Текст книги "Своими глазами"

Автор книги: Всеволод Овчинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Атланты Тулы

Сухая холмистая даль. Дорога убегает от Мехико на север. На горизонте островерхие пики вулканов. Растительность бедна. Кое-где стоит высохшая кукуруза. Пятнисто-зелеными выглядят лишь плантации агавы. На остроконечных листьях этого растения, похожих на каменные ножи древних индейцев, местные жители сушат белье.

Показались несколько буровых вышек. И вот уже задымил на горизонте нефтеперегонный завод. Это город Тула. Когда-то близ него построили свое священное городище древние толтеки. А теперь Тула известна в Мексике прежде всего своим нефтеперегонным заводом государственной компании «Пемекс». Тут тишина, сонные собаки, не желающие уступать проезжую часть автомашине. Две торговки под навесом безнадежно ждут покупателей керамических фигурок, якобы найденных во время раскопок.

А вот и сами раскопки. Самое интересное в этом городище, не очень-то посещаемом туристами, – это четыре каменные человеческие фигуры. Они стоят на вершине четырехъярусной пирамиды. Когда-то эти каменные гиганты, видимо, поддерживали крышу храма. За их спинами высятся четыре четырехгранные колонны. Впереди них – два круглых столба. И столбы, и колонны украшены каменной резьбой. Орнамент был разноцветным. До сих пор на статуях и каменных колоннах сохранились следы краски.

По мнению некоторых исследователей, каменные фигуры в Туле изображают древних обитателей Атлантиды. Если приглядеться, приходишь к выводу, что носы у них орлиные, индейские. Но вот их костюм и снаряжение дают повод фантазировать не только об Атлантиде, но и о космонавтике. В плотно прижатых руках атланты держат какие-то весьма современные на вид инструменты. На груди у каждого из них висит нечто вроде грузила, с каким спускаются на дно водолазы. Необычно выглядит и обувь атлантов. Очень толстая подошва, высоко прикрытая пятка, а спереди – завязки, продевающиеся под два пальца.

Смотрят атланты на юг, в сторону современного города Тула. Там, на крутом склоне холма, высится собор Святого Хозе. Он построен в XVI веке как храм-крепость, вроде тех, что крестоносцы возводили на своем пути к Гробу Господня.

Левее виднеется озеро, окруженное полями кукурузы. Перед ним сохранились остатки другого древнего храмового сооружения: три квадратные каменные площадки, на каждой из которых высятся по тридцать круглых колонн. А справа дымит вдали нефтеперегонный завод.

Орел на кактусе

«Такой земли я не видел и не думал, что такие земли бывают». Этими словами когда-то выразил свои впечатления о Мексике Владимир Маяковский. Из окна вагона он увидел причудливые контуры кактусов на пыльных холмах, розовевших в свете зари.

Мексика, какой заочно представляешь ее себе, действительно существует. Глубокие каньоны, над которыми парят орлы. В прозрачном воздухе прорисовывается каждая складка, каждый выступ безжизненных, безлюдных гор. Лишь изредка из-за гребня холма покажется фигура всадника. Типичный ландшафт для съемки ковбойских фильмов со стрельбой и погонями! Ни дерева, ни кустика – только кактусы, поражающие разнообразием и неожиданностью своих форм. Да, не случайно на мексиканском гербе изображен орел, который сидит на кактусе и держит в клюве змею. Привычный образ страны оказался верным, но не исчерпывающим. Мексика, пожалуй, больше всего поразила именно тем, что оказалась неожиданно многоликой.

