камень большой?

– Высотой примерно в два моих роста, на бутылку похож, канаты я проложил с двух сторон.

Бурмаков вынул из кармана крохотную логарифмическую линейку и, бормоча цифры и коэффициенты трения, стал считать.

– Около трех тонн, ребята, на руках не вытянем,

– Если Житуху запрячь, – предложил Петька.

Инженер опять задвигал линейкой.

Петьке не понравилось, что Додоев сидит в стороне и никакого участия не принимает, чертит прутиком по земле. Эвенк заметил взгляды геологов, встал, поднялся на глыбу, перешагнул через щель.

– Слушай, Бурмаков, не надо лошадь запрягать, однахо, свалится отсюда. Мне Анатолий Васильевич Сидоров в прошлом году про мужика одного рассказывал. Махмудом звали. Где он работает, Сидоров не говорил. Может, ты его знаешь?

– Не знаю я его, Додоев, а что?

– Этот Махмуд сказал, наверно, самому Анатолию Васильевичу. Дай, говорит, мне большую вагу, и чтоб было место, куда ее упереть, и я подниму земной шар.

– Архимед, – воскликнул Бурмаков.

И для спасения геолога применили рычажную систему, рассчитанную древним ученым. Архимедом. Рычагом, или, как зовут таежники, вагой, послужило высокое дерево, пробитое камнем. На гору к щели его затащили на руках. Вершину привязали к застрявшему камню. Толстый конец бревна повис в воздухе. На него набросили несколько веревочных петель.

– Будем пробовать, – тихо сказал Жухов.

Шестнадцать пар рук, в том числе и Петькины, вцепились в узловатые веревки. Толстый конец бревна медленно пошел вниз. Послышалось скрежетание камня. Архимедовская система сработала.

– Стоп, ребята! – скомандовал Жухов. – Отводи чуточку в сторону. Клади!

Камень, похожий на тяжелую авиационную бомбу, лег у края щели. Петька посмотрел вниз и откачнулся. Черный лаз теперь казался бездонным и страшным.

Жухов перескочил на другую сторону щели и стал раздеваться.

– Ты зачем? – спросил Петька. – У тебя же радикулит.

Жухов смутился. Петька обвязался веревкой, взял у Додоева котелок, надел себе на голову. Эвенку это понравилось:

– Однахо, ты хитрый!

Петьку опустили быстро. Он отвязал веревку, осмотрелся.

– Вячеслав Валентинович, живой?

– Здесь я, Петька, малость прилег.

Петька подвел Колесникова к щели, надежно обмотал веревкой, подал котелок:

– Надень на голову.

– Эй, – закричал Петька, – поднимай.

«Май-май-май» – эхом отозвалась пещера. Натянулись веревки, и длинное тело Колесникова поползло вверх, вошло в отверстие лаза. В пещере стало темно. Послышались легкие удары котелка о каменные стенки, потом донеслись крики «ура!», и в пещере посветлело. Петька нащупал в дальнем углу пустой рюкзак, маленькие, но тяжелые взрывные машинки, флягу и чью-то телогрейку. В пещере пахло химическими веществами. Лицо покрылось испариной. Вещи и приборы Петька сложил в рюкзак и подошел к щели:

– Веревку!

Петьку вытащили благополучно.

Камень, похожий на бомбу, столкнули в щель, чтобы ни зверь, ни человек не могли провалиться туда. Замурованную пещеру инженер Бурмаков занес к себе на карту и сделал надпись: «Пещера Колесникова». И поставил ее размеры. Колесников (он сидел уже в седле на Житухе) слабо улыбался:

– Видишь, Петька, как я ловко вошел в историю будущей магистрали.

– Скажи спасибо, что ты из этой истории живым вышел, черт долговязый, – сердито пробурчал Жухов.

– Это у тебя, Васька, от зависти. Но не переживай. Если я еще где-нибудь прославлюсь, попрошу твоим именем назвать.

К стойбищу подходили в сумерках. Увидели на поляне костер и людей. Всматриваясь, Петька глазами искал среди них Таню. Заволновался. Тани и Ивана Ивановича у костра не было. Жухов шагал рядом и, почувствовав Петькину тревогу, указал на слабый свет в крайней избушке.

– В штабе они. Парторг карты в город готовит. – И вдруг яростно стал говорить: – Гарновский картами должен заниматься. А он болезни себе выдумывает, который месяц глаз не кажет. Дружбу со мной завел и тоже с выгодой. Теперь я и топограф, и заготовитель продуктов, и помощник главного инженера. А я не индийский бог Шива, у меня не шесть рук. Последний свой маршрут я еще на карту положить не могу – гидрологи до сих пор анализы воды не прислали. Сообщу я все Сидорову, честное слово, сообщу.

Петька выслушивал Жухова и подумал: «Меньше нырять в реке будешь».

Иван Иванович и Таня встретили геологов у самой избушки. По-военному Колесников отдал честь:

– Потерь нет. – Неуклюже, словно перелазил через забор, слез на землю. Снял с Житухи узду. – Жухов, дай ей сахару.

