Текст книги "Зашифрованные маршруты"

Автор книги: Вячеслав Имшенецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Вячеслав Андреевич Имшенецкий
Зашифрованные маршруты

ТАЙНИК КОМИССАРА
Глава 1

Надсадно выла сирена. В маленьких низких домах от ее звука мелко дребезжали стекла. Петька, сбросив с себя ветхое одеяло, сел на кровати, коснувшись голыми ногами пола, прислушался. Из черного репродуктора, висящего на столбе, на противоположной стороне улицы усталый голос повторял:

«Тревога… Товарищи, спешите в бомбоубежище… Воздушная тревога! Курсом на город идут бомбардировщики…»

Петька, протерев кулаком глаза, встал, отодвинул маскировочную штору, сшитую из старого черного бабушкиного халата, посмотрел в окно. Густые облака закрывали солнце, но дождя не было.

Мальчик стал быстро одеваться. Подпоясал ремнем заплатанные на коленях штаны, одним махом набросил рубаху. Застегнул пуговицы.

Петькина рубаха походила на солдатскую гимнастерку, и поэтому вызывала зависть у всех мальчишек на улице. Весной, когда в городе у них стояла 161-я Сибирская стрелковая дивизия, солдаты, видя, что у Петьки совсем порвалась курточка, подарили ему гимнастерку. Она оказалась велика, и Петькина бабушка сшила из нее целых две рубахи и пришила к ним маленькие военные пуговицы.

Положив в карман большой складной нож, компас, снятый с немецкого самолета, и зажигалку, сделанную из винтовочной гильзы, Петька поспешил на улицу. Теперь выло уже несколько сирен. Посреди заросшей лебедой улицы стоял дряхлый дед Андрей. Опираясь худыми руками на толстую самодельную трость, подняв кверху седую косматую голову, смотрел в пасмурное утреннее небо. Тяжело дыша, сказал Петьке:

– Беги, сынок, в убежище. Вишь, воронье проклятое опять летит к нам…

Петька побежал в переулок, а дед так и остался на пустынной улице и смотрел в небо, откуда уже доносился нарастающий гул вражеских самолетов. Но Петька спешил не в убежище. Он давно потерял всякий страх, и даже во время вражеских обстрелов, когда фашистские хваленые «фердинанды» пытались бить прямой наводкой по оружейному заводу, мальчик бегал по улицам, не пригибаясь и не прячась за углы домов. Пренебрежительно он относился и к вражеским бомбардировкам. Сейчас Петька спешил к хлебному магазину. Там еще рано утром его бабушка заняла очередь за хлебом. Петька сменял ее в очереди, потому что в восемь часов утра она должна быть уже на работе.

Петькина бабушка, Вера Ивановна, была мамой Петькиному отцу. К ним в Краснокардонск она приехала перед самой войной в гости. А когда Петькиного отца призвали в армию, а мама по приглашению военкомата уехала работать на химический завод, бабушка осталась с Петькой навсегда и пошла сторожить музей. Все сотрудники музея ушли на фронт, и она считалась и за директора, и за экскурсовода, и за сторожа. Она хотела увезти внука к себе на Байкал, но Петькина мама заплакала и умолила тогда не уезжать из Краснокардонска. Она говорила, что война долго тянуться не будет, а в тайге с ребенком невесть, что может случиться.

Петька года четыре назад, когда еще собирался идти в первый класс, ездил с отцом к бабушке на Байкал, И жил на берегу в поселке Большие Коты. Он запомнил огромные скалы и горы, с которых, в какую сторону ни смотри, все тайга и тайга, и такие же горы.

Петька переходил улицу Арсенальскую, когда справа, там, где находился главный пункт противовоздушной обороны, резко затараторил пулемет. Сразу же заухали зенитки. За городом, где было Мертвое болото, раздался тяжелый взрыв фугасной бомбы. Петька понял: нарвавшись на заслон, стервятники, чтобы спасти свою шкуру и удрать, освобождались от груза – сбрасывали бомбы, куда попало.

– Бомбите болото, – злорадно улыбнулся Петька, – оно стерпит.