Сначала мне довелось увидеть зеленое неистовство сельвы на полуострове Юкатан. Железная дорога Чиуауа-Пасифико, идущая по северным штатам, открывает еще одно лицо Мексики. Поезд целый день мчится среди лесистых гор и пенящихся рек. Кое-где скальные породы выходят на поверхность гранитными кручами, похожими то на храмы ацтеков или майя, то на крепости, возведенные конкистадорами. А золотящиеся рядом стволы сосен напоминают о том, что Мексика в значительной своей части – это лесная страна. И опять безжизненно серые, будто сложенные из первозданного праха холмы. Самый большой и самый засушливый штат Чиуауа имеет самую протяженную границу с Соединенными Штатами. Оттуда, из-за реки Рио-Гранде, если верить голливудским фильмам, бегут из США грабители банков с мешками похищенных долларов. В действительности же пограничную реку куда чаще тайком пересекают «брасерос» – мексиканские бедняки, вынужденные искать заработка в США.

Когда говорят о проблеме «Север – Юг», имея в виду отношения между индустриальными державами и развивающимися странами, такой географический водораздел во многом условен. Но вот в том, что касается США и Мексики, термин «Север – Юг» действительно точен. «Бедная Мексика – она так далека от Бога и так близка к Соединенным Штатам». Эта крылатая фраза часто звучит к югу от пограничной реки Рио-Гранде. Северный сосед всегда был для страны самой непосредственной угрозой.

В Мехико – городе, который по численности населения далеко превзошел Лондон, Нью-Йорк и Токио, – много памятников, помогающих понять, как относится народ к событиям своей истории. На фасаде президентского дворца висит колокол из селения Долорес. Его удары в ночь на 16 сентября 1810 года возвестили о начале борьбы против трехвекового колониального ига Испании. В этот день принято было возлагать венки к Колонне независимости на главной магистрали столицы. Но теперь народной святыней, местом церемоний в день национального праздника решено считать другой монумент – памятник шести мексиканским кадетам. Юные герои погибли в неравной схватке, защищая замок Чепультепек во время американской интервенции 1846–1848 годов. Идея независимости связывается теперь именно с этим событием.

По числу жителей Мексика более чем втрое уступает Соединенным Штатам. Но она выдвинулась на четвертое место в мире по добыче нефти, уступая лишь России, Соединенным Штатам и Саудовской Аравии. Государственная компания «Пемекс» занимается не только переработкой, разведкой и добычей нефти, но также ее транспортировкой. Она прокладывает нефтепроводы, имеет танкерный флот, располагает нефтеперегонными заводами, парком бензовозов и сетью автозаправочных станций. Ежегодно четверть всех доходов от нефти отчисляется для финансирования компании «Пемекс», а остальная сумма поступает в государственный бюджет.

«Нефть для нашей страны – это великий шанс; но это – и великий риск», – говорят мексиканцы. Что же омрачает их оптимизм? Опять-таки тень северного соседа. Вашингтон считает нефтяные месторождения Мексики своим стратегическим резервом, пытается диктовать ей, какими темпами эту нефть добывать, куда и по каким ценам экспортировать. Как только полуостров Юкатан раскрыл людям богатства своих недр, Вашингтон взял курс на то, чтобы увеличить зависимость Мексики от США путем односторонней ориентации ее нефтяного экспорта на американский рынок. Мексика стала третьим после Канады и Японии торговым партнером США. В Вашингтоне это приветствуют как показатель «особых отношений». Мексиканцы же видят в торговле с северным соседом отношения всадника и лошади. Ведь американцы продают свое оборудование и технологию по монопольным ценам, а сырьевые товары скупают по заниженным.

США все еще в состоянии злоупотреблять своим положением крупнейшего покупателя мексиканских нефти, газа, сельскохозяйственных продуктов; основного источника капиталов для модернизации мексиканской экономики; наконец, своеобразной ролью резервуара для мексиканской рабочей силы, которая не может найти себе применения на родине. То один, то другой из этих рычагов попеременно используется для нажима. Но у Мексики сейчас больше возможностей для того, чтобы проводить независимый курс и в экономических, и в политических отношениях с другими государствами. Именно история взаимоотношений с северным соседом, многочисленные военные интервенции США в Латинской Америке утвердили в качестве основы мексиканской внешней политики приверженность принципам невмешательства и самоопределения. И это предопределяет позицию Мексики по многим региональным и глобальным проблемам. Да, Мексика – не просто одна из трех десятков латиноамериканских государств. Будучи уже по своему географическому положению барьером между Соединенными Штатами и Латинской Америкой, заняв наряду с Бразилией ведущее место в регионе по своему экономическому потенциалу, она становится важным действующим лицом на мировой арене.

