Текст книги "Дневники военных лет (1943, 1945 годы)"

Автор книги: Всеволод Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Положение Гитлера стеснено и событиями в Италии... Гитлер оказывает сильнейшее давление на Венгрию, Румынию, Францию... Идет наскребывание контингентов любого сорта.

...Находящиеся в Германии иностранные рабочие и военнопленные так или иначе разлагают немецкий тыл, сознательно вредят. Эти факты известны. Оживает немецкое пролетарское подполье, хотя работа его очень затруднена: из трехсот тысяч немецких коммунистов более ста тысяч актива истреблено Гитлером и гестапо. Новые кадры претерпели ряд провалов, так сильны у фашистов провокация и сыск... В Германии до ста подпольных типографий, есть подпольные рации. Тельман в Гамбургской тюрьме, он еще жив. Его, видимо, сохраняют как заложника.

Существование немецкого Комитета "Свободная Германия" дошло до сознания немецкого народа, – глубокий отклик, особенно у средних слоев.

Пути Германии могут быть различны. Мне кажется, что намечаются два варианта:

1) Гитлер может быть убран Кейтелем, Роммелем, Деницем и прочими, это путь диктатуры военных;

2) Гитлер может быть свергнут национальными освободительными силами.

В этом один из узлов мировой политики, мировых противоречий. Союзники, конечно, строят планы "AMGOTизации" или сделок с немецкими бадольо. У них есть соответствующие эмигрантские фигуры и в военном и в финансовом мире. Советский Союз стремится к иному решению. Мы будем, думается мне, до конца разжигать в народе, в Красной Армии ненависть к фашизму, но как только придет победа, – возьмем курс на нашу традиционную политику, исходящую из социалистических принципов... Мы хотим видеть Германию свободной, демократической, национально единой...

Фактически в Германии ее судьбой, делами распоряжается небольшая группа капиталистов: Крупп и др. Это – монополисты. Они связаны с военной головкой. Можно считать, что и Гитлер сейчас в их руках лишь разменная монета.

Нацистская партия насчитывает до 2 000 000 членов, но это разнородная масса: здесь есть и ядро старых, "домартовских" нацистов 1933 года, и масса "присоединившихся". В стране уже перестали носить гитлеровские значки, эмблемы и пр. Новые поражения еще больше ослабят влияние национал-социалистов, но, с другой стороны, вызовут ожесточение отчаяния в гитлеровском ядре. Нет лазейки, куда бы ни пробовали сейчас пролезть гитлеровцы... Они пускают в ход все свои связи с реакционными силами США и Англии, и им удается получать известную политическую помощь...

Как характеризовать данный этап войны? Как я уже писал выше – Квебек свидетельствует о несостоятельности военных и политических планов союзников: они просчитались и касательно темпов событий в Италии, и касательно темпов и характера событий на советско-германском фронте. Союзники фактически до сих пор делают ставку на замедленную войну и соглашения с реакционными европейскими лидерами. Отсюда их полупризнание Французского национального комитета, отсюда и ставка на Бадольо, отсюда и ставка на югославское королевское правительство и Михайловича.

Но надо помнить, что в Югославии до 500000 вооруженных народных бойцов, у которых свое правительство – Народное Вече, свое командование, свои цели. Народ Югославии вряд ли захочет принять привезенных из-за границы королей или AMGOT. Народная армия дралась не за эти цели, а за Народную Югославию!

Серьезны и проблемы будущего устройства Польши, Чехословакии и Венгрии.

Квебек не решил этих задач. Сейчас без участия СССР нельзя решить главнейшие мировые политические и экономические вопросы. Поэтому Рузвельт и Черчилль пришли к выводу о необходимости встречи со Сталиным... Сейчас идет подготовка Конференции "трех"... Она, вероятно, состоится в пределах СССР.

...Обстановка, как никогда, благоприятствует совместным действиям. Как же ответят нам Рузвельт и Черчилль?

Около 3 часов поехал с Тарасенковым в центр смотреть картину "Орловская битва"...

Показали кустарный фильм о борьбе с пожарной опасностью, затем "Орловскую битву". Но через десять минут включили свет: "Район подвергается обстрелу".