В просвете облаков мелькнула тройка наших истребителей. Горбоносые бомбардировщики, увидев их, заходящих со стороны солнца, бросились было наутек, но опоздали. Закрутилась невероятная карусель. Вдруг из-за туч вынырнул четвертый ястребок, незаметно подошедший к месту схватки. Блеснув на солнце, он с огромной скоростью бросился на один из бомбардировщиков. В упор дал длинную очередь, штопором прошел через центр круга и снизу полоснул очередями длинное черное брюхо второго крестоносца. Смрадно дымя, как старые галоши на костре, бомбардировщики падали на землю. Немного спустя раздались почти одновременно глухие взрывы.

«Лежать вам теперь в болоте веки вечные», – вспомнил Петька поговорку деда Андрея.

Внезапно Петька заметил, как один из вражеских самолетов, уклонившись в самом начале от схватки, пошел низко-низко в сторону леса. Издалека казалось, что брюхом он задевает макушки деревьев. Потом из открытого люка выпал какой-то продолговатый предмет, похожий на бомбу. Петьке бомба показалась странной: белая и, кажется, не совсем круглая.

«Раз. Два. Три. Четыре… – считал про себя Петька, ожидая взрыва, – пятнадцать, шестнадцать…» Он досчитал до двадцати восьми, но взрыва не было. Странная бомба молчала.

Вспомнив о бабушке, которая его ждет, Петька вихрем помчался к магазину, решив: «Завтра обязательно схожу посмотрю бомбу, где она лежит, и почему не взорвалась».

Очередь за хлебом была, как всегда, большая и растянулась на целый квартал. Стояли старики, мальчишки такие же, как Петька, и пожилые женщины. Все крепко сжимали в руках хлебные карточки. Отыскав бабушку почти у самых дверей, Петька пролез к ней в очередь.

Бабушка не ругала за опоздание, а только сурово посмотрела на внука и сказала одноногому старику:

– Я иду на работу. Он будет брать вместо меня. Он тоже Жмыхин.

Старик посмотрел в список, прочитал вслух Петькину фамилию и укоризненно сказал:

– Ты что же бабушку подводишь?

Петькина очередь подошла только к двенадцати часам дня. Получив четыреста граммов хлеба, на себя и на бабушку, он дождался, когда продавщица вырежет из хлебных карточек два квадратика, обозначающие, что сегодняшняя норма хлеба Жмыхиным выдана, и подошел к окну. Петька аккуратно завернул хлеб в белую полотняную тряпку, выбрался из очереди и поспешил к бабушке на работу.

В историческом музее, в бабушкиной вахтерской комнатушке, они всегда варили чай в тяжелом чайнике, на боку которого старинными буквами было написано: «Обереги очаг свой от ворогов». Бабушка Вера Ивановна уверяла, что чайнику больше двухсот лет и что принадлежал он дружинникам Александра Невского, которые разбили псов-рыцарей. Кипяток из музейного чайника мальчику всегда казался вкусным.

По дороге к музею Петьку от голода слегка пошатывало, потому что из свертка, который он крепко держал в руках, аппетитно пахло свежим хлебом. Поднимаясь по узкой музейной лестнице в комнатушку к бабушке, Петька опять вспомнил о странной бомбе, которая почему-то не взорвалась.

Глава 2

Выпив железную кружку подслащенного чая, заваренного чешуйками сушеной моркови, которую бабушка покупала в аптеке, Петька стал есть хлеб. Его он ел всегда отдельно после чая. Откусывая помаленьку, долго жевал, чтобы протянуть удовольствие, и каждый раз перед тем, как откусить, с сожалением замечал, что ломоть уменьшается.

Петька часто думал о хлебе. Бабушка говорила, что когда кончится война, карточки ликвидируют, и хлеб свободно будет продаваться в магазине, каждый сможет купить себе, сколько захочет. Слушая бабушку, Петька представлял, как он зайдет в любой магазин, ну скажем, в «каменушку» на улице Польских Повстанцев, и купит целую буханку хлеба или даже две. Правда, он сомневался, что две буханки хлеба навряд ли продавец отпустит в одни руки. Ну, пусть даже одну буханку. Петька нарежет ее большими мягкими ломтями, поставит на стол солонку, и они будут сидеть с бабушкой и весь день пить чай.