…Начинаясь недалеко от памятника юным героям, главная магистраль мексиканской столицы заканчивается Площадью трех культур. Тут соседствуют друг с другом основания ацтекских пирамид, сложенный из их обломков католический собор и высотное здание Министерства иностранных дел. Когда-то здесь, на торжище Тлателолко, сошлись в последней битве конкистадоры Кортеса и воины ацтекского вождя Куатемока. «Это не было ни победой, ни поражением. Это было рождение в муках новой нации – мексиканского народа», – гласит надпись на мемориальной доске.

Камни Тлателолко, как и других исторических памятников страны, хранят образ Пернатого змея. Древние обитатели Мексики считали это священное существо символом того, что человек должен стремиться ввысь, к совершенству и свободе, что рожденный ползать может обрести способность летать. В этой легенде видится образ народа, который вынес трехвековое колониальное иго, изведал интервенцию из-за Рио-Гранде и теперь наконец расправляет крылья.

ПЕРУ

Мглистая Лима

Я вылетел из Мехико в Лиму на рассвете. Около часа под нами были темно-бурые горы Мексики, в складках которых зеленели леса. И вот внизу заблестела гладь Тихого океана. После взлета прошло около пяти часов, когда внизу показался берег. Это уже была земля Перу, совсем не похожая на ту, что осталась на севере, в Мексике. Пилот даже не счел нужным объявить, что мы пересекли экватор. А ведь самолет перенес нас из осени в весну, из Северного полушария в Южное. Под нами за кромкой морского прибоя лежала земля Перу. Она казалась безжизненной, похожей на пустыню. Такое же ощущение испытывал и я, въезжая в Лиму. Город выглядел каким-то придавленным, прижатым к земле.

Над Лимой большую часть года нависает низкое, мглистое небо. Несмотря на то что столица Перу лежит на 12-м градусе южной широты, здешний климат отнюдь не назовешь тропическим. Холодное течение Гумбольдта приходит сюда из Антарктики и делает климат совершенно не похожим на тот, который характерен, скажем, для стран Юго-Восточной Азии, лежащих на подобных же широтах. Даже летом, с декабря по апрель, температура колеблется здесь от 21 до 27 градусов. А в зимние месяцы, с мая по ноябрь, в Лиме бывает попросту холодно. Конечно, зима здесь весьма относительная. Но даже при температуре 15–16 градусов становится зябко из-за огромной влажности. В первый момент кажется, что именно низкие, тяжелые облака как бы придавили приземистый город. Мгла нависает над самой головой, где-то на уровне человеческий груди уже клубится туман, сеющий тончайшую водяную пыль. Это и есть гаруа – лимская мгла, которая заставляет людей надевать шерстяные свитеры, а водителей машин включать «дворники».

Основателем Лимы был испанский конкистадор Франсиско Писарро. В 1535 году он очертил концом своей пики круг и повелел основать здесь «город волхвов». Лима стала столицей испанских владений в Южной Америке и вице-королевства Перу. Именно отсюда отправляли в Мадрид легендарное золото инков.

Испанское влияние, разумеется, дает себя знать в архитектуре старых зданий Лимы. Это белые оштукатуренные стены. Это поражающие разнообразием своих узоров чугунные решетки на окнах. Это обилие цветочных горшков – ими обрамляют балконы или подвешивают их к карнизам крыш. Наконец, это патио – внутренние дворики, выложенные изразцами. В Лиме есть две старинные площади, которые, собственно, можно считать образцами архитектурных достопримечательностей города. Первая из них – это площадь Оружия, или Гербовая площадь, с кафедральным собором и президентским дворцом. Именно здесь Писарро очертил круг своей пикой. Здесь же три столетия спустя была провозглашена независимость Перу от испанской короны. Произошло это в 1821 году.

