Текст книги "Семь бойцов"

Автор книги: Войо Терич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Вернись, ты сошел с ума! – вновь закричал Минер вслед Йовану. Казалось, вот-вот грянет выстрел.

– Нет, это мои земляки! – отвечал Йован. – Наверняка встречу знакомых!

Он шел медленно, беспечным вялым шагом, закинув винтовку на плечо. Дырявые полы его пиджака рвал ветер.

– Не стреляй, Минер, – попросил я.

Минер обжег меня взглядом:

– Мы должны его убить.

– Дезертиров убивают для того, чтобы поднять боевой дух. Мне и тебе его не занимать…

– Эй, что у вас там происходит? – крикнул сверху Судейский.

– Йован пошел на переговоры.

– Стреляйте! Он продаст нас!

– Стреляй ты! – возразил Минер.

Судейский пополз к голой вершине. Адела заплакала. Целился он долго, но вдруг махнул рукой и вернулся на прежнее место. Кругом воцарилось молчание.

В долине навстречу Йовану вышли два человека в черной суконной одежде с аксельбантами. Встав по обе его стороны, они повели его дальше. С тех пор прошло два часа, но ни единого выстрела не долетело до нас ниоткуда.

Теперь нас осталось четверо. Если не удастся ускользнуть отсюда под покровом ночи, тогда конец. Медленно опускался вечер. Когда стемнело, мы осторожно поползли. Ни одна пуля не просвистела над головой. Это мне казалось очень странным: если они позволяют нам уйти, то зачем тогда нужно было целый день держать нас в окружении? Впрочем, когда кто-то из наших зацепился за камень, грянул выстрел. Но небо закрывали хмурые облака. Стояла непроглядная ночь. Под прикрытием тьмы мы отползли довольно далеко, а затем встали и, стараясь сохранять спокойствие, пошли вслед за Минером.

«Что сделали с Йованом? – не выходило у меня из головы. – Несомненно, его убили…» Но я не мог поверить, что он вел себя как предатель. Нас Йован не выдал, иначе бы нам не спастись…

На опушке леса мы чуть не нарвались на засаду. Свернув вправо, вовремя улизнули.

– Теперь, можно полагать, выбрались, – облегченно вздохнул Судейский.

– Да, – ответил Минер. – Но ночью нам придется идти. И еще день. Тогда мы будем в безопасности.

Миновали большую поляну. Село обошли стороной. На одном из привалов Адела спросила:

– Что они сделали с Йованом?

– Убили, – ответил Минер.

– Откуда ты знаешь? – возразил Судейский.

Тот не ответил. В темноте слышно было лишь его прерывистое дыхание.

– Жаль старика, – произнес Судейский. – И девушку.

– Замолчи, пожалуйста, прошу тебя! – взмолилась Адела.

– Теперь нас четверо, – сказал Минер. – Можно шагать и побыстрее.

Мы двигались всю ночь. Рассвет застал нас в лесу. Здесь решено было устроить дневку. Мы понимали, что весь этот край – против нас. И Минер опасался засад. Он был уверен, что погони не миновать.

Утренний свет нежно и мягко опускался на землю. Мы расположились на отдых.

Близился вечер. До нашего слуха донесся звон овечьих ботал.

– Неплохо было б украсть ягненка, а? – обратился ко мне Судейский.

– Да, – ответил я, – неплохая мысль.

– Давайте обмозгуем, – проговорил Минер. – Идея-то хорошая, но от нее надо отказаться. Куда нам столько мяса? Ведь мы почти у цели.

– Я всегда был против воровства и грабежей, но сейчас – это совсем другое дело, – возразил Судейский.

– Не читай проповедей, – заметил Минер. – Ну что ж, давайте попробуем. Только это не так просто. Пастух увидит, устроят погоню.

– Будем защищаться, – храбрился Судейский.

– А сможем ли мы уйти от них, вот такие тощие? – вмешался я, но волчий голод заглушал и во мне голос разума. Все понимали опасность задуманной операции, но противостоять соблазну не было сил. Только Адела молчала.

Мы вышли на опушку леса. Невдалеке на лугу паслось стадо овец. Чабан стоял в стороне, у ног его лежала сторожевая собака. Картина была идиллической. Судейский прошептал:

– Опасности нет.

– Нужно немного подождать, – заметил Минер.