– Закройся и посиди здесь один, а я схожу к военкому, сдам носки и перчатки, – сказала бабушка.

Вера Ивановна, неся свою вахтерскую службу, одновременно вязала на длинных спицах теплые шерстяные носки и перчатки, затем сдавала их бесплатно в военкомат для бойцов Красной Армии.

По узкой винтовой лестнице они стали спускаться вниз, к маленькой толстой двери, выходящей во двор.

Закрыв обитую железом скрипучую дверь на длинный, чуть ли не с Петьку ростом, крючок, мальчик стал подниматься по боковой лестнице в верхний зал, или, как его до войны называли, «зал истории оружия».

Топоры, длинные стрелы с каменными неуклюжими наконечниками, всякие там «тесалы и кресалы» Петьку не привлекали. Он равнодушно прошел мимо них и поднялся по маленькой чугунной лестнице во флигелек, в отдел огнестрельного оружия. Здесь, если рассматривать экспонаты один за одним начиная от двери, можно узнать всю историю здешнего оружейного завода. Первыми в витрине лежали пистолеты. Их было шесть: два длинных, двуствольных, и четыре короткоствольных, с курками, похожими на красивых лебедей. Однажды Петьке разрешили подержать их в руках. На современные пистолеты они нисколько не походили: не было у них ни затвора, ни обоймы, ни самих патронов – порох засыпался прямо в дуло. Такие пистолеты завод выпускал сто лет назад.

Петька подошел к старинным пушкам, рукой залез в ствол. Там, как и прежде, лежали круглые металлические шарики, картечь. Назывались орудия «единорогами» и могли стрелять и бомбой, и картечью, и ядрами.

После пушек в музее стояли пулеметы всяких заграничных марок. Краснокардонский завод их не выпускал в гражданскую войну, их отбили у врангелевцев. Заводскими числились только два пулемета «максим». Но сейчас их здесь не было. Как только началась война, пулеметы взяли в штаб противовоздушной обороны, установили на вращающуюся железную площадку на крыше Петькиной школы и метко стреляли по вражеским самолетам.

Своим заветным уголком Петька считал небольшую мансарду с круглым маленьким оконцем. Сюда бабушка не поднималась, потому что скрипучая приставная лестница могла переломиться от ветхости. В мансарде пол был выложен дубовым паркетом, как и во всем большом здании. У глухой темной стены стояла широкая железная кровать с тяжелыми, литыми из чугуна головками. Ржавыми от времени болтами она крепилась к полу. Прямо под кроватью, в полумраке, виднелась чугунная крышка люка, замкнутая на старинный замок. Говорили, что это какой-то тайных ход, но куда он ведет, Петька не знал.

Раньше дом принадлежал владельцам оружейного завода. В мансарде тогда сам хозяин-старик из единственного маленького окошечка наблюдал за территорией своего завода. Сейчас здесь склад неоприходованных экспонатов: найденный на чердаке завода мушкет, бивень мамонта, два кривых меча-ятагана и куча различных кинжалов с серебряными ручками, но без ножен. Кинжалы когда-то принадлежали Жмыхиным, потому что нашел их Петька. Случилось это так.

Петькин отец, собираясь в экспедицию на ловлю сусликов и барсуков, не взял с собой сына, как обещал. Петька очень обиделся и, чтобы не видели его слез студенты, которые помогали отцу упаковывать капканы и ловушки, забрался на чердак старого амбара и там горько плакал… Внутри двойной стены сарая Петька заметил что-то блестящее. Забыв про обиду, стал внимательно разглядывать. Предмет походил на нож или на конец старой сабли. Отодрав от пола чердака щепку, Петька засунул ее в щель и стал шевелить. Посыпались желтые гнилые опилки, и к щели подкатился блестящий короткий кинжал. Взять его рукой Петька не смог, не пролезла рука, а когда вытащил щепку, внутри стены что-то зашуршало, и он увидел еще несколько чуть заржавленных лезвий. Мальчик вихрем слетел по гнилой лестнице вниз.