Пришли домой, – снова огневой налет. Снаряды свистят и разрываются один за другим... Дребезжат стекла, все вздрагивает... По два-три разрыва сразу, близко. Злой обстрел!

Разыскал мои таллинские материалы: оригиналы статей для газеты "Советская Эстония", полосы "Боевой Балтийской" и т. д. Отобрал для комсомольского сборника.

С. К. только что вернулась с работы:

– На Петроградской стороне, в начале Кировского проспекта, три пожара. На проспекте ряд воронок, провода порваны, фасады побиты. С трудом добралась...

Сильное зарево пожара в направлении Эрисмановской больницы. То разгорается, то потухает... Неужели снаряд попал в больницу?

Люди говорят:

– Немец войска отводит, вот и бьет, – снаряды-то не увезти.

Из быта. – Ленинградский детдом отправил в тыл сирот, маленьких детей...

Местные жители стали разбирать детей для усыновления... Усыновление происходило в исполкоме по акту, торжественно. Одной пятилетней девочке сказали:

– Вот твоя мама...

Девочка посмотрела серьезно:

– Это не моя мама. Моя мама убита в Ленинграде. (Сжалось сердце...)

Девочку взяла семья колхозника. Домик, огород, корова. Ребенок стал привыкать.

Когда через несколько дней воспитательница зашла ее навестить, девочка не вышла. Ее нашли в углу. Она забилась туда, сложила ручки и кричала: "Я не хочу в Ленинград, я не пойду!" Она боялась, что ее отвезут обратно, – ребенок привык к новым людям, которые подошли к нему человечески ласково.

У детей при усыновлении меняют фамилию, и когда-нибудь уцелевшим родным, близким будет почти невозможно их разыскать.

Созерцаю, наблюдаю. Иногда большое философское спокойствие, а иногда, вернее большей частью, – привычная активность, горячность.

Сегодня внимательно разглядывал город и вновь ощутил, как он изранен! Все больше и больше шрамов, брешей, дыр, ям, выбоин. У "Пикадилли" снарядом вырван целый кусок фасада – от подвала до второго этажа. Видны оголившиеся стены комнат, мебель. Снизу – заложено кирпичами, а выше – зияющие пробоины... Разбита вся садовая ограда у Аничкова дворца. В Михайловском саду вырваны куски решетки, и эти места безобразно зашиты досками и проволокой. Разбиты все фасады, выходящие на площадь Жертв Революции... Везде, везде нужен ремонт, большой, дорогой, прочный.

Десятый час. Опять близкий разрыв снаряда. Методический обстрел! Зарево у Эрисмановской больницы меньше. Сижу в темноте – окно открыто; обдумываю то, что еще надо сделать: 1) статью о летчиках для Чуковского, 2) призыв к молодежи в оккупированных районах Ленинградской области, 3) листовки.

Из городского быта (рассказ С. К. о старике макетчике, который строит ей макет "У стен Ленинграда"):

"Маленького роста старичок, известный всем ленинградским работникам театра. Эвакуироваться отказался... Комната разделена пополам – синяя и багрово-красная. На стенах – портреты всех лучших артистов города, десятки рисунков, гравюр и т. д. "Обожаю, знаете ли, редкости... В голодную зиму я, дистрофик, отдал последние пятьсот граммов хлеба за этот альбом и много дней сидел без хлеба. Желаете посмотреть?.. А этот диван я сооружал два года". Огромный диван, по бокам тумбы с ящиками. Выдвигается электрическая плитка, буфетик, откидывается столик для "дружеских встреч", сбоку выдвигается шкафчик с хрустальными графинами и рюмками; тут же отделение для платья, для белья и т. д. "И у Рузвельта нет такого дивана, – гордо заявляет он. – А живу я в другой комнате..." – и ведет меня в маленькую кухню, в которой стоит что-то вроде операционного стола – заменяет кровать. Под ним – маленькие красные туфельки. "Это кто-нибудь забыл?" – "Нет, это мои". Ноги у него действительно как у ребенка. "Окно у меня было разбито, я сделал деревянную решетку, вставил осколки, теперь и красиво и надежно". В комнате холодно, пахнет клеем... Одинокий, занятный человечек... Руки у него золотые, макеты делает блестяще".