Мы осторожно подкрадывались к стаду. «Эта операция – не в духе Минера, – подумал я. – И как только он решился на это?»

Судейский подполз к самой опушке и бросился на ягненка, как волк на добычу. Перепуганные овцы шарахнулись в сторону. Собака залилась громким лаем. Чабан поднял крик. И поскольку совсем рядом находились загоны, то очень скоро появились вооруженные люди. Мы без труда отразили толпу крестьян.

«Мы не разбойники и не грабители, – успокаивал я себя. – Нас вынудили так жить…»

Ягненка мы зарезали, мясо разделили и ночью испекли на костре. Мы настолько изголодались, что съели ягнятину почти сырую. В лесу то здесь, то там раздавались выстрелы. Крестьяне, видимо, решили выследить нас.

На рассвете мы были уже километрах в трех от реки, за которой лежала «свободная территория». Но на одной из опушек напоролись на засаду. Первые пули попали в Судейского. Раненного в обе ноги и грудь, мы подобрали ого и отошли в сосняк. Сознания он не потерял.

– Оставьте мне пистолет, – попросил он. – Оставите, а?

– Разумеется, – ответил Минер. – Но тебя мы не бросим.

– Не теряйте из-за меня время, – возразил Судейский.

Стреляли со стороны скалы, однако никто оттуда не появлялся: они не знали, сколько нас. Адела перевязала Судейского, разорвав его рубаху, однако остановить кровь не удалось. Лицо Судейского побледнело. Глаза померкли.

– Он умрет, – отозвал меня в сторону Минер. – Ты потом возьми пистолет.

Минер и Адела ушли вперед. Судейский истекал кровью. Вскоре он умер. Вынув у него из ладони пистолет, я стал догонять товарищей. Они шли осторожно, то и дело оглядываясь. Минер – впереди, Адела – следом. Когда у меня под ногой хрустнул сучок, Минер моментально повернул винтовку в мою сторону.

– Здесь начинаются дубовые леса. Вот в таком же мы встретились с тобой, – сказал я ему.

Он молча кивнул. Я пропустил Аделу вперед, заглянув ей в глаза. Наверное, мой взгляд был настолько красноречив, что она опустила глаза и покраснела. Когда мы присели отдохнуть, Минер довольно грубо сказал мне:

– Не пялься на нее.

Мне стало стыдно от его слов. И тем не менее я не мог отказаться от этой радости – любоваться Аделой. Кто знает, может, и меня завтра скосит очередная пуля?

На следующем привале Адела как бы невзначай сказала:

– Ты очень похудел и лицо у тебя усталое.

Впервые она так просто говорила со мной.

XXXII

Длинный стальной канат тянулся через Тару. Тонкая проволока удерживала подвижной обруч на нем. Его можно было подтягивать к каждому берегу. Я переправился первым и только успел отвязаться, как на левом берегу, там, где остались Минер и Адела, появились бандиты. Завязалась перестрелка.

Я оказался в более выгодном положении, чем Минер. Укрывшись за большим камнем, я начал целиться. Трое бандитов, подобравшиеся было к переправе, поспешно отступили. Но они тоже засекли меня. Пули змеями шипели вокруг. Бандиты наседали. Минер махнул мне рукой и вместе с Аделой скрылся куда-то влево, в лес.

Что означал жест Минера? Там еще слышались выстрелы. Над моей головой тоже просвистела пуля. Но вскоре стрельба прекратилась. Я осмотрелся. Кругом шумел лес. Пахло прелыми листьями и дубовой корой. Тишину леса нарушали лишь голоса птиц.

Я поспешил к месту нашей переправы. Минер, конечно, станет переходить реку только здесь, если он уже этого не сделал. В ином месте переправиться невозможно. А до другого брода, по моим предположениям, было шесть часов ходу для отдохнувшего человека, а для Минера с Аделой – все двенадцать.

Я спрятался у переправы и начал всматриваться в противоположный берег. Облака рассеялись, из-за горы показалась луна, озаряя окрестности призрачным светом. В лунном сиянии серебрилась река. Деревья подступали к самой воде. Стальной канат, натянутый между двумя берегами, поблескивал, отражаясь в волнах.

