Текст книги "Месть нибелунгов"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

Соавторы: Торстен Деви
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Конечно, – согласился принц. – Приведите ко мне на допрос этого презренного убийцу.

Стражник высунулся из шатра, и уже через миг двое солдат внесли в шатер хрупкую, но яростно сопротивляющуюся девушку. Это была Ксандрия, принцесса Ксантена.

Вульфгар, собрав вокруг себя ближайших советников, обсуждал с ними свою встречу с Зигфридом.

– Этот безумец назвался Зигфридом и вбил себе в голову, что он наследник настоящего Зигфрида Ксантенского. Из-за этого безумия он хочет пожертвовать и своим, и нашим войском. Нашими королевствами. Я предложил ему Исландию, но это не удовлетворило его жажду власти. Он не готов к разумным переговорам.

Как и надеялся Вульфгар, военачальники так возмутились, что даже не стали задавать вопросов о том, чем же Зигфрид обосновывает свое «безумие». Они размахивали мечами, втыкали кинжалы в мягкое дерево столешницы и вопили о возмездии, словно принц со своим войском демонов вторгся на земли ни в чем не повинного правителя Ксантена. Они требовали не просто голову Зигфрида, но и полного уничтожения его войска, называя это долгом чести. Они хотели битвы, невзирая на чудовищные потери.

Вульфгар удовлетворенно кивнул.

– Значит, решено. Ксантен не отступит. Королевство будет бороться, пока в нем останется в живых хоть один человек.

Хенк придвинулся к нему поближе и сказал:

– Пускай женщины и старики со своими вилами тоже выходят против захватчиков. Весь Ксантен должен стать на сторону своего короля.

– Разнесите эту весть по деревням! – воскликнул Вульфгар. – С этого дня каждого гражданина Ксантена приказываю считать солдатом. Оборона – первоочередная задача всего населения. Отказ от вступления в войско считать предательством. Жить ради Ксантена и быть готовым умереть за короля!

Военачальники одобрительно кивали, стуча себя кулаками в грудь и демонстрируя свою верность королю.

Оставшись один, Вульфгар налил себе хорошего вина, которое он припас заранее, и присел на стул. Он стоял уже много дней на всех встречах, чтобы засвидетельствовать свою силу и могущество, и теперь позволил себе расслабиться. Время громких слов прошло. Война была проиграна. И все же, теперь она… только начиналась. Победа была не главным. Главным была цена, за которую можно продать свое поражение. Каждый ксантенец, который умрет от руки захватчика, уже никогда не будет служить Зигфриду. И каждый ксантенский мужчина, погибший от меча исландского принца, оставит после себя семью, которая будет ненавидеть Зигфрида. Страдания народа вряд ли будут списывать на Вульфгара. Они станут заботой нового короля.

Вульфгар пил вино большими глотками.

Может, бежать? Чушь! Он будет вынужден прятаться еще десять-пятнадцать лет, пребывая в постоянном страхе перед наемными убийцами. Нет, это ему не по душе. Он предпочитал увидеть разрушение королевства, которое после того, как он с триумфом вернулся из Исландии, не помогло ему защитить страну.

Ксантен заслужил страдание, и Вульфгар предоставит ему возможность пострадать. Так сказать, воздаст сторицей.

Они стояли друг против друга – враги, которые в душе были связаны теснее, чем брат и сестра. Небольшой факел отбрасывал тени на их лица и разжигал страсть в их взглядах. Сначала они оба растерялись, не зная, что сказать, хотя и догадывались, о чем думает каждый из них.

Нужно ли Зигфриду притворяться самоуверенным королем и насмехаться над дочерью своего противника? Нужно ли Ксандрии изображать из себя недотрогу, которая пришла, чтобы бросить вызов врагу собственного отца? Оба не видели смысла в пустых словах и вежливых фразах, казавшихся им ненужными и смешными.

– Мне рассказали о тебе во сне, – произнес Зигфрид, почему-то не испытывая стыда.

Ксандрия заглянула ему в глаза.

– Я тоже видела тебя во сне.

Они верили в разных богов, но оба считали, что, какие бы боги ни управляли человеческой судьбой, именно они предопределили их жизненный путь.

– Мой стражник прав? Ты пришла, чтобы убить меня и приблизить окончание войны?

– С твоей смертью закончится и мое будущее, – ответила принцесса. – Но я люблю Ксантен, я чувствую его боль, когда он страдает.

Зигфрид кивнул.

– Я не хочу, чтобы народ Ксантена страдал. Я хочу принести этой стране освобождение. Меня огорчает то, что твой отец стал причиной этих страданий.

Говоря это, он наслаждался красотой девушки. Каждое движение ее губ было для него призывом, а каждый вздох, при котором поднималась грудь, – пением сирены. Он продолжал говорить только для того, чтобы не впасть в бессловесное безумие и не взять то, от чего он больше никогда не хотел отказываться.

Словно услышав его мысли – а может, ее желание было таким же, – Ксандрия предложила:

– Я готова отдаться тебе, если это позволит уменьшить страдания хотя бы одной ксантенской семьи. Я отдам тебе свое тело добровольно. – Ее слова были искренними, но в то же время лживыми: принцесса вся дрожала от желания, она жаждала Зигфрида, которым обладала ранее лишь во сне. Ее тело не было залогом, оно сгорало от страсти к незнакомому принцу. Она хотела отдаться ему за одно лишь ощущение его губ на своей груди.

Они стояли, сдерживая дрожь. И чувствовали, что между ними пролегла война.

– Ради этого залога я готов пожертвовать жизнью, – сказал Зигфрид. – Но я не могу оставить Вульфгара в живых. В Валгалле мой отец откажется праздновать рядом со мной, если я оставлю в живых убийцу моей семьи и разрушителя моего королевства.

Они сделали шаг навстречу друг другу, так что теперь каждый чувствовал дыхание другого.

– Неужели меня недостаточно для того, чтобы прекратить это безумие? – спросила Ксандрия.

Ее голос проник в каждую клеточку тела Зигфрида, лаская его плечи и спину, возбуждая его чресла. Он нежно провел ладонью по ее щеке, коснулся пальцами свежих губ, а она закрыла глаза, стараясь сдержать бушевавшую в ней страсть.

– Большего я не мог бы и пожелать, но этого мало, чтобы воспротивиться воле богов, желающих падения Ксантена, – ответил Зигфрид, жалея, что не может солгать Ксандрии и заставить ее возлечь с ним. – Трон принадлежит моей династии, а в несправедливости не может быть мира.

Принцесса убрала его ладонь со своего лица и сжала ее, словно заключая договор, а затем заглянула ему в глаза.

– Что ж, Зигфрид Исландский и Ксантенский. Я покажу тебе несправедливость там, где ты пытаешься установить мир.

Этим вечером Нацрей не вернулся в свой шатер. Его телу не нужен был сон, а ложе не нуждалось в его присутствии. В мешке он нес с собой все, что было необходимо, а мягкий мех на обуви приглушал звук шагов. Ни одна ветка не шелохнулась под его ногами, ни один лист не выдал его продвижения.

Произошло то, чего он боялся. То, что началось как завоевание, переросло в уничтожение. Вульфгар не хотел, а Зигфрид не мог уступить. Оба приняли это решение без особых затруднений, ведь число павших солдат – это всего лишь число. Потворствуя своему тщеславию, они с яростным упрямством жертвовали все большим количеством жизней. Нацрей же считал, что король – это прежде всего защитник и его основная цель – благополучие народа.

Он многому научил Зигфрида, но некоторые вещи юноша просто отказывался понимать. У наследного принца Ксантена и Исландии было благородное сердце, однако он не обладал мудростью опытных воинов. Опыта Вульфгара хватило бы на многих воинов, но вместо сердца у него был камень. Нацрей уже долго наблюдал за этой войной и понимал, что после нее повсюду останется только выжженная земля.

Он должен выполнить свой долг.

Проще всего зарезать Зигфрида кинжалом. Нацрей, будучи другом принца, может приблизиться к нему, и ни один стражник не посмеет обыскивать его, проверяя, не несет ли он с собой оружия. Но смерть Зигфрида означала бы победу Вульфгара, вечные страдания для Ксантена и Исландии, конец королевской династии. Нацрей хотел остановить кровопролитие, но не такой ценой. Значит, убивать Зигфрида нельзя.

Конец войны наступит со смертью Вульфгара.

Ночная темень не мешала Нацрею, и он довольно быстро шел по незнакомой местности. Те годы, о которых араб никогда не рассказывал Зигфриду, он провел в обучении, приобретя богатый опыт.

Нацрей пробрался мимо ксантенских часовых, которые прислушивались к окружавшей их ночи. Эту преграду он преодолел беззвучно, и с каждым шагом его старые мышцы расслаблялись все больше, словно вспоминали давно заученные движения. Его ноги, казалось, плыли над землей, не касаясь ее, а глаза видели больше, чем глаза сов, крики которых нарушали тишину.

Он не думал ни о предательстве, ни о постыдности поступка. На родине Нацрея убийство ради свободы было благородным делом и применение искусства убийства не считалось низостью. Но это могли делать немногие, и то после долгих лет обучения. Нацрей был воспитан поступать так, как не мог поступить Зигфрид, веривший в судьбу.

Ночь близилась к середине, когда по обеим сторонам от дороги появились первые хижины и обработанные поля, которые нужно было засевать после окончания войны.

Ксантенский замок был уже недалеко.

Полагаться на слова принцессы, дочери врага, было не просто глупо, а крайне опрометчиво. Но Зигфрид ни на мгновение не задумывался о том, стоит ли ей доверять. Он пошел бы в тронный зал ксантенского замка голым и в окружении мечей Вульфгара, если бы Ксандрия попросила его об этом. Ее слово было не просто просьбой. Оно было законом.

Молодые люди облачились в темные накидки и сняли все знаки власти, которые моглибы выдать их. Они взяли двух быстрых лошадей, и стражники с обеих сторон фронта пропустили их без лишних вопросов – наемники выполняли приказ Зигфрида, а защитники Ксантена не подвергали сомнению приказы принцессы и не интересовались ее спутником. Узкими тропами и темными лесами они скакали к Ксантену.

Зигфриду не нравилось, что ему приходится пробираться в страну предков, словно какому-то вору. Он хотел войти сюда победителем, чтобы его окружал ликующий, освобожденный им народ. Он хотел купаться в восторге людей, которые ждали его одного.

Но с другой стороны, теперь рядом с ним скакала Ксандрия, и поэтому его сердце было исполнено силы. Прошло всего два часа с тех пор, как они обменялись первыми словами, но Зигфрид больше не хотел встречать рассветы без нее. Стройная фигурка принцессы в развевающемся на ветру платье была такой изящной! Глядя, как она грациозно сидит на лошади, Зигфрид думал о том, что Ксандрия соответствует всем его мечтам и фантазиям.

Размышляя о своих чувствах к принцессе, он очень поздно заметил, через какую глушь они едут. Первые дома на их пути были темными, но не потому что хозяева спали, а потому что жилища были сожжены или покинуты. С обочины доносился сладковатый запах разлагавшихся трупов домашних животных, которые околели от голода. Вдоль дороги стояли тележки с отломанными колесами. Ни одно поле не было вспахано. А там, где ничего не росло, посадить что-либо вряд ли удастся.

Они видели деревни с колодцами, забитыми трупами, а рядом в грязи лежали мужчины и женщины, отдаленно напоминавшие людей, еще живые, издававшие предсмертные стоны. В слабом свете луны Зигфрид заметил мертвого кролика, но на самом деле это оказался мертворожденный ребенок, тельце которого пожирали черви. Принцу пришлось остановить лошадь на краю дороги и наклониться: его стошнило.

Ксандрия была полна сочувствия, но она слишком часто видела страдания, и эта удручающая картина не производила на нее столь сильного впечатления.

– Ты видишь свой Ксантен, Зигфрид? Война сюда еще не дошла, но уже уничтожила то немногое, что давало правление моего отца. Постучи в любые двери, и ты не найдешь там ни одного мужчины. Остались только голодные дети, парализованные старики, отчаявшиеся женщины.

Зигфрид вытер рот, пытаясь сохранить достойный вид.

– Но разве этого недостаточно, чтобы освободить несчастное королевство от правления твоего отца? Покончить со страданиями и принести сюда справедливость и свободу? Ксантен никогда не был беден при правлении моего деда Зигмунда или моей матери Кримгильды.

– Но пока придет освобождение, из-за развязанной тобой войны не останется ничего, чем можно было бы править, – возразила Ксандрия. – В деревнях некому будет возделывать поля. Жилища большинства крестьян сожжены. Конечно, то, что ты пообещал своим наемникам гражданство в Ксантене, очень благородно, но эти люди создадут новое королевство, и здешний народ уже не будет ксантенским народом. Таково твое наследство, Зигфрид.

Принц осознавал, что Ксандрия права. Но разве война не всегда приносит страдания и нищету, а потом приводит к установлению нового порядка? Ведь это необходимое очищение, как, например, прижигание раны…

– Скажи мне, что нужно сделать, чтобы покончить с правлением Вульфгара и чтобы трон Ксантена перешел в руки законного короля? Я последую твоему совету.

По щеке Ксандрии, сверкнув в лунном сиянии, скатилась слеза.

– То, что было в моих силах, я уже совершила. Прежде чем услышать твое имя в снах, я пыталась убить своего отца. Но мне это не удалось. Так что вряд ли я отвечу на твой вопрос.

– Мы стали заложниками жестокой борьбы и должны довести ее до конца, каким бы горьким он ни был…

Ксандрия взглянула на него и улыбнулась. Зигфрид еще никогда не видел такой печальной улыбки.

– Ты пошел бы на смерть – со мной?

Он кивнул, не колеблясь.

– Я больше никогда не оставлю тебя одну – ни в жизни, ни в смерти.

– Тогда мы могли бы быть вместе и сбросить тяжкий груз проблем, не думая о том, как побороть нищету и страдания.

Зигфрид подъехал к ней так близко, что мог накрыть ее руку, удерживающую поводья, своей ладонью.

– Но тогда до конца жизни нам пришлось бы думать о том, что мы трусливо бежали, не выполнив своего долга.

– Я стыжусь, оттого что у меня на сердце легко и радостно, когда я вижу твое лицо, – тихо произнесла Ксандрия и положила его ладонь себе на грудь, чтобы он почувствовал биение ее сердца. – Имеем ли мы право на любовь, когда нами жестоко правит наш долг?

Зигфрид, в свою очередь, взял ее руку и тоже положил себе на грудь.

– Это мое величайшее желание, и мне предрекли, что мы в любви объединим наши королевства.

Они поцеловались, и в их поцелуе не было дикой страсти, но лишь мягкая нежность.

– Завтра с утра мы вновь будем врагами, – шепнула Ксандрия Зигфриду на ухо.

– Боги возрадуются, если мы найдем выход из этой ситуации, – уверенно сказал Зигфрид.

Они расстались, чувствуя на душе тяжесть. Ксандрия должна была находиться рядом со своим ненавистным отцом, а принц по-прежнему оставался предводителем войска наемников, от которого уже с утра будут ждать новых указаний.

Перед тем как войти в палатку, Зигфрид услышал вой волка, чей голос он так хорошо знал. Его песня была обращена к луне, но в ней звучало обвинение не только одиночеству ночи.

Зигфрид ощущал сладкую боль в сердце, и впервые за долгое время ненависть перестала быть его единственным спутником. Знание о том, что его любовь к принцессе взаимна, делало его голову ясной, руки сильнее, а гордость больше, чем когда-либо.

А что касается Вульфгара… эту проблему нужно решать на поле боя, ибо поле боя знает лишь одного победителя.

Хотя войску Зигфрида не удавалось взять Ксантен, вся оборона королевства оказалась совершенно бесполезной, когда столкнулась с одним-единственным человеком в темных одеяниях, который решительно шел сквозь ночь по направлению к замку.

Нацрей быстро установил время смены поста у ворот. Он хорошо знал, насколько трудно, почти невозможно уследить за каждым участком охраняемой земли, в особенности ночью.

Сообразно традиции, внешние крепостные стены охраняли около двух десятков сторожевых псов. Благодаря великолепному нюху, эти псы считались идеальными помощниками, которые могли предупредить стражников о том, что кто-то чужой пытается пробраться в замок. Но у Нацрея на этот случай была припасена мазь, рецепту которой насчитывалось более тысячи лет. Люди почти не чувствовали ее запаха, но сладковато-горький аромат отпугивал псов, так что они даже не приближались к Нацрею, который нанес эту мазь на лицо и руки.

Араб залез на внешнюю крепостную стену. Тут не было рва вокруг замка, столь привычного для более южных областей и Британии. Один из стражников явился немного раньше, чем рассчитывал Нацрей. Размахивая факелом, он прошел всего лишь в трех шагах от Нацрея, который изо всех сил прижался к земле, стараясь не шевелиться. Араб хорошо помнил о том, что ночью глаза стражников ищут движение.

Сама стена не представляла особого препятствия. Чем больше и прочнее были камни, из которых ее сложили, тем легче было по ним взбираться. Выбрав стену, на которую не падал лунный свет, Нацрей вытащил из мешка две деревянных рукояти с прибитыми к ним металлическими крюками. Крепко сжав эти искусственные когти, он принялся карабкаться по стене, используя щели между камнями. Зная привычки караула, Нацрей понимал, что у него на это есть пара минут, а уж темнота скроет его от любых посторонних глаз. Ему приходилось действовать очень тихо, чтобы не вызвать подозрений стражников на стене.

Араб убедился в том, что ни один дворец от Багдада до Мекки, от Каира до Византии не был так плохо защищен, как замки германских племен. И это было неудивительно, ведь тайные атаки считались здесь бесчестными и люди предпочитали сражаться на поле боя, убивая друг друга.

Нацрей ненадолго задержался на крепостной стене, ожидая, пока стражник пройдет это место. Он глубоко вздохнул, понимая, что теперь стычки не избежать. Ловко перебросив ноги через стену, араб бесшумно опустился в проход, так что очутился прямо за спиной солдата, как он и рассчитывал. Зная, что ему не добраться ни до одной из дверей ни слева, ни справа от внешней стены так, чтобы его не увидел стражник, Нацрей решил быстро и тихо убить его.

Левая рука Нацрея опустилась на затылок солдата, правая легла на подбородок, а затем последовал один сильный рывок, и араб услышал ужасный хруст костей. Солдат обмяк, не издав ни звука. Нацрей подхватил его копье, чтобы оно не ударилось о камень.

Теперь вход в замок был свободен. Араб понятия не имел, где именно находятся покои короля, но по опыту знал, что большинство замков в местных королевствах были построены одинаково, а значит, всегда есть шанс найти признаки, по которым можно ориентироваться: чем ближе были покои короля, тем шире становились коридоры, роскошнее ковры и многочисленнее стража.

Прямой путь не годился, поскольку комнату Вульфгара наверняка хорошо охраняли, в особенности в военное время. Обычно комнаты, расположенные выше и ниже королевской спальни, охранялись уже не так тщательно. Убедившись, что король находится именно там, где и предполагалось, араб поднялся по лестнице на этаж выше. Тут он обнаружил купальни и кладовую, набитую хламом. Одна из купален выходила во двор, и к ней примыкал полукруглый балкон. Окно королевских покоев было не прямо под этим балконом, а немного левее, но Нацрея это вполне устраивало. Достав из сумки веревку, натертую пеплом, чтобы ее нельзя было разглядеть на каменной стене, он привязал ее к каменному умывальнику.

Нацрей просидел целый час в этой комнате, чтобы еще раз проверить порядок смены часовых. Он осознавал, что проделал весь этот путь не для того, чтобы в последний момент погибнуть от стрелы солдата. Наконец араб решил, что наступил подходящий момент, и, сделав три-четыре быстрых движения, спустился вниз по веревке. Потом Нацрей начал раскачиваться взад-вперед, пока его не отнесло вправо, и ухватился за подоконник в комнате Вульфгара.

В королевской спальне было темно. Там горела одна-единственная свечка, оставленная на тот случай, если королю захочется выйти по нужде. Свет был достаточно слабым, так что Нацрей видел скорее тени, чем сами предметы, но его это вполне устраивало.

Конечно, бывало и такое, когда ему не удавалось зарезать свою жертву, потому что обреченный на смерть ночевал не в своих покоях, а у любовницы. Но удача – в отличие от Зигфрида, Нацрей ни в коем случае не назвал бы это судьбой – была на стороне убийцы. Вульфгар спал в своей кровати, о чем свидетельствовал громкий храп, наполнявший королевскую спальню.

Кинжал, поблескивающий на поясе Нацрея, был маленьким и очень острым. Некоторые римляне, побывав на войне в восточных странах, использовали такие кинжалы для бритья, хотя для этого нужно было обладать определенной ловкостью: в конце концов, этот кинжал предназначался для того, чтобы перерезать горло, а не снимать волосы.

Ксандрия была настолько возбуждена, что не могла думать ни о сне, ни о еде. Вернувшись в замок, девушка не стала ждать, пока придет конюх, чтобы забрать ее коня, а просто оставила его перед входом в холл.

Она должна была поговорить с отцом! Срочно!

Ксандрия понимала, что Зигфрид не был тираном и не желал падения Ксантена. Если Вульфгар поймет это и если ему дорога его жизнь, то он должен найти выход. Не может быть, чтобы обе стороны не хотели вести эту войну, а она все же продолжалась и продолжалась за счет народа.

Ксандрию вела не только надежда на мир.

Зигфрид.

Он был всем, о чем она мечтала. Каждый его поцелуй вызывал в ней дрожь, причем более сильную, чем та, которая охватывала ее в сладострастных снах. Его рука была нежной и в то же время уверенной, и она не могла решить, на какой части тела ей бы хотелось почувствовать эту руку больше всего.

Свою накидку Ксандрия сбросила на бегу где-то в коридорах ксантенского замка. Кто-нибудь из слуг ее поднимет, а если и нет, то какая разница? Впервые за много лет принцесса была счастлива, и ее счастье не может не повлиять как на отца, так и на народ. Им предстояли великие дела!

Конечно же, она знала, что Зигфрид требовал себе Ксантен, а король скорее прибил бы себе корону к голове гвоздями, чем позволил бы ее отобрать. Но если они оба хотели мира, то нужно было прийти к какому-то решению. Ксандрия была уверена в этом! Может, Зигфрид останется править в Ксантене, который принадлежал ему по наследству, а Вульфгар отправится в Исландию. Холодный остров очень подходит его жестокому характеру…

Стражники едва успели убрать копья в стороны, когда Ксандрия пробежала мимо них. Они поздоровались с ней, но принцесса их не слышала.

Ксандрии всегда было трудно открывать тяжелую дверь в покои короля, потому что для мощных дверных петель требовалась мужская сила. Но сегодня ночью Ксандрия была сильнее всех в мире и стремительно бросилась своим нежным телом на деревянную дверь, которая со скрипом распахнулась.

– Отец! – закричала принцесса. – Просыпайся! Нам столько всего нужно обсудить! Я…

Она замерла. Ей потребовалось какое-то время, чтобы глаза привыкли к мерцающему свету единственной свечи. Только тогда девушка поняла, что здесь произошло.

Вульфгар лежал на спине, одеяло было отброшено в сторону. Его горло, перерезанное от уха до уха, казалось сплошной раной. Кровь из-под бороды стекла на кровать, окрасив простыню в красный цвет. Словно сомневаясь в смерти короля, убийца вонзил в грудь Вульфгара кинжал, проткнувший его холодное сердце.

На стуле возле кровати сидел смуглолицый мужчина в темной одежде. Странно подвернув под себя ноги и закрыв глаза, он тихо молился. При этом он пользовался языком, которого Ксандрия никогда не слышала. Чужой язык напоминал ей жужжание.

У принцессы закружилась голова. Жестокость этого поступка, непредсказуемые последствия… Ее голова заполнилась беспорядочными мыслями, а кровь отлила от щек.

Принцесса прислонилась к тяжелой деревянной двери, чтобы устоять на ногах.

Двое привратников тоже вошли в комнату, удивившись странному поведению Ксандрии. На мгновение они, казалось, онемели, но затем один из них закричал:

– Король мертв! Вульфгара убили!

Эти слова эхом разнеслись по коридорам, а солдаты передавали их все дальше и дальше. Когда Ксандрия осознала смысл этих слов, у нее подкосились ноги и она потеряла сознание.

С утра на линии фронта было необычайно тихо. По земле еще стелился туман, а трава была влажной от росы. Зигфрид поприветствовал генералов, которые хорошо отдохнули и были готовы выполнять приказы своего предводителя.

– Где Нацрей? – спросил принц.

До этого дня его друг не пропустил ни одного совещания. Однако ответа на свой вопрос он не получил, ибо никто не знал, куда подевался араб.

Зигфриду так и не удалось поспать. Всю ночь он думал о Ксандрии и битве с войском ее отца. Он хотел найти решение, благодаря которому войну можно было закончить быстро и с минимальными потерями для народа и солдат. Вот почему ему нужен был Нацрей, его друг и лучший советник. В конце концов, именно он постоянно советовал ему использовать не только силу меча.

Ксантенское войско вело себя сегодня очень странно. Даже в стратегических местах не начинался бой.

– Похоже, уставшие солдаты Вульфгара проспали войну, – пошутил один из генералов, входя в большой шатер, предназначенный для военных советов.

– Мы можем этим воспользоваться, – пошутил Зигфрид в ответ. – Это напоминает нам о том, что ксантенцы прижаты к стене. Их становится все меньше, и они не в состоянии отражать наши атаки. Возможно, им удастся задержать падение, но отнюдь не предотвратить его.

– Надо извести голодом это отродье, – прорычал Гедерих, старый воин, участник многих сражений. Он наверняка принял бы сторону Зигфрида и без денег, потому что для этого франка война была как эликсир жизни. – Зачем нам вообще нападать? Если мы еще два-три месяца будем осаждать ксантенцев, они и меч поднять не смогут, когда наше войско войдет в город.

– Страдания народа не могут быть такими же, как страдания солдат, – сказал Зигфрид, вспоминая прошедшую ночь. – Ксантен повержен, но мы пришли сюда не для того, чтобы добить его.

Военачальники недовольно переглянулись.

– В чем же смысл войны, как не в унижении и порабощении противника?

Раздался стук копыт – верный знак того, что к лагерю приближался гонец.

Это был один из гонцов ксантенского двора. Он запыхался от быстрой езды. Двое верных солдат ввели его в шатер.

– Что произошло столь ранним утром? – осведомился Зигфрид.

Гонец немного отдышался и достал из-под накидки свернутый пергамент.

– Мой… мой господин… Вы приглашены ко двору.

Поднялся гул голосов. Предводителю войска ни в коем случае нельзя было ехать в замок врага, где он легко мог пасть жертвой, поскольку гарантировать его безопасность никто бы из генералов не взялся.

Зигфрид тоже был не в восторге от приглашения.

– Моя встреча с Вульфгаром прошла не очень удачно. Он знает мои условия. Что еще он может сказать такого, что потребовало бы моего личного присутствия? – Помедлив, принц наконец взял пергамент.

Только сейчас он заметил, что пергамент отличался от того, который Вульфгар прислал ему раньше: на нем не хватало королевской печати.

– Как так вышло, что вы приносите известие от короля, но на нем нет его печати?

Не успевший отдышаться гонец глубоко вздохнул и пояснил:

– Это приглашение от двора, а не от короля Вульфгара.

Теперь военачальники уже не перешептывались, а загалдели в полный голос. Неслыханно! Никто, кроме короля, не имел права вступать в непосредственный контакт с врагом. Это была измена, высшая государственная измена. Ни в одной стране мира для нее не было другого наказания, кроме смерти.

Зигфрид недовольно развернул пергамент, тщательно изучив приглашение двора.

– Но если приглашение законно, то тут все равно должна стоять печать Вульфгара.

Гонец растерялся, понимая, что он обязан отвечать на поставленные ему вопросы.

– Печать короля Вульфгара Ксантенского была сломана сегодня рано утром.

Повисла напряженная тишина.

Зигфрид с удивлением смотрел на гонца. Генералы стояли как громом пораженные.

Королевская печать могла быть сломана только в одном случае. В случае смерти короля.

– Оседлайте быстрого коня, – решительно произнес Зигфрид. – Найдите десять хороших охранников. И приведите Нацрея. Я хочу, чтобы он поехал со мной.

Ксандрия не могла думать о своей любви к Зигфриду. Еще никогда в жизни день не начинался с такого хаоса, со стольких голосов, которые она должна была слушать, и стольких ушей, ожидавших ее решений.

Король мертв.

Страна ведет войну.

И она должна сама все решать.

Принцесса приказала бросить подлого убийцу в тюрьму. Его смерть – дело решенное, и о ней даже не надо было объявлять. Во всяком случае она займется этим позже. Насущные проблемы не давали времени на траур. Кроме того, Ксандрия не знала, следует ли ей этот траур объявлять.

Война не терпела промедления. Военачальники осаждали ее со всех сторон, пространно рассуждая о судьбе, и фактически умоляли ее не позволить врагу воспользоваться суматохой при дворе и провести массированную атаку, которая окончательно сломит Ксантен. Лишь самый узкий крут людей знал о том, что произошло, и только поэтому удалось удержать эту новость в замке. Как там сказал Хенк? «Передайте новость о смерти Вульфгара врагу, и Ксантен всего за несколько часов падет».

За кого теперь драться солдатам? Некоторые из генералов предложили противоположную стратегию – внезапное нападение на врага по всем фронтам, прежде чем Зигфрид узнает, что Вульфгар мертв. Может, благодаря этому последнему отчаянному нападению войну удастся выиграть?

Они обсуждали все это, не обращая внимания на присутствие принцессы, пока она в ярости не вонзила меч своего отца в стол.

– Со смертью Вульфгара управление государством переходит ко мне, и я не думаю, что вам следует игнорировать этот факт! – заявила Ксандрия.

Она приказала оставить войска в казармах и в спешном порядке приготовиться к передаче королевской власти. Для этого нужно было сказать народу правду и представить нового короля. Вернее, королеву.

Печать ее отца была сломана этим утром сообразно обычаю, и золотых дел мастер уже приступил к работе над новой печатью – для королевы. Обычно передача власти длилась от одной недели до месяца: с того момента, как умер старый король, и до того, как будет помазан на царство новый. Все это было связано с религией, протоколом и наследием. В Саксонии эта процедура длилась уже шесть месяцев.

– Идет война, и Ксантен не должен оставаться без правителя ни на один час, – сказал генерал Альбан.

– Ксантен ни на один час не должен продлевать эту никому не нужную войну, – возразила Ксандрия. – Пошлите гонца предводителю вражеского войска, Зигфриду. Он должен приехать ко двору немедленно.

Даже умудренные опытом военачальники умолкли, услышав этот невероятный приказ. Все считали, что именно Зигфрид приказал убить Вульфгара. А раз он отдал этот приказ, значит, его следует считать убийцей короля. И Ксандрия хочет, чтобы убийца короля прибыл ко двору?