– Не положено.

– Ей же, бедняге, сегодня досталось.

– Ты, Славка, всю дрессировку мне собьешь.

– А ты мне дай, а я ей. Она хоть и умная, но все равно лошадь и не поймет, что сахар твой.

Жухов сделал серьезное лицо, зашел за избушку, воровато выглянул с другой стороны. Незаметно сунул кусочек сахару Колесникову в ладонь.

С каменным хрустом Житуха разгрызла замусоленную сладость и зачмокала губами. Таня с Петькой с восхищением смотрели на нее. Проглотив слюну, Житуха обвела всех блаженным взглядом и вдруг боком, словно жеребенок, прыгнула к Жухову и стала тыкаться мордой в карман. Васька стал толкать ее в шею:

– Иди, иди, кто тебе дал, у того и проси.

Житуха виновато опустила голову и стала мигать длинными ресницами. Жухов не выдержал и полез в карман. И опять лошадь зачмокала и, не оглядываясь, пошла через кусты на лужайку щипать траву.

Рыжий сидел уже у костра и жадно глотал кашу, сваренную из картофельной муки. Опять дернув кожей лица, противно подмигнул Петьке:

– Хороша кашка, да мала чашка. – А через минуту Бурмакову: – На таких харчах много не помантулишь, коньки можно отбросить.

Инженер Бурмаков, не поворачиваясь, ответил:

– Мы в экспедиции никого не держим, можешь Челпанов искать себе другие харчи.

Челпанов промолчал. Но Петька видел, что шея у него надулась от злобы, лицо стало красномедным. Но поругаться Челпанову не удалось. Додоев сел между ними и миролюбиво сказал:

– Ночью на солонец пойду, может, мяса добуду.

– Возьми меня, – попросился Колесников.

– Не-не-не. Тебя не возьму. У тебя, Славка, на лбу фонарь, а зверь на огонь не пойдет.

Геологи засмеялись. Рыжий улыбнулся.

Колесников сделал вид, что обиделся:

– А ведь зря зубоскалите, я и сам не пойду.

Жухов отставил пустую миску и с любопытством посмотрел на своего друга:

– Это отчего же, позвольте спросить?

– Не интересно мне. Я в детстве одних только изюбров настрелял целую тьму.

– Обожди, Славка, а сколько их в тьме?

– Знать надо историю за четвертый класс, про Чингисхана.

– По-нят-но, – произнес Васька, – значит, две штуки, если считать, еще того, которого нам подарил Санька Бурмейстер.

– Хи-хи-хи, – тихо засмеялся Додоев.

Колесников поднял палец вверх:

– Смеется тот, кто вообще… – Он не закончил фразы, к костру подошел Иван Иванович. Сел на бревно рядом с Жуховым, протянул руки к огню

– Радиограмма из города, требуют ускорить проходку траншеи на Шуяне. – Он посмотрел на Колесникова: – А они и половину еще не сделали, разболтались. Я сегодня подсчитал, полученный аванс даже не отработали, и ты, Челпанов, тоже.

Рыжий по-волчьи, всем телом повернулся к костру:

– А вы не забывайте, что обещали. – Челпанов стал загибать в кулак пальцы: – Воздушный компрессор – раз, отбойные молотки – два, – его красноватые, как у кролика глаза, злорадно смотрели на Бурмакова, Колесникова и парторга, – и бульдозер сулились подтянуть.

– Гайки им надо подтянуть, – сказал Бурмаков, – и тебе в том числе.

Шрам на щеке у Челпанова задергался:

– Думаете, если мы вербованные, то камни должны грызть зубами.

Жухов легонько похлопал по плечу Рыжего:

– Заткнись-ка, солнышко.

Челпанов сразу обмяк, отодвинулся от костра в темноту. Иван Иванович вынул из кармана листок твердой бумаги:

– Бригадиром тебя назначаем, Челпанов. Камни грызть не надо, не придумывай, почва там наносная. Будешь нести личную ответственность за проходку. Из-за вас простаивают проектировщики. Углы залегания коренных пластов им нужны, а мы тянем.

Боязливо посматривая на Жухова, Рыжий стал отговариваться:

– А доплата за бригадирство?

– Доплата пойдет.

Челпанов ухмыльнулся:

– Доплата по закону идет, когда в бригаде больше десяти человек. А на траншеях вместе со мной всего десять, а надобно одиннадцать. Сейчас вы обещаете, потому что нужно, а когда мы траншею пропашем, откажите – по закону, мол, не положено, и выйдет, что горбатились мы зазря.

– Сволочь ты, Челпанов.

– Какой есть, а своего не упущу, мое – мне, тебе – твое, – сказал Рыжий и дрожащими красными веками прикрыл глаза: – Запишите мне в бригаду вот этого. – И показал на Петьку: – Он у вас на ставке, пущай у вас и остается, а числиться будет у меня одиннадцатым. И я обещаю траншею пробить досрочно.