Прошло часа два, а я все вглядывался в противоположный берег. Казалось, уже нечего было надеяться увидеть своих товарищей, но вдруг я различил на опушке леса на той стороне две тени. Одна из них остановилась и подняла руки вверх! Или мне это просто показалось? Вот линия стального каната словно бы оборвалась посередине. Кто-то тянул обруч. Темная фигура двигалась легко и быстро. Я подполз совсем близко. А вдруг это бандиты?

– Руки вверх! – крикнул я, когда человек ступил на этот берег.

Однако вместо ответа раздался выстрел и послышался женский возглас. Это была Адела. Винтовка висела у нее на шее. Девушка выстрелила, не снимая ее. Это Минер научил нас так стрелять.

– Адела, – произнес я, – ты чуть не убила меня.

– Это ты?

Она глотнула воздух. Понимает ли она, как я ждал ее и как хочу, чтоб она бросилась мне на шею? Судя по всему, у нее было иное настроение.

Адела освободилась от веревок.

– Порядок! – крикнул я, повернувшись к тому берегу.

– Эй? – вопросительно откликнулся Минер.

– Наши здесь! – прокричал я, понимая, что в данной ситуации нужно именно так поступить. Я снова был солдатом.

– Здесь батальон из третьей! – заорал я изо всех сил.

– Здесь пролетарская, – ответил Минер. – Все в порядке.

Наши голоса в ночи перекрывали шум воды. Однако никто ни в лесу вдоль обоих берегов, ни на горных лугах, вверху, куда нам предстояло идти, ни внизу, у самой воды, не отозвался на наш крик – ни возгласа, ни выстрела. Минер командовал несуществующим отделением, а мы вдвоем с Аделой изображали батальон. Минер привязался к обручу и переправился. Мне казалось, он готов был нас обнять, однако сдержался.

– Пошли, – проговорил он, – теперь-то мы доберемся до наших.

Адела отвернулась. Плечи ее вздрагивали. Она с трудом сдерживала рыдания.

– Скверное это место, – сказал Минер, глядя на воду.

– Бывало похуже, – заметил я.

– Скверно и то, что мы переправились, но не стоит оплакивать прошлое, – продолжал он.

– Прости, – тихо произнесла Адела.

– Два года назад здесь был наш штаб, Минер. Вот тут, прямо над головой. В хибаре на самом откосе. Она потом сгорела, – вспоминал я.

– Да, штаба нет, – вздохнул Минер. – Но у нас остались еще эти винтовки.

– Я ненавижу винтовки, – сказала Адела.

Больше мы не вымолвили ни слова. Местность была пересеченной, и за час мы проходили не больше трех километров. А нам предстояло шагать всю ночь. В тишине лишь трава шелестела от наших шагов.

Утром мы взобрались на высокий холм. Вдалеке виднелись села. Серебристые нити тумана тянулись к восходящему солнцу. Какой-то невыразимой прелести был полон и этот туман, и темный ковер лугов, и чистое утреннее солнце, словно огромный факел, озаривший окрестность. Трава повсюду засверкала каплями росы.

Мы пришли, – нарушил тишину Минер. – В этих краях банд нет.

– Хорошо, – вздохнул я.

– Что это за земля? – спросила Адела.

– Ничья, – ответил Минер. – После немецкого наступления местные жители и сами не знают, на чьей они стороне. Здесь нет никакой власти, и никто никого не трогает.

– Что ты собираешься делать? – поинтересовался я, так как меня мучила неизвестность.

– Здесь граница двух срезов[14]14
  Срез (сербско-хорв.) – административная единица, соответствующая уезду, району. – Прим. пер.


[Закрыть], – ответил Минер. – Он сдвинул шапку, вытер ладонью лоб и, глядя на меня спокойными, синими, как небо, глазами, добавил: – Пришло время!

Было вполне очевидно, что он хочет податься в свои края, и это, конечно, само собой разумелось. И тем не менее мне казалось, что расставание наступило слишком быстро, и я почувствовал себя страшно одиноким.

Как февральское солнце, только вспыхнув, сразу же исчезает за тучами, так и взгляд Аделы осветил меня на мгновение. Молчание становилось тягостным. Наконец я глухо проговорил:

– Попрощаемся.

Минер был невозмутим, словно не замечал моего состояния.

– Я должен идти в свой срез. У меня задание. Ты, – обратился он к Аделе, – можешь присоединиться к одному из нас.

