Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №08 за 1991 год"

Забытый Панцуй

Мне было известно, что где-то в самых истоках ключа Тасингоу есть старое охотничье зимовье, в котором можно было при случае скоротать ночь, хотя, пожалуй, я не сразу нашел бы его...

Зима – лучшее время для наблюдений за жизнью тигров, этих осторожных, несмотря на крупные размеры, зверей-невидимок. Меня удивило, что тигр ни разу не сделал попытки поохотиться, хотя наш маршрут иногда пересекали кабаньи тропы, наброды изюбрей, косуль. Тигр споро шел, как если бы ему где-то там, в верховьях ключа, была назначена деловая встреча.

Когда солнце повисло над сверкающей вершиной Лысой горы, я стал искать место для ночлега. Тут-то и вспомнил об избушке. Идя по ключу, стал вглядываться во все просветы, надеясь ее увидеть. Внезапно след тигра круто повернул в сторону небольшой приречной террасы. Я последовал туда, хотя знал, что избушку, как правило, устраивают недалеко от воды, на видном месте. Но, поднявшись на террасу, я удивился безошибочному чутью зверя. На лесной поляне стояла утонувшая в снегу небольшая хижина.

Следы тигра вели прямо к жилью, словно он знал, что я иду за ним и наверняка буду искать место для ночлега, вот и привел меня сюда, мол, отдыхай. Но прежде, чем уйти, зверь под стеной избушки устроил и себе небольшой отдых. По-видимому, хищник бывал в этих местах раньше. На соседнем дереве я обнаружил следы когтей – ствол пихты был исполосован вдоль и поперек, сухие комочки смолы застыли на коре, как янтарные бусы. Следы соболя виднелись кругом и даже на самом пороге избушки. Рядом я отыскал старый след кабарги и размашистые отпечатки лап разбойницы куницы харзы. Ясно было, что охотники давно здесь не жили, чаще наведывался тигр, этот извечный таежный бродяга.

Ночь была уже не за горами. Я разгреб снег перед дверью, приутоптал его вокруг избушки. Отыскал поблизости сушняк, подготовил запас дров.

Ни койки, ни нар в избушке не было. Посреди стоял на низких ножках стол, в переднем углу ящик, на котором стоял закопченный чайник, рядом лежал топор с кривой ручкой. Пол был высоким, выложен плоскими камнями, обмазан глиной и прикрыт соломенной подстилкой. Увидев печурку, также сложенную из камней, я понял, что не замерзну, спать и на полу будет не холодно. Под полом были проложены дымоходы – каны. К тому же в углу отыскалось сложенное стеганое одеяло и старая медвежья шкура. Не теряя времени, я принялся за растопку печи. В избушке, конечно же, имелся запас сухих дров, куски бересты, но в промерзшей печурке огонь принялся за дело не сразу. Повалил дым, заставив меня ненадолго выскочить, закашлявшись, наружу, но по мере того, как дымоходы прогревались, дым пошел вслед за огнем, и жизнь наладилась. В ящике я отыскал сковородку, пару железных кружек, вилки, ложки. Вскоре зашумел на печке чайник, зашипело сало на сковороде, и мне показалось, что лучшего места для отдыха не может быть.

Я засветил свечу, прилег на медвежьей шкуре. Где же сейчас мог быть тигр? Этот вопрос не раз возникал у меня. Ушел за перевал, а может, ходит где-то неподалеку... Не один десяток километров пройден мной по следу этой самой крупной кошки. По весу и размерам уссурийскому тигру ведь уступает даже лев – царь зверей. Лев-самец весит не более 230 килограммов, а тигр —350! Да и размерами превышает почти на метр. Нелегко такому зверю с повадками хищника-властелина, предпочитающего питаться парным мясом, ужиться, уцелеть в приморской тайге.