Челпанов встал и, чтобы дать возможность геологам посоветоваться, ушел под навес к печке, сел на землю, закурил.

– Эй, «мое-мне», иди сюда, – позвал Жухов.

Челпанову приписали-таки к приказу пункт о премии.

– Вот это дело уже, фартом блещет, сегодня на рассвете подадимся туда. – Он взял свой котелок, чашку. От общей плитки чая нахально отломил половину и, подмигнув Петьке, запихал в карман пиджака.

На небе засверкали звезды. Додоев сказал:

– Однако пора идти на промысел. – Он не спеша, переоделся в зимнюю одежду, ноги обул в подшитые войлоком валенки.

Петька с завистью наблюдал за приготовлениями. Но попроситься на охоту не хватило духу. Додоев из сумки вынул деревянного божка-идола, пробормотал ему что-то, прицепил на пояс. Из кухни принес коробку патронов, отобрал четыре штуки, каждым патроном ткнул в идола и при этом смотрел в сторону реки. Снял жуховскую двустволку, крикнул Линду и, обойдя костер стороной бесшумно, как привидение, исчез в кустах. Петька проводил его глазами и пошел в штаб.

Иван Иванович и Таня увлеченно работали над картами. С потертых планшетных листов они переносили на ватман профили гор. Таня работала плексигласовой линейкой. Соединяла карандашом намеченные точки. Посередине карандашных линий Иван Иванович ставил дробные числа, но перед тем, как поставить, каждый раз смотрел в книгу с таблицами.

– Двойные отметки подчеркни, Таня, красной линией. – Он покрутил головой. Закрыл лицо ладонями: – Глаза, ребятки, режет. Перегрузка сказывается на правый глаз. Левый-то почти не видит. Специальные очки теперь надо. – Отошел к дверям: – Ох, и воздух здесь, ох и тишина.

Земляным комочком влетела в светлый квадрат двери летучая мышь, как бархатная черная бабочка, замелькала между висящими на проволоке фотопленками и, не наткнувшись ни на одну, спикировала на керосиновую лампу. Не долетела до нее всего несколько сантиметров, резко свернула к двери и скрылась в ночи.

Иван Иванович побледнел:

– Нечисть, чуть лампу не перевернула. А теперь, ребятки, пора спать, спасибо за службу.

Таня с Петькой взяли куртки и, попрощавшись, пошли к себе в палатку. У костра уже никого не было. Из ущелья доносило запахи грибов и черной смородины. Луна висела между высоких зубцов хребта и отливала красноватым цветом. «К непогоде», – отметил про себя Петька. Они подходили к палатке и услышали шорох брезента. Из палатки выскочил человек. Согнувшись, он бесшумно исчез в кустах. Лица они не заметили. Петька подобрал на тропе камень и осторожно вошел в палатку. Вытянутой рукой проверил темные углы. Пусто. Документы Самоволина на месте. Но Танин меховой мешок почему-то свернут в рулон.

Петька выглянул наружу, прошептал:

– Ты не свертывала мешок?

– Нет.

– Его кто-то хотел украсть.

Ребята взяли свои вещи, крадучись возвратились к штабу. Парторг выслушал их.

– Ночуйте у меня, а завтра разберемся. Кто-то постоянно пакостит. У Челпанова за один раз часы дорогие и куртку меховую украли. А мужик он жадный, через суд нас заставил выплатить. – Иван Иванович накинул полушубок. – В прошлом году нашим геологическим партиям передали просьбу – если кто встретит в тайге человека по фамилии Кондыш Тарас Осипович – задержать. При сопротивлении застрелить.

– Шпион? – спросила Таня.

– Дезертир-убийца. Пробрался в Сибирь и где-то прячется в тайге. Сейчас покажу фотографию. – Иван Иванович снял с гвоздя полевую сумку, из маленького отделения вынул пожелтевшую фотографию:– Посмотрите, может, он?

– Верзила! – сказала Таня. – Тот совсем другой был. Спина узкая, а руки длинные.

– Руки были нормальные, – поправил Петька, – он же согнувшись убегал.

Иван Иванович положил фотографию в сумку.

– Давайте спать.

Петьку разбудило подергивание двери. Как ошпаренный, он вылетел из мешка.

– Открой, – тихо прошептал Иван Иванович. – Медвежонок ваш пришел.

Петька пихнул ручку от себя, и сразу же мокрый черный ком чуть не сбил его с ног. Из открытой двери опьяняюще дохнуло таежной сыростью.

– Дождь начался, – Иван Иванович привстал на нарах, посмотрел на светящийся циферблат барометра: – Охо-хо, как давление упало, зарядит теперь дней на десять. И в заморозки может перейти. То-то сердце у меня сегодня забарахлило.

Петька закрыл дверь на крючок, поеживаясь, сел на порог:

– До, заморозков, Иван Иванович, еще, наверное, далеко.

– Хо-хо, Петенька, ты забываешь, что мы на севере. Мерзлота-то под нами вечная.