Вот еще кусочек жизни! Порой надо отвлекаться от нашей исключительной военно-политической нагрузки. Я заставляю себя входить во внутренний мир и быт людей. Ведь из миллионов их дел – больших и малых – и состоит жизнь... Почему-то вспомнились мальчишки, упивающиеся кино, лихие, "сошедшие с рельс"... А лица их взрослые, глаза серьезные, со следами ранних переживаний. У одного чуть подпухшие веки с темными кругами... Какими они будут, когда вырастут?

Опять из быта. – Наш, флотский, – в Москве у него жена, отвык от нее:

"Но люблю ее и буду преступником, если уйду к другой". В Ленинграде у него был настоящий роман, по он оборвал его. Теперь идут уже "психологические драмы"...

Чем все это кончится – неясно. Но страсти глубокие...

Обо всем этом было бы интересно написать пьесу, повесть. Но умеем ли мы писать, глядя жизни прямо в лицо? Мы в плену собственных романтических представлений, вечного, устремления ввысь. В плену молчаливо принятого всеми и оберегающего нас закона: "Сора из избы не выносить". Война объяснила всем, как важно главное, а не копошение в личной жизни. Но все, описанное мною выше, это о людях, которые сумели работать в осажденном городе, сумели выдержать, устоять! Я знаю их. Изобразить бы этих людей со всеми их свойствами, достоинствами и недостатками... Вероятно, это дело будущего...

15 сентября 1943 года.

Солнечно... Деятельность нашей авиации.

В 11 утра, по радио. – Бои в Италии: 8-я английская армия спешит на соединение с 5-й американской. Опять Монтгомери против Роммеля, ныне командующего немецкими войсками в Италии.

Немецкое сообщение: "Гитлеровские парашютисты и эсэсовцы освободили Муссолини". Какой жест!

Мобилизация в Швейцарии.

В последние дни какое-то нетерпение. Всякая весть с Юга и радует и задевает. Там наступают, а мы?.. Сам себя успокаиваю: придет и час Ленфронта! И с ожесточением сажусь писать листовки для 7-го отдела. Хоть так ударить по гитлеровцам!..

7.40 вечера. – Москва передает важное сообщение: "После двухдневных ожесточенных боев взят Нежин (город и железнодорожный узел) – важнейший опорный пункт немцев на путях к Киеву..." Салют Москвы!..

В последние дни настойчиво сверлит мысль: что же означают все эти мировые события? Куда идет человечество? Но разве мыслимо все определить?! Где-то за пределом ближайших двадцати пяти лет – обрываются и самые смелые прогнозы.

О влиянии войны на творчество, душу. – Мне кажется, что моя душевная жизнь мною самим сознательно стиснута – все подчинил войне, определенной задаче. Уходить в стороны, отвлекаться, позволять себе фантазии, духовные "пиры", буйства мысли, иногда пассивное созерцание – то есть то, что составляет богатство внутренней писательской жизни, – пока нельзя. Вместе с тем – в определенном плане, в заданном плане – идет обогащение опыта, души. Порой даже пресыщение. Но, конечно, духовный мир в широком человеческом смысле – творящий, вольный, жадный – у всех на замке. Эта война – наш великий долг, а если и страсть (жажда победы), – то мрачная, безрадостная. Радость черпаешь только в чувстве будущего, то есть в созидании. Порой я это почти физически чувствую... Я любил колесить по стране, наслаждаться ее неизмеримыми пространствами, ее многообразием. А сейчас нельзя куда-то помчаться, "окунуться в мир"; нет былого ощущения пространства, полета. Не могу отделаться от ощущения блокады – сидит, проклятое! Но как мы потом рванем! Как надышимся ветрами морей и степей! Сколько будет написано, сделано!

Вечером, из репродуктора – московский концерт. Его заглушает гул самолетов... Вспышки, – это бьет наша тяжелая артиллерия. Долгие громы канонады,

К полуночи, по радио, бои на Киевском, Мелитопольском и Запорожском направлениях.

