Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №08 за 1991 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Вы как хотите, а я иду купаться, – сказал я своим друзьям на третий день «сидения» в устье Большого Анаура.

Холодов мы так и не дождались. Контрасты Шантар с туманами и льдом в середине лета оставались загадкой. После изнурительных экскурсий по медвежьим тропам нам было жарко. Наступал прилив. На раскаленные солнцем камни набегала, так и хочется сказать – с шипением, чистая, густо соленая вода. От такого контакта она становилась намного теплее, и плюс пятнадцать при ослепительном солнце – совсем неплохо.

Между тем, трехдневный «карантин» – наше добровольное погружение в природу, подошел к концу. К вечеру из-за мыса вынырнула моторка и вскоре вонзилась дюралевым клювом в податливую гальку. Начальник метеостанции Большой Шантар Владимир Васильевич Бойко, худощавый, высокий, изможденный таежными тягунами, являл собой тип человека, освоившего нечеловеческий образ жизни. Этот образ стирает грани образования и семейного положения и предполагает постоянное состояние всё знающего и все умеющего творца... Мы загружаем моторку «подарочным американским» бензином – кому нужны теперь эти бочки – и сталкиваем лодку. Отправляемся в вершину губы Якшиной, где при устье симпатичного ключика Амуки раскиданы домики ТДС – труднодоступной станции. Не удерживаюсь от вопроса:

– Владимир, отчего эта благодать в погоде?

– Все от приливов, от течений,– не задумываясь, будто заученно отвечает он.

– Ну, а если туманы, морось и лед у берегов?

– Да все от них – бурных океанских рек, перемешивающих воду в пределах Шантарского моря.

Да, в самом деле лишь два моря в нашей стране могут похвастать высокими приливами – Охотское и Белое. Картина семиметрового вала, в считанные часы заполняющего отмели, лагуны и в корне меняющего пейзаж – незабываема...

Подкатив бочки к близкому в прилив коренному берегу, мы спешим к крыльцу главного дома метеостанции. Нас встречают две прелестные девушки, родные сестры Куряшкины – Михайлина и Валя.

– Вот и все наши сотрудники. Не густо для полного цикла метеонаблюдений. Вот и бьемся, требуем, просим, но, думаю, полного комплекта никогда не будет.

– Ну еще бы, – соглашаюсь, – тут впору бастовать.

– Что-то вроде этого было, – Володя начинает долгий рассказ о житье-бытье. – А вот Юрий Федорович Королев жил здесь 12 лет...

Я остро сожалею, что не встретил здесь этого бывалого человека. Уже вернувшись домой, немедленно написал Юрию Королеву в поселок Чумикан и вскоре получил ответ. С его разрешения я буду время от времени цитировать строки из его очень интересного письма.

Вечер долго не наступает, я хлопочу с баней, а Владимир запускает уже в темноте маломощный движок. В доме становится светло. В комнате за большим как в кают-компании столом пьем чай с домашним хлебом и рыбой. Я сижу напротив Михайлины и Вали. Мне страшно хочется взглянуть на все это окружающее их глазами, смутно ощущая собственный груз прожитого. Хочу добиться от них главного для меня ответа: насколько реально они себе представляют дальнейшую жизнь здесь? Когда тебе только 20 лет, острое ощущение быстро текущего счастья должно захлестывать, возбуждать; легкое парение в предчувствии радостных перемен и открытий, счастливое засыпание с ожиданием чуда утром наступающего дня. Здесь же после суточного дежурства неизвестны понятия выходных и все, что связано с ними. Но, может, унылые вахты и не помеха? Они как аккумулятор будущей обеспеченной, независимой жизни? Если бы!

Из письма Ю. Королева: «Главной проблемой Гидрометслужбы, и особенно труднодоступных станций – ТДС, являются люди. Здесь какой-то порочный круг... Я приехал на ТДС «Б. Шантар», когда оклады были 75 рублей и пайковые 21 рубль. За двадцать прошедших лет зарплата поднялась на 35 рублей, а пайковые на 9 рублей... Так вот о порочном круге. Хорошие специалисты, ну и, конечно, энтузиасты-романтики, за такую плату вряд ли будут работать...»

Михайлина – старшая в сестринском дуэте. Она слушает мои рассуждения, и в ее глазах отражается понимание и прожитых 22 лет, и их с сестрой нового положения. Видно, она вполне освоилась с новой работой. Ее внимательный взгляд, изучающий и глубокий, мне понятен: так, видимо, она смотрит на окружающий мир, когда пишет свои лирические и чуточку наивные акварели.

