Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №01 за 1960 год"

Артур Лундквист. Вулканический континент

Артур Лундквист, видный шведский писатель, публицист и общественный деятель, прошел сложный творческий путь. В своих произведениях и общественной деятельности он искал ответ на мучивший его вопрос о положении простою труженика в капиталистическом обществе. Искания привели его в лагерь борцов за мир и социальную справедливость. Артур Лундквист – активный деятель движения сторонников мира. В 1958 году ему была присуждена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Неутомимый путешественник, он объездил почти весь земной шар: побывал в Африке и Индии, США и Латинской Америке, в Советском Союзе и Китае. Каждое его путешествие давало ему материал для новой книги, проникнутой искренним желанием понять и глубоко осмыслить то новое, что происходит в жизни различных народов. В 1957 году вышла из печати книга очерков Лундквиста «Вулканический континент», в которой он рассказывает о своих впечатлениях во время поездки в 1956 году по странам Южной Америки. Латинская Америка предстает перед ним как гигантский, кипящий лавой вулкан: ее народы развертывают борьбу с иностранным империализмом, и эта борьба принимает все больший размах. С этого номера мы начинаем публиковать отрывки из книги Артура Лундквиста «Вулканический континент».

Прибытие: Венесуэла

Здесь суровые порядки и бешеные цены – вот ваше первое впечатление.

И вы скоро поймете, что это и есть настоящая Америка, пожалуй, более настоящая, чем даже США; страна огромных богатств, бешеных цен, кипучей энергии и холодной суровости. Страна больших возможностей, с презрением попирающая ногами все отжившее, устарелое и европейски отсталое.

Мы въезжаем в Каракас. Город раскинулся в озаренной солнцем и затянутой утренней дымкой долине между высокими горами; трудно охватить взглядом этот город с миллионным населением, город с теснящимися друг возле друга кварталами домов и множеством автострад, которые рассекают его подобно рекам (Каракас! Это слово звучит отрывисто и резко, как щелканье бича, как стук кастаньет или треск фейерверка).

Каракас скорее похож на город автомобилей, чем на город людей. Автострады здесь не переходят в улицы: они бесцеремонно врезаются в город и прокалывают его насквозь. Людям лучше не появляться вблизи автострад, а если уж им надо перейти на другую сторону, они бегут во всю прыть, будто за ними гонятся.

Свернуть с автострады на обычную улицу не так-то просто. Из крайнего правого ряда, предназначенного для движения с небольшой скоростью, вы должны пробраться в боковой проезд, а оттуда уже свернуть на улицу. Здесь вы тотчас же попадаете в невероятную толчею и хаотическое нагромождение людей и повозок.

И вот мы уже едем по улицам города, за окном машины – всякие достопримечательности, но мы их почти не замечаем. Какие-то небоскребы, ярко раскрашенные многоэтажные дома, площади, похожие на скверы, и здания с названиями нефтяных компаний и автомобильных фирм.

А потом виллы, утопающие в густой зелени, со всех сторон окруженные цветущими деревьями. «Вот уже и окраина», – думаем мы. Но нет, это город, состоящий из отдельных островов, наползающих друг на друга.

Два Каракаса

Вскоре по прибытии в город вы замечаете, что есть два Каракаса: старый городишко, оставшийся от тех жалких времен, когда еще не была найдена нефть, и новый – богатый город с высокими домами, высокими честолюбивыми устремлениями и твердым сознанием своей силы. Новый город словно вгрызается в старый, образуя фрагмент будущего огромного города, однако пока еще он лишен структурного единства, в нем масса зияющих провалов и резких контрастов.

Сначала вы видите только огромный современный город. Вот вы останавливаетесь возле Сентро Боливар; это огромный небоскреб, опирающийся на массивные черные колонны. Затем ваше внимание привлекает вполне современный университетский городок, здание военной академии, стадион, концертный зал в стиле Concha Acustica (Concha Acustica – акустическая раковина (исп.). (Прим. пер.)).

Эль-Силенсио – одна из городских строек, предпринятых для улучшения жилищных условий населения; на месте недавних трущоб здесь возводится новый благоустроенный квартал. Архитекторы разрисовали эти большие дома футуристическими зигзагообразными узорами самых веселых красок и тонов. Каждый дом раскрашивается выбранным специально для него сочетанием цветов, эффектно оттеняющих друг друга: синий с красным, желтый с зеленым.

Но стоит вам свернуть с автострады, как вы попадаете в лабиринт старых узких улиц. Здесь расположены церкви и правительственные здания первых лет республики. Многие из этих зданий украшены всякими завитушками и напоминают старинные особняки, они потемнели от тропического солнца и дождей и стали почти черными. Автобусы едва могут повернуть за угол, так здесь узко, и нередко они заезжают на иссеченный трещинами тротуар.

Трущобы начинаются дальше, на склоне гор. Это чудовищное скопление жалких лачуг, беспорядочно громоздящихся друг на друга. Узенькие полоски земли между домами завалены всяким хламом и заросли сорной травой: здесь нет ничего похожего на улицы или дороги, есть только извилистые тропинки, залитые помоями и нечистотами, и когда идет дождь, они превращаются в мутные грязные ручьи.

В этих трущобах находят пристанище многие эмигранты: одни остаются здесь временно, другие – на всю жизнь. Каждый месяц сюда приезжают тысячи этих несчастных; у многих нет ничего, кроме рубашки на теле, но зато все они страстно мечтают о богатстве, с фаталистическим терпением ждут своего счастья и ни за что не хотят уезжать из столицы. На каждом шагу здесь звучит иностранная речь.

На много миль вокруг Каракаса раскинулись дачные поселки, здесь живут те, кому более или менее повезло. Чаще всего это очень скромные домики, так тесно прижавшиеся один к другому, что между ними растут всего два-три банана да несколько вьющихся растений.

Хотя на городских окраинах и расположено несколько промышленных предприятий, тем не менее Каракас был и остается в первую очередь административным, деловым и финансовым центром Венесуэлы.

О шофере

Шофер, который везет нас к Ориноко, является ярким представителем новой «кочевой» профессии. На своей великолепной машине он в кратчайшие сроки доставляет людей в самые отдаленные уголки страны, часто по диким и неизведанным дорогам. В любое время дня и ночи он готов сесть за руль, чтобы, только что вернувшись из одной поездки, отправиться в другую. Его профессия требует точного расчета, вдохновенной импровизации и огромного напряжения сил. Большую часть жизни он проводит в пути, этот «Летучий голландец» шоссейных дорог. Устремляясь вдаль, он бросает дом и семью, ибо судьба оставила ему только его машину и маршрут.

Наблюдая за нашим водителем, мы получаем первое представление о психологии южноамериканского шофера. Автомобильные катастрофы, ставшие роковыми для кого-то другого, или дорожные происшествия, приключившиеся с самим шофером, не являются для него грозным предупреждением. Он продолжает ездить так же неосторожно и так же безрассудно лихо, как ездил раньше. Он уверен, что никакой беды с ним случиться не может: в катастрофы попадают другие, а не он. Значит, он водит машину искуснее, чем они, а быть может он просто удачливее других и находится под особым покровительством судьбы. А раз так, ему не страшен никакой риск.

Оказалось, что у него есть только одна страсть: страсть к музыкальным программам коммерческого радиовещания. Он весь изнывает от наслаждения, слушая эти постоянно повторяющиеся обрывки мелодий и красноречивые разглагольствования о рекламируемых товарах.

И вот мы несемся через высокогорные равнины под оглушительный аккомпанемент радио. Рождественские гимны в исполнении детского хора сменяются хвалебными гимнами в честь электроприборов «Дженерал Электрик», сухого молока «Венус» в «лучшего в мире» пива «Эль-Хенекен».

Эти радиопрограммы служат для нашего шофера и единственным средством общения с культурой, и духовной пищей, и утешением на диких степных дорогах, и развлечением в те долгие дни, которые он проводит за рулем.

На остановках он держится застенчиво, как бедный родственник. Сам он без специального приглашения ни за что не подойдет и не притронется ни к еде, ни к питью. Но стоит вам жестом пригласить его – он уже тут как тут. Денег он почти не тратит, и единственное, что он себе позволяет, это опустить монету в музыкальный автомат, и тогда вое вокруг оглашается ревущей на все лады музыкой.

Программа нашего путешествия составлена так, что по нескольку дней подряд шоферу почти нечего делать. Это решительно выбивает его из колеи, он просто не знает, куда деваться от скуки. Предоставленный самому себе, он кажется растерянным и несчастным. Что же, собственно говоря, с ним происходит? Очевидно, все дело в том, что остановки выбивают у него почву из-под ног, и без автомобиля он чувствует себя одиноким и потерянным. Его жизнь проходит на дорогах, в стремительно мчащейся машине. И когда мы снова трогаемся в путь, лицо его сразу проясняется, и он летит как на крыльях, что-то напевая под обрывки мелодий, несущихся из приемника.

Дорога к Ориноко

От Каракаса автострада бежит вверх, широкими зигзагами пробираясь между горами, и заканчивается на высоком плато. Здесь над пропастью парят орлы, а светло-серые утесы мрачно вырисовываются на фоне синеющих горных склонов. По всему плато разбросаны бензозаправочные станции и открытые рестораны, сверкающие такими яркими красками, что от их металлического блеска звенит в ушах, а царящую в горах тишину то и дело разрывает бешеный треск моторов.

Здесь же берет начало панамериканское шоссе – обычная асфальтированная дорога, которая вскоре делается узкой и извилистой. Она проходит через маленькие городки, через старые узкие аллеи с белесыми стволами деревьев, через расселины скал. Сгрудившись в этих тесных дефиле, напоминающих бутылочное горлышко, машины вытягиваются в цепочку и медленно двигаются двумя встречными рядами, едва не задевая друг друга.

Перед Маракаем дорога к Ориноко сворачивает в юго-восточном направлении и бежит дальше мимо светло-зеленых возвышенностей.

Вдоль дороги одиноко стоят ветхие хижины. В тени сидят их обитатели и словно чего-то ждут.

Коровы и мулы пасутся у самой дороги; нередко они ложатся отдохнуть на ее проезжей части или бредут по ней, не обращая ни малейшего внимания на машины. В этом случае шоферы вынуждены либо объезжать, либо сгонять их с дороги, осторожно упираясь радиатором машины в зад или бок упрямого животного.

Внезапно набегает волна каких-то неведомых ароматов: возможно, это сильный запах пряностей, а может быть, благоухание цветов, и вам даже кажется, что у этого благоухания есть цвет – желтый или фиолетовый. Так может пахнуть анис или тимьян бальзам или лилии. Начинается дождь, вернее, маленький дождик, чьей влагой сейчас задымятся земля и вся растительность. Благоухание возникло как раз перед дождем, словно в предчувствии его.

Синие дали над горной равниной! Они необъятнее морских, горизонт здесь выше и бесконечно дальше. Огромные массы облаков словно застыли в необозримых небесных просторах или тихо плывут над землей, непрерывно меняя свой облик. Они образуют причудливые нагромождения мрамора и белоснежные ущелья, а между ледяных обрывов вдруг возникают фантастические очертания голубого храма. Стены обрывов становятся все чернее, чернее, и вот уже они грозно нависают над землей, словно тяжелые горные хребты.

Где-то очень далеко идет сильный дождь, и кажется, будто небо прорезает гигантский пучок темных лучей или на небесную арфу вдруг натянули струны. Но вот тучи рассеиваются по всему небу, превращаясь в легкие букеты цветов или стада пасущихся ягнят.

Эль-Тигре – город нефти

Уже наступил вечер, когда высокогорная равнина превратилась в желтую степь. Царство травы и теней от облаков, бегущих над степью. Наконец исчезают и последние кустарники, высохшие, запыленные и жесткие, словно сделанные из стальных прутьев.

Высокие и острые стебельки травы тоже стали такими жесткими, что разжевать их не под силу даже мулам. Ветер не колышет их, и под его порывами они только вздрагивают, твердые и непреклонные.

Сейчас здесь самое засушливое время года, и ни одного стада вы не увидите на этих голых степных равнинах. Весь скот либо перегнали на новые пастбища, либо отправили на бойни. А некоторые животные пали от голода, и их высушенные солнцем скелеты уныло белеют между вздрагивающими пучками травы.

Оринокская льянос (Льянос – обширная равнина в Южной Америке.) раскинулась на тысячу километров в длину и более чем на триста километров в ширину. Скот пасется здесь уже около четырехсот лет, а стада насчитывают четыре миллиона голов. Мясо идет отсюда в Каракас и другие приморские города.

Но пастбища здесь скверные. И климат тоже. Каждое новое время года несет с собой какое-нибудь новое бедствие. Вот на юге наступает засуха, трава делается жесткой, над степью носятся тучи прожорливых насекомых. И скот приходится перегонять на север. На севере наступает период дождей, начинаются опустошительные наводнения, тонут люди, тонут животные, трава соблазнительно колышется под водой, но до нее не добраться. Скот снова приходится перегонять обратно на юг.

По Ориноко проходит древняя южная граница, которую стада никогда не переступают. Почему? По другую сторону реки простирается Гвианское плато, его покрывают саванны, поросшие сочной травой, но стада не пасутся там. Это почти неизведанный край, край диких гор, непроходимых лесов и высоких водопадов.

Вдали, у самого горизонта, взлетают к небу яркие жадные языки пламени, словно зажженного чьей-то невидимой рукой. Горит газ.

Эль-Тигре – один из трех-четырех новых нефтяных районов Восточной Венесуэлы (он уже дает четверть всей нефти, добываемой в стране). Эль-Тигре вместе с расположенным неподалеку Эль-Тигрито («тигр» и «тигренок») образуют совершенно новый нефтяной город, где все еще голо, дико, необжито.

Пионеры, пионеры! Люди в грубых сапогах, темных от пота рубашках, в запятнанных нефтью шлемах, защищающих их от солнца. Изрытая земля, облака пыли, огромные лужи, подернутые пленкой нефти.

Импровизация! Выстроенные на скорую руку бары, отели, магазины. Хаос товаров, громоздящихся за решетками витрин.

Переполненная учащимися школа, где взрослые сидят за партой рядом с детьми; здесь нет никакого оборудования, одни ученики. Вот кто-то из преподавателей выходит на улицу подышать немного свежим вечерним воздухом (пропитанным пылью, дымом и запахом нефти). Он едва держится на ногах от усталости, руки у него дрожат, когда он зажигает сигарету. Но это не только усталость, он весь горит каким-то восторженным возбуждением, словно в лихорадке. Потом он объяснил мне, что здесь происходит: весь город охвачен внезапно вспыхнувшей страстью к учению, желанием во что бы то ни стало добиться успеха, желанием, побеждающим даже усталость.

Спешка, страсти и жажда наживы царят в Эль-Тигре днем и ночью. Все возникает у вас на глазах, всюду совершается процесс необузданного созидания, а люди, словно в горячке, балансируют между нищетой и безудержной расточительностью.

Сьюдад-Боливар – Степной порт

Прямая, как гвоздь, дорога врезается в необъятную степь. По степи разбросаны одинокие домики, голые и неказистые; их видно за много-много миль, и кажется, будто они вылеплены из воздуха. А вот и горы: их голубовато-акварельные очертания слабо вырисовываются далеко за Ориноко.

Раввина заканчивается едва заметными волнистыми уступами, спускающимися к реке. Перед нами Ориноко! Отливая на солнце бледноматаллическим блеском, через всю степь протянулась узкая полоса воды, рассекающая Венесуэлу на две половины.

Река в этом месте необычно узкая, на ее пути лежит множество высоких закругленных камней, ей тесно, и она быстро несет свои воды, стараясь как можно скорее достичь океана.

Вся переправа через реку занимает каких-нибудь четверть часа, паром двигается наискосок к Сьюдад-Боливару.

Город лежит на скале, похожей на гигантскую пирамиду, которая опускается к реке тремя широкими уступами. Береговая улица по своей планировке напоминает террасу, она засажена деревьями, и под сенью их листвы уютно расположились небольшие кафельные бассейны с водой или без воды. Желто-синие ящерицы длиной со ступню ноги шныряют по булыжной мостовой так быстро, что кажется, будто это порхают маленькие птички с длинными хвостами. Иногда они в мгновение ока перебегают по электрическим проводам со столба на столб.

Жара. Желто-белая, густая, потогонная жара, особенно усиливающаяся после полудня. Все проникнуто ожиданием ветерка, того самого ветерка, который пропадает рано утром и снова начинает дуть только к вечеру, неся с собой прохладу.

Сьюдад-Боливар... С давних пор он охватывает железным замком течение Ориноко, контролируя движение по реке, а следовательно, и путь в глубь Венесуэлы. Здесь сталкивались и до сих пор сталкиваются дикость и цивилизация. Из внутренних областей страны шли кожи, меха, каучук, золото и драгоценные камни; их доставляли всевозможные авантюристы – рыцари джунглей и речных дорог. Из Ангостуры (прежнее название Сьюдад-Боливара) отправлялись все новые и новые толпы завоевателей на поиски чудесных, фантастических городов, таких, как часто упоминаемый и никогда не существовавший Маноа. Сюда пришел и Боливар со своими отрядами освобождения; он захватил город и начал отсюда свой смелый поход через Анды в Боготу. Потом в Ангостуре заседал революционный конгресс, провозгласивший Боливара президентом новой республики Великая Колумбия.

В настоящее время город прежде всего является историческим памятником, и его невзрачные деревянные дома зачастую связаны с великими именами и событиями.

На тротуаре стоят торговцы с плетеными гамаками разных цветов. Торговцы перебрасывают связки гамаков с плеча на плечо, а когда надо показать свой товар, тут же растягивают их между деревьями. В покупателях недостатка нет, ибо без гамака до сих пор трудно обойтись в этой стране джунглей и диких степей.

Продавцы мороженого ведут свою торговлю чрезвычайно примитивным способом. Они начинают приготовлять каждую порцию мороженого отдельно, когда покупатель уже заплатил деньги. Кусочек льда кладется в специальный аппарат с давильным приспособлением и вращающимся диском, который растирает мелко расколотый лед. Затем из нескольких стеклянных банок сюда наливают какие-то ярко окрашенные жидкости, и вот ледяную массу ядовито-красного, желтого или зеленого цвета уже можно накладывать в бумажный кулек.

Мы видели мальчика-посыльного на велосипеде, который чуть не падал под тяжестью похоронных венков и голубых бумажных цветов, видели голых ребятишек, бегающих между стаями индюков.

До рождества остается всего несколько дней, и город заблаговременно готовится к празднику. Это особенно бросается в глаза вечером, когда вы совершаете небольшую автомобильную прогулку по городу. Проезжая мимо вилл на городских окраинах, деревянных домиков и жалких хижин, вы всюду видите рождественские елки. Нередко они просто сделаны из дерева и картона и укреплены на небольших деревцах, даже на кактусах и агавах. Перед домами побогаче у дверей стоит игрушечный Дед Мороз в человеческий рост; у него рыжая шевелюра, и весь он осыпан искусственным сверкающим снегом.

Мы уезжаем, и Сьюдад-Боливар медленно исчезает из поля зрения, уступая место новому городу. Это Пуэрто-Ордас, расположенный у самой дельты реки.

Что такое Пуэрто-Ордас?

Вся Венесуэла навостряет уши при одном упоминании о Пуэрто-Ордасе. С именем этого города связаны большие надежды на будущее. Если запасам нефти суждено иссякнуть, спасение можно ожидать прежде всего от Пуэрто-Ордаса. Точнее говоря, от гвианской руды.

Мутно-желтые густые воды Ориноко сливаются с голубовато-зеленой Карони, от Карони веет свежестью горного ручья, но иногда она вдруг показывает зубы и образует могучие водопады. В излучине этих двух рек меж высоких холмов вырос новый город с тремя большими массивами домов и красноватыми пятнами земли, изрытой экскаваторами.

Пуэрто-Ордасу всего несколько лет от роду. Прежде здесь не было ничего. Потом американцы начали разрабатывать железную руду, и сталелитейная компания «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» создала на этом месте город.

На зеленом откосе раскинулся поселок, где живут служащие компании – венесуэльцы и все иностранцы, кроме американцев.

По соседству с поселком стоят дома рабочих. Это соединенные между собой длинные корпуса с небольшими садиками, где цветут вьющиеся растения.

Вокруг строится множество новых жилых зданий; количество рабочих непрерывно увеличивается, и с каждым днем становится все труднее обеспечить их жильем. Несколько тысяч человек разместились в построенных на скорую руку бараках, а многие снимают комнаты в Сьюдад-Боливаре, ежедневно совершая путь на работу и с работы на грузовых машинах.

Городок, где живут американцы, расположен несколько поодаль, на высоком холме, откуда открывается чудесный вид на реку; здесь всегда дует свежий ветерок. Большие роскошные виллы разбросаны на значительном расстоянии друг от друга, а зеленые лужайки между ними исчерчены узором асфальтовых дорог.

В городке выстроен великолепный клуб на стенах висят красивые зеркала в обрамлении из легкого белого металла, есть бар, ресторан и плавательный бассейн. Все это очень изысканно, уединенно и только для американцев.

Несколько лет назад американские геологи, которые искали на Ориноко железную руду, вдруг насторожились: в каких-нибудь ста двадцати километрах от Пуэрто-Ордаса они нашли целую гору, в которой залегала руда с шестидесятипятипроцентным содержанием железа. Туда была проложена железнодорожная ветка, и вскоре прямо из горы открытым способом начали добывать руду. Ее запасы исчисляются в шестьсот миллионов тонн. Сейчас добыча составляет около десяти миллионов тоня в год, но она легко может быть доведена до пятидесяти миллионов. Существуют и другие месторождения, более или менее богатые железом. Компания «Юнайтед Стейтс стил» считает, что она обеспечена рудой по крайней мере на сто лет вперед. Нефть в Венесуэле, очевидно, кончится через десять-пятнадцать лет, если только не будут обнаружены какие-нибудь новые месторождения. Следовательно, страна должна подготовить для своей экономики новую сырьевую базу. Этой базой в первую очередь является железо.

Венесуэла нуждается в быстром экономическом развитии. Однако венесуэльцы не хотят, чтобы с ними обращались, как с какими-то дикарями, не хотят, чтобы их просто использовали в качестве рабочей силы, и ведут все более и более решительную борьбу за удовлетворение своих требований.