Ночью из Москвы приехала жена Тарасенкова – М. Белкина.

Дождливо, осенне. Падают листья...

В 10.30 пошел в Пубалт... Поработал. Взял последние бюллетени...

"Кронштадт" идет в Москву в ПУ ВМФ – с письмом издательства, в котором говорится: "Рукопись утверждена Ленинградским горкомом и сдана в набор. Просим как можно скорее дать свою визу".

Лениздат готовит издание "Слова о полку Игореве", – "Сказание о погибели земли Русской", которое надо по сути именовать "Сказание о величии земли Русской", ибо оно связано с Александром Невским, с Задонщиной и т. и.

Хорошо! У нас подымают всю русскую историю. Надо ее очистить от всяких чуждых влияний, ограничений романовской династии и т. д... Брать все от истоков славянства до Ленина. В 7.40 вечера, по радио. – Штурмом взят Новороссийск... Награждение частей Северокавказского фронта и кораблей. Черноморского флота. Салют Москвы и Черноморского флота!

Шаг к Крыму!

Звонок из "Правды" – просьба дать отклик на взятие Новороссийска. Тут же сел писать... Вспомнил Новороссийск, Гражданскую войну, молодость зажегся, написал...

Звонок из "Ленинградской правды": та же просьба.

Еще сообщение по радио, но плохо слышно. – Войска Центрального фронта форсировали реку Десну, взят Новгород-Северский. Видимо, наши прорвались в сторону Белоруссии, в сторону Гомеля (река Снов – не препятствие). Ломаем "Восточный вал"...

Все время звонки из газет и пр. Завтра в 19 часов в ДКФ – морской митинг о Новороссийске. Начпубалта поручил мне выступить...

17 сентября 1943 года

Весь день пишу листовки для 7-го отдела Ленфронта. Подбираю новые материалы, факты; пишу с огромной внутренней устремленностью. Надо внушать немцам: "Война проиграна, фронт на две трети сломлен, остальное тоже доломаем и в том числе группу "Норд" под Ленинградом. Бежать до Восточной Пруссии зимой, под градом ударов – трудно, да и это не спасение, ибо с Центрального фронта наши части войдут в Польшу и, освободив ее, закроют вам на Висле все пути отступления – отрежут ваши части. А сами пойдут дальше". Надо внушать беспокойство, тревогу, заставлять их думать о зиме, о тяжелых перспективах.

Залпом написал шесть листовок...

Получил бюллетень ПУРККА, No 6 (об опыте летних боев) и свежие материалы, отобранные у пленных: письма и пр. Затребовал трофейные газеты, взятые в последних боях.

Поехал с С. К. на митинг.

Зал Революции (в Военно-морском училище) – полон. Выступил Герой Советского Союза, командир торпедных катеров, капитан 3-го ранга Осипов, сипловатый боевой малый:

– Что черноморцы – молодцы, это точно, но и у нас бригада торпедных катеров – будь здоров! Больше сорока кораблей противника уже потопили. Мелочь – транспорта, лайбы и пр. – не считаем.

Встретил летчика капитана М. (он отдыхал со мной в июле 1942 года во Всеволожском).

– Как живем?

– Ничего. Опять был ранен. Фрицы меня на "яке" подбили, но и я два их самолета сбил еще в феврале. Летаем над заливом как хотим. Теперь воздух наш.

Милый, тихий парень, – кадровик и работяга. На груди – три ордена "Красного Знамени". Хорошо говорил...

Выступил и я, взял аудиторию с места (весь я в последние дни взбудоражен): "Происходит нечто грандиозное, – а наши сводки так деловито-скромны. Идет разгром Гитлера – один на один, без "Вторых фронтов". И мы свои зубки показываем и врагам и "друзьям"... Слышен аж треск гитлеровского фронта, взламываем его от Смоленска до Новороссийска". (Бурные отклики в зале.)

Дал и некоторые обобщения...