Бросив приготовления, отец легко взобрался на чердак, а потом позвал туда студента дядю Колю. Они оторвали доски, и оттуда посыпалась груда кинжалов, затем два совсем новых револьвера, какие-то планшеты и полевая сумка. В истлевшей сумке обнаружили кусок самодельной непонятной карты, лафтак бересты с какими-то знаками и толстую исписанную тетрадь. Она была пробита пулей и залита кровью, побуревшей от времени. Студент дядя Коля прочитал в тетради несколько записей и сказал, что это дневник красного командира, по-видимому, убитого в гражданскую войну. Найденное оружие и сумку с документами сдали в милицию. Экспедиция биологов в тот раз задержалась на несколько дней, а потом мама уговорила отца взять Петьку с собой.

Вернулись они осенью. Через несколько дней Петька пришел в школу, и оказалось, что о его находке знали почти все. Старую кожаную сумку вместе с кинжалами передали в музей.

Петька подошел к висящей над графской кроватью сумке. Ее тоже не оприходовали. Сейчас в ней документов не было. Их перед самой войной взял под расписку Петькин отец. Он изучал записи убитого командира, и Петька помогал ему разбирать стершиеся, едва заметные следы слов. О том, что Петькин отец изучает обстоятельства гибели командира, знали в Краснокардонске многие. Об этом несколько раз писалось в газете.

Глава 3

Петька услышал гул в пустых комнатах музея и не сразу понял, что там внизу, на первом этаже, стучат в дверь.

По узким лестницам и темным переходам Петька бросился вниз.

– Ты оглох, что ли? – бабушка барабанила худыми кулаками в дверь. Петька поднял крючок, распахнул дверь и тут же сощурился от солнечного света.

– Письмо нам из Сибири пришло, – бабушка показала большой самодельный конверт. – Придем сейчас домой, прочитаем.

Замкнув музей и по привычке проверив замки на всех дверях, бабушка и Петька пошли домой. Опять где-то выла сирена. Репродукторы предупреждали о возможном налете фашистских бомбардировщиков. Торопливо шагая рядом с бабушкой, Петька рассказывал об утреннем воздушном бое и попросил отпустить его завтра посмотреть сбитые самолеты. Про бомбу он не стал говорить, потому что смотреть ее и подходить к ней бабушка никогда бы в жизни не разрешила.

Дома бабушка сразу же распечатала письмо от своих земляков, взяла с кухонного стола очки с длинными веревочками вместо дужек, не спеша намотала веревочки на уши и стала читать, рассуждая над каждой фразой.

– …Зовут к себе. Да доедем ли мы с тобой, Петька? Отощали мы сильно, а дорога, не дай бог, какая длинная.

Бабушка положила письмо на стол.

– Поезда теперь идут все на запад, на фронт, да и кто нас кормить в дороге станет? Пишут, что там к осени будут грибы, ягоды, орехи – это все правильно, но ведь мне, Петенька, чуть ли не сто лет! – Опять взяла письмо в руки, отыскала нужную строчку и, положив на нее палец, чтобы не потерять, стала говорить: – А вдруг в дороге беда, какая случится, ведь ты, Петька, пропадешь без меня! – Вера Ивановна выговаривала Петьке свою обиду, как будто он в чем-то виноват. – Тебя сразу надо было увезти на Байкал, как началась война, я же маме твоей говорила, застряли мы с тобой, Петька. Вон фашистские налеты опять начались, боюсь, не уберегу я тебя!

– Ничего, бабушка, не случится. Краснокардонск фашистам все равно не взять, а страну нашу тем более.

– Ты прав, унывать пока нечего, другим еще хуже живется. Вон Танюшке Котельниковой, например. Совсем сиротой осталась, и родители погибли, и дед погиб, и брат где-то пропал. – Вера Ивановна прочитала первый листок письма, положила его на стол, разгладила худой почерневшей рукой. – Война проклятая. Ох, горе, горе. – Она посмотрела на внука как-то странно и сказала: – Слушай, Петр.

Петька удивился, потому что бабушка никогда не называла его так по-взрослому.

– Я вот о чем подумала: на Байкал мы поедем втроем, нельзя бросать Танюшку. Как ты считаешь, Петр?

– Конечно, возьмем. Разве можно бросать человека в беде.

– Хороший ты у меня, Петька.