Когда-то тигры в нашей стране водились на значительно большей территории. Встречались они и в Забайкалье, Якутии, жили и на территории республик Средней Азии, в Восточном Закавказье. Сейчас тигров там не осталось. Слышал я, что последнего среднеазиатского тигра будто бы прибил король Афганистана в заповеднике «Тигровая падь». Вполне возможно. Во времена застоя таким дорогим гостям разрешалось охотиться и в заповедниках. Но не одна охота выбила тигров. Зверю этому нужна территория, где он мог бы добывать себе пищу. 130—140 квадратных километров – таких размеров участок требуется каждому зверю, да не пустой, а где обитают и кабаны, и олени, и косули. А рядом, для поддержания рода, должно быть немало таких же участков для тигров-соседей. Однако мест незаселенных, неосваиваемых все меньше и меньше остается на нашей земле. Сокращается и тайга Сихотэ-Алиня. И хотя созданы здесь заповедники, да разве тигр понимает, где начинаются и кончаются его границы?

Всего, как считают ученые, на Дальнем Востоке сейчас обитает около 200 тигров. Примерно столько же, сколько их здесь добывалось ежегодно охотниками в начале века. Ныне в зоопарках тигров живет больше. Но и с этими двумястами на воле возникают проблемы. Тигры подходят к поселкам, объявлялись в пригородной зоне Владивостока и даже, был случай, в самом городе. Для кого-то они стали злейшими врагами, неприятными соседями, опасными конкурентами, а для меня тигр оставался неразгаданной тайной, познать которую необходимо прежде всего для того, чтобы зверя этого непременно здесь сохранить.

Спать на твердом кане без привычки трудно. Я долго ворочался, вставал, подкладывал поленья в печурку, прислушивался к ночным звукам, думал о завтрашнем дне, но наконец заснул.

Мне почему-то в тайге снятся тревожные сны. Приснилось, что я иду по глубокому снегу, тяжелая котомка давит на плечи и грудь. Мне хотелось сесть, сбросить тяжесть, но за мной идет тигр, рык его совсем рядом, и надо бежать, спрятаться за деревом или пнем, но сил нет, а тигр все ближе. Когда открыл глаза, ощутил, как сердце в груди прямо-таки молотит. А тут вдруг вроде бы стук в дверь. Поначалу не сразу смог и сообразить, где я и что со мной. Потом, когда стук повторился, пришел в себя. «Кто там?» – крикнул, не вставая с постели. «Охотник Ленька Каин пришел. Открывай, сильно замерз», – ворчливо раздалось в ответ.

Я чиркнул спичкой, засветил свечу. Сначала в открытую дверь шмыгнул пес, потом просунулась заиндевевшая согнутая фигура человека в легкой, шинельного сукна куртке. В заячьей шапке, на ногах—видавшие виды кожаные самодельные сапоги-ичиги. Честно признаться, я не сразу понял, что охотник этот хозяин избы, но по закону таежного гостеприимства подложил в печку дров, поставил на огонь чайник и котелок с остатками супа, нарезал хлеба и сала. Пес сразу устроился в углу. Охотник снял куртку, шапку, повесил на деревянный крюк. Туда же пристроил и свою котомку. В угол поставил ружье, кряхтя, снял ичиги, а уж после этого подсел к печке, согревая руки.

Меж тем чайник закипел, забулькал котелок, я перенес все это к столу, пригласил гостя. А сам лег на каны и стал за ним незаметно наблюдать. Лет ему было за пятый десяток, наверно. Скуластое, с монгольским разрезом глаз лицо. Чуть вздернутый нос, темная от зимнего загара и обожженная морозом кожа. Подумалось, что это не из пришлых корейцев или китайцев человек, а из дальневосточного, местного рода.

– Моя тут соболя лови, мало, мало избушке живи, а потом домой. В Инлазы живу, – рассказал охотник. Только тут я и сообразил, что охотник и есть хозяин этого зимовья. – Пока нет ничего, пусто) Только замерз.

Я посочувствовал, пообнадежил успехом в дальнейшем, подбросил еще несколько поленец в печку, укрылся одеялом и вскоре уснул.

Утром я проснулся чуть свет, надеясь отправиться дальше тропить тигра. Открыв дверь, выпустил бившую от нетерпения хвостом собаку, но, едва выбежав, она тут же влетела обратно. Мороза испугалась, подумал я.