Перед президентским дворцом туристы фотографируют гвардейцев в яркой форме времен наполеоновских войн: сверкающие каски, черные мундиры с красными эполетами. Сам президентский дворец выстроен на рубеже XX века, когда законодателем архитектурной моды была штраусовская Вена. К кафедральному собору с двумя башнями в типичном колониальном стиле примыкает архиепископский дворец. Вот тут-то и начинаются лимские достопримечательности. Речь идет о резных деревянных балконах, которые расположены на фасадах зданий на уровне второго или третьего этажей. Поначалу кажется, что кто-то взял огромный резной шкаф и попытался через крышу втащить его на верхний этаж. На фоне белого фасада этот закрытый двухэтажный балкон, или, вернее, эркер, поначалу кажется чем-то неуместным. Но чем больше смотришь на него, тем больше ощущаешь его своеобразную прелесть.

Вблизи города не было каменоломен. Камень приходилось ввозить из Панамы. И из-за его нехватки местные декораторы все свое искусство приложили к дереву. Так и появились резные двери, порталы и, наконец, знаменитые лимские балконы. Закрытый резной балкон был завезен в Лиму из Андалузии. И обрел здесь новое, вполне самобытное лицо. Мне запомнились балконы на здании перуанского Министерства иностранных дел. Это здание своеобразно своей асимметричностью. С одной стороны от главного подъезда двухэтажный балкон закрывает два окна по фасаду. С другой же – лишь одно окно.

В нескольких сотнях метров от президентского дворца на берегу полувысохшей реки шумит лимская барахолка. Вокруг двух площадей – перед кафедральным собором и перед собором Святого Франсиска – группируется старая колониальная Лима.

Перу третья после России и Японии рыболовная держава. И в Лиме, как в портовом городе, много рыбных ресторанов, где готовят знаменитое местное блюдо себиче. Это нечто вроде японского сасими или сибирской строганины. Сырую рыбу нарезают кусочками, пересыпают перцем и рубленым луком, а потом в изобилии поливают соком лимонов, точнее сказать, лаймов. Минут через двадцать рыба меняет цвет: становится белой, как будто ее варили, то есть основательно промариновывается. Сочетание лимонного сока, лука и перца гарантирует дезинфекцию. Так что себиче – наиболее любимое блюдо в Лиме, да и вообще в Перу.

Я провел в Лиме считанные часы. Прежде всего здесь была последняя возможность получить визу в Аргентину. Надежда эта так и не осуществилась. Стало быть, через три дня мне предстояло возвращаться рейсом «Аэрофлота» в Москву. Хотелось, конечно, побывать на таинственном плоскогорье Наска. Увидеть своими глазами место, которое создатели фильма «Воспоминания о будущем» назвали космодромом инопланетян. Реально ли это? Мой коллега, старожил Лимы, твердо сказал, что реально. Проехать 450 километров до Пампа-де-Наска, попасть на самолет, облететь плоскогорье и вернуться в Лиму. И все это за два дня.

Уже в пять утра мы выехали из Лимы. Наш путь по Панамериканскому шоссе лежал на юг. Долго ехали вдоль Тихоокеанского побережья среди совершенно голых, словно сложенных из песка гор. Временами нам попадались селения из таких же плоских, прижатых к земле одноэтажных построек из саманного кирпича. Уже говорилось, что в Перу часты землетрясения. Поэтому люди стараются строить жилища в один этаж и не делать тяжелых перекрытий. Хотя после подземных толчков рухнувшие глинобитные стены часто засыпают людей. Проехали несколько перевалов, и воздух стал сухим и прохладным, как в Мехико. Не верилось, что накануне вечером, когда мы бродили по базару в Лиме, я чувствовал себя так, как будто попал в разгар лета в Гагру. Воздух был липким и тяжелым.