Второй листок письма был написан графитным карандашом и предназначался для Петьки. Писал ему Валерка Рубцов, двоюродный брат. Петька видел его только один раз, когда гостил у бабушки в Больших Котах. Валерка был немного старше Петьки. Он водил Петьку в тайгу, учил разводить костер, ставить капканы, показывал целебные травы. Ночевали они всегда в пещере. Валерка и другие мальчишки, живущие на Байкале, разжигали там огромный костер и показывали маленькому Петьке всяких мамонтов и носорогов, нарисованных на шершавых мрачных стенах. Валерка говорил, что зверей нарисовали первобытные люди. Петька, слушая их рассказы, пугался и с ужасом смотрел в темную даль пещеры, боясь, как бы не вышли оттуда эти самые первобытные люди. Хитрый был Валерка. Он чувствовал, что Петька боится, и рассказывал еще страшнее и с такими подробностями, что как будто сам лично знал пещерных людей и охотился с ними на мамонтов.

Сейчас Валерка сообщал, что его приняли в комсомол и что он работает в Иркутске на заводе и готовит «подарочки» для Гитлера.

Читая вслух письмо, Петька очень завидовал и жалел, что ему, Петьке Жмыхину, так мало лет. Будь ему сейчас пятнадцать или хотя бы четырнадцать, он бы пошел к себе на оружейный завод и тоже бы готовил «подарочки» для Гитлера. А когда тебе двенадцать и когда тебя никуда не пускают, как можно помочь родной армии? В разведку не берут. В морскую пехоту нельзя. На фронт нельзя. И на заводе загвоздка вышла. Петька приходил туда с товарищами и просил, чтобы ему позволили укладывать готовые снаряды в зеленые ящики. Всем разрешили, а Петьку, даже не спросив, сколько ему лет, прогнали. То, что Валерка написал на другой стороне листка, окончательно расстроило Петьку… «Мы, иркутские комсомольцы, собрали три миллиона рублей, и на деньги, заработанные на субботниках, была построена танковая колонна. Назвали мы ее «Иркутский комсомолец»…

Заканчивая письмо, Валерка крупными буквами написал: «Здесь, в Сибири, мы все от мала до велика помогаем фронту».

Наступила ночь, а Петька все еще не спал. И все из-за письма.

В городе опять завыла сирена. Петька видел, как в небе шарили лучи прожекторов, а когда они гасли, за окном становилось еще темнее. Петька встал с кровати и опустил маскировочную штору. «Три миллиона рублей собрали». Петька почти воочию видел зеленые приземистые танки, построенные на эти деньги. Ему даже казалось, что он слышит лязг стальных гусениц и грозный рокот моторов.

Петька лежал в темноте с открытыми глазами. «Иметь бы сейчас три миллиона и тоже бы построить на них танки. И надпись сделать: «Подарок фронту от пионера Петьки Жмыхина». И шли бы Петькины танки лавиной, били бы фашистов не жалеючи, и отомстили бы за всех погибших и за Таню Котельникову, за то, что она теперь осталась совсем одна. Три миллиона – найти бы их где-нибудь. Здесь можно бы поискать. Город старинный, фабриканты да купцы жили, прятали награбленное, – рассуждал сам с собой Петька. – А там, в Сибири, на Байкале, разве что найдешь, там самому потеряться можно.

Вдруг Петька сбросил одеяло, спрыгнул на пол, в темноте ударившись о стол. «Как же я забыл! Там же, в тайге, отряд погиб с золотом. Командир убитый писал: «Спасите достояние Советской республики». Щупая руками стену, Петька вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и ощупью направился на кухню. Там, в старом шкафу в отцовском ящике, лежали документы, взятые из сумки командира. Петька достал тугой сверток бумаги, аккуратно перевязанный шпагатом, так же тихо вернулся в постель и положил его под подушку. «Возьму документы с собой на Байкал. Организую отряд и найду золото, спрятанное командиром Быль-Былинским. Танки построим и самолеты». Петька повернулся на другой бок и, засыпая, подумал: А если никто не захочет идти со мной, пойдем с Таней вдвоем».

Петька почти спал, когда ему стало чудиться, что в темном дворе кто-то ходит. Он стал прислушиваться и решил, что это шумит ветер, разгоняющий дождевые тучи.