Быстро спустившись к ключу, я зачерпнул воды, вернулся назад по своим следам. Поставил чайник на печку, стал собирать вещи в понягу. Хозяин тоже проснулся, но продолжал нежиться на теплых канах. Когда чай настоялся на лимоннике и сало поджарилось до румяной корки, я пригласил охотника к столу.

– Сегодня,– сказал он,– тут отдохну. А затем пойду ловушки смотреть. Потом по сопкам, соболя искать.

О себе поведал, что родом из Ивановки, заброшенной ныне деревни. Кто помер, кто переехал, теперь там не осталось никого. А раньше жили тазы и удэгейцы. Дед его жил и отец, все удэгейского рода. Теперь он живет в Инлазы.

Пришлось и мне о себе рассказать. Что я биолог, интересуюсь вот тигром.

– О-о,– воскликнул прирожденный охотник, – за амбой ходить очень опасно. Обидится, может сзади зайти, за тобой по следу пойти. Опасно.

Я слышал это от многих коренных, как говорят теперь, жителей этих мест. В прошлом никто из них не охотился на тигра. Его считали царем, охраняющим панцуй – корень женьшень, корень жизни. Встретив след, торопились с поклонами, пятясь, по нему же уйти. Увидеть тигра считалось плохим предзнаменованием. Об этом и Дерсу Узала рассказывал Арсеньеву. Однако селившиеся в Приморье русские крестьяне приучали и местных жителей перед полосатой кошкой особенно не робеть. До недавних пор сибиряки ходили на тигра с рогатиной, помогая отлавливать для зоопарков тигрят. И все-таки, как оказалось, у удэгейца уважение к амбе осталось. Да и как ему не быть, если долгие дни он проводит в глухомани тайги один.

За разговором мы незаметно опорожнили чайник. Я решил вскипятить свеженького, ринулся было опять к ключу. Собака снова выбежала за дверь первой, но сразу же взъерошила шерсть и, поджав хвост, зарычала. И тут я увидел свежий тигриный след. Зверь прошел перед избушкой совсем недавно, вскоре после того, как я спускался за водой. Нельзя сказать, чтобы я испугался, но ноги будто налились свинцовой тяжестью. Я стоял, озираясь по сторонам, не в силах сдвинуться с места. «Он где-то здесь совсем рядом,– пронеслось в голове.– Видимо, за мной наблюдает». Припомнилось, что от зверя в этот момент, судя по рассказам очевидцев, исходит едва ли не гипнотическая сила, как от удава. В это время за нами вышел охотник и тоже стал смотреть себе под ноги.

– Шибко хитрый зверь, – сказал удэгеец. – Собаку хочет съесть. Очень собак любит. Но отдавать не могу. Без собаки ни соболя, ни выдры, ни кабарги не взять. Последняя это у меня собака, а он караулит, хочет утащить. Не выйдет, амба, – закричал он и погрозил невидимому зверю кулаком.

Вдвоем мы спустились к ручью, осмотрели следы. Тигр не побоялся подойти к самому окну в то время, когда мы пили чай и разговаривали. Сразу вспомнилось волнение собаки, на скулеж которой я не обратил внимания. Охотника поведение тигра встревожило. У меня тоже стало на душе неспокойно. О троплении нечего было и думать. Какое тропление, если тигр рядом! Ходить за ним по следу, как говорится, наступая на пятки, себе и делу во вред. Не будет уже естественной картины, а разозленный преследованием зверь и в самом деле может напасть. Посоветовавшись с охотником, решил покоротать с ним время в избушке до вечера, а может, и остаться здесь еще на ночь. Ленька Каин рассказал, что отец его тоже был охотником. Но случалось, и в проводниках ходил, и золото мыл, и женьшень искал. Настоящим таежником был и дед его, Иусан, из древнего рода Удэхе, люди которого жили в долине реки Суйфун. В семье Каинов хранится древний родовой талисман – фигура медведя, вырезанная из реликтового дерева тиса. Талисман этот передается по наследству от отца к сыну, а к Леониду, хозяину этой избушки, он попал не совсем в черед. Ленька был еще мальцом, Иусан совсем уже старым, а отец стал все больше пропадать в геологических экспедициях, запивал с мужиками. Дед головой качал, ругался, а то и плевался в сердцах: «Совсем от нашей жизни отбивается», – говорил. И как-то в сентябре, когда зазолотились на деревьях увядшие листья, сказал мальчонке:

«Собирайся, придется с тобой идти».