Перуанцы четко делят свою страну по природным условиям на Косту и Сьерру. Коста – это узкая полоса Тихоокеанского побережья, которая тянется вплоть до Чили на несколько тысяч километров. Здесь поражает странное сочетание совершенно сухой земли и льнущих к ней не то облаков, не то клубов тумана. Как ни странно, на берегу крупнейшего из океанов не хватает воды. Многие области Косты больше напоминают центр Африки, чем океанское побережье. Только в долинах немногочисленных рек, стекающих с Анд, растительность несколько богаче. Природные условия Косты действительно можно сравнить с долиной Нила. Только Нил орошает всю плодородную полосу своего бассейна, а стекающие с Анд короткие перуанские реки – пересекают ее поперек и орошают лишь отдельные участки. Под здешним солнцем можно выращивать что угодно, был бы лишь полив.

Здесь можно увидеть такое странное соседство, как ограды из кактусов, поля хлопчатника и грядки картошки. Картофель ведь пришел в Европу именно из Южной Америки, в частности из Перу.

На высокогорных лугах Сьерры разводят лам. Ламы, как и картофель, могут быть символом Перу. На этих животных нельзя ездить верхом, на них нельзя пахать. Но ламы используются как вьючное животное, дают перуанцам и мясо и шерсть.

Полет над Пампа-де-Наска

Потрепанный четырехместный самолетик туристской авиакомпании «Кондор» – этакий летающий «Запорожец» – стукнулся о грунт, дважды подпрыгнул и наконец побежал по пыльной посадочной полосе. Я распахнул дверцу открытой кабины, осторожно поставил ногу на колесо шасси и ступил на буровато-серую землю. Неужели все это было на самом деле? Неужели я только что видел одно из самых необъяснимых чудес света? Неужели я только что летал над таинственным плоскогорьем Наска, где неведомо кто и неведомо зачем начертал загадочные линии, фигуры и рисунки? Никогда не забуду это пустынное плато, похожее на огромный лист наждачной бумаги, на котором кто-то упражнялся в геометрии и рисовании, царапая гвоздем какие-то таинственные знаки. Никогда не забуду это плоскогорье, которое кто-то словно разровнял гигантским катком. Ведь Пампа-де-Наска покрыто как бы крупным щебнем.

За сорок минут полета я, признаться, натерпелся страху. Но впечатления стоили того. Всего раз в жизни доводилось мне подниматься в воздух в открытой кабине «кукурузника». Дело было в Китае, где меня прокатили, причем тоже над пустыней, советские геологи. Но тогда у меня были все основания доверять и нашему «У-2», и его пилоту. Здесь же, в Перу, дело обстояло далеко не так. У ветхого, перевязанного какими-то проволочками моноплана, кроме названия, с кондором было мало общего. Еще больше настораживал пилот, от которого за три шага несло спиртным. Это был молодой сероглазый блондин. Возможно, креол, какие часто встречаются в Латинской Америке. Но у меня шевельнулось опасение: не сын ли это какого-нибудь нацистского аса, бежавшего сюда от возмездия? Но деваться было некуда. Мы уже проехали 450 километров по Панамериканскому шоссе. К одиннадцати утра добрались до Пампа-де-Наска и уже заплатили за то, чтобы увидеть плоскогорье с воздуха.

Рядом с пилотом уселся тучный испанец. А мы разместились на заднем сиденье. Служащий авиакомпании помог нам застегнуть ремни, самолетик немощно затарахтел мотором, с трудом разбежался, попытался взлететь, но ударился об ухабистую полосу и наконец, надрывно гудя, оторвался от земли. Мы поминутно проваливались в воздушные ямы. Самолетик, словно норовистая лошадь, пытался вытряхнуть нас из кабины, я то и дело судорожно хватался за подлокотники. Крутой вираж, и вот уже под нами раскинулось буровато-серое неровное пространство. Река Рио-Инхеньо и ее притоки, стекающие с Анд, кое-где оставили здесь свои извилистые следы. В этих местах не бывает дождей. То, что выглядит как сухие русла ручьев, почти никогда не заполняется водой.