Глава 4

Утром Петька вышел во двор. Дождик уже давно кончился. Светило солнце. В маленькой луже у крыльца отражались быстрые белые облака. Ночью, наверно, дул сильный ветер, потому что в сарае были распахнуты двери, а оконные рамы, прислоненные к стене, в которой Петька когда-то нашел оружие и сумку командира, лежали теперь на земле. Доска у стены, самая нижняя, была оторвана, земля под стеной взрыхленная, как будто кто-то копал там лопатой. Петька хотел пройти к сараю и посмотреть: кому это понадобилось там шариться. Но тут его окликнула бабушка.

– Я пошла за хлебом. Как придешь со своей самолетной свалки, сразу же иди ко мне в музей. Железяк всяких оттуда не приноси, а то их складывать некуда.

– Бабушка, сколько золото может пролежать в земле и не испортиться?

– Сколько угодно, Петька. Потому оно и золото.

Бабушка ушла. Петька, сунув в карман корку хлеба, заготовленную с вечера, взял сверток из-под подушки, прошел на кухню, остановился, о чем-то, глубоко подумав, положил его в старинный рукомойник, давно не действующий. Рукомойник был сделан в виде тумбочки из дорогого красного дерева. В задней стенке тумбочки был плоский медный бачок – Петькин тайник.

Петька вышел на крыльцо, захлопнул тяжелую скрипучую дверь и навесил замок. Выходя за ворота, он посмотрел еще раз в глубь двора, заросшего высокой крапивой. Увидел распахнутую дверь сарая, и ему стало как-то не по себе, потому что там, в сарайной темноте, как будто что-то мелькнуло… «Собака какая-нибудь прибилась. Вечером надо будет посмотреть, а то отцовы коллекции перевернет».

Он перебежал дорогу и подошел к дому Котельниковых.

– Та-ня! Та-ня! – Петька кулаком постучал в закрытые ставни, послушал: «Ушла она куда-то, что ли?» – Ко-те-ль-ни-ко-ва! – «Может, случилось что?»

Петька стал бить босыми пятками в наглухо запертые ворота. Наконец железная щеколда соскочила, и в распахнутую калитку он увидел Таню. В самом конце огорода она рвала какую-то траву.

– Что, Петька, случилось?

– Ничего. Пойдем со мной в Калякинский лес. Там вчера я видел бомба упала и почему-то не взорвалась.

Таня тяжело вздохнула.

– Не могу я, Петька, сегодня идти. Суп надо сварить, – она показала на пучок сорванной крапивы. – Я есть очень хочу.

– Пойдем, а суп сваришь вечером. – Петька залез в свой бездонный карман, вытащил корку хлеба. – Ешь, я для тебя захватил. По дороге я тебе такое интересное расскажу. Мы уезжаем в Сибирь, и ты с нами тоже поедешь. Хорошо?

Таня кивнула, а в глазах появились слезы.

Они шли по разбитой бомбами старой дороге, когда Таня, обходя большую лужу, спросила:

– Петька, я вот уеду с вами, а если мой брат найдется? Если он не погиб? Он же приедет сюда, меня будет искать.

Петька ответил словами бабушки:

– Оставим записки в военкомате и на заводе, и всем соседям, что ты живешь у нас на Байкале, в поселке Большие Коты. А когда фашистов разобьют, вернемся сюда все трое.

…После вчерашней бомбежки Петька не узнал знакомого леса: березы и осины лежали кучами, корнями кверху. Вырванные взрывом зеленые кусты перемешались с черной землей. Многие деревья стояли без макушек. Тропинка, по которой они шли, и луг, где дед Андрей собирался косить сено, были засыпаны зелеными ветками, листьями и огромными комками красной глины. Без веток и листьев лес казался мертвым и просвечивал насквозь. Не было птиц и даже кузнечики здесь не стрекотали.

– Петька, смотри, нашу березу убило!

Они подошли к большой березе. Ударом осколка ее переломило надвое, и, как слезы, крупными тяжелыми каплями тек березовый сок. В пне торчали осколки фашистских бомб.

Вскоре они добрались до старой огромной сосны, высоко поднявшей в небо свою единственную ветвь, похожую на костлявую руку. Оставив Таню на лужайке у сосны, Петька раздвигал и осматривал кусты, спускался к ручью, разрывал руками толстый мох, но бомбы нигде не было. Мальчик вытер пот со лба.