– Это что же следы какого-то образования, – киваю я в сторону пейзажей окрестностей станции.

– Да, это след посещения 6—7-го классов художественной школы. Сначала я хотела стать зооинженером, год училась в институте. Братья наши меньшие, вернее, то, как с ними обращались, разочаровали меня. Ушла на швейную фабрику в нашем Ачинске. Два года изо дня в день строчила «листочки» – это деталь нагрудного кармана для пиджака. По 400 штук в день, представляете? И тут Валя окончила 10 классов. Поехали с ней в Иркутск, где учились в гидрометтехникуме два с половиной года. Потом добровольно сюда.– И после паузы:– Володя – хороший начальник...

Из письма Ю. Королева: «В общем, если там сложится хороший коллектив, а работают они вместе очень мало, а впереди долгая и нудная зима при керосиновом свете, без телевизора и с талой водой для чая, постоянные ветры, старые кинофильмы, неудобоваримое питание... Если все это они выдержат, будет для них хорошо, т. е. настоящая зимовка...»

Выхожу в коридор. По обе стороны – двери в жилые комнаты. Их пять. В каждой печь, в углу дюралевый рукомойник над раковиной. Под ней ведро. На стене у окна керосиновая лампа. Над головой шнур с лампочкой. Когда работает движок – она горит. Но...

Из письма Ю. Королева: «Нынешнее здание ремонтировалось в 1974 году. Тогда же впервые была построена баня и моторная. Дизель я сам правдой и неправдой завез из Николаевска (его хотели сдать на металлолом). Он прослужил нам до 82 года... Вот буквально сегодня получил приказ– улучшить условия труда и быта на ТДС «Б. Шантар». Но! Рассмотреть в IV квартале, выделить дизель-генератор и телевизор при поступлении на базу, а в наше время это большое НО...»

Вот, значит, и живут с 82-го без света. Правда, для зарядки аккумуляторов для рации есть киловаттные бензиновые генераторы. Они-то и дают свет по вечерам, да на утюг для девушек, да на стиральную машину в бане. Чтоб качать воду из реки – это пока недоступная мечта. Нет насоса, труб, емкостей из нержавейки..: Носят ведрами. Да и то, этот свет надо экономить. На год, независимо от числа работающих, положено 1000 килограммов бензина...

После обеда поднимаемся на залитую солнцем метеоплощадку. Девушки показывают мне хозяйство, состоящее из побеленных известкой столбиков, будок с приборами и надежной изгороди от косолапых пришельцев. Потом в зарослях иван-чая и прочего разноцветья извожу до самого конца цветную пленку, и девушки отправляются «выручать» сидящего на вахте начальника. Теперь с Владимиром мы отправляемся к самому старому месту на острове.

– Поселок был здесь, в долине Якшиной. Лесопилка располагалась в долине Амуки. Там до сих пор ржавеет локомобиль из Манчестера. Вообще здесь всякой иноземной техники много в земле лежит: салотопные заводики китобоев были тут сто лет назад на каждом шагу. После войны китовый промысел закрыли окончательно. Люди перебивались охотой и звероводством. Потом пришла эпоха укрупнений, и в 1966 году поселок ликвидировали. А вот следов давних поселений я что-то не обнаруживал...

– Знакома мне картина таких поселений, – продолжаю я рассказ Владимира уже сам для себя, рассматривая попутно «экспонаты» здешнего «краеведческого» музея – кладбища. Приходит на память не слишком приятное чтение «Дальневосточного политработника» за 1932 год. Раньше я полагал, что поселок, основанный еще в 1829 году Российско-Американской компанией, дотянул до наших дней. Но потом убедился, что постоянного жилья тут не было, и после революции остров, по свидетельству той же Давыдовской лоции, был необитаем. Так вот, в партийном журнале приморской парторганизации, кстати, напичканном термином «перестройка», я прочитал о «возрождении» и даже индустриальном развитии острова. Началось это с экспедиции «Дальрыбы» в 1926 году. Завели пушное хозяйство, открыли леспромхоз, планировали экспорт леса. Двести переселенцев осваивали новые дома. Двадцать шесть партийцев открыли на острове помимо начальной еще... три партшколы. Впрочем, все закончилось крахом. На остров, как пишет журнал, проникли кулаки, разложили народ и вместе с «троцкистско-бухаринскими агентами японского шпионажа» сорвали выполнение промфинплана. «Шпионов», безграмотных гиляков и русских, повязали шустрые уполномоченные с маузерами и отправили их в краевой центр к напористым чекистам в теплые допросные кабинеты. Конечно же, полетели и головы начальства, а остров отдали другому ведомству – «Союзпушнине», которая и доводила до ручки поселок начиная с 1932 года. Теперь здесь все поросло быльем. Хозяев не докричишься, да и есть ли они?..