Видишь перед собой монолитный зал наших военных – здоровяков и понимаешь сам еще глубже, в чем мощь России: это расчет на наши резервы, на дух народа, на феноменальную силу миллионов разгневанных людей, которые воюют за свою народную власть, за свои идеи, за свое счастье. Нам есть за что бороться!

Словом, митинг был флотский!

Радио. – Взяты Брянск и Бежица, разгром шести немецких дивизий!

Прослушали радио, и начался хороший концерт. Несколько ярких номеров и лирических, и бурно динамических, и юмористических...

Потом редактор "КБФ" увез меня к себе в редакцию:

– Напиши отклик на Брянск – Бежица, хоть десяток строк!

– Согласен, поехали...

Написал что-то около полосы, а полоса у них 8 – 9 страниц на машинке. Прорвало, – мысли о наступлении, о перспективах, о Балтфлоте, который пойдет вперед по первому приказу. За нами долг: Усть-Луга, Нарва, Таллин, Ханко, Балтийский порт, Рига, Виндава, Либава, Паланга. До пограничного столба и, может быть, дальше. Пусть печатают. Бодро, взволнованно на душе... Вот русский медведь и дерет шкуру Гитлера! А не лазь в Россию!!

В газетах. – Крупные награждения ряда наркоматов за строительство Северо-Печорской железной дороги (1847 километров), волжских дорог на правом берегу. Награждены интенданты Красной Армии за хорошую подготовку зимнего обмундирования (очевидно, на зиму 1943-1944-го).

18 сентября 1943 года

Сероватый день. Листья желтеют все больше, опадают все быстрее. С дубов осыпаются желуди – их подбирают дети...

По радио передают мою статью – политический обзор – "Небо России в зарницах" из "КБФ".

Написал предложение 7-му отделу осветить деятельность Гитлера и всего фашистского руководства с точки зрения немецких законов. Уголовный анализ дает неожиданный эффект...

Работа 7-х отделов Красной Армии и Флота приобретает все больший размах. Улучшается техника радиовещания, применяются всевозможные агитмины и агитснаряды... Методы становятся все гибче, формы разнообразнее. Хорошо!..

Два дня части Ленфронта вели наступление на Синявинские высоты... Рывок был сделан хорошо: высоты нами были захвачены. Но ураганным огнем и отчаянной контратакой немцы их снова отбили.

Настроение на Ленинградском фронте не радужное... Тяжелейший участок фронта. Надо готовить удар еще основательнее.

В 11 вечера, по радио. – Крупные продвижения на Киевском направлении, взят Миргород; на Запорожском и Мелитопольском – взяты Ногайск и Верхний Токмак; на Днепропетровском – Павлоград. Наши части в десяти километрах от Чернигова. (Записываю главное.)

Читал Анри де Ренье, – странный, тихий мир...

19 сентября 1943 года

По радио передали послание Рузвельта. – Главное внимание – Тихому океану... О наступлении Красной Армии он говорит с огромным уважением и, может быть, с некоторым изумлением: сравнивает последние события с изгнанием Наполеона в 1812 году. (Это сравнение ставит, таким образом, и вопрос о выходе русских сил в Европу.) Рузвельт говорит, что события в Италии – не Второй фронт. Это реализация решений Касабланки, а реализация решений Квебека – впереди. В Квебеке разработаны конкретные и точные планы нанесения дальнейших равных или еще более чувствительных ударов по Германии и Японии, причем намечены даты и пункты новых высадок войск в Европе и других местах... (Сроки?! Вот главный вопрос, хотя ценны и приведенные высказывания.)

В Балтийском флоте наблюдаются приготовления к бол(ее) широким военным действиям, прежде всего нарастающая активность торпедных катеров и торпедной авиации КБФ. Почти каждый день – новые успехи. За август и начало сентября потоплено до тридцати транспортов и легких кораблей противника (это неоднократно отмечалось в сводках). Подводники не отстают: две лодки пришли с отличными результатами. Что и где – засекречено, и это правильно.

...Напряженно работают наши тральщики (пахари моря!). Сейчас они тралят не только ночью, но и днем, на глазах у немцев и финнов (у Тютерса). Береговые батареи острова обстреливают их, а моряки продолжают работать под прикрытием дымзавес.