И вот среди этих извилистых морщин, оставленных временем на лице земли, я вдруг увидел идеально прямые линии, прочерченные от горизонта до горизонта. Они сходились, иногда пересекались. Как будто кто-то проводил урок геометрии на этой гигантской классной доске площадью 700 квадратных километров.

Иногда это были даже не линии, а полосы с расходящимися краями. Как будто темно-серая поверхность плато была просвечена лучом прожектора. Такими же светло-серыми на темно-сером фоне выглядели прямоугольные площадки. Другие светлые фигуры имели форму трапеции. Причем их расходящиеся края, похожие на оперение стрелы, заканчивались идеально прямой полосой, уходящей вдаль, к горизонту. Было полное впечатление, что мы пролетали над современным аэродромом. А может быть, космодромом? Стоило подумать об этом, как загадочные геометрические фигуры на земле обретали какой-то смысл, какое-то объяснение.

– А теперь я вам покажу рисунки! – крикнул, повернувшись к нам, летчик. – Каждый рисунок буду показывать концом крыла. Сначала правого, а потом левого. Так что всем будет удобно фотографировать…

Летчик положил самолет в вираж. Мы летели теперь, подняв одно крыло к небу, а другое круто накренив к земле. Сосед навалился на меня всем весом. Испанца начало тошнить. А я мысленно клял себя за непростительное легкомыслие. И тут ушедшая куда-то в пятки душа вдруг затрепетала от восторга. Рядом с концом обращенного к земле крыла я отчетливо увидел слегка стилизованную, но вполне реалистическую фигуру кита, Описав концом крыла кольцо вокруг нее, летчик выровнял самолет и затем тут же завалил его в обратный вираж. Теперь уже я лежал на соседе, вцепившись руками в пристяжные ремни. Каким наслаждением после всего этого было несколько минут лететь по прямой. Но летчик снова ввел самолет в вираж и, повернувшись к нам, сказал:

– А теперь смотрите, внизу – обезьяна. Обратите внимание на ее хвост. Посередине спирали почти всегда крутят песчаные смерчи…

И прежде чем я успел сообразить что-то, под концом крыла словно по волшебству появилась фигура обезьяны. Она была стилизована значительно больше. На одной из ее верхних конечностей было пять пальцев, на другой – четыре. А гигантский хвост был закручен геометрически правильной спиралью. Впечатлений было так много, что все проходило перед глазами как бы сквозь сон. Был кондор с вытянутым вперед клювом, с распластанными крыльями и лапами, с широким хвостом. Была птичка колибри, нарисованная на плоской вершине холма. Был гигантский зловещий тарантул: четыре лапы вперед и четыре назад.

Летчик опять обернулся к нам и, пугая полным невниманием к рычагам управления, прокричал:

– А теперь внизу – астронавт!

На темно-бурой поверхности скалы, поднимавшейся над плоской равниной, четко виднелся человечек, словно одетый в скафандр для космических полетов. Самолет снова лег в вираж. Нас опять прижало к креслам.

Крылья вздрагивали от воздушных ям. А летчик, вместо того чтобы следить за уровнем крена, то и дело оборачивался и пытался что-то по-английски объяснять нам.

– Да-да, вижу! Да, понимаю! – торопливо кричал я в надежде, что летчик побыстрее выровняет самолет.

Лишь вечером, придя в себя от переизбытка впечатлений, удалось как-то систематизировать увиденное. Загадочные изображения на плато Наска можно разделить на три категории. Во-первых, это линии, которые, словно по линейке, прочерчивают пампу из конца в конец. Они пересекают высохшие речные русла, взбираются по склонам холмов и снова спускаются с них. И ни одно природное препятствие не может заставить их отклониться в сторону. На Пампа-де-Наска прочерчено 13 тысяч таких идеально прямых линий.