– А ты об американских могилах не слышал? – спрашиваю я Владимира. Юбилей Русской Америки, отмечаемый в этом году, не выходит у меня из головы, и я остро чувствую волнение, будто прочитанное давным-давно становится реальностью. В сотне метров за кустами тальника шумит Якшина, а мы идем вдоль кладбища по уютному песчаному взгорью, и кажется это собрание крестов и пирамидок обычным поселком, как если бы мы наблюдали его с большой высоты.

Я говорю Владимиру, что есть в этой истории особый нюанс. Я ведь из тех, кто наслышан о хищниках-китобоях из той самой Америки, что нынче владеет Аляской. В XVIII веке русские промышленники не раз терпели бедствия в нынешних американских водах. Их тогдашний промысел мы не называем хищническим. Как-то не принято. В другом веке и в своих водах наши китобои оказались неспособными тягаться на равных с американцами. Удобнее было теперь называть их хищниками. Вот как писал русский моряк В. Збышевский с корвета «Рында» в Морском сборнике за 1863 год: «В шантарских водах нынче американцы распоряжаются, если не так, как дома, то так, как в покоренной ими стране: жгут и рубят леса, бьют дичь и китов... и оставляют после себя следы, напоминающие если не древних варваров, то, по крайней мере, татарские и запорожские пожоги». Я ухожу от оценки этого оригинального суждения и считаю, что помимо того, что янки преуспели в китовом промысле, они не раз спасали от вымирания наших аборигенов на дальневосточных берегах, доставляя им многие необходимые для жизни вещи. Нередко они сами становились жертвой голода и цинги на этих с виду благодатных островах. Это неудивительно. Китобои в прилив вытаскивали суда и зимовали до весеннего промысла. Бывали периоды, когда Шантары были сплошь «американскими». Но я хочу сказать о другом. На слухи о золоте клюнули многие. Среди них экипаж из пяти человек с американской шхуны «Нелли». Зимой 1880 года они погибли там, где стоят дома метеостанции…

И еще одна история происходила в этих местах. В1910 году здесь побывал с необычной миссией генерал-губернатор Восточной Сибири инженер-генерал П.Ф. Унтербергер. В тот год он совершал, так сказать, прощальное плавание по вверенным ему владениям России. Сюда, в бухту Якшина, он пришел на военном транспорте «Шилка», чтобы... вырубить подходящее бревно для памятника Семену Дежневу на мысе его имени. Надо сказать, что идея воздать должное русским землепроходцам губернатору и его коллегам пришла на ум уже в море после выхода из Владивостока. Сыграли свою роль прочитанный в американских лоциях отзыв о качестве шантарской лиственницы да еще слух об очередной трагедии – гибели от цинги одиннадцати американцев.

«Шилка» бросила якорь ввиду устья Якшиной речки, где моряки осмотрели одинокое пустующее зимовье американцев и почтили их память. Никакого другого жилья на берегу найдено не было. Особая партия была послана вверх по долине Амуки за лиственничным стволом. Корабельные умельцы на переходе к Берингову проливу сработали крест и медную доску с надписью: «Памяти Дежнева. Мореплаватели приглашаются поддерживать этот памятник». Только в сентябре моряки поднялись на мыс Дежнева, и генерал-губернатор имел удовольствие видеть синевший на горизонте берег Америки...

Мы возимся с Владимиром в дизельной – ремонтируем бензопилы, готовимся к заготовке дров (их надо на зиму 40 кубометров).

– Бензина не хватает. Если крутить по десять часов в сутки этот хилый генератор—уже надо больше трех тонн, а примус – он горит целыми днями. Одна горелка на всю станцию. Спасибо охотникам, они тут в сезон завозят бочки для моторок, остается кое-что. Так что летом холодильник не включишь, на него энергии не напасешься...