Тральщик капитана 3-го ранга Кимаева затралил и уничтожил за один поход 18 мин. Немцы выпустили по кораблю 180 снарядов, – ранено 17 человек.

В Кронштадте находится вице-адмирал Раль и капитан 1-го ранга Святов. Еженощно идут десантные учения (высадка на южный берег, практика взаимодействий и т. и.). Темнеет сейчас рано. Мне думается, что за ночь десантные группы и корабли могли бы пройти из Кронштадта и к Гогланду, и в Копорский залив, и в Лужскую губу, и в Нарвскую. Опыт новороссийского броска учит смелости – там ворвались прямо в неприятельский порт к пристаням, то есть сделали то, что мы с Н. Маркиным{190} сделали 9 и 10 сентября 1918 года в Казани.

Дела будут! Бить Гитлера без передышки, со всех направлений! Особенно там, где у него уязвимые места – и на наших фронтах, и в Западной Европе, и в Южной, и в Северной.

Четыре итальянских дивизии сдались Югославской народной армии. Партизаны заняли Спалато и еще десять пунктов на Адриатике. (Может быть, уже установилась связь морем между союзниками и партизанами Югославии?)

В 8.30 вечера. – Войска Калининского и Западного фронтов после четырехдневных ожесточенных боев прорвали "сильно укрепленную долговременную оборонительную полосу" противника, запиравшую "Смоленские ворота". Взяты Ярцево и Духовщина. Особо отличились 13 дивизий, 4 бригады, 3 полка и т. д. Следовательно, в прорыв пошло несколько армий. До Смоленска – 50-60 километров. На Киевском направлении взяты Прилуки, Пирятин и др. До Киева – 100-70 километров...

Вести из Москвы, – К. Симонов и другие писатели зовут меня в Москву... В Комитете искусств очень хорошо говорят о моей пьесе, тоже предлагают послать вызов. (Никуда я отсюда не могу уехать! Отгоним немцев – тогда дело другое.)

20 сентября 1943 года

Отправил в "Звезду" роман В. Кетлинской{191} с положительным отзывом...

Сижу над сборником о комсомоле...

В Сталинграде быстро восстанавливается жизнь: уже вернулось 250 000 жителей; обнаружено и уничтожено 1 063 000 немецких мин и т. д.

Вокруг моей статьи о традициях и преемственности нашей стратегии – уже споры. Некоторые товарищи еще не привыкли к широким формулировкам, не хотят понять того, что наша стратегия органически вырастает из всего народного опыта России... У некоторых наивные трактовки. Попытаюсь разъяснить им суть дела.

21 сентября 1943 года

Гитлер, видимо, рассчитывает укрепиться на Днепре, заставить Красную Армию задержаться, – уже начались осенние дожди.

У нас большие трудности на железных дорогах – надо перешивать колеи{192}. Растяжка наших коммуникаций несомненна...

Прочел присланные мне с фронта немецкие августовские газеты и журналы: нервная статья Геббельса о воздушном терроре; о том, что хотят уничтожить даже субстанцию немецкой нации; о том, что пароль дня для немцев дисциплина, выдержка и т. п.

В берлинских вечерних газетах много статей и очерков об американизации Африки: "Французские владения – это колония США. Американцы лезут всюду со своей администрацией, аэродромами, самолетами, грузовиками, фильмами, консервами..." и пр. (Похоже на действительность.) Глухие статьи о южной битве. Фото советского танка: "Stahlkoloss"{193}... Снимки Кронштадта с петергофского берега (передам их в Военный совет и в разведотдел).

Читаешь эти газеты, и дышит на тебя тот мир – западный. В нынешней привычной установке, в нашей психике: Германия – это Германия Гитлера, ненавистная, разбомбленная, ржавая, садистски злая, опасная и т. д. Мы по высшей необходимости почти абстрагируем образ врага. На данном этапе это нужно. Но объективная действительность, конечно, иная. Враг сложен, он дифференцируется. Отношение к Германии тоже сложное и будет эволюционировать по мере наступления Красной Армии и по мере изменения всей международной обстановки...