Ко второй категории изображений можно отнести различные геометрические фигуры. Это прямоугольники, трапеции, спирали. Это четырехугольные светлые площадки, прозванные «футбольными полями». Это длинные светлые ленты, боковые стороны которых расходятся под небольшим углом. Две такие вытянутые трапеции длиной по 800 метров пересекают друг друга крест-накрест. Такие фигуры внешне очень напоминают взлетные полосы. Впрочем, они вряд ли могли бы отвечать такому назначению. Подслоем щебня находится зыбкий, ненадежный грунт.

Наконец, третья категория – это рисунки. Отчетливее всего они видны в долине пересохшей реки Рио-Инхеньо. Примечательно, что создатели рисунков отдали явное предпочтение птицам. Их тут можно насчитать восемнадцать. Среди них – хорошо знакомые жителям побережья кондор и зобатый морской ястреб. Но есть здесь и изображение колибри, которая водится лишь в тропических лесах по другую сторону Анд. Есть среди рисунков и существа явно фантастические. Такова птица с непомерно длинной шеей, которая извивается зигзагами, словно ползущая змея.

Сказанное о птицах можно отнести и к животным. Кит-косатка, как и зобатый ястреб, был объектом поклонения у местных жителей. Игуана, тарантул – это существа, с которыми они повседневно сталкивались в жизни. Но вот обезьяна, как и крокодил, которому Панамериканское шоссе отсекло хвост, обитает только далеко за горами. Изображения людей встречаются реже и значительно больше стилизованы. Фигура, изображенная на скале, напоминает человека, одетого в скафандр. Не так давно перуанские летчики обнаружили в верховьях реки Рио-Инхеньо рисунки птицеголовых людей. Среди них был, в частности, 33-метровый человек с головой совы.

После посадки, возвращаясь на автомашине в Лиму, мы остановились у стальной башни, возведенной неподалеку от шоссе. Когда поднимешься на нее, видишь две фигуры: одна из них называется «Руки», а другая – «Дерево». Но, пожалуй, даже больше, чем эти фигуры, поражают три совершенно прямые линии, уходящие к горизонту, а также трапеция, обращенная к башне своим расширяющимся основанием. А если посмотреть в сторону шоссе, угадываешь контуры крокодила, хвост которому отсекли строители дороги. Здесь, у башни, удалось походить возле рисунков, что называется, потрогать их рукой. И оставалось лишь удивляться тому, что эти колотые камни как бы спеклись с окружающим их песком. Нога в них совершенно не вязнет, и ветер гонит пыль где-то поверху.

Каждый рисунок выполнен одной непрерывной линией. Сделав множество поворотов, она заканчивается там же, где началась. На примере крокодила хорошо видно, как трудно было создавать эти рисунки. Ведь кривые представляют собой сопряженные дуги. Чтобы вычертить такую кривую, в почву забивали колышек, привязывали к нему веревку нужной длины и проводили по земле дугу. Когда фигура была готова, колышки выдергивали, места их отмечали камнями. Исследовав один из таких колышков методом радиоуглеродного датирования, ученые установили, что изображения на плоскогорье Наска были сделаны в VI–X веках нашей эры. Казалось бы, при здешних песчаных бурях линии, фигуры и рисунки должны были уже давно быть стерты с лица земли, но они веками остаются в неизменности. Над плато висит знойная бесцветная дымка. Черно-бурый камень активно поглощает тепло. Видимо, именно эта горячая воздушная подушка защищает узоры плоскогорья Наска от разрушения. Неизбежен вопрос: ради чего тысячу лет назад проделали люди эту титаническую работу? С какой целью создавались эти изображения?

Многие считают, что, подобно большинству памятников старины, линии, фигуры и рисунки имели культовое назначение. Однако такое предположение весьма сомнительно. Любые ритуальные объекты – храмы и гробницы, колокола и барабаны, костры и факелы – должны прежде всего воздействовать на чувства людей. А ведь загадочные изображения плато Наска с земли не воспринимаются. Остается предположить, что они предназначены для обитателей небес. К тому же авторы рисунков были явно пристрастны к существам летающим…