Мне стало смешно, когда Володя сказал, что холодильника на станции вообще нет. И никогда не было. Значит, впрок ту же рыбину не сохранишь. Ладно с холодным соком,– думаю про себя. – Тут, оказывается, пропасть ягод, да не соберешь.

– После вахты день отдыха, готовка. Девочек в лес по ягоды? Увы, тогда ведь я должен быть на вахте, а их вдвоем в лес... Нет, тут нужен сопровождающий с карабином. Видели, сколько медведей...

Через пару дней наш экипаж в полном составе отправился следом за «Владимирцем» на заготовку тех самых 40 кубометров. На ухабистой дороге действительно следы медведей, будто по бурелому они ходить разучились. Но лесозаготовки сорвались. Обе пилы вдруг вышли из строя. Мы, четверо мужиков, стоим перед недопиленной столетней лиственницей. Прекрасное дерево, его бы на мебель, а тут дрова... Напружинились все четверо и умственно и физически: расклинили, уперлись и свалили-таки в нужную сторону, иначе не вытянешь. Так с «добычей» – бревном на буксире – и тащимся к дому.

– Обещают тележку к этому тракторишке прислать, – мечтательно говорит Владимир, управляясь с рычагами. Мы шагаем рядом, с ветками кедрача наготове, и бросаем их в очередную яму. – Тогда легче будет. На месте пилить будем, – заканчивает свою мечту начальник ТДС.

Мне неясно, кто же будет пилить и чем? Но я молча бреду, «выслеживая» медвежьи следы, писклявых бурундуков и хватая на ходу вкусные ягоды жимолости. Из письма Ю. Королева: «Сколько работаем на ТДС – получать деньги за заготовку дров ни мне, ни моим коллегам не приходилось. Дальневосточное управление гидро-метслужбы в Хабаровске выделяет деньги на закупку леса для дров: один кубометр – один рубль...»

«Это утешает, – думаю я, – по крайней мере мы не воры. Но еще надо напилить, наколоть, уложить и перенести. Да тут работать на метеоплощадке некогда, какая уж тут жизнь. А еще картошку им надо окучить, а то прошлогодняя уже из щелей выползает – завозят раз в год».

– Ну а почта?– не выдержал я спокойного тона Владимира.

– Как придется. В среднем раз в месяц, если есть что-нибудь.

– Как, если есть? А газеты?..

Из письма Ю. Королева: «Насчет почты на ТДС, это, конечно, вопрос сложный... В принципе, если Управление ГМС даст «добро», будем посылать вертолет с почтой на Большой Шантар 2 раза в месяц. Сейчас решается вопрос о почтовом Ан-2 из Николаевска, т. е. на сброс, как вы понимаете, это не выход. Необходимо добиваться почтового кольца вертолетом: это метеостанция, маяк и соседи...»

Соседями по всей державе называют военных, так сказать, для конспирации. Это тот самый пост на севере острова. Наверно, с военной поры повелось: сосед слева, сосед справа...

– Связаться бы с ними, – говорю я Владимиру, – хочу попросить их вызвать с маяка моторку, мечтаю попасть к маячникам.

– Нет связи с маяками вообще, а с «соседями» – все лето их вызываю. Глухо. Надо бы сходить к ним проведать, да и связь наладить, вот собираюсь, видите, как Кацо волнуется,– Владимир треплет загривок большого старого пса с жутко-человеческими глазами.

– Что, один собираешься?

– Один, мне не привыкать.

Это я уже слышал. Владимир Бойко – дипломированный лесничий, окончил авторитетный в этой области Приморский сельхозинститут.

– И все-таки одному в тайгу через перевал идти не годится. Пойду и я с тобой. – Теперь настал черед для сомнений у Владимира. Он критически рассматривает мою седеющую бороду, главный аргумент возраста, но спрашивает о другом.

– Вы моряк, как у вас с этим... пешим ходом?

– Нормально, – заверяю я его и вспоминаю свои стокилометровые волоки в верховьях Олекмы. – Потом, в тайгу без карты и компаса...

– Да, карты у меня нет...

– Тогда я сделаю рисунок с нашей, морской.

Через пару часов я показываю свою работу.

– Да, верно, нам предстоит пройти около пятидесяти километров...