Я не могу не думать о тенденциях в области духа, экономики, организации.

Кончилась и эта тетрадь... Вышел в сад. Холодное звездное небо...

22 сентября 1943 года. (Два с четвертью года войны.)

В 11. 30 поехал в ЛССП... Ленинградским писателям предоставляется пять путевок в дом отдыха (творчества) в Переделкино. Интересно, кто из ленинградцев поедет "отдыхать"?! Писателям разрешено иметь литсекретарей на правах служащих. Это новость.

Был на Каляевой. – Эта квартира – связь со стариной, с прошлым. Другие связи оборвались, – нет матери, нет отца... Отца я помню живым, иным не видел, не ощущаю. Я ни разу не посмотрел на фото – он на смертном одре.

Днем – дождь... Летний сад усеян опавшими листьями... Идет молодая женщина с ребенком, на нем шапочка с Георгиевской лентой, матросский костюмчик и погончики "БФ". Веселенький малыш, торчат светлые вихры. И я в детстве щеголял в таком же точно костюмчике. Видимо – традиция флотского города.

Работал над сборником "Балтийцы – Герои Советского Союза". Проверил список – тридцать пять человек... Систематизировал его, разобрал все материалы. У нас в Пубалте и наградном отделе так небрежны, что не имеют подробных биографий Героев Советского Союза! Нашел брошюры и газеты с необходимыми краткими характеристиками. Задание очень спешное: сдать к 30 сентября...

На рынке: картофель стоит 80 рублей килограмм (рекордно низкая цена за все время обороны Ленинграда); хлеб – 100 рублей (резкое снижение цен было и по 700). Но растут в цене дрова (с топливом туго) и вещи: шуба, стоившая 8000, теперь – 18 000 рублей.

В 7 вечера – в Пубалте. У всех приподнятое настроение. Во всех отделах висят карты с флажками, все гадают, в каком районе наши войска перейдут Днепр...

Вернулся Николай Чуковский. Он был в авиационных частях на южном берегу. "Илы" в последнее время свирепствуют на заливе, поэтому немцы стали обстреливать наши аэродромы: бьют по КП и по рефугам{194}... Чуковский говорил о подвигах летчиков. Выслушав его, я поймал себя на том, что почти не реагирую на его рассказ – все это уже стало нормой...

23 сентября 1943 года

Первые заморозки... Минус 3 градуса.

Утром, по радио – обрывки речи Черчилля. Он говорит о том, что до конца года состоится встреча "трех"; что создается Средиземноморская комиссия с участием Франции: "Мы рассчитываем на голос Франции..." (Уступки США и Англии французам?)

Написал статью "Ответ товарищам читателям" по поводу примеров русской военной истории (плюс вариант этой же статьи "Ответ читателю", но коротко, без дискуссии).

Ленинградский горком ВКП(б) дал указание о том, чтобы двинуть "У стен Ленинграда" по радио, в печать и в театры...

В беседах с людьми ощущаешь бодрость, понимание того, что война катится под гору... Все ждут с большим интересом встречи "трех".

– Рузвельт ведь больной, у него ноги парализованы, как же он в Москву полетит?

– Прилетит!..

Телеграмма от А. Фадеева. Он с некоторым запозданием мне сообщает: "Пьеса разрешена, отправлена в Камерный театр, печатается в "Знамени". Подробности письмом. Обнимаю".

В 8.40 вечера, по радио. – Войсками Степного фронта взята Полтава... Салют Москвы! (Таким образом, группировка "СС" разбита.)

9.45, – Взята Унеча (Брянский фронт)... Салют Москвы! Думаю, что в ближайшие дни Красная Армия вступит в Белоруссию...

24 сентября 1943 года

Английское радио: "Казачьи разъезды в ночь на 22 сентября напоили своих коней в Днепре..." (Это неплохо, но будет лучше; "...Напоили своих коней в Одере".) "Фашистские власти запретили немцам въезд на Украину. Уже эвакуировалось 43 000 человек из администрации, "колонистов" и др..."

С 12 до 7 вечера писал очерк "Комсомол и флот" по черновикам и материалам... В очерке есть новые сильные эпизоды о действиях балтийцев-комсомольцев. Чего стоит мужество катерника, который дрался с оторванной ступней!