– Таня, пойдем к, ручью. Там попьешь воды, а я еще немного поищу.

У холодного родника Таня села на корточки и, черпая загорелыми ладошками воду, стала пить. Петька стоял рядом и смотрел на кусты, деревья и болотные кочки. Ему было очень досадно, что бомбу не удалось обнаружить, «Лежит где-нибудь здесь, в болоте, толстая, как свинья, и попробуй ее найди». Петька снова перешел полянку. «Не может же она, такая длинная, исчезнуть бесследно. Если найду – доложу в штаб, что мы с Таней бомбу обнаружили. Капитан Ладейщиков поедет ее взрывать и, может, нас с собой возьмет».

Капитана Ладейщикова в Краснокардонске знали все дети. В школе он преподавал физику и мастерил с ребятами всякие интересные приборы. Еще в гражданскую войну беляки отрубили ему саблей ногу, он как-то спасся, но остался калекой. На фронт драться с фашистами его не взяли, а причислили к городскому штабу противовоздушной обороны.

Петька услышал быстрые шаги, оглянулся и испугался: лицо у Тани было белое-белое, а глаза от страха стали круглыми.

– Пе-ть-ка! Пе-ть-ка, та-а-ам, там кровь человеческая и рубаха…

– Где? – шепотом спросил Петька.

Таня испуганно спряталась за спину мальчика и рукой показала на место, где она только что сидела и пила воду.

– Там, под бревном, в кустах!

Петька почувствовал, как у него слегка задрожали коленки. Пригибаясь, он побежал к бревну. За толстым, прикрытым кустами бревном лежало торопливо сложенное белое шелковое полотнище с яркими пятнами крови. В одном месте на материи остался кровавый отпечаток маленькой, как будто детской ладошки.

– Парашют! Таня, это парашют был, а не бомба! На нем кто-то спустился вчера… – Петька говорил срывающимся голосом: – Надо… Ладейщикова… Срочно!..

Через кусты и лужайки, теперь не по старой дороге, а прямо по болоту, первым несся Петька Жмыхин. За ним, всхлипывая, мчалась Таня. Через час они сидели уже в кабинете начальника контрразведки, куда по распоряжению капитана Ладейщикова доставили их на зеленом военном мотоцикле.

Выслушав Петькин рассказ, начальник контрразведки спросил Таню, не заметила ли она еще что-нибудь. К удивлению Петьки, Таня спокойно сказала:

– На краю бревна я заметила глинистый след от ботинка. След был тоже маленький, как будто какой-то мальчишка наступил. Чуть больше моей ноги.

Начальник контрразведки поднял телефонную трубку. Выслушав кого-то, он ответил:

– Да, мальчика берем с собой.

У Петьки зазудились ладошки. Посмотрев на Таню и переборов стеснение, он спросил:

– А Таню, можно с собой взять?

Начальник контрразведки погладил девочку по голове:

– Таню мы пригласим потом, а сейчас она отнесет записку твоей бабушке, Вере Ивановне, чтобы тебя не теряла.

– Ждите, меня в музее, мы скоро вернемся, – шепнул Петька.

Девочка не пробежала еще и площади имени Кирова, как обогнав ее, промчались два зеленых мотоцикла с красной звездой на боку. У военных на груди висели автоматы. В коляске рядом с огромной овчаркой сидел Петька, прищуривая глаза от бьющего в лицо встречного ветра.

Мотоциклы подвезли автоматчиков почти к самому ручью. Петьке было приказано сидеть в коляске и на землю не ступать. Ручей, парашют и маленький след на бревне военный, ехавший на первом мотоцикле, сфотографировал два раза. К парашюту подвели собаку. Понюхав кровавую материю, собака слегка взвизгнула и дернулась.

– Ищи, Кирам, ищи! – Собака натянула поводок и опять встала в нерешительности. Проводник слегка подтолкнул ее рукой. – Вперед, Кирам, ищи, ищи!

Собака, нюхая землю, медленно шла вперед к лежащей впереди куче валежника. Изредка поднимая голову вверх, она, шумно втягивая воздух, принюхивалась. Автоматчики быстро разворотили кучу валежника. Начальник контрразведки поднял какой-то ящичек с толстыми стенками:

– Противоударный футляр от маленького радиопередатчика.