Теперь я точно убежден, что мне надо идти, тем более должен я исполнить мечту штурмана Петра Козьмина. Его трудный поход в прошлом веке вокруг Большого Шантара проходил не так просто. Обогнув на двух лодках остров до половины, моряки остановились, свирепый норд загнал лодки на косу. Здесь было назначено рандеву со шхуной «Акция» для пополнения продуктов. Шхуна, как потом выяснилось, не пришла по причине того же шторма от нордовых ветров, и Козьмин не мог больше ждать. Он оставляет лодки и с группой моряков, имея запас сухарей на два дня, отправляется на перевал, за которым должна быть река Якши. Через два дня тяжкого пути моряки увидели... озеро, от которого начали путь. Ручей оказался притоком Средней реки. «Недостаток сухарей и трудность пути принудили отказаться от дальнейшего странствия по острову», – писал в отчете Козьмин. После шторма моряки продолжили путь...

Мы отправляемся на рассвете в сопровождении четырех собак – вся семья лохматого Кацо. Не раз я говорил, что чтение карты доставляет удовольствие. Но самое волнующее наступает лишь тогда, когда начинаешь идти по карте, удивляясь этому творению человека. Вот эта сопка с отметкой 484! Надо же, как точно мы вышли. И позади 10 километров. Правда, дались они нам, точнее, мне нелегко: петляя вверх-вниз через звенящие ключики, мы идем все выше. Вот и гари на вершине, хаос кедрача, заросли которого проползаем на четвереньках. Четыре часа подъема. Володя с карабином наперевес идет впереди, а я все оглядываюсь. Как хочется первым увидеть косолапого хозяина... В первом же ключе, впадающем в реку Средняя, делаем привал. Идет мелкий дождичек, бусит, по-старинному. На галечной косе, чтоб, упаси Боже, не пожечь лес, ставим костерок, пьем чай. Собаки с восторгом облаивают мелкое зверье. Володя показывает мне диковинную флору сырых затененных ущелий.

Прежде чем продолжить путь, снова достаю карту. Из-за туманах вершины мы так и не увидели озера. Потому разглядываем нарисованное на карте.

– Не дать бы маху, – говорю я Владимиру.– Мой коллега из XIX века штурман Козьмин заблудился. Он так и не пересек остров...

– Ну если вы сомневаетесь в своей морской карте... Как же тогда ходили и плавали вокруг неведомого Шантара моряки Козьмина?

История картирования Шантар начиналась с забавного предписания Сената: «На Шантары ПУСКАТЬ безостановочно...» Потому первые, побывавшие там, передавали жалкие рисунки своим последователям. Первые рукописные карты появились в Якутске в 1710 году. Но морские – лишь в конце XVIII века стараниями капитана бригадирского ранга Фомина (Звание, заменявшее чин капитан-командора, – следствие очередной военной реформы.). Карты его, снятые с корабля методом так называемой «морской описи», были весьма приблизительны. Тогда за дело взялся сам охотский командир Бухарин. Он отправился к островам в 1805 году на судне «Кадьяк». Должность его не позволяла признать, что он мало что смыслил в сложном ремесле гидрографии. На юге Шангарского моря у мыса Медвежье Одеяло «Кадьяк» потерпел крушение. Любители подводной археологии имеют шанс понырять на мелководье у мыса, чтоб поискать уникальные бронзовые пушки той поры– фальконеты. Вообще со съемками Шантар не везло. Предписание Адмиралтейства Крузенштерну – привезти карту Шантар, так и не было выполнено. Потом знаменитый капитан Василий Головнин, вырвавшийся на «Диане» из плена англичан на юге Африки, получил уже в Петропавловске-Камчатском 20 апреля 1811 года депешу от морского министра – сделать съемку Курил и Шантарских островов. Уже закончив картирование Огненной Гряды, Головнин неожиданно был схвачен на Кунашире японцами.

И Федор Литке тоже не смог заняться таинственными островами. Вот почему скромный поручик (напомним: штурмана имели чины сухопутные!) Козьмин вошел в историю как первый морской картограф Шантар. Картографические работы велись не от хорошей жизни: требовалась замена никуда не годному Охотску – главному порту Российско-Американской компании...