Читал сборник "1812 год" (исторические материалы той эпохи; новое издание). Есть места, которые заставляют глубоко волноваться: какие примеры, документы! Письма Багратиона, описание подвигов крестьянской партизанщины, пустынной Москвы, бедствий отступающих французов, отъезда Кутузова из Петербурга. Какое-то удивительное ощущение – абсолютной близости той эпохи; физической, родственной близости к героическим простым людям 1812 года. Это наши прадеды, – и они и мы – единое, вечное!..

25 сентября 1943 года

Отложил все дела и, под влиянием мыслей и чувств вчерашнего вечера, написал большой исторический очерк "Адмирал Петр". Это из единого ряда: Балтика – Петербург. Интересен факт перенесения праха Александра Невского Петром I в столицу, 30 августа 1724 года (по завершению Северной войны и прочих успехов).

Пасмурно... Днем огневой налет – разрывы тяжелых снарядов. В последние дни – частые короткие артобстрелы по городу.

Правлю вчерашний очерк. Опять сильный обстрел по всему городу. Звонит С. К. (из Театра КБФ);

– Как у вас?

Немецкое радио и пресса сообщают об отходе германской армии на "зимнюю линию обороны" (?!).

Днем наше радио сообщило о выходе Красной Армии к Днепру – реке, соединяющей три советские республики: Россию, Украину и Белоруссию. Наступление Красной Армии продолжается!

Со вчерашнего дня радиопередачи Москвы продолжены до часу ночи. По вечерам – музыка. Важное сообщение. – Штурмом взят Смоленск! Взят Рославль.

Новая волна чувств, ассоциаций, мыслей. Смоленская дорога! Путь наполеоновского отступления: Орша, Березина, Вильно.

Звонят из "Правды", из "Ленинградской правды" и других газет. Пишу статью с огромным душевным подъемом.

Теплая темная ночь, чуть влажно. Брожу почти на ощупь по саду. Иногда – далекие артиллерийские вспышки. Мысли о событиях, об удивительном вале битв: Полтава, Смоленск... Опять синтезы отечественной истории в современном нашем плане. Чувство гордости, – созерцание. Вновь и вновь продумываю пережитое за два с четвертью года, и рядом – почти осязаемое военное прошлое России...

26 сентября 1943 года

По ленинградскому радио передали мою статью "По старой Смоленской дороге"; позже ее передала и Москва.

Сдал Пубалту сборник "Балтийская молодежь". Отредактировал десять биографий Героев Советского Союза.

Побродил по саду. При порывах ветра падает и падает желтый лист. Липы почти совсем облетели. Листва дубов еще зеленая, но уже с ржавым налетом... Огороды все больше оголяются. У нас кто-то срезал последние кочаны капусты.

Вечером, как обычно, собрались у С. К.: Тарасенков с женой, Азаров, Крон. Приехал Суворов.

...Говорили о том, что за период блокады в Ленинграде выпущено до тысячи четырехсот врачей; что огородников в городе уже более четырехсот тысяч человек; что в оранжерее Ботанического сада уже вызрел виноград; что готовится восстановление ряда зданий. Кстати, за разрушение Академии художеств немцам будет представлен счет в 2 700 000 рублей (акт об этом я подписал на днях вместе с другими товарищами). Идут реставрационные и восстановительные работы на бульварах, у Лебяжьей канавки, у Кировского моста, на Международном проспекте и т. д. Этой осенью будет высажено двадцать две тысячи деревьев.

Суворов рассказывал о том, как два разведчика разведотдела штаба КБФ были заброшены в район Териок: они осмотрели финскую позицию, убили одного офицера и несколько солдат. Три дня сидели в песке и ели овес. Все высмотрели и с нужными данными вернулись. Операция была осуществлена на катере с форта "П", а затем вплавь.

Усталость. И снова и снова раздумья... Сквозь броню военных забот, по мере приближения конца войны, все чаще пробивается вековечное – личное...

27 сентября 1943 года

Серо... Днем дождь.