Легкий ветерок пробежал по траве. Туман рассеивался, открывая вход в ущелье. Повернувшись к Минеру, Адела спросила:

– Можно я пойду немного с тобой? Согласен?

– Разумеется, – ответил Минер.

Крепко пожав мне руку, он произнес на прощание:

– Спасибо за дружбу. Ты – хороший человек.

Минер и Адела спустились в ущелье. Я долга смотрел им вслед. Они становились все меньше и меньше и вот совсем исчезли в тумане.

«Ну что стоишь? – презрительно бросил я себе. – Шагай вон туда, на север. До сих пор ты все время шел на восток. Теперь пора повернуть на девяносто градусов».

Солнце жгло, как раскаленное железо. Я обогнул скалу. На ее вершине сидела какая-то большая сизая птица. Она не испугалась меня, не взлетела, лишь повернула в мою сторону голову. Я шел у подножия ее громадного трона, и все это время птица зорко следила за мной.

Леденящее душу одиночество охватило меня. Ведь мы расстались навеки! Шатаясь, как пьяный, я побрел на север. Ноги, казалось, сами выбирали дорогу. Шагая по красновато-коричневой тропе, я ничего перед собой не видел.

Я был так подавлен внезапностью нашего расставания, что никак не мог прийти в себя. «Можно я пойду немного с тобой?» – слышался мне голос Аделы. Что значит «немного»? День, месяц? Или это было сказано лишь для того, чтобы что-то сказать?

«Не обманывайся», – говорил я себе, вдыхая аромат горных трав, подставляя лицо свежему ветерку.

– Ты очень спешил, – произнес вдруг чей-то женский голос.

Это была Адела. Я зашатался, словно шел к игорному столу, где оставил все, кроме одной единственной копейки. Какие волшебные чары снова свели нас вместе? Подавляя радость, я самым безмятежным, на какой только был способен, тоном ответил:

– Я хотел подождать тебя вон у той скалы.

Девушка кивнула и пошла рядом, касаясь моего плеча.

Взволнованные, мы шли молча. Я был потрясен и чувствовал себя спасенным утопленником. А кругом пестрели яркие цветы, благоухало ослепительное утро…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Длинное, узкое плоскогорье простиралось перед нами с северо-востока на юго-запад. Горные хребты пунктирными линиями тянулись с севера к югу. Между ними залегли глубокие впадины, словно морщины на шее гигантского носорога.

Необъяснимое волнение охватывает человека, когда он поднимается на какую-нибудь вершину. Над всеми высокогорными пастбищами, над лугами, уходящими вдаль, открывается необъятный простор. Медленно плывут облака. Наклонив свои белые головы, они будто хотят заглянуть в глубь взволнованной земной коры. Когда стоишь на вершине, на пядь ближе к небу, мысль невольно взмывает ввысь, и, кажется, весь мир лежит у твоих ног.

За это время Минер наверняка ушел далеко – не услышишь и выстрела. Он, конечно, по-прежнему, шагает так, будто идет первым. Таких людей, как Минер, в будничной обстановке можно встретить лишь во сне или в романах!

Мы одолели холм. Потом полезли вверх по склону горы, у самой вершины которой журчал родник. Если б я мог описать все случившееся за эти двадцать дней! Когда погибли четверо из нашей семерки, Минер страшно переживал. Лицо его осунулось, скулы заострились, глаза запали и уже не светились добродушием, как раньше. Но ничто не смогло сломить его воли. И день, и ночь он был начеку, оставаясь верным нашему делу. Даже в минуты крайней опасности он умел приказывать с таким спокойствием и уверенностью во взгляде, что каждый из нас беспрекословно подчинялся ему. Лишь дьявольское упрямство Йована вносило разлад. Но ведь недаром Йован был похож на цыгана, а те, как известно, плохо поддаются дисциплине…

Наконец мы поднялись на вершину. Голая каменистая почва цвета ржавого железа. Выжженная солнцем бедная растительность. Прямо перед нами возвышалась громада Црного Врха, единственной вершины, которую я здесь знал. Наклонившись подобно пизанской башне, чуть поблескивая издали лысым теменем, она приветствовала нас.

Вдруг справа от нас, с востока, ветер принес отчетливый звук выстрела. Раздайся сигнал тревоги, мы бы меньше испугались, чем этого неожиданного выстрела. Следом, как эхо, долетел чей-то крик:

– Вниз! Вниз к У-у-улошу!