В кармашке футляра обнаружили небольшую батарейку.

– Диверсант, по-видимому, очень нервничал, если с запасной батарейкой выбросил, – сказал офицер-фотограф.

На голубом футляре виднелись кровавые отпечатки маленьких рук. В валежнике были найдены испачканные кровью обрывки бинта.

Кирам обошел кучу валежника и сильно потянул в сторону ручья. Нюхая вязкий ил, он зашел в воду и встал; потоптавшись на месте, поднял голову и заскулил. Следы диверсанта терялись. Офицер водил Кирама и вверх по ручью и вниз, но ни на том, ни на другом берегу следов не было.

– Не мог же он в ручье остаться, – сказал совсем молоденький солдат-мотоциклист.

– А он и не оставался. Шел прямо по ручью до озера и наверняка там, не ступая на сухую землю, ушел к городу, – произнес начальник контрразведки.

Автоматчики, обшарив лес, вернулись тоже ни с чем. След диверсанта, казалось, исчез навсегда.

Через два часа отряд вернулся в город. Петьку на мотоцикле подвезли прямо к музею. Пожав ему руку, как взрослому, мотоциклист круто развернул свою машину и умчался. Подходя к каменному крыльцу музея, Петька удивился: на ступеньках сидели бабушка и Таня. Увидев мальчика, радостно заулыбались.

– Ну, слава богу, хоть ты-то пришел, – облегченно вздохнула Вера Ивановна. – Пойдем наверх, а то у нас здесь история непонятная случилась, и мы боимся.

В вахтерской комнатушке, дав Петьке кусочек хлеба и налив в кружку чаю, бабушка тихо сказала:

– У нас в музее кто-то чужой был.

– Когда?

– Замок на маленькой двери кто-то отомкнул, она была раскрыта настежь. Что похитили – непонятно. Здесь внизу мы посмотрели, вроде все на месте, а туда, – бабушка показала рукой на потолок, – подниматься с Танюшей забоялись. Вдруг он там. Ударит чем попало, много ли нам надо.

Петька взял с полки тяжелую бронзовую трость.

– Пойдемте, посмотрим.

Осторожно прошли по темному коридору в противоположный конец здания. Поднялись наверх. Осмотрели затемненный зал на втором этаже, но ничего не обнаружили. Все лежало на месте. Через узкую дверь в толстой стене прошли в низкую комнату, где на полках лежали черепа и кости ископаемых животных. В комнате было еще две двери, одна была замкнута на старый замок и никогда не открывалась, другая вела к узенькой лестнице в мансарду, где лежали кинжалы, и стояла чугунная графская кровать. Вера Ивановна, тяжело переводя дыхание, сказала:

– Ты бы не лазил туда, Петька. Не дай бог, если там кто есть.

Но у Петьки уже давно прошла дрожь в коленках, и он молча стал подниматься по лестнице. Набрав воздуху, он проскочил четыре последних ступени и залетел в комнатушку. Заметил: экспонаты на месте. Взглянул на противоположную стенку и вздрогнул: на гвозде над кроватью не было сумки командира. Петька не поверил своим глазам. Может, упала. Может, вчера он ее небрежно повесил. Он посмотрел под графскую кровать и в ужасе откачнулся: открытый люк тайного хода дышал прохладной темнотой. На чугунной крышке явно отпечаталась маленькая подошва. Вскрикнув, Петька подскочил к двери и кубарем скатился к ногам Тани и бабушки.

– Сумка исчезла! Командирская! Там следы! Надо срочно сообщить!

Все трое с опаской посмотрели на дверь под потолком и стали торопливо спускаться на первый этаж по запасной мраморной лестнице. Вера Ивановна расстроилась окончательно:

– Как я могла прокараулить. В ней же документы лежали ценные. По ним твой отец спрятанное командиром золото хотел найти.

– Бабушка, не волнуйся, документов там не было. Они у нас дома спрятаны.

Бабушка с Таней пошли домой, а Петька помчался к капитану Ладейщикову. Ключ от большой двери музея Ладейщиков взял себе. Петька бросился домой.