Заблаговременно соорудив увесистую котомку, ранним утром они огородами, чтобы поменьше их видели, вышли за село. На всю жизнь запомнился Леониду этот поход. Несмотря на свои 70 с лишним лет, дед шел уверенно, без одышки одолевая подъемы, речные заломы и горные ручьи. Кружили, меняя маршрут, чтобы сбить с толку тех, кто, как говорил дед, вздумал бы их выслеживать.

Ночевали в нише под прикрытием скалы. Развели небольшой костер на месте ложа, потом, сдвинув угли в сторону, настелили пихтовых веток, сверху положили барсучью шкуру, так и спали. На завтрак и ужин была вяленая горбуша и горячий настой чаги. Вше до восхода солнца встали и отправились дальше. Когда на пути стеной встала каменная глыба, поросшая лишайником и мхом, свернули влево и по звериной тропе спустились в соседний распадок. Через густые заросли элеутерококка – чертова корня, как называют его в народе, с трудом пробились к руслу ручья. Дед снял котомку, собираясь сделать небольшой привал, но тут, как из-под земли, вырос перед ними бурый медведь. Должно быть, он кормился неподалеку, объедая сочные стволы дудника и белокопытня. Обеспокоенный присутствием людей, он сопел, фыркал, но дед не испугался, лишь замер, держа за руку внука, и принялся просить «звериного дедушку», чтобы тот лучше все-таки ушел. И медведь, развернувшись, с треском удалился в чащу. Но не ушел далеко. Все фыркал где-то, сопел. Иусан не стал испытывать судьбу. Быстро вскипятил на костерке воду, бросил в котелок ветку лимонника, потом остудил его в ручье, утолил с внуком жажду и закинул на плечи котомку.

Иусан отыскивал едва заметные затески на стволах деревьев, говорил внуку, чтобы запоминал хорошенько, и вел за собой. Петляя зигзагами, Иусан вывел внука на вершину хребта и здесь, в расщелине скал, отыскал небольшую кумирню.

Опустившись на колени, старик несколько раз поклонился до земли, потом развязал котомку, достал кусок рыбы и положил его на плоский камень. Рядом на сухой ветке он привязал красную тряпочку. Поклонившись до земли еще несколько раз, он поднялся, поправил камни, сложенные в виде ниши, и оказал: «Ну, теперь можно идти». Так, как потом узнал Ленька, он задабривал злых духов, а у добрых просил помощи.

От кумирни они стали зигзагами подниматься на небольшой увал, за которым должна была быть глубокая закрытая чащина. В ней за густой стеной ельника и пихтача скрывалась их женьшеневая плантация. Сюда он и привел своего внука.

Давно кто-то из их удэгейского рода нашел здесь несколько корней женьшеня. Но все корни никогда не выкапывали, а семена оставляли, пока не получилась небольшая плантация. Иусан тайно приходил сюда каждый год, выкапывал один-два корня, собирал семена, по пути высаживая их в подходящих, как ему казалось, местах,– возрождал волшебный корень жизни.

Наконец они подошли к ельнику, и дед тенью скользнул вдруг в густые заросли.

Плантация разместилась под пологом гигантов кедров, дубов, лип. Редкие кусты лещины, мелкий папоротник и разнотравье росли на жирной почве в тенистом полумраке, как на парниковой грядке. Перед глазами мальчонки запестрели красными головками цветы панцуя. Старик опустился на колени, снял котомку и стал кланяться, касаясь лбом земли, как это делал час тому назад перед кумирней.

Потом он сел и просидел неподвижно минут десять. Резкий крик кедровки нарушил тишину. Иусан быстро развязал котомку, достал трубку и кожаный мешочек с табаком, закурил, потом вытащил длинную костяную палочку и узкий, как штык, охотничий нож.

Подложив барсучью шкуру, он опустился на колени перед самым большим и рослым кустом женьшеня. «Его уже дедушка есть, его живи много кругом дети и внуки растут, его копай надо», – сказал он внуку. Костяной палочкой он осторожно стал освобождать от земли каждую паутинку корешка. На лбу его выступила испарина, седые редкие усы увлажнились, но дед словно отрешился от мира сего. «Его надо понимай, как человек, – шептал он,– его может быстро пропади, совсем, как тигр. Только посмотри есть, потом опять посмотри, уже нет».

Очистив последний корешок, Иусан завернул корень в мох, потом насыпал земли в берестяную коробку, уложил его туда словно младенца и приступил к следующему. Изредка старый удэгеец замирал, прислушиваясь к малейшему шороху в кустах, оглядывался по сторонам и, успокоившись, принимался за работу. Немало, как узнал позже Ленька, ходило в ту пору людей по тайге, которые не столько искали корень жизни, как высматривали удачливо нашедших его. И за дедом охотились, раз было даже ранили, но дед все-таки успел от бандитов уйти, унес и корень.

Когда солнце зависло над вершинами елей, старик упаковал все вырытые корни в коробку, выкладывая их мхом, обвязал ее лыком и уложил в котомку. Затем собрал красные семена, взрыхлил землю и часть семян посадил на место выкопанных корней, другую – завернул в тряпку и спрятал за пазуху.

Уходили они поспешно. Иусану хотелось по старой привычке побыстрее отойти от плантации, не выдать ее. На следующий день уже были в своей деревне Ивановке...

Дед прожил недолго, будто знал тогда, что это его последний поход за женьшенем. Он заболел, быстро стал чахнуть и умер. Ленька учиться начал, красный галстук на шею повязал, забылось ему о женьшеневой плантации. Вспомнил о ней, когда отец его постарел, а сам он стал взрослым. Вместе отправились на поиски. Долго ходили, но отыскали лишь кумирню. Плантацию так и не нашли. Пропала. Может, кто случайно наткнулся и, не понимая, что это дело рук таежных людей, выкопал все корни, восприняв находку как дар природы и судьбы. Возможно, отыскал профессиональный корневщик – есть и ныне такие, – перенес всю плантацию в ему известное место, хотя по старым таежным законам делать этого ни в коем случае нельзя. Но не признаются теперь таежные законы. А может, как теперь думал старый Каин, панцуй и в самом деле, как говорил когда-то его дед, что тигр: чуть глаз отвел, и уже не увидишь его. Вроде был тут, но уже и нету, как и не было.

Однако запомнилось, что Иусан семена женьшеня в разных местах рассаживал. Тогда-то и решили они с отцом поставить в этих местах избушку. Неподалеку от старой кумирни. Приходя сюда, можно было подолгу здесь жить, тщательнее осматривая окрестности – все же надеялись отыскать плантацию. Вот уж много лет прошло, удачи не было, а избушка для охоты зимой пригодилась...

Историю эту, как подметит читатель, я изложил уже своими словами, не и силах сохранить и полностью передать таежного диалекта удэгейца. Леса Приморья день ото дня сокращаются. Не заметить этого нельзя. Все больше появляется дорог, поселков, городов. И меньше мест, где могли бы, как прежде, ловить рыбу, охотиться, собирать ягоды и дикий женьшень люди коренного населения – тазы, нанайцы, удэгейцы.

В тот день мне не пришлось ночевать в избушке. К обеду снег кончился. Следов у избушки не было, тигр ушел. Но и тропить его было уже опасно. Наверняка запомнились ему людские голоса у зимовья, долго еще будет зверь насторожен. Решил возвращаться к дому. А по пути все думал. Вот мы беспокоимся о цветах, растениях, птицах и зверях, того же тигра в Красную книгу занесли, надеемся для него сохранить, оставить нетронутыми еще какие-то уголки тайги. Но ведь и для таких людей, как удэгейцы, участки нетронутой тайги, скажем, угодья их, тоже ведь необходимы. Может, не заповедники создавать, а целые зоны, где могли бы жить звери и люди. И чтобы они там могли заниматься своим исконным промыслом.

Поселок Лазо, Приморский край Василий Храмцов / Фото В.Животченко