И хотя кругом снова воцарилась тишина, я зашагал быстрее: мне хотелось поскорее подняться на соседнюю скалу справа и узнать, что там происходит. Адела вопросительно посмотрела на меня, а я, будто ничего и не случилось, молча пошел вперед.

А что, если стреляли в Минера? Я стал лихорадочно подсчитывать. Он уже отшагал километров шесть. А выстрел раздался ближе, да и кричал кто-то не так далеко. Значит, с Минером все в порядке…

II

Скоро и Црний Врх. Отсюда открывается вид километров на пятьдесят. И мы затерялись в этом пространстве. Тронулись к скатам Црного Врха. Солнце скрылось за облаками. Зашумел ветер в кронах деревьев с шероховатой тяжелой корой, что выстроились, как солдаты, длинными шеренгами, вдоль лесной тропы, по которой мы идем. На белых камнях темными пятнами выделялись лишаи.

Я украдкой наблюдаю за Аделой. Ее. безмятежное лицо с выражением невинности не напоминает ни одну из виденных мною прежде девушек. Она словно бы ничего не замечает, взгляд ее по-прежнему сосредоточенно мягок и спокоен, но временами мне чудится в нем насмешка.

Тропа неожиданно повернула в сторону. Взбираемся к Црному Врху. Мне это место хорошо знакомо. В село мы спустимся ночью. Скалистая феска Црного Врха испещрена косматой красноватой травой. Ни единого деревца. Вершина напоминает квадрат. Мы остановились здесь, как на площадке. Я подошел к Аделе и вытянулся перед ней по струнке, словно перед высшим начальством. Девушка молча сделала несколько шагов ко мне. Будто-бы отправились по воду и случайно встретились.

– Здравствуй, товарищ Грабовац! – сказала она, видимо, для того, чтобы нарушить молчание.

– Здравствуй.

Я взял ее руку. Мозолистая – от винтовки. Но еще более милая из-за этих мозолей.

Я был уверен, что близится объяснение.

– Вчера, пока ты переправлялся через реку по проволоке, я решила пойти с тобой, – промолвила Адела.

– А Минер?

Она так спокойно и естественно взглянула на меня, что я понял: многое она передумала, прежде чем говорить таким тоном.

«Все пропало, – подумал я, кусая губы. – Она никого из нас не любит, а со мной пошла лишь потому, что так надеется скорее выйти к нашим…»

И она действительно сказала это, сказала с потрясающим спокойствием. А потом нагнулась, сорвала травинку и закусила ее. Я сел рядом. Адела, как ни в чем не бывало, стала расспрашивать, почему я такой задумчивый. Да, она отправилась со мной потому, что Минер пошел в срез, а я – искать армию. Значит, это – единственная причина?

Я встретил ее спокойный взгляд, и словно солнце озарило меня. «Ты слишком самодоволен, – упрекнул я себя. – Вспомни о Сутьеске…» И твердо решил ничем не показывать своей радости оттого, что Адела со мной. Как ни странно, но от этого своего решения на душе у меня стало сразу легче: главное – она здесь, независимо от того, что она думает и что говорит, хотя, конечно, невозможно видеть ее и не испытывать волнения…

– Я собирался идти завтра, – сказал я.

– Куда?

– Искать наших.

– Можно мне внести предложение?

– Говори!

– Давай завтра отдохнем, а потом пойдем.

– Можно, – ответил я. – Здесь найдется еда.

Она мельком взглянула на меня и сощурилась, как от солнца. И в это мгновение она стала такой же, как в тот вечер, накануне боя, и улыбалась так же. Я заглянул ей в глаза и протянул руку. Адела мягко взяла ее, встала и пошла рядом со мной. Ее ноги в маленьких ободранных итальянских ботинках утопали в цветах. Любуясь ее беззаботной походкой, я думал только об одном: пусть все остается как есть, пусть ничего не меняется до конца наших дней.

– Хорошо здесь, – сказала она.

– Хорошо, – ответил я, – если тебе так хочется.

За нас двоих я несу сейчас полную ответственность. Нельзя забывать, что мы частица армии. Необходимо найти ее главные силы. Все, что помимо того, – вне воинских законов. И все, что я испытываю к Аделе, похоже на дурман!

На вершине мы провели несколько часов. Вдали за Тарой тянулись горы, то голые, то поросшие лесом. На одной из тех вершин два дня назад мы были в окружении. Тогда нас было семеро.

III

Мы идем по горам. Что, если внизу, в селах, по-прежнему господствуют банды? Я знал здесь места. Многие жители этих сел поддерживают нас. Туда можно приходить ночью, но все равно нужно быть очень осторожным.

В полдень нам встретился какой-то пастух со своим приятелем. Их сопровождал огромный сторожевой пес. Они пробыли с нами часа два. Пастух рассказал о дороге, которой нам лучше идти, а на прощание оставил котомку с провизией.

Когда они ушли, Адела произнесла:

– Славный парень!

– Откуда ты знаешь? Может быть, и не очень? – возразил я.

Мною вдруг овладело чувство ревности к этому пастуху. Росло желание сказать Аделе что-то обидное.

– Вот нашел ножик в кармане, – начал я. – Наверное, Йована.

«Забыла она о нем или только делает вид?» Мне вдруг стало стыдно этого разговора. «Ты нарушаешь солдатскую заповедь, – укорял я себя. – В соратнике нельзя видеть женщину. Это искушение. Надо вести себя с нею, как с товарищем!»

Я решил направить разговор в другое русло.

– Нашел его там, в камнях. И когда вынимаю, не могу освободиться от той картины.

Адела молча взглянула на меня, встала и пошла вперед.

– Ты многих здесь знаешь? – спросил я, догоняя ее.

– У меня есть несколько надежных явок.

– Они остались надежными?

– Не знаю.

Потом присели под большой сосной. Сквозь ее раскидистую крону пробивался солнечный луч. Надо было решать, как поступить завтра.

– Что будем делать?

– Ты по армии тоскуешь? – спросила Адела. – Не можешь без нее жить, как рыба без воды.

– Могу, – сердито возразил я. – Но я обязан вернуться.

– Не беспокойся. Через несколько дней придешь.

Мне иногда кажется, будто я схожу с ума. Мысли мои путаются, словно под влиянием этой девушки я превратился совсем в иного человека. Но она ни разу еще и не пыталась выяснить наши отношения. Да и вообще избегала со мной заговаривать. Так только, за неимением кого-то другого, перекинется парой слов, и все. Но разве она не сама решила оставить Минера и пойти со мной? Когда я прощался с ними, она не услышала от меня ни слова мольбы…

Может быть, она догадывается, что я безумно ее люблю? И делает вид, будто ей это все равно? О себе она вообще ничего не рассказывает: то ли не доверяет, то ли не отличается откровенностью.

Когда вдали раздаются выстрелы, я останавливаюсь и поворачиваюсь в ту сторону. В эти минуты, мягко шурша травой, Адела близко подходит ко мне. И хотя я только что считал ее источником всех своих злоключений, мне не удается удержаться, чтобы не взглянуть на нее. Обращенное ко мне лицо Аделы становится мягким, подобно теплому летнему дню. И сразу вся моя злость исчезает, и я готов на самые необыкновенные поступки ради этой девушки…

IV

Адела собрала посуду, оставленную нам пастухом, и направилась к роднику. Мы только что поели. Отойдя шагов на двадцать, она повернулась ко мне с грацией молодой лани. Я не сводил с нее глаз.

– Иди помой руки! – крикнула она.

Мы были на поляне. Под старым деревом, напомнившим мне лесистые места моего детства.

– Странный этот мир, – сказал я, поравнявшись с Аделой.

– Что это ты?

– Может быть, без причины, а может быть, есть заветная мысль.

– Не понимаю.

– Значит, и не нужно.

Возвращаясь от родника, она вдруг спросила:

– У тебя во взводе был автомат?

– Да, две штуки. С одним управлялся шестнадцатилетний паренек.

– Он погиб?

– Да. А какой системы были автоматы в вашей роте?

– Не знаю, – откровенно призналась она. – Их было много. Я не разбираюсь в оружии, да и не люблю стрелять.

– Будто?

– Один какой-то автомат стрелял очень быстро. Правда, напоминал скрипучую дверь.

– У немцев много таких, – сказал я. – Минер утверждал, будто их автоматы – лучшие из всех, что применяются в этой войне. Один такой был и у нас во второй роте.

– Минер не знал английских и русских… – возразила Адела.

– Этого я не могу сказать.

– Русские наверняка лучше. Согласен?

– Говорят, будто все ихнее – самое лучшее.

– Да. Я знаю. Так считают все.

– Ладно, – сказал я. – Это неважно.

– Почему ты так сердито смотришь?

– Такой уж у меня взгляд.

– А по-другому ты не можешь смотреть?

– Нет. С тех пор как воюю.

– А до этого?

– До этого, может быть. Почему это тебя интересует?

– Мне хотелось бы знать, неужели так смотрят все, кому приходится заботиться о других?

– Ошибаешься, – ответил я. – Каждый должен сам за себя отвечать. В наше время за ошибки расплачиваются головой. Мне вспомнился один случай.

– Расскажи.

– Год назад ночью мне довелось спускаться в Жупу. Это неподалеку отсюда, кажется. Подниматься обратно было трудно, потому что уже почти совсем рассвело. Я забрался в папоротник у дороги, недалеко от села. И подумал, что в тот день ничего не случится. Но в село нагрянули итальянцы. Берсальеры все время крутились вокруг меня, а потом появились и погонщики с ослами. На меня наткнулся пастушонок. Я испугался, но напрасно. Он не сказал обо мне даже родителям.

– Наверное, он был членом молодежной организации.

– Ты думаешь, среди них не бывает предателей?

– Бывают, – ответила Адела, – но в основном это очень хорошие ребята.

– Не хвастайся.

Я впервые увидел, как она смутилась:

– Я не о себе говорю.

Солнце прощалось с нами так, словно мы долго с ним не увидимся, и медленно спустилось за гору. Темно-зеленый склон стал черным. Наши фигуры, одна пониже, другая среднего роста, постепенно теряли свои очертания. По петляющей тропинке мы спускались вниз.

– Какое-то время мы будем одни, без организации, – сказал я, изо всех сил стараясь придать своему голосу естественную окраску.

– Народ вокруг.

– Да. Полно мужчин и женщин, только мы с ними не должны встречаться.

– А девушки в вашей организации были?

– Да.

– А в этом краю нет кого из ваших?

– Была одна девушка отсюда. Но она, должно быть, сейчас не здесь. Иначе не быть ей в живых.

– Как ее зовут?

– Мария.

– Сколько ей лет?

– Не старше тебя.

– Ты часто думаешь о ней?

– Только когда нужно выполнить задание.

– И не можешь подольше удержать ее в мыслях?

– Нет.

– Я думала, тогда тебе не было бы скучно.

– Мне не скучно.

– Что ты делал в этих краях?

– Проводил по ночам разные собрания. Бывало, доходил до центра среза. Возвращаясь на рассвете, прятался в горах, спал без задних ног до полудня, а то и дольше.

– И все один?

– Нет. Иногда в лес к условленному месту приходил связной и сообщал мне новости.

– Мы в городе по-другому работали.

– Там люди от земли свободны, – сказал я. – А здесь немало колеблющихся. Да и бандитов хватает.

– Мы пойдем завтра или останемся здесь еще на один день?

– Договоримся.

– А как по-твоему?

– Пойдем.

– И все же мне б хотелось быть в армии, среди пролетеров, – продолжала Адела. – Здесь, конечно, неплохо, но я думаю, лучше всего быть в армии. Ведь не каждую часть разобьют.

– С тех пор как я воюю, это первая дивизия, которую уничтожили целиком.

– А Италия скоро капитулирует?

– Не могу сказать.

– Месяца через два, должно быть.

– Может, и пораньше.

Мы опять шли вверх. Небо на западе стало багровым. Было еще довольно светло. Когда мы очутились на горе, Адела, слегка покраснев, вытащила из сумки книгу:

– Вот нашла в одном доме в том, сожженном, селе… Хозяин, наверное, в лес ушел, если его не убили…

– Почему ты так думаешь?

– Знаю.

– Я тоже знал одного. До войны он ходил в передовых, а потом переменил веру и подался к усташам.

Я взял у нее книгу и посмотрел на обложку. Это было одно из довоенных политовских[15]15
  Белградское издательство «Полит» («Новая литература») в период между двумя войнами выпускало преимущественно революционную и прогрессивную литературу. – Прим. пер.


[Закрыть] изданий. На темном переплете стояло название издательства.

– Я читал ее когда-то, – солгал я. – Года три назад.

– Поправилась?

Я снова взглянул на переплет, прочитал имя автора.

– Это одна из лучших его книг.

– Странное название, – заметила Адела. – «Бродяги и проходимцы». Должно быть, это тебе по душе?

– Меня больше волнует то, что ты все это время носишь ее с собой.

– Я ее еще не прочитала…

Почему я сказал, что читал эту книгу, которой до сих пор и в глаза не видел?

– Тебе нравится два раза читать одну и ту же книгу?

– Здесь нет книг, – уклончиво ответил я. – Кроме того, и времени нет.

– А мы все же читали в перерыве между боями.

– И что же вы читали?

– Я люблю исторические книги.

– Да, в нашей истории было много героического. И сейчас наши солдаты сражаются не хуже предков.

– Ты уверен в победе?

– Безусловно.

Лежа на спине, Адела погрузилась в чтение. Как естественна она в своих поступках! Указательным пальцем правой руки медленно переворачивает страницы, придерживая при этом книгу подбородком. Сумеречный свет вечерней зари падает на ее ресницы. Кругом ласковая тишина. И не слышно выстрелов. «Отдыхай и ты, взводный, – сказал я себе. – Придет время – будешь стрелять. Война тебя не минует». Вокруг шумели хмурые деревья. Я чувствовал себя так, словно мы переносились из одного мира в другой. Адела положила книгу и подняла взгляд к небу.

– Непонятно, – произнесла она, думая о прочитанном.

Миновал еще один тревожный день. Наступала ночь, накрывая мир своим плащом. Мы шли в полумраке. Очутившись рядом с Аделой, я взял ее за руку. Нежная кожа ласково коснулась пальцев.

– Здорово, – шутливо сказал я.

– Здорово, – рассмеялась она.

Смуглое лицо и полные губы! Она подняла голову и посмотрела на меня мягким, бархатным взглядом. Проходя по опушке леса, мы всматриваемся в изрезанное нагорье, заросшее густой травой. Раскалившиеся под солнцем известковые глыбы. В лунном свете темнеют неглубокие пещеры в них. Год назад я работал здесь. Тогда был здесь весь мой взвод с отделенными Муратом и Войо. Мурат считался моим заместителем, и, каким бы скромным ни было мое положение в табели о рангах, я всегда знал, что мой отделенный придет на смену, если я погибну или что-либо случится. «А, может, кто-нибудь из них остался жив? – спрашивал я себя. – И бредет в одиночестве, подобно нам, или уже встретил наших?» Словно сквозь пелену тумана, вспомнилось, как они отступили и сразу после этого на гребне появились немцы.

Да, я знал здешние пещеры. В трех километрах отсюда среди голых скал, в зарослях кустарника, есть одна. Хорошая, просторная и надежная. С тех пор как попал сюда, я иногда вспоминал о ней.

Кривые сосны поднимались среди хвойной поросли известковых скал.

– Как у тебя расстреляли отца? – спросила Адела.

– Убили, как и многих других, – ответил я. – Потом расстреляли мужа моей сестры. А отец не был социалистом.

– Звери! – вздохнула девушка.

Мы опять остановились. Адела первая села прямо передо мной, на тропинку, так чтобы я не мог пройти. Смотри-ка! Но в ее глазах ничего нельзя прочитать. Уже десять часов мы вместе, а я не в состоянии начать с нею какой-нибудь другой разговор, кроме как о войне.

Юбка ее задралась и открыла лунному свету ноги. Адела подвинулась. Серебристые блики переливались на ее одежде, подобно змеиной чешуе.

«Какая она непонятная! – подумал я, любуясь ею. – Сколько ни гадай, не догадаешься, что у нее на уме… Если она так небрежна, значит, замечает меня ровно столько, как и первого встречного». Это и унижает меня, и в то же время помимо моей воли сковывает мои поступки. Я боюсь, что сразу все разлетится вдребезги и что меня высмеют, прежде чем я что-нибудь предприму. Ночные птицы кричали над ущельями в скалах, на противоположной от нас стороне. Мертвенно бледный свет луны пробивался сквозь деревья над входом в пещеру. Вот так же будет эта луна озарять эти голые скалы, когда нас не будет на земле, как и пять тысяч лет назад.