В 1885 году по секретному предписанию был отправлен в Шантарское море клипер «Абрек». Это первый, говоря современным языком, пограничный корабль россиян в этом районе. Он собрал богатую жатву из множества браконьерских судов доброго десятка иноземных держав. Но и внес вклад в картирование островов. Чего стоила абрековцам бухта на острове Малый Шантар, где скопилось десятка два разноязычных шхун, а толковой карты этого места не оказалось! Чадящие на берегу жиротопни затрудняли морякам съемку побережья. Зато теперь на картах красуется бухта Абрек, в честь славного клипера. В эти же годы объявился здесь и Степан Осипович Макаров на своем «Витязе». Венчает историю картирования подполковник Корпуса флотских штурманов Борис Давыдов, возглавивший в начале века XX описные работы в Охотском море... История наша была бы неполной, если бы мы не упомянули достойных коммерсантов и вольных шкиперов. Скажу лишь об Отто Васильевиче Линдгольме. Выходец из Финляндии, он стал капитаном первого на Востоке отечественного китобойца, а позднее и основателем китобойной компании. В середине прошлого века, свидетельствует Линдгольм, лишь за два года иностранцы на 438 судах добыли 6654 кита. Ежегодная прибыль одних только американцев превышала десять миллионов долларов. Для сравнения: в лучшие годы русские китобои добывали за год всего пять-шесть китов. В районе промысла Линдгольм знал каждый мыс, и его карты Шантарского моря пользовались успехом у всех моряков. Позднее, бывший капитан основал во Владивостоке процветающую строительно-торговую фирму. Он становится тем, кого раньше с уважением называли благодетелем. Не зря моряки «Абрека» в его честь назвали самый бурный на Шантарах пролив. Впрочем, имя его можно найти на картах всех наших дальневосточных морей. Не грех напоследок сказать добрые слова о топографе Ваганове. Он сопровождал академика Миддендорфа в его вояже на Большой Шантар. Он же картировал сухопутный тракт от порта Аян до Якутска...

Следующие пять часов мы скачем по пружинящим кочкам марей, переходим ручьи, ворочаемся в хаосе павших деревьев. Едва хватает духу дождаться второго привала. Крепкий чай на притоке Средней и полная уверенность, что до устья совсем немного. Идем вдоль рёлки – берегового вала вдоль русла. Там березняк, и кажется, идти легче, не отрываясь от реки. Только потом мы поняли, что путь свой мы удлинили вдвое. Снятые мной с морской карты ниточки рек вливались в озеро, которого... не было и в помине. К ночи, когда ноги одеревенели после шестнадцати часов гонки, мы решили ночевать на речной косе. Последние силы ушли на костер. Надоедливый дождь не перестает. Ложе из тальника. Поворачиваюсь спиной к костру и никак не могу уснуть под беспокойный плеск рыбы, одолевающей перекаты. Утром еще три часа ходьбы по разлившейся пойме. Дождь уже нас не волнует: промокшие до нитки, мы парим. Наконец показалась гладь озера и огромная солдатская палатка. Четыре солдата-косаря угощают нас чаем...

Прапорщик Саша Сидоров лихо доставляет нас к «соседям» на другом конце озера, где за узкой косой глухо ворочается штормовое море. Выясняется, что на маяк мне не попасть – надо ждать погоду. Это дня три-четыре в лучшем случае. Володя ушел к связистам, чтоб наладить связь. Потом мы долго сидели в бане. Деревянные ноги постепенно обретали форму, и все зароки перехода («ни за что назад своим ходом: катер, вертолет буду ждать неделю») забылись сами собой. К тому же Володе на вахту.

Обратный путь, разобравшись в своих ошибках, мы проделали всего за тринадцать часов, сразу уклонившись от петлявшей в пойме реки. Лишь на перевале попали в дебри стланика. Пришлось завернуть на курум – каменистую осыпь – и по ней выбраться на вершину. Северные ветры и все невзгоды позади» Здесь сияло солнце. Я спрятал наконец компас. Внизу ясно виделись губа Якшина и домики станции, и синева Джугджура в неизмеримой дали.

– Ау, люди, – кричим мы с Володей, – где вы там?

Утром следующего дня появился долгожданный вертолет с тележкой для трактора. Мы не стали испытывать судьбу. Покидали резиновые останки «Охотска» в просторное чрево машины. Михайлина и Валя в нарядных платьях на фоне метеосооружений. Это последняя картинка из двери вертолета. Как-то сложится судьба девушек в этом нелепом для их возраста мире замкнутости, трудного быта и почти дармового труда? Счастья вам.

Василий Галенко, штурман дальнего плавания, наш спец. корр. / Фото Анатолия Акиньшина Николаевск-на-Амуре